Щит Найнавы

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мясо на вертеле постепенно обжаривалось, и душистый сок капал прямо на угли. Только сейчас, когда ужин был почти готов, Орселлин ощутила, как же она голодна. Книжник заметил, как она смотрит на жаркое, усмехнулся.

– Устала? – спросил он.

– Немного, – призналась девушка. – И есть хочу.

– Пусть мясо хорошенько прожарится. Я не любитель полусырой говядины.

Орселлин кивнула. Книжник повернул вертел и ушел к лошадям. Орселлин хотелось поговорить, но она поняла, что ее спутник не расположен к беседе. Возможно, он просто утомился. Сегодня они провели в седлах весь день.

Их путешествие началось на рассвете: на постоялом дворе близ Старых ворот Дреммерхэвена Книжник сторговал себе крепкого, хоть и неказистого коня, а еще запасся провизией. Они выехали из города и долго ехали сначала на восток, а потом на юг. Во время первой короткой остановки Орселлин не выдержала и спросила Книжника, куда они едут.

– В Арк, – ответил монах.

– Это очень далеко, – заметила Орселлин.

– Пять дней пути, если ехать не спеша, и отдыхать по ночам. У нас есть время, так что спешить мы не будем.

В полдень они сделали еще одну остановку на берегу небольшой речки, набрали свежей воды, напоили коней и поели сами. И только с закатом Книжник решил устроить настоящий привал. Выбрал укромную лощину недалеко от дороги, развел костер, нарезал веток для постели, расседлал и стреножил лошадей.

– Займись ужином, – сказал он Орселлин, когда девушка спросила, не нужна ли ему помощь.

Дрова в костре прогорели, и Орселлин пристроила над угольями мясо для жарки. Нарезала на одеяле ковригу хлеба, очистила от шелухи несколько луковок. Книжник тем временем закончил заниматься лошадьми и вернулся к костру.

– Ночь проведем здесь, – сказал он, отламывая от краюхи кусочек хлеба. – Лощина глубокая, ветер нам не будет досаждать.

– А волки? – спросила Орселлин.

– Волки здесь не водятся. Их перебили еще двести лет назад. Одичавшие собаки иногда встречаются. Их много развелось после войны, и они нападали на людей, потому что привыкли питаться человеческими трупами. Я испугал тебя?

– Н-нет, – сказала Орселлин, а сама поежилась. – Просто холодно.

– Когда мясо зажарится, мы разведем новый костер, и тогда никакие хищники нам не страшны. Иди, оденься потеплее, я присмотрю за мясом.

Орселлин кивнула, направилась к седельным мешкам, лежавшим рядом с седлами и попонами. В одном из них отыскала подбитую мехом кожаную тунику, надела ее на себя и поспешила вернуться к костру. Рядом с Книжником она чувствовала себя спокойнее.

– Еще немного, – сказал монах, ткнув жаркое острием ножа. – У нас будет превосходный ужин. Нет ничего лучше куска жареного мяса, съеденного на свежем воздухе.

– Ты говорил о фамарах. – Орселлин все же рискнула разговорить своего спутника. – Я ничего не знаю о них. Что они такое?

– Зло. Абсолютное и беспощадное. Когда-то эта земля принадлежала им. Потом пришли предки нынешних санджи и одолели фамаров. Но они не исчезли окончательно. Укрылись в ночных тенях и ждали своего часа. Теперь этот час подходит.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Я же монах. Я прочитал древние книги о том, что однажды Тень вернется на землю. Это случится в тот день, когда весь мир будет охвачен войной. Фамары – часть Тени, и они возвращаются.

– Ты говоришь очень страшные вещи, брат Стейн.

– Не нужно бояться. Мир всегда был поделен на Светлую и Теневую Сторону. Испокон веков Свет и Тень ведут постоянную войну, и все мы участники этой великой битвы. Каждый получает право выбора – на какую сторону он встанет. И это правильно. Однако случается, что некоторым людям с момента рождения предопределено их место в этой битве. Если человек узнает об этом, его страх уходит, остается только чувство долга.

– Почему ты мне это говоришь?

