Кого можно победить,
Того и победили…
Черный смолистый дым от священных костров, разложенных перед гэром старейшины, поднимался высоко в небо. Двое молодых парней – помощники шамана – с разрисованными обнаженными торсами, гремя погремушками, громко выкрикивали заклинания – прогоняли черные замыслы чужаков.
Девять раз Баурджин обошел каждый из костров, затем был тщательно обкурен головешками и уже после этого наконец-то допущен в гэр. Войдя, поклонился:
– Мир вашему дому!
– А, улигерчи! – Старейшина Корконжи обрадованно потер руки. – Ну-ка расскажи нам что-нибудь!
– Вот именно, расскажи, – усмехнулся шаман. Сняв с головы череп птеродактиля, он сидел на белой кошме рядом с хозяином гэра. – Только не что-нибудь, а то, что мы спросим. Откуда ты и твои люди?
– Мы явились с юга. – Нойон молитвенно сложил руки. – Явились с миром, чтобы…
– Юг – понятие растяжимое, – холодно перебил шаман. – Есть юг – Гоби, юг – тангутские степи, царство Цзин – тоже юг, и также юг – озеро Буир-Нур и кочевья у берегов Керулена. Кочевья Темучина. Так, значит, вы оттуда пришли?
Баурджин на миг опустил глаза – шаману нельзя было отказать в логике – умный, черт.
– Да, мы были и в кочевьях Темучина. Читали сказания, пели. Но гэры моих спутников остались далеко к югу от Керулена, в Гоби, на границе тангутских земель. Я ж был рожден в Баласагуне.
– Ого! – Шаман перевел взгляд на старейшину и пояснил. – Город Баласагун, уважаемый Корконжи, расположен очень далеко на закате солнца, в землях кара-киданей, на пути в Хорезм и кипчакские степи.
– Говоришь, это очень далеко, Гырынчак-гуай? – с глуповатой улыбкой переспросил старейшина. – Всегда интересно послушать о далеких странах.
Шаман улыбнулся:
– Думаю, наш гость расскажет об этом чуть позже. А сейчас пускай говорит о том, что к нам ближе – о пути от Керулена к нам. С кем встречались, где ночевали, что делали? А?
Нехороший был взгляд у этого Гырынчака – прямо не шаман, а смершевец, допрашивающий подозреваемого в работе на немецкую разведку.
– Многих хороших людей, дававших нам кров и приют, я уже и не упомню, – уклончиво отвечал Баурджин. – Но что смогу, конечно же, расскажу…
Он вновь опустил глаза, припоминая, что можно рассказывать, а что – было бы нежелательно. Что никак не вязалось бы с обликом странствующих музыкантов. Например – то, что они не так давно были купцами. Сегодня – купцы, завтра – музыканты… Странно! Это явно насторожит допрашивающего. Не старейшину – шамана, он у них тут, похоже, за орган контрразведки работает.
– Мы еще не добрались до Аргуни, когда на нас напали разбойники, – осторожно начал нойон. – Отобрали лошадей, повозки. Слава богам, нам удалось бежать.
– Бежать… – задумчиво повторил Гырынчак и, прищурив глаза, быстро спросил: – Откуда у вас лошади?
– Нам их подарил некий Хоттончог-гуай из рода, что кочует неподалеку от вас.
– Знаю. Хоттончог – наш враг!
– А мы тут при чем? – искренне удивился нойон. – Мы совсем посторонние люди, вовсе не желающие участвовать в ваших распрях.
– Хорошо. Где вы были до Хоттончога?
– В кочевье Чэрэна Синие Усы.
– И с ним мы не дружим.
– Хм, интересно. – Баурджин негромко хохотнул. – Всех своих соседей, я смотрю, вы не жалуете. Однако кочуете рядом. А ведь кроме здешних сопок есть еще и бескрайние степи, куда вы могли бы вполне свободно откочевать!
