Глава 18

Ивонет думала, что будет терзаться виной и мыслями о случившемся, но, как только голова коснулась подушки, она уснула. То ли накрыло от переживаний, то ли кровать капитана оказалась невероятно уютной. В любом случае, она провалилась в пустоту без каких-либо снов.

Проснулась рано, когда заря только пустила по водной глади за окном розовые блики. Ивонет сладко зевнула, потянула носом и почувствовала аромат разнотравья. Приподнялась на локтях и с удивлением обнаружила на прикроватной тумбе кружку с дымящимся напитком: мята, мелисса и сушёные ягоды.

Сонную негу как рукой сняло. Ивонет метнула испуганный взгляд к двери. Но она, как и прежде, была заперта на засов.

Но как тогда напиток оказался здесь?!

Ответ она получила, когда встала и вышла на балкончик.

— Маркус?! — Там действительно был капитан корабля, невозмутимо потягивающий красное вино из пузатого сосуда. При этом сам капитан выглядел не лучшим образом. От него остро пахло хмельным. Помятый, уставший, но невероятно невозмутимый. Словно ничего выдающего в том, что он стоит на своём балкончике и любуется восходом, нет.

Ивонет проследила взглядом по канату, уходящему на палубу выше, и вопрос, как он здесь оказался, отпал сам собой. Осталось понять, как в таком состоянии он не сорвался вниз. Ивонет заглянула за поручень и ужаснулась.

— Надеюсь, чай был не при тебе, когда ты решил воспользоваться «чёрным ходом»?

— Ну что ты, я спустился и просто открыл внешнюю дверь, не больше. Было бы жаль подвергать чай неоправданному риску.

— Действительно, — усмехнулась Ивонет, сложив руки на груди. То ли Анивьер обладал удивительной аурой располагать к себе, то ли она устала бояться, но девушка понимала, что рядом с капитаном, даже в таком неустойчивом состоянии, она в безопасности.

— Пришёл вновь со своим предложением?

— Нет, — медленно качнул головой капитан, и его волосы, прихваченные шнурком, рассыпались по плечам. — Пришёл понаблюдать, как ты спишь. Девушка в моей кровати, это так… соблазнительно.

Нахальная ухмылка не тронула его глаз.

— Корабль на причале, а твой приятель ждёт тебя возле трапа. Уходи.

— Маркус… — Ивонет почувствовала укол вины. Хотя она до конца не понимала, в чём провинилась, ей было больно смотреть на мужчину. Она хотела коснуться его плеча, выразить участие, но он резко обернулся:

— О, прошу, без драмы! Я понимаю, что тебе трудно со мной проститься, — его брови несколько раз игриво подпрыгнули, — но ты должна понимать, Ивонет, что я слишком вольная пташка, чтобы любить только одну. Не горюй, я уверен, когда-нибудь ты проломишь дыру в гранитном сердце того, кто тебе мил. И да, я слукавил, когда сказал, что только я способен о тебе позаботиться. Твой «брат» прекрасно с этим справится. Я даже не сомневаюсь.

Анивьер буквально выпихнул Ивонет из своей каюты, отсалютовал ей бутылкой и послал фривольный поцелуй, вызвав у матросов язвительные смешки и липкие, заинтересованные взгляды.

Чтобы скрыть смущение, Ивонет поспешила к трапу и увидела Янара с Лимой на плече. Они уже спустились с корабля, и стихийник беседовал с низкорослым мужчиной, у которого борода доходила чуть ли не до колен. Ивонет спустилась по шаткому мостику в тот момент, когда мужчины пожали друг другу руки и бородач, напоминающий гнома, скрылся в толпе.

— Янар…

— Доброе утро, принцесса, — отрешённо бросил стихийник, поднимая с земли мешок с их вещами. — Надеюсь, тебе удалось поспать? Путь долгий, и отдых будет нескоро.

Ивонет нахмурилась и не сразу сообразила, к чему это уточнение. Но когда протянула руки к Лиме, та, назвав её предательницей, перебежала на другое плечо стихийника и замерла. Догадка больно ужалила. Он правда подумал, что она…

— Послушайте, Маркус…

— Маркус?

