Серебро в костях

— Боюсь, мы вряд ли сможем это выяснить, — сказал Эмрис. — Но… может, Нэш сам принёс его ей? Или она нашла его уже после того, как стала ревенантом, притянутая магией кольца. У неё явно были свои тайны. — Он протянул мне меч с озера. — Похоже, все его фокусы работают только на тебя.

Моё дыхание сбилось, когда я уставилась на клинок. Рукоять была инкрустирована слоновой костью, которую не смогла запятнать даже болотная вода. А то, как лезвие вспыхнуло огнём…

— Оставь его у себя, — сказала я, развязывая охранные чары.

Эмрис умел владеть клинком. Ему и носить. И пользоваться. Этот меч пришёл из моего сна, и я не хотела на него смотреть, если в этом не будет необходимости. Не хотела думать, что всё это могло значить.

Мы пошли в разные стороны вокруг башни, собирая глиняные таблички с вырезанными на них сигилами в аккуратные стопки. Встретившись у задней стены, он взял оба венка и убрал их в сумку. Я в который раз пожалела, что они защищают только места, а не людей.

— Эй, Тэмсин, — сказал он, переплетая пальцы с моими. — Мне тоже нормально, если пока это останется только между нами.

Я кивнула. И вместе мы направились на север.

***

Пушистый снег был одновременно и помощником, и помехой: он глушил наши шаги, но в то же время замедлял их. Остров вряд ли был больше пары миль в длину и ширину, но сейчас он казался бесконечным, пока мы брели вперёд.

Каким-то образом, почти невероятным, лес стал выглядеть ещё зловеще. Полузасыпанные снегом поваленные деревья невозможно было отличить от существ, зарывшихся в землю. Сосульки, почерневшие от копоти и гнили, свисали с переплетения ветвей, будто зубастые клыки.

Время от времени с ветвей срывались комья снега, с глухим стуком оседая на нас, забираясь под воротники курток и в волосы. Пальцы на ногах и руках уже одеревенели от холода, хотя мы шли всего около часа. Я так сосредоточилась на тропе перед собой, что чуть не пропустила следы у края безжизненного русла реки, вдоль которого мы двигались на север.

Следы, будто кто-то пересёк открытое поле по другую сторону воды и исчез не в лесу, а за снежной пеленой живой изгороди, напоминающей лабиринт.

И это были не следы Детей, которые передвигались на четырёх конечностях, царапая землю. В снегу пролегала тонкая линия — слишком чистая для любого земного существа. Она напомнила мне, как ревенант словно парила над землёй, и магия или жар, исходящий от неё, оставляли след в том, что она пересекала.

Я вцепилась в руку Эмриса и указала вперёд. Он прищурился, следуя за моим взглядом. Его губы приоткрылись, но сказать он ничего не успел — на щёку ему капнул горячий комок кровавой слюны.

Эмрис резко отпрянул, резко втянув воздух и вытирая лицо. Я подняла взгляд вверх.

На самых верхних ветвях старых деревьев, укрытые толстой коркой инея, цеплялись Дети. Один из них встряхнулся, и снег осыпался занавесом, шурша на ветвях. Он громко фыркнул, снова прижимаясь к стволу. Его лапа соскользнула вниз и пнула другое существо, сидевшее веткой ниже.

Разряд адреналина вспыхнул во мне, когда второе существо зашипело и с раздражённым рёвом ударило первого. Я крепче сжала руку Эмриса. Мы оба застыли, не смея дышать.

Ветер хлестал деревья. Когда он стих, его сменило урчащее, дрожащее гудение. Вокруг нас шевелились снежные насыпи.

Эмрис сделал шаг назад, осторожно повторяя свой путь. Я последовала его примеру, стараясь не издавать ни звука на хрустком снеге. Когда он снова взглянул на меня, вопрос был написан у него на лице: Бежать?

Я покачала головой. Ещё нет.

Прищурилась в сторону реки, в голове лихорадочно перебирая варианты. Под снегом скрывались листья и мусор, но у меня не было сомнений — под ним спали Дети. Мы осторожно двинулись вдоль берега, выбираясь из-под деревьев, и тогда я заметила шанс. Примерно в полумиле отсюда узкий каменный мост соединял наш лес с полем и странной закруглённой живой изгородью за ним.

Мы обменялись взглядом.

Готов? — беззвучно спросила я.

Он кивнул.

На деревьях Дети начали шипеть и плеваться друг в друга, тормоша соседей, пока вся ветвистая конструкция не превратилась в клокочущий клубок серой кожи и когтей. Те, кто падал вниз, тут же вновь карабкались наверх, визжа от восторга, пока потасовка не перешла в настоящую бойню.

Оторванные конечности и кровь разлетались по белизне снега. Мой пульс бил тревожную дробь в висках. Мы с Эмрисом пригнулись и прижались к берегу, пробираясь мимо безумной свалки Детей. Я не смела ни оглянуться, ни вдохнуть полной грудью, пока шум схватки не начал стихать и моя рука не коснулась инея, покрывающего камни моста.

Тогда мы рванули. Сильнее прежнего, продираясь сквозь сугробы по колено, пока мои ноги и щиколотки не начали гореть от боли от ударов о скрытые под снегом камни. Мы следовали за свежими следами вплоть до того места, где нас уже поджидала живая изгородь. Как только добрались, метнулись за неё, прижавшись спинами к бурым листьям и спутанным ветвям. Я напрягла слух, стараясь уловить хоть какой-то намёк на то, что нас учуяли и преследуют.

Никто не пришёл.

Я с силой выдохнула, чувствуя, как горят лёгкие. Эмрис прижал руку к груди и нервно усмехнулся. Его пальцы сжали рукоять меча до побелевших костяшек.

До белизны… такой же, как и массивная, выбеленная солнцем кость, на которую он опирался.

Увидев выражение моего лица, он обернулся — и тут же отшатнулся.

— Да чтоб его… что это такое?

— Не знаю, — ответила я. — Но, по крайней мере, оно мертво. — А потом, вспомнив, что в этом Иномирье мертвое может значить совсем не то, добавила: — Мертво-мертво.

Кости окружали нас, образуя арки, перекидывающиеся через живую изгородь и соединяющиеся в суставы, напоминающие…

Позвонки и рёбра гигантского скелета.

— Нам стоит…? — начал он, указывая мечом на следы.

Живая изгородь вела в лабиринт, но до центра было не так уж далеко, и там, в сердце его, пряталось нечто.

Я оказалась права. Огромное существо свернулось кольцом и умерло здесь, а его тело дало жизнь зелени. Позади нас по-прежнему виднелись тонкие кости сложенных крыльев, поддерживаемые изогнутыми ветвями. Череп, почти такой же крупный, как стоящий рядом каменный коттедж, был утыкан рядами зубцовидных клыков.

Дракон, — пронеслось у меня в голове. Марис не шутила.

Мы с Эмрисом пригнулись, обходя последний угол. Перед нами открылся коттедж с засыпанной снегом соломенной крышей — будто сошедший со страниц сказки.

Следы вели к плотно закрытой двери. Единственное окно было занавешено, так что невозможно было сказать, есть ли кто внутри.

Я перехватила взгляд Эмриса и пожала плечами. Он тоже пожал плечами в ответ, но скользнул мечом по снегу ко мне с выразительным взглядом.

Я замялась, жестом предложив обойти дом сбоку, но он только указал на меч и извлёк из своей сумки складной топор.

Пальцы сомкнулись на рукояти — и по клинку вспыхнуло синее пламя. Эмрис уставился на него с изумлением, покачав головой.

Пока мы не успели струсить, мы бросились к двери. Эмрис приготовился выбить её, а я заняла как можно более боевую стойку — но ударить нам не пришлось. Дверь распахнулась сама, и к моему горлу тут же прижался нож.

Нет, не нож — жезл.

Глава 41

Мы с Нив вскрикнули в унисон, выронив оружие. Пламя меча тут же погасло, утонув в снегу, а жезл покатился к ногам Эмриса, в тот самый миг, когда мы кинулись друг другу в объятия.

— Что ты здесь делаешь? — выдохнула я, голос дрожал от потрясения.

Кайтриона стояла в шаге позади неё с мечом наготове, а Олуэн, ещё дальше, закручивала в ладонях клубок туманной магии. Обе расслабились, увидев нас, но совсем чуть-чуть.

Нив отступила на шаг, не выпуская мои плечи из рук, и посмотрела на меня с полным недоумения видом.

— Мы пришли найти вас. Обоих.

— Зачем? — Я почувствовала, как в груди начинает подниматься тревога. — Что-то случилось?

Олуэн приложила ладонь к лицу — то ли в досаде, то ли от смеха.

— Пойду заварю чай, — пробормотала она.

— А случилось вот что: ты покинула охраняемую башню, ты, круглая дура, — хрипло бросила Кайтриона. — Живо внутрь. Оба.

Мне понадобилось мгновение, чтобы осознать:

— Вы пришли за нами.

— Конечно! — воскликнула Нив, раздражённо. — А что ты думала мы сделаем, когда вы не вернулись до наступления темноты?

Ничего. Это слово ударило в голову, как колокол. Я уставилась на неё. Моя жизнь не стоила того, чтобы они рисковали своими. Ни Эмрис, ни тем более остальные не должны были идти за мной. Я хотела им это сказать, но что-то происходило в груди, в горле, и слёзы подступили слишком быстро.

Эмрис наклонился, чтобы поднять меч, потом положил мне руку на плечо и мягко подтолкнул внутрь, чтобы можно было плотно закрыть и запереть дверь.

Внутри коттедж оказался неожиданно уютным: кровать в дальнем углу, обеденный стол перед очагом и пара мягких кресел возле полки, набитой, судя по всему, записями или журналами.

— Что это за место? — спросил Эмрис, почти рухнув в одно из кресел.

— Этот дом принадлежит смотрителю садов, — ответила Кайтриона, убирая меч в ножны. Тихо поправилась: — Принадлежал.

— Вот это подача новостей, — пробормотала я. — То есть… это дракон?

— Это была Карон, последняя из своего рода, — пояснила Олуэн. — Она была близким другом одного из смотрителей много лет назад.

Нив усадила меня в другое кресло, прижимая ладонями к плечам, заставляя сесть. Я скорчила ей недовольную гримасу, она ответила мне вдвойне.

Вас не должно быть здесь, пронеслось у меня в голове с отчаянием. Никого из вас. Весь смысл моего задания заключался в том, чтобы обезопасить остальных, и теперь они были в куда большей опасности. Это было последнее, чего я хотела.

Лицо Нив стало серьёзным, как будто она видела поток мыслей, пронёсшихся у меня в голове.

— Ты правда думала, что мы бы не пришли?

Я опустила взгляд.

— Вы не должны были рисковать собой.

— Слишком поздно, — твёрдо сказала Нив. — Это не тебе решать. Сожалею, что должна тебе сообщить, но, несмотря на все твои усилия, людям не всё равно. Мне, в том числе.

Повернувшись к Олуэн, которая магией разогревала маленький чайник, Нив сказала:

— Я закончу. Лучше ты взгляни на этих двоих.

— Начни с Тэмсин, — вставил Эмрис. — И не суди меня слишком строго, Олуэн. Я старался.

Я сбросила куртку, подставляя рану для осмотра. Олуэн вымыла руки и подошла ко мне, прищурившись, когда увидела швы и мазь. Она принюхалась.

— Эхинацея и тысячелистник? — одобрительно уточнила она.

— И капелька масла орегано, — подтвердил Эмрис.

— Швы требуют доработки, — сообщила она после осмотра и руки, и лодыжки. Мягко похлопала меня по ладони: — Я всё прочищу и нанесу то, что ускорит заживление. Откуда такая глубокая рана? Один из Дитя?

— Не… совсем, — выдохнула я.

Позади неё Кайтриона остановила шаг, дав Нив пройти с чашкой ароматного отвара. Сушёные яблоки и травы плавали на поверхности.

— Бедивер рассказал нам про атам, но как только мы добрались до озера, налетела буря, и мы потеряли ваши следы, — сказала Кайтриона. — Ты нашла его?

Из-за повязки на лице было трудно уловить её выражение, но надежда в голосе сжала мне грудь. Я не подумала об этом — о том, что придётся рассказать, что стало с их любимой Верховной Жрицей. И о том, как она прокляла их всех.

Когда я сделала первый глоток настоя, то, наконец, поняла, что испытала Нив той самой первой ночью. Тёплое, золотистое сияние разлилось по телу, моментально уняв ломоту в мышцах и боль в животе. Этот восстановительный эффект — не иначе как знаменитые яблоки Авалона, исцеляющие и питающие одновременно. Именно они дали мне ту последнюю каплю решимости, что была нужна.

— Я нашла его, — сказала я. Олуэн подняла глаза от моей лодыжки, которую она аккуратно бинтовала, и резко вдохнула. В её облегчении было столько же боли, сколько в надежде Кейтрионы.

— Но вам совершенно не понравится, где он.

Когда я закончила рассказ, Олуэн уже плакала, а Кейтриона опустилась в одно из кресел у стола, сжав голову в руках. Я почти физически ощущала, как её разум перебирает детали истории, которую я поведала, пытаясь решить — можно ли в это поверить.

— Как это вообще может быть правдой? — спросила Олуэн, смахивая слёзы с лица. — Ревенант, из такого малого количества костей… Кто мог наложить на неё такое проклятие?

— Только она сама, — мрачно ответила Кайтриона. Она откинулась на спинку стула, и в её чертах застыла безысходность.

— Нет, — покачала головой Олуэн. — Этого не может быть.

— А кто тогда? — Кайтриона говорила с тоской. — Наша Верховная Жрица была единственной во всём Авалоне, кто точно обращался к магии смерти. Я годами отказывалась верить в такую возможность, но теперь…

— А вдруг это была ошибка? — осторожно предложила Нив. — Она могла неправильно понять одно из заклинаний друидов.

— Или она больше не служила Богине, — тихо произнесла Кайтриона, свернувшись в кресле, — и приняла в себя высшую магию смерти.

— Нет, — упрямо повторила Олуэн. — Нет. Я готова поверить во многое, но не в это.

— Олуэн, — сказала Кайтриона. — Ты ведь знаешь, как она говорила о своём желании вернуть Морган к жизни. Хотела всего лишь один день рядом с ней. Может, она искала магию воскрешения — и именно это погубило нас.

Олуэн покачала головой:

— Нет. Она бы не нарушила баланс таким способом.

— Верховная Жрица когда-нибудь рассказывала вам, как создаются ревенанты? — спросила я.

Олуэн закинула густые тёмные кудри за плечо.

— Совсем немного. Лишь отдельные фрагменты, обрывки воспоминаний.

