Сердце дракона

Глава 22

— Миркъяртан еще жив? — недоверчивым шепотом переспросил Кольссинир, когда они вернулись в залу. — Но это же невозможно — после всего, чему мы были свидетелями. С какой целью Хьердис оставила его в живых?

— Живой, он пригодится ей куда больше, — заметил Скальг.

— Или же ей доставляет наслаждение держать его на цепи точно пленного волка.

— Если только это в самом деле Миркъяртан, — обеспокоенно добавил Пер. — А если Бран увидел, как он сам будет выглядеть через много лет… вряд ли подобная перемена пойдет на пользу и мне — будущему хозяину Торстенова Подворья. Мой отец никогда не узнает о горестной участи своего наследника.

Бран расхаживал вперед и назад, поглядывая то на плащ и меч, лежавшие на столе, то на медальон с драконьим сердцем, который он сжимал в ладони. Он знал, что туннели под Хьердисборгом битком набиты доккальвами, которые только и ждут начала штурма Микльборга. До первой ночи без дня осталось лишь около полудюжины последних робких появлений умирающего солнца; оно лишь ненадолго всходило на небо около полудня и поспешно заходило, погружаясь в забытье. Доккальвы разбивали лагеря и форпосты, готовясь к штурму и почти не обращая внимания на слабый свет ничтожного солнца. Оставалось сделать лишь одно — он должен был появиться в плаще и с мечом у пояса, тогда доккальвы хлынут в бой, одержимые жаждой мести и разрушения. Даже если бы Бран отказался вести их — они оставались могучим войском, вполне способным наголову разбить, защитников Микльборга, которые наверняка не так хорошо подготовились к сражению, хотя и не могли не знать о том, что в Хьердисборг стекаются отряды из окрестных доккальвийских поселений.

Бран проводил последние дни, без устали расхаживая по зале и терзая себя невеселыми размышлениями, или с отчаянием следил, как умирает солнце. Когда наконец настал день, когда оно так и не появилось над горизонтом, он понял, что время пришло. С восторженным шумом и гамом доккальвы седлали коней и выезжали на свои позиции. Бран и его друзья медлили, с ними неотлучно находился и вечно хмурый Тюркелль, который за минувшие шесть дней по меньшей мере десять раз точил все свое оружие. Тюркелль нетерпеливо ворчал, глядя, как Бран угрюмо размышляет о своих тяготах и смотрит на длинные черные ряды всадников, пехотинцев и волков-доккальвов, принявших фюльгью — они уходили прочь под льдистым сверканием ярких зимних звезд.

— Пора выходить, — сказал наконец Тюркелль. — Наши кони давно уже заседланы, а вожди, которые должны были выехать с тобой, потеряли терпение и уехали сами, так что когда ты наконец решишь трогаться с места, свита у тебя будет небольшая. Только мы пятеро, — фыркнув, добавил он. — Надеюсь только, никто не вздумает болтать, что ты трусишь.

Бран поднялся, нетерпеливо всплеснув полами плаща.

— Я спущусь вниз повидать Хьердис, — сказал он. — Вы все можете выезжать без меня, а я нагоню вас позднее, после того, как поговорю с Хьердис.

— Для чего тебе понадобилось видеть Хьердис? — нахмурился Кольссинир. — За последние шесть дней мы спускались в усыпальницы почти ежедневно. Мы уже сотню раз, не меньше обсудили ее замыслы, и все доккальвы в Хьердисборге, от военачальников до последних поварят, ощетинясь стрелами, мечами и копьями, ждут снаружи. Что еще ты можешь ей сказать?

Бран не ответил, лишь нахмурился еще сильнее. Скальг подхватил свой плащ и поспешно застегнул его, нагоняя Брана, который уже шагал к двери в усыпальницы.

— Ты же хочешь еще раз попросить у нее шлем, верно? Бран, я в восторге от твоей настойчивости, только вряд ли Хьердис передумала.

