Седьмой прыжок с кульбитом

Глава 7

Глава седьмая, в которой бывали хуже времена, но не было подлее

Хмурый воскресный день не радовал. Опять пришлось заниматься служебными делами, а для этого тащиться далеко за город. Выйдя из машины, генерал Мещеряков огляделся. Затем махнул рукой помощнику, разрешая тому не лезть из теплого нутра салона. Охрана тоже осталась за воротами — генерал прибыл в хорошо защищенное место, где предстояло получить последние ценные указания.

Перед дальней командировкой начальника ГРУ решил напутствовать сам товарищ Пельше. Причем лично, без свиты сопровождающих лиц, ибо тайны великие хотел обсуждать. Встречу назначил в небольшом доме отдыха ЦК КПСС «Клязьма», расположенном посреди леса.

И хотя других отдыхающих поблизости не наблюдалось, а официантка деликатно отошла к буфету, за обедом говорили мало. Речь шла о прошедших в Саппоро Олимпийских играх, текущем чемпионате мира по хоккею в Праге, шумной премьере фильма Форда Копполы «Крестный отец» и прочих незначительных событиях.

А затем двинулись на прогулку. Несмотря на то, что снег уже сошел, оделись тепло, по зимнему — начало апреля в этом году выдалось неласковым. Голые ветки деревьев качались на ветру, а прошлогодние листья и жухлая трава совсем не радовала глаз. Временами срывался мелкий дождь, заставляя зябко ёжиться.

Если не считать ворон, то на парковых дорожках царила пустота. И лишь изредка вдали мелькали фигуры охранников, хаотично перемещающихся в разных направлениях. Естественно, эта беспорядочность была продуманной. Служивые люди привычно изображали гуляющих, закрывая контур охраны по периметру.

— Леонид Ильич собирался проинструктировать вас лично, но не сложилось, — доверительным тоном начал Пельше издалека.

— Снова легкое недомогание? — предположил Мещеряков.

— Да, весенняя простуда, — Пельше остро взглянул на генерала. — Поручил мне. Вы же в курсе, подготовка к визиту Никсона проходит весьма напряженно. Леониду Ильичу даже спать некогда.

Начальник ГРУ понимающе кивнул головой. Другие слова были бы лишними, обстановкой в Кремле он владел. Собственные информаторы, и не только кремлевские, подтверждали: высокие кабинеты партийных начальников давно не видали такой суеты. Прямо говоря, на красных ковровых дорожках творилось черти что — как наскипидаренные бегали все, не обязательно партийцы средней руки. Про скорость на красных дорожках замечательно подходила старая шутка: «Машинист и не заметил, как оказался на Анне Карениной».

Визит президента США, запланированный на середину мая 1972 года, приближался не по дням, а по часам. Огромная бюрократическая машина, составленная из советских и американских дипломатов, уже пережевала и проглотила массу процедурных вопросов, однако накал страстей не спадал. В этом деле мелочей нет, второстепенные дела требовалось улаживать так же тщательно. В подготовительный процесс затянуло службу охраны, управление делами ЦК КПСС, Особую кухню, Большой театр, Московский цирк… И воронка водоворота постоянно расширялась.

Это только по телевизору всё выглядит просто и красиво: люди улыбаются, вальяжно ручкаются, и говорят тосты на приветственном ужине. А затем махом подписывают гору документов планетарного уровня. Нет, всё не так. Финальному аккорду предшествует долгая кропотливая работа и масса испорченных нервов высококлассных специалистов.

К важному событию готовились буквально все, включая врачей Центральной клинической больницы. Желая выглядеть в форме, Леонид Ильич настойчиво требовал капитального ремонта всего изношенного организма. Врачи старались, латали дыры как могли, поэтому большую часть времени генсек проводил на процедурах.

— Итак, Валентин Иванович, ваша главная цель на переговорах с Голдой Меир — показать наше миролюбие, — размеренно говорил Пельше. — Мы открыты для переговоров. Еврейский вопрос — пожалуйста, мир на Ближнем Востоке — со всей душой, борьба с терроризмом — впереди единого фронта.

— А как же Египет? — поинтересовался генерал.

