На ночь встали лагерем на берегу. Поднялись до зари и с рассветом вошли в Кашало. Первое, что поразило Огерна, — это отсутствие вокруг города стены. Когда ваньяр говорил о строительстве подобных стен, Огерн посчитал его ненормальным, хотя своими глазами видел частокол вокруг Байлео. Частокол — это еще туда-сюда, но чтобы стеной огородить целый город! Да еще большой город (а если верить слухам, города были очень большие).
А верить слухам стоило — судя по Кашало.
Лукойо ни о чем таком не думал, он просто смотрел на город в полному изумлении. Туман, поднимавшийся от реки, окутывал Кашало, делая его похожим на волшебное царство, Наполовину настоящее, наполовину — воображаемое, похожее на сон. Лукойо скорее склонен был поверить в то, что это сон, потому что он никогда не видел сразу такого множества жилищ, и хотя между домами было довольно просторно, полуэльф все равно уже чувствовал себя как бы сдавленным. Некоторые постройки были очень высоки — пожалуй, раз в десять выше любого из шатров, в которых жили люди из племени Лукойо. Ступень за ступенью высоченные дома поднимались к самым небесам. Может, жители Кашало строили жилища для своих богов?
Подплыв к городу поближе, путники обнаружили, что он простирается к востоку и западу, насколько хватает глаз. Туман таял под лучами восходящего солнца, и перед очами изумленных путников представал огромный город во всей своей красе. Коракль проплывал мимо устья небольшой речки, и его довольно сильно закачало. Лукойо схватился за борта, но при этом не отрывал глаз от высоких домов, стоявших по обоим берегам речки. Жители Кашало ухитрились выстроить нечто, переброшенное с одного берега речки на другой наподобие изогнутого ствола дерева — если вы когда-нибудь видели дерево сто футов в длину, а то и больше — и чтобы по нему туда-сюда сновали толпы людей с тяжелой поклажей. Некоторые шли парами и несли поклажу, привязав ее к длинному шесту. Лукойо видел только силуэты людей на фоне ясного утреннего неба, но хорошо запомнил картину — ведь именно такими он впервые увидел горожан, не считая воинов в Байлео. А их считать Лукойо вовсе не хотел.
— Вижу место, где можно привязать нашу лодку, — прокричал один из рыбаков.
Огерн посмотрел туда, куда указывал рыбак, и увидел поднимающуюся из воды деревянную стену, укрепленную толстыми бревнами, к которым были привязаны лодки — но какие лодки! Некоторые из них были невелики — размером с коракль, а некоторые были такие большие, как дома. Порой эти лодки были окрашены в яркие цвета, а порой оставлены неокрашенными. Какие-то из них не были оснащены веслами, а у каких-то весел были дюжины! А на некоторых лодках посередине торчали высоченные шесты, на которых висели громадные полотнища. Такие суда наверняка обходились недешево. — Огерн знал, сколько времени уходит у женщин племени бири на то, чтобы соткать даже небольшое одеяльце из спряденной шерсти диких коз.
А потом… потом Огерну показалось, будто бы город навис над ним со всех сторон — лодка поплыла между большими домами — вчетверо, впятеро выше самых высоких шатров. Но дома были сделаны не из сшитых друг с другом шкур, нет, они были выстроены из камней, хитро и умело пригнанных один к другому, и не просто камней, а громадных камней. Каждый из них, лежа на земле, доходил бы взрослому мужчине до груди. Покрыты были эти каменные жилища множеством расщепленных на полосы стволов деревьев.
— Лови веревку! — крикнул Огерн.
Лукойо испуганно оглянулся и увидел, что кузнец подгреб вплотную к деревянной стене, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не просто стеной, а помостом. С бревен, подпиравших помост, свисали веревки. Лукойо ухватился за одну их них.
— Держись крепче, — попросил полуэльфа Огерн, причалил лодку и забрал веревку у Лукойо. — Давайте я подержу лодку, а вы по одному наверх, да побыстрее!
