Шаман

Глава 15

Дверг все объяснил у костра этой же ночью.

— Мы сотворены из камня, — сказал он, — и разговариваем на языке скал и земли, а потому также разговариваем и на языке тех, кто живет в согласии с землей, с растениями и животными, питаемыми землей.

— А разве ваньяры — не часть земли? — спросил Огерн.

— Были. Пока захватчики не прогнали их с их земель, — вздохнул дверг. — А потом они обрушились, пылая злобой и ненавистью, и на землю, и на тех, кто обитал на земле. Они попытались навязать земле свою волю. Теперь они — не часть земли, они отделены от нее. Они сами так выбрали, они все потеряли — они даже не чувствуют прелести смены времен года.

— Ну, если уж они этого лишены, — пробормотал Лукойо, — то шакал тем более. — И полуэльф кивнул головой в сторону плененного ваньяра. — У него татуировка — голова шакала.

Но дверг покачал головой.

— Живой шакал — частица всего живого, и у него свое место на земле — он очищает ее от падали. А эти сыновья шакала мечтают стать львами и потому лгут самой своей жизнью. А голова шакала — это знак Улагана.

Огерн кивнул, плотно поджав губы.

— Не так давно нам встречались его слуги с шакальими головами.

— Тоже с татуировками? — спросил дверг.

— Нет, — сказал Лукойо, — головы были настоящие.

Дверг уставился на него, не мигая. Он так зарос бородой и его брови стали такими густыми, что глаз почти не было видно. Но сейчас глаза его были ясны и широко раскрыты.

Костер горел в пещере. Из нее вытекал ручей и впадал в реку. Дверг безошибочно вывел друзей к этому месту, ибо ему были ведомы все тайны земли. Сам же ручей прятался в густых зарослях и пышной листве. Огерн ни за что бы не догадался, что тут течет ручей, не покажи ему дверг.

Ваньяр, надежно связанный, лежал у костра. Он метал в Огерна и Лукойо гневные взгляды и непрестанно пытался освободиться от пут. От трупа первого ваньяра они давно избавились, предварительно отобрав у него все оружие. Живого тоже обезоружили. Двое бывших гребцов в изнеможении спали неподалеку. Третий сидел рядом и рассматривал ваньярский топор, отданный ему Огерном. Он нашел подходящую палку, вырезал из нее новое топорище взамен перерубленного Огерном, и теперь, держа топор в руках, радовался новому приобретению. Время от времени гребец устремлял на Огерна умоляющие взоры, словно просил позволить ему отрубить плен нику голову. Но кузнец уже раз не дал гребцам отомстить; ваньяру, хотя и понимал, как им хочется поквитаться с одним из своих мучителей. Хлыст был отобран и теперь висел за поясом у Огерна.

— Нет, — решительно проговорил он.

Гребец с тяжким вздохом положил топор на пол.

— Я не хотел его сейчас убивать! — возмутился он. — Я просто хотел сказать, что хорошо бы ты вернулся назад и порубил бы всех этих ваньяров!

Лукойо понимал, как горит желанием отомстить этот молодой человек, почему он не спит, когда руки и ноги его так. Помимо всего прочего, гребцы были голые — в чем мать родила. Пришлось Огерну и Лукойо отдать им несколько шкурок зверей, дабы они могли хотя бы срам прикрыть. Так что у Лукойо была возможность убедиться, что Бреворо не преувеличивал, когда говорил об увечьях, наносимых ваньярами пленникам. Кроме того, что они перестали быть мужчинами, они еще не могли и на ногах стоять. У каждого из них ваньяры подрезали сухожилия на лодыжках. О, они все сделали для того, чтобы мужчины-пленники не смогли и пальцем пошевелить против своих новых хозяев. Как они могли взбунтоваться? Драться на коленях? Ползком? Ненависть Лукойо к ваньярам стала почти такой же, как злоба, какой он пылал к своему родному клану.