— Для того чтобы сформировался ревенант, нужно всего лишь сильное магическое присутствие в теле и желание жить дальше, — объяснила я. — Иногда ревенанты не бывают злыми. Они просто слишком упорно хотят закончить начатое и не дают никому себя остановить.

Эмрис кивнул:

— Если это было неосознанно, её стремление продолжить существование могло быть ничем иным, как желанием защитить Авалон.

— Или, — сказала я, — она действительно служила Владыке Смерти и знала, что, став ревенантом, станет почти неуязвимой.

Олуэн прижала ладони к лицу, пытаясь взять себя в руки при одной этой мысли. Позади неё Нив откинула голову назад с явным раздражением.

— У тебя невыносимый ум, — заявила мне Кайтриона.

— Послушайте. — Я попыталась снова. — Мне самой эта идея не нравится, но у озера казалось, что она управляет Детьми. Думаю, мы должны хотя бы допустить возможность, что она позволила себе стать таким существом, чтобы продолжать действовать втайне или стать по-настоящему непобедимой.

— Святая Мать, — прошептала Олуэн, прижимая руку к груди.

— А что, если дело в Кольце Рассеивания? — неожиданно спросил Эмрис. — Я весь день думаю, как оно оказалось у неё. А вдруг Мари была права, и кольцо действительно развращает носителя? Может, оно подтолкнуло её ко всему этому?

Олуэн покачала головой:

— Единственное кольцо, что она носила, — это было кольцо с лунным камнем… но… возможно, она прятала другое при себе. Не стану отрицать, у неё были тайны. Ей, безусловно, нравилось собирать чужие.

— Или кольцо вообще ни при чём, — вставила Нив. — Возможно, ревенант просто наткнулась на него где-то в лесу.

Мои собственные догадки были пока слишком зыбкими, чтобы их озвучивать, да и в конечном счёте это не имело значения. Афам и кольцо были где-то рядом. Осталось лишь понять, как найти ревенанта и отобрать их у неё.

Что, как показывали мои раны, было проще сказать, чем сделать.

— Ревенант — это паразит, — сказала я. — Чтобы сохранить физическую форму, он должен питаться магией. Есть ли к северу от нас место, где до сих пор хранится древняя, сильная магия? Высшая магия — такая, что призывается с помощью обряда через Могущественную Богиню, ведь такая существует?

Олуэн и Кайтриона переглянулись.

— Да, — осторожно произнесла Кайтриона. — А что?

— Потому что именно за такой магией она и отправится, — ответила я. — Это то, что ей нужно.

— Значит, чтобы уничтожить ревенанта, его сначала нужно лишить доступа к источнику магии? — переспросила Нив, в голосе которой смешались страх и заинтересованность.

— Верно. Нужно снять старое заклинание. — Я снова обратилась к жрицам: — Это место далеко отсюда?

Кайтриона поднялась со стула:

— Это не твоя забота. Ты возвращаешься в башню вместе с остальными.

— Что? — выдохнула я. — Нет!

Кайтриона начала вновь надевать доспехи из стали и кожи, упрямо избегая смотреть в нашу сторону. Нив села на подлокотник моего кресла, тяжело вздохнув и бросив на меня тревожный взгляд.

— Ты не уйдёшь отсюда без нас, — твёрдо заявила Олуэн.

— Кто меня остановит? — спросила Кайтриона с той горделивостью, которую она по праву заслуживала.

— Никто, ты, великолепная, славная дурочка, — отозвалась Олуэн. — Но я тоже знаю, где находится это место. И если понадобится, приведу их туда сама.

Косы Кайтрионы хлестнули воздух, когда она резко обернулась к Олуэн, глаза вспыхнули. Но Олуэн даже не вздрогнула.

— Я не такая уж хрупкая, Кейт, — сказала она тихо. — И она была моей Верховной Жрицей так же, как и твоей. Ты не должна идти туда одна.

— Это была моя ошибка, — хрипло ответила Кайтриона. — Я должна была…

— …Остановить сэра Бедивера от того, что он скрывал до вчерашнего дня? — предложила Нив. — Как именно? Расскажи нам — и тогда, может, мы позволим тебе пойти одной.

Пальцы Кейтрионы застыли на краге, челюсть сжалась.

— Все здесь понимают, насколько это опасно, — сказала я. — Но если мы объединимся, мы найдём способ остановить ревенанта и вернуть афам с кольцом.

— Ты по-прежнему хочешь завладеть Кольцом Рассеивания? — удивилась Олуэн. — Несмотря на всё, что теперь знаешь о нём?

— Если ритуал обновления не подействует, это может стать последней надеждой для моего брата, — ответила я.

Ноздри Кайтрионы раздулись от тяжёлого выдоха:

— Идём, если уж надо. Но только после того, как Олуэн закончит свою работу и восстановит силы у воды.

— Я в порядке, правда, — сказала Олуэн. — Я не чувствую усталости и точно не собираюсь растапливать целую бадью снега.

— Будешь, — твёрдо сказала Кайтриона. — Я не позволю тебе или кому-либо ещё пострадать.

Она вернулась к доспехам, поморщившись от боли, когда сдвинула плечо. Подняв руку к лицу, она попыталась затянуть ремешки зубами.

— Дай я помогу, — сказала Нив, подойдя ближе. — Я умею.

Кайтриона внезапно замерла, будто лиса, пойманная за хвост.

— Нет, правда, я могу сама…

Но слова её затихли, когда Нив мягко повернула её запястье и начала привычными движениями затягивать кожаные ремешки, будто делала это сотни раз.

Склонив голову над делом, Нив была так сосредоточена, что не заметила, как застыла другая девушка, как её жёсткое выражение лица смягчилось. Казалось, она даже не дышит — боясь, что Нив растворится, стоит ей пошевелиться.

Палец Олуэн ткнул мне в швы на руке, резким уколом вернув меня к реальности.

— Ай! — ойкнула я.

— Батюшки, — сказала Олуэн с выразительным взглядом. — Прими мои глубочайшие извинения за грубость.

Я подняла брови. Она подняла свои в ответ.

Эмрис наклонился ко мне через плечо, наблюдая, как она прикладывает к ране масло — по резкому запаху это было орегано — а затем втирает в кожу мягкую восковую мазь, разогретую между пальцами.

— Рана глубокая, — начала Олуэн, в голосе её прозвучала лёгкая дрожь. — Должно быть, тебе было ужасно больно, когда она… когда ревенант тебя порезала. — Она глубоко вздохнула и посмотрела на меня. — Вивиан никогда бы так не поступила, если бы оставалась собой. Мне очень жаль.

— Я знаю. Но тебе не за что извиняться, — ответила я, поймав взгляд Эмриса. Он подарил мне тёплую, ободряющую улыбку — и я поняла, что больше не могу молчать об ещё одной важной вещи, узнанной в кургане. — Есть кое-что, что вы должны знать. Обо мне.

Все слушали с разной степенью ужаса. Олуэн пару раз казалась вот-вот прервёт меня вопросом, но сдержалась — до поры.

— У тебя действительно была серебряная кость? Это была не просто видимость? — спросила она, пристально глядя на швы.

Я напряглась:

— Блестела как начищенная монета. Видимо, я прогнила до самого основания.

Эмрис сжал мне плечо, но первой заговорила Нив:

— Это совсем не то, что ты себе надумала, — сказала она строго, подходя ближе. — Так что перестань себя жалеть.

Я раскрыла рот от возмущения.

— Да, ты жалеешь себя, и это понятно. Но это не делает твои худшие мысли правдой, — продолжила она. — А я-то думала, что волшебный огненный меч хоть немного поднимет тебе настроение.

— Ну… — вздохнула я. — Тут есть ещё кое-что, что я должна сказать.

Олуэн кивнула, когда я рассказала о снах, впитывая информацию с той же невозмутимостью, к которой я уже привыкла. Кайтриона отступила в тень, с выражением лица, которое я не смогла прочесть.

— Почему ты раньше ничего не сказала? — спросил Эмрис, обеспокоенный.

— Не знаю. Просто… не была уверена, что это вообще что-то значит. — Я повернулась к Олуэн. — Ты думаешь, это как-то связано с серебром?

— Думаю, объяснение куда проще, — сказала она, обменявшись ещё одним многозначительным взглядом с Кайтрионой. — Богиня говорит с нами через туман — песней, сном, видениями. Возможно, Её воля — чтобы ты услышала. И Она обращается к тебе так, как ты способна услышать.

— Посылая мне видения единорогов? — простонала я. — Ей стоило бы поработать над навыками общения.

— Возможно, это просто образ, в котором Она пожелала предстать перед тобой, — мягко сказала Олуэн.

— Признаюсь, часть меня боялась, что я сама всё это нафантазировала, — прошептала я.

Олуэн скользнула взглядом к мечу у двери — тому самому, что я достала из озера:

— Интересная мысль. Иногда туман и правда порождает предметы, но я почти уверена, что этот меч появился задолго до твоего прибытия на Авалон. — Ты его узнала? — спросила Нив.

— Он напоминает мне историю, которую Мари как-то рассказывала, — задумчиво ответила Олуэн. — Но я не могу сейчас вспомнить её полностью.

— Тогда обязательно спроси у неё, когда вернёшься в башню, — сказала Кайтриона. — Её обрадует такое сокровище.

— У меня есть одна догадка насчёт серебра, если хочешь послушать, — предложила Олуэн, доставая из сумки рулон бинта.

Рука Эмриса всё ещё лежала у меня на плече — тёплая, ободряющая. Мне пришлось спрятать свою под бедро, чтобы не коснуться его в ответ.

— Весь во внимании.

— Я думаю, — глаза Олуэн загорелись энтузиазмом, который, пожалуй, я оценила бы в других обстоятельствах, — кость становится серебряной при контакте с огромным количеством магии смерти. Ты уверена, что никогда не сталкивалась с проклятием или заклинанием? Может быть, через предмет, к которому прикасалась?

Перед глазами вспыхнул призрак той женщины в заснеженном поле. Холодное пламя её прикосновения, когда она пыталась утащить меня с собой в смерть. Метка над сердцем зажглась воспоминанием.

Нив коснулась моего плеча — она угадала. По выражению лица Эмриса я поняла, что и он всё понял.

Я глубоко вдохнула и кивнула:

— Наверное, в этом всё дело.

Олуэн завязала бинт:

— Не давит?

— Всё нормально, спасибо. Но теперь сложнее всего — вы правда готовы сделать всё необходимое, чтобы уничтожить ревенанта, зная, что в ней есть частичка вашей Верховной Жрицы?

— У нас нет другого выбора, кроме как вырвать её тёмную магию с корнем, — спокойно ответила Кайтриона. — Нам нужно получить афам, чтобы провести ритуал очищения.

Олуэн кивнула:

— Если ритуал восстановит землю и вернёт Детей к их прежнему облику, хоть что-то хорошее ещё может выйти из этой боли.

— Ну, уничтожить магию, которой питается ревенант, должно быть несложно, верно? — сказала я.

Кайтриона и Олуэн переглянулись. Долго. И ужаснулись.

— Верно? — повторила я.

— Может, мы просто… захватим её и перенесём куда-нибудь, прежде чем убьём? — спросила Кайтриона, в голосе которой зазвучала мольба.

— Это ты сейчас мягко намекаешь, что не можешь уничтожить магию, к которой она теперь привязана? — уточнила я.

— И Кайтриона, и я способны это сделать, — сказала Олуэн. — Только жрица Авалона может пересечь охраняющие её чары.

— Тогда в чём проблема? — спросил Эмрис.

— Дело в самом месте, — слабо ответила Олуэн. — Это живая гробница короля Артура.

Глава 42

Слова Олуэн будто вытянули весь воздух из хижины.

Кайтриона вновь начала расхаживать по комнате, прижимая травмированную правую руку к груди, чтобы зафиксировать плечо. Лицо её было напряжено — она изо всех сил пыталась распутать узел, который только что перед ней завязала Олуэн.

— Одна из обязанностей Девяти — охранять спящего короля, — проговорила Кайтриона скорее себе, чем нам. — Мы унаследовали её от сестёр древности. Если мы снимем защитную магию с гробницы, Артур умрёт окончательно.

Эмрис тихо выругался себе под нос.

Я оказалась единственной, кто решился задать очевидный вопрос:

— А это имеет значение?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Олуэн.

— Имеет ли значение, если он наконец умрёт? — повторила я. — Его хранили живым, чтобы он пришёл на помощь смертному миру в момент наивысшей нужды. А он даже не удосужился проснуться, чтобы помочь самому Авалону. Может, нам и не нужна его помощь.

Кайтриона стояла к нам спиной, её тело застыло в жёсткой позе, отражающей внутреннюю бурю.

— Ты не понимаешь. Не можешь понять.

Олуэн взглянула на нас, её глаза умоляли о сочувствии:

— Это одна из немногих клятв, которые мы смогли сдержать с тех пор, как остров погрузился во тьму. Мы дали обет.

Кайтриона была лишь отчасти права. Я могла не понимать, зачем держать Артура при жизни, пока мир вокруг рушится, но я видела, что он что-то значил для них — так же, как значил что-то для Нэша, и для всех, кто хотел верить, что легенды — правда. Роль Девяти в его защите была одним из последних чистых обетов, которые ещё не успела растлить гниль этого мира.

— Хорошо, — сказала я, бросив взгляд на Эмриса и Нив, чтобы убедиться, что мы трое едины. — Тогда попробуем увести ревенанта от гробницы. Если не выйдет — придётся разрушить магию, от которой она питается. Даже если для этого придётся отпустить Артура. С этим вы хотя бы можете согласиться?

— Кейт? — Олуэн посмотрела на неё в ожидании.

Когда Кайтриона повернулась к нам, лицо её было бледным, как снег за окнами.

— Мы теряем свет, — напомнила я ей.

— Тогда… — проговорила Кайтриона. — Нам лучше поспешить на север и довести план до конца.

— Ты уверена? — спросила Олуэн.

— Прошлое не может стоить больше, чем будущее, — ответила Кайтриона, голос её дрожал. — Один человек не может быть важнее целого острова.

Олуэн с облегчением расправила плечи и поднялась с пола:

— Я соберу наши вещи.

Кайтриона кивнула, поднимая меч с того места, где он лежал на столе. Больше она не сказала ни слова, но я знала, какой ценой ей даётся это решение — разрушить то, чему она поклялась служить и что оберегала всю жизнь.

И если она смогла вырваться из хватки своих прежних убеждений… возможно, и у меня ещё был шанс.

***

Путь на север оказался настоящим испытанием — почти час мы пробирались вперёд, по снегу, пронизывающему до костей, сквозь ледяную стужу. Чем выше мы поднимались, тем реже становились мёртвые деревья, среди которых мы скрывались: в конце концов, укрытием нам служили лишь обветренные каменные валуны.