– Ха, Гырынчак! – вдруг воскликнул старейшина. – Этот чужеземец говорит в точности так, как ты!
– Он слишком много говорит, Корконжи-гуай, – шаман недовольно нахмурился, – и большей частью вовсе не то, что я хотел бы услышать.
Нойон поднял голову:
– Так ты, уважаемый Гырынчак, не ходи вокруг да около, а задай конкретный вопрос – на него и получишь ответ. Ты, верно, думаешь – мы лазутчики Темучина? Так вот – нет. И я могу это доказать!
– Я не нуждаюсь в твоих доказательствах, – надменно усмехнулся шаман. – Поверь, я и сам могу придумать таковых сколько угодно. Скажи мне, откуда эта вещь? – Он внезапно похлопал по голубому черепу птеродактиля, лежащему на кошме рядом.
– Из Гоби, разумеется. – Нойон усмехнулся – о кладбищах динозавров он узнал еще в тридцать девятом, рассказывали на политинформациях, было дело.
– А видел ли ты разрисованные древним народом скалы? – не отставал Гырынчак. – Что на них нарисовано?
– Разные диковинные звери, птицы. Даже слоны, кажется. Слон – это…
– Мы знаем, что такое слон.
– Повтори еще раз – в чьих кочевьях вы были?
Баурджин быстро повторил и был уверен – нигде не ошибся. Потом добросовестно описал путь – горные тропинки, скалы, леса. Даже набросал словесные портреты тех, с кем встречался – старого Хоттончога, Чэрэна Синие Усы, Дикой Оэлун…
– Ах, Оэлун, разбойница. – Шаман и старейшина переглянулись. – Похоже, ты ее хорошо знаешь, улигерчи. Слишком хорошо… Пожалуй, не хуже, чем Кара-Мергена и красные повязки, а?
Вот этим вопросом нойон был ошарашен.
Кара-Мерген, Черный Охотник… И с чего это шаман расспрашивает про него? И еще какие-то красные повязки…
– А с чего бы я должен его знать? Нет, конечно, о Кара-Мергене я слышал – о нем много болтают в кочевьях, но лично никогда не встречал.
– Не встречал так не встречал, – неожиданно согласился шаман. – Ты бывалый человек, улигерчи. Много где был, много чего видел…
Шаман повернулся к старейшине:
– Вели воинам отвести этого к старому кедру. Пусть дожидается остальных.
– Но народу обещан праздник, – несмело возразил вождь. – Боюсь, будет много недовольных.
Голубой Дракон задумчиво постучал костяшками пальцев по черепу птеродактиля:
– Ты, как всегда, прав, Корконжи-гуай. Наш народ – трудолюбив и послушен и, конечно же, заслужил праздника. Что ж, думаю, ты, улигерчи, – он посмотрел на Баурджина, – с удовольствием повеселишь людей в нашем кочевье. А сейчас можешь идти. Немного отдохни, подкрепись, пока мы будем беседовать с остальными музыкантами. Мои люди проводят тебя.
Небрежно махнув рукой, Гырынчак вопросительно взглянул на старейшину. Тот кивнул, и шаман громко хлопнул в ладоши:
– Умбарк! Кэкчэгэн!
В гэр поспешно вошли двое молодых парней – тех самых, с разрисованными торсами и погремушками.
– Проводите улигерчи в гостевой гэр! – негромко приказал шаман и, повернув голову, улыбнулся пленнику: – До встречи.
– До встречи, – поднявшись на ноги, Баурджин оглянулся уже на пороге. – А руки мне, что, так и не развяжете?
– Развяжем… Шагай, шагай…
Пожав плечами, нойон вышел из гэра, краем уха услыхав жесткий наказ парням:
– Глаз не спускать! Отвечаете своими хребтами.
Выскочив из юрты, словно ошпаренные, помощники шамана подскочили к пленнику – или к гостю? Нет, скорее все-таки – к пленнику:
– Следуй за нами, улигерчи! Руки мы тебе развяжем чуть позже.