Верно, когда гребешь в каноэ, стоять тебе ни к чему, потому ваньяры и оставили пленников в живых. Наверное, раньше эти люди гребли лучше и быстрее, а теперь ослабели от недоедания, а за сегодняшний день и вообще выдохлись.

— Они заставляли нас смотреть, как они измывались над нашими женами и детьми, — с дрожью в голосе проговорил мужчина.

Представив себе это зрелище, Огерн вздрогнул, но решительно заявил:

— Важнее сначала уничтожить источник их власти. Как только мы совершим это, мы вернемся и займемся ваньярами.

— О каком источнике ты говоришь? — спросил дверг скрежещущим голосом.

В дверге было не больше четырех футов роста. Руки свисали до самых лодыжек. Но плечи и предплечья бугрились мышцами, а короткие кривоватые ноги напоминали стволы невысоких деревьев. Мускулистый торс дверга был обнажен. Единственной одеждой ему служил килт — кожаная юбка, подвязанная на поясе кожаными ремешками. Килт был весь в пятнах и дырках. Дверги еще до того, как на свете появились люди, были кузнецами, и гораздо раньше людей начали ковать железо. Поговаривали, будто бы из бронзы дверги делают удивительные вещи, а оружие, кованное ими, поистине смертоносно. Да и вообще вроде бы не существовало вещей, которые двергам было бы не под силу изготовить. Однако люди почти никогда не видели двергов, ибо те трудились втайне в недрах гор и редко выходили на свет дня.

— Как тебя захватили? — спросил Огерн.

— В недрах гор мы не всегда можем найти все, что нужно нам для работы, — ответил дверг. — Время от времени приходится отправляться на поверхность, чтобы добыть камни и металлы, залегающие там, или для того, чтобы выторговать селитру или серу, которые осаждаются возле горячих источников. Мне не повезло. Нас было четверо. Троих ваньяры убили стрелами, а я остался в живых, и они меня сберегли на потеху. А потом старейшина одного племени, которое покорили ваньяры, в надежде, что этим добьется пощады для своего народа, рассказал им, что я — кузнец-волшебник, и они заставили меня ковать для них оружие. Но когда они узнали, что я кое-что понимаю в лодках, они посадили меня на весла — я ведь очень силен.

— Дайте мне сделать с ваньяром то, что они сделали со мной! — взмолился гребец.

Связанный ваньяр яростно ворчал и пытался освободиться от веревок.

— Если ты мне этого не позволяешь, если сам не собираешься всех их поубивать, дай я хоть этого прикончу! — воскликнул гребец и поднял над головой топор.

Но Огерн покачал головой.

— Нам нужны знания, спрятанные в его голове. Если ты раскроишь ему череп, мы ничего не узнаем. — Взгляд Огерна скользнул к ваньяру. — Но пожалуй, я позволю этому человеку сделать с тобой то, чего он так жаждет, если ты не скажешь мне то, что я хочу узнать.

Ваньяр замер. Глаза у него стали ледяные. Он смотрел на Огерна со страхом и открытым вызовом.

— Упрямый, — презрительно процедил вождь бири и посмотрел на гребца. — Знаешь, если он раньше не ответил, когда вы с товарищами били его, то он и теперь промолчит.

— Гордые они… — скрипнул зубами гребец, развернулся и плюнул на ваньяра. Глаза у того так сверкали, что не было сомнений в том, как бы он обошелся с гребцом, поменяйся они местами. — Скорее подохнет, чем заговорит. Они чего думают-то? Они думают, будто бы попадают во дворец для героев, выстроенный Улаганом, ежели погибают в муках.

— Это ложь, — покачал головой Огерн. — Улагану мертвые не нужны, за исключением тех немногих душ, которые служат ему для колдовства.

Ваньяр что-то злобно промычал.

— О, поверь мне, уж я‑то знаю. — Огерн встал и подошел к пленнику.

По тому, как это было сказано, Лукойо ни за что бы не догадался, что его товарищ лжет. Лукойо лупал глазами — перед ним стоял совершенно незнакомый ему Огерн.

