Город многих ночей
.
Пятый день месяца термидора
Луна висела желтая, пухлая, укутанная в кисейную дымку; вся насквозь арабская, чуждая и бессмысленная. И надменная. Поскольку отягощала небо в полном одиночестве.
Справедливости в столь суровом астрономическом суждении имелось немного — на самом деле вполне красивая луна, несмотря на нынешний встревоженный румянец на сытом луноликом лике. Просто Катрин отдавала себе отчет, что подсознательно ищет в небе Темную Сестру. Вот тогда было бы нормально: имеем полную свободу и очередные приключения на свою лунож… обратную сторону луны. А сейчас непонятно, кого и чего ждем.
Вечером, на закате, ждали лодку. С транспортом ныне у каирских окраин было тяжко: драпал город. Судя по слухам, исход имел массовый и панический характер. Бежали мубаширы[1] и кади[2], убегали сборщики податей и прочие чиновничьи и должностные лица прежней администрации, поспешно отбывали гордые наследники халифов и визирей, уходили купцы и торговцы с семьями, наложницами, рабами, коврами, ценными и малоценными ценностями, тюками с товарами, спешно скрипели во тьме ломящиеся от добра повозки, проплывали не выспавшиеся тяжко навьюченные верблюды, клацали подковами понурые лошади, ослы и прочая живность. Бежали в страхе ремесленники со своим инструментом, водоносы с женами, горшечники с детьми, тряпичники-холостяки, нищие, курители греховных снадобий со своими кальянами и трубками; все, все спешили покинуть город. Из разговоров «археологических» лиц, сведущих в текущей и «ближне-прогнозируемой» обстановке, Катрин знала, что паника и беготня продлится недолго: через сутки-двое горожане начнут возвращаться. Кто-то успеет одуматься, у кого-то расхвораются дети, кого-то успеют ограбить восхищенные открывшимися широчайшими перспективами кочевники-бедуины, и уходить на юг или восток у этих лишенных лошадей и верблюдов бедняг не будет никакой возможности. В общем, выяснится, что нашествие армии неверных — еще не самое страшное. Пока французы вели себя вменяемо и тактично: бегству перепуганных горожан не препятствовали, предпочитая пересчитывать боевые трофеи, разбираться с захваченными кораблями и вылавливать из реки ценности сожженного флота, обирать трупы героически павших на поле боя врагов — золота и драгоценностей на телах мамлюков имелось столько, что любая фараонова сокровищница позавидует. В город батальоны Наполеона войдут неспешно, дождавшись спокойствия и относительного безлюдья.
В отличие от армии гениального генерала, «археологические» изыскания ждать никак не могли. Катрин понимала, что руководство экспедиции пытается в полной мере воспользоваться безвластием и беспорядком в городе, но что именно предстоит делать в Каире, оставалось загадкой. Из намеков и оговорок следовало, что визит будет нанесен в самую старую и сложную часть города — практически в саму Цитадель[3]. Что, конечно, отягощало задачу.
Приказано было готовиться к выходу полноценной туристско-боевой группой: силовой отдел экспедиции в полном составе, оба переводчика, и, для окончательного сгущения откровенно цирковой атмосферы, — Вдова-служанка. Подбор личного состава Катрин несколько удивил, а охранники (у коих ссадины на самолюбии после вчерашнего еще едко щипало) демонстрировали свое недовольство еще откровеннее. Возможно, мсье Спящий и снизошел бы до объяснения своего спорного решения, но начальник был занят возней с переводчиками — оба толмача как-то внезапно и враз занедужили.
Пока начальник и доктор выясняли причины странного недомогания, головная группа сидела на берегу и ждала обещанную лодку. «Семь-Шесть» и «Девять» многозначительно переглядывались, но хранили молчание. Ночная свежесть еще не успела сменить дневное тепло, и парням было душновато: плотные европейские полувоенные костюмы плюс бронежилеты с разгрузками и оружием, а поверх этой цивилизованной «импортной» роскоши местные свободные дишдаши[4].
— Если хотите вволю пошептаться, могу отойти, — проявила милосердие и добрую волю сидящая налегке Катрин.
— Шептаться нам не о чем, — заявил Госслен-«Девять». — Но не сомневайся — мы за тобой присмотрим. Причем пристально. Так что лучше веди себя смирно. Мы тебе не доверяем.
— Как не доверяете?! — встревожилась девушка. — Но отчего же? Нет, за мной всегда приглядывают, тут спору нет. Но обычно я вызываю симпатию, полное доверие и желание пообщаться. А тут вдруг… Какие-то вы странные.
«Девять» нервно глянул на своего старшего друга.
— Это она так шутит — пояснил «Семь-Шесть». — Находит чрезвычайно забавным издеваться и оскорблять.
— Где я вас оскорбляла? Еще даже и не начинала, — запротестовала Катрин. — А вот вы давеча в меня стрелять пытались.
— Не в тебя, а над плечом, — напомнил склонный к занудству «Девять».
— Допустим. Это, конечно, в корне меняет ситуацию, — проворчала Вдова. — Я вам как честная девушка стволы вернула, а он немедля «над плечом». И это нынче называется «галантность».
— Галантность? Нет, не слышали, — ухмыльнулся «Семь-Шесть».
— Ну да, я все время забываю, — кивнула Вдова. — Ладно, отринем лишние слова, оставим суть.
— Именно. Только попробуй нас подставить. Вейль, если хочет, может иметь на тебя какие угодно личные планы, а мы всего лишь собираемся вернуться домой живыми. Так что… — «Девять» поднял локоть — под рукой в распоротой галабее у него висел «хох»[5] с куцым стволом.
Катрин поморщилась:
— Ах, оставьте свой шовинистический мужланский милитаризм. Еще раз вздумаете целиться в мою сторону — пеняйте на себя. «Над плечом», «в колено» или «в ушко» — мне без разницы. Покалечу. Я предупредила.
«Семь-Шесть» хмыкнул и согласился:
— Попробуй.
Тут «Девять» не выдержал и зашептал что-то другу. Спаянная парочка уставилась на девушку с усилившимися подозрениями.
— Что-то еще не так, а, родные? — поинтересовалась Вдова.
— У тебя под платьем что?
— Бестактный вопрос. Под платьем — я.
— Нет, с левой стороны. Вейль обещал, что не будет давать тебе оружие, — злобно заявил «Семь-Шесть».
— А, это, — Катрин тронула скрытую под абайей рукоять. — Не напрягайтесь. Ничего стреляющего и смертоносного мне ваш Вейль не выдавал. Это инструмент. Универсальный. Для вскрытия местных дверей, голов, калиток, заборов, хлевов и всяких верблюжьих конюшен. Вы сами-то давно хлева вскрывали? Руки-то помнят?
Увлекательный разговор прервало появление лодки — медлительно подгребало что-то плоскодонное, видимо, предназначенное для переправки ослино-бараньего поголовья. Одинокий гребец издали что-то начал сердито говорить. Похоже, требовал поспешить с погрузкой — работы много.
«Девять» поспешно поднялся от берега, донеся приглушенный шорох включенной рации. Связь работала, но не очень — охранник выругался, побежал к палаткам, дабы донести благую весть ретроградным, но проверенным способом. Сердитый лодочник начал причаливать к топкому берегу. Вдалеке замаячила пара суровых, вооруженных мушкетами фигур — часовые 4-й легкопехотной демонстрировали свою зоркость и бдительность.
— Помаши пехоте — видишь, сейчас тревогу поднимут, — посоветовала Вдова явно занервничавшему охраннику.
— Сама маши. Я им не командир.
Катрин встала, поприветствовала солдат успокаивающими жестами содержания «все у нас в порядке», достойные стрелки сделали шутливый «на караул» и исчезли. Приметную (если не сказать перерослую) фигуру служанки ученой команды они явно считали за «свою».
Гребец продолжал возмущаться по-арабски и размахивать руками, обращаясь в большей степени к Катрин — черный наряд и никаб вводил правоверного речного труженика в заблуждение. Ситуация выглядела глуповатой, и Вдова сочла уместным вспомнить одну из двух распевных фраз застрявших в ее лингвистическом арсенале после давней недолгой командировки:
— Аааллаху алим![6]
Как ни странно, подействовало. Речник слегка пообмяк, принялся что-то оживленно рассказывать, указывая в сторону города.
Катрин сочувственно кивала, пару раз всплеснула руками, дивясь невнятному, но очевидному крушению миропорядка.