– Что ж, – оглянувшись, нойон ободряюще подмигнул своим, а затем сразу же перевел взгляд на полуголых стражей. – Не пойму, и что вы нас допрашиваете? Мы – бедные музыканты, об этом все знают. И Чэрэн Синие Усы, и Хоттончог, и Дикая Оэлун…
Гамильдэ-Ичен улыбнулся краем губ – понял. А вот что касается Сухэ… С Сухэ было сложнее. Мог что-нибудь и не то сказать, ляпнуть сдуру. Ладно, будем надеяться… Еще раз оглянувшись, Баурджин увидел, как один из четырех воинов, охранявших пленников, подвел Гамильдэ-Ичена к очистительным кострам.
Гостевой гэр оказался небольшой юртой из серого войлока, украшенного темно-синим орнаментом. Внутри было довольно уютно. Все чистенько, аккуратно, на низеньком столике – чаша с кумысом, лепешки и вяленое мясо – борц, расшитые подушечки на кошме. Вообще, чувствовалась женская рука…
– Садись, улигерчи. Ешь.
Парни уселись рядом. Один из них ловко развязал пленнику руки.
Баурджин улыбнулся:
– Надеюсь, моих спутников тоже покормят?
Стражи ничего не ответили, так и сидели статуями – видать, запрещено было говорить. Ну, не хотят разговаривать – не надо. Неплохо и в тишине посидеть, попить кумыс, подумать… Гамильдэ-Ичен… этот скажет все, как надо. Умный парнишка. А вот Сухэ… Здешний шаман не дурак, далеко не дурак. Кажется, старейшина в этом роду лишь чисто номинальная фигура, всеми делами заправляет шаман, Гырынчак Голубой Дракон. Ишь как помощников своих выдрессировал – сидят, не шелохнутся. И не отводят от невольного гостя глаз. Что ж, смотрите… Однако надо думать. Вот, этот Голубой Дракон… По сути, сейчас он, как смершевец, контрразведчик. И ведет себя соответственно. А как бы он сам, Иван Ильич Дубов, поступил в подобной ситуации году в сорок четвертом-сорок пятом где-нибудь в Восточной Пруссии? Трое подозрительных – все, как на подбор, сильные молодые парни. Говорят, что артисты… Поверил бы? Ну да, как же! Артисты… Погорелого театра! Проверять, проверять и проверять – вот что. А если некогда толком проверить? Если, скажем, завтра – наступление, а эти взяты в расположении наших частей? И что в этой ситуации делать? Ежу понятно – если и не расстрелять, так изолировать. Так сказать, до более спокойных времен. А если негде изолировать или – невозможно в силу каких-либо причин? Да-а… грустно…
Постойте-ка! Ведь шаман с вождем, кажется, договорились о том, что концерт состоится при любом раскладе. Правда, можно не сомневаться – охранять заезжих артистов будут качественно, не сбежишь. Значит, во время концерта нужно что-то придумать, как-то выкрутиться, иначе потом времени может просто не быть. Потом вообще ничего может не быть – как говорится, нет человека – нет и проблемы.
Снаружи послышались шаги, и в гэр ввели Гамильдэ-Ичена. Юноша был не очень изнурен допросом и выглядел вполне довольным, даже можно сказать, веселым.
– Ох, поедим! – усевшись на кошму, он потер руки. – Что тут у них – борц? А вареной баранины нету?
– Не разговаривать! – грозно предупредил один из воинов.
Охранники Гамильэ тоже остались в гэре. Шаман, похоже, не любил неожиданностей и предпочитал хорошенько перестраховаться. Итак, двое на четверых – если рассуждать в таком плане. Вооружение: у воинов – сабли, ножи. У помощников шамана – длинные кинжалы. Эх, не развернуться в гэре… Да и надобно дождаться Сухэ, не бросать же.