— Я кое-что узнал про багряного бога. — Огерн вынул изо рта пленника кляп. — Дай-ка я тебе покажу, что я такого узнал про тех, кто его почитает.

Огерн наклонился, и Лукойо увидел только, что он схватил ваньяра за ногу. Ваньяр завизжал так, что хотелось заткнуть уши. А он визжал и визжал не переставая.

— Скажи мне, что твой народ хочет сделать с городами, а я сделаю так, что тебе не будет больно, — процедил Огерн.

Ваньяр кричал и дальше, стиснув зубы, а потом и вовсе умолк.

— Не действует? А так? — И Огерн нажал на какую-то точку чуть ниже шеи.

Ваньяр взвыл, но прошипел только:

— Нет! Нет! Нет!

Огерн убрал руки и внимательно посмотрел на пленного, после чего вернулся к костру.

— Все, как я и говорил. Он будет молчать. Можно три дня потратить, пытаясь заставить его раскрыть рот, и ничего не выйдет. А у меня и времени столько нет.

— А у меня есть! — воскликнул бывший гребец. — Мне больше незачем жить! Хоть какая-то будет цель!

— Цель мы тебе найдем, не беспокойся, — пообещал Огерн. — Ты и твои товарищи пойдете вместе с нами на юг. Нам совсем не помешает вторая лодка и трое вооруженных мужчин.

— Слушай, ты где выучился таким пыткам? — прошептал Лукойо.

— Иногда умение лечить можно обратить в умение приносить боль, — ответил Огерн, повернув голову к полуэльфу. — А уж чтобы захотеть кого-то пытать, мне нужно только вспомнить мою деревню и то, во что ее превратили клайя, а потом представить, что сотворили ваньяры в рыбацкой деревне, откуда родом эти гребцы. Ну а теперь давайте-ка поищем другое, более быстрое средство, которое поможет нам развязать язык этого негодяя.

С этими словами Огерн достал из походного мешка небольшой глиняный горшок и котелок, наполнил котелок водой и подвесил на костром. Как только вода вскипела, Огерн что-то проговорил нараспев на непонятном языке и бросил в котелок несколько щепоток порошка из горшочка.

Рыбак проследил за действиями Огерна, потом повернулся к Лукойо.

— Что это он делает?

Лукойо понятия не имел, что задумал Огерн, но решил, что признаваться в этом не стоит. Он пожал плечами и сказал:

— Он какое-то колдовство знает. Кузнец как-никак.

— Я тоже кузнец, — проворчал дверг. — Но такого колдовства никогда не видал.

— И еще наш Учитель обучил его целительству.

Правда, Лукойо почему-то сильно сомневался, что в котелке снадобье, которое принесет пленному пользу.

Огерн убрал в мешок горшочек и запел погромче, глядя, как булькает кипящее зелье. Лукойо подозревал, что его друг и сам не понимает смысл того, что произносит, — а Лукойо услышал знакомые звуки.

— Он говорит заклинание, которому его научил наш Учитель.

Дверг уверенно кивнул:

— Верно, он читает заклинание. Слова я понимаю, но никогда этого заклинания не слыхал.

Огерн наклонился, вырвал у ваньяра волосок. Тот недовольно заворчал. Огерн отнес волосок к огню, бросил в котелок и добавил в зелье еще щепотку порошка, после чего пропел последнюю строчку. Наконец он снял котелок с огня и поднес ваньяру. Мгновение кузнец стоял и, прищурившись, смотрел на пленника. А у того глаза выпучились так, что казалось, того и гляди выскочат из орбит.

Затем Огерн опустился около ваньяра на одно колено, приподнял его голову, схватив за волосы, и поднес котелок с варевом прямо к носу пленника. Ваньяр пытался отвернуться, не обращая внимания на боль. Огерн держал его крепко. Пленник попробовал запрокинуть голову — котелок последовал за ней. Он все время оставался рядом с носом ваньяра, а Огерн рассмеялся:

— Что же ты отворачиваешься? Такой приятный запах!

