— Знаешь, — прощебетала Сибилла, поправляя шлейф на свадебном платье, — я думала, что буду тебе завидовать. Ты же поучаствуешь в моей свадьбе, а я нет. Но ничего подобного! Свобода дыхания мне нравится больше, чем эта штука.
Она имела в виду корсет. Сибилла шлепнула Малейн по руке.
— Ой, да не будь ты такой хмурой. Сегодня примерка, завтра свадьба, наслаждайся! Два дня, и ты навсегда покинешь это место.
Малейн подавила возмущенный возглас, когда служанка Сибиллы сделала слишком резкий рывок шнурками. Корсет сдавливал ее ребра. Вообще-то, корсеты давно уже вышли из моды — когда королева Изабо очнулась от столетнего сна, то отказалась их носить. А именно она задавала моду на западном континенте.
Но Сибилла настояла, что она должна быть невестой с самой тонкой талией, которую когда-либо видела Эльба. А значит, самая тонкая талия будет у Малейн. И также это значит, что Малейн едва могла дышать.
Сибилла светилась и трещала о свадебных хлопотах, а связанная леди Редмэйн сидела в углу на деревянном стуле. Ее кляп снимали днем и вечером, чтобы позволить поесть и попить.
Если бы кто-нибудь спросил Малейн, как выглядят страдания, то она бы ответила: «Вот так». И указала бы на верную гувернантку, которой она ничем не может помочь.
Самодовольная ухмылка не сходила с лица Сибиллы с тех пор, как ей сообщили новую дату свадьбы. Эта ухмылка была уродливой, но Малейн всё равно ее узнала. Много лет назад молодая цветущая Сибилла улыбалась так же, когда Роб вел танцевать ее, а не Малейн.
Тогда у Малейн получилось стереть ухмылку с ее красивого лица, но она сомневалась, что у нее получится сделать это снова. Она связана по рукам и ногам. Не в буквальном смысле, как леди Редмэйн, но она всё равно беспомощна.
— Подумай, дорогуша, я же исполняю твою мечту! — сказала Сибилла, снимая с головы Малейн тиару. — Ты выйдешь замуж за любимого мужчину. Не об этом ли мечтают все брошенные женщины?
Она украсила тиарой свои собственные жидкие волосы и покрутилась у зеркала.
— У тебя будет платье, корона, парад… И ты даже получишь поцелуй принца!
Малейн фыркнула.
— Ты тоже его получишь.
— Естественно. Я же собираюсь стать его женой во всех смыслах.
Малейн почувствовала привкус горечи во рту. Дышать стало трудно, и корсет тут уже не при чем. Она просто понимала, что Сибилла права. Малейн и правда проведут по улицам под радостные возгласы горожан, усыпав самыми дорогими шелками, тряпками и драгоценностями… А потом Роб поклянется любить не ее, а Сибиллу. До конца своих дней.
И после этого Сибилла окажется там, где Малейн могла только мечтать оказаться с Робом.
— Хотя, знаешь, кое в чем я тебе всё-таки завидую, — сказала Сибилла, хватая пятый трюфель за последние десять минут. — Тонкая талия — это прекрасно. Я скоро забеременею и надолго про нее забуду.
На этих словах Малейн замерла на месте. Ее глаза распахнулись. Воспоминание, яркое, как вспышка молнии, поразило ее разум. От него ей стало больно и радостно одновременно.
«— О чем задумалась? — спросил Роб, играя с завитком ее волос.
Малейн лукаво ухмыльнулась.
— О том, что буду рожать твоих детей.
Его глаза на миг расширились, а потом начали блестеть. Он потянулся за еще одним поцелуем.
— М-м-м, — протянул он, мягко отрываясь от ее губ. — Да, ты будешь. А сколько? Двое? Трое?
— Как мелко ты мыслишь…»
И теперь Сибилла будет той, кто родит ему детей. А значит, дети Роба вырастут, подвергаясь лжи, манипуляциям и, может, даже побоям со стороны Сибиллы. Собственной матери.
О, Малейн не сомневалась, что Сибилла найдет способ заставить их подчиниться, если они не будут исполнять ее приказов. И ей даже не хотелось думать, что именно это будут за способы…
Внутри Малейн зашипела искра. Из этого безумия должен быть какой-то выход, обязательно. И она должна его найти, если не ради себя, то ради детей, которые могли бы быть ее. И ради себя. И ради Роба.