Сухэ не пришел. Заглянувший в юрту воин просто жестом позвал всех наружу. Выйдя из гэра, вся процессия в лице невольных гостей и их стражей направилась к центральной площади кочевья, где, с милостивого разрешения старейшины и шамана, был продолжен столь удачно начатый концерт. Правда, на этот раз больше всех выступал Гамильдэ-Ичен: читал с выражением свою любовную поэму, играл на хуре, пел…
– Про что спрашивали? – улучив момент, шепотом поинтересовался Баурджин у Сухэ. – Что ты им рассказал?
– Про все кочевья, – юноша улыбнулся, – Гамильдэ-Ичен сказал – можно.
– И про нашу торговлишку рассказал?
– Нет. Про торговлю они не спрашивали. Спрашивали про какие-то красные повязки.
Перехватив подозрительный взгляд шамана, нойон громко забил в бубен.
Свое знамя, что видно издалека, я окропил,
В свой звонко рокочущий барабан, покрытый кожей
Черного быка, я ударил!
– покончив с любовной лирикой, Гамильдэ-Ичен перешел на более героический репертуар. Героический, но в данной ситуации не совсем верный в политическом плане – в песне повествовалось о приключениях Темучина в компании Джамухи – тогда еще лучших друзей. Впрочем, народец в кочевье собрался насквозь аполитичный, так что и эта сомнительная песнь ничего, прокатывала.
Баурджин пристально поглядывал вокруг, отмечая и надменный взгляд шамана, и вооруженных воинов, маячивших шагах в пяти от «артистов». Вот ухмыльнулся. Вот обернулся. Вот шепнул что-то старейшине. Тот махнул рукой – и несколько воинов побежали к лошадям, а стражи придвинулись вплотную к импровизированной сцене.
Ой, не нравилась нойону вся эта суета! Не решил ли шаман избавиться от всех возможных проблем по старому доброму принципу – нет человека, нет и проблемы? Грубо говоря – расстреляют подозрительных артистов сразу после концерта… вернее, умертвят каким-нибудь дешевым и быстрым способом типа переломления спинного хребта – как тут было принято. Значит, нужно попытаться бежать. То есть нет, не нужно пытаться. Просто – бежать, а там уж как Бог даст. Предупредить своих…
Передав бубен Сухэ, Баурджин, дождавшись паузы, подошел к Гамильдэ-Ичену:
– Теперь позволь мне…
– Это – последняя песнь! – взяв нойона под локоть, негромко произнес один из стражей. – Старейшина сказал – заканчивать, уже поздно.
Баурджин кивнул – уж, конечно, поздно. Вождь – а вернее, шаман – торопится сделать дела до наступления темноты. Что за дела? Если б что хорошее – например, пир горой – так никакая бы темнота не помешала. Значит… Ладно, хорошо…
Нойон посмотрел в небо – золотое солнце клонилось за сопки, до его захода, по всем прикидкам, оставалось часа полтора-два. Много! Слишком много. Столько выступать не дадут.
Ладно…
Пожав плечами, Баурджин выставил ногу вперед и, важно заложив руки за спину, произнес с неким даже пафосом, с коим конферансье с летних провинциальных сцен любили объявлять куплетистов или женщин-змей.
– Товарищи! А сейчас – последний номер нашего шефского концерта. Короткая песнь – уртын дуу – о страшных разбойниках.
Услыхав про разбойников, народ оживился.
– Автор музыки, слов и исполнитель – ваш покорный слуга! – Баурджин поклонился все с тем же дешевым провинциальным шиком. – Аккомпаниаторы – благороднейшие музыканты, – поворачиваясь, нойон обвел рукою ребят и жестом показал пальцем на свое ухо – мол, слушайте.
– Песня называется просто – «Что было, то и было». Пожалуйста, господа…
Баурджин откашлялся и приступил к… Гм-гм… собственно, пением это вряд ли можно было бы назвать, скорее – просто речитатив под звяканье хура и глухие удары бубна.