— Передумала? — воскликнул Пер. — Как бы не так! Когда в прошлый раз ты завел речь о шлеме, она просто взбесилась. Не будь дураком, Бран. Я бы и за целое состояние не согласился еще раз попросить у нее шлем. Ты ведь не собираешься тащить нас всех за собой вниз? Каждая встреча с Хьердис на два дня выбивает меня из колеи, а это неподходящее настроение для боя.

— Я пойду с тобой, — заявил Скальг. — Хьердис в ярости — зрелище весьма увлекательное.

— Я иду один, — сказал Бран. — И я хочу, чтобы вы все выехали вперед, не дожидаясь меня. Я нагоню вас на Бальдкнипе.

Солнце больше не взойдет, так что лишние несколько часов проволочки ничего не изменят в исполнении наших замыслов. Ты, Тюркелль, можешь проехать дальше Бальдкнипа и известить войска, что я уже в пути — со шлемом или без него. Кольссинир, я хочу, чтобы именно ты позаботился о том, чтобы Пер и Скальг

Оставались в стороне от битвы. Бальдкнип для вас самое безопасное место, и ведь надо же откуда-то наблюдать, как победоносные войска доккальвов штурмуют Микльборг.

— Я останусь с тобой, — не отставал Скальг, косясь на Тюркелля, который с угрюмым удовлетворением обвешивал свою дородную фигуру оружием, ножнами и колчанами. — Бран, нельзя тебе спускаться одному в это гиблое место! Вдруг ты сломаешь ногу или…

Тюркелль ухватил его за шиворот и пинком отправил к дверям наружу.

— Да какой от тебя может быть прок, старый ты сучок?

Собирай лучше свое оружие, если ты вообще осмеливаешься его носить, и мы будем наслаждаться обществом друг друга до самого Бальдкнипа.

Кольссинир оделся потеплее и пристроил свое оружие на поясе, все это время не сводя с Брана беспокойного взгляда.

— Только не задерживайся, хорошо? Если ты не вернешься через три часа, я вернусь за тобой.

— Да хватит вам болтать, — грубо проворчал Тюркелль, почти волоком таща за собой Скальга. — Когда пора в бой нет места дурацким разговорам. Если б вы все не были такими олухами, то живо бы сообразили, что он попросту желает бросить последний взгляд на свою бесценную Ингвольд, прежде чем отправиться на битву. Может, это прибавит ему смелости… во всяком случае я на это надеюсь.

Бран стремительно обернулся, кладя ладонь на рукоять меча, но Тюркелль мигом сообразил, что ему грозит, и ускользнул от опасности, нырнув в распахнутую дверь — этот нырок дал возможность Перу насмехаться над ним, покуда они скакали прочь, браня Тюркелля за глупость. Бран запер за ним дверь и сел у стола, глядя на сальный огонек лампы. Он медленно пережевывал клочок драконьего мяса. Если Рибху не хотят, чтобы Микльборг был уничтожен, у них есть последняя возможность помочь ему. Он смотрел на огонь, и вот в глазах у него помутилось, и он увидел шлем Дирстигга — тот покоился, как всегда, среди голубого пламени, на каменной пирамидке, которую возвела Хьердис для самой себя — в память о Скарнхравне и его бесславной гибели. Пламя лизало шлем, покрывая его инеистым узором, и плясало в прорези забрала, хранившего некогда неистовый огонь Скарнхравнова взгляда. Что пользы от шлема в схватке с Хьердис, раздраженно подумал Бран, ведь его колдовская сила не может пробить ее каменную чешую — даже если бы он, Бран, обладал огненным взглядом Скарнхравна, а уж этого никак не может быть. Возможно, само собой, что ему быть может, удастся как-то сорвать шлем с его обледеневшего постамента и даже надеть его… Бран потряс головой и протер глаза, пытаясь изгнать из них образ шлема. Когда он снова поднял взгляд, то увидел напротив, у стола темную фигуру, которую принял вначале за одного из слуг Хьердис — они наводили порядок в чертогах королевы, дожидаясь ее обещанного возвращения.