Лукойо не стал ждать, когда Огерн еще раз повторит приказ. Он с радостью ухватился за край деревянного помоста и осторожно перебрался на него, стараясь не делать резких движений, дабы не перевернуть коракль. Несмотря на то что высота помоста была относительно невелика, река с него выглядела совсем иначе. Лукойо посмотрел вниз. Рыбаки, плывшие в каноэ, также подтянулись к помосту.
— Помоги мне! — крикнул снизу Огерн, и Лукойо лег на живот, чтобы удержать легкое суденышко поближе к деревянной стене. Огерн кряхтя выбрался на помост, после чего вытащил за веревку коракль и принялся снимать с каркаса куски кожи.
— Давай-ка этим займусь я, — предложил Лукойо. — А ты помоги нашим друзьям взобраться наверх.
— Хорошая мысль, — похвалил полуэльфа Огерн и, наклонясь, одного за другим втянул на помост рыбаков.
Они уселись на краю.
— Никогда не видал такого большого причала, — сказал Рири, тот самый рыбак, который прикончил ваньера. Он восхищенно оглядывался по сторонам.
— «Причал»? Это что такое?
— То самое, на чем мы сидим, — ответил Рири и постучал по помосту. — Благодаря причалам нам не нужно всякий раз вытаскивать каноэ на берег и сталкивать в воду. Только в нашей рыбацкой деревне причалы небольшие, короткие, и всего два — а тут такие длинные и их так много!
— Вот мы и попали в Кашало! — воскликнул один из друзей Рири, оглядываясь по сторонам и не скрывая изумления. — Сколько лет я мечтал об этом, и наконец я здесь!
— Ну, и что толку-то, Ори? — горько вздохнул Рири. — Много ли калеке радостей в Кашало? Что за жизнь?
— Вот-вот, — проворчал Хифа, сидевший по другую сторону от Ори. — От ваньяров мы удрали, а жить как будем?
— Так же, как мы жили бы где угодно, — отрезал Рири. — Кому нужны безногие?
— Ты хотел сказать: кому нужны опытные рыбаки? — вмешался Огерн. Он встал и зашагал по причалу к большой лодке, только что подошедшей. Палуба судна была завалена сетями. — Эй, жители Кашало! Вы рыбу ловите?
Самый старший из людей в лодке удивленно обернулся. Лицо у него было смуглое, обветренное, из одежды — только переброшенная через плечо полоса синей ткани, ниже пояса переходившая в килт. Он усмехнулся и ответил на языке бири, правда, с сильным кашальским выговором:
— Да, чужеземец, мы рыбаки! Большинство жителей Кашало до сих пор сами ловят рыбу, но мы ловим ее понемногу и продаем торговцам. Самые богатые из нас только тем и занимаются, что торгуют рыбой.
— Работаете на торговцев? Такое мне и в голову не приходило! — Огерн выпрямился, поскреб подбородок. — И куда же эти торговцы отправляются со своим товаром?
— А куда угодно, — отвечал рыбак. — Пока молодые, ездят и на север, и на юг, и на восток, и на запад — туда, куда их несет река. А уж как разбогатеют, так сидят дома, и тогда уж река сама с ними торгует.
— Как это? — изумился Лукойо и вступил в разговор.
— Да так, что по реке приплывают торговцы. — И рыбак, вытянув руку, указал в другой конец причала, где мужчины в кожаных жилетах привязывали длинную, низкую лодку. — Вот эти — с севера. Они быстренько продадут свою жаркую одежду и сменяют ее на что-нибудь полегче. Вон, они уж без шапок.
— Ничего удивительно, — кивнул Огерн. — Жарко-то как!