– Потому что я ищу такого человека. Женщину, которая была избрана древними богами для противостояния Тени.

– Ты обо мне говоришь?

– Нет. Ее зовут Каста. Мне нужно найти ее. Такова воля богов.

– Не понимаю. – Орселлин почувствовала неожиданную и непонятную ревность. – Ты монах, человек, посвятивший себя Гелесу, и говоришь о каких-то богах?

– Тебя это удивляет? Гелес – всего лишь одно из имен, под которым известен Отец всех древних богов. Тех, кто когда-то создал этот мир и управлял им, пока не пришли времена забвения. Сегодня лишь очень немногие помнят об истинных богах. А боги никогда не забывали о людях, старались им помогать. Только вот власти прежней у них не было. У них остался только один способ влиять на судьбы мира – искать героев. Или тех, кто может стать героем… О, кажется наш ужин готов!

Книжник снял с огня вертел, ловко нарезал горячее сочное мясо на глиняной тарелке. Орселлин показалось, что никогда в жизни она не ела ничего более вкусного.

– Хорошая говядина, молодая, – сказал Книжник, прожевав первый кусок. – Сейчас бы уксусу немного. И чесноку. Погоди-ка!

Книжник вытащил из своей сумки большую кожаную флягу, отвинтил пробку, плеснул из фляги в кружку и подал Орселлин. В кружке было крепкое темное пиво – излюбленный напиток айджи.

– Это лучше, чем пить воду, – сказал монах. – Не любишь пиво?

– Не очень, – ответила Орселлин. – Но это пиво хорошее, в самом деле.

– Ну, я тоже выпью глоточек. Твое здоровье, Орси!

– А эта женщина, Каста – зачем она тебе?

– Это долго рассказывать. Если в двух словах, я должен помочь ей, а она поможет мне. Вместе мы сможем покончить с войной, которая терзает эту землю и не допустить возвращения фамаров из Тени.

– Как все странно! – вздохнула Орселлин. – Еще недавно я ничего не знала о фамарах, о Тени, о древних богах. Просто жила в своей деревне, гуляла с подругами, встречалась с Рейнсом, мечтала о счастливом замужестве. А потом… И что будет, когда ты найдешь эту женщину, Касту?

– Я кое-что отдам ей. А взамен попрошу ее о помощи.

– А я тебе зачем?

– Хороший вопрос, – засмеялся Книжник. – Думаю, в этом тоже проявилась воля богов. Твое появление в Гойлоне совсем не случайно. Я почти уверен, что ты тоже из тех людей, которых древние боги наделяют особой судьбой.

– Особой судьбой? – Орселлин почувствовала раздражение и обиду. – Мою деревню вырезали до последнего человека. Погибли все, кого я знала и любила. Нэни Береника отправила меня к тебе, а ты даже не можешь толком мне сказать, для чего я тебе нужна?

– Не обижайся, Орси. Просто наберись терпения.

– Других слов одобрения не будет?

– Мне нечего тебе сказать, дитя. Я только прошу об одном – оставайся со мной. Если ты здесь, значит, так надо. И мне нравится твое общество.

– Врешь ты все, – сказала Орселлин, но последние слова монаха ее смутили и почему-то обрадовали. – Я ведь для тебя обуза.

– Не говори глупостей. Если нэни прислала меня к тебе, значит, так нужно. И обузой ты для меня не станешь. Я же понимаю, почему ты так говоришь. Я могу производить впечатление человека нелюдимого и замкнутого. Но я другой, – тут Книжник широко улыбнулся. – Просто жизнь у меня такая, одинокая.

– А почему ты стал монахом?

– Наверное, это лучший путь для всякого, кто желает постичь мудрость.

– Читать книги, – задумчиво сказала Орселлин. – Много-много знать. Учить других жить по законам, данным Богом. И при этом не знать семейного счастья, любви, радостей плоти, никогда не взять на руки собственного ребенка, не заглянуть в его глаза. Наверное, так жить очень трудно, брат Стейн.

– Трудно. Но я привык к одиночеству. – Книжник подмигнул девушке. – Зато у меня есть свобода.

– Свобода без любви? Для чего она?