— Сегодня ночью здесь больше нечего делать, — сказал он. — Ступай на стены-все уже там, смотрят как уходят в поход войска. — Бран прятал глаза, не желая, чтобы слуга увидал, как странно они выглядят под воздействием драконьего мяса.

— Но я не хочу оставлять тебя сегодня одного, — отвечал знакомый голос, и Гулль-Скегги присел на край стола, глядя на Брана сквозь дымное свечение сальной лампы.

— Где же ты был? — вопросил Бран, наполовину смеясь, наполовину гневаясь, одновременно со злостью и облегчением. — Ты представить себе не можешь, как я ждал и искал тебя, как гадал, есть ли способ как-нибудь вправить этот вывих злой судьбы. Но… но почему же ты не появился раньше? Для Микльборга уже все кончено, и Хьердис…

Гулль-Скегги вскинул руку и мягко покачал головой:

— Я всегда был тут, поблизости от тебя, в старом плаще похожий на одного из здешних слуг. Когда ты расхаживал здесь и мучился сомнениями, я подбрасывал хворост в огонь или кормил твоего коня. Я следил за тобой с великим вниманием и должен признать, что ты чудесным образом переменился. В сущности, ты совсем не нуждаешься в моей помощи, только сам еще не осознал это.

— В самом деле? — с изумленьем и гневом осведомился Бран. — И что же тогда мне делать с Хьердис? Огонь не жжет ее, никакая тяжесть не сокрушит, меч сломается на каменной чешуе — да я думаю, даже Рибху не смогли бы сотворить нечто более совершенное. Ты как будто все знаешь, так скажи мне — что нужно, чтобы убить Хьердис и освободить Ингвольд?

— Знаю и скажу, — кивнул Гулль-Скегги, — но ведь ты и сам уже это знаешь. Ты владеешь всеми вещами Дирстигга — кроме одной.

— Шлем? Да что мне в нем проку? Я же не могу метать огонь взглядами — я не обладаю могуществом, которым когда-то обладал Скарнхравн. — Бран поднялся и принялся расхаживать по зале.

— Но ведь то, что у тебя нет шлема, гнетет твою душу? Ты ведь ощущаешь себя без шлема каким-то несовершенным? Каким бы бесполезным он тебе не казался, ты знаешь, что должен пойти за ним и как-то отнять его у Хьердис — а иначе разве мешкал бы ты здесь, набираясь мужества, чтобы встать с ней лицом к лицу и еще раз потребовать у нее шлем?

Бран с мрачным видом опустился на скамью.

— Я сам себя убеждал, что хочу только попрощаться с Ингвольд. В этом больше смысла, чем еще раз приводить в ярость Хьердис. Я уже дважды просил у нее шлем и она отказала. Если я сейчас спущусь в усыпальницы и попробую отнять у нее шлем, она меня наверняка прикончит, и это, может быть, к лучшему. Мне только жаль добрых альвийских воинов, которые погибнут, защищая Микльборг… и еще мне жаль Ингвольд. Может быть она… может быть скоро мы будем вместе — как только Хьердис поймет, что нет больше смысла оставлять ее в живых.

— Вместе в смерти? Я бы предпочел видеть вас вместе в жизни, — промолвил Гулль-Скегги, вздыхая и качая головой.

— Ну так сделай что-нибудь! — вспыхнул Бран. — Если тебе в самом деле дороги мы, Микльборг и альвы, скажи мне, как убить Хьердис!

Гулль-Скегги умоляюще развел руки.

