Брат Оври разломил хлеб, обмакнул кусок в чашку с уксусом – и положил на тарелку. Есть ему расхотелось. Возможно, это усталость. Ночь выдалась очень тяжелая, в восточном крыле рожала женщина из последней группы беженцев. Ребенок шел попкой вперед. Брат Оври сделал все возможное, чтобы младенец и мать остались живы. Новорожденную девочку приняли сестры, а брат Оври, накладывая швы роженице, думал о том, что эта бедная женщина выбрала совсем неподходящее время для того, чтобы стать матерью. Ну да ладно, только бы выжила. Занимаясь роженицей, он и не заметил, как наступило утро.
– Идите, поспите, отец Оври, – сказала ему молоденькая послушница Вера. – Мы позаботимся о бедняжке.
Оври решил не возвращаться в келью, устроился тут же, в лазарете на одной из лежанок. Проспал он до полудня и очень рассердился, когда понял, что сестры его не разбудили. Но у девушек были такие глаза, что гнев Оври сразу улетучился. Он только поворчал по-стариковски и отправился в монастырскую трапезную – его мучила жажда.
Его завтрак стоял нетронутым на столе: краюха хлеба, уксус в чашке, несколько зеленых маслин и бокал с травяным чаем. Хлеб был темный и черствый, но скоро в Гойлоне не будет и такого. Оври сам распорядился уничтожить все запасы зерна, что оставались в главном амбаре – плутоватые купцы из Карании привезли в монастырь зерно, зараженное спорыньей. Только антонова огня им еще не хватало [Антонов огонь – тяжелое отравление, вызываемое афлатоксином, содержащимся в грибке спорынья, паразитирующем на хлебных злаках. В средние века отравления спорыньей имели характер массовых эпидемий]. Желтуха и дизентерия уже появились, и Оври всерьез опасался, что может начаться эпидемия. Сестры раздают беженцам целебный травяной чай, прогоняющий кишечные недуги, но среди людей, собравшихся в монастыре, много ослабленных и голодных. Остается только надеяться на защиту высших сил…
– Оври!
Врач обернулся. Нэни Береника была не одна – настоятельницу сопровождали две послушницы, у одной в руках был сосуд с миром. Оври принял поцелуй настоятельницы, заглянул в ее ярко-синие глаза.
– Все хорошо, матушка, – сказал он. – Нам удалось спасти и мать, и младенца.
– Я оторвала тебя от еды.
– Пустяки, матушка. Я не голоден.
– У тебя усталый вид, Оври. Ты очень много работаешь.
– Что делать, матушка! Людям нужна моя помощь.
– Гелес наградит тебя за подвижничество и доброту. Продолжай свою трапезу.
– Матушка нуждается во мне?
– Сначала поешь…
Оври кивнул. Заставил себя доесть хлеб, собрал со стола крошки и бросил в рот.
– Я готов, матушка, – сказал он. Ему не хотелось заставлять настоятельницу ждать.
– Тогда идем.
В кабинете настоятельницы на циновке сидела молоденькая девушка-айджи. Оври сразу понял, в чем дело, поза, в которой сидела девушка, все объясняла. Эту позу монастырский врач видел в последнее время слишком часто. Типичная поза страха: ноги поджаты под себя, локти упираются в бедра, взгляд блуждает, голова втянута в плечи, будто сидящий ожидает внезапного удара. Грязное платьице девушки было в темных пятнах – несомненно, засохшая кровь.
– Ты ранена? – спросил Оври, шагнув к девушке и опустившись перед ней на корточки. Девушка не ответила, ее большие синие глаза, почти такие же синие как у нэни Береники, были затянуты пленкой ужаса.
– Ее привез сегодня ночью торговец, последователь Гелеса, – сказала настоятельница. – Она была в беспамятстве. Я пыталась говорить с ней, но она молчит. Попробуй узнать, что с ней случилось.
Оври кивнул, достал из кошеля на поясе флакон с нюхательной солью, поднес к лицу девушки. Она вздрогнула, отшатнулась, испуганно посмотрела на врача.
– Не бойся, милая, – сказал Оври, коснувшись руки девушки. – Я брат Оври, врач. Я хочу тебе помочь. Как ты себя чувствуешь?
Девушка ответила не сразу. Оври видел, как она напряжена, и какой панический ужас живет в ее глазах. Интересно, что ее так напугало?
– Где я? – спросила девушка.
– В монастыре Гойлон. Ты в безопасности. Мы позаботимся о тебе.
– Гойлон? – Девушка огляделась по сторонам. – Где это?