Это был острый вопрос. Военная разведка ситуацию отслеживала, и выводы делала однозначные: зреет новая война с Израилем, четвертая по счету. Аналитики военной разведки предрекали очередное поражение арабов, причем быстрое. С горечью напоминали, что низкая боеспособность египетской армии в очередной раз обернется критикой советского оружия. Песня известная, тут к бабке не ходи.

А в руководстве Советского Союза единого мнения не было. Ястребы требовали массированной советской помощи, голуби скептически щурились — опять деньги на ветер? Буквально на днях в Москву приезжал Садат, и яростно требовал больше помощи — больше техники, больше солдат и больше денег. Из Москвы он увез очередное обещание помочь.

Только потом на заседании Политбюро Леонид Ильич прямо сказал: «Да пошли они к египетской матери! Мы за них воевать не будем. Народ нас не поймет». Это выражение, «народ не поймет» — любимая фраза вождей. Вроде ничего конкретного, а звучит веско и солидно. «Поймет» или «не поймет» громогласно может говорить только человек, знающий ситуацию изнутри. Леонид Ильич знал.

Ибо иностранных войск в Египте не было. От народа скрывали, что тридцать две тысячи советских военнослужащих, переодетых в египетскую форму, уже воюют за чужую страну. Маршал Гречко прямо предупредил военных летчиков: «Если вас собьют, и вы попадете в плен — мы вас не знаем». А на Западе всё знали прекрасно. Да, советских военнослужащих скрыли за местной униформой, только вот жены никуда не делись. Именуемые «обозом», они бросались в глаза на улицах и явно выделялись из национальной толпы на египетских рынках.

Мнение народа, конечно, важно. Только Брежнева больше волновала мировая война, которая могла начаться сразу после прямого советского вмешательства. А затевать из-за арабов новую мировую бойню он не собирался. По согласованию с Политбюро маршал Гречко издал секретный приказ на случай наступления египетской армии: «В поход не ходить! Только оборона».

На заседании Политбюро, вместе с размером помощи Египту, возник еще один вопрос: судьба старых арабских долгов. Речь шла не том, прощать или не прощать, а сколько прощать — половину или треть. Уже готовое решение Политбюро товарищ Пельше притормозил, то есть убедил положить под сукно, чтобы отлежалось. Ведь не горит же, верно? А это был хороший знак. Нет ничего более постоянного, чем временное.

— Принято решение поставить дополнительное вооружение в Египет. Новейшие самолеты и ракеты, даже во Вьетнаме такого нет, — пнув кучу старых листьев, Пельше помолчал. — И в полном объеме, как просят египетские генералы.

— Даже так? — поразился Мещеряков.

Генеральный штаб просчитывал разные возможности. На то и штаб, чтобы иметь в сейфе все мыслимые планы. И подобный сценарий развития ситуации рассматривался, но считался самым маловероятным вариантом.

Блеснув стеклами очков, Пельше продолжил мысль:

— А почему нет? Поставим. Но только после оплаты предыдущих поставок.

От этой новости Мещеряков даже остановился. Немыслимое дело — о деньгах вспомнили! А то всё дружба, дружба, братский египетский народ и родные фараоны в древних пирамидах…

Советских специалистов в Египте хватало, и не только военных. Все они получали неплохую зарплату. В пустынную страну потоком шли тракторы, грузовики и прочая гражданская продукция, стоившая немалых денег. Только что закончилось возведение Асуанского гидроузла с сопутствующей инфраструктурой, и всё это называлось коротко: затраты. При этом ссуды, в том числе кредиты на закупку военной техники, погашались настолько плохо, что о графике платежей забыли обе стороны.

Огромные деньги, закопанные в египетскую пустыню, вызывали скупые мужские слезы. Это сколько же дорог и жилья в России можно было построить?

От грустных мыслей отвлек товарищ Пельше. Он озвучил то, что Мещеряков и так сам знал:

— Когда в конце сентября 1970 года внезапно скончался Гамаль Абдель Насер, ситуация резко изменилась. Сразу после прихода к власти его преемник Анвар Садат начал смотреть налево, в сторону Соединенных Штатов. Переговоры уже идут, при посредничестве саудовской разведки.

— Зафиксирован канал связи через ЦРУ, — буркнул Мещеряков. — Американцы пообещали три миллиарда долларов ежегодно, если русские выйдут из Египта.

Голос Арвида Яновича заледенел:

— Не припомню, что бы военная разведка докладывала об этом факте.