— Я не могу сказать тебе того, что ты и так уже знаешь, того, что ты должен знать — или все наши тщательные замыслы завершатся ничем. Рибху совершат ужасную ошибку а Рибху не ошибаются, попросту не могут ошибиться. У вас, скиплингов, есть занятное качество — бороться с собственным знанием, и оттого все это предприятие оказалось для нас таким сложным и рискованным. Ты и представить себе не можешь, сколько ты нам причинил беспокойства. Альв знает, что должен делать, и делает это, как бы бессмысленно не казалось ему его дело, и все кончается хорошо, независимо от того, сколько времени займет разместить все последствия в разумном порядке. Вы же, скиплинги, упрямы и опрометчивы. Вы точно камни, которые преграждают путь ровному течению реки, да еще и уверены при этом, что ваша судьба никак не связана с судьбой других. У вас такое могучее и возвышенное ощущение собственной важности, что вас и с места-то не сдвинешь. А теперь решай, Бран — выжидать ли дальше или делать то, что подсказывает тебе совесть.

— Это все равно бессмысленно, но я попытаюсь добыть шлем.

Вернее, так: я добуду шлем, и ты сам убедишься, что от него никакого прока, — с горечью добавил он.

Гулль-Скегги без единого слова принял вызов и последовал за Браном сквозь ледяную мглу, гибель и распад бесконечных усыпальниц, арки и галереи древних копий и бессмертный отсвет негаснущего голубого пламени.

Бран не один раз оглянулся на Гулль-Скегги, пока они не достигли дна шахты. Когда Хьердис услыхала их шаги, она выползла из своего логова и выпрямилась у огня в полный рост, скрежеща и похрустывая своей тяжеловесной чешуей. Бран с иронической усмешкой оглянулся на Гулль-Скегги, желая убедиться, что Рибху осознал всю безнадежность предстоящего ему дела. Гулль-Скегги окинул серьезным взглядом Хьердис и знаком велел Брану не останавливаться — и сам шагал вслед за ним, отмечая каждый шаг глухим ударом своего посоха.

Когда они подошли ближе и увидели шлем Скарнхравна, возлежавший на каменной пирамидке, Гулль-Скегги остановился.

— Дальше я не пойду с тобой, — сказал он, — поскольку ты уже пришел сюда, помощь тебе не понадобится.

— Надеюсь, — пробормотал Бран, стараясь не упускать из вида ни Хьердис, ни шлем Скарнхравна на постаменте. Он уже знал, как быстро при желании может двигаться троллиха, и гадал, вызовет ли его внезапный бросок к шлему у нее такое замешательство, что это даст ему время унести ноги и шлем.

— Я так и думала, что ты вернешься, — проворчала Хьердис. — Ты пришел снова клянчить у меня шлем?

— Нет. Я пришел забрать его у тебя. — Бран не двигался, неотрывно глядя на Хьердис.

— Я не отдам тебе шлем. Ни сейчас, ни, скорее всего, никогда.

— Ты боишься того, что может случиться, если я получу его? — Бран шагнул поближе к пирамидке, и Хьердис тоже, скрежеща чешуей придвинулась к нему. Пирамидка высилась между ними, чуть-чуть ближе к Брану. Он сделал еще один шаг, и то же сделала Хьердис; лед тяжело хрустел под ее ногами.

— Ты не Скарнхравн, — сказала она. — Твой взгляд не будет опалять огнем. И ты знаешь, что огонь мне нипочем. Не надейся, что станешь сильнее.

— Не надеюсь, — Бран шагнул вперед.

— Значит, Рибху что-то открыл тебе. Какой ничтожной козявкой ты был бы без их поддержки! Сам бы ты ничего не мог сделать. Где ты их запрятал? — Она обвела взглядом пещеру, но не заметила Гулль-Скегги, который затаился в тени, совсем близко.

— Ну что, никого не разглядела? — Бран подошел ближе, почти к подножию постамента. Однако дотянуться до шлема он не мог. Пришлось бы еще немного вскарабкаться по пирамидке.