— Капитан Анивьер, — вспыхнула Ивонет, — любезно предложил мне свою каюту, не более, а сам ночевал… — Девушка запнулась: где ночевал капитан, она не знала. Да и не хотела знать. А ещё меньше всего хотелось оправдываться в том, чего она не совершала. Да и не к чему это. Лиму понять можно, она обиделась на то, что Ивонет не пошла её искать и не взяла с собой. Но Янар! На что ему обижаться? Она первый раз за столько дней спала не на жёстких досках в затхлой темной каморке, а на просторной, мягкой постели. Пусть и чужой. Или он думает, что она способна…

Ивонет покраснела.

— А знаешь, не важно. Не важно, где я провожу время и с кем. Тебя это точно не касается. — Ивонет ткнула пальцем ему в грудь. — Это моя жизнь, и я сама вольна ею распоряжаться.

Стихийник наклонился к её уху и обжёг горячим дыханием:

— Мне плевать, где и с кем ты развлекаешься, главное — не забывай предохраняться. Путь неблизкий, и возможная беременность может ослабить твой организм. Не считая других неприятных последствий.

— Беременность?!

Ивонет словно поразило громом, и её рука непроизвольно тронула живот. Она даже не задумалась, когда её изнасиловали, что она может понести…

— Ивонет? — обеспокоенно позвал мужчина и взял её за подбородок, заставляя поднять взгляд. — С тобой всё хорошо?

Нет! Не хорошо. Взгляд лихорадочно заметался, ладони вспотели. Дышать стало труднее. И почему она раньше об этом не подумала, почему не задалась таким очевидным вопросом?

— Ивонет!

Девушка задыхалась. Лихорадка окутала её тело, и она стала терять под ногами опору.

— Бездна! Кэти!

Но девушка его не слышала. Перед глазами поплыли пятна, в ушах стало отстукивать сердце. Янар подхватил её на руки и поспешил вынести из толпы. Когда свежий ветер коснулся покрасневшего лица и шум улицы остался позади, она смогла приоткрыть отяжелевшие веки:

— Отпусти, я могу идти сама.

— Может она! — выругался мужчина сквозь зубы и усадил её на скамейку. — А теперь расскажи всё и по порядку. Что с тобой произошло?

Ивонет вытерла со лба испарину и посмотрела на предрассветное небо. Она поняла, что Янар спрашивал не о том, что случилось сейчас, а про то, почему она сбежала из дворца. Говорить было трудно, да и не очень хотелось. Но недомолвки и недопонимания нужно было искоренить. И не важно, что в груди печёт от боли и хочется выть. И что это вообще его не касается.

— Я… — Ивонет прочистила горло. — Ты знаешь, что я — таврийская принцесса и что меня выдали замуж за Минфрида.

Янар кивнул, напряженно вслушиваясь в каждое слово.

— Ещё ты знаешь о моём проклятии.

— Даре, — любезно поправил Янар.

— Называй как хочешь, сути этого не меняет. Я вынуждена была скрывать свой «дар» до свадьбы, дабы Минфрид от меня не отказался или не признал испорченной.

— А после свадьбы, значит, открыть тайну было можно? — ухмыльнулся мужчина.

— Так сказала моя мать. После свадьбы ему придётся принять меня такую, какая есть.

— И? — уточнил мужчина, не связывая рассказ в одно целое.

— Оказалось, ему было плевать на меня. Нет, он знал, что я что-то скрываю, и это его заботило в какой-то мере. Но суть в том, что он оказался монстром. В нашу первую ночь он отказался от меня и отдал на растерзание своим друзьям.

Каменная непроницаемость сменилась секундным замешательством:

— Что он сделал?!

— Он приказал своим друзьям… взять меня силой.

Девушка обхватила себя руками, чувствуя, как паника вновь сжимает ей горло.

— Они надругались надо мной. Бесконечно пили и повторяли всё вновь и вновь. И казалось, этому не будет конца. Но потом они заснули, опьяненные, и тогда… я убила их.