– Далеко от Дреммерхэвена, – сказал Оври. – Успокойся, тебе ничего не грозит. Здесь обитель мира и покоя. Как тебя зовут, милая?
– Орселлин. Орси.
– Красивое имя. Что с тобой случилось, Орси?
– Они… они их всех убили! – Губы девушки затряслись, в глазах вновь появился ужас. – Даже…младенцев.
– Не плачь. Кого убили?
– Всех. Эвиель, Рейнса, Альгифу, Нейле, Таит. Матушку Рейле. Всех до единого.
– Как называется твоя деревня, дитя? – спросила нэни Береника.
– Крам-Динар.
– Тебе удалось бежать?
– Я…купалась. В лесу. Потом появились они.
– Они?
– Всадники. Их было много. Один всадник заговорил со мной. Он говорил со мной так странно, что мне стало страшно.
– Как они выглядели, эти всадники?
– Их было много, – девушка задрожала, будто на нее повеяло холодным ветром. – Они двигались неслышно, как привидения. Они были похожи на людей, но я знаю, что это были не люди.
– Почему ты так думаешь?
– Люди не могут убивать так жестоко.
– Ты думаешь, это они убили твоих односельчан?
– Их командир спросил меня, откуда я, и я сказала, что из Крам-Динара. А он засмеялся и сказал: "Ах, вот как называлась эта деревня!". Это они все сделали, я уверена.
– Хорошо, хорошо, успокойся… Чего они от тебя хотели?
– Я не знаю. Только я поняла, что это очень плохие люди, поэтому испугалась.
– И убежала?
– Да, – девушка замолчала, чтобы проглотить спазм в горле. Оври подал ей чашку с водой.
– Значит, они не погнались за тобой? – странным тоном спросила нэни Береника.
– Нет, – Орселлин мотнула головой. – Они… ускакали.
– Что ты еще видела, дитя?
– Отец Фэйн. Они повесили его над алтарем вниз головой. Там было очень много крови. И был череп.
– Череп?
– Череп. Раскрашенный в красный и черный цвета. Он лежал на алтаре. Мне померещилось, что он смотрит на меня. Больше… больше я не помню ничего.
– Хорошо, мы все поняли, – Оври посмотрел на настоятельницу и понял, что она думает о том же, что и он. – Тебе нужно отдохнуть, милая. Пойдем, я помогу тебе дойти до постели.
– Вы оставите меня одну? – Девушка посмотрела на Оври диким взглядом. – Они ведь придут за мной! Они знают, что я жива.
– Не придут, – улыбнулся Оври, нежно погладил Орселлин по щеке.- Гойлон святое место. Зло никогда не придет сюда, никогда. Верь мне, дочка. А тебе нужно отдохнуть. Ты очень устала и многое пережила. Сон излечит тебя. Ты ведь хочешь спать, не так ли?
Говоря это, он пристально смотрел Орселлин прямо в глаза. Девушка начала зевать, потом болезненный блеск в ее глазах померк, и девушка уронила голову на плечо Оври.
– Ну, вот и все, – сказал врач. – Теперь она проспит долго и забудет многое из того, что видела.
– Шестая деревня, – сказала нэни Береника. – И на этот раз уцелел свидетель. Теперь мы знаем, кто это делает.
– Всадники, – произнес Оври. – Наемники или…
– Это не наемники, – нэни Береника посмотрела на спящую Орселлин. – Много, много хуже. И поэтому странно, что они не убили эту девочку.
– Тебя это удивляет, матушка?
– Надо понаблюдать за девочкой. Мне кажется, она необычная.
– Крам-Динар, – произнес Оври. – Интересно, где это?
– Торговец сказал мне, что подобрал девушку недалеко от Дреммерхэвена. Это земли айджи. Все уничтоженные деревни были населены айджи. И везде убийцы оставляли раскрашенный череп.
– Что это значит, матушка?
– Ничего хорошего это нам не сулит.
– Ты не хочешь говорить об этом?
– Я боюсь собственных мыслей, Оври.
– Неужто так все плохо?
– Плохо, – нэни Береника покачала головой. – На Хеалад наползает такая тьма, что скоро она поглотит всех нас. И тогда даже времена княжеских междоусобиц покажутся нам золотым веком.
– Ты что-то знаешь, матушка, но не хочешь говорить об этом, – Оври вздохнул. – Я понимаю. Ты не хочешь лишать нас последней надежды.
