Если ханша благоденствовать будет,
Сидя в дверях своей юрты,
То и муж у нее благоденствовать будет.
В голове шумело от выпитой накануне арьки, степь вокруг колыхалось, словно разноцветное травянисто-цветочное море, и одуряющий запах трав, казалось, делал затянувшееся похмелье еще более жутким. Арька, конечно, была, полные бортохо, побратим-анда Кэзгерул Красный Пояс уж не пожадничал, налил в дорогу. Лучше б кумыса налил, тоже еще, друг называется!
Повернув голову – показалось, что прямо со скрипом! – Баурджин посмотрел на едущего рядом Гамильдэ-Ичена:
– Э, Гамильдэ… У тебя в бортохо что, арька?
– В одной – арька, – юноша спрятал улыбку, – а в другой еще не смотрел.
– Так посмотри, не томи душу!
Баурджин скривился и завистливо вздохнул: хорошо Гамильдэ-Ичену, он вчера много арьки не пил, не то что некоторые… А и как же не выпить? Такое дело сладилось, помолвка! Дочку, Жаргал, за младшего сына Кэзгерула – Кичмук-Кару… можно сказать, почти замуж выдал. Жаргал – полтора года, Кичмук-Каре – два. В самый раз! Лет тринадцать пройдет – можно свадьбу играть. Ух, и славная же будет свадьба!
– Кумыс, князь! – подъехав ближе, обрадовал Гамильдэ, протянул флягу.
Баурджин жадно припал губами и долго пил, так что кислый напиток стекал по подбородку на парадный белый дээл с вышитыми голубым шелком узорами.
Ах, хорошо! Полегчало! Хоть и говорят, что пивом – в смысле кумысом – голову не обманешь, а на арьку чего-то не тянуло больше. Перепили вчера…
Отпившись кумысом, Баурджин повеселел и даже затянул песню – протяжную уртын дуу:
– Еду, еду, еду я-а-а-а!!!
Ехавшие позади воины переглянулись и тут же принялись подпевать, довольно так, громко. А как же – доволен князь, довольны и воины!
– Еду, еду, еду, я-а-а-а…
Степь, разноцветная весенняя степь расстилалась кругом, радостными осколками солнца желтели одуванчики, пастушьи сумки щекотали подбрюшья коней, а на склонах сопок безудержно цвели ирисы. Слева заблестела река, и нойон бросил петь, улыбнулся – скоро. Скоро и дом – богатое кочевье, уютные белые гэры, любимая жена – красавица Джэгэль-Эхэ, сынишка Алтан Болд и дочка Жаргал – «Счастье». Вчера помолвленная.
– Как думаешь, Гамильдэ, примет Темучин под свою руку Игдоржа?
– Думаю, примет. – Юноша почесал голову. – Джиргоадая ведь принял? Хоть тот и подстрелил под ним коня.
Баурджин хмыкнул:
– Джиргоадай – другое дело. Храбрец и сорви-голова, хан таких любит. Знаешь, как его прозвали?
– Знаю – Джэбэ, стрела, значит. Да уж, что ни говори – лихой парень. Иное дело Игдорж…
– Вот и я о том же.
– Игдорж умен и умеет хорошо делать свое дело. Об это все знают
– Ну, положим не все, – усмехнулся нойон. – Пока только мы с тобой. А ты его так ценишь, верно, за то, что он помог тебе разыскать Боргэ?
Гамильдэ-Ичен сжал губы:
– Помог, скрывать не стану. Признаться, без его помощи я бы долго искал Боргэ у тайджиутов. До сих пор бы, наверное, искал.
– Э, юноша! – Князь шутливо погрозил пальцем. – Когда ж погулеваним на твоей свадьбе?
– Так осенью!
– Осенью! А не долго ли ждать? Давай завтра!
Гамильдэ чуть с коня не упал:
– Как – завтра? А все приготовить, а позвать гостей, а…
Баурджин расхохотался, запрокинув голову:
– Шучу, шучу, парень! Не завтра… Так через месяц! Как раз когда перегоним весь скот на летние пастбища.