Стало на несколько градусов холоднее, и девушка сжалась сильнее. Она вновь вспомнила, как открыла глаза и задохнулась от стойкого запаха хмеля и крови. А потом увидела, что натворила. Два вспоротых тела и стеклянные глаза, смотрящие в пустоту. И да, она испытала ужас. Но, что самое главное, испытала небывалое облегчение и триумф. Ведь она отомстила не только за себя, но и за Тьянку, которую они не единожды истязали. И всех тех девушек, которых они успели испортить, а их в воспоминаниях мерзавцев были десятки. И пока они мучили её тело, её душа корчилась от страшных видений. Вновь и вновь она падала в чёрную воронку и видела лица, истерзанные ужасом…

Неожиданно сильные руки крепко обняли девушку, согревая и успокаивая. Ивонет, будучи напряженной, на миг выплыла из мрачных воспоминаний и недоверчиво глянула на Янара, но, поняв, что его порыв искренен и не несёт убогой жалости, расслабилась. Прикрыла глаза и прильнула к его груди. Его сердце билось мощно и спокойно, словно отлаженный механизм. И не надо было говорить каких-то слов. Она всё понимала без них. Поэтому крепче обняла его в ответ, ощущая терпкий запах мыла и, кажется, дыма.

Забавно, если понимать, кто тебя обнимает. Стихийник огня.

— Теперь мне нужна повитуха.

— Зачем? — сухо поинтересовался мужчина.

— Возможно, я… беременна.

Янар отстранился, и на его губах заиграла странная улыбка:

— Никакая повитуха тебе не нужна. Ты не беременна.

— Откуда ты можешь знать?

Янар отодвинулся и через повязку потер ладонью глаза:

— Ты, наверное, задавалась вопросом, как я, будучи слепым, ориентируюсь в пространстве и что заменяет мне зрение?

Конечно, эта загадка мучила её до сих пор.

— Так вот, мне не нужны глаза, чтобы видеть. Я чувствую и вижу потоки. Они пронизывают весь Линней, всех и каждого, окрашивая для меня мир в разные цвета. Каждый человек, растение и даже камень — все имеют свой определенный цвет. Кто-то ярче, кто-то тусклее.

— Но твой дар запечатан. Как ты можешь видеть потоки?

— Дар управлять огнем запечатан, но потоки-то никуда не делись. Они идут через меня, тебя, весь окружающий мир, и я их, как и прежде, чувствую, ощущаю. Понимаешь? Чары со мной, нет только искры, что воспламенит меня. И это мучительно — чувствовать в себе мощь, знать, что она есть, и не иметь возможности пользоваться. Это сводит с ума. Это сводило меня с ума не одно столетие.

— В Альмире ты отыщешь свою искру?

— Да, в Альмире я обрету былое могущество.

Ивонет печально улыбнулась уголками губ:

— Почему ты уверен, что я не беременна?

— В тебе сияет ровный свет одиночества и горя, пробивающий брешь вот тут. — Рука Янара безошибочно указала на её сердце. — Она соткана из теней. Иной энергии и света, что излучают младенцы в утробе матери, в тебе нет. Поэтому можешь больше не беспокоиться.

— Спасибо, — тихо уронила Ивонет. Сдавившие грудь оковы опали. Дышать стало значительно легче.

— За что?

— Что рассказал правду.

— И тебе спасибо, — тихо отозвался мужчина.

— За что?

— У меня стало на одну причину больше убить Минфрида.

* * *

Ивонет и Янар сидели в небольшом пабе на окраине города и неспешно жевали рагу из овощей и мяса. Они успели отдохнуть и даже построить планы.

— Кто это был?

— Когда?

— Там, на причале.

— Один делец.

— Что он хотел?

— Что хотел от него я? — поправил мужчина. — Он достанет нам двух лошадей. Дальше поедем верхом.

— На двух разных лошадях? — уточнила девушка и покраснела. Как будто её это возмущало и она искала повод, чтобы поехать вместе. — То есть, как ты поедешь? То есть… да, ты же прекрасно видишь… чувствуешь. — Ивонет прикусила язык. И, пока не наговорила ещё больше глупостей, зачерпнула полную ложку рагу.