И он снова запел на древнем языке, следя за тем, как пар входит в ноздри ваньяра. Огерн не отпускал голову пленного до тех пор, пока варево не остыло. Тогда Огерн отдал котелок Лукойо и врезал ваньяру в живот — прямо под ложечку. Зубы у ваньяра клацнули, глаза выпучились от боли, он против воли открыл рот. Огерн тут же схватил котелок и вылил немного жидкости в рот пленника. Ваньяр тут же захлопнул рот, но все же проглотил немного зелья. Он снова стиснул зубы, хотя и не успел отдышаться, но Огерн остался доволен. Остатки зелья он вылил на землю и удовлетворенно кивнул. Он подождал, пока ваньяр вдохнет сквозь стиснутые зубы, затем спросил:

— Почему твой народ отобрал деревню у этих рыбаков?

— Потому что торговцы… — Ваньяр опять захлопнул рот. Глаза его дико метались, он сам себе не верил, но слова Так и рвались наружу.

— Ты тут не виноват — это все зелье, — пояснил Огерн. — От его паров у тебя что-то повернулось в мозгах, и теперь ты будешь говорить только правду. Ну, говори же, зачем вы напали на рыбацкую деревню?

Слова готовы были сорваться с его губ, но ваньяр сумей сдержать их. Огерн в отвращении швырнул его на землю.

— Теперь он никогда не заговорит.

— Вот и хорошо, — вздохнул Лукойо. — А то у него голосок — не обрадуешься!

— Но мы должны вытянуть из него то, что он знает!

Огерн в ярости развернулся, упал на одно колена, размахнулся кулаком, способным сломать ваньяру кости…

Он бы, наверное, ударил, если бы не подоспел Лукойо и не схватил бы его за руку, не удержал.

— Ну-ну, тише, Огерн, тише! Ишь размахался, кулачище что твой молот! Но он-то не железный, да и наковальни под ним нет, так что нечего пытаться перековать его. В конце концов, что такого он знает? Глупый, невежественный мужлан. Ничего умного не может быть в его тупой головенке!

Глаза ваньяра при этом оскорблении загорелись гневным огнем.

Огерн искоса глянул на Лукойо, но кулак разжал.

— Знаешь, почему он не говорил? — продолжал Лукойо. — Он собственного голоса стыдится и еще боится, что мы поймем, что он ничегошеньки не знает! — Лукойо махнул рукой в сторону связанного пленника. — Народ у них — звери сущие, у них и богов-то небось нету! Он, поди, и не знает, какой тотем у его клана!

— Гадюка, — выкрикнул вдруг ваньяр. — Я — из клана Гадюки! Берегитесь, лесной народец, или мои ядовитые зубы вонзятся в вашу плоть!

Лукойо громко расхохотался.

— Ядовитые зубы, говоришь? Зубы-то у тебя вырваны, хотя в то, что ты весь наполнен ядом, в это я готов поверить. Да и что у тебя еще может быть внутри, если ты замучил и поубивал столько хороших, ни в чем не повинных людей?

— Торговля! — крикнул ваньяр. — Торговля — то слово, которым вы, глупые обитатели запада, называете свой обычай. Благодаря ему вам можно всучить бусы и горшки за кусочки бесполезного, как вы считаете, желтого камня! Лодки купцов поднимаются и спускаются по реке три-четыре раза за месяц. А ваньяры уже и так разбогатели от грабежей! А эти глупые ловцы рыбы! Они отдавали купцам то, что выловили из реки, а взамен получали одежду и железные наконечники копий. На что им, спрашивается, наконечники копий? Ха! Они их вместо грузил привязывают!

Огерн не отрывал глаз от пленника, но помалкивал, предоставив Лукойо разговаривать с ваньяром.

— Да уж, глупо, — хихикнул полуэльф. — Но не так глупо, как если бы всадник, умеющий управлять повозкой, покупал глиняный горшок за кусок янтаря, за который в Кашало и Куру дадут пятьдесят таких горшков! Вот только безбожники про это не знают!