— Ты его понимаешь? — подозрительно уточнил «Семь-Шесть». — Говорили, что ты по-арабски вообще ни слова…
— Молчи, неверный! — призвала Вдова. — У человека горе, а ты с мелочами…
Лодочник кивал и с большим одобрением вглядывался в глаза сострадательной женщины — накрашены глаза были замечательно — сверх-густо, как подобает скромной, но следящей за собой молодой горожанке. Да и рост приятной и воспитанной особы храброго речного каирца, видимо, не отпугивал. Чисты душой и бесстрашны истинные мужчины Востока.
Насчет необходимости ношения боевого макияжа в духе местных традиций заранее напомнил Вейль. Раз шеф счел это важным, пришлось уделить внимание и не забыть руки — кончики пальцев Вдовы были выкрашены хэнной[7], все согласно здешней моде. Привыкнуть к дизайну собственных ладоней Катрин еще не успела, ну, ничего, ближе к делу перчатки наденутся, не будет этот красно-рыжий изыск отвлекать.
Появился шеф с остальными членами рейдовой группы — правда, не в полном составе.
— Азиз не в состоянии идти. Кишечное расстройство, — кратко уведомил Вейль.
Судя по всему, коварный кишечный недуг не миновал и второго переводчика — Барбе был бледно-сер ликом, двигался несколько кособоко и панически косился на начальника охраны. Ну, приступы неуправляемой трусости действительно напрямую связаны с кишечно-желудочным трактом: там всегда и первые симптомы, да и общая слабость организма оттуда проистекает. Недуг широко-распространенный, дело лишь в умении конкретного приболевшего человека справляться с внезапно настигшим приступом. Помогает чувство долга, товарищеского локтя, доброе слово командира с напоминанием о трибунале и иных карах, или пара точных тонизирующих ударов — вот как сейчас. Человек, сосредоточенный на крайне неприятных ощущениях в районе почек (и опасающийся повторных рецидивов), двигается своеобразным образом, а о будущих неприятностях не помышляет, ибо полностью сосредоточен на текущих.
Умело побитых людей Катрин видела неоднократно, чего скрывать, и сама к этому средству прибегала, так что особенно не удивилась. Сотоварищи по городской экспедиции тоже, видимо, все поняли, поскольку, не задавая лишних вопросов, принялись грузиться в плавсредство.
Отчалили. Барбе осторожно пытался усесться поудобнее. Все помалкивали, только лодочник опять ворчал себе под нос, сноровисто управляя высоченным косым парусом. Похоже, указания от «Спящего» речной каирец получил загодя, поскольку широкая скотовозка шла целеустремленно, пусть и черепашьей скоростью. Впрочем, лично Катрин торопиться было некуда, сидела, вдыхала запахи засохшего лодочного навоза, большой речной воды, думала о прошлом и немножко о будущем.
Мимо уже потянулись бесконечные лодочные пристани, навесы, склады и мелкие домишки с плоскими, переходящими одна в другую, крышами; огней здесь практически не увидеть, лишь кое-где попахивало живым дымком очагов. Подальше от берега в густеющей темноте угадывались солидные сооружения: вот проплыла толстостенная башня, участок старой мощной стены, что-то изящное с угадывающимся изобильным орнаментом, за ними торчал высокий островерхий минарет, левее еще и еще… Ощетинился многочисленными острыми копьями-минаретами древний Каир, но ведь уже уступал без боя. Город уже сдан Бонапарту, вот позже вспыхнут восстания… но «позже» будет позже.
Пока пылало не восстание, а всего лишь крыша здания в полусотне шагов от реки, тусклые сполохи бросали мутные тени, мелькали в низких клубах дыма мечущиеся люди, доносились неразборчивые крики: отчаяния и азарта поровну. Лодочник разразился гневной речью, кособоко привалившийся к борту и тяжко страдающий Барбе что-то вяло ответил. Каирец возмущенно глянул на пассажирку.
— Аллаху алим! — с чувством признала Катрин.
Лодочник согласно воздел палец к небу и занялся снастями. Присутствие единомышленников неизменно смягчает напряжение пути.
Вейль пересел ближе к подчиненной, нагнулся к укутанной голове девушки:
— Будет разумнее, если вы не будете без разрешения вступать в разговоры.
— Это не разговоры. Это все что я знаю по-арабски. Капитану скотовозки и так не по себе, день выдался нервный, а вы все еще как сговорились и угрожающе молчите. Сиганет адмирал за борт и все. Вы в этих румпелях и реях что-то понимаете?
— Тут уже недалеко, берегом дойдем, — Спящий с неопределенным выражением глянул на забортную воду. — Вдова, я не против логичных и инициативных действий. Почему бы и нет, если пойдет на пользу делу? Но после моего одобрения. Это понятно?
— Так точно, герр гауптман!
— Вот этого, бошевского, вообще не надо, — вяло запротестовал шеф. — И что у вас этакое под одеждой припрятано?
— Наябедничал цифровой тандем? Клинок у меня. Небольшой, не контрабандный, сугубо местного происхождения. Контрактом не указано, что я обязана исключительно ногтями бифштексы рвать и морды плохим дядькам расцарапывать. В конце концов, я отчасти цивилизованная девушка и имею право на ножичек.
— Допустим, — Вейль поправил на голове непривычную чалму. — Какие еще сюрпризы припасли?
— Ничего многозарядного, кумулятивного и разрывного. Собственно, и однозарядного тоже нет. Еще один ножичек типа малый кинжальчик, две пары рабочих перчаток, наличные в местной валюте.
— Откуда деньги?
— По реке плыли. Я рассказывала.
— Ах, ну да. Это все? — уточнил «Спящий».
— Все. Можете обыскивать. Хотя нет, есть еще три презерватива.
— Разумно, — шеф, вновь снял чалму, озадаченно заглянул внутрь. — Катрин, обыскивать мне некогда. Да вы и вряд ли позволите. Так что верю на слово. Сегодня меня уже дьявольски утомили болезненные переводчики. Имейте это в виду.
— Уловила, утомлять не собираюсь. А с переводчиками всегда так: когда повезет, а когда и нет. Если чалма давит, лучше дать кому-то знающему, пусть перемотают, — посоветовала Катрин. — Я определенно этим искусством не владею.
— Да? Жаль. Послушайте, Вдова, пора определить круг ваших задач.
— Вот давно пора.
— Мы говорим «по теме»? — уточнил шеф.
— Виновата. Внимательно слушаю.
— В городе вы находитесь рядом со мной, без крайне уважительных причин ни во что не вмешиваетесь. И смотрите. Как вы только что выразились, «внимательно». Вы — женщина-тень. Желательно — немая.
— Ясно. Молчаливая женщина-тень. Нестандартно и пугающе. Постараюсь оправдать доверие. А на что именно я должна смотреть?
— Видимо, на то, что не разгляжу я и наши, э-э… коллеги, — несколько неопределенно пояснил Вейль. — У меня есть основания полагать, что с некоторыми нюансами подлежащих решению вопросов, вы знакомы лучше остальных членов экспедиции.
— Буду смотреть.
— Прекрасно. Задача остаться живой и работоспособной также не отменяется. Ну и намекните, если у меня за спиной что-то окажется не в порядке.
— Так точно, шеф. А… — Катрин сделала намекающий жест в сторону попутчиков.
— Присматривать за ними? — слегка удивился Вейль. — «Цифры» следуют с нами, чтобы охранять. Охранять охранников — это было бы странным излишеством. Что касается переводчика… Катрин, вы точно не владеете арабским? Я бы определенно рискнул гарантировать вам дополнительную премию. Поскольку, похоже, что переводчиков у нас вообще нет.
Катрин в очередной раз подумала, что Вейль-«Спящий» абсолютно не похож на типичного француза. Конечно, типажи неистовых и задиристых усачей-гасконцев и импульсивных комиссаров-жювов давно уж переплавил тигель евроинтеграции, но нынешний босс даже внешне разительно отличается от нормальных обитателей Франции. Широкое округлое лицо, вечно полуприкрытые блеклые глазки, бесформенно-картошечный нос, мясистые уши и намек на веснушки. С такой бы физиономией где-нибудь в Пирканмаа рыбу удить и наблюдать, как клюква зреет. Он ведь даже не нудный, и не вялый. Он — вопиюще отстраненный. Думает о возвращении на свой уютный хутор и о запаривании новых бочонков для морошки.