– Надежда всегда есть, Оври, – настоятельница слабо улыбнулась. – Пока жизнь не покинула Гойлон, для этой земли не все потеряно. Поэтому давай делать свое дело. Ты будешь выполнять свой долг, а я буду выполнять свой. И думать не о смерти, а о жизни.
– Матушка! Матушка Береника!
Молоденькая зеленоглазая послушница замерла на пороге кабинета, глядя на спящую Орселлин.
– Что тебе, Линне? – Береника по лицу девушки поняла, что случилось что-то нехорошее.
– Там… там наемники!
Странное место этот Гойлон, подумала Мирчел Ледяная Кровь, осаживая коня на площади перед храмом. Ни стен, ни валов, ни рвов – ничего. Никаких оборонительных сооружений. Кучка каменных и деревянных строений, облепивших трехступенчатый, похожий на пирамиду, храм Гелеса. Справа от храма, на большой площади, которая в мирное время использовалась для священных церемоний, теперь расположился лагерь беженцев, окруженный кольцом повозок. Мирчел видела, как торопливо люди загоняют в свои шалаши коз и овец. Ее позабавила такая наивность. Дворняги всех цветов и размеров, испуганные не меньше своих хозяев, злобно лаяли из-под возов на приближающихся всадников. Иан-Бродяга выругался и поднял арбалет, чтобы всадить стрелу в одну из собак, но Мирчел велела ему не тратить понапрасну стрелы.
– Никогда здесь раньше не был, – сказал другой наемник, Вирн, глядя на свою начальницу. – Легкая добыча, ни одного вооруженного парня. Одни монашки и сиволапые.
– Эти глупцы и впрямь полагают, что в этом клочке земли есть какая-то святость, и она их защитит.
Секунду спустя Мирчел увидела настоятельницу. Нэни Береника вышла из большого каменного здания слева от храма. Следом за настоятельницей из дверей появились две послушницы в белом и коренастый пожилой монах с сумкой через плечо. Мирчел много слышала о гойлонской настоятельнице, но никогда ее не видела. Про себя отметила, что ничего внушающего трепет или почтение в нэни Беренике нет – маленькая сухая старушонка в поношенной черной одежде. Вот разве только глаза…
– Меня прислал Ирмас Удэн, – сказала наемница, не сходя с седла. – Наместник Ирмас Удэн. Меня зовут Мирчел Ледяная Кровь. Слышала обо мне?
– Слухи порой доходят и до нашей обители, – ответила настоятельница. – Они приписывают тебе пролитую кровь жителей Айфодла. Это ведь ты устроила там беспощадную резню.
– В Айфодле жили изменники и предатели, – сказала Мирчел. – Они отказались присягнуть дому Эдхо, и были наказаны за это. Ты считаешь, что я поступила неправильно?
– Мне не дано судить людей. Ты поступила так, как считала нужным поступить, тебе с этим жить. С чем пожаловала?
– Наместник Ирмас Удэн считает неправильным, что твой монастырь не платит податей. Гойлонская обитель расположена на землях дома Эдхо и обязана платить. Ирмасу нужны деньги, чтобы содержать войско.
– Со времен императоров династии Грозового Дракона монашеские обители были освобождены от любых податей, – возразила нэни Береника. – Мы считали до сих пор, что древние законы незыблемы и действуют до сих пор.
– Действовали, – сказала наемница. – Теперь наместник Ирмас установил иные законы. И вы будете выполнять их. Нам плевать на старые замшелые заповеди.
– Понимаю, – нэни Береника пристально посмотрела на Мирчел. – Чего ты хочешь, Кровавая Дева из Дреммерхэвена?
– Денег. С вас причитается пятьдесят фунтов серебра.
– У нас нет столько. Мы бедная обитель.
– Придется найти. Иначе Гелес останется без почитателей.
– Ты и в самом деле готова убить всех, кто ищет здесь мира? Мужчин, женщин, детей, стариков?
– Ты не поняла меня, старуха. У меня приказ наместника Ирмаса, и я его выполню. Даже если мне придется превратить ваш благочестивый курятник в груду головешек, а тебя и твоих монашек скормить воронам.
Лицо нэни Береники осталось спокойным. Она лишь окинула взглядом весь отряд Мирчел – три десятка до зубов вооруженных верховых головорезов, окруживших ее со всех сторон.
– Нам нужно время, чтобы собрать требуемую сумму, – сказала она. – У нас нет серебра, которое ты требуешь. У нас даже хлеба не хватает.
– Я сейчас заплачу от жалости. Хватит болтать чепуху. У беженцев есть скот. А в храме должны быть священные сосуды и прочий дорогой хлам.