Никакой вины за собой Мещеряков не чуял. Разведданные текли рекой, и уж читать их, сидя в кремлевском кабинете, легче, чем добывать.

— Шифровка отправлена на имя товарища Брежнева.

— Понятно, разберемся, — оттаивая, кивнул Пельше. — Мои источники сообщали такую информацию. К сожалению, американцы обещали не только это. В документах, подготовленных к визиту Никсона, есть коммюнике о сокращении поставок вооружений. Текст полностью согласован, Брежнев и Никсон готовы его подписать.

— Если это произойдет, Садат будет взбешен? — догадался Мещеряков.

— Не если, а когда, — поправил его Пельше. — Когда это произойдет, Анвар Садат будет взбешен. Потому что там есть отдельная фраза за Ближний Восток, весьма миролюбивая. Но вернемся к Садату. Упразднив Объединенную Арабскую республику в виде союза Египта и Сирии, Садат показал, что отказывается от претензий на первенство в арабском мире. Есть мнение, что после нашего требования погасить старые долги, Садат примется разрушать союз с Советским Союзом. Соратники Насера из президентского окружения удалены, а разворот во внешней политике уже сейчас сопровождается отказом от социалистической риторики. Что касается долгов, то пока что арабы платят — вяленько рассчитываются хлопком и рисом. Думаю, скоро и этого не станет.

— Да он и без требований будет разрушать союз, — осторожно заметил генерал. — Об этом я писал в секретной записке на имя товарища Брежнева. В узком кругу Садат брызжет злобой, стучит кулаком и критикует советских военных. Уже имели место придирки от египетских таможенников при пересечении границы, а также обыски и задержания наших военных. А совсем недавно он назвал советских военспецов тормозом для своих войск, который мешает добиться решительной победы. На офицерской вечеринке, в состоянии подпития, Садат объявил новую стратегию: «Мы разгромим врага с помощью аллаха».

— Когда это было?

— На днях. Сразу после того, как побывал в Москве.

— Думаете, теперь он прекратит требовать дополнительные войска и технику?

— А этот засранец всё прекратит, — убежденно кивнул Мещеряков. — И требования выдвигать, и долги платить.

Основания так считать ему давал психотип Садата, изученный и прорисованный до мелких деталей. Генерал мог бы добавить, что думают о Садате в кулуарах советской разведки, но не стал. А там считали однозначно: когда был Насер, он «на всех Насер», а когда пришел Садат, то эту линию «нас рать» продолжил.

Иных слов, кроме как «изменник» и «ревизионист», знающие люди не применяли. Глядя трезвыми глазами, они не стеснялись и более крепких слов. Все эпитеты были верны: фанат Гитлера, наркоман и алкоголик. К сожалению, это было фактами, а не преувеличением. Из советского посольства Садату постоянно присылали водку ящиками, которую он зело уважал.

Попивая водочку после трудового дня, Садат мог расслабиться гашишем, что указывало не только на буржуазное влияние Запада, а еще и на крепкое здоровье. И язвительное прозвище «подкаблучник» соответствует истине. Все решения, принятые Садатом, были подготовлены его женой.

Еще Садата звали «долбанным негром», что не совсем верно — будучи от природы очень смуглым, новый президент имел суданские корни. Последнее утверждение Мещеряков отвергал, а вот что делать с остальным, не знал.

Войны никто не хотел, война была неизбежна…

Поглядывая сбоку, Арвид Янович едва заметно улыбался. Бодрый взгляд, румянец на щеках. И когда только он отдыхать успевает? Но позавидовать Мещеряков не успел — неожиданно товарищ Пельше выдал решение проблемы. Простое и парадоксальное, оно выглядело изящно.

— Долги Египта мы продадим Никсону, — сказал Пельше. — Вернее, тем кругам, что за ним стоят.

— А они заплатят?

— Однозначно. Мы готовы взять товаром — станками, бульдозерами, зерном, лекарствами, медицинским оборудованием… Да хоть джинсами, черт возьми! Как ни смешно, но это выгодно всем. И каким образом Египет будет рассчитываться со Штатами, станет неважным. Это же они собираются нас кинуть, верно?

Гениальное всегда выглядит просто. А простой план, в отличие от сложной многоходовки, порушить значительно сложнее.