Так сказать, вступительную часть предложенного почтеннейшей публике произведения нойон изложил очень кратко – буквально в двух словах, быстро перейдя к развязке:
И вот враги схватили их,
И привели в свое логово.
Табуны лошадей там махали хвостами,
Тысячи женщин стенали,
И много еще было всякого богатства.
И вождь разбойный решил убить героев!
В этом месте Баурджин повысил голос:
Окруженных воинами, их повели к реке,
К старому кедру,
А солнце еще не скрылось, светило.
И, не дожидаясь, вдруг рванулись в побег
все разом герои!
В разные стороны, вождь их – к реке,
кто-то – к горам,
А кто-то – и к лесу.
Встретиться же договорились на той горе,
Где когда-то сидели,
И ждать там два дня и две ночи…
Все!
Закончив песнь, Баурджин поклонился.
Сзади подошли воины:
– Идите за нами!
– Да-да…
Их привели на сопку, к старому, росшему над обрывом кедру. Безлюдное оказалось местечко и какое-то на редкость угрюмое. Внизу шумела река, слева и справа высились сопки, покрытые густым смешанным лесом. Впереди, на белом коне, в зубастом шлеме, ехал шаман. За ним двигались пленники со связанными за спиной руками, а уж затем – вооруженные саблями и луками воины.
Баурджин глянул на реку. А ведь, пожалуй, можно было уйти! Нырнуть, выплыть на той стороне. Эх, жаль напарники плавать не умеют. Да и руки связаны – плохо.
– Гырынчак-гуай, – почтительно обратился нойон. – Нельзя ли развязать руки? Хочу вам нарисовать кое-что. Вот здесь, на земле, веткой.
– Нарисовать? – тут же обернулся шаман. – И что же?
– Путь к логову разбойничьей шайки!
Гырынчак презрительно прищурился:
– А, я так и знал! Развяжите ему руки.
– И моим спутникам. Будут помогать, а как же!
Шаман кивнул:
– Развяжите. Раньше не могли признаться? Ну, уж теперь все от вас зависит – что вы там нарисуете-расскажете.
– А то…
Баурджин нагнулся за веткой. Вот сейчас… Выпрямиться, оттолкнув в сторону воина… Побежать, броситься в реку… И-и-и…
Странный свист раздался вдруг над головою. Стоявший рядом воин схватился за грудь и грузно повалился навзничь. За ним второй…
Стрелы!!!
– Ложи-и-и-сь! – спрыгивая с коня, громко закричал шаман. – Прячьтесь за камнями!
Мог бы и не говорить. Все сразу же так и сделали, только Сухэ замешкался, едва не схлопотав стрелу, и Баурджину пришлось утащить парня за руку:
– Голову пригни, чудо!
– Кто бы это мог быть? – хлопал глазами Сухэ. – Как вовремя появились здесь эти воины! Это наши друзья, нойон!
– Остынь, парень. – Баурджин скривился, слушая, как свистят над головой стрелы. – Здесь у нас нет и не может быть, никаких друзей. Только враги.
Ага, вот они показались за деревьями – желтолицые всадники с раскосыми глазами и красными повязками на головах. Так вот про какие повязки столь дотошно расспрашивал Голубой Дракон! Довольно много, десятка полтора. Лучники впереди – спешенные. Вот еще залп, еще…
Снова засвистели стрелы. А затем в дело вступили всадники.
– Вставайте! – громко закричал шаман и, выхватив у одного из убитых воинов саблю, взлетел в седло.
За ним последовали все оставшиеся в живых.
– Бейтесь смело, воины! – взмахнув саблей, воодушевляющее закричал шаман. – Не пропустите их к гэрам!
