Самый длинный день в году

Глава 1

Влад Тарханов

Проект «Вектор»

(Из серии «Игры в солдатики»)

Книга третья

Самый длинный день в году

Пролог

Январское море — всегда ненастное. Даже тут, недалеко от Окленда, в разгар местного лета, опять бушевал внезапно налетевший шторм. Но на стометровой глубине волнение практически не ощущалось. Петр Денисович Грищенко находился на командирском мостике подводной лодки, которая раньше называлась «Большевик», потом «Фрунзенец» а теперь получила простое и лаконичное наименование Л-3. Спущенная на воду в далеком тридцать первом году, подводная лодка прошла в сороковом серьезную модернизацию (по особому проекту). Тогда же на лодку пришел и молодой капитан 3-го ранга, только окончивший Военно-морскую академию ВМФ им. Ворошилова. Не смотря на предложенную солидную должность в штабе Балтийского флота и перспективу быстрого карьерного роста, Грищенко добивался назначения на корабль, вот и получил в свои руки один из самых больших подводных кораблей СССР. И это был его первый дальний поход на должности командира подлодки, да еще и с такой секретной миссией.

На Балтике повеяло свежим ветром: летом сорокового года командующим Балтийским флотом стал флагман 1-го ранга Иван Степанович Юмашев, а Трибуц отправился на его место — руководить Тихоокеанским флотом. При переводе на новое Юмашев был переаттестован в вице-адмиралы, да и называть это место совсем уж новым было неправильно — на Балтике он уже служил, обстановка ему была знакома, задачи поставлены — серьезные, а для решения новых задач вице-адмирал решил привлечь новых исполнителей. Вот и Грищенко неожиданно получил назначение на подлодку, модернизация которой оказалась не совсем стандартной. А потом начались учения. Несколько тренировочных походов. А теперь первый поход — и сразу в пасть тигра. В места, где бушует война. Л-3 была первой советской подлодкой, на которой был установлен шнорхель, позволявший не так часто всплывать для подзарядки аккумуляторов, что сделало подводную лодку более незаметной. А в этой миссии принимала участие уже подлодка Л-13, прошедшая похожую модернизацию, для которой незаметность была необходимым условием победы.

— Первый закончил! — пришло сообщение, а через три долгих минуты раздалось:

— Четвертый закончил!

— Сколько всего? — поинтересовался командир корабля у старпома.

— Приняли на борт 509 штук. — через короткое время доложил старпом. — Петр Денисович, будем продолжать?

Грищенко задумался. Чуть больше семи тонн. Выпускать следующую партию или нет? И все-таки нет, слишком долго тут торчим. Пока не обнаружили. Но не может же так везти постоянно! Какое-то внутреннее чутье подсказывало, что пора уходить. План перевыполнили. Пора и честь знать. И все-таки. Командир посмотрел на врача, который находился рядом, так, на всякий случай.

— Что люди, Григорий Апполинариевич?

Обладатель густой седой бороды и блестящей лысины доктор немедленно отозвался.

— Эта партия — всё. Ещё две группы можно выпустить, там ребята оказались покрепче, но не более одного раза.

Ну вот, добыча последних выходов резко упала, нет, все-таки риск велик. Не обращая внимания ни на старпома, ни на представителя НКВД, курировавшего операцию, капитан произнес:

— Всё! Заканчиваем. Уходим. Маршрут 3.

Лодка, которая очень долго пролежала на глубине 118 метров, стала оживать. Очень тихим экономичным ходом она стала отползать подальше от достаточно оживленных трас, по которым то и дело шли конвои кораблей. Да и ищут тут, ищут…

Так закончилась операция «Водопад», которую готовили почти что девять месяцев. 19 июня 1940 года лайнер «Ниагара» взорвался на мине, выставленной германским «Орионом» и затонул недалеко от Окленда. На борту лайнера было 587 слитков золота по 450 тройских унций каждый. Примерно восемь с крючком тонн драгоценного металла. Место затопления «Ниагары» обнаружат в феврале 1941 года. Из оставшихся 78 слитков британцы с удивлением смогут поднять 71 штуку. 7 слитков останутся лежать на дне моря. Еще два слитка поднимут в пятидесятые годы[1]. Упорства короне было не занимать. Ну а для СССР каждый килограмм золота лишним не был. Страна готовилась к войне.

[1] В РИ Историю «Ниагару» обнаружат в феврале 1941 года и британцы смогут вытащить из ее нутра почти все золото, кроме 5 слитков, примерно по 14 кило каждый, которые останутся в виде налога Нептуну.

Часть первая

Ожидание

Глава первая

С новым, тысяча девятьсот сорок первым годом, товарищи!

Москва. 1-е января 1941 года.

За окном нещадно мело. Новый, сорок первый год начинался суровым морозом, ветром да метелью. Мрачное свинцовое небо нависало над столицей, а тяжелые облака, несущие тонны снега, казалось, касались верхушек высоких зданий. Фонари практически не разгоняли тьму, на улицах почти не было видно народа, только-только, недавно, пробили кремлевские куранты, возвещая начало нового года. Я стоял у окна, наблюдая за снежным хороводом. Жена сделала пару глотков шампанского и тут же помчалась в туалет — ага, тот самый токсикоз первой половины беременности. Витамины, прогулки, режим сна и отдыха, и поменьше работы. Только когда ее станет поменьше? Я — Андрей Толоконников. Нет, не правильно. Я был Андреем Толоконниковым, человеком с ДЦП, прикованным к инвалидному креслу. Научный эксперимент закончился удачей. Я очутился в теле комбрига Алексея Виноградова, командира 44-й стрелковой дивизии. Только моя дивизия медленно, но уверенно шла к своему величайшему позору — разгрому на Раатской дороге. И вина командира дивизии, комбрига Виноградова, в этом разгроме была более чем очевидной. Итогом стал расстрел перед строем бойцов командира, начальника штаба и начальника политотдела дивизии. Пришлось подсуетиться, чтобы не стать к стенке в самом начале своей новой жизни. Выкрутился! И финнов на Раатской дороге победил, и к окруженной 163-ей дивизии прорвался, и Оулу взял, перерезав Финляндию в самом узком месте пополам. Финская война закончилась намного раньше, а я вернулся в Москву, где меня и раскрыли. Так я стал работать с «кровавым тираном Сталиным» и «растлителем малолетних девочек Берия». Меня не покидала уверенность, что меня подготовили к тому, чтобы провал состоялся. Целью моего внедрения было не столько переиграть Финскую, нет, главной целью было оттянуть начало Великой Отечественной войны. Для чего? Ученые мужи были уверены, что 22 июня 1941 года — одна из ключевых точек Истории. Изменения в ней приведут к возникновению новой ветви параллельных вселенных с иными темпоральными характеристиками. В Москве я встретил Ее, ту, которая стала моей женой, молодую журналистку Маргариту Лурье. И это ей сейчас плохо. Стряхиваю с себя оцепенение, ставлю бокал, из которого сделал глоток игристого напитка, впрочем, вкуса не ощутил. Какой вкус, когда твоей женщине нехорошо? Нет, помощь не понадобилась. Марго уже вернулась, бледная и растрепанная и тут же расположилась на диванчике, свернувшись клубочком. Ну да, теперь нам не до празднования.

— Леша! — тихо произносит Маргарита, чуть поеживаясь, не столько от холода, сколько от своего плохого самочувствия.

— Да, дорогая… — говоря, понимаю, что этот единственный родной мне человек в этом времени действительно безумно дорог.

— Ты помнишь, что ты мне обещал?

Пожимаю плечами, разве я могу что-то забыть? Тем более, что санкцию на этот разговор я уже получил. Извините, еще чуть-чуть отвлекусь. Не могу сказать, что мне сразу и однозначно поверили. Но постепенно завоевал какой-то уровень доверия от руководства СССР. Золотую клетку мне не устроили, как и в подвалах Лубянки никто не гноил. Сначала меня отправили в номинальное подчинение к товарищу Мехлису, с которым встречался еще во время Финской, а потом легализация в современном мне времени закончилась довольно элегантным ходом Вождя — меня назначили начальником Разведупра Красной армии. А что? После Финской я комдив, вполне подходящее звание, а с объявлением источников моих знаний теперь вообще никакой проблемы не возникает: данные разведки! Маргарита стала моей помощницей, владела стенографией, поэтому почти все ей надиктовывал, кроме самой-самой секретной информации. Так что вопрос о том, кто т такой, Алексей Виноградов, у Маргариты сформировался давно, вот только доверить ей ЭТУ информацию без разрешения свыше я не мог. Не потому что чего-то боялся, нет. Это было бы не порядочно, в первую очередь. Инстинкт самосохранения шел уже вторым эшелоном. Понимал, что прослушивают? Понимал. А что, оставить такого типа, как я без контроля? Наивно предполагать, что такое возможно. Есть такой товарищ, Лаврентий Павлович Берия, с которым было очень тяжело установить какие-то доверительные отношения, очень он недоверчивый товарищ. Так