Впрочем, о дивных комариных озерах Катрин знала только понаслышке, а примороженный шеф был здесь и ждал ответа.
— Увы, две-три местных фразы — максимум, на что я способна. Прочесть писанного по-арабски вообще не умею.
— Жаль. Придется, видимо, просить переводчика у наших штабных покровителей. Что несколько осложнит дело, — «Спящий» пересел к паре охранителей.
Катрин подумала, что дело действительно осложняется: вот уже и к дебютной акции вплотную приблизились, на что-то нужно смотреть «в оба», а ясности как не было, так и нет. Темнит шеф.
Лодка причалила у какой-то набережной: вполне капитальной, красиво выложенной камнем, широкие ступени здесь спускались прямо в воду. Катрин высадилась следом за «Цифрами», поднялись наверх — Нил напоследок дохнул в спину черной ночной прохладой.
— Куда? — кратко поинтересовался шеф у переводчика, поддерживая несчастного под локоть — Барбе явно настигал новый приступ кишечного ужаса.
— Туда! — поспешно и очень обще указал толмач, тщетно пытаясь отстраниться от руководителя группы.
— Двинулись. Город практически пуст, бояться нечего, главное, соблюдать осторожность, — напомнил «Спящий», поправляя упрямую чалму.
Город, конечно, пуст не был. На улочке, ведущей, видимо к городским воротам, непрерывно громыхали колеса, стучали копыта, доносились проклятья, крики, шорох шагов, плач — обычные звуки поспешной эвакуации. Но исход из Каира подходил к концу — покидали город припозднившиеся беглецы. Рискнувшие остаться горожане затаились по домам, дожидаясь входа французских гяуров, ограблений, осквернений, и иных обид, свойственным тяжким военным временам.
«Археологи» из проулка наблюдали, как через площадь катят повозки и шагают беженцы.
— Нужно было мешки взять. С пустыми руками мы выглядим неестественно и вдвойне подозрительно, — высказала запоздавшее ценное соображение Катрин.
— Не проблема. Зайдем в любой дом и возьмем что нужно, — усмехнулся «Семь-Шесть».
— Вы зайдете туда, куда нужно, — поправил шеф. — Барбе, мы идем через площадь или вокруг?
— Я не знаю, ворота кварталов наверняка уже заперли. Господа, поймите, я вообще не уверен, что сейчас возможно пройти к, — залопотал жутко нервничающий толмач. — Возможно, мы прибыли слишком поздно…
— «Не уверен» и «возможно»? — удивился Вейль. — О, так в этих словах есть какой-то смысл? Его мне кто-то объяснит?
Все слегка задумались, дверь дома рядом распахнулась, выглянул абориген в домашнем затрапезном одеянии, увидел затаившихся незнакомцев, энергично захлопнул дверь, звякнул засовом и уже из-за защиты перепугано воззвал к Аллаху.
— Я говорю — без мешков мы народ пугаем, — пояснила Катрин, глядя на переводчика.
Собственно, на Барбе смотрели все, поскольку переводчик, целясь в захлопнувшуюся дверь, многократно и тщетно нажимая на спуск — короткоствольный крупнокалиберный револьвер стрелять не спешил, хотя его суетливый хозяин очень старался.
— О, сын греха! Барабан заклинило! — прошептал потрясенный переводчик, капли пота на его лбу блестели даже в темноте. — Это дурной знак! Совсем дурной. Я должен вернуться в лагерь. Господин Вейль, я вас умоляю…
— Знаменитое каирское суеверие, — кивнул шеф и без замаха двинул Барбе под дых. — А так? Барабану легче?
Толмача мгновенно скрючило, он едва не клюнул мордой в мостовую, и хотя на ногах удержался, болезного повело к стене, неслабо об нее шмякнуло — Барбе выронил револьвер. Катрин просто чудом успела подхватить падающее оружие.
— Отдай!
На Вдову смотрела два ствола — по скорости выхватывания стволов оба «цифровых» могли состязаться со знаменитыми ганфайтерами очень Дикого Запада.
— Дебилы! — откровенно сообщила Катрин. — Пистоль же на камень упадет и запросто бабахнет.
— Не выдумывай. Револьвер заклинило и твои уловки…
Катрин большим пальцем крутанула барабан «смит-вессона», тот послушно защелкал.
— Все убрали оружие — приказал шеф, дергая переводчика за шиворот галабеи и силой выпрямляя. — Вдова, отдай револьвер мсье Барбе, он его спрячет и не вздумает доставать без приказа. Не так ли, мой друг?
Переводчик ответил тишайшим, но полным муки стоном.
Катрин вопросительно посмотрела на начальство. Барбе был чересчур нервозен даже для очень-очень неподготовленного переводчика. На кой черт ему револьвер?
Вейль пожал плечами и жестом подтвердил приказ. Ну да, без оружия толмач вообще впадет в полную неадекватность, а другого переводчика нет, и не предвидится. Босс предпочитает риск случайной стрельбы полному провалу операции. Некоторая логика есть.
— Бери и прячь понадежнее. Обывателей заваливать это достойное оружие отказывается, но в нужный момент не подведет, — лживо обнадежила Катрин, вкладывая бесполезный килограмм стали и полупротухших патронов в потные пальцы страдальца-толмача.
Наконец, двинулись дальше. Барбе куда-то вел, в городе ему явно доводилось бывать, причем неоднократно. Проблема была в том, что города — существа очень живые и им свойственно непрерывно меняться. Естественно, знаменитые достопримечательности и архитектурные доминанты веками остаются неизменными, но проходы-проезды за 200 лет исторического «дрейфа» способны заметно сдвигаться и неузнаваемо видоизменяться.
Группа кружила по узким закоулкам, массивные тени башен и стен маячили в сотне метрах, узнаваемые минареты мечети Султана аль Насира указывали, что никакой ошибки нет, но пройти не получалось. То тупик с запертыми воротами, то просто глухой тупик.
— У нас остается сорок минут, — сообщил шеф, бросая взгляд на светящийся циферблат часов. — Или мы успеваем, или остаемся ночевать. В смысле, дневать.
Такая постановка вопроса оказалась неожиданной не только для мало-осведомленной Катрин.
— Минутку, разве суточная экскурсия входила в наши планы? — уточнил «Семь-Шесть».
— Не входила, — согласился Спящий. — Но что делать, если мы не успеваем? Вернуться и сказать «ах, мы слегка заблудились»?
— Тут наверняка полно всяких караван-сараев и просто сараев, — заметила Катрин. — Это вам не пошлый отель, тут экзотика! В принципе, я готова рискнуть и провести здесь денек-другой. У меня все нужное с собой.
Шеф пожал плечами. Скорее, в одобрительном смысле.
— Я не останусь! — в ужасе прошептал переводчик. — Вы не представляете, как здесь опасно. Это безумный риск, мы на такое никогда не соглашались! Вчера нас чуть не раскрыли. Вы знаете, что делают мамлюки со шпионами?
— Что-то особенное? — заинтересовалась Катрин. — Что делают со шпионками, я примерно представляю. Но вы-то случай совершенно особый.
— Говорим строго по теме, — напомнил шеф. — И идем напрямую.
Барбе издал серию чуть слышных душераздирающих стонов, но его взяли за шиворот.
Сначала все шло хорошо. Выйдя к стене Цитадели, «археологи» приклеились к арьергарду группки беженцев. Наблюдая корму престарелого верблюда, Катрин подумала, что «к хвосту» это очень точное выражение.
Нынешний хвост, (собственно не только верблюд, но и его собратья, ослы и хозяева) внезапно свернули в сторону Байна-с-Сурайн[8].
— А нам туда, — прошипел Спящий, указывая прямо. — К Баб аш-Шайх[9] и никаких разворотов. Времени для маневров нет.
У Баб аш-Шайх мелькали факелы, доносились голоса: то ли себя ободряли особо стойкие остатки городской стражи, то ли кучковались сторожа из остатков каирского ополчения. Катрин догадалась, что шеф прорываться через ворота не собирается, свернуть нужно будет раньше.
Со своевременным маневром на уклонение дело не выгорело. От ворот, прямо на «археологическую» группу выскочила шайка спешащих местных уроженцев. Или не совсем местных — с виду какая-то сборная пригородная банда, разномастно вооруженная, под предводительством пары конных джигитов. Один из всадников немедля что-то повелительно заорал, обращаясь к оказавшимся на пути прохожим.