Копыта коней взрыхлили сухую землю. Раздался звон сабель. Рванувшись в бой, захрипели лошади, послышались стоны упавших. Оправдывая свое прозвище, Голубой Дракон бился сразу с двумя врагами, тесня то одного, то другого. Красивая схватка, жаль, некогда смотреть.
– Бежим, нойон? – повернув голову, воскликнул Сухэ.
Баурджин посмотрел в сторону леса и заметил за деревьями нескольких человек – засаду.
– Нет, не бежим. Похоже, эти парни сначала делают, а потом думают.
Над головой нойона снова просвистела стрела – стреляли из леса.
– Если они передвинутся чуть левее… – взволнованно шепнул Гамильдэ-Ичен.
– То перестреляют нас здесь, как зайцев! – закончив его мысль, Баурджин махнул рукой. – Хватаем оружие убитых – и в гущу боя.
Оба юноши кивнули. Да, пожалуй, это единственное, что сейчас оставалось делать. Первым подал пример нойон – выскочив из-за камня, прижался к земле, пополз, вытянул руку и, ухватив валявшуюся рядом с убитым воином саблю, пригнувшись, бросился к оставшимся без всадников лошадям. Оп! Вскочил в седло, обернулся – Гамильдэ-Ичен и Сухэ уже успели вооружиться копьям и луком. Слава Богу, кажется, стрелы ни в кого из них не попали. Да красные повязки и не стреляли теперь, опасаясь поразить своих.
– Хэй-гэй! Хур-ра-а-а-а!!! – размахивая саблей, Баурджин кометой врезался в схватку, благо враги легко определялись по красным повязкам на лбах.
Удар! Отбив… Искры!
И злобный, полный лютой ненависти взгляд.
А получай! Еще удар… Налево! Направо! Прямо!
Враги были везде – приходилось крутиться.
Удар! Удар! Удар!
Нойон с неожиданным удовольствием почувствовал, как послушно лежит в руке тяжелая сабля. Хорошее оружие. Почти не надо прилагать силу, замахиваться – только работать кистью.
Оп…
Конь одного из противников лягнул лошадь Баурджина в бок, навалился грудью, едва не опрокинув. Удерживаясь в седле, нойон отбил направленный в его шею удар и пригнулся, пропуская над головой секиру. Этого еще не хватало! Если они сейчас поразят коня…
Так и случилось!
Оглушенная лошадь упала на колени, и Баурджин кубарем вылетел из седла. Почувствовав землю, тут же вскочил на ноги, держа перед собою саблю. Скверные дела! Если эти двое сейчас бросятся на него…
А похоже, это и произошло бы, если б…
Если б не Голубой Дракон!
Вот уж, поистине… Как видно, справившись с наседавшими на него врагами, шаман решительно налетел на прочих. С ходу опрокинув лошадь одного, тут же подскочил к другому. Взвил коня на дыбы, взмахнул саблей… Вражина тоже оказался не лыком шит – принял удар достойно. Зазвенели сабли, хрипя, закружили лошади.
Остальные воины из рода старейшины Корконжи, оправившись от первого натиска, бились вполне уверенно, сдерживая врагов у подножия кедра. Туда же, как быстро определил Баурджин, подались и Сухэ с Гамильдэ-Иченом. И лишними они там не были!
Однако!
Враг, сбитый вместе с лошадью лихим наскоком шамана, подхватив выроненную саблю, пешим подскочил к Баурджину и с ходу нанес удар. Бил лихо, с оттяжкой, закручивая клинок. Если б нойон не знал этой хитрости – остался бы без оружия. А вот еще один хитрый удар – сильный и вроде бы направленный в шею – если такой отбить, умело направленный изгиб клинка ударит в бок. Не надо отбивать с силой… Вот так…
Разгадав хитрость соперника, Баурджин, увлекая врага, резко отскочил влево. Опытный боец, конечно же, сразу догадается, что вот сейчас последует выпад и колющий удар справа. Ага! Ишь как он подобрался, разбойная морда! Верно, замыслил какую-то пакость…
А мы не пойдем вправо!