– Хорошо бы… – задумался юноша. – Вот только… не знаю, согласится ли Боргэ… так рано…
– Согласится! – весело уверил князь. – Я сам с ней поговорю, завтра же. В конце концов, сват я или не сват? Жаль, что Чэрэна Синие Усы теперь не спросишь…
– Да уж…
Помолчали, мысленно поминая погибших…
Баурджин вдруг снова расхохотался:
– Знаешь, Гамильдэ, кого я недавно встретил у Боорчу?
– Кого же?
– Одну семейную пару – рыжую разбойницу Оэлун и воина Темучина, Жоржа… Ну, длинное у него еще имя такое… Сейчас вспомню… Ага – Жарлдыргвырлынгийн Дормврмлдорж! А ну-ка, выговорите это хоть кто-нибудь? Что, слабо? Тогда не говорите, что ваш князь – пьяный!
– Одна девушка, – негромко произнес вдруг Гамильдэ-Ичен, – просила передать, что очень любит тебя.
– Что ж ты не передал?
– Так когда мы с тобой увиделись, князь? И трех дней не прошло. Вот, передаю – вспомнил.
– Что за девушка?
– Гуайчиль…
– Гуайчиль? – Баурджин вздохнул и с грустью покачал головой. – Гуайчиль… Славная, очень славная девушка… Где ты ее видел?
– У тайджиутов. Позвал с нами, да она отказалась.
– Отказалась…
Вспомнив Гуайчиль, Баурджин вдруг почувствовал, как неожиданно защемило сердце. Вспомнил смуглое смеющееся личико, глаза изумрудного цвета, иссиня-темные волосы, длинные пушистые ресницы… Да не в ресницах дело, уж больно человеком Гуайчиль оказалась хорошим. Надежным таким… родным…
Жаль, что так все… Жаль…
Интересно, где предатель Сухэ? Впрочем, нет, это как раз и неинтересно – кому он нужен-то? А вот Гуайчиль…
Жаль…
– Хэй-гэй, гэры! – увидев впереди кочевье, радостно закричал кто-то из воинов.
Его крик подхватили все. Соскучились!
– Мы поскачем, князь?
– Скачите, – милостиво кивнул Баурджин и сам пустил лошадь быстрой приемистой рысью.
Верная супруга, Джэгэль-Эхэ, сидела за гэрами, на склоне оврага, перебирая собранные травы, аккуратно разложенные на кошме. Рядом с ней тем же самым занималась служанка. Обе сидели спиной к тихо подкравшемуся князю. А тот, ужом проскользнув в траве, хотел подшутить, напугать, устроить, так сказать, сюрприз…
– И не старайся, – не поворачивая головы, с усмешкой произнесла Джэгэль-Эхэ. – Мы давно уж тебя заметили!
Женщины обернулись. Джэгэль-Эхэ и… и… и….
– Гуайчиль?! Ты как здесь?
– Объявилась вчера, сказала – что твоя жена, – отозвалась супруга. – Мне кажется, она хорошая девушка и мы с ней поладим.
Баурджин не знал, что и делать. Поцеловать, что ли, обеих, да завалить в траву?
– А я тебе все давно хотела сказать, – как ни в чем не бывало продолжала Джэгэль-Эхэ. – Не дело такому князю, как ты, иметь всего одну жену. Не дело!
– Конечно, не дело, – обнимая обеих, счастливо рассмеялся нойон. – Я люблю вас обеих, дорогие мои!
– Мы тоже любим тебя, Баурджин! Кстати, а где обещанные подарки?
– Подарки?
– Что, не привез? Ты только посмотри на него, Гуайчиль! Не знаю даже, может, огреть его жерновом?
– Жерновом? Нет. Уж лучше – палкой для выбивания гэра.
Женщины весело расхохотались, и Баурджин, смеясь, повалил обеих в траву, приговаривая:
– И правда, не дело нойону иметь одну жену… Это ж позор на всю степь! Не дело!