— А вон те… — И рыбак показал в противоположную сторону, и Огерн увидел лодку с высоко задранным носом, которая, казалось, была сделана только из пучков тростника. — Вон те — с юга и с запада! Все приходят в Кашало! Хотя бы даже только для того, чтоб доплыть до Темного моря, а те, кто плывет туда, делают тут остановку и торгуют своими товарами, а сами покупают пиво в кувшинах, и сухари, ну и ночами развлекаются, конечно. Тут у нас торгуют всем на свете. Жители города продают приезжим посуду, оружие, изделия из разных металлов. Везут свои товары купцы с востока. С запада привозят древесину кедра, с юга — слоновую кость. Потом торговцы отправляются домой, увозя с собой грузов раза в четыре больше, чем у них было, когда они сюда прибыли. А наши купцы меняют хлопковое полотно на меха и янтарь с севера. Глядите! А вон там северяне, и, если я не ошибаюсь, вашего рода-племени!
Огерн посмотрел в ту сторону — и точно, то были бири, привязывавшие к причалу сразу несколько кораклей. Огерн решил, что надо будет спросить, из каких они кланов и племен, и порасспросить, нападали ли на них клайя и ваньяры. Однако первым делом надо было решить судьбы рыбаков-калек. И Огерн обернулся к кашальцу.
— Не найдется ли у вас работа для рыбаков, которые не могут ходить, но зато отличные гребцы?
— Гребцы? — изумился кашалец. — А, ну да, ты прав, стоять-то для этого не требуется. Честно говоря, на нашей лодке и вообще особо ходить не приходится, иначе запутаешься в сетях. Да, такие люди мне бы очень пригодились, а особенно сегодня — со мной нынче только двое сыновей — трое молодых соседей сейчас работают у купца Гори. Ну, и где же эти люди?
— Вон они, — ответил Огерн и махнул рыбакам рукой.
Рири немного растерянно посмотрел на него, но довольно проворно встал на колени и пополз к кашальцу. Щеки Рири пылали от смущения.
Кашальский рыбак нахмурился:
— Что с ним такое стряслось?
— Это ваньяры, — объяснил Огерн. — Эти несчастные родом из мирной рыбацкой деревни. Ваньяры напали на них, многих убили, а некоторых искалечили и сделали своими гребцами. Пленников они держали впроголодь и издевались над ними.
На миг лицо старого рыбака омрачилось жалостью и состраданием, но Рири заметил это, и лицо его окаменело. Старый рыбак постарался ничем не выдать охвативших его чувств и, как только Рири приблизился, спросил у него:
— Ты грести по-нашему умеешь?
— Как это — «по-вашему»?
— Да почти так же, как по-вашему, только мы садимся спиной к корме и вставляем весело между двумя палочками, которые зовем уключиной. Само весло у нас длиннее, а лопасть немного короче.
— Вот никогда не видал, чтобы так управляли лодкой, — удивился Рири.
— Получается лучше и быстрее. Когда гребешь по-нашему, работаешь не только руками, но и спиной. Хотел бы выучиться?
— За еду и постель? — Рири неохотно пожал плечами. — Вообще-то согласен.
— А с сетью вы рыбачить умеете?
— Умею, и плести сети тоже умею!
— Ну, тогда у меня и для тебя, и для твоих товарищей работа найдется, — заявил старый рыбак. — А если не у меня, то еще у кого-нибудь. За свою лодку можете не волноваться. Здесь причал семейства Стибо, так что все будет в полном порядке. Порыбачишь день с нами, а вернешься — каноэ твое будет здесь, никуда не денется.
— Спасибо, — кивнул Рири, но как-то неуверенно, словно не знал, стоит ему благодарить старика или не стоит.
— Ну а тебе спасибо скажу, — отозвался Стибо, — если кажется, что рыбачишь ты так же славно, как твой дружок языком болтает. Товарищи твои мне тоже понадобятся. Пусть подведут сюда каноэ, и мы отплывем.
— Эй! Ори! Хифа! — прокричал Рири, обернувшись к сородичам. — Гоните сюда каноэ, да побыстрее!