– Ты хочешь обобрать Гелеса?
– Я язычница. Гелес не мой бог.
– Хорошо. Я могу попросить тебя сойти с коня и пройти со мной в храм? – спросила настоятельница, глядя на Мирчел своими пронзительно-синими глазами.
– Зачем?
– Чтобы ты сама могла увидеть наши сокровища.
– Хорошо, – Мирчел спешилась, бросила поводья Вирну, шагнула к нэни Беренике. – Пойдем.
– Оври, останься здесь с сестрами, – велела настоятельница человеку с сумкой, затем повернулась к Мирчел и сказала: – Следуй за мной.
– Если со мной что-нибудь случится, – обратилась Мирчел к своим людям, – убейте здесь всех до единого. А монастырь сожгите.
– Будет исполнено, командир, – ответил за всех Вирн.
– Идем, – позвала нэни Береника. Она была совершенно спокойна, и жестокий приказ Мирчел, казалось, совершенно ее не испугал.
Резные деревянные двери раскрылись, и Мирчел вошла внутрь.
Бедность. Вопиющая и неприкрытая. Голые каменные стены, убитый земляной пол. Потемневшие потрескавшиеся деревянные столбы, подпирающие свод. Старый медный гонг у входа, ударом в который монахинь созывают на молитву.
Алтарь в глубине храма – просто каменная глыба. На нем два подсвечника с горящими сальными свечами, глиняная тарелка с проращенной пшеницей и оловянная чашка с водой. Изображение Гелеса – грубая деревянная статуя, топорно раскрашенная каким-то художником-самоучкой. В руках у бога – белый барашек.
Мирчел схватила один из подсвечников с алтаря. Олово. Всего лишь олово.
Ничего ценного. Все убранство храма не стоит одной золотой монеты.
– Теперь ты видишь, дочка, что в этом храме не собрать пятидесяти фунтов серебра? – сказал голос.
– Хочешь, чтобы я тебе поверила? – Мирчел с досадой отшвырнула подсвечник. – Я перерою весь твой вонючий монастырь, но…
Она запнулась, почувствовав, что ее будто обдало жаром.
Голос. Это не настоятельница Гойлона.
Мирчел медленно развернулась на каблуках и вскрикнула от ужаса.
– Кто ты?
– Ты не помнишь меня, дочка? – Незнакомая женщина в темном плаще шагнула к наемнице, подняла руку, словно хотела коснуться груди Мирчел. – Боги, ты совсем ничего не помнишь!
– Кто ты такая? – Мирчел попятилась от женщины, схватилась за рукоять меча.
– Бедненькая моя! Это все Тень. Она помрачила твой разум.
– Какая Тень? О чем ты говоришь? Кто ты?
– Теперь я вижу, что ты все позабыла. Однажды с тобой уже случилось такое, – сказала женщина с печальной улыбкой. – Это было в тот день, когда тебе исполнилось шесть лет. Я сшила для тебя платье – красивое, с вышивкой по рукаву. И вплела тебе красную ленту в волосы. Тогда волосики у тебя были светлее, чем сейчас, и очень красиво вились. Ты вышла во двор поиграть с детьми. Вы прыгали через канаву – кто дальше. Ты прыгнула неудачно и упала в эту канаву. Прямо в грязь. Расшиблась, испачкалась и начала реветь. Я выбежала на твой плач, стала успокаивать тебя, а ты все время говорила мне: "Кто ты? Кто ты?" Это был испуг. Ты забыла меня, дочка. Потеряла память. Наш знахарь Мишле слил тебе испуг, и ты поправилась.
– Платье, – Мирчел почувствовала, что волосы на ее голове встают дыбом. – Платье из беленого льна. Коротенькое, до колен. По рукаву были вышиты красные цветы. А лента была шелковая, очень дорогая.
– Все верно, – женщина улыбнулась. – Видишь, ты вспомнила.
– Кто ты? Как ты можешь все это знать?
– Ты была настоящей красавицей, – продолжала женщина. – Однажды тебя чуть не увели женщины из народа лали: они частенько бывали в нашем городе, ворожили, предсказывали будущее. Я тогда еле тебя нашла. А когда ты выросла, то из маленького ангелочка превратилась в красавицу-девушку. Парни за тобой табунами ходили. И ты самая первая на нашей улице вышла замуж. Тебе только-только семнадцать исполнилось.
– Я… была замужем?
– Ты и этого не помнишь?