— Погоди! Я полагала, что у тебя хватит ума удовольствоваться своей властью над доккальвами. Ты хочешь еще власти? Могущества? Я могла бы обучить тебя доккальвийской магии. Есть заклинания, которые продлевают жизнь. Ты мог бы жить вечно, если пожелаешь, а не состариться и умереть, как в обычае у вас, скиплингов.

Бран покачал головой.

— Не хочу я больше твоих обещаний. Каждый твой посул оборачивается ложью. Я видел несчастного узника, прикованного цепью к стене, и не важно я это или нет — я не желаю больше подчиняться твоему владычеству.

Хьердис ответила яростным ревом и прыгнула на него, сокрушительно замахнувшись смертоносной массивной лапой. Бран увернулся, прячась за пирамидку, и быстро вскарабкался на верх по скользким булыжникам, из которых она была сложена. Острием меча подцепил с постамента шлем, отчетливо сознавая, что голубое пламя лижет, выбеляя смертоносным инеем, плащ Дирстигга. Когда он спрыгнул с пирамидки, Хьердис ударом лапы сшибла шлем, и он с оглушительным звоном запрыгал по камням и льду. Бран опять увернулся от троллихи и бросился к шлему. Ему даже удалось схватить шлем, но тот обжег его руки таким смертоносным холодом, что Бран поспешно отшвырнул его, точно раскаленную болванку. Хьердис уже ковыляла следом, и он с силой лягнул шлем, выбив его из пределов ее досягаемости — а заодно и отвлек троллиху от нового, предназначенного ему удара.

Хьердис с торжествующим ревом ухватила наконец шлем когтями, но Бран нагнал ее и, подражая уловке Скальга, взбежал по ее спине, точно по склону горы. Он успел лишь нанести один удар — меч так и зазвенел о камень — а потом Хьердис стряхнула его с себя и рывком развернулась. Бран вышиб шлем из ее когтей; на миг казалось, что здесь ему и конец, когда Хьердис, метнувшись за шлемом, едва не придавила его к скале. Однако он проворно взобрался по ее чешуе, легко хватаясь за неровные камни, составлявшие каменные латы троллихи. Хьердис бешено заревела, пытаясь стряхнуть наглеца или раздавить о скалы, но Бран проворно сполз по другому ее боку и снова вышиб шлем из когтей Хьердис. Та пришла в такую ярость, что в погоне за Браном, казалось, на время позабыла о шлеме. Она мчалась вдогонку, хлеща себя по бокам массивным хвостом, чтобы не дать Брану снова вскарабкаться ей на спину. В ярком свете пламени Бран увидел, что на «плече» троллихи расползается черное пятно, да и его руки были влажны. На миг он решил, что ранен, но тут же тревога сменилась неистовым торжеством. Он нашел-таки слабое место в казалось бы непробиваемой броне троллихи, и это место где-то на спине, в основании шеи. Его подозрения только укрепила та решимость, с которой Хьердис теперь яростно защищала от него спину, двигаясь боком, чтобы все время оказываться спиной к огню или скале. Троллиха зашипела и зарычала, захлебываясь злобой, точно поняла, что Бран угадал ее слабое место. Шлем был совсем забыт — он валялся, случайно отброшенный с дороги могучим ударом ее хвоста. Хьердис могла бы отступить прямо в огонь, где Бран не смог бы до нее добраться, но ему удалось загнать ее в небольшую тупиковую галерею и отрезать ей отступление к логову. Несколькими краткими бросками Хьердис проверила его решимость не отступать, и всякий раз, когда она припадала на передние лапы, готовясь к прыжку, она волей-неволей открывала спину для нападения. Дважды Бран ухитрился забраться наверх и нанести удар в сочленение затылка с шеей — один из этих ударов достиг цели. Вопль Хьердис эхом раскатился в скалах и галереях высоко над головой, и конвульсивный толчок отшвырнул Брана, точно букашку. Он отполз в безопасное место и мгновенье следил, как троллиха корчится и рвет когтями камень, не в силах подняться. Уловив подходящий момент, Бран снова бросился вперед и ловко увернулся от ее острых когтей. Он перепрыгнул через хвост, который уже только слабо подергивался, взобрался на спину троллихе, оскальзываясь на крови, и вогнал меч между ложившихся внахлест чешуек на ее шее — но на сей раз клинок погрузился в живую плоть, а не зазвенел о камень. Всего лишь одна каменная чешуйка легла в этом месте неплотно, образовав ничтожно малую прореху в непробиваемой броне — но этого оказалось довольно, чтобы Хьердис была обречена. Она бессильно осела наземь, судорожно хватая ртом воздух и уставясь на Брана своими красными глазками. Они тускнели, и голубое пламя начало опадать.