Остаток дня Малейн провела в задумчивом молчании, которому Сибилла не придала особого значения. Подготовка к свадьбе захватила все ее мысли, и она так увлеклась разработкой образа для первой брачной ночи, что даже не подумала дважды, когда Малейн попросила приготовить для леди Редмэйн особый успокаивающий чай.
— Она плохо спит, — угрюмо сказала Малейн.
Сибилла расхохоталась.
— О, интересно, почему?
Она отмахнулась и вернулась к выбору эфирного масла, которым будут пахнуть ее волосы.
— Делай, что хочешь. Всё равно она завтра умрет, мне ни к чему лишние слухи. Сделаем ее последний сон приятным.
Она была в таком хорошем расположении духа, что даже позволила Малейн самой составить список трав для отправки на кухнию. Но, конечно же, Сибилла проконтролировала, чтобы там не было ничего лишнего.
Малейн попросила, чтобы запрошенный набор трав принесли сухим.
— Чтобы лучше смешалось, — пояснила она Сибилле, когда та удивленно подняла бровь.
Сердце Малейн застыло. Ведьма будет возражать? Расспрашивать? Но та лишь пожала плечами и вернулась к своим делам. Сибилла не видела, как Малейн смешивала травы. Не заметила она и того, как большая часть ромашки просыпалась на пол.
За семь лет, проведенных в башне, Малейн постоянно читала. Книгу за книгой. Там были тысячи невероятных знаний, которым она уже вряд ли найдет достойное применение. Да, может, информация про породы дойных коров и брачные повадки сусликов обыкновенных ей и не пригодится, но вот травы… О, Малейн узнала про травы столько, что, вероятно, могла бы стать целительницей.
В частности, она узнала, что толченые шипы каперсов и масло лимона могут усилить усыпляющие свойства ромашки в десятки раз.
Перед тем, как Сибилла улеглась в кровать, Малейн притворилась, что вместе с леди Редмэйн пьет ее последний чай. Затем она позаботилась, чтобы ведьма увидела, как ее пленница ложится на диван и засыпает. Дыхание каким-то чудом удалось сделать ровным, хотя сердце в ушах стучало, как барабан.
Сибилла и служанки уснули, но стражником будет сложнее. Его соратник караулит запертую дверь с той стороны, но этот сверкает грозным взглядом здесь, и Малейн нужно как-то с ним расправиться. Она точно знала, что ранить и убить ее не могут — не накануне свадьбы.
Положение марионетки Сибиллы вдруг заиграло новыми красками.
Малейн сжимала в кулаке горсть сухой смеси, которую она растерла в настолько мелкий порошок, насколько сумела. Она тихонько застонала, и, когда стражник подошел, чтобы понять, в чем дело, выдохнула травы ему в лицо.
Через несколько секунд он уже храпел на полу.
Леди Редмэйн тихонько замычала, но Малейн покачала головой. Ей нужно залезть в сундук с металлическими табличками. Ее единственное орудие — нож для бумаги. Она могла бы отобрать оружие у стражника, но его сон был слишком чутким, так что малейшее прикосновение могло разбудить его. А вместе с ним и похрапывающую Сибиллу.
Малейн кое-как вскрыла замок, и ее руки дрожали, пока она доставала таблички. Если она совершит ошибку, дорогие ей люди умрут. Она убьет их — она сама, не Сибилла. Но если у нее всё получится… Тогда самая добрая семья на свете будет в безопасности, а ведьма получит по заслугам.
Малейн держала нож над табличкой Джима, но ее пальцы тряслись так сильно, что она бы не осмелилась коснуться металла, даже если бы очень захотела.
— Попробуй сначала мою.
Малейн чуть не вскрикнула от неожиданности.
Леди Редмэйн ослабила кляп и шептала поверх него. Она могла так делать всё это время? Нет времен удивляться, вряд ли это имеет значение сейчас. Если Сибилла или охранник проснутся, тряпку затолкают гувернантке прямо в горло.
— Нет, — прошептала Малейн.
— Да, — грустно улыбнулась леди Редмэйн. — Попробуй мою и пойми, сработает ли.