– Поговорим об этом завтра. А сейчас давай спать. На рассвете двинемся дальше, так что отдыхай.

– А ты?

– Послежу за костром. Места тут глухие, как бы зверье не набежало.

– А почему ты не хочешь, чтобы Кай нас посторожил?

– Потому что я не хочу спать, честное слово. Ложись, ни о чем не беспокойся. Тебе надо хорошо отдохнуть.

Орселлин не стала спорить. Легла на конский потник, подложила под голову седло, накрылась валяным одеялом и попробовала думать о хорошем. Сытная еда и усталость после дня, проведенного в седле, сделали свое дело – девушка заснула очень быстро.

Книжник подбросил хворосту на угли, и костер ярко запылал, треща и выбрасывая искры в ночное небо. Некоторое время монах сидел неподвижно, а потом вздохнул и прошептал заклинание Вызова. Темнота сгустилась в неясное облако, и миг спустя превратилась в черную пантеру.

– Иди сюда, Кай, – позвал Книжник зверя. – Посиди со мной.

Пантера подошла ближе, растянулась на земле у ног монаха. Книжник заглянул в горящие зеленые глаза хищника и внезапно подумал, что никогда у него не было друга, более преданного, чем Кай. А кем станет для него Орселлин? Пока очень сложно ответить на этот вопрос. Впереди очень много испытаний, главное из которых – гробница Утаро.

Книжник посмотрел на Орселлин, убедился, что девушка крепко спит. Крадучись подошел к своей лошади, развязал один из седельных мешков и достал из него шар из полупрозрачного розового стекла. Вернулся к костру, положил шар перед собой на траву и начал шепотом читать заклинания.

Шар оставался темным. Книжник почувствовал недоумение и тревогу. Что происходит? Он все делает, как обычно, но матушка почему-то не отвечает. Проведя ладонями по лицу, Книжник попытался еще раз сосредоточиться на стеклянной сфере, вызвать в памяти лицо матери во всех мельчайших подробностях.

Ему снова не удалось активировать шар.

– Что с тобой, мама? – пробормотал Книжник, взяв шар в руку. – Не хочешь говорить со мной?

По поляне пронесся порыв ветра, раздувая угли в костре. На мгновение Книжнику показалось, что внутри шара полыхнул огонек, но эта слабая искра тут же погасла. Беспомощно оглядевшись по сторонам, Книжник взял шар в обе ладони, точно хотел согреть холодное стекло, заставить его ожить. Тяжелый близкий раскат грома заставил его вздрогнуть.

Ветер усилился. Кроны деревьев над головой Книжника начали раскачиваться все сильнее и сильнее. Подняв глаза к ночному небу, Книжник увидел, что звезд на нем больше нет. Сплошную черноту небосвода разрезали мимолетные молнии – все чаще и чаще. И еще, начали беспокойно храпеть лошади. Похоже, приближалась буря.

Книжник, сжимая в руке стеклянный шар, повернулся к Орселлин. Девушка проснулась. Она лежала, закутавшись в одеяло, и в ее глазах был страх.

– Что это? – простонала она, поймав взгляд Книжника.

– Гроза? – Книжник посмотрел на небо, которое все чаще и чаще освещали молнии. – День был такой ясный…

Громовой грохот прервал монаха, на поляну налетел такой ветер, что деревья согнуло чуть ли не до земли, а лошади заметались в ужасе. Костер погас, угли разбросало шквалом по поляне. Стало совсем темно, и во тьме слышались хруст ломающихся сучьев и завывания ветра. Орселлин вскрикнула, села на кошме, беспомощно глядя на Книжника.

– Идем! – крикнул Книжник, стараясь перекричать вой набирающего силу ветра, схватил девушку за руку и потащил к невысокой скале в низине между деревьями.

Они едва успели забиться в углубление под скалой, когда на лес обрушился дикий шквал. Сосны начали с жалобным треском валиться на землю. Полыхнула молния, осветив лес, а секунду спустя грохотнуло так, что земля задрожала. Орселлин спрятала лицо на груди монаха и дрожала в ужасе, да и сам Книжник был напуган. Такой бури ему давно не приходилось видеть.

Молнии уже сверкали беспрерывно, поджигали и расщепляли деревья, подсвечивали невиданную багрово-черную тучу, ползущую по небу. Удары грома заставляли замирать сердце. А потом хлынул дождь – стеной, потопом, грохочущим водопадом. Будто все воды небесные разом обрушились на землю. Даже Книжник ощутил суеверный ужас. Прижимая к себе плачущую от страха Орселлин, он смотрел вокруг себя и пытался понять, что происходит. Это не буря, сказал он себе. Это знамение.

Что происходит?

Павшая из тучи молния ударила в холм в нескольких десятках локтей от того места, где они спрятались. На мгновение Книжник ослеп, а потом увидел то, что заставило его забыть обо всем.

Прямо перед ним на вершине холма, среди поваленных, развороченных молниями деревьев, появилась светящаяся фигура. Она стояла, разведя в стороны руки, точно молилась. Книжника будто пронизало ледяное копье – он не мог видеть лица привидения, но понял, кто это.

– Мама! – закричал монах, бросился из укрытия под сбивающий с ног шквал, в проливной дождь, побежал, увязая в потоках пенящейся грязи, но не успел – фигура исчезла. Растаяла в ревущем грозовом мраке, погасла, оставив Книжника одного на усыпанной буреломом поляне.

– Мама… – прошептал Книжник и беспомощно опустил руки. Мгновение спустя кто-то ухватил его за рукав рясы.

– Мы… погибнем? – пролепетала Орселлин, стуча зубами, то ли от холода, то ли от страха.

– Нет, – сказал монах, глядя туда, где еще несколько секунд назад стояла призрачная фигура. – Все, все сейчас кончится. Успокойся.

– Почему ты убежал? – Орселлин заплакала, вцепилась в монаха еще крепче. – Я думала… я думала.

– Они мертвы, – сказал Книжник. – Все мертвы. Мама, мама, что ты наделала?

– Что ты говоришь!

– Ничего, – Книжник с трудом поборол накатившую тяжелую слабость. – Это просто мысли вслух.

– Наши лошади убежали! – крикнула Орселлин.

– Убежали. Идем, все скоро кончится, – Книжник обнял девушку за плечи, увлек к убежищу. – Держись за меня. Буря уже кончается.

Он еще раз оглянулся в надежде увидеть что-нибудь. Но площадка на вершине холма была пуста. Ветер налетел с новой силой, черное небо пролилось тяжелым градом. Стоя по колено в воде, Книжник прижимал к себе дрожащую Орселлин, а сам думал о том, что случилось. О том, что рано или поздно должно было произойти. Этот день пришел. Богиня-мать сделала выбор. Она отдала Щит и заплатила за это жизнью. Боги стали смертными – все Забытые, его братья и сестры, он сам, Моммек, бог мудрости, называющий себя Книжником. Великая битва началась, и ему нужно спешить. Воительница должна вернуть обратно свои реликвии.

И помочь ему получить доспехи Аричи.

Корчма в деревне Итари, что на полпути между Арком и Дреммерхэвеном, была забита людьми. Местных тут не было, только путешественники, застигнутые неподгодой в пути. Промокшие и еще не оправившиеся от пережитого потрясения путники пили жидкое пиво и скверную ячменную водку и рассказывали друг другу о виденном. На необычную пару, появившуюся в таверне, – молодого монаха и коротко остриженную синеглазую девушку в измазанной грязью одежде, – обратила внимание только хозяйка.

– Преподобный что-нибудь желает? – осведомилась она у монаха мягчайшим тоном.

– Горячего вина и комнату.

– Нет ни того, ни другого. Все комнаты заняты, а вина не осталось.

– А еда и лошади у тебя есть?

– Еды нет. Лошадей можно спросить на западной околице у Рони-торговца.

Монах посмотрел на свою спутницу: она, похоже, была в лихорадке.

– Ничего, брат Стейн, я здесь посижу, – сказала девушка. Хозяйка покачала головой.

– Я дам тебе циновку, – сказала она. – Это будет стоить одну сентеру.

– У меня есть деньги, – произнес монах.

Хозяйка кивнула и удалилась. Книжник посмотрел по сторонам: таверна действительно была полна народу. Смрадный спертый воздух в таверне будто прилипал к коже.

– Воняет, – поморщившись, сказала Орселлин. Она будто угадала мысли Книжника.

– Я пойду прогуляюсь, – сказал Книжник.

– Я с тобой.

– Не стоит. У тебя жар, и тебе надо отдохнуть. Сейчас трактирщица принесет тебе циновку, и ты сможешь поспать. А я схожу в деревню за едой. Мы не можем продолжать путь без припасов и без лошадей.

– Я боюсь оставаться одна.

– Здесь тебе ничто не грозит, – Книжник легонько пожал пальцы девушки. – Вот деньги, отдашь хозяйке за циновку. Я скоро.

Бодзо-Толстяк зевнул и посмотрел на небо. Луна была в западной стороне неба – время шло к полуночи. После свирепой бури, бушевавшей еще совсем недавно, небо, звезды и луна кажутся особенно чистыми и яркими, будто их вымыли родниковой водой. Бодзо даже подумал, что на эту тему может получиться неплохая миниатюра в стихах.

Если бы не буря, они настигли бы жертву еще засветло. Бодзо даже пожалел, что сам отправился на это дело. Но Рике через своего человека просил Бодзо лично проследить за выполнением контракта, а слово заказчика – закон. Плюс тридцать тысяч сентер, таких денег Сумеречным Клинкам давно никто не платил. Целое состояние. Ради такой суммы можно оставить на время роскошный дом, красивых наложниц и изысканные блюда и самому принять участие в травле. Заодно выпала оказия поразмяться, тряхнуть стариной. В последний раз Бодзо-Толстяк, патриарх клана Гэнсе-Ро-Омайто в Дреммерхэвене, убивал собственноручно лет эдак восемь назад. Нынче в Хеаладе спрос на услуги Сумеречных Клинков невелик, древнее искусство убивать изысканно и красиво никому не нужно. Куда дешевле нанять проклятых наемников или вовсе бандитов, которые готовы зарезать человека за бутылку рисовой водки. Так что надо ловить момент – когда еще выпадет случай поработать, как в благословенные минувшие дни? С собой Бодзо взял четырех лучших людей: пять – священное число для Гэнсэ-Ро-Омайто. Пять пальцев одной карающей руки. Древние традиции надо соблюдать.

Разведчики появились еще до того, как Бодзо закончил рифмовать последние две строчки своей миниатюры.

– Они в Итари, учитель, – сказал старший из разведчиков.

Бодзо повернулся к Сакаши, закутанному в теплый плащ.

– Ты все мне рассказал, маг? – спросил он.

– Рассказал? – Сакаши встрепенулся. – Все, господин Бодзо. Все, что знал.

– Смотри, маг, я очень не люблю неожиданностей. – Бодзо окинул взглядом своих людей. – Выступаем. До исхода ночи работу следует закончить.

У Рони-торговца оказалась на продажу только одна лошадь – старая заезженная кобыла с облезлой гривой, стертыми зубами и распухшими бабками. Красная цена ей была десять сентер – Рони запросил двадцать пять. Сторговались на двадцати. С едой было еще хуже. Дома крестьян в Итари пусты, как их глаза и желудки. Когда-то это, наверное, была зажиточная деревня, но после войны Тигра и Дракона пришла в полный упадок. Улицы тонут в грязи, поля у домов заросли сорной травой, сады выглядят как дикие рощи. Мужчин почти не осталось, одни старики и женщины. Люди просили у Книжника благословения, приглашали в дома, но на предложение продать еды только качали головами. Потом к нему подошла пожилая изможденная женщина.

– Благословите, преподобный, – попросила она.

Книжник выполнил ее просьбу – и получил две осами, сухие ячменные лепешки. Маленькие, чуть больше ладони величиной. Такие хлебцы крестьяне пекут впрок, и потом весь год хранят в плетеных коробах и едят, размочив в кипятке. Он протянул женщине монету, но та покачала головой и ушла.

Книжник отломил от одной из лепешек кусочек, положил в рот. Хлеб отдавал пылью и плесенью и хрустел на зубах, как штукатурка. Неважная еда для того, кто когда-то был небожителем. Был…

Видение не могло обмануть. Его мать мертва, и он сам, и его братья и сестры стали смертными. Обычными людьми, удел которых – возвращение во прах. Тогда какой смысл в том, что они делают? Зачем ему теперь искать Воительницу, пытаться добыть доспехи?

Есть в этом смысл, или нет, но довести начатое до конца все же надо. Может там, в конце пути, окажется ответ хотя бы на один из вопросов.

Книжник отдал свою лепешку кобыле, вторую сунул за пазуху – для Орселлин. Посмотрел на небо. Оно совершенно расчистилось от туч, стало светло. Ночной ветер качал деревья, от его порывов Книжника пробирал озноб. Его одежда все еще влажная, стоит побыстрее вернуться в корчму, да и девушка его ждет…

Черные тени появились неожиданно. Одна метнулась от домов, две другие выскочили наперерез из-за высоких кустов по обочинам дороги. Если бы не луна, брошенный орион угодил бы Книжнику прямо в лицо, но сталь сверкнула в лунном свете – и Книжник чудом успел отклониться. Орион попал в кобылу, та жалобно заржала, рванула повод и метнулась прочь, назад, к домам.

– Кай! – крикнул Книжник, сжимая кулаки и выпуская клинки из перчаток.

Первый ассасин кинулся на него с мечом, ударил в голову. Книжник парировал выпад, упал на колено, подсекая врагу ногу своим клинком. Ассасин увернулся, тут же рядом появился второй. Книжник понял, что погиб.

И погиб бы – если бы не Кай.

Леопард выскочил из темноты неслышно, бросился на убийц молча, точно подражая им. Лапой размозжил лицо первому, рванул второго, укладывая в грязь. Запахло кровью. Книжник развернулся, чтобы встретить третьего убийцу. Отбил направленный ему в голову удар танги, резанул коротко левой рукой, рассекая врагу переносицу. Раненный ассасин всхлипнул, отшатнулся, пытаясь сохранить равновесие. Книжник ударил его в лицо, ломая челюсть и опрокидывая на землю. А мгновение спустя услышал, как яростно и обреченно взвыл Кай и обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу еще с двумя ассасинами.

Один из них был ранен – кровь била у него толчками из разодранной когтями леопарда артерии, но он еще мог драться, и атаковал Книжника колющим выпадом. Клинок танги попал в грудь, скользнул по ребрам, разрывая плоть. Ошпаренный болью Книжник вскрикнул и, нырнув под меч противника, нанес двойной удар в живот ассасина, выпуская внутренности. Последний убийца, тучный и крупный, двигался, тем не менее, с поразительной ловкостью. И еще – он не был ранен.

– Кай! – крикнул Книжник, пытаясь ухватиться за последнюю надежду.

Клинок толстяка ударил косо, сбоку – безупречный, отработанный десятилетиями тренировок смертельный удар, нацеленный в висок. Такие удары почти невозможно отразить.

Почти.

Лезвие танги ударило по левой руке Книжника, угодив в стальную крагу боевой перчатки. Лязгнул металл, боль в руке показалась Книжнику не такой нестерпимой, как он ожидал. У него было очень мало времени на контратаку, но Книжник успел. Клинок правой перчатки ушел до самых костяшек пальцев в брюхо толстяка, и Книжник рванул его вверх, распарывая ассасину живот. И только через какое-то время пришло чувство, что все кончено.

Придерживая левую руку, Книжник подошел к Каю. Леопард лежал на боку, дышал мелко и часто. Книжник коснулся головы зверя: леопард тяжело вздохнул, совсем по-человечески.

– Кай! – шепнул Книжник. – Кай, что с тобой?

Леопард еще раз вздохнул и вытянулся на окровавленной земле. Книжник провел ладонью по загривку зверя, ощущая мелкое сокращение мышц – последние, уже посмертные судороги.

– Вот и ты, друг мой, меня покинул, – шепнул Книжник.

Пальцы левой руки двигались, кость была цела, но рукав мантии насквозь пропитался кровью. Левая перчатка была разрублена, клинок заклинило, рычаги погнулись, механизм забило сгустками крови. Рана в груди кровоточила меньше, но Книжник чувствовал слабость и головокружение. Нужно немедленно остановить кровь и заняться ранами. Миг спустя появилась мысль, от которой Книжник похолодел – оружие убийц могло быть отравленным. Если так, то времени у него осталось совсем немного…

Крадущееся движение в кустарнике справа от себя Книжник уловил не зрением, ни слухом – всем телом. Звякнул выброшенный из перчатки клинок, Книжник рванулся в тень, настиг фигуру в черном, пытавшуюся сбежать с поля боя, толчком в спину бросил на землю.

– Ты?!

– Не убивай! – взвизгнул Сакаши, закрываясь ладонями. – Пощады!

– Почему, Сакаши?

– Это не я! Это все Рике, придворный маг лорда Тодзе. Это он мне приказал.

– Говори, – велел Книжник, приставив клинок к горлу мага. – Все выкладывай, иначе, клянусь Вечностью, я…

– Я… я знаю, где находится вход. Свитки Ларина… там были подсказки.

– Значит, убийство Ларина – тоже твоих рук дело?

– Это все Рике. Я рассказал ему о своих поисках, о портале, который открыл у Нараино. Мне нужны были деньги. Я хотел продать ему секрет доспехов Аричи.

– Ложь, Сакаши. Это ты подал Рике идею с доспехами, а он за нее ухватился. Если Тодзе получит священные доспехи дома Химу, он получит все права на престол Хеалада. Дом Эдхо не сможет претендовать на власть. И это твои люди убили старого Ларина.

– Это люди Рике! – взвыл Сакаши. – Это Рике велел мне нанять Сумеречных Клинков.

– Гэнсе-ро-Омайто? – Книжник похолодел. – Убийцы императоров. Их услуги очень дорого стоят.

– Рике дал денег. Сорок тысяч сентер.

– Щедро. – Книжник слегка нажал на клинок. – Говори, где зачарованный вход в гробницу, иначе…

– Он во Дворце Горного Дракона. Это точно.

– С чего ты это взял?

– Свитки, Книжник. И моя интуиция. Последние годы жизни Утаро не покидал дворец. После его смерти саркофаг с телом императора был якобы вывезен в Арк. Но саркофаг был закрыт и запечатан. Вряд ли там было тело Утаро.

– Это всего лишь предположение.

– Нет. Это правда. Истинный вход в усыпальницу скрыт во Дворце Горного Дракона. В Арке была сооружена ложная гробница. Утаро позаботился о том, чтобы после его человеческой жизни настоящая гробница осталась недоступной.

– Что значит "после человеческой жизни"?

– То и значит. Утаро превратил себя в лича.

– Это невозможно. Утаро не обладал такой магической силой.

– Много ты знаешь! – Сакаши криво улыбнулся. – У него был алхимический камень Канвал, один из семи магических кристаллов, когда-то хранившихся в сокровищнице Великой Ложи фамарских колдунов. Этот камень управляет магией Перерождения, и Утаро использовал его магию, чтобы переродиться в нежить, стать личем и вечно охранять доспехи Аричи и свои сокровища. После смерти Утаро маг Таеши извлек сердце императора и вложил на его место камень Канвал. Так Утаро стал личем.

– Это было в свитках?

– Да. Теперь ты отпустишь меня?

– Нет, – Книжник разжал пальцы и убрал клинок в перчатку. – Ты пойдешь со мной. Если поможешь мне, я гарантирую, что ты проживешь еще много лет. Если же нет, я тебя убью.

– Господин, я ничего не знаю! – прохныкал Сакаши. – Я не могу быть тебе полезным.

– Вставай, – Книжник здоровой рукой подхватил мага, поставил на ноги. – Свитки при тебе?

– Нет, они остались в моем доме в Дреммерхэвене.

– Неважно. Ты должен помнить, что там написано. Учти, Сакаши, один раз я удержался и не пустил тебе кровь. Но теперь ты меня разозлил. Из-за тебя погиб Кай, мой единственный друг. Так что не доводи меня до бешенства, или ты умрешь.

– Я все понял, господин.

– Где лошади этих молодцов? – Книжник показал на трупы ассасинов.

– Мы оставили их в деревне, во дворе заброшенного дома.

– Пойдем, покажешь, где это место.

Маг только замотал головой, промычал что-то нечленораздельное. Книжник подхватил Сакаши под руку и потащил к деревне. Он смог сделать несколько шагов, а потом почувствовал, что земля уходит из-под ног. Последнее, что увидел Книжник – это небо. Бездонно-черное, усыпанное огромными звездами, и падающее прямо на него с огромной скоростью.

Он пришел в себя от резкой боли. Вначале глаза ничего не видели, потом из полутьмы появилось лицо Орселлин.

– Что…что со мной? – шепнул Книжник.

– Ты, святой отец, был на грани миров, когда мы тебя нашли, – рядом с Орселлин появилось другое лицо, широкое, открытое и улыбающееся, с щелочками глаз и блестящим бисером пота на лбу. – Но теперь все позади. Я обработал и зашил твои раны наилучшим образом. Подумать только, что у каких-то негодяев поднялась рука на святого человека!

– Это лекарь, – сказала Орселлин, прочитав в глазах Книжника вопрос. – Мы нашли тебя, и хозяйка тут же позвала лекаря.

– Я потерял сознание, – сказал Книжник, глядя в потолок. Рука и грудь, болели, казалось, уже не так сильно, как в первые мгновения.

– И почти половину своей крови, святой отец, – лекарь отошел от раненого. – Но жить ты будешь. Хвала предкам, сложения и здоровья ты богатырского.

– Постой, – спросил Книжник, глядя на улыбающуюся Орселлин, – а где Сакаши?

– Кто?

– Маг, который был со мной.

– Не было там никого. Ты лежал один в луже крови у дальних домов.

– Сбежал, – Книжник скрипнул зубами. – Надо догнать его.

– Э, нет, святой отец! – Лекарь повелительным жестом остановил Книжника, пытавшегося приподняться с ложа. – Денек-другой надо полежать, восстановить силы. А еще лучше неделю. Швы должны как следует зажить.

– Я не могу, – Книжник сделал еще одно движение, но грудь прострелила боль, и все завертелось у него перед глазами.

– Ишь, какой ты прыткий, святой отец! – усмехнулся лекарь. – Нет уж, надо полежать. Следи за ним, дочка. Если появится жар или дурной запах от ран, сразу зови меня, хорошо?

– Орселлин! – позвал Книжник, когда понял, что лекарь ушел. – Ты где?

– Я здесь, брат Стейн, – девушка подошла к ложу, наклонилась над раненым.

– Они… убили Кая. Я остался совсем один.

– Ты не один. Я буду с тобой, сколько ты пожелаешь.

– Тогда не уходи. Будь рядом.

– Хорошо.

– Орселлин!

– Что, брат Стейн?

– Если я умру, сделай для меня… В моей сумке лежит сверток. В нем кое-какие вещи, они очень ценные. Найди наемницу по имени Мирчел и отдай эти вещи ей. Не спрашивай, зачем – так надо. Выполнишь?

– Ты не умрешь, брат Стейн. Не говори глупостей.

– Я постараюсь. Но все мы теперь стали смертными.

– Мы ими всегда были, – Орселлин накрыла своей ладонью руку Книжника. – Мы все умрем, но не здесь и не сейчас. Ведь так, брат Стейн?

– Ты веришь, в то что говоришь?

– Конечно. Ведь с нами Гелес, он защитит нас.

– Гелес! – Книжник закрыл глаза. – Я устал. Прости меня, я не могу говорить с тобой.

– Не говори. Поспи. А я буду рядом.

– Орселлин, – губы Книжника дрогнули, – знаешь, о чем я сейчас подумал? Если я проснусь, то самым большим счастьем для меня будет увидеть тебя.

– Спи, брат Стейн. Спи. И пусть сон исцелит твои раны. – Орселлин увидела, что Книжник закрыл глаза и чуть тише добавила: – А я за тебя помолюсь.