К тому моменту, как мы добрались до гребня подъёма, мои ботинки промокли насквозь, пальцы на ногах и руках онемели, лицо застыло от холода. Кайтриона замедлилась, опустилась на живот и поползла вперёд. Мы последовали её примеру, выстроившись в линию вдоль скального выступа.

По ту сторону холма земля сначала уходила вниз на несколько футов, а затем выравнивалась в плоскую равнину. И тут меня осенило: мы достигли северной оконечности острова. Дальше — просто пустота. Мир этой Иной земли обрывался резким обрывом, уходящим в чёрную, туманную бездну.

Между этой бездной и нами высилось здание из серого камня — прекрасное и строгой формы, напоминавшее открытый храм.

— Да вы издеваетесь, — прошептала я. — Все Верховные Жрицы гниют в одной и той же яме, а ему отгрохали целый храм?

Нив одёрнула меня резким тычком в бок.

— Видите что-нибудь? — прошептала Олуэн.

Как по команде, Эмрис достал из сумки бинокль.

— Камни, — выдохнула Кайтриона.

Я перевела взгляд к западу от гробницы, где острые скальные выступы торчали из земли, образуя естественный барьер у самого края обрыва. Среди них стояла небольшая хижина с покосившейся крышей — судя по всему, раньше там жил Бедивер, до того как перебрался в башню.

Но вовсе не хижина привлекла внимание Кайтрионы.

Они раскинулись на земле, затаившись в тени камней и деревьев. Окрас Дитей был таким же блекло-серым, как мёртвая трава и грязь, и потому я сразу не заметила их — пока не раздался резкий, пронзительный крик. Без единого слова, но до боли знакомый.

Ревенант.

Дети повернули морды к гробнице в ожидании, залаяв и завыв, с капающей из пастей слюной. Они дрожали, шипели и выскальзывали из тени в оставшийся дневной свет.

Это было доказательством того, что ревенант ими управляет — по инстинкту они бы никогда не вышли на открытое. Только их хозяйка могла заставить их пойти против своей природы.

— И план А, и план Б только что стали куда сложнее, — прошептал Эмрис.

Он передал мне бинокль. Я насчитала около дюжины Детей — покрытых грязью, усыпанных сухими листьями. Я проследила за направлением их взгляда: по неровной земле, вдоль кольца из живой травы, которое очерчивало гробницу — граница защитной магии. Один за другим, они подходили к этой черте и начинали ходить вдоль неё, выжидая.

И вот, наконец, она появилась.

Ревенант вышла не из камней, а прямо из гробницы. Её тело, словно сложенное из земли и мёртвой листвы, двигалось по воле той самой магии. Рядом со мной Олуэн шумно вдохнула, но её испуг затерялся под восторженным воем Детей.

Она тащила кого-то за лодыжку.

— Это…? — прошептал Эмрис.

Нив прижала руки к губам, чтобы не вскрикнуть.

А мы могли только смотреть, как ревенант с безразличием бросила спящее тело Артура Пендрагона Детям — словно он был просто куском наполовину протухшего мяса.

Глава 43

Прежде чем кто-либо из нас успел пошевелиться или вымолвить хоть слово сквозь удушающий ужас, Дети набросились на тело, оставив от Артура Пендрагона лишь кости, разбросав по снегу кровавые лоскуты плоти.

Эмрис вцепился мне в запястье, пытаясь обратить внимание на что-то, но я так и не узнала, на что именно. Время словно наматывалось на шпиндель — туго, всё туже, пока наконец не оборвалось и не понеслось в безумном вихре.

— Похоже, переходим к плану Б, — выдавила я. Удерживать ревенанта вдали уже не имело смысла. Нужно было снимать защитную магию.

Кайтриона вскочила с криком ярости, пытаясь вытащить меч, несмотря на боль в раненом плече. Её голос, больше похожий на песню гнева, превратил клубящийся у подножия холма туман в языки пламени. Она бросилась вниз, с мечом наготове, оставив нас — и остатки нашего плана — позади.

У нас остался один удар сердца, чтобы решить, что делать.

— Святая Мать… — простонала Олуэн, поднимаясь со снега и уносясь вправо, описывая широкий круг вокруг гробницы.

Нив повернулась к нам с Эмрисом, голос её дрожал, но был твёрд:

— Пожалуйста, будьте осторожны. Я не уверена, что смогу ещё раз призвать Свет…

— Обязательно, — поклялся Эмрис. — Удачи.

Я кивнула, чувствуя, как в горле сжимается невидимый кулак. Нив выпрямилась, полная грации и решимости, и последовала за Олуэн, сжимающей в кулаке длинную волшебную палочку. Она защищала жрицу всеми доступными способами. Но они не пройдут, если мы с Эмрисом не отвлечём на себя внимание ревенанта и её Детей.

Эмрис сжал моё запястье в последний раз, затем поднял меч и ринулся за Кайтрионой. Я схватила его маленький топорик — холодный, как сама сталь.

— Вперёд, — сказала я себе. — Вперёд!

Страх придал телу странную лёгкость, когда я побежала, почти скользя по ледяной поверхности склона. Передо мной раскинулась сцена, как из кошмара, написанная рукой старого мастера: ослепительный огонь, кровь, серебристые волосы Кайтрионы, куртка Эмриса, вздымающего меч — всё это пылало цветом на белоснежном холсте снега.

Ревенант стояла у границы защитной магии, её лицо из земли и кожи было лишено эмоций, но глаза горели, впитывая происходящее. Дети выстроились перед ней — живая преграда, водимая единственным инстинктом: защищать свою мать.

Передние из них бросились в магическое пламя Кайтрионы, с визгом сгорая до обугленных тел.

Верховная Жрица зарычала, словно грозовая туча, и остальные Дети ринулись в бой, перепрыгивая через тела сородичей. Они неслись к Кайтрионе, стоящей в одиночестве. Та едва удерживалась на ногах, задыхаясь от боли, когда поднимала меч. Её броня светилась в бушующем вихре огня.

Эмрис занял позицию справа от неё, я — слева. Адреналин и страх гремели в крови. Существа двигались на четырёх конечностях, их паучьи лапы переплетались, а клыки стучали от нетерпения.

— Держись рядом! — крикнул Эмрис, повернувшись ко мне спиной. Что бы он ни хотел добавить, всё утонуло в хоре рычания и визга — Дети прыгнули.

Я закашлялась от их гнилого дыхания, но не отступила. Замахнулась топором, рубя всё, что пыталось схватить меня или ударить. Грудь сжимала боль, и только спустя несколько мгновений я поняла, что кричу — громко, дико, из самой глубины.

Кайтриона прокладывала путь сквозь врагов, её клинок рассекая черепа, лапы и когти. Она обернулась:

— За мной!

Мы попытались последовать за ней, но Дети хлынули между нами, окружив её со спины. Когти вонзились в её спину, прямо в броню.

— Кейт! — закричала я.

Девушка сделала два шатких шага вперёд — и прыгнула. С рыком боли она перекатилась через магическую границу, и те, кто цеплялся за неё, отлетели в стороны, сражённые яркой вспышкой света. Их тела обмякли, и они рухнули.

— Тамсин — меняемся! — крикнул Эмрис, и я повернулась. В тот миг он уже метнул в меня меч, и у меня не было выбора — я поймала его и бросила в ответ топор. Он перехватил его за рукоять и взмахнул, но тяжёлый меч выскользнул у меня из рук и упал. Мне пришлось вырвать его обратно из когтей одного из Детей — голыми руками.

Оно вцепилось в меня, раздирая рану на уже израненной руке. Я закричала, когда острые зубы впились в шею. Боль и страх сковали всё тело, я рухнула на колени.

— Тамсин! — закричал Эмрис.

Я вцепилась в рукоять меча. Пламя взметнулось по клинку с яростным всплеском. Развернувшись с криком, я вонзила его прямо в голову твари — только тогда она отпустила меня.

Горячая кровь залила грудь, пока Эмрис пробивался ко мне сквозь круг Дитей, но я уже смотрела вперёд — туда, где Кайтриона стояла лицом к Верховной Жрице.

Ревенант метнулась вперёд, направив атам на обнажённое горло Кайтрионы. Та отбила удар мечом и развернулась, рассёкши грудь твари. В том движении снова разошлась её не до конца зажившая рана — броня тут же окрасилась в алый. Трава, куски дерева и грязи осыпались с ревенанта… и вновь поднялись, восстанавливая её тело.

— Кейт! — выдохнула я, добравшись до самого края защитной магии. Она должна была заманить ревенанта внутрь круга — иначе мы не сможем ей помочь.

Глаза Кайтрионы расширились, по лицу струился пот. Она обернулась, посмотрела поверх нас, но её крик затерялся в грохоте монструозных воплей. Я проследила за её взглядом — на вершине холма показались ещё Дети.

Она метнула левую руку вперёд, правая бессильно повисла, меч в ней едва держался. Губы задвигались — песня, которую я не могла услышать. Над холмом поднялся туман — густой, клубящийся, — но прежде чем он успел вспыхнуть, ревенант снова ударила. Схватила Кайтриону за шею и с силой швырнула оземь.

Кайтриона обвила ноги вокруг ревенанта и провернулась, отбросив её к границе магического барьера — голова и руки твари оказались за пределами. Я рванулась вперёд с мечом, взмахнула, но она была слишком быстрой — огненное лезвие отсекло только одну руку.

Я вдавила сапог в извивающееся запястье, прижимая его к земле. Сердце сжалось от злости, когда я поняла: это была рука с кольцом, а не с атамом.

Вопль ревенанта резанул по мозгу, как нож. Я заорала вместе с ней — мы все закричали, даже Дети отпрянули. Тварь выпрямилась в полной своей ужасающей высоте и уставилась на меня горящими глазами.

Голос, тёмный как полночь, прорезал мой разум, заглушив даже этот нечеловеческий визг.

Я знаю тебя.

Я вздрогнула, опустившись на колени. Меч выскользнул из руки.

Я видела твоё рождение во сне.

— Пре-прекрати… — с трудом выдохнула я. Руки вжались в виски, будто могли выдавить из головы её голос. — Перестань!

Он не знает, кто ты на самом деле…

Воздух между нами вспыхнул, заиграл и тут же померк.

Голос Олуэн, будто донёсшийся сквозь миры, прорезал тишину:

— Сейчас, Нив!

— Подожди… — попыталась остановить их я. — Что это значит?

Но волна ослепительного света уже была выпущена.

Почувствовав, что магия исчезла, Дети рванулись к Кайтрионе, которая пыталась подняться с земли. Но заклинание Нив отбросило их прочь — их тела вспыхнули и сгорели дотла.

Ревенант стояла перед нами, спиной к пульсирующей энергии света, позволяя ей сжигать собственные очертания. На её лице на миг промелькнула искра человечности.

— Кайтриона.

Голос, что вырвался из этой плоти и земли, был сладким, как первый день весны, и невыносимо нежным.

— Моя Кейт…

Она протянула к ней руку с атамом, и её тело начало трескаться, разламываться, когда свет пробивался сквозь него. Молодая жрица пошатнулась вперёд, слёзы струились по её лицу, когда она потянулась в ответ.

— Почему? — прошептала она. — Почему ты это сделала?

В свои последние мгновения ревенант выдохнула:

— Сила… Я не могла остановить… то, что уже началось…

Её тело рассыпалось, снова превратившись в кость и землю. Когда заклинание Нив угасло, а воздух стал прохладнее, атам упал на землю, всё ещё светящийся от жара и силы.

Кайтриона вскрикнула в наступившей тишине, рыдая так, будто что-то внутри неё разрывалось. Она рухнула на землю.

Я ощущала, как опустела внутри, когда опустилась рядом на колени. Нерешительно, я обняла её за плечи.

Но она не отстранилась. Вместо этого Кейт прижалась ко мне, зарывшись лицом в плечо, и её рыдания сотрясали меня до глубины души. Горло саднило от сдерживаемых слёз, но даже если бы я могла говорить, я не знала, что сказать.

Нив и Олуэн подбежали и обняли нас обеих, живых, целых, дрожащих. Я вцепилась в них, позволяя ветру охладить разгорячённую кожу и остывшую кровь. Но где-то внутри разгоралось тепло — как солнце, поднимающееся всё выше и выше… пока мне не показалось, что я вот-вот лопну от него.

Я отстранилась, оглянулась через плечо — ища взгляд Эмриса.

Но в воздухе клубились только пепел и туман.

Я разжала объятия, и в грудь ударил страх — тяжёлый, холодный, как железный шип.

— Эмрис? Эмрис! — закричала я.

Никакого ответа.

Я бросилась к холму, обыскивая останки Детей, тех, что не обратились в пепел.

— Эмрис! — Если с ним что-то случилось, пока я смотрела в другую сторону…

Позади раздались крики других — они звали его, всё громче, всё тревожнее.

Нив оказалась рядом, качая головой:

— Я не понимаю… Заклинание не могло ему навредить. Может, один из Детей унёс его?

Эта мысль ударила в живот, как кулак. Я согнулась пополам, борясь с тошнотой.

— Подожди, — сказала Нив, хватая меня за руку и заставляя подняться. — Смотри.

Позади неё лицо Олуэн стало белее снега. Сердце подскочило к горлу, когда она с Кайтрионой подошли ближе.

На снегу тянулся след — шаги, ведущие вверх по холму, прочь от гробницы и прочь от нас. В сторону портала, ведущего назад, в наш мир.

Я знала.

Кольцо Рассеяния исчезло. И Эмрис Дай — тоже.

И то солнце, что только что разгоралось внутри меня, обжигая теплом и жизнью, медленно опустилось за тёмный горизонт.

Глава 44

Свет почти угас, когда мы начали обратный путь к башне. Сначала Кайтриона предложила переждать темноту в одной из сторожевых башен — но это было до того, как мы наткнулись на первых Детей среди деревьев.

Они лежали там, где упали с ветвей. Их тела были целыми, но безжизненными, словно кто-то просто выдернул из них искру жизни.

Может, так и было.

Мои спутники остановились, прячась за сломанным, пустотелым стволом, но я пошла дальше.

— Тэмсин, подожди… — Нив попыталась схватить меня за руку, но я вырвалась.

Я не боялась. Не испытывала любопытства.

Я вообще ничего не чувствовала.

Двигалась, будто под водой, на дне озера — каждый шаг требовал усилия, каждый клочок земли под ногами приходилось отвоёвывать.

Кайтриона сделала для меча ножны, и теперь я несла его за спиной, а не как факел перед собой. Благодаря Нив и жрицам, владеющим туманами, у нас было достаточно света, чтобы не сбиться с пути.

Я подошла к ближайшему чудовищу и посмотрела на него сверху вниз. Лишённое жизни и той ужасающей одержимости, что вела его прежде, оно казалось почти жалким. Его язык вывалился изо рта, а конечности обмякли, когда я подтолкнула его ногой и перевернула на спину.

Пустые глазницы уставились в небо. Падальщики-насекомые уже сделали своё дело.

Олуэн присела рядом, её лоб нахмурился, когда она коснулась сморщенной серой кожи на груди существа.

Она взглянула на Кайтриону и покачала головой.

— Значит, Высшая Жрица… ревенант — дала им жизнь, — сказала Кайтриона усталым голосом. Повязки на её лице промокли от пота и грязи. — А проклятие или сила, что их поддерживала, исчезла вместе с ней.

Нив резко втянула воздух, коснувшись одного из существ кончиком пальца.

— Что тебя тревожит? — спросила Олуэн.

— Проклятия могут пережить того, кто их наложил, — объяснила Нив. — Но, думаю, не в этом случае. Мы отрубили голову, отделили её от тела.

— Есть ли ещё шанс, что ритуал вернёт им души? — прохрипела Кайтриона.

— Лучшее, на что мы можем надеяться… — Олуэн сглотнула. — Это то, что ритуал освободит хотя бы осколки душ, если они всё ещё заперты в этих телах.

У меня скривились губы при виде их лиц, искажённых болью. Если они были настолько наивны, чтобы верить, что ритуал всё исправит, — они заслужили то, что получили.

— Для них никогда не было надежды, — сказала я ядовито, продолжая идти сквозь мёртвый лес, перешагивая через тела, вдавленные в снег. Воздух обжигал грудь — холодный, острый. — Просто вы не могли это принять.

Я смотрела на трупы, и потому почти врезалась в Нив, когда она встала у меня на пути. Её лицо было тревожным, застывшим. Когда я попыталась обойти её, она шагнула вместе со мной, повторяя каждое движение.

— Уйди, — холодно сказала я.

Она не сдвинулась с места.

— Уйди, — повторила я, и в ушах зазвенело от нарастающего давления.

Нив шагнула вперёд и, прежде чем я успела вырваться, схватила меня за плечи. Я попыталась отстраниться, но она была неожиданно сильной — удержала, заставила остановиться. Заставила почувствовать всё.

Никогда прежде я не ощущала себя настолько обнажённой. Словно с меня содрали всю шелуху лжи и тщательно выстроенных масок. Правда оказалась мучительной: подо всей этой холодной бронёй не скрывалось силы. Только страх. Та девочка, которую даже я сама пыталась забыть.

Я обмякла, прижавшись к плечу Нив.

— Прости, — прошептала она, обнимая меня. — Пожалуйста, не отталкивай нас.

Казалось, я трескаюсь изнутри, будто под напряжением. В какой-то момент я уловила запах хвои — и поняла, что всё ещё ношу его свитер. Я отстранилась, стянула его через голову и уронила на тело существа. Лучше мёрзнуть, чем чувствовать его прикосновение.

— Я такая дура, — выдохнула я. — Я снова позволила этому случиться.

Осталась одна.

Брошена ради чего-то более важного. А ведь это и правда было важнее — спасти свою мать, сбежать от отца, всё это перевесило то хрупкое доверие, которое успело возникнуть между нами.

Если он вообще говорил правду, — прошептал в сознании знакомый голос. Хитрый Эмрис Дай, всегда готовый спрятаться и солгать.

От этой мысли будто кожу содрали. Я ведь открылась ему. Рассказала то, чего даже Кабелл не знал.

— Стыдиться должен только он, — сказала Кайтриона, в голосе закипала злость. — Он обманул нас всех.

Олуэн провела пальцами по моей руке, легко коснувшись пореза, который она торопливо перебинтовала.

— Ты не обязана вырывать мысли о нём из сердца. Но не позволяй любви в себе ожесточиться из-за него. Он не был достоин.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Я должна была рассказать об этом раньше, но не хотела его ранить. — Улыбка Олуэн была грустной. — Я узнала меч, что ты носишь. И знаю его историю. Мари рассказывала её мне много лет назад.

— Тогда… — выдохнула я. — Что это за меч?

— Я верю, что это клинок по имени Дирнвин, или Белая Рукоять. Его выковали в Авалоне, и когда-то он принадлежал королю — Риддерху Хайэлу, — объяснила Олуэн. — Говорили, что меч загорается пламенем в руках того, кто благороден и достоин.

Я уставилась на неё.

— Ты уверена? — спросила Кайтриона.

— Спасибо за доверие, — сухо сказала я, но при этом неожиданно рассмеялась, увидев, как она осознала смысл своих слов.

— Нет, я не это имела в виду, — поспешила оправдаться Кайтриона. — Конечно, ты достойна.

— На самом деле — нет, — вздохнула я. — Но я и не обиделась. Хотите проверить теорию?

Я протянула меч, держа его за рукоять, лезвием к себе. Все трое отступили.

— Серьёзно? — переспросила я.

— Я не хочу, чтобы кусок металла судил меня, — заявила Нив, подняв руки.

— Я довольна собственной оценкой своей ценности, — просто сказала Олуэн.

Кайтриона смотрела на меч дольше других, но в итоге тоже отвернулась.

— Тэмсин, ты уверена, что не хочешь, чтобы мы пошли за ним? По снегу его следы легко отыскать.

Нив сжала мою руку. Смотрела на меня. Ждала, какое решение я приму.

Я могла пойти за Эмрисом. Наверняка даже вернуть Кольцо Рассеивания до того, как он передаст его Мадригале. Портал, возможно, всё ещё был открыт.

Но был и ритуал. Был Кабелл, Нив, Бедивер. Жрицы, что стали мне подругами, несмотря на все мои попытки оттолкнуть их. Были выжившие в башне, продолжающие бороться. Был Авалон — тот, каким он ещё мог стать: живым, прекрасным.

— Нет, — сказала я. — Он уже ушёл.

— Но как он собирается вернуться в ваш мир, — спросила Олуэн, — если никого из нас не будет рядом, чтобы открыть путь?

Мы с Нив переглянулись.

— А вот об этом… — начала я.

Глаза Олуэн расширились от изумления, когда я рассказала ей про Ведьму Тумана, жертву и её предостережение: портал можно использовать лишь однажды, чтобы попасть в Авалон, и лишь однажды — чтобы вернуться в мир смертных.

— Думаю, мы сможем открыть изначальный путь обратно в мир смертных для тебя, даже если ритуал не сработает, — сказала Олуэн.

— Он не может не сработать, — ответила я. — Не должен.

— Ты злишься, что мы скрыли это от тебя? — спросила Нив, бросив взгляд на Кайтриону.

Её серебристые волосы мерцали под снежинками, падавшими с деревьев.

— Нет, — ответила я. — Потому что даже сейчас, когда путь домой открыт, вы выбрали остаться. С нами.

Нив улыбнулась.

Кайтриона откашлялась и отвернулась, чтобы скрыть дрожь в голосе:

— Нам следует идти. Я не хочу, чтобы остальные волновались ещё больше.

Я выпрямилась и зашагала вперёд, позволяя хаосу в груди утихнуть, уступив место новой, чистой тишине. Нив взглянула на меня и улыбнулась. В её взгляде не было ни жалости, ни опаски — только тепло. Безмолвие острова даровало мне внезапную ясность. Осознание того, что боль, которой я так боялась, на самом деле была доказательством: я пережила утрату.

Мы шли рядом, пока сгущающиеся сумерки не превратились в долгую ночь.

Один раз мы остановились — ненадолго, чтобы Олуэн могла проверить повязки и убедиться, что не началось заражение. Но никто не хотел терять времени.

Теперь, когда атам был у нас, все стремились как можно скорее провести ритуал очищения. А я — всё сильнее хотела вернуться к Кабеллу. После случившегося с Бедивером… я даже не могла представить, что он чувствовал.

Наконец, на горизонте показалась башня. Её самые высокие камни были подсвечены огнями, всё ещё пылавшими вокруг рва. Лицо Кайтрионы смягчилось при виде её — она ускорила шаг.

Но я, наоборот, замедлилась.

— Что случилось? — спросила Нив.

— Где они? — Я озиралась. Перед отъездом Дети образовали кольцо по периметру башни, и мы уже должны были его пересечь.

— Наверное, мёртвая жрица позвала их к себе, — сказала Нив, когда мы догнали Кайтриону на тропе. Она стояла у края леса, глядя на башню в отдалении. Её древние камни светились в пламени. По ближайшей стене текли длинные красные струи, отражая свет, как шёлк. Туман клубился над милей пути, ведущей к рву. К моему удивлению, подъёмный мост уже был опущен.

Древо Матери казалось более тёмным, чем прежде. Его верхние ветви были покрыты снегом, скрывая остатки зелени.

Шаги Олуэн заскрипели в снегу. Она поравнялась со мной — и замерла. Её дыхание стало прерывистым, белые клубы пара смешивались с туманом. И тогда я поняла, что запах дыма — это не просто горящие костры. Под ним было что-то другое, горькое. Жжёная ткань, может быть.

И ещё что-то. Гораздо хуже.

— Похоже, они начали празднование без нас, — сказала Нив, прищурившись. — Только вот зачем такие красные знамена?..

И тут я поняла.

Кайтриона издала хриплый крик и бросилась вниз по склону к опущенному мосту. Олуэн кинулась следом, спотыкаясь о снег и камни.

Я не могла пошевелиться. Темнота оплела меня, придавив к земле своими ледяными руками, не давая сделать ни шага.

— Это не знамёна, Нив, — прохрипела я. — Это кровь.

Глава 45

Безмолвие мёртвых обладало своей собственной силой — великой и ужасной. Как тёмное стекло, оно поглощало всё, и ничто, даже свет, не возвращалось обратно.

Внутренний двор превратился в поле битвы, арену последнего отчаянного сражения. Теперь туда осмеливались заходить лишь стаи мух да зловонный ветер.

Нижняя часть Древа Матери обуглилась, оставшиеся листья были втоптаны в окровавленный снег. Дери лежал рядом, как куча хвороста, всё ещё вцепившись в массивный ствол. Вокруг, словно смертельный нимб, были раскиданы тела спрайтов.

Всё внутри меня вопило — беги. Но я заставила себя стоять на краю этой бойни. Я заставила себя смотреть.

Видеть всё.

Бетрис — у самых ворот, пала первой, став преградой между монстрами и невинными внутри. Даже в смерти её рука сжимала меч. Рядом Арианвен, её тело прикрывает Лоури. Серен и Рона раскинулись на белых ступенях башни, их руки тянутся друг к другу сквозь хаос. По камням текли реки крови, высохшие и ставшие ржавыми следами.

Этот запах — смерть, разложение — был единственным, что ощущалось по-настоящему. Олуэн бродила среди тел, падая, плача и крича, судорожно проверяя их — жива ли хоть одна душа.

Кайтриона бросилась к башне, карабкаясь через останки всего, что знала и любила. Когда её отчаянные крики эхом разнеслись по двору, я поняла: внутри никто не выжил.

Нив что-то сказала за моей спиной, голос её был срывающимся, но я была эгоисткой. Я думала только об одном. Только об одном имени.

Кабелл.

Мой брат… Он… Это было невозможно.

Всё это. Это не могло быть правдой. Это не было реальным.

Я сорвалась с места и бросилась искать его. Переворачивала тела, раскрывая муки их смертей, изуродованные лица, разорванные и объеденные. Я звала его, кричала, пока не стало невозможно вдохнуть, моля любых богов, если они вообще существуют.

Мёртвые были повсюду. Их ужас, их последние мгновения висели в тумане. Животные были растерзаны в конюшне. Мужчины и женщины — брошены на стены, с переломанными телами и рассечённой кожей. Алед и Дилуин — в саду Олуэн. Ангарад и ещё десятки — на поле во дворе, где пробивались ростки, омытые кровью.

Где Кабелл? Где?

Я рванула в подземелья, к источникам, на тропу под оружейной, пока, наконец, не увидела: дверь на кухню была выломана. И тут в голове всплыл голос Бедивера. Последняя надежда Авалона.

Я перелезла через тела Детей и авалонцев, чтобы попасть внутрь. Шкаф оторвался от стены, его заслоняло тело мужчины. Я выдрала его остатки и спустилась по скользкой от крови лестнице.

Но даже после всего, что я видела… то, что ждало внизу, в фейской тропе, вызвало рвотный спазм.

Грязь поднялась выше моих ботинок — чёрная и вязкая. Руки дрожали так сильно, что я едва не выронила фонарик. Я осветила тела вокруг… или то, что от них осталось.

Кто бы ни оказался здесь, оказался в ловушке. Дверь наверх была заперта. Им некуда было бежать. Их разорвали.

Луч фонаря скользил по бойне, я задерживала дыхание, чтобы не вдыхать густой смрад. Куски знакомой брони Бедивера были разбросаны среди останков. В ледяном воздухе свет упал на кусок изношенной коричневой кожи.

Я увидела, как моя рука тянется вниз, в кровавую жижу, поднимает его. Кусок кожи был размером с ладонь — воротник от куртки. Я перевернула его, и там — детская вышивка, некогда жёлтая, теперь багровая: LAR. Под ней, словно проклятие, — лоскут бледной кожи с татуировкой.

Меня вырвало.

Я задыхалась, выворачивалась, пока не онемели руки, и я не уронила ткань и фонарь.

Тьма поглотила меня. Я не знала, куда идти. Не знала, где выход. Боль раздирала меня пополам, и всё, что я могла — держаться за стену, чтобы не утонуть в том, что осталось от мёртвых.

От Кабелла.

Я плакала. Звук моих рыданий разносился по каменным стенам, всё тело сотрясалось. Всё… всё ради этого. Ради того, кого я любила больше всех в этом мире — чтобы он умер в таком страхе, в такой тьме. Чтобы от него осталась только память. И вот это…

Я не могла найти выход. У меня не было куда идти.

Я осталась. И плакала, пока боль не убила меня.

Пока Нив, наконец, не пришла и не вывела меня наружу.

Глава 46

Я стояла одна на крепостной стене, вглядываясь в тёмный лес. Время словно играло с моим разумом, и здесь, в этом месте почти бесконечной ночи, оно, казалось, переставало иметь значение. Какая-то часть меня надеялась, что если я просто останусь здесь, позволю ледяному ветру делать со мной что угодно, я тоже стану камнем. Тогда не придётся распутывать костёр мыслей в голове или унимать пульсирующую боль в груди.

Глаза слезились от холода, но слёзы не шли. Колодец внутри меня опустел — и до пугающей степени. Когда он наполнился снова, в нём плескался знакомый яд. Капля за каплей, обжигающий — и по праву мой.

Ты сделала это.

Ты привела его сюда, потому что решила, что знаешь лучше.

И всё оказалось напрасным.

Ты получила, что заслужила.

И он умер, ненавидя тебя.

Мой брат — чувствительный, талантливый, блестящий, обаятельный. Лучший не только среди Ларков, но во всех мирах. Авалон принёс ему лишь боль и смерть. Мне никогда не стоило просить его пойти со мной. Мне не стоило искать Нэша.

Горе вновь ударило по мне, лишив дыхания. Кабелл был так близко к завершению своего кошмара. Так близко к тому, чтобы вырваться из тьмы, которая пыталась задушить последние крохи его надежды. Поглотить его.

Я не могла сомкнуть глаз, не представляя этого — как быстро и жестоко смерть пришла за ними всеми, всего через несколько часов после спасения острова.

Отвращение и ярость ползли по венам, снова принося вкус горечи во рту. Ни Богини, ни какого-либо бога не было. Не было судьбы. Была только жестокая непредсказуемость жизни.

Туман Авалона полз среди деревьев, вытягивая длинные щупальца к башне. Последняя магия Девяти угасала, и огни в рву уже не горели. Я смотрела вниз, на кости, обугленные брёвна, мечи и щиты, упавшие в огонь и искривлённые жаром.

Что мне было делать? От моего брата почти ничего не осталось, чтобы похоронить. Дорога к барже, в человеческий мир, была теперь открыта, и ничто не мешало ни мне, ни другим покинуть Авалон. Но что ждало меня там? Маленькая жизнь, полная болезненных воспоминаний о том, как меня оставляли, как я чувствовала себя ненужной. Работа, в которой я оказалась случайно, гильдия, которая никогда меня не принимала, отсутствие друзей, отсутствие дома — того, что должен был быть общим. Полного вещей, которые Кабеллу уже никогда не понадобятся.

Что остаётся в конце всего?

В сгущающихся сумерках послышался тихий плач, и где-то внизу замерцал свет. С окаменевшими мышцами я оторвалась от стены и посмотрела во двор.

Олуэн укладывала тела рядом друг с другом, осторожно расправляя даже самые изуродованные. Она пыталась очистить их лица, руки, ноги, но когда дошла до Бетрис, её начало трясти. Она прижала лицо к окровавленному переднику, чтобы заглушить рыдания.

Вот это.

Это слово прозвучало внутри меня, как будто кто-то прошептал его прямо в ухо.

Вот это. Это — то, что осталось.

Они.

Я пошла вдоль стены, остановившись у тела мужчины, обвисшего над сломанным луком. Обняв его за плечи, я с трудом понесла его вниз по лестнице и уложила рядом с остальными. Олуэн подняла на меня взгляд, но я уже снова поднималась — ещё так много мёртвых ждали.

Мы работали в молчании. Движение, сосредоточенность — всё это успокаивало мысли. В какой-то момент к нам присоединилась Нив. Она омывала тела и готовила их, пока мы с Олуэн приносили новых. Нив, когда-то очарованная смертью, теперь не хранила и следа света в глазах — лишь тихую скорбь и тишину.

Затем пришла Кайтриона, вынеся из башни хрупкое тело Мари. Она уложила её рядом с сёстрами, лицо её было застывшим, как маска, сдерживая боль.

Последней она вынесла Блошку. Но, дойдя до нас, застыла. Её руки сжались вокруг девочки, лицо напряглось под бинтами.

— Кейт… — мягко сказала Олуэн, протягивая руки.

— Нет, — грубо ответила та, прижимая Блошку к груди.

— Её уже нет, сердце моё, — прошептала Олуэн. — Уже ничего не изменить.

— Нет… — закрыв глаза, прошептала Кайтриона, умоляя.

Нив поднялась и подошла к Кайтрионе, мягко положив ладонь ей на спину и осторожно направив вперёд. Я вытерла грязь и пот с лица рукавом куртки, едва в силах смотреть, как тело маленькой девочки укладывают рядом с остальными.

Блошка выглядела почти спокойно — и от этого становилось только хуже. Потому что я знала: её последние минуты были всем, только не покоем.

Я присела рядом, коснулась её руки, внимательно изучая, как делала со всеми остальными. Я не хотела забыть ни одной её детали. Её тонкие кости. Голубые прожилки на веках. Белые, почти прозрачные пряди волос, заправленные под вязаную шапочку.

Я взяла её левую руку и аккуратно вытерла свежей тряпкой. Олуэн взяла правую, вложив в неё пучок сухих трав и цветов — как и всем другим. Кайтриона осталась чуть в стороне, по её щекам струились слёзы. Нив не отходила от неё, ободряюще обвив руку вокруг её локтя и бросив мне беспомощный взгляд.

Осторожно, очень осторожно, я положила руку Блошки на живот. Но, когда отдёрнула пальцы, мои ногти задели что-то, спрятанное в поясе её брюк. Нахмурившись, я приподняла запёкшуюся от крови ткань.

— Что это? — прошептала Нив, склоняясь через моё плечо.

Остальные приблизились, и я подняла плоский, размером с ладонь, камень к ближайшему сгустку туманного света.

Нет. Это был не камень, а кость. А узоры на ней…

Олуэн вскочила и исчезла в своей мастерской. Через пару минут она вернулась с корзиной, в которой хранился сосуд Верховной Жрицы Вивиан. Перевернув скульптуру, я приложила осколок к отверстию, подбирая угол, пока он не встал точно на место.

— Где она это нашла? — с трудом выдохнула Кайтриона.

— Или у кого украла, — сказала я хрипло.

— Мы каждую ночь проверяли, не стащила ли она чего, — добавила Олуэн, опуская руки на маленькие ладони Блошки. — Должно быть, она нашла его, пока нас не было.

— Его можно восстановить? — спросила я. — Если кто-то намеренно разбил сосуд, я хочу знать, какие воспоминания он хотел скрыть.

Олуэн покачала головой:

— Не осталось никого в живых, кто смог бы починить его и соединить магически.

Мысль скользнула в моей голове, тихая, змеящаяся, с предвкушением:

— Не в этом мире. Но что, если кто-то есть в мире смертных?

Косторез веками изготавливал ключи к скелетным замкам и мог достать что угодно — даже яд василиска. Если он не сможет восстановить сосуд сам, возможно, он знает, кто сможет.

Я аккуратно положила костяной осколок в корзину и накрыла его тканью. Он отправится с нами в путь.

Кайтриона провела пальцами по холодной щеке Блошки.

— Что нам делать? — спустя некоторое время спросила Нив. — Похоронить их?

Кайтриона покачала головой:

— Мы не можем. Мы должны сжечь их, как и других.

— Но проклятие… — начала Олуэн.

— Мы не знаем, осталось ли оно, — перебила Кайтриона. — Лучше пусть их души отправятся в смерть навсегда, чем есть риск, что они станут теми, кто их убил.

— Мы с Тэмсин можем это сделать, — сказала Нив.

— Нет, — возразила Кайтриона. — Почитание мёртвых — одна из самых священных обязанностей жрицы Авалона. Это должно стать нашим последним деянием.

— Ты всё ещё жрица Авалона, — сказала я ей.

— Я жрица ничего, — ответила Кайтриона, поднимаясь. — И ничем иным я уже не стану.

***

Мы уложили тела на поле во дворе — там, где могли бы вырасти посевы, если бы у нас было на это время. Кайтриона запела, вызывая огонь, её голос был хриплым, словно пропитан пеплом. Но когда Олуэн взяла её за руку и начала напевать низкий, протяжный мотив, Кайтриона резко отдёрнулась.

Искры закружились над телами, вырастая в маленькие языки пламени, подпитанные соломой и обломками мебели, сложенными нами как растопку.

— Я не стану молиться богине, которая допустила такое, — сказала Кайтриона.

Олуэн словно хотела к ней прикоснуться, но, в конце концов, лишь склонила голову и запела молитву одна.

— К тебе, Мать, мы отправляем тех, кто был любим сердцем…

Её песня растворилась в шипении огня, который вспыхнул и разросся, поднимаясь всё выше, обволакивая обломки, сено, тела — окутывая их, пусть на краткое мгновение, чистым светом.

Четверо из нас стояли плечом к плечу, глядя, как дым становится серебристым на фоне тьмы и исчезает в нависающем тумане. Краем глаза я увидела, как Кайтриона сделала шаг вперёд — словно собиралась взойти на погребальный костёр.

— Если бы мы должны были умереть… — выдохнула она. — Если бы нам было суждено умереть, мы должны были умереть вместе. Эта боль… Я не вынесу мысли, что никогда больше не встречу их.

Воздух дрожал от жара. Сквозь пламя и дым, на другой стороне, стояло бледное существо, смотревшее на нас. Его рог поблёскивал, когда оно склонило голову. Я вытерла пепел с лица, моргнула, не веря глазам — и увидела только огонь.

Олуэн обвила руку вокруг локтя Кайтрионы — то ли чтобы утешить, то ли чтобы не дать ей шагнуть вперёд, я не знала. Нив посмотрела на меня, и в её взгляде открыто читалось разбитое сердце.

Они.

Я не смогла спасти Кабелла. Ни одного из них. Но я могла помочь тем, кто остался. Могла заботиться.

— Выберите меня.

Слова вышли хриплыми, рождёнными из самой глубины той части, которую я годами пыталась заглушить. Изнутри той, что была отдана. Брошена снова и снова.

— Выберите меня, — повторила я, голос дрожал. Остальные обернулись ко мне. — Выберите меня, потому что я выбираю вас.

— Тэмсин… — прошептала Нив.

— Я не смогу быть для вас тем, кем были они, я знаю. И я никогда не была хорошим человеком, — сказала я, чувствуя, как пламя раздувается позади. — Но я стараюсь. И знаю, что бы ни случилось — я выдержу. Я выживу. Если мы будем вместе. Так что, пожалуйста, выберите меня… просто…

Я шагнула назад и прижала ладони к лицу, но кто-то мягко отнял их — Кайтриона. Её ладони были шершавыми и мозолистыми, когда она сжала мои.

— Я выбрала тебя в тот момент, когда узнала, что ты отправилась за афамом, — сказала она. — То, что ты рискнула собой ради нас всех, было проявлением мужества и надежды. Пока я жива, я буду твоей подругой. И пусть ничто не разорвёт эту клятву, что мы даём здесь.

Олуэн и Нив встали с двух сторон. Руки Олуэн обвили нас мягко, тепло, и Нив сомкнула свои ладони на наших. Что-то во мне оттаяло, ослабив хватку на сердце. Будто лёгкие, сердце, всё тело наполнились чем-то большим — как будто это обещание действительно было запечатано магией.

— Если мы будем вместе, мы выживем, — сказала Олуэн сквозь слёзы. — Но нам нужно решить, что делать дальше.

— Вы пойдёте с нами в мир смертных? — спросила Нив, глядя на них. — Вы сможете открыть путь. Мы пересечём его вместе.

Я удивилась, когда Кайтриона просто сказала:

— Да. Думаю… думаю, теперь у нас нет иного выбора.

— А как же ритуал? — спросила я.

— А что с ним? — откликнулась Олуэн.

По их лицам я поняла, что шок явно отразился на моём лице.

— После всего… разве не стоит хотя бы попытаться?

— Девятка не полна. И уже никогда не будет, — сказала Кайтриона.

Я крепче сжала её руки, не позволяя ей отстраниться:

— Всё просто. Мне кажется, вы не совсем верно истолковали текст. Нигде не сказано, что обряд могут совершить только девять жриц.

— «Сомкните руки с Сёстрами и вновь станьте едины в сердце и силе», — процитировал Нив. Её взгляд стал задумчивым. — Вы лучше нас знаете, но я понимаю, к чему ведёт Тэмсин. Возможно, требуется лишь единство намерений.

— «Вновь станьте едины в сердце и силе», — повторила я. — Это звучит как поэтический оборот, не более.

Кайтриона по-прежнему качала головой, в её чертах читалась внутренняя борьба.

— Это хотя бы восстановит землю, — сказала Олуэн. — И очистит туманы.

— Богиня уже покинула нас, — прошептала Кайтриона. — Она покинула Авалон.

— Я в это не верю, — сказала Олуэн. — Иначе как бы здесь оказалась Нив? Как бы Тэмсин? Их привели к нам не случайно. Я должна верить, что именно ради этого.

Борьба всё ещё отражалась на лице Кайтрионы, но я чувствовала: она готова изменить мнение.

— Пожалуйста… — умоляла Олуэн. — Они не могли умереть напрасно.

И, наконец, в свете погребального костра Кайтриона развернулась к башне и повела нас в Большой зал в молчаливом шествии.

Глава 47

Пока Олуэн и Кайтриона готовили алтарь в Большом зале, очищая его благовониями и маслами, мы с Нив поднялись наверх, чтобы переодеться в чистую одежду и собрать свои вещи. Небо на востоке начинало светлеть, и всё, о чём я могла думать, — это то, что оно точно такого же цвета, как дым, всё ещё поднимающийся от погребального костра. Запах горящих тел выворачивал желудок, но в нём уже ничего не осталось.

Нив в последний раз закрыла за нами дверь и наблюдала, как я направляюсь к комнате, которую делили Кабелл и Эмрис.

Я остановилась, чувствуя, как внутри поднимаются слова. История, которая, наконец, хотела быть рассказанной.

— Ты была права, — сказала я. — У меня действительно есть отметина смерти.

— Тэмсин… — тихо прошептала она.

— Кабелл и Нэш оставили меня одну в лагере. Они отправились на поиски кинжала Артура в хранилище другой волшебницы, а я им была не нужна. — Я с трудом сглотнула комок в горле. — А потом я услышала её… Услышала голос на ветру. Мне показалось, что она зовёт меня. Это была Белая Дама.

Женщина, убитая своим любовником и оставленная сторожить его сокровище, пока не убьёт кого-то ещё, чтобы занять её место.

— Я была просто глупым ребёнком, — прошептала я. — Злой и обиженной, что меня бросили. Хотя я знала, что так нельзя, хотя Нэш рассказывал нам кучу историй о призраках, всё, о чём я могла думать, — Она зовёт меня. Меня. Я знаю, это прозвучит абсурдно, но… часть меня даже надеялась, что это моя мать. Что она, наконец, пришла за мной.

Мы стояли тогда одни, на открытом, припорошённом снегом поле, и когда она протянула руку, чтобы коснуться кожи у меня на груди, чтобы заморозить моё сердце, я всё ещё гадала — а вдруг то выражение на её лице было любовью?

Нив обняла меня сзади, прижалась щекой к моему плечу. Вместо того чтобы оттолкнуть, я обмякла, уткнулась в неё.

Когда она отпустила меня, то подождала, пока я обернусь, и тихо сказала:

— Я поднимусь в библиотеку. Хочу напоследок всё осмотреть.

Я кивнула:

— Я подойду через минуту.

Я дождалась, пока её шаги затихли на лестнице, прежде чем снова повернуться к двери и толкнуть её.

Соседняя комната была точной копией нашей. Холод пробирался куда глубже теперь, когда здесь больше никто не жил. Кроме сумки Кабелла, оставленной на краю кровати, ничего не говорило о том, что кто-то спал здесь.

Во мне поднялась свежая горечь. Эмрис не мог знать, что мы найдём кольцо, но сам факт того, что он не оставил здесь ни следа… заставлял меня задуматься.

Мне всё равно, подумала я, прижимая сумку Кабелла к груди. Мне всё равно.

Я сунула руку в карман куртки, сжала в кулаке гладкий деревянный обломок. Я сжимала его до тех пор, пока края не начали впиваться в кожу, пока острая боль не заглушила накатывающее чувство.

А потом, глубоко вздохнув, я подошла к кровати, положила вырезанную из дерева птичку на подушку — и ушла.

***

Я нашла Нив не среди дубовых полок библиотеки, как ожидала, а в самом её конце — она задумчиво рассматривала гобелены, закрывавшие окна. На одном из них был изображён человек, увитый ветвями, с поднятым мечом, противостоящий рыцарю в остролисте на другом.

Нив обернулась, когда я подошла.

Я коснулась вышитой фигуры, покрытой дубовыми листьями:

— Ты знаешь эту легенду? Король Остролиста и Король Дуба?

— Нет, — покачала головой она. — Но могу предположить — это что-то о смене времён года?

— В целом, да, — кивнула я. — Это персонификации зимы и лета, тёмной и светлой половины Колеса Года. Они сражаются друг с другом вновь и вновь, их сила то возрастает, то угасает, когда приходит их время. В некоторых версиях говорится, что Король Остролиста — это Владыка Смерти, и что они сражаются из-за женщины, которую оба любят… или даже из-за самой Богини.

Это было неожиданно — увидеть их здесь, но, учитывая размеры библиотеки и разнообразие хранящихся в ней манускриптов, неудивительно, что авалонцы собирали легенды со всего света.

— Нам пора спускаться? — спросила Нив, с трудом поднимая свою набитую сумку. Заклинание увеличивало её вместимость, но никак не облегчало вес.

— Да, — сказала я и, поддавшись внезапному порыву, коснулась её руки. — Спасибо, что была моей подругой… даже когда я этого не заслуживала.

— Ты, правда, не облегчала задачу, — усмехнулась она. — Но всё хорошее в жизни даётся нелегко.

Из лестничного пролёта донеслись шаги. Я повернулась, ожидая увидеть Олуэн или Кайтриону — но никого не было.

Я нахмурилась и подошла ближе, заглянув вниз. Пусто. Мы с Нив переглянулись, спустились на этаж ниже и принялись изучать тёмный коридор.

Там что-то двигалось.

— О, — прошептала я, приседая. — Иди сюда, шалун.

Из теней выскочил дрожащий серый котёнок, его шерсть была в пятнах крови. Он буквально прыгнул мне в руки, вцепившись когтями в куртку и пытаясь обвиться вокруг шеи.

— Это кот Мари, — объяснила я Нив. Его хвост щекотал мне лицо и неожиданно напомнил о доме.

Нив протянула руку, провела по мягкой головке:

— Где же ты прятался, маленький Грифлет?

И что ты видел? — подумала я.

— Хочешь жить в библиотеке? — спросила я котёнка, когда мы с Нив направились в Большой зал. — В окружении таких же милых и коварных друзей?

Олуэн вышла нам навстречу на лестнице.

— Я как раз шла вас искать.

Я откинула волосы с лица, чтобы она могла увидеть котёнка. Её лицо стало акварелью эмоций — ни одна не задержалась надолго.

— О, Благословенная Мать…

Осторожно она освободила коготки Грифлета от моей куртки и прижала его к себе. Он довольно замурлыкал.

— Вы готовы? — спросила Нив.

— Да, — ответила Олуэн, почесав Грифлета за ухом. — Ритуал нужно провести на рассвете, у нас нет ни минуты лишней.

В Большом зале всё ещё ощущался запах крови, и тёмные пятна на полу были видны, несмотря на наши попытки их отмыть. Над алтарём возвышалась статуя Богини, её белоснежное каменное тело было в кровавых брызгах. В центре груди всё ещё горела свеча.

Кайтриона стояла к нам спиной, глядя на предметы, разложенные перед ней: атам, жезл, чаша, миска с землёй и кувшин, наполненный светящейся родниковой водой. Когда Грифлет жалобно мяукнул, она обернулась, глаза её расширились.

— Как? — прошептала она.

— Тэмсин и Нив нашли его наверху, — объяснила Олуэн. Она прижала мягкую мордочку котёнка к щеке, а затем уложила его в корзину с сосудом Вивиан. Грифлет уютно свернулся на пледе, укрывающем его.

Мы с Нив поставили свои сумки рядом и приняли из рук Олуэн тонкие венки, сплетённые из зелени и лозы.

— У меня нет магии, — сказала я, вдруг осознав это.

— Поверь мне, — только и ответила Олуэн.

Кайтриона жестом пригласила нас подойти ближе к алтарю. Когда я замешкалась, Олуэн мягко подтолкнула меня вперёд, поставив между собой и Кайтрионой. Я застыла на месте, пульс с гулом отдавался в висках, пока я смотрела вниз, на глянцево-чёрную поверхность алтаря. Вкрапления золота и серебра в полированном камне напоминали звёзды в ночном небе.

Клинок атама поблёскивал. Чаша была серебряной, простой по форме, но украшенной сверкающими сапфирами и изумрудами по краю. Но именно жезл привлёк моё внимание. Он был длиннее моей руки, длиннее даже, чем у Нив, и походил на прямую ветвь, завершённую серебряным наконечником.

Пока Олуэн облачалась в церемониальные одежды, Кайтриона этого не сделала. Она наклонилась и подняла массивный том, лежавший у её ног.

Я с трудом втянула воздух, когда она пролистала страницы, мельком открывая залитые красками иллюстрации. Нив переступила с ноги на ногу, прочистила горло. Я краем глаза увидела, как она принимает решение — она отложила жезл к нашим сумкам, освобождая руки, чтобы позволить магии течь естественно.

— Да будет хвала Тебе, Мать всего сущего, сердце мира… — голос Кайтрионы дрогнул, но вновь окреп, переходя в пение. Слова были торжественными и пронизанными яростью. — Земля Твоего тела.

— Земля Твоего тела, — повторила Олуэн, облизывая пересохшие губы, пока Кайтриона добавляла горсть земли в чашу.

— Вода Твоей крови.

Олуэн вновь отозвалась, вливая родниковую воду в чашу.

— Дыхание Твоей дочери.

Олуэн наклонилась и вдохнула в чашу.

Жёлтый туман подкатил к ступеням, будто вызванный их пением. Он начал растекаться по Большому залу, как корни по тёмной почве, ощупывая пространство, стремясь к нам.

Кайтриона зажгла другую свечу от пламени у статуи.

— Огонь Твоей души.

— Огонь Твоей души, — откликнулась Олуэн. А затем, вместе они сказали:

— Мы призываем Твою силу.

Кайтриона закрыла книгу и взяла атам, продолжая петь, пока надрезала ладонь и сжимала кулак над чашей, позволяя крови стекать в её пасть.

— Да познает умершее Твой свет и возродится вновь.

Олуэн взяла ритуальный кинжал, порезала ладонь быстро и аккуратно, добавила свою кровь. У наших ног сгущался туман.

— Да познает умершее Твой свет и возродится вновь.

Следующей была Нив. Она повторила слова:

— Да познает умершее Твой свет и возродится вновь.

И вот настала моя очередь. Я почувствовала их взгляды, когда подвела острый кончик клинка к ладони. Рука заныла в предвкушении боли, и перед глазами вспыхнул образ Верховной Жрицы. Я заставила себя открыть глаза. Сделала глубокий вдох и провела лезвием. Оно было настолько острым, что кожа только слегка жгла.

— Да познает умершее Твой свет и возродится вновь. Я добавила свою кровь в чашу. Влажный туман уже касался моих ног, поднимался к бёдрам. В центре груди защекотало, и искры побежали по телу, как фейерверки, которые Нэш покупал Кабеллу и мне на Новый год.

— Избавь Своё сердце от тьмы, как избавила нас. Мы призываем Тебя, Мать, быть возрождённой, — закончила Кайтриона и подняла жезл, закрыв глаза.

Туман последовал за ним, словно паутина, зацепившаяся за серебряный наконечник, поблёскивая в свете свечи у статуи. Она удерживала его на весу, молча, неподвижно.

Пока её рука не начала дрожать.

Пока Олуэн не закрыла глаза, сломленная.

Я не знала, что именно должно было произойти, но было до боли ясно: ничего не случилось. Ритуал не сработал.

Кайтриона опустила жезл на алтарь, выглядя так, будто ей больше всего на свете хотелось бы разбить его в щепки об камень.

— Я же говорила, — сказала она с презрением. — Богиня не даст нам своей силы. Её сердце отвернулось от Авалона — если оно вообще у неё когда-то было.

Она отвернулась и направилась к собранным нами вещам, остановившись рядом с сумками. На лице её застыло выражение ожидания, но оно едва скрывало то, как близко она была к слезам. Я шагнула к ней, кровь капала с моей ладони на алтарь и пол.

— Подожди.

Голос Нив пронзил меня, остановив на месте. Она смотрела на чашу, заворожённая тем, что увидела внутри.

В её чреве закружилась тёмная жидкость. Из центра поднимались нити тумана, всё гуще, всё выше, сплетаясь в воздухе и вьясь между нами. Кайтриона медленно вернулась к алтарю, растерянная, не веря своим глазам, даже когда жидкость из чаши вырвалась наружу, расползаясь с яростью, окрашивая туман.

— Что происходит?! — закричала я.

Туман стал ураганом, давлением и ветром, всё нарастая, пока не потянул за волосы и одежду. Инстинктивно я схватила Нив за руку. Она — за руку Олуэн, та — Кайтриону, и, наконец, Кайтриона сомкнула пальцы с моей свободной рукой. Мы образовали замкнутый круг вокруг алтаря.

Земля задрожала, заколыхались люстры и сдвинулись столы. Я изо всех сил держалась за остальных, сопротивляясь вихрю. Столб тьмы и тумана поднялся, нависая над нами, распространился по залу, срывая знамёна, опрокидывая скамьи.

Ветер за пределами башни нёс голос, отчаянно стремящийся пробиться внутрь. Я закрыла глаза, пытаясь расслышать слова.

Это была песня. Голос — мягкий, чистый, нежный, как материнская колыбельная. Он становился всё сильнее, всё прекраснее, резко контрастируя со штормом. Это был голос тёплого солнечного света, прохладной воды из родника, росы на лепестках и дыхания леса. Он был снаружи — и внутри меня. Он звал.

Пой.

Остальные подхватили призрачную мелодию, сперва запинаясь на незнакомых словах, пытаясь уловить пульсирующую в крови красоту мелодии. Это было опьяняюще, неотразимо — даже если бы у меня была воля сопротивляться. Чужие слова, не переводимые, но полные чувства, как вкус мёда на языке.

Туман и ветер вспухали с нашей песней, и мир вибрировал вместе с ней. За всю свою жизнь я никогда не ощущала подобной силы — магии, настоящей и чистой. Она пронизывала меня молнией, зажигая каждое чувство, пока я не стала ею.

Вот каково это — быть в ладони божества. Призвать его силу и впустить её в мир. Переродиться вместе с ней.

Ритуал работал. Я уже кричала песню, стремясь перекричать ветер и давление, скапливавшиеся вокруг. Слёзы катились по щекам, и я была переполнена всем, что чувствовала. Радостью, болью, освобождением.

Я заставила себя открыть глаза, пытаясь впитать всё, чтобы сохранить в памяти до последнего дыхания. Сквозь дикий, расширяющийся мрак вспыхивали белые ленты света. Сила поднимала нас с земли, и я вдруг оказалась на носочках — потом полностью в воздухе.

Сквозь бушующий ветер проявлялись лица — светящиеся, переливчатые. Их черты становились всё яснее, чем дольше я смотрела, не в силах отвести взгляд, даже когда туман хлестал по глазам. Лоури. Арианвен. Рона. Серен. Мари. Бетрис.

Фли.

Сердце моё вот-вот должно было разорваться при виде этих призраков. Я сжала руки Нив и Кейтрионы, пытаясь заставить их посмотреть, горло разрывало от усилий. Но призрачные глаза были прикованы ко мне; их губы шевелились, но голос не мог пробиться сквозь песню и грохот ветра. Они пели с нами. Соединяли свою силу с нашей.

Нет. Радость испарилась так же внезапно, как появилась. На их лицах не было любви — только ужас. Все они кричали. Выкрикивали одно и то же слово.

Я заставила себя замолчать, резко дёрнула Кайтриону и Нив, но было слишком поздно.

С раскатом пронзительного грома остров взорвался под нашими ногами.

Глава 48

Воздух наполнился странным светом.

Серебристый и неуловимый, он проник сквозь завесу пыли и тумана, ложась на меня прохладными пальцами. Я уставилась на землю, на кровь и грязь, засохшие на рукаве моего пиджака, не понимая, что происходит. Звон в ушах был резким, пронзительным. Я попыталась приподняться — и не смогла.

Моя рука оказалась зажата под грудой обломков. Застонав от боли, я вывернулась, вытянула её, сдвинув с места крупный кусок. Белая мраморная плита покатилась вниз и замерла рядом со мной.

Я повернула голову — и обнаружила напротив бледное, белое лицо. Его спокойное выражение не сочеталось с брызгами крови, стекшими по щеке. Неподалёку на земле догорала маленькая свеча, пламя её дрожало, пока, наконец, лёгкий ветерок не задул его.

Когда туман и пыль поднялись и унеслись прочь с ветром, я поняла, откуда лился свет.

Луна.

Полная, прекрасная, венчанная звёздами, она сияла над головой, как россыпь драгоценных камней на бархате ночного неба. Я смотрела на неё, ошеломлённая, с такой же разбитой душой, как и телом, пока не вспомнила.

Ритуал.

Я была в большом зале, но над головой не было ни потолка, ни ветвей Матери-древа. Только небо. Материнское дерево и верхние уровни башни исчезли — будто неведомая великая сила просто вырвала их прочь.

Ужас накрыл меня с головой, в горле встал вкус желчи и крови. Я проигнорировала вспышки боли в спине и шее, изо всех сил поворачиваясь, чтобы отыскать взглядом Нив, Олуэн и Кайтриону.

— Эй?.. — выдавила я хрипло. Меловая пыль покрывала язык и горло, заглушая голос. — Здесь кто-нибудь есть?

Мир закружился, когда я встала на четвереньки рядом с разбитой статуей Богини.

Стены большого зала напоминали челюсть со сломанными зубами, грохот их обломков эхом отдавался в грудной клетке. Один из длинных столов ещё стоял, но его вторая половина была смята под тяжёлой аркой, обрушившейся с потолка. Я карабкалась по щебню и камням, хватая ртом воздух, стараясь звать остальных.

Они падали, словно лепестки, там, где стояли. Одна из плит потолка рухнула прямо на алтарь, но камень — возможно, сам алтарь — удержал удар и не дал обломкам раздавить моих друзей.

Пошатываясь, я добралась до первой — Олуэн. Перевернула её на спину, прижала ухо к груди, чтобы услышать сердцебиение. Она застонала, медленно шевельнувшись. Кожа и тёмно-синие волосы были покрыты толстым слоем сажи и пыли.

— Там… син? — прошептала она.

— Всё в порядке, — выдохнула я сквозь комок в горле. — Не двигайся. Я проверю Нив и Кейт, ладно?

Нив была без сознания, но Кайтриона уже начинала приходить в себя. Клуб пыли взметнулся из её волос, когда она встряхнула головой. Её глаза бешено моргали, пытаясь сфокусироваться на мне. Она приложила дрожащую руку к разбитой губе и открыла рот, собираясь что-то сказать, но опередил её чужой голос.

— …сказал, что с ней ничего не случится!

Я резко обернулась на источник звука, со стороны разрушенного входа в зал. Сердце с грохотом ударилось о рёбра.

Не может быть.

Ответил другой, более низкий голос:

— Я сказал, что она не умрёт. И она жива.

Сквозь завесу тумана проступили силуэты. Лица были в тени. Я вновь поднялась на дрожащие ноги и двинулась вперёд, пробираясь сквозь завалы. Перед глазами плыли тёмные пятна, но я не остановилась. Нужно было убедиться, что это не сон. Что я не умерла.

Мгла расступилась — и я вскрикнула. Радость боролась с растерянностью в груди, сжигая её изнутри: Кабелл стоял передо мной.

Живой.

Он был в незнакомой одежде. На предплечье — повязка, но в остальном он выглядел целым и чистым. Волосы были аккуратно убраны назад. Его глаза чуть расширились, когда он увидел меня.

— Как… как это возможно?.. — прохрипела я, шатаясь к нему.

Но Кабелл отступил, и выражение его лица стало жёстким. Я застыла напротив него, и эйфория, только что захлестнувшая меня, превратилась в тревогу.

Второй силуэт подошёл ближе, оглядывая меня с равнодушием. Он сбрил бороду и — у меня перехватило дыхание — на обеих его руках была кожа. Две живые, плотные руки, не скрытые железом. Он скрестил их на груди.

Но каким-то образом… это был Бедивер.

Они оба были живы.

Я обернулась к брату, чувствуя, как подступает тошнота.

— Что происходит?

Он даже не взглянул на меня — только посмотрел на Бедивера. Ждал.

— Ты… — мой разум отказывался понимать происходящее. — Ты умер. Это ритуал?.. Он вернул тебя?

Уголок челюсти Кабелла дёрнулся, но он продолжал смотреть в сторону.

— Посмотри на меня! — выкрикнула я хрипло. — Я думала, ты мёртв! Почему ты притворился? Зачем?.. Разве только…

Меня вывернуло изнутри. Я почти согнулась пополам.

— Ты имел отношение к нападению? — прошептала я. Почти умоляюще. По тому, как он дёрнулся, я поняла — он услышал. — Как ты остался жив? Как?..

Бедивер выглядел до отвращения скучающим. Ветер рвал полы его плаща, шипя и завывая между нами.

— Сэр Бедивер… — начала я.

— Я не Бедивер, — перебил он. Голос его был, как мороз — жестокий, неумолимый. — Ему досталась честь умереть первым от моей руки. Я забрал тело короля. Как и положено.

— Ты… — у меня перехватило горло, — ты… Артур?

Он улыбнулся, оскалив зубы.

— Почти. Мне был нужен облик, и его плоть подошла как нельзя лучше.

Ответ пронзил меня, осел гарью на языке.

Я отступила на шаг.

Он сделал шаг вперёд. Я снова отпрянула, и ненавидела себя за это. Ледяной холод струился от него, будто сам воздух вокруг превращался в иглы. Из тумана и теней на его голову возник рогатый венец — тот самый, что я видела на статуе под башней. Он просто появился, будто всегда был там, незримый, но неизбежный.

— Назови моё имя, — сказал он, и голос его был холоден, как лезвие ножа.

Во мне отозвались слова Мерлина: Я один из трёх… Тот, кто умер, но может жить… Тот, кто жив, но жаждет смерти… И тот, кто остался, ожидая…

Король Артур. Мерлин. И…

Тот, кто остался.

Ответ дал Кабелл:

— Владыка Смерти.

Он оскалился шире:

— И как же я оказался здесь, если пути между мирами были запечатаны?

Ответ сплетался у меня в голове, медленно, как нить:

— Друиды…

— Нет, — отрезал он. — Сыграем в игру, дитя? За каждый правильный ответ ты получишь ещё одну часть истории. Ошибёшься — я заберу остальные. Хочешь попробовать снова?

Сердце с грохотом колотилось о рёбра.

— Жрицы, — услышала я свой голос. — Моргана и остальные привели тебя в Авалон.

— Верно, — сказал он, и в его словах слышалась язвительная снисходительность. — В мире смертных я дал друидам знание, как обращаться к магии Аннуина — великой силе смерти. Я подумал, что женщины, наконец, готовы отказаться от своей жалкой Богини ради той же силы. Что они хотят служить мне.

— Никогда, — сказала я с яростью.

Владыка Смерти склонил голову с тёмным весельем:

— Увы, да. Они предложили сделку: если я лишу друидов доступа к магии Аннуина, то они отдадут мне нечто, чего не смог бы дать никто другой.

Вот как Моргана и остальные смогли убить друидов — не используя магию смерти сами, а позволив Владыке Смерти отрезать их от неё.

— Ты предал своих же преданных последователей? — Это выходило за пределы капризов даже самых жестоких богов. — Что тебе могло понадобиться настолько?

— Я задаю вопросы, не ты, — произнёс Владыка Смерти, и его глаза впились в меня. В них не было ни искры жизни. — Когда настало время получить обещанное, эти предательские змеи попытались уничтожить меня. Скажи мне, дитя, что происходит, когда сжигают плоть, в которую воплотился бог, и разбивают его суть на осколки? Умирает ли он?

— Нет, — прошептала я, чувствуя, как поднимается волна ужаса. — Ты был здесь всё это время. Ты никогда не покидал остров.

Смертельное семя, дожидавшееся, когда прорастёт.

— Понадобились столетия, чтобы собрать по кусочкам мою растерзанную душу. Столетия ужасной слабости, когда я мог существовать только как тень, наблюдающая из лесной тьмы, — голос Владыки был натянут, как лезвие. Он коснулся своего венца. — Со временем я вновь обрёл силу, и магия вернулась ко мне. Я перестроил остров по своему образу и создал Детей, чтобы они охотились на тех, кто предал меня. Представь моё разочарование, когда выяснилось, что предатели либо мертвы, либо скрылись в ином мире.

Моё сердце яростно колотилось. Я посмотрела на Кабелла, пытаясь вдохнуть, но не смогла. Его взгляд был полон страсти — невыносимо.

— Нас привели сюда не просто так, Тэмсин, — сказал он с жаром, будто умоляя меня поверить. — Ритуал сработал бы только при участии волшебницы. Сестёр, соединённых общей целью. Верховная Жрица Вивиан знала это, но не верила, что ритуал когда-либо будет проведён.

Что-то во мне дрогнуло.

— Почему?

— Девятка ошибалась, — сказал Кабелл. — Все они ошибались. Не было никакого защитного заклинания, не пускавшего волшебниц в Авалон.

— О чём ты говоришь? — спросила я, снова пытаясь дотянуться до него. — Ты несёшь чепуху…

— Это волшебницы закрыли вход в Авалон из нашего мира, не наоборот, — сказал Кабелл. — Они не хотели, чтобы Владыка Смерти пришёл за ними. Он должен был изменить сам остров. Он не мог призвать Дикий Охот сюда — этому препятствовали древние защиты. Но он знал, что однажды придёт волшебница, и понял, что ритуал — его единственный путь обойти их заклинания. И теперь он может по-настоящему наказать их.

— Бедное дитя, — сказал мне Владыка Смерти, щёлкнув языком с притворным сочувствием. — При всей своей сообразительности ты всё ещё не понимаешь. Не видишь, как ты помогла мне.

— Я не… — хрипло прошептала я. — Я…

Но я знала. Знала.

— Да, — сказал Владыка Смерти, словно живое воплощение презрительного торжества. — Афамэ. Верховная Жрица подозревала меня и мои намерения. Она спрятала афамэ там, куда я не мог войти, чтобы ритуал никогда не был проведён.

То, как клинок стал частью её самой — даже после смерти. Как будто сама Вивиан удерживала его при себе, чтобы защитить. Воля, превратившаяся в призрачную охрану.

— Я не мог пересечь защитное заклятие кургана, и не мог отправить кого-то из Девяти, не вызвав подозрений. Я оказался в тупике, пока юный Кабелл не предложил блестящую мысль — отправить тебя, — продолжил Владыка. — Я был рад отплатить ему за услугу своей: я обеспечил, чтобы ты выжила и дожила до ритуала… и получила тот же шанс, что и он — занять место рядом со мной.

Я вновь повернулась к брату, и чувство было такое, словно я снова оказалась в озере. Будто тону в ледяной воде. Тьма сомкнулась надо мной, поглотила последний проблеск света.

— Кабелл… Посмотри на меня. Посмотри, — прошептала я.

Но он не смотрел.

— Все эти люди погибли… Ты просто стоял и смотрел? — голос у меня дрожал, срывался. — Пожалуйста… Я не знаю, что он тебе сказал, но…

— Он показал мне, кто я, — произнёс Кабелл. — После всех этих лет я, наконец, понял, кто я есть. Он может помочь и тебе найти свой путь, Тэмсин. Всё, что тебе нужно сделать теперь, — пойти с нами.

Я смотрела на его протянутую руку, и внутри всё переворачивалось. От ужаса, от боли за всех погибших. За ту роль, которую он заставил меня сыграть.

— Нет.

Его лицо исказилось от боли. Он отдёрнул руку, а глаза — эти чёрные, непроницаемые глаза — пронзили меня до самого сердца.

— Годами я внушал себе, что со мной что-то не так. Что я — проблема, которую надо исправить. Ты знаешь, каково это — чувствовать себя чудовищем рядом с тобой и Нэшем? — Его голос надломился. — Вы всегда держали меня на поводке, боялись дать мне по-настоящему контролировать свою силу. Из-за вас я сам начал бояться себя.

— Это неправда, — прошептала я, умоляя.

— Это никогда не было проклятием, — выдохнул он. — Это был дар. И я должен его использовать. Мой господин помог мне это осознать. Он поможет и тебе. Пожалуйста. Пойди с нами.

Я вгляделась в лицо древнего короля, в его глаза — но в них не осталось ничего человеческого. Владыка Смерти забрал это у Артура.

— Что ты с ним сделал? — потребовала я.

Лицо Кабелла дёрнулось, его губы скривились в боли и ярости от моего отказа.

— Я ничего не делал с твоим братом, — вмешался Владыка Смерти, — я лишь открыл ему глаза.

И тут кинжал, свистя, пролетел мимо моей головы — не в Кабелла, а в того, кто назвался Бедивером.

Владыка Смерти лениво отклонился в сторону, и лезвие вонзилось в изуродованную стену. Он цокнул языком с притворным сожалением, глядя на Кайтриону, которую едва сдерживали Нив и Олвен.

— Как ты мог?! — закричала она. — Зачем ты позволил им умереть? Мы же должны были провести ритуал — зачем?! ЗАЧЕМ?!

— Когда юная Фейн… Блоха, как вы её называли… — произнёс он это имя с таким презрением, что во мне всё вспыхнуло от ярости, — когда она нашла осколок сосуда, который я забрал, появилась угроза, что кто-то ещё узнает о моих планах раньше времени.

— Они не должны были умирать! — всхлипывала Кайтриона, её лицо искажалось от боли и ярости. — Ты не должен был забирать их!

— Дитя, в моих действиях не было ничего личного, — сказал он мягким, почти отеческим тоном, от которого у меня по спине побежали мурашки. — Этот остров всегда был лишь вратами, чтобы получить то, что Леди Моргана и её сёстры мне пообещали. Не все могут пойти за мной в мир смертных — не тогда, когда они так ценны мёртвыми. Но я выбрал тебя, чтобы ты была со мной. Ты — моя любимица, мой идеальный, верный рыцарь с пылающим, преданным сердцем.

Кабелл вздрогнул от этих слов, не отрывая взгляда от Владыки. В его глазах было невыносимое стремление.

— Скажи мне, Кайтриона, — продолжил он мягко, — способно ли твоё сердце биться ради меня? Или мне стоит забрать и твою душу?

Он провёл рукой по карману своего пальто — в том, где прятался небольшой бугорок. От него исходило серебристое свечение. Олвен всхлипнула, осознав: Владыка Смерти носил с собой души всех их любимых.

Кайтриона снова метнулась вперёд с криком, который оборвался, когда он поднял ладонь. Нив бросила на меня испуганный взгляд, не зная, что делать. Я резко покачала головой. Мы не знали, на что он способен.

— Жаль, — сказал Владыка. — Я готовил для тебя место управляющей. Обидно, что всё моё искусство оказалось напрасным.

— Я убью тебя, — прошипела Кайтриона.

— В этом я не сомневаюсь, — кивнул он с притворным уважением.

Знакомый звук — будто по стенам пробежали крысы — раздался над головой. Дети, вновь живые, взбирались по стене за его спиной. Они устроились там, наблюдая. Ждали.

— Прощайте, девы Авалона, — усмехнулся Владыка Смерти. Его длинное пальто развевалось позади. — Вы сделали свой выбор. А я ждал целую вечность, чтобы отомстить тем, кто заточил меня.

Когда он повернулся, мой брат пошёл за ним — покорно, как преданный пёс. Моё сердце разрывалось о рёбра. Это должно быть заклинание. Я могла спасти и его, могла.

— Пожалуйста, — прошептала я. — Не делай этого. Не позволяй ему оттолкнуть тебя от нас. От меня.

Много лет назад наш опекун, сказочник, ушёл в бурю и исчез — став самой сказкой. А мы остались. Только мы двое. Одни в этом мире, кроме друг друга.

Нить общего прошлого натянулась, когда Кабелл обернулся через плечо. С каждым ударом сердца она стягивалась всё сильнее. Всё, что мы пережили, увидели, чем дышали, всё, кем были, соединяло нас — и ему нужно было всего лишь удержаться за эту нить. Сделать шаг ко мне — и тогда я бы боролась изо всех сил, чтобы вырвать его из лап чудовища, стоящего рядом.

Не надо.

Пожалуйста, не надо.

Прошу, не делай этого.

— Кабелл, — прошептала я. — Я люблю тебя. Пожалуйста.

На этот раз он не оглянулся.

Ветер донёс до меня его слова:

— Не умирай.

И нить оборвалась.

Я не увидела, как он уходит. Ноги словно исчезли, и я рухнула в колени, дрожа. Руки Нив легли мне на плечи, в то время как Кайтриона с криком кинулась вперёд, пытаясь догнать их, прежде чем они растворятся в извечной тьме ночи.

Дети перегородили путь, спрыгнув вниз — с клацающими челюстями и гниющими лицами. С трудом удерживая равновесие с перебитым плечом, Кайтриона выхватила искривлённый меч и с яростным воплем расколола череп одному из них. Остальные последовали за своим господином, карабкаясь вверх по разрушенным стенам башни.

Прошла ещё секунда, прежде чем я поняла: их визг сменился совсем другим звуком. Тем, которому не место в Авалоне.

Сирены скорой помощи.

Я сорвалась с места, взобравшись на обломки стены внутреннего двора. Ногти сорваны, кожа на руках и коленях содрана до крови — я не чувствовала боли. Где-то за спиной поднимались и остальные.

Мы вместе смотрели на изгиб крутого холма, покрытого мёртвыми деревьями и туманом. Дети поднимались из-под лесной подстилки и собирались в стаю позади Артура — Владыки Смерти — и Кабелла, пока те направлялись к далёкому городу, тонущему в чёрной жиже. Вода хлынула из-под земли под нашими ногами, становясь алой, смешиваясь с кровью и грязью.

— Святая Мать… — прошептала Олвен.

Будто в ответ, облака расступились, и лунный свет пролился на мир. Разрушенные рощи, сторожевые башни, дома, где когда-то жили люди Авалона, торчали из земли, как ржавые гвозди. Строения Авалона раздавили или частично поглотили современные улицы и здания, что стояли на их пути.

Среди обломков потребовалось больше секунды, чтобы понять, где мы. Но я была здесь бесчисленное количество раз — с Нэшем и… с Кабеллом.

Мы стояли на холме Гластонбери-Тор — месте, которое издавна считалось порталом в Авалон до того, как тот откололся от мира. Холм и его одинокая башня веками стояли над землёй как добрый страж, наблюдая за окрестными лугами и городком Гластонбери.

Теперь же он стал идеальной смотровой точкой, чтобы узреть полное и абсолютное разрушение внизу.

Свет огня вспыхивал там, где раньше был город, дым поднимался вверх, скрывая звёзды. Машины скорой помощи и полиции с мерцающими синими огнями собрались на севере, у дороги. Из-за наводнения это было максимально близко, куда они могли добраться. Жужжание лопастей вертолётов приближалось с разных сторон одновременно.

— Нам надо уходить, — сказала я. — Нив, ты можешь открыть Жилу? Всё равно куда. Нам нужно забрать вещи и уйти — прямо сейчас.

— Что произошло? — спросила Кайтриона. — Что это за место?

Нив выглядела так, будто сейчас потеряет сознание. Она прижимала жезл к груди, царапина на скуле кровоточила, смешиваясь со слезами.

— Ритуал не очистил остров и не вернул ему силу, — проговорила я, и каждое слово отзывалось болью в груди. — Он вернул Авалон в мир людей.

Глава 49

Я привела их туда, куда только могла — домой.

Я даже не задумывалась, что почувствую, вернувшись в квартиру. И не думала о том, сколько времени прошло с тех пор, как я была здесь в последний раз… пока не увидела рождественские украшения, весело сияющие на нашей тихой улочке, и не почувствовала в воздухе холодное обещание скорого снега.

У нас было всего мгновение, чтобы забрать свои вещи — включая Грифтлета, который, похоже, проспал столкновение миров, — прежде чем прожекторы осветили дымящийся двор башни. Времени думать не было совсем.

А теперь его было слишком много.

Олвен и Кайтриона с явным ужасом восприняли первый взгляд на наш мир. Машины, архитектура, прохожие, глазевшие на нас в нашем плачевном виде — всё было слишком ярким, слишком шумным, слишком чужим после сурового серого Авалона. Даже для меня.

— Ты уверена? — прошептала Нив, пока я ковырялась в замке нашего маленького кухонного окна. Травы в горшке встретили меня поникшим, но тёплым «привет» — куда теплее, чем ошеломлённый взгляд нашей соседки, следившей за нами с тротуара. Вся в пятнах крови и грязи, я махнула ей рукой и попыталась выдавить смущённую улыбку.

— Ключ потеряла! — крикнула я ей, и замок, наконец, поддался.

Я подтянулась, протиснулась в узкий проём, перекатившись через раковину и столешницу. Как только оказалась внутри, замерла. Знакомый запах лимона и сушёных трав защипал глаза. Кухонная мебель и техника показались чужими — слишком правильными, слишком новыми. На обеденном столе и рабочих поверхностях лежал лёгкий слой пыли, но в остальном здесь было чисто и аккуратно. Никакой грязи, которую нужно отскребать от камня. Никаких простыней, нуждающихся в стирке. Ни шёпота сказаний, ни спрятанных в тенях тайн. И никаких чудовищ.

Я смотрела, не отрывая взгляда, пытаясь привыкнуть к неестественно ярким цветам книжных корешков, к зигзагообразному ковру. Хотя здесь были только те вещи, которые я сама выбирала, пространство казалось… невыносимо пустым.

Это никогда не было домом. Лишь мечтой о нём.

Спрыгнув с кухонной стойки, я уронила пару писем и горшок с цветком на линолеум, но даже не подумала их поднимать. Вместо этого я оглядела всю нашу квартиру — место, которое мы выстроили себе в мире, который всё делал, чтобы избавиться от нас.

Острая боль пронзила грудь. Всё было не так. На самом деле — совсем не так. Это место я хотела для нас, в этом городе я нас оставила… ради себя. Я убедила Кабелла, что нам нужно остаться в Бостоне, как убедила, что мы обязаны найти способ снять его «проклятие», а не научиться жить с ним.

Это заставило меня бояться самой себя.

Я отперла входную дверь, и едва заметила, как остальные вошли, оглядываясь с осторожной неуверенностью. Кайтриона и Олвен сели на два единственных стула у кухонного столика — два, потому что нам никогда не нужно было больше. Они смотрели в пустоту, будто ждали приказа. Я налила всем воды, но никто не притронулся.

Нив устроилась на диване, освободив мне место рядом. Мы склонились друг к другу, головами касаясь, и молча наблюдали, как Грифтлет исследует квартиру.

Из-за стены, что соединяла нас с соседями, донёсся голос телевизора:

— …сообщения из Гластонбери только начинают поступать. Минувшей ночью официальные лица заявили, что массивный сейсмический толчок обнажил руины древнего поселения и леса. Сейчас у нас прямая трансляция с места событий…

— Святые мощи, — прохрипела я. — Они что, увидят всё в башне? Книги? Источники?

— Всё, что по-прежнему обладает магией, останется скрытым от тех, кто не наделён Истинным Зрением, — сказала Олвен. — Всё, что было сделано руками, — нет.

Она крепко сжимала на коленях корзину с сосудом Вивиан, её ноги подрагивали от нерастраченного адреналина. Сосуд разбился от взрыва магии во время ритуала… но она всё равно взяла его с собой.

— Мне так жаль, — выдохнула Нив. Внутри неё что-то надломилось, и слова вместе со слезами хлынули наружу. — Если бы я не настаивала на ритуале… всего этого не случилось бы. Прости. Прости меня…

— Нет, — сказала я. — Это не твоя вина. Это я пошла за атамом.

— А я — та, кто боролся за ритуал, — сказала Олвен, её лицо исказилось от боли. — Я не усомнилась в том, кто он такой. Даже не заметила, что у него была рука, которую он якобы потерял… Что я за лекарь такая?

— Почему бы нам было сомневаться? — бросила Кайтриона. — Только Верховная Жрица видела живого Артура и настоящего Бедивера. А Лорд Смерти позаботился о том, чтобы она умерла до того, как он пришёл в башню.

Она поднялась со стула и зашагала по комнате, глядя на каждую из нас по очереди.

— Послушайте меня. Мы не будем играть по его правилам. Мы не станем тащить на себе вину за то, что сделал этот монстр. Мы можем лишь исправить то, что он исказил.

Я нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы выпустили Лорда Смерти в этот мир. Вместе с Детьми. Что бы он ни задумал для колдуний, для всего этого мира — мы его остановим. И мы вернём Кабелла.

Я закрыла глаза и выдохнула, дыхание сбилось.

— Я не уверена, что мы можем.

Тот брат, которого я знала… он бы не позволил последним выжившим из Авалона погибнуть.

— Он может быть под властью Лорда Смерти, — сказала Нив, вытирая глаза о разорванный рукав. — Как и Дети.

Мне хотелось в это верить… но этот взгляд в его глазах… Вы заставили меня чувствовать себя чудовищем.

— Тело в гробнице короля Артура, — тихо произнесла Нив. — Наверное, это и был настоящий Бедивер.

— Думаю, ты права, — кивнула я. — И полная история, скорее всего, выгравирована на недостающем фрагменте сосуда. Тот, что нашла Фли.

Кайтриона провела рукой по спутанным волосам.

— Но у нас нет способа вызвать отголоски. Сосуд разбит.

Косторез обожал сложные задачи… хотя я не знала, справится ли он с этой.

— Начнём с того, что найдём того, кто, как я думаю, сможет его починить. А потом предупредим Совет Сестер.

— Уверена, они уже знают, — отозвалась Нив. — Взрыв магии был достаточно громким сигналом. Да и у колдуний тоже кабельное телевидение.

— Мы все согласны? — спросила я.

Странное, дрожащее чувство разлилось в груди от одного этого слова. Мы. От мысли, что мы вместе это переживём.

— А до тех пор? — спросила Кайтриона, возвращаясь к столу. Олвен склонилась, положив голову на скрещённые руки.

— Мы отдохнём, — ответила я.

В изнеможённой тишине, что повисла над нами, голос диктора снова просочился сквозь стену:

— А сейчас мы перенесёмся на Даунинг-стрит, где в прямом эфире прозвучит заявление по поводу событий в Гластонбери этим утром…

Нив потянулась к своей поясной сумке и вытащила из неё старенький, поцарапанный CD-плеер. Она протянула мне один наушник, второй приложила к уху и включила музыку — нежную, снывную, растущую, как дыхание космоса. Громкость всё росла, и голос диктора наконец исчез, уступив место голосу певицы, напевавшей о жемчужных каплях росы.

И на один короткий, хрупкий миг даже память отпустила меня — и растворилась.

***

После того как я поставила телефон на зарядку, пошарила в своей комнате в поисках налички и направилась к нашему углу с письменными столами.

Я замедлила шаг, подходя ближе, и невольно расширила глаза, заметив акриловые ящики, в которых Кабелл хранил свои кристаллы. Благодаря Видению я увидела то, чего раньше не замечала — некоторые из них пульсировали, словно пламя было заключено в камень.

Больше я не захотела на это смотреть. Ни на кристаллы, ни на засохшее пятно от пятновыводителя на ковре — след от моей крови, оставшейся после той драки с братом, которую я едва пережила.

Порылась в хаосе собственного ящика и наскребла достаточно однодолларовых купюр, чтобы заказать пиццу. Пока ждала, когда включится телефон, слушала, как Кайтриона ругается на душевая кран на другой стороне стены.

Нив и Олвен уже отмылись и переоделись в наши с Кабеллом вещи. Пока они тихо болтали на диване, я вернулась на кухню убирать оставленный мной бардак.

Я достала веник и совок, смела осколки цветочного горшка, землю, сморщенные останки Флоренс и, кажется, след мёртвых муравьёв. У двери скопилась стопка писем за почти три месяца, но на полу также валялись конверты, упавшие в ту самую последнюю ночь перед отъездом, вместе с моей сумкой и колодой Таро.

Грифлет игрался с шнурками моих ботинок, пока я собирала всё это в охапку. Я уже собиралась подняться, как вдруг заметила карту, наполовину спрятанную под холодильником. Дыхание застряло в горле, когда я перевернула её.

Луна.

Старое чувство снова всплыло — оно ворочалось в животе, как водоворот, кружило голову. Я провела пальцем по изображению — луна, башни, синие холмы. Волк и пёс.

Как только я прикоснулась к карте, в сознание ворвался другой образ, наполненный тьмой. Другая луна — узкий серп, поглощаемый растущей тьмой звёздной ночи. Под ней по полю тумана неслись чёрные псы, воя на тень впереди.

Назови моё имя.

Ответом стал шёпот незнакомого женского голоса, песня, угасающая в тишину.

Лорд Смерти.

— Тэмсин?

Я вздрогнула, вырвавшись из оцепенения.

— Тэмсин? — снова позвала Нив, выглядывая из-за дверного проёма. — Кажется, кто-то у двери?..

Раздался ещё один стук.

— А, это, наверное, еда, — пробормотала я, стряхивая оцепенение. — Быстро они.

Я встала, смахнула пыль с грязных джинсов и прошла мимо Нив, ощущая, как сердце всё ещё колотится в груди.

Вытащив деньги из кармана, я отперла дверь.

— Извините за… — начала я.

Купюры выскользнули из пальцев и рассыпались по полу.

На пороге стоял мужчина в мятом костюме, нервно вертевший в руках шляпу. Но я не могла оторвать взгляда от его лица.

— Что… — прошептала я, не в силах вдохнуть. — Что ты…

Он выглядел моложе, чем я его помнила. Линии на лбу разгладились, исчезли многочисленные шрамы. Кожа была свежей, живой — ни следа ни от загара, ни от мертвенной бледности человека, запершегося в комнате с бутылкой рома. И его глаза… серебристо-голубые, сверкающие эмоцией и узнаваемым юмором.

Нив и Олвен настороженно замерли за моей спиной, изучая незнакомца.

Не незнакомца.

Нэш. Живой. Нэш.

— Тэмси, — сказал он хрипло. — Боги… ты так выросла.

Если бы я была хоть немного менее потрясена, если бы могла хоть на шаг отойти, я бы захлопнула дверь прямо перед его носом.

— Что ты здесь делаешь? — выдохнула я. — Ты умер.

— Да, насчёт этого… можно я войду? — спросил он, бросив тревожный взгляд на улицу. — Нам нужно поговорить. Это важно.