Катрин подозревала, что им попросту приказывают убраться с дороги — для бандиствующего люда нынешняя урожайная ночь обещала цели куда более привлекательные, чем ограбление пятерых неброско одетых горожан. Но дело подпортил Барбе — переводчик что-то ответил на окрик, но столь визгливо и неуверенно, что лучше бы помалкивал. К тому же он нервно сунул руку за пазуху. Сочетание столь сомнительных действий вызвало обоснованное раздражение у честных каирских урок. Всадник вновь заорал, заблистали выхватываемые сабли, полдюжины разнообразных ружей и пистолетов начало обращать стволы в «археологическую» сторону.
— Что за невезение, — буркнул шеф, выхватывая револьвер.
Катрин успела шагнуть за спину «Девять» — если парню суждено словить не совсем «свою» пулю, так пусть не стесняется — такова судьба настоящего мужчины. К тому же на нем бронежилет и вообще с этим поганцем сложно сработаться.
Нужно признать, вся силовая команда экспедиции извлекать оружие умела шустро. Шеф исключением не стал, напротив, показал пример — его «лебель» бахнул первым, «Цифры» поддержали начальника с крошечным запозданием. Дистанция — 15–20 метров, освещение — приемлемое, скорострельность для этого века и времени суток — фантастическая. Супротивников на начало боестолкновения насчитывалось человек шестнадцать. Падали, разбрызгивая кровь и разбрасывая бесполезные клинки. Когда оба револьверных барабана стрелков-туристов опустели, на ногах оставалось шестеро туземцев, плюс один конный. Перезаряжались иновременные стрелки быстро, под прикрытием отрывистого лая «хоха» — куцый пистолет-пулемет бил расчетливыми сериями-отсечками по три патрона. Стреляли все силовики-«археологи» с колена, Катрин, сидя на корточках за твердой спиной «Девять», успела подумать, что можно было бы прихватить и испытать кремневую архаику. Но тут треск непрерывных выстрелов и крики оборвались…
Валялись тела, кто-то из каирцев уползал к воротам, стонов не слышно, блестят стертые подковы замертво рухнувшей лошади, ее более счастливая напарница неистовым галопом уносила всадника в ворота, за ней резвыми кроликами неслись уцелевшие бандиты-пехотинцы.
Откуда-то из темноты бухнул ружейный выстрел — пуля с интересным, но однозначно неприятным шипящим свистом прошла над головами «археологов». Стоящий на коленях Барбе судорожно пальнул в ту сторону из своего «смит-вессона».
— Черт возьми, все равно придется отходить, — неохотно признал «Спящий».
Группа метнулась назад — Катрин сочла возможным возглавить своевременный маневр.
— Сюда! — шеф заставил подчиненных свернуть в глубокую арку, далее проход преграждали низкие, обильно украшенные коваными бляхами ворота. Но тьма в коротком туннеле оказалась достаточно густа, чтобы в ней укрыться.
— Вдова, присмотри — скомандовал «Спящий».
Катрин наблюдала за узкой площадью-улицей у ворот, остальные проверяли оружие.
— У меня одна осечка, — сообщил шеф.
— Две, — отчитался «Семь-Шесть». — Не так уж плохо. А уж пугали-то нас…
— У меня без осечек, но под конец отказ, — озадаченно оповестил «Девять». — Не пойму в чем дело, но того «жокея» я не достал.
— Жокей нам не нужен. Вдова, что там? — спросил «Спящий», пряча перезаряженный «лебель».
— Да ничего. Подбежали, раненого забрали, и к воротам оттащили. Мертвые на месте, у ворот возня. Орут все громче.
— Да, это слышно. Барбе, о чем они?
— Удивляются. Взывают к Аллаху. Послушай, Жак, мы туда не пройдем. Просто не пройдем. Сейчас это уже невозможно! — переводчика вновь начало трясти. — Ради Аллаха, великого и милосердного, давайте вернемся. Нас здесь убьют! Именами ваших детей заклинаю!
— Каких еще детей? Какой «Жак»? Ты о чем? — эмоций на широком лице «Спящего» ничуть не прибавилось. — Нам нужно вот в то здание. Прямо сейчас. Иных вариантов нет. Вдова, не отвлекайся.
— Шеф, я не отвлекаюсь, я слежу за вашей судьбоносно указующей рукой. Если нужно именно то здание, то зачем же переться непременно к парадному входу? От стены будет гораздо ближе. Там пристройка какая-то вроде навеса для хозинвентаря. Короче, спуститься нужно всего метра на три. У вас же есть репшнур?
Шеф опустился на колено, и, профессионально оставаясь в тени, принялся вглядываться в здание. Вожделенный архитектурный объект не выглядел чем-то особенным: достаточно скромное здание, видимо, ритуально-хозяйственного назначения: имеет отношение к религии, но непрямое.
— Благодарю. Так и сделаем, — рот «Спящего» на миг ожил в намеке на досадливую гримасу — шеф явно оставался недоволен собой.
Катрин подозревала, что эти кварталы и площади Жак Вейль-«Спящий» знает достаточно хорошо. Проскальзывала у него уверенность по ходу маршрута. А все эти уточнения у суетливого толмача — это для отвода глаз. Но объект изучался в современном варианте, все эти пристройки-навесы, видимо, давненько снесены — туристический центр города, здесь в современности все зализано и подкрашено неподдельно историческим акрилом. Отсюда некоторые разночтения и шероховатости. Но что это за здание и какова цель его посещения? На место захоронения древнего клада не очень-то похоже, да и кувалд с ломами группа не прихватила. Скорее, назначено рандеву с агентом или какая-то важная встреча третьих лиц, коих необходимо отследить. То-то шеф к полуночи норовит успеть. Но к чему на явку или слежку тащиться столь громоздким коллективом? Одному куда как практичнее. Хотя если нужен переводчик, так и конвой напрашивается…
Подъем на стену и спуск отяготило единственное обстоятельство — этот самый переводчик. Поминутно на Барбе накатывало и он превращался в полноценного барана: безмозглого, путающегося в собственных ногах, стукающегося о стены и невнятно блеющего-стонущего. Поднять на стену его подняли, спускать пришлось, лупя по судорожно цепляющимся за кладку пальцам. Катрин начала подозревать, что дело не только в кишечно-паническом вирусе — толмача парализовало приближение к намеченному зданию. Может, смуглый парень знал об объекте что-то конкретное? Он, отчасти местный, да и побывать уже успел и в «датированном» городе.
К счастью, возня на стене не привлекла лишнего внимания: охрана, если она вообще здесь когда-то была, сгинула ввиду скоропостижного падения тиранического мамлюкского режима, по площади, к воротам и обратно спешили редкие припозднившиеся горожане, и глазеть по сторонам у благоразумных каирцев нынче не имелось особого желания. А тела неблагоразумных-разбойных людишек уже успели оттащить с проезда поближе к сточной канаве — традиции уважения к покойным в славном городе оставались достаточно сильны даже в эти непростые дни.
Катрин съехала по репшнуру третьей — внизу шеф придерживал окончательно обмякшего Барбе. Начальник мельком глянул на руки Вдовы — невзрачные рабочие перчатки вели себя пристойно. Резиновые «пупочки», правда, осыпались мгновенно. Ну, ничего, в килограмме личного багажа перчаток припасено два десятка, на первое время хватит. Начальству, вон, хуже: его «тактические» превратились в бесформенные комки — застежки-«велкро» не держат.
«Цифры» наверху взяли паузу — по улице катила визгливая повозка, висеть в этот момент на стене действительно было неразумно.
— Шеф, осмелюсь поинтересоваться — из сугубо технических целей — это зданьице, куда мы премся, — это что?
— Морг. Служебный. Султанский, — исчерпывающе пояснил «Спящий».
— Гм, и что там интересного и хорошего? — не скрыла удивления Катрин. — Донорские органы будем воровать? Так протухнут. У нас ни то чтоб холодильника-переноски, даже мешка нет.
Временно пришедший в себя толмач издал стон и забормотал:
— Вы не понимаете. Знаменитое место. Здесь обмывали тела публично казненных. Традиция. Это не шутки гидов, это не смешно, все чистая правда. Магсиль ас-султан[10] знаменитого Бейбарса. Так было в те времена… в эти…
Барбе сбился на арабский. Кажется, молитвы припоминает. С большой искренностью и энтузиазмом.