— Хьердис! Ты не можешь, не смеешь умереть, не сказав мне, как освободить Ингвольд от твоих чар! — Бран подобрался, насколько осмелился, близко, к ее лицу. — Хьердис! Можешь ты говорить?

Глаза ее блеснули, и она с усилием просипела:

— Я была последней из нашего рода. Пламя умрет вместе со мной.

Затем огонь в ее глазах расплылся и медленно угас.

Бран умел безошибочно различать смерть. Он обернулся, чтобы взглянуть на Гулль-Скегги, который спускался по тропе, неся в руке светящийся посох. К тому времени, когда они сошлись, голубое пламя превратилось уже в горстку бледных углей, едва мерцавших среди инея. Гулль-Скегги поднял повыше посох, чтобы оглядеть Хьердис, но Бран уже нетерпеливо подталкивал его к усыпальнице, где была заключена Ингвольд. Он с жаром набросился на камни, замуровывавшие вход, и они с неохотой поддавались его натиску. Бран не успел еще разобрать вход, когда с той стороны каменной стены донесся слабый крик.

— Ингвольд! — закричал он изо всех сил, и эхо, пробудившись, насмешливо откликнулось ему.

— Позволь, я помогу тебе, — сказал Гулль-Скегги, втыкая посох в расселину. Он засучил вышитые рукава и вместе с Браном ворочал и растаскивал камни, пока не образовалось отверстие — а с той стороны к ним изо всех сил пробивалась Ингвольд. Смеясь, плача и сотрясаясь крупной дрожью, она протиснулась в дыру и бросилась к Брану, обвив руками его шею и жарко целуя его — хотя он все никак не мог поверить, что это ему не привиделось.

— Верный Бран! — восклицала она. — Я знала, что ты придешь! Ведь ты настоящий, правда? Ты мне не снишься?

— Разве что в кошмарном сне, — отвечал он, вспомнив, что весь покрыт кровью Хьердис и измазался в грязи, когда открывал усыпальницу. — Да ты вся дрожишь; Хьердис даже не похоронила тебя одетой как должно — в плаще и теплых сапогах. Я бы оскорбился, если бы она не была мертва… совершенно мертва. —

Он вдруг оглянулся в темноту — ему почудилось, что его словам вторит слабый звон цепей. — Пора нам убираться отсюда. Гулль-Скегги, ты иди сзади и освещай дорогу, а я понесу Ингвольд.

— Ты устанешь, — запротестовала Ингвольд, но Бран взял ее в охапку и завернул, все еще дрожавшую, в плащ.

— Чепуха. Так будет и быстрее, и легче. Гулль-Скегги, прибавь-ка ходу, если не хочешь отстать от нас. — Он прошел по бывшему ложу голубого пламени, по пути что-то задев ногой — оно слабо звякнуло.

— Шлем, — сказал Гулль-Скегги, наклоняясь. — Я возьму его для тебя.