Живо перехватив саблю левой рукой, нойон нанес низкий разящий удар, повернув клинок параллельно земле.
Ага!!! Враг захромал, заругался. Эх, если б не его панцирь из прочной бычьей кожи! Впрочем, черт с ним, с панцирем. Теперь быстро – удар в другую ногу. Ага! Есть!
Резким выпадом Баурджин пронзил острием клинка вражий гутал. Разбойник упал на колени, и нойон выбил у него саблю. А вот завершать бой эффектным ударом по вражеской шее не стал. Соперник пока не опасен – зачем зря убивать. Тем более здесь, кажется, еще есть с кем сражаться.
Бой продолжался, но теперь основная тяжесть его переместилась к кедру, где в рядах воинов Корконжи бились Гамильдэ-Ичен и Сухэ. Судя по трупам врагов, сражались достойно.
– Хэй-гэй!!! – с победным кличем Гырынчак Голубой Дракон метнулся на окруживших кедр врагов. Ну, точно – птеродактиль спикировал.
Посмотрев вокруг, Баурджин подобрал валявшуюся рядом секиру, всмотрелся… примерился… и, размахнувшись, метнул ее в одного из оставшихся врагов, неловко повернувшегося боком. Перевернувшись в воздухе, секира ударила разбойника обухом в шлем. Шлем глухо звякнул, и вражина, словно сжатый серпом колос, рухнул наземь, к удивлению сражавшегося с ним воина.
– Хэй-гэй! – Нойон помахал рукой.
Воин хлопнул глазами:
– Улигерчи?!
Баурджин показал рукой на продолжающуюся схватку.
– Скорее к дубу! – воодушевленно закричал воин.
– Нет, постой, – придержал его нойон. – В лес! Пройдем во-он той кручей. Там засели лучники.
Сразу осознав всю опасность, грозившую соратникам после победного завершения схватки, воин кивнул и, сунув саблю в ножны, первым бросился к круче. За ним, оглядываясь, как бы не пустил стрелу какой-нибудь раненый черт, побежал Баурджин.
Вот и круча! Обрыв. Под ним журчит река. Камни. Узкий карниз, какие-то мелкие колючие кусточки…
Воин осторожно спустился на карниз и двинулся, прижимаясь спиной к обрыву. Нойон – следом. Только прижимался не спиной – грудью. И хорошо видел то, за что можно ухватиться, – углубления, кустики, торчащие камни и корни.
Идущий впереди вдруг споткнулся и начал съезжать вниз.
– Держись!
Ухватившись за корень, нойон протянул ему руку. Молодой парень. Кажется, один из помощников шамана. Ну да – голый разрисованный торс лоснился от пота. Левое плечо в крови – видать, уже досталось.
– Тихо! Не делай резких движений…
Пядь за пядью, Баурджин вытягивал воина так осторожно, как удаляют впившегося под кожу клеща. Чуть потянуть… переждать… потянуть… выждать…
Лишь бы только корни не подвели, не оборвались…
Да вроде бы не трещат.
Еще потянуть… Ага! Воин поставил ногу на карниз. Отдышался:
– Спасибо, улигерчи.
– Не за что!
Пройдя по карнизу, они выбрались на дальнюю сторону обрыва, к лесу. Переглянувшись, упали в траву, поползли и, добравшись до папоротников, осторожно подняли головы.
– Вон они, – кивая вперед, шепнул воин. – Лежат.
Лучников оказалось трое, все неподвижно застыли под елками. У каждого под рукой – лук.
Однако какое самообладание! Лежат, не шелохнутся. Редкостная выдержка, учитывая то, что совсем рядом располагается большой муравейник…
– О, великий Тэнгри! – вдруг произнес воин. – Они же мертвые!
Нойон присмотрелся: и в самом деле – в спине каждого торчала стрела.