– Нет, – Мирчел вытерла выступивший на лбу холодный пот. Ноги у нее дрожали, и ей казалось, что она вот-вот лишится сознания. – Ты что, все обо мне знаешь?
– Знаю. Я помню каждый день твоей жизни. Ты была очень счастлива. И я радовалась, глядя на тебя. Потом у тебя родилась дочка. В тот день я ощутила такое чистое и бесконечное счастье, что испугалась. Я поняла, что такая милость богов не может быть вечной, и судьба обязательно приготовит для нас всех испытание. А потом я увидела во сне, что в городе начался большой мор. И что ты заразилась и умерла.
– Умерла?
– Да. Когда я проснулась, то сразу же пошла в храм великой Некриан и стала просить о милосердии. Я просила Некриан взять мою жизнь и оставить твою. Я просила послать твою болезнь мне. И Некриан услышала меня. Сон оказался вещим – прошло несколько недель, и в наш город пришла чума. Я заболела. Помню, как ты плакала, сидя у моей постели. А мне было радостно, что твоя судьба стала моей.
– И ты умерла? Вместо меня?
– Я сама об этом просила, дочка.
– Кто ты?!
– Протяни руку.
Мирчел коснулась ладони женщины, выпростанной из-под темного, похожего на сгусток тумана, плаща. Ладонь была теплой. А потом Мирчел увидела, что на мизинце нет ногтя.
– Мама? – От ее пронзительного, полного боли и горя вопля, казалось, содрогнулись даже камни. – МАМААААААААААА!
– Что с тобой, дочка?
Мирчел захлебывалась от рыданий, а теплая мягкая рука гладила ее по голове. Потом все вдруг пропало. Подняв заплаканное лицо, наемница увидела что стоит на коленях у алтаря. Темный зал храма Гелеса, огоньки свечей и лампад и нэни Беренику. Синие глаза настоятельницы блестели от слез.
– Что с тобой, дочка? – спросила Береника.
– Я… здесь был призрак, – Мирчел озиралась по сторонам. – Я видела… видела…
– Гелес заглянул в твое сердце. И увидел там великую боль и невыплаканное горе.
– Гелес?
– Я понимаю тебя. Ты хочешь что-нибудь сказать мне?
– Нет, ни-ничего, – Мирчел поднялась с колен, испуганно посмотрела на настоятельницу. – Я ухожу.
– Иди, – нэни Береника коснулась пальцами наплечника наемницы. – Я благословляю тебя, дочка.
Вирну начало надоедать ожидание. Вообще, все идет как-то не так. Почему-то Мирчел нянчится с этими святошами. Непохоже на Кровавую Деву. В Айфодле все было совсем по-другому. Там никто не тратил время на пустые разговоры. Приехали, пустили сиволапым кровь, разграбили и сожгли городишко. А тут…
Вирн еще больше удивился, когда Мирчел вышла из храма вместе с настоятельницей. У нее было бледное и напуганное лицо. Такого лица у безжалостной Кровавой Девы, правой руки Ирмаса Удэна, никто из наемников никогда прежде не видел. Она будто что-то увидела в храме. Что-то непостижимое.
– Командир? – спросил Вирн, чувствуя, что происходит нечто странное.
– Уезжаем, – сказала Мирчел, пряча глаза. Вскочила в седло, пришпорила коня и вихрем понеслась по дороге от монастыря, не оглядываясь назад.
Вирн всегда был дисциплинированным воином. Мирчел отдала приказ уезжать, и он поскакал за ней следом. Наверняка у него будет возможность расспросить свою начальницу, почему они так неожиданно оставили Гойлон.
Нэни Береника смотрела вслед удаляющимся наемникам, пока отряд не исчез за поворотом горной дороги.
– Матушка? – Оври заглянул настоятельнице в глаза. – Что произошло? Почему они уехали? Я уж думал, мы все умрем сегодня.
– Потому что Гелес сжалился над нами, – вздохнула нэни Береника. Удивленный Оври увидел, что глаза настоятельницы светятся радостью. – Это она.
– Кто?
– Мирчел. Она та, кого я ждала.
– Эта убийца?
– Оври, пророчество сбылось. Эта женщина – наша последняя надежда. Тенета Зла опутали ее, но в ее душе горит свет. Крошечный огонек, который надвигающаяся ночь так и не смогла погасить.
– И что нам теперь делать?
– Ждать, Оври. Ждать, когда сюда вновь вернется та, кого называют Мирчел Ледяная Кровь. Уже как наш друг, а не как враг. Будем молить Гелеса, чтобы это случилось как можно быстрее.