Янар рассмеялся. Такой редкий, но приятный смех — и её сердце на миг замирает, и там, внутри, где у нее брешь из теней, появляется лучик света.

— Ты же знаешь, что я справлюсь. А вот справишься ли ты?

Ивонет ткнула ложкой в сторону мужчины:

— Если я всю жизнь просидела в башне, это не значит, что не умею ездить верхом. Тельман давал мне уроки, и я прекрасно их усвоила.

— Я смотрю, Тельман действительно сильно влиял на твою жизнь.

— Он единственный, кто меня не боялся и проводил со мной много времени.

— А твои родители?

— Им было страшно. Мать, леди Сэльга, стала меня сторониться, когда проявился дар. Стала прятаться за глухими платьями и носить перчатки. Хотя даже в них она боялась ко мне прикасаться. Отец был всегда занят. Он не показывал явного страха в те короткие встречи, но я знаю, что он боялся: его глаза были пустыми и холодными. Словно я — нежеланная мерзость, с которой приходилось мириться.

— Поэтому они держали тебя взаперти?

— Ты, наверное, не понимаешь… Этот мир сильно изменился: любое проявление магии — страшный грех. Тех, в ком учуют дурную кровь, отправляют на высший суд в столицы королевств, а там — сожжение или ещё более мучительная смерть. Я никогда не видела, но, говорят, это страшно. Хоть я и принцесса, но кто сказал, что Совет Пяти не увидит во мне угрозу и не захочет избавиться?

— Жизнь в страхе — не жизнь, а существование. Неужели те, кому грозит расправа, не хотели освободиться?

— Говорят, раньше полукровки и их последователи пытались собрать войско. Были нападения на города, но, сам понимаешь, троготы обучены лучше и войско у королевств больше. Это привело лишь к массовым расправам. А после того, как Минфрид встал во главе Совета, законы ужесточили. Любой намёк или слух — и человека предают огню.

— Как интересно: магия вне закона, а троготы активно используют анимусы…

— Да, чтобы иметь возможность сразиться с отступниками на равных. Для защиты королевств такая магия приемлема.

— Какое лицемерие!

— Возможно, но такова правда. И я, будучи с испорченной кровью…

— Перестань так говорить! — рявкнул мужчина, и несколько постояльцев уютного паба на него обернулись.

Стихийник немного помолчал и понизил голос до шёпота:

— В тебе течёт кровь Великих. Ты — наследие древних существ, что родились с этим миром. Не смей обесценивать свой дар. Мне очень жаль, Ивонет, что твои родители глупы и боятся того, чего не понимают. Но это не значит, что и ты должна быть глупой.

— Я не глупая, просто не хочу больше бояться себя и каждый раз вздрагивать, когда ко мне кто-то слишком близко подходит.

— Тебе просто нужно научиться себя контролировать. Кстати, это обычная практика для любого, кто обладает даром. Без контроля ты не сможешь держать свои способности в узде. И это отравляет веру в твой дар. Ты думаешь, что ты проклята, но это не так, Ивонет. Научись ты себя контролировать — и избавляться от дара не пришлось бы.

— Сказал тот, кто наверняка филигранно управлял своей стихией.

— Ты многого обо мне не знаешь…

— Но наверняка твоя сила не приносила столько горя, как моя. Твой безупречный контроль держал силу в узде.

— Я натворил много бед, прежде чем научился удерживать огонь. А это, между прочим, намного сложнее. Стихия — это энергия высшего порядка, и ею непросто управлять. Как и собой.

— Что, сжёг больше деревень, чем планировал? — поддразнила Ивонет.

И мужчина стих.

Губы сжались в тонкую линию, черты заострились. Было видно, что ему отчего-то тяжело. И не надо видеть энергию человека, все эмоции проступили на лице. Застарелая боль, измучившая его душу.

— Нет. Я сжёг всего одного человека, которого безмерно любил.

Загрузка...