Звяканье шлема напомнило Брану лязг цепей. Он зашагал быстрее, едва замечая тяжесть Ингвольд, которую он нес на руках. Если плащ и вправду заключал в себе какие-то чары — именно они вливали в него новые силы. Он поднимался по спиральным ярусам гигантской пещеры и прошел мимо бокового туннеля, в котором впервые увидал Хьердис в обличье горного тролля; он миновал все усыпальницы ее распавшихся в прах предков, которые освещал вспышками посох Гулль-Скегги, и не остановился до тех пор, пока дверь в усыпальницы не была надежно заперта со стороны залы, и к ней для верности не придвинули еще массивный стол.

Гулль-Скегги раздул поярче огонь и присел, глядя на Ингвольд, которая все еще была закутана в плащ Миркъяртана. Она вдруг узнала этот плащ, побледнела и стала еще бледнее, когда Бран беззаботно оттолкнул ногой шлем, возвращаясь из покоев Хьердис с охапкой сапог, плащей, платьев и всего прочего, что показалось ему пригодным.

— Не знаю, что тебе захочется надеть, — сказал он, сваливая добычу на скамью рядом с Ингвольд. — Только оденься потеплее. Этой ночью нам предстоит скакать быстро и далеко.

Кольссинир, Пер и Скальг ждут нас на холме милях в двух отсюда… пожалуйста, Ингвольд, поторопись. Это наша единственная возможность спастись самим и спасти хоть сколько-то жизней в Микльборге.

Ингвольд опустилась на колени рядом со шлемом Скарнхравна и с опаской перевернула его, точно ожидая, что из-под забрала выглянет мертвая физиономия драуга.

— Что же, от Скарнхравна мы избавлены. А Хьердис? Она тоже мертва? — Ингвольд поспешно натягивала гамаши и сапоги Хьердис, не сводя глаз с меча, привешенного к поясу Брана.

— Мертвее не бывает, — отвечал Гулль-Скегги, помогая ей застегнуть плащ.

— А ты кто такой? Ты нам очень пригодился. Ты поедешь с нами? — спросила Ингвольд.

— Мы расскажем тебе все по пути, сказал Бран. — Это — Гулль-Скегги, Рибху. Надеюсь, для всех нас отыщутся кони. Вот, возьми оружие Хьердис; надеюсь, оно тебе не понадобится, но с тех пор, как мы пришли в этот мир, я привык все время ожидать худшего. Ну что, все готовы? Тогда идем.

Они наспех обшарили конюшню и обнаружили, что кроме боевого коня Хьердис, доккальвийской породы, последним годным под седло животным в Хьердисборге остался только старина Факси. Бран заседлал коней, усадил Ингвольд на скакуна Хьердис и сказал Гулль-Скегги:

— Придется нам с тобой ехать вдвоем на одном коне.

Рибху лишь ласково улыбнулся и покачал головой.

— Вы поедете одни, — сказал он. — Однако я буду присматривать за вами, покуда наш замысел не осуществится до конца. До сих пор вы отлично справлялись с делом, Бран, но все же не забудь взять с собой вот это. — И он протянул шлем.

Бран взял его и привязал к седлу.

— Ты был прав, шлем и впрямь оказался роковым для Хьердис. Что случится, если я надену его?

Гулль-Скегги задумчиво поглядел на него.

— Шлем искусно сработан, но я сомневаюсь, чтобы ты заметил в нем что-нибудь особенное, разве что внутри такого устройства трудновато дышать. Скарнхравн, надо тебе знать, обладал своим огненным взглядом задолго до того, как надел этот шлем. Ну что ж, я и так слишком долго задерживаю вас. Прощайте, друзья мои, прощайте.

Они выехали через главные ворота под изумленные взгляды своих привратников.

— Это королева! — прошептал один доккальв другому.

Представляю как воодушевится войско!

Не останавливаясь Бран и Ингвольд скакали галопом по грязному снегу, истоптанному прошедшим войском. Факси весь напрягся и бежал так, словно вкладывал в каждый шаг свое сердце, низко опустив голову, чтобы не поскользнуться, и уши его были сосредоточенно прижаты к голове. Когда вдали появился Бальдкнип, от разгоряченных коней валил пар, однако Факси ни на йоту не замедлил бега.