Двое рыбаков изумленно переглянулись, но быстро слезли с причала в каноэ, проплыли вдоль причала и подплыли к рыбацкой лодке.
— А когда они на воде, так и не скажешь, что калеки, — отметил Стибо, наблюдая за каноэ и поэтому не видя, как удивление в глазах Рири сменяется удовлетворением, а потом и гордостью. Рири кивнул и посмотрел в ту сторону, откуда подплывало каноэ с его товарищами.
— Давай в лодку! — сказал Стибо. — Надо будет отгрести немного. Как тебя звать, чужеземец?
— Рири, — ответил рыбак.
— Ну, давай-ка ко мне в лодку, Рири, а то работа не ждет!
— Это мы мигом! — воскликнул Рири, дотянулся до борта и перекатился в лодку.
— Покажите ему его скамейку и весло! — крикнул Стибо, и один из его сыновей кивнул и указал Рири, куда ему садиться.
— Спасибо тебе большое, Стибо! — негромко проговорил Огерн.
— Пожалуйста, чужеземец, — ответил Стибо. — Я рад совершить доброе дело, ведь я поклоняюсь богине Рахани, а она посоветовала бы мне поступить именно так. Мы сюда вернемся на закате, и, если захочешь поболтать со своими товарищами, ты найдешь их у меня дома. Я дам им ночлег и работу на завтра, так что не бойся за них.
— Меня зовут Огерн, — сообщил рыбаку кузнец. — И я могу ковать бронзу и железо. Если тебе понадобится моя помощь, зови.
— Позову, — кивнул Стибо. — Удачи тебе в Кашало, друг-чужеземец, но, если у тебя есть золото, не зевай, приглядывай за ним получше.
С этими словами Стибо прыгнул в лодку, его сыновья помогли двоим рыбакам перебраться в свое суденышко из каноэ, и они все вместе отплыли от причала.
— Добрые люди в Кашало, — вздохнул Лукойо, — если все тут похожи на этого Стибо.
— Ну пусть не все, а большинство, и то было бы славно, — заметил Огерн. — А теперь пошли, Лукойо. Пойдем поговорим с нашими сородичами.
И Огерн зашагал к бири, а Лукойо — за ним, поражаясь, что кузнец ведет себя так, словно полуэльф отродясь принадлежал к его племени.
А сородичи Огерна уже разговаривали с Каким-то торговцем, который держал в одной руке кусок мягкой глины, а в другой — острую палочку и делал на глине вмятинки всякий раз, как кто-то из бири выкладывал очередную кунью шкурку на расстеленную прямо на причале чистую белую ткань.
— Сто семь штук! — объявил торговец. — Мы договорились, что я вам плачу по одной золотой бусине за каждые пять шкурок, значит, я вам должен двадцать одну бусину.
— Двадцать две, — возразил один из бири, — иначе я заберу две шкурки.
— Торговец пожал плечами.
— Что такое две шкурки из ста семи? Ну да ладно. Терять их мне не хотелось бы. Я могу вам дать за них одну серебряную бусину.
— Серебряную? — переспросил бири и кивнул. — Ладно, я возьму.
Это был седой, весь в шрамах старый воин, старый-то старый, но еще крепкий. С ним было трое бири помоложе — высокие, плечистые. Огерн понимал, почему торговец не стал упираться.
— Что ж, хвала Улагану, договорились!
Голова Огерна против его воли запрокинулась назад: ему показалось, будто бы его ударили по щеке, когда прозвучало имя багряного бога. Он, не двигаясь с места, стоял и смотрел, как торговец нанизывает бусинки на нитку. С виду человек как человек, вроде бы совсем не злобный. Как он мог принадлежать Улагану?
Старший брат взял нитку и проверил одну из бусин на зуб.
Торговец усмехнулся:
— Вы мне что, не доверяете?
— Да нет, мне просто они на вкус не нравятся, — усмехнулся в ответ бири, глянул на отметину, которую его зуб оставил на золоте, и сказал: — Воистину хвала Улагану, если он делает так, что и ты, и я при своей выгоде!