Против молитв Катрин ничего не имела, да и вообще ситуация слегка прояснилась. Древний морг для преступников, бесспорно, место сакральное, с богатой аурой. Тут и клады прятать уместно, и тайники делать…
Сверху спустились охранники и «археологическая» команда стремительным рывком приблизилась к боковой стороне санитарного заведения. Дверь здесь имелась небольшая, запертая на замок, но с оставленной для вентиляции щелью. Изнутри попахивало — чувствовалось, что тут смертями занимаются, а не легкомысленную лавку благовоний держат.
— Вдова, ты, кажется, специалист по дверям, а? — прошептал «Девять» пытаясь ощупать висящий внутри замок.
— Не отрекаюсь, — Катрин отодвинула охранника…
…Клинок мамлюкского кинжала тихо скрежетал, нащупывая щель между внутренней петлей и створкой. По личному опыту специалистки, неоднократно входившей в идейное противостояние с замками-засовами-задвижками, именно петли висячих замков и есть наиболее уязвимое место. Катрин морщилась, ощущая, как тупится лезвие. Кинжал так себе, неловкий и несподручный, но все равно… Вот она, щель… Нажимаем…
Сломались. В смысле, и петля, и клинок сломались. Зазвенели отлетевшие вглубь помещения осколки металла. «Археологи» замерли, держа наготове оружие. Вопить и возмущаться изнутри никто не стал. Повезло.
— Шумная ты особа, Вдова, — счел необходимым попенять «Семь-Шесть».
— А вот обеспечьте оборудованием и твердой уверенностью в завтрашнем дне — буду тише, — заверила Катрин.
Войти сразу не удалось — выяснилось, что Барбе обмяк и лежит на ступеньках без чувств. Фу! Абсолютно невозможно работать с вот такими чувствительными и суеверными переводчиками.
— Приводите в чувство и затаскивайте. Только тихо, — распорядился «Спящий» и жестом предложил девушке входить первой.
Джентльмен, маму его… Как в мертвецкую, так пожалуйте вперед…
Скользнув в темноту, Катрин прижала выхваченный ятаган к ноге — складки свободного платья словно и придумывались для прикрытия подобных маневров.
…Помещение хозяйственно-бытового назначения. Метлы, неуклюжие ведра, тряпье и мебель неопределенных степеней дряхлости. Свет неяркой масляной лампы попадает из следующей двери, здесь же толком ничего не разглядишь, но и так понятно — комендант служебного морга дурно справляется со своими обязанностями. Запах, несмотря на сквозняк, тяжкий. Это даже не тлен, а вонь протухшей застарелой крови.
Шеф двигался неслышно, уже стоял за спиной, напряженно прислушивался.
— Нет там никого, — прошептала Катрин, имея в виду следующее помещение.
Ответом было пожатие плеч — на этот раз несколько разочарованное. По-видимому, «Спящий» рассчитывал кого-то застать в этом приюте старых метел и несвежих смертей. Но пусто. Ага, вот такая глупая ситуация.
— Вдова, пройдете вперед. Лестница на крышу, там можно сесть и наблюдать, — наконец, прервал тяжкие размышления начальник. — Я бы послал с вами кого-то из парней, но вы там наверняка между собой сцепитесь.
— Тронута вашей чуткостью и заботой, но что именно я наблюдать должна-то? — в сердцах поинтересовалась девушка. — Хотя бы в какую сторону? На крышу выглядывать или наоборот? Я, конечно, и просто так подремать могу, но смысл-то в чем? Правильно поставленная задача — половина успеха.
— Согласен. Меня несколько отвлекло упорное нездоровье Барбе, — признался шеф. — Задача такова: сюда приходят посетители — вернее, посетительницы, вы за ними наблюдаете. Замечаете странности — даете мне знать. Все.
— Вот это другое дело. Теперь гораздо понятнее. А ничего, что ночные посетительницы в морге — это уже само по себе куда как странно?
— Не собираюсь с вами спорить. Но такова местная устоявшаяся традиция. Женщины после полуночи приходят и совершают условленный ритуал. Процедура гарантированно помогает от бесплодия и от офтальмии.
Катрин посмотрела на начальника — вроде не шутит.
— Ясно. Наблюдаю. Но вы уверены, что сегодня вообще кто-то придет? Обстановка в городе немного нервная, горожанам не до глазных недугов и иной профилактики.
— Посмотрим. Есть шанс, что кто-то все же придет, — обнадежил Спящий. — Вообще тут должны быть сторож и его достойная супруга. К ним тоже имеет смысл приглядеться.
— Есть, сэр!
В какие именно детали поведения сторожа вглядываться-приглядываться, Катрин уточнять не стала. Шеф перестал притворяться, что здесь впервые и понятия не имеет, где тут главные мертвецкие достопримечательности. Все он знает, жестом указал, где лестница, продемонстрировал удивление отсутствием загадочного сторожа. Если задачу не желает до конца объяснять, так на то его руководящая воля. Вполне может быть, имеются этому молчанию объяснимые причины. Вдова-то у нас в прошлом человек служивый, местами имеющий некоторое представление о дисциплине.
В мертвецкой горело аж две лампы, но столь щедрое освещения впечатление о скорбном заведении ничуть не улучшило. Обстановка скудная, никакой ритуальной торжественности. Каменная скамья (или низкий стол?), сток, корыто — по виду древнее, если и не заставшее фараонские времена, то близкое к тому. Судя по запахам, воду в емкости не меняли принципиально. Катрин ускорила шаг, миновала малоприятное место санобработки и шмыгнула на лестницу. Здесь было низковато, видимо, служители магсиль ас-султан гвардейским ростом не отличались. Что и логично — служба здесь специфическая, малозаметная…
Катрин сидела на узкой ступеньке, видимый «сектор обстрела» был сужен, но половину мертвецкой как на ладони. В люк, выводящий на крышу, залетал ветерок, дышалось здесь легче, а может наблюдательница уже принюхалась. Стояла тишина, слабо колыхались огоньки ламп. Из «подсобки» было донесся короткий легкий шум — доказывающий, что основная «археологическая» группа никуда не испарилась. Возможно, бедняга Барбе вновь сомлел и его приводили в чувство нюхательными солями или более практичным массажем щек. Но стихло быстро, с улицы тоже не доносилось ни звука. Катрин вновь и вновь невольно поглядывала на омывальную скамью и гадкое корыто. Мертвецов Вдова не опасалась давно и устойчиво, к призракам и привидениям относилась крайне прохладно, но вряд ли приличный призрак вздумает заявляться, когда в мертвецкой засела засада в количестве пяти весьма живых рыл. В сущности, призраки чрезвычайно скромны и тяготеют к одиноким и робким зрителям. Хотя толмач может неприятности накликать — страх тоже воняет, подманивает. Интересно, вдруг у робкого Барбе сюда какие-то родственницы ходили зрение проверять, бесплодие искоренять? Может, переводчик и сам правнук этой мертвецкой?
Мысли и настроение были так себе. Стол и особенно корыто так и притягивали глаз. Спору нет: покойнику лучше упокаиваться умытому и в чистом саване. Отсеченную голову тут, наверно, отдельно и особо тщательно моют. Так-то все правильно, но отчего обстановка такая… угнетающе-нуарная? Впрочем, XVIII век, отсталости по части санитарии и финансирования, это можно понять…
Шагам Катрин обрадовалась — хоть что-то, кроме этого проклятого пахучего корыта. Наблюдательница рискнула спуститься на несколько ступенек, полюбопытствовать — снизу черную тень на темной лестнице все равно не разглядят.
В приоткрытую дверь магсиль ас-султан протиснулась женщина — укутанная с ног до головы, но угадывающегося весьма зрелого телосложения. Похоже, не глаза прокралась лечить. Эк бедняжку припекло, раз в такую ночь решилась за спасением обратиться. Навстречу гостье проковылял старик-сторож…
Вот тут Катрин не поняла. До этого мгновения никакого старичка в мертвецкой не было. Не так уж велико здание, даже если бы где-то имелся потайной чулан, звук движения выдал бы. Получалось, что сторож сидел прямо здесь, по соседству с корытом? Но как он мог сидеть, если его там не сидело? Ладно, рассеянные вдовы, на ходу разглядывающие скамьи для покойников, могли прозевать присутствие хозяина, но ведь в «бытовке» находятся вполне зрячие мужчины и помещение у них на виду. Да и не мог человек сидеть абсолютно бесшумно, даже дремлющим живым людям свойственно похрапывать-попукивать. Катрин на лестнице битый час над обмываниями и иными философскими темами размышляла, нет, явно не могла пропустить признаки жизни. Появились нехорошие догадки…
Меж тем внизу происходили вещи довольно странные, но вполне мирные-спокойные. Страждущая паломница, стеснительно придерживая на лице вуаль, сунула сторожу пару монеток. Старикан подслеповато рассмотрел плату, одобрительно закивал. Все так же в полной тишине женщина двинулась к скамье, опустилась на колени и принялась загадочно ерзать. Катрин не без труда догадалось, что гостья подбирает нужную ногу[11]. Паломница тяжко подвинулась на попе вперед, убедилась, что первой следует именно левая нога и полезла под скамью. Упражнение непростое — фигурой гостья обладала сытой, а зазор мебель оставляла минимальным. Тетка все же протиснулась под обмывочной скамьей, шумно с облегчением выдохнула и принялась трудно подниматься на ноги. Подобрала полы одежды, сосредоточилась, вновь вычислила нужную ногу, перешагнула через каменный лежак. Сторож тактично отвернувшись, поправлял огонь в лампе. Толстуха опустилась на пол, вновь полезла под скамью…
Как выяснилось, обряд требовал семикратного повторения. Катрин прониклась определенным сочувствием: с гимнастикой паломницу судьба-злодейка не ознакомила в принципе, а теперь изволь щемиться под низкую скамью. Воистину, дети — большое счастье, а бездетность — наоборот. Наконец, ползуче-шагучий ритуал был закончен, толстуха в последний раз перебралась через мертвецкое ложе, постояла, отдуваясь и держась за бок. Потом нагнулась к корыту и истово, с плесканиями, умылась.
Даже до лестницы докатилась волна всколыхнувшихся тяжких ароматов.
Вытираться, видимо, ритуал запрещал. Паломница поклонилась сторожу, сунула еще монетку и попятилась к дверям. Старик так же кланялся щедрой гостье; за все время не было произнесено ни слова, доносилось только пыхтение, шорох одежд по протираемому полу и шарканье туфель.
Катрин снова видела лишь скамью и корыто — темная жидкость колыхалась, звучно падали капли с края емкости. Старик исчез. Нет, не исчез. Катрин все еще слышала его движения — но они глохли с каждым мгновением. Сторож уходил, растворялся как неживой, хотя был наоборот… о, боги! Объяснить сложно, просто Катрин видела подобное раньше. «Дарк» — так назвали бы сторожа в ином мире.
Наблюдательница беззвучно скользнула вниз по лестнице. Какой бы нелепой ни казалась догадка, шефа необходимо предупредить. Служба есть служба.
Поздно. Из подсобки уже вынырнул сам «Спящий», оба охранника со стволами наголо прикрывали начальника. Вейль на ходу, даже не взглянув, отмахнулся от лестницы — Катрин поняла, что нужно оставаться на месте и отступила наверх. Двигался шеф с неестественной для своего вечно-сонного состояния стремительностью — перелетев через скамью, в мгновение ока заслонил входную дверь. Теперь Катрин вновь абсолютно ясно видела сторожа — тот испуганно замер почти посредине мертвецкой — как его можно было не замечать, оставалось непонятным. Старикан, тряся седой бороденкой, что-то сказал «Спящему» — шеф стоял перед ним, разглядывая пристально, как очень редкую и ценную находку. На миг можно было поверить, что Вейль и вправду археолог — повезло на уникальнейшую находку наткнуться. Старикан вновь что-то спросил — на этот раз явно испуганно, почти крича. «Семь-Шесть» выволакивал из «подсобки» переводчика — Барбе пребывал в полном неадеквате: ноги парня не держали, истерично бормотал молитвы и зажмуривался.
Старик на миг оглянулся на возню, вновь вперил взгляд в Вейля — именно этот гость по-настоящему пугал нечеловеческого хозяина мертвецкой. Катрин и самой стало не по себе — шеф стоял, но выглядел… хладнокровным убийцей выглядел месье «Спящий». Сторож, правда, не сдавался: простер сухонькую руку, запальчиво затарахтел по-арабски, грозя незваному гостю кривым пальцем. На этот раз Вейль ответил очень похожим жестом — тоже вытянул руку, раскрыл ладонь — там лежало что-то небольшое. Катрин показалось, что шеф показывает пластиковый медицинский контейнер, в таких, пардон, анализы сдают.
Что бы там ни лежало, подействовало оно на сторожа радикально. Собственно, это уже не был сторож: фигура смялась, увеличилась в росте, старенький, но пристойный дишдаш превратился в вопиющие лохмотья, руки и ноги стали немыслимо костлявыми. Существо тонко и резко взвизгнуло — уши «археологов» так и пронзило болью — и нелюдь исчезла…
Как же, исчезла. Просто двигалось очень быстро и неуловимо. Катрин успела засечь тень, взлетающую по ступенькам прямо на нее. Среагировала исключительно потому что была готова к чему-то этакому. А вот каирский дарк к засаде на лестнице оказался не готов. Встречный удар вышел относительно точным — целила Вдова в подбородок, но угодила в лоб — по звуку довольно костистый. Впрочем, рукоять ятагана выдержала. Удар должен был оглушить беглеца, но не оглушил. Существо пошатнулось, распахнуло широкий рот, предъявив на редкость черные и редкие зубы, с ненавистью воззрилось в накрашенные глаза девушки, и попыталось просочиться между живой преградой и стеной. Впрочем, удар в лоб порядком поубавил шустрости каирскому дарку. Катрин попыталась прихватить его за худое горло — оказалось, что шея скользкая, тонкая, и смахивает на сальный гофрированный шланг: схватить можно, вот удержать куда труднее. Пришлось добавлять подножкой и вторичным ударом рукояти ятагана. Опыт правильных рукопашных спаррингов у твари был так себе — равновесие разом утерялось, дарк, стуча мослами, покатился вниз. Катрин, не позволяя разорвать дистанцию, прыгнула следом.
Под лестницей врага приняла основная группа. «Цифры» заламывали беглецу руки (или лапы?), тот пытался кусаться и выскальзывать, но Вейль крепко удерживал живой трофей за грязные длинные волосы.
…— Господи, и скользкий, и липкий, а уж воняет… — «Девять» брезгливо вытирал ладони об одежду. — Уродец, и насколько отвратительный, глазам своим не верю.
Пленник лежал на каменном полу, пряча лицо. Руки (версия насчет «лап» оказалась явно необоснованной) скручены за спиной — шеф для этого припас надежную местную веревку, хотя Катрин было хорошо известно, что в экспедиционном арсенале имеются и наручники, и пластиковые хомуты-стяжки, что широко используются для фиксации не только электрокабелей. Предусмотрителен Вейль.
Уродом пленник не выглядел. Некрасивым и крайне неприятным с человеческой точки зрения существом, это да. Вонючим, точно из того корыта никогда и не вылезал — определенно. Еще он был по-настоящему страшен. Ибо сугубо нечеловечен. Это уж точно: не мирный дарк, и не дикий, а вообще иное… иная земная система координат и соответствий. Деталей Катрин не знала, и знать не могла, но верила интуиции (о, боги! сколь многое сразу вспомнилось). Врасплох «сторожа» застали, с этим повезло. Запах и нечеловечность… да. Но он все же фейри-дарк, местный, следовательно, имеет право на некоторые странности и собственный образ жизни. В конце концов, это не он агрессию проявлял, а наоборот. Пришли, скрутили безвинного работника ритуально-культовой службы…
…— Нам теперь неделю не отмыться — поддержал брезгливого партнера «Семь-Шесть». — Что это за гадость? Мутант?
— Это гуль. Он не мутант. Кстати, а кто присматривает за переводчиком? — отстраненно поинтересовался Вейль.
За доходягой Барбе никто не присматривал, вследствие чего переводчик исчез.
— Плохо, — молвил шеф, когда прилегающая улица и закоулки у мертвецкой были безрезультатно осмотрены.
— Куда он денется? В лагерь свалил, трусливый тип, он город знает, доберется раньше нас. А с этим… гулем или как его там, поступим проще — он легкий, с собой можно утащить, — предложил план действий «Семь-Шесть». — В лагере и допросим. Река рядом, исчезнет легко.
— Это лишнее. В смысле — тащить — это лишнее, — пробормотал шеф, похоже, вновь задремывая. — Неприятно, что наши люди нарушают пункты контракта. Это может привести к крайне печальным для них последствиям.
Катрин подумала, что всем присутствующих имеет смысл всерьез обеспокоиться. Месье Вейль не склонен выражаться красиво. Глупо было тогда брякнуть «давайте по теме». Для «Спящего» одна только тема и существует, остальное он предпочитает продремать. Но «Цифрам» лаконичная буквальность непонятна — привыкли мальчики к пышной пене современного пустословия. Портит людей нынешняя Европа, даже относительных профессионалов портит. Поглупели.
Шеф ухватил пленника за связанные руки и без особого усилия понес в «бытовку» — действительно понес, словно нелепый чемодан. Босые ноги гуля волочились, пятки у нелюди оказались на удивление гладкие и бледные.
Удалился начальник молча — следовало понимать, подчиненным имеет смысл оставаться на местах и ждать дальнейших распоряжений. «Цифры» переглянулись и «Девять» не удержался:
— Но как он урода допрашивать будет? По-французски?
Партнер предупреждающе зашипел, кивая в сторону Вдовы.
Мешать перешептыванию на актуальные темы Катрин не собиралась, пошла на свою лестницу — там было все же поуютнее.
Ступенька одаривала не особо приятной прохладой, прикосновение к кости невинно убиенного хоботного странным образом успокаивало — Катрин поглаживала рукоять ятагана. Слоновая кость на рукояти уже чуть пожелтела, но оружие было в отличном состоянии и строго «по руке». С этим повезло. С остальным не очень, ибо понять, что происходит все так же трудно. Нет, не «все так же», а по-новому, но от этого ничуть не легче. Получается, что группа охотится за паранормальными явлениями? Внезапное «гуль-хантерство»? И название у явлений идиотское, и сама версия не лучше. Зачем Вейлю этот худосочный покойницкий дарк? Вообще-то гули — дарки достаточно известные, в восточных сказках широко распространенные, и то, что и в реальности довелось столкнуться, не особо удивляет. Но гули — людоеды и трупоеды, а этот прижился при магсиль ас-султан, никого не жрет, сторожа подменяет, в меру сил способствует городскому здравоохранению. Понятно, прогресс не стоит на месте, сказочные существа вырождаются и перерождаются, рынок ритуальных и магических услуг ширится, а на вырученные деньги на рынке можно купить ослятины или что там цивилизованные гули предпочитают. Все это относительно понятно, но ничуть не объясняет, зачем экспедиции понадобилось хватать реликтового фейри. Хотя раз гули с могилами связаны, может, они способны нарисовать карту древних захоронений, или, к примеру, вывести прямиком на дивную нетронутую гробницу? Тьфу, экая ересь в голову лезет. Если экспедиция работает строго «на себя», куда проще было добраться до гробницы покойного Тутанхамона и подчистить артефакты. Координаты известны, Говард Картер с лордом Корнарвоном до заветного проклятья только через сто двадцать лет доберутся. Нет, тут что-то иное.
Катрин захотелось на улицу. Мрачный магсиль ас-султан порядком надоел, душно тут во всех смыслах, еще хорошо, что страждущие дамы больше не заявляются, изощренной гимнастикой нервы зрителям не портят. Ритуал довольно дикий и крайне спорный с точки зрения санитарии. Но приказано ждать, значит, ждать.
Из «подсобки» пару раз донесся короткий взвизг гуля — надо думать, несладко несчастному дарку. Нешумные пытки — все равно пытки. Каковы бы ни были истинные задачи Вейля, мужчина он серьезный, и, скорее всего, своего добьется. Чем он так гуля напугал? Что за амулет?
В обмывочной возились с оружием и тихо проклинали злую наемническую судьбу — не ладилось у «Девять» с автоматом. Катрин подумала, что если нужна информация к размышлениям, то имеет смысл активнее общаться с горячо любимыми коллегами. Да и задница на ступеньках уже застыла.
«Цифры» размышляли над «хохом».
— Может пружина в магазине ослабла, подает плохо? — предположила Катрин. — Пружины в нашей ситуации — слабое место.
«Девять» глянул нехорошо — разбирать «рожок» в неопределенной ситуации бдения в мертвецкой ему не хотелось.
— Если ты такая интеллектуалка, объясни, откуда гуль-мутант взялся? — счел возможным поддержать светскую беседу «Семь-Шесть». — Этого уродца ведь здесь не было, так?
— Точно не скажу, но болтают, что гули в воде живут. Не помню как по латыни, но в переводе звучит как «гуль болотно-проточный». Может и правда он из ванны вынырнул? Откровенно говоря, мне сверху не было видно, откуда он возник, — призналась Катрин.
Охранники посмотрели на корыто.
— Шутишь? Он только вдвое согнувшись там поместиться, — поморщился «Семь-Шесть».
— А если он этот… — девушка многозначительно повертела ладонью, изображая нечто вроде движений карася. — Емкость наверняка стоками с Нилом связана, а в этом гуле определенно есть что-то канализационное. Ну, мне так кажется.
Охранники посмотрели на темные трикотажные пальцы с полуосыпавшемися резиновыми «пипочками», потом младший глянул под корыто:
— Нет здесь никакого стока. Как это тварь могла…
Катрин хотела гордо заявить, что в стоках и канализациях разбираться не обязана, ее не на эту должность вербовали, но из «подсобки» выглянул шеф.
— Не убили друг друга? Вдова, присмотри за пленным.
Катрин проскользнула мимо начальства, и в этом миг Вейль коротко качнул подбородком.
В подсобке царила полутьма, гуль сидел на перевернутом ведре, башка низко опущена между острых колен, волосы висят до пола. Катрин встала сбоку, оценила состояние пленника: руки по-прежнему связаны за спиной, пальцы-глаза-уши на месте, хотя за уши поручиться трудно — их в сальных волосах не видно, да и раньше не наблюдалось. Но, похоже, «Спящий» обошелся без прямолинейного членовредительства. Чем же все-таки он так дарка запугал?
Насчет банки-пугалки можно было поразмыслить позже, пока Катрин смущал таинственный жест шефа. Понятно, это некое намекающее указание, но что собственно нужно делать? Шеф показал в сторону улицы. Надо ли вывести поднадзорного на свежий воздух, дать взглянуть на звезды и перерезать тощую глотку? Или наоборот: бдительно приглядывать за уличным направлением, дабы не ворвалась шайка гульских дружков-соучастников с решительными злодейскими замыслами освободить пленника? Или нужно взять да и отпустить худосочного? Кому он, прислужник мракобесных ритуалов, нужен?
Катрин смотрела на мракобеса, тот, исподлобья и очень жалобно, на надсмотрщицу. Вдова вздохнула и махнула на вырождающегося каирца рукой в смысле: были гули в наше время, а ты… недотепа. Дарк тяжко вздохнул и кивнул. Катрин присела перед ним на корточки. Гуль смотрел печально, на лбу у него виднелась приличная ссадина — смахивало на третий глаз, малость сбившийся налево. Но ятаганный глаз-то это ладно, вот в тех, что зрячие-настоящие светилось понимание. Знал гуль, что надсмотрщица таких как он уже видела, что не боится и вообще…
— Мы не обязаны четко трактовать дурацкие аморфные приказы, — пробормотала Катрин не по-французски, и уж точно не по-арабски.
Гуль понять даже в принципе ничего не мог, но понял — с готовностью закивал, длинные пряди захлестали по плечам.
— Хочешь впредь заниматься легитимным бизнесом, подстригись, что ли, — пробормотала Вдова. — Руки.
Все же странная страна этот Египет — сболтнешь что-то по-русски — встречаешь понимание. Хотя от этой ночи до Асуанской ГЭС и регулярных туристических чартеров еще жить и жить.
Гуль поспешно бухнулся на колени, подставляя, высоко задрал связанные руки. Правильно разрезая веревку, Катрин обратила внимание на руки догадливого аборигена — нормальные дарковские длани: четырехпалые, с кривовато подстриженными когтями.
Освобожденная жертва археологических изысканий принялась растирать костлявые запястья и истово кланяться. Гм, вон он вжился в арабские манеры.
— Гадь сапиенсам поменьше, — напутствовала великодушная Катрин. — Все, сгинь.
Гуль отбил еще с полдюжины поклонов и просочился в заднюю дверь. Именно просочился — сорванный замок «Цифры» пристроили на место, оставалась щель сантиметров в восемь, но дарку это не помешало — исчез мигом. Дистрофическое телосложение имеет свои плюсы.
Катрин пожала плечами в манере шефа, забросила срезанный узел веревки за метлы, взяла ведро с водой (судя по запаху, вода была техническая, абсолютно не целительная), полила веревку, выплеснула остаток в сторону двери и завизжала…
Ворвавшаяся подмога увидела сидящую на полу Вдову, валяющийся ятаган, лужу воды и веревку, похожую на оглушенную визгом мокрую гадюку.
— Ушел! Ушел! — Катрин махала обессиленной рукой в сторону двери. — Околдовал, ведьмак, и утек. Он в воду превратился!
— Ранена? — Вейль присел перед поверженной охранницей.
— Ноги! Ноги отнялись. Бог мой, это конец! — Вдова крестилась, на всякий случай по-католически. — Он сидел… вдруг стек прямо на пол, я…я… Меня парализовало!
— Спокойно! — шеф начал не особо тщательно щупать колени жертвы коварной гулевской магии.
«Цифры» со стволами наизготовку уже были на улице. Впрочем, преследование результатов не дало.
Вернувшиеся охранники смотрели на лоханувшуюся коллегу глубоко осуждающе.
— О чем ты думала? — брезгливо поинтересовался «Девять». — Нужно было сразу звать нас.
— Я и позвала! И что мне еще оставалось делать?! Ствол не дали, а ползти за слизняковой живой лужей с клинком я не могла. Да все равно — как можно стрелять в живую лужу?! — Катрин заныла. — Ноги мои, ноги!
— Ниже колен уже теплые, — утешил шеф, вынимая руки из-под подола абайи.
«Цифры» переглянулись:
— Что, действительно паралич?! — с нарастающим ужасом в глазах спросил «Семь-Шесть».
— Ступни как деревяшки, — сказал Вейль. — Можете потрогать.
Охранники отшатнулись — женские ноги они терпеть не могли в принципе, а уж вот эти конкретные, да еще и в столь тревожную минуту…
— Черт, она же не заразна и она ваша коллега, — напомнил «Спящий». — Повадки городских гулей недостаточно изучены, но, бесспорно, заклятия их кратковременны. Если строго «по теме», то берите Вдову и уходим. Больше здесь делать нечего.
В глазах «Цифр» отчетливо читалось, что в подобных случаях куда гуманнее обреченных-парализованных баб пристреливать на месте, но приказ они выполнили. Катрин стонала, волочила ноги и вообще развлекалась: случай повисеть на шеях сразу двух однозначно ненавидящих и категорически не желающих тебя мужчин, еще неизвестно когда представится. Ее подняли на стену, проволокли, спустили, едва не отшибив колено, в общем, забава оказалась сомнительной и околдованная Вдова, перехватив намекающий взгляд шефа, заявила, что ноги уже чувствуются, особенно левая. Взмокшие носильщики усадили ее в нише под забором и остановились передохнуть.
Пахло свежестью, слегка апельсинами и дымом. Где-то остервенело лаяли собаки. С сотню, не меньше.
— Видимо, пожар, — сказал, нервно прислушиваясь, «Девять».
— А что вы хотели — анархия кругом, — Катрин растирала колено, поглядывала на нависающие над забором ветви — по ту сторону дремал равнодушный к людским бедствиям роскошнейший сад.
— Замолчали, — приказал, озираясь «Спящий».
Рядовые «археологи» заткнулись. Шеф вынул и включил электронный планшет. После паузы и неуверенного моргания экран осветился. Схематичный план кварталов, двигающаяся желтая точка…
— Черт, так мутант с «маячком»?! — изумился «Шесть-Семь».
— Я подсадил ему в рубище на всякий случай, — пояснил Вейль. — Отследим.
— Но как на нем «маяк» мог удержаться? Урод же жидкообразный, — оба «Цифры» с новым подозрением воззрились на Катрин.
Вдова молчала, усиленно занимаясь своими ногами. Тут что ни скажи — вопиющая глупость прозвучит.
— Парни, перестаньте. Не верите же вы в сказочное волшебство? Это всего лишь магическая иллюзия, — несколько противоречиво оперся о костыль сугубо научного подхода, шеф и с тревогой посмотрел на замигавший на экране значок внезапно «севшей» батареи.
— Сейчас отключится, — предрекла Катрин. — А клиент в сторону кладбища аль-Караф уходит.
— Он уже там, и он остановился, — Вейль поспешно отключил планшет, надеясь сэкономить остатки заряда. — Мы идем туда. Вдова, как ноги?
— Левая пятка как во льду, — доложила пострадавшая. — Но могу потихоньку прыгать. Разойдется.
— Выступаем, — шеф помог околдованной подняться на ноги. — Придется напрямую, через жилые кварталы, что сложно. Но гуля мы догоним.
«Цифры» не двинулись с места.
— Что? — «Спящий» позволил себе слегка удивиться.
— Вейль, при всем уважении, мы так не договаривались, — неуверенно сказал «Семь-Шесть».
— Действительно, это выглядит уже абсолютно неоправданно и рискованно, — немедленно поддержал его молодой партнер. — Кладбище и ночью? Ну, уж нет!
— Поясните. Кладбище, и? Там нас поджидает легион голодных гулей? — предположил шеф.
— Не зря же мутант туда побежал? — пояснил ход своих мыслей старший из охранников. — У них там логово. Мы не готовы к такой драке. У Госслена неисправен автомат, и вообще… Давайте придем туда днем. Гули будут сонные, взять их легче.
— Да, это хороший план, — подтвердил «Девять». — Не то что мы суеверны, но вы этого гуля сами видели. Они опасны. Это даже не вампиры, те не воняют и колдуют иначе. Вот Вдова подтвердит. Придем днем, лучше с солдатами. У штыков осечек не бывает. Я бы и сам мушкет взял.
— Понятно. Отличный план. Возвращайтесь в лагерь, готовьте мушкеты, не забудьте сообщить мадам Фе, что отказались выполнять приказ. А я не стану упускать шанс и наведаюсь на кладбище, — «Спящий» взглянул на Катрин. — Вдова?
— Приказ есть приказ, к тому же кладбище — удивительно романтичное место. Кстати, я читала в одном романе, что гули — скопцы. Чего же нам их опасаться? Кстати, и за паралич нужно расплатиться, — Катрин похлопала по ятагану под платьем и похромала вперед. Шеф двинулся следом, «Цифры» потоптавшись и наскоро пошептавшись, открыто дезертировать не решились, пристроились в хвост поисковой колонны.
[1]Мубашир — (здесь) управляющий, смотритель.
[2]Кади — мусульманский судья-чиновник, назначаемый правителем.
[3] Речь о Каирская цитадели (она же крепость Саладина) построена в 1176–1183 гг.
[4]Дишдаш — египетская разновидность галабеи — длинной верхней рубахи с широкими рукавами, в Египте отличается более расширенной трапециевидной формой.
[5]9-ммм пистолет-пулемет «Хеклер-Кох» МП5К, модель с максимально укороченным стволом и магазином на 15–30 патронов.
[6]Аллаху алим! — переводится как «Аллаху виднее» или «Аллаху лучше знать».
[7]Хэнна (она же лавсония) — растение, из листьев которой получают хну — краску, употребляемую женщинами всех сословий для выкрашивания ногтей и ладоней в эффектный темно-оранжевый цвет. По поверью причиной этого элегантного обычая стала ревность местных мужей — они уверены, что крашеный ладони лишат посторонних мужчин возможности судить о белизне женской кожи, когда дамы выходят из дома. Хэнной красят также гривы и хвосты у белых лошадей, ослов, верблюдов и буйволов.
[8]Улица в северной части города.
[9]Точное название улицы и ворот сокрыто по понятным причинам.
[10]Магсиль ас-султан — буквально «покойницкая султана». В западной части каирской крепости находилось одно из наиболее популярных мест казни — здесь регулярно рубили головы самым опасным преступникам. Недалеко (кварталом южнее) находиться вышеуказанная покойницкая. По приданию построена знаменитым прогрессивным мамлюком Бейбарсом (1223–1277 гг), — будущему султану крайне не нравилось, что останки обезглавленных преступников отдавали на поругание толпе, а позже закапывали без обмывания и надлежащей молитвы.
[11] Место и процедура абсолютно реальные, достоверно известно, что ритуал необходимо было начинать строго с левой ноги, иначе ничего не получиться От мужского бесплодия визит в магсиль ас-султан не спасал, но глазные болезни в старину каирцы-мужчины там успешно лечили, умываниями в знаменитом корыте.