С холма навстречу им спустились три всадника — они ехали вначале медленно, затем очертя голову поскакали вперед. Друзья восторженно приветствовали друг друга, и не обошлось без чувствительной сцены, поскольку старый Скальг не мог удержаться, чтобы не уронить слезинку на каждую пожатую им руку.

Вначале они замышляли объехать с тыла стоящие в ожидании войска и двинуться длинной дорогой к северной стороне Микльборга, где они скорее могли проскользнуть к форту незамеченными доккальвами. Однако чем дальше они ехали, тем чаще встречались им небольшие отряды доккальвов, а несколько раз пришлось проехать прямо через лагерь, потому что окружного пути просто не было. Весть о возвращении Хьердис воодушевила доккальвов, хотя большинство их предпочитало держаться на почтенном расстоянии от проезжавшей мимо королевы. Те же, кто осмеливался подобраться поближе, видели только фигуру в белом плаще и — куда отчетливее — хмурого Брана, который велел им дожидаться его приказа. Обман срабатывал так ловко, что они поехали прямиком через позиции доккальвов поздравляя себя с удачей пока не наткнулись на отряд воинов, среди которых был Тюркелль. Бран отдал им все те же приказания и двинулся дальше, но оглянувшись он заметил, что Тюркелль пристально смотрит им вслед.

— Ты думаешь, он что-то заподозрил? — шепнул Бран Кольссиниру.

— Пускай себе подозревает все, что угодно, — проворчал Кольссинир. — Он знает, что ты вправе передумать и не оставлять нас на Бальдкнипе. Меня куда больше тревожат три дня непроглядной тьмы между нами и Микльборгом — тьмы, в которой кишмя кишат сотни воинственных доккальвов, не говоря уже о расселинах, пропастях, утесах. Счастье, что мы в последний месяц так хорошо изучили карты, что могли бы найти дорогу и во сне — и все же она остается опасной.

Путники не надолго остановились, чтобы Кольссинир мог проверить дорогу с помощью маятника, и что-то подсчитать по звездам с какими-то загадочными приспособлениями, а затем снова двинулись в путь по снегу, несколько раз задерживаясь, чтобы свериться с Путевой Линией. Они миновали уже передовые отряды доккальвов, которые были наготове двинуться в бой по первому слову Брана. Сообщение, что придется еще ждать, отнюдь не пришлось им по вкусу, и они недовольно ворчали вслед небольшому отряду.

Тени вокруг казались живыми. Бран напрягал слух, стараясь уловить признаки погони, но слышал лишь тяжелое дыхание коней, скрип кожи и визг снега под тяжелыми копытами. Бран часто поглядывал на Ингвольд — она сидела ссутулившись в седле, тоже вслушиваясь в темноту.

Скальг, ехавший впереди и чуть сбоку, вдруг остановился и предостерегающе вскинул руку, но тут же опустил ее, указывая на юг. Вровень с их дорогой, за искривленными деревьями двигалась, то исчезая, то снова появляясь, длинная живая цепочка. Беззвучно миновав всадников, она точно растворилась в тени холмов.

— Волки-оборотни! — мрачно проговорил Бран, доставая меч из ножен. — Доккальвы в волчьих фюльгьях, и выслал их, наверно, Тюркелль. Так я и знал, что он почует что-то неладное.

Голос Скальга слегка дрожал:

— Не для того я проделал этот долгий путь, чтобы в конце его дать себя растерзать шерстомордому ублюдку волчицы! Лучше пусть он не становится у меня на пути, не то сильно об этом пожалеет.

— Тюркелль долго ждал этой минуты, — сказал Кольссинир.

— Готов поспорить на мою суму с посохом впридачу, это все обыкновенная ревность.