Огерну показалось, что его снова хлестнули по щеке, только на этот раз еще сильнее.
— Конечно, он так делает, ибо он — бог богатства, — воскликнул торговец. — Приходите ночью в его храм и получите великое наслаждение, поклоняясь ему!
— Наслаждение! В храме? — нахмурился бири.
— Да, еще какое! Во время каждого ритуала мы посвящаем в служение Улагану женщин, и тогда они исполняются неудержимой похоти. И когда обряд поклонения завершается женщины совокупляются с мужчинами, и наступает воистину веселое времечко! Так что приходите и поучитесь у нас, как надо поклоняться богу торговцев!
— Да, пойдем, отец, прошу тебя! — вскричал один из молодых людей.
— Да, пойдем, пожалуйста, — взмолился и второй. — Мы так долго плыли сюда, а мне еще столько лет нужно собирать боевые шрамы, чтобы суметь жениться!
— Я бы тоже не против, — проговорил отец. — Но раньше, когда ваша мать была еще жива, я бы вряд ли соблазнился на такое.
Одному из сыновей, похоже, стало грустно, но он промолчал. А отец решительно добавил:
— Ладно, пойдем, восхвалим Улагана!
Огерн, потрясенный до глубины души, отвернулся.
— Ты что, не станешь говорить со своими соотечественниками? — требовательно спросил Лукойо. — Между прочим, сейчас они нуждаются в твоих словах больше, чем когда бы то ни было.
— Они не будут слушать меня, — печально проговорил Огерн, глядя прямо перед собой. — И пожалуй что, далеко не все люди в Кашало такие уж хорошие.
— Может, и так, а может, были хорошие, но становятся хуже, — согласился Лукойо и встряхнулся. — И сказать тебе честно, я могу понять, почему багряный бог на них так притягательно действует.
— Ты слишком долго не был близок с женщиной, — проворчал Огерн и ужаснулся нахлынувшему на него приливу желания при воспоминании о Рил. Но желание тут же сменилось угрызениями совести и тоской.
— А Улаган и вправду дает такую большую прибыль?
Огерн резко обернулся. Несмотря на странный выговор, он понял слова, хотя разговаривали не бири, а мирики — невысокие, широкоскулые люди с дальнего севера, с которыми бири иногда воевали, а большей частью торговали. Там, откуда Донеслись слова, Огерн увидел двоих бири, они взбирались на баржу вместе с мириками и разговаривали на смешанном языке, придуманном обоими народами для ведения торговых переговоров.
Один из бири пожал плечами.
— Теперь мы его почитатели. И мы быстро узнаем, помогает он нам в делах или нет.
— Ну и пусть даже не помогает, — сказал один из мириков и ухмыльнулся. — Зато ритуал-то какой — стоит, чтоб к Улагану переметнуться!
— Это точно, — согласился другой бири. — Нужно будет дома выстроить храм в его честь и начать ему поклоняться.
Огерн окаменел. Он смотрел на бири и мириков, смотрел и слушал.
— В торговле-то Улаган нам здорово помог, — заметил мирик. — Это жрец правильно сказал, что надо все бусины себе оставлять, а нищим подаяния не давать никакого.
Бири кивнул.
— А один из тех, кто служит в храме, мне сказал кое-что такое про торговца тканью Лавока, чего его жене знать бы совсем нежелательно.
— Это про что же? Про то, что он развлекался с бабами на улице Красных Фонарей?
— Вот-вот, и платил золотыми бусинами своей жены за их услуги. Я ему про это обмолвился, когда торговался с ним — он мне ткань предлагал, — и он вдруг мне сразу продал за одну-единственную бусину три здоровенных куска.
Трое спутников бири расхохотались, и тут Огерну захотелось отвернуться. Глаза его метали молнии. Он зашагал по причалу, а бири заработали веслами и отплыли. Уйдя подальше, Огерн прошептал:
— И чтобы бири поймались на такие дешевые уловки!
— Да уж! Будь на их месте люди из того племени, которое меня вырастило, я бы еще не удивился, — согласился Лукойо, хотя было видно, что он вовсе не так сильно огорчен, как Огерн. — Мне вот что не понравилось: то, что они собираются и дома поклоняться Улагану! У себя дома!
— У нас, у нас дома! — воскликнул Огерн. — Ты и теперь скажешь, что я не должен вмешиваться и мешать совращению народа?
— Нужно уничтожить источник этого совращения, — отозвался Лукойо, но несколько рассеянно.
Огерн внимательно посмотрел на полуэльфа — ну точно, тот жадно глядел на город, взгляд его блуждал.
— Что с тобой?
Лукойо вздохнул.
— Знаешь, Огерн, мне сейчас кажется, что я зря так открыто обижал Улагана. Женщины… Там женщины… мне эта мысль просто покоя не дает.
Огерн расправил плечи, выпрямился, снова повнимательнее пригляделся к товарищу и наконец заметил в его глазах не только похотливое желание, но и нечто, похожее на нестерпимый голод. Огерн пока не мог понять, что тревожит его больше: похоть Лукойо или понимание того, что у полуэльфа есть какие-то особые причины уклоняться от поклонения Улагану, связанные с чем-то другим, кроме почитания Ломаллина.
Лукойо немного обогнал Огерна и подошел к человеку, державшему в руках большой кусок воска.
— Послушай, житель Кашало! — обратился к нему Лукойо. — Я приветствую тебя!
Торговец глянул на полуэльфа и ответил с сильным кашальским выговором, путая слова:
— Приветствуйте тебе, чужеземцы. Какого желать?
— Как найти улицу Красных Фонарей? — поинтересовался Лукойо. А Огерн застыл, не веря собственным ушам. — И чем там платят?
Торговец понимающе осклабился.
— Находить простая быть. Идете дорогой от морские ворота до дворец. — И он указал туда, откуда уходила широкая улица. — Потом поворачивайте левая. Ну, а после… — Он пожал плечами. — Там хозяина есть у каждая дом, ему давать золото или янтари и играть дальше с женщины.
— Говоришь, золото нужно или янтарь? Ладно, подумаю, где бы их раздобыть. Ну, спасибо тебе, житель Кашало!
Продолжая ухмыляться, горожанин жестом дал Лукойо понять, что его благодарность принята, полуэльф поспешил прочь, глядя вперед голодными глазами.
Огерн бросился вдогонку за Лукойо. Возмущение отступило перед тревогой за друга. Правда, прежде чем пойти по улице, Огерн немного замешкался, увидев того торговца, который приглашал бири в храм Улагана. Огерн успел схватить Лукойо за руку и крикнул товарищу:
— Эй, друг!
Торговец изумленно уставился на Огерна.
— Привет тебе. Друг? Ну… что ж, может, мы и подружимся. Что тебе угодно, чужеземец?
— Скажи мне, правда ли, что на улице Красных Фонарей мужчина может купить за разные товары услуги покладистых женщин?
Губы торговца разъехались в ухмылке, и он ткнул в грудь Огерна указательным пальцем.
— Верно. — И торговец хихикнул. — Такого верзилу, как ты, это дело точно должно интересовать. Не сомневайся, так оно и есть.
Огерн отвел глаза.
— Но женщины… они ведь это должны ненавидеть!
Торговец некоторое время молчал, потом медленно проговорил:
— Не могу сказать… это только сами женщины знают.
— Ну, то, что я бы сделал женщине, ей было бы только приятно, — вмешался Лукойо.
Огерн постарался не смотреть на друга.
Торговец пожал плечами.
— Видал я на этой улице ваньяров, так не скажу, чтобы женщинам сильно нравилось, что они с ними делают. Ваньяры маленького роста, кривоногие, волосатые — уродливые, как шакалы.
Лукойо вздернул подбородок.
— Ты что, хочешь сказать, что и я уродливый, как шакал?
— Нет, что ты, хотя красавцем я бы тебя не назвал. Ну а женщине какой, глядишь, ты, может быть, и приглянешься.
— Должен приглянуться, — бросил Лукойо, хотя в душе сильно сомневался в этом.
Как бы то ни было, он отвернулся и поспешил дальше по улице. Лукойо переполняло какое-то резкое, необъяснимое чувство, доселе ему неведомое.
Огерн стоял совершенно одуревший. Наконец в голове у него чуть-чуть прояснилось, и он кивнул торговцу:
— Спасибо вам, господин, за сведения.
Торговец ответил Огерну кивком:
— Желаю повеселиться.
Огерн отвернулся и обнаружил, что Лукойо уже исчез в толпе.
Широкая улица, уходящая от причалов, была полна народа, и чем дальше Огерн шел по ней, тем гуще становилась толпа. Наконец кузнец разглядел далеко впереди Лукойо и стал пробираться к полуэльфу, работая локтями и кулаками. Прохожие возмущались, что-то кричали на незнакомых Огерну языках. Увы, он продвигался по улице медленнее тоненького, легкого Лукойо. Вскоре Огерн снова потерял его из виду.
А чуть погодя позади послышался громкий крик. Огерн обернулся и увидел мужчину. Тот схватился за ремень, с которого свисали обрывки ремешков.
— Акор! — кричал мужчина. — Акор!
Огерн решил, что это, наверное, означает «мой кошелек», и понял, что ограбил этого человека не кто-нибудь, а Лукойо. Мужчина продолжал вопить и причитать. Но вот впереди еще один прохожий закричал:
— Акор!
Огерн понял, что он на верном пути.
Кузнец протискивался вперед, стараясь не обращать внимания на возмущенные крики. Наконец он снова услышал впереди крик:
— Акор!
Огерн снова увидел Лукойо только тогда, когда свернул на пятую по счету боковую улицу. Дома на ней стояли высокие и большие, и над дверями каждого дома висел фонарь. А вон и Лукойо — он входил в дверь одного из таких домов. Огерн бросился было за другом, но на самом пороге растерялся. Конечно, ему не хотелось входить в дом, где женщины отдавались мужчинам с такой легкостью. То есть нет, ему как раз очень хотелось! Желание переполняло его, он сгорал от вожделения с такой силой, что это пугало его. Его, который никогда не отворачивался и не убегал ни от одного врага, а теперь в страхе застыл на пороге дома, где жили слабые, мягкие женщины, дома, в котором он мог удовлетворить свое самое потаенное, но самое жгучее желание. Почему же он так боялся этого?
Потому что помнил свою покойную жену.
Он боялся не того, что призрак Рил станет ревновать его, он думал о другом — о том, что душа жены будет опечалена. И действительно, ее бы очень огорчило, что Огерн предается утехам с женщиной легкого поведения, готовой отдать себя первому встречному. Да, Рил была бы оскорблена. Только на миг Огерн задумался о том, почему бы это могло ее оскорбить, и решил, что, наверное, подобное отношение к женщинам должно их унижать.
А потом из двери вышла женщина — растрепанная, в грязном платье. Она зевала и почесывалась. Она увидела Огерна, и сначала во взгляде ее появилось раздражение, но она тут же спрятала его и заменила улыбкой — заученной, привычной улыбкой, сопровождаемой взглядом из-под опущенных ресниц. Женщина призывно вильнула бедрами и выставила грудь вперед.
Огерн скрыл отвращение и отвел глаза. Что ж, пусть полуэльф купается в телесных радостях. Ничего ему не грозит, а Огерн будет знать, где его искать.
Кузнец вернулся и ушел с улицы Красных Фонарей на другую улицу — широкую, мощеную, усаженную деревьями…
И увидел прямо перед собой высокое здание — храм Улагана.