Она была права, как бы Малейн не было горько это признавать. Лучше сразу понять, как эта чертовщина работает. Понять на первом человеке, а не на пятом. Поэтому принцесса положила табличку Джима и начала искать имя леди Редмэйн.
«Не дай мне ее убить», — молилась она Создателю.
Она попыталась стереть имя гувернантки, но табличка будто отталкивала лезвие ноже.
Что ж, хорошо. Тогда на обратной стороне она вырежет имя Сибиллы, и когда ведьма попытает навредить леди Редмэйн, то причинит боль сама себе. Но металл всё еще не поддавался. Как бы сильно не нажимала Малейн на лезвие, обратная сторона таблички оставалась нетронутой.
Поверхность не давала вырезать на себе имя Сибиллы. Малейн почти ею восхитилась. Прекрасное планирование, ничего не скажешь.
Она смотрела на кусочек металла целую вечность. Вся ее жизнь и жизни ее друзей зависели от пары царапин. Ее жизнь… Вот бы заменить все эти имена лишь на одно, ее собственное имя. Малейн уже и так потеряла всё, а значит ей больше нечего терять.
В отчаянии она прошептала то единственное магическое заклинание, которое знает. В башне оно, конечно, не сработало, но вдруг… Нож поддался. Лезвие легко заскользило по буквам.
Малейн вздрогнула и судорожно вздохнула, не позволяя себе отдернуть руку, хотя ей очень захотелось. Страшно даже представить, что с ней сделает Сибилла, когда раскроет ее трюк.
Через пару секунд на табличке было нацарапано имя Малейн. Оно мерцало в сером свете луны там, где до этого было имя леди Редмэйн.
Закончив, Малейн едва осмелилась поднять глаза туда, где сидела ее гувернантка. Она умерла? Принцесса только что убила женщину, которая заботилась о ней всё детство? Но крови на полу нет, и хриплых вздохов не слышно. Вместо этого леди Редмэйн нежно улыбалась своей воспитаннице поверх кляпа.
— Я всегда знала, что ты будешь великолепна, — прошептала она со слезами на глазах. — Но не думала, что придется убедиться в этом… вот так.
Ее плечи слегка дернулись.
— Я не хотела оставлять тебя, прости. Он заставил меня…
Малейн подбежала к гувернантке так тихо, как могла, и схватила ее за лицо.
— Я никогда не сомневалась в вашей верности, — с жаром прошептала она.
— Завтра, — кивнула леди Редмэйн. — Я хочу, чтобы завтра ты сделала всё, что в твоих силах, чтобы разоблачить ее. Не думай обо мне. Я постараюсь сбежать, но не важно, добьюсь ли я успеха. Ты должна бороться, чтобы освободить народ и себя. Особенно себя.
Горло Малейн сдавило так сильно, что она не смогла ничего ответить. Ей хотелось протестовать. Настаивать, кричать, биться на полу в истерике, пытаясь убедить леди Редмэйн, что главная ее задача — доставить гувернантку в безопасное место, а там будь, что будет.
Но леди Редмэйн снова была права. Даже если они вдвоем сбегут, пострадают тысячи. И всё, что принцесса могла — поцеловать гувернантку в щеку, а потом вернуться к металлическим табличкам.
Сначала поддалось имя Джима. Потом Дженни.
Тихий стук прервал Малейн, когда она расправлялась с последней табличкой. Имя Кэтрин Гордон, тети Джима, уже готовилось изменить свои черты.
— Да? — прошептала Малейн, когда подошла к двери.
— Малейн? — раздался странно знакомый голос.
— Дженни?
— Мама получила твою записку.
Услышав это, Малейн чуть не свалилась в обморок от облегчения, которое разлилось по ее телу приятным теплом. Она даже не могла заставить себя беспокоиться о том, куда делся второй стражник.
— Мама пытается всем рассказать, — продолжила Дженни. — И просила тебе передать, что мы утром будем рядом. Чтобы ты не волновалась.
Принцесса молчала, хотя ей хотелось верещать и рыдать от благодарности и стыда. Семья Тейт не заслуживает всего этого.
— Малейн? — позвала ее Дженни.
— Да?
Последовала пауза.
— Спасибо тебе. За всё.