— Ваньяры не безбожники! — крикнул пленный. — И вы это прекрасно знаете! Мы поклоняемся нашему великому богу Улагану! Великому богу, который может заставить вас ползать перед ним на брюхе!

— А ну, заткнись! И как ты смеешь говорить такое, если не знаешь, каким богам поклоняемся мы?

Ваньяр ухмыльнулся:

— А я слыхал, как вы болтали про Ломаллина. Ну, что, глупый я, да?

— Еще какой глупый, если думаешь, что болтать о боге и поклоняться ему — это одно и то же! Это еще глупее, чем поклоняться Улагану, который, как только ты умрешь, сунет тебя в свою вонючую пасть, проглотит, и ты попадешь в его брюхо, похожее на пекло. Разве стал бы ты поклоняться такому богу, не будь ты дураком?

— Стал бы, потому что Улаган обещал нам несметные богатства, сам ты дурак! И он непременно сдержит свои обещания, потому что мы и так уже богаты. Наше богатство — это бывшее ваше богатство, ваше, ничтожные западные людишки!

— Так значит, вы просто разбойники? — оскалился Лукойо. — Вы только так и умеете добывать добро — грабить других! Ну, так вы ничем не лучше тех, кто грабит людей на реках, бесстыдные воры!

— Великие воры! — Физиономия ваньяра побагровела от гнева. — Мы крадем вашу землю милю за милей! Земли хватит на всех ваньяров и на наших потомков! Это нам пообещал Улаган, и мы будем поклоняться ему! А он потребовал, чтобы мы в благодарность за его благодеяния пролили реки крови, моря крови, воздвигли горы трупов и самых лучших из покоренных нами народов отдали бы ему в жертву!

— Вот как? — Лукойо постарался, чтобы пленник не заметил его испуга. — Вы подвергаете их медленным пыткам?

— Да! Потому что Улаган любит такие жертвоприношения.

Лукойо услышал движение позади себя, но поднял руку и остановил Огерна.

— Он любит, когда пытают крестьян, это я понимаю. Но, По-моему, ему вовсе не надо, чтобы вы пытали и убивали изнеженных горожан. И вообще вы, невежественные ловцы коров, никогда не отважитесь напасть на большие города!

— Как же мало ты нас знаешь! — прошипел ваньяр. — А вот и осмелимся! Уже сейчас наши сородичи собираются в поход на Кашало!

— Глупо, — пожал плечами Лукойо. — На что вам, любителям разъезжать по степи в повозках, сдались высокие дома?

— Ни на что, — не стал спорить пленник и оскалился, как шакал. — Но те богатства, которые лежат в этих домах, нам нужны. А как только мы заберем эти богатства, мы сровняем города с землей и полюбуемся, как их зальет морем и весенними паводками. И будем смотреть до тех пор, пока воды не схлынут и земля не просохнет, чтобы убедиться, что от проклятых горожан ничего не осталось!

— Собираетесь завоевывать города только для того, чтобы разорить и разрушить их? Какой-то вздор! И как это похоже на тех, кто только и умеет, что ловить коров за рога!

Физиономия ваньяра снова помрачнела от злости.

— Мы так и сделаем! Ваньярам ни к чему города! Мы очистим от них землю. Эти тупые горожане думают, что их города, эти кроличьи клетушки, существуют только для того, чтобы радоваться жизни и торговать, но ваньяры знают правду! Все города — это крепости, все до единого, и эти крепости держат в руках все реки. И они хотят окружить ваньяров, заковать их своими глиняными стенами, не дать им плавать по рекам и увозить к себе захваченных ими рыбаков. — Он сделал паузу и плюнул туда, где сидел рыбак. — Но они нас не удержат! Ваньяры захватят все города, разрушат их до основания, камня на камне не оставят!

— Ты не забудь только: ты говоришь не о деревушках каких-нибудь, — заметил Лукойо таким тоном, словно разговаривал с пятилетним ребенком. — Это огромные скопища домов и храмов! Город захватить вовсе не так легко, как деревню!

— Нет, так же легко! Потому что ваши тупоголовые горожане не выучились как следует строить стены. Нигде нет хороших стен, кроме как в Куру! А в стенах, если они и имеются, есть широкие, просторные проходы — это нам наши лазутчики рассказали. Да, да, у нас есть лазутчики — неужто вы думаете, мы бы стали нападать на город, не вызнав раньше, как там и что? Мы погоним наши повозки по широким улицам Кашало и убьем всех прохожих до единого. Наши воины побегут по домам и прикончат там всех — жители еще и опомниться не успеют! Так что не сомневайтесь, ваньяры умеют брать города. Там не останется ничего — плюнуть будет не на что.

— Кроме вас, ваньяров, — уточнил Лукойо, изменившись в лице. — Надеюсь, ты достаточно узнал? Или тебя еще что-нибудь интересует?

— Ничего, — довольно ухмыльнулся Огерн. — Все выболтал.

Ваньяр, не мигая, уставился на Огерна, перевел Лукойо и начал кататься по земле, пытаясь сбросить путы.

— Меня провели! Обманули! Ты заставил меня сказать все, что хотелось вызнать этому колдуну! Будьте вы прокляты! Прокляты!

— Вот вы-то точно — проклятие всей земли, — бросил Лукойо и отвернулся к огню. — Ну, что мы теперь с ним будем делать?

Огерн тоже отвернулся от пленника.

— Мне все равно. Какая от него польза для нас и для мира вообще? Пусть лежит тут связанный и подыхает. Пусть шакалы, которых он так сильно любит, растерзают его и сожрут его кишки!

Рыбак понял намек. Глаза его разгорелись, он схватил починенный ваньярский топор и пополз к его владельцу. Огерн и Лукойо ссутулились и постарались отрешиться от страшных криков, которые, правда, звучали недолго. Все стихло в пещере.

— Что это — отмщение или справедливость? — пробормотал Огерн.

— Мне все равно, — с неожиданной яростью воскликнул Лукойо. — Если добились второго, то при чем тут первое?

— И правда, при чем? — негромко проговорил Огерн и пристально посмотрел на Лукойо. — Знаешь, если бы ты не помешал мне, я бы жестоко пытал его. Ты это понял, да?

— Ну… догадался, — признался Лукойо.

— Здорово у тебя получилось. Он ведь не заговорил бы, сколько бы боли я ему ни причинил. Здорово! Хитростью ты выжал из него то, чего он не сказал бы под пытками.

Лукойо кивнул:

— У меня есть в этом деле кое-какой опыт.

— Это славно, — кивнул Огерн. — Но все же почему ты остановил меня? Я понимаю, ты поступил верно, но я от тебя такого не ожидал.

Озорник пожал плечами.

— Ну ты же сам только что сказал: пытками от этого упрямого ваньяра было ничего не добиться — ты только бы распалялся попусту. Кроме того… он сам сказал: тот, кто пытает, как бы уподобляется Улагану, — делает другому человеку то, что Улаган бы сделал всем людям, будь его воля. А если ты начал действовать по образу и подобию Улагана, значит, ты отдал себя в его власть, а у меня есть личные причины не желать этого.

Они тронулись в путь перед рассветом, оставив труп ваньяра на съедение шакалам, как и собирались. Огерн сказал двергу, что он отныне свободен и может возвращаться в родные горы, однако кузнец-волшебник объявил, что обязан быть верным тому, кто освободил его, и побрел за ними по берегу, стараясь не отставать. Наконец, беспокоясь, как бы с ним чего-нибудь не случилось, Огерн велел гребцам втащить дверга в каноэ. Затем они быстро поплыли дальше по реке. Плавание протекало спокойно, и спустя две недели, когда солнце клонилось к закату, все увидели на горизонте странную дымку, похожую на облако.

Огерн положил весло на борт, дал знак гребцам. Они подогнали каноэ поближе к кораклю. Как только лодки стали борт о борт, Огерн спросил:

— Что там за туча?

— Это дым от множества печей, — отвечали рыбаки.

Вот так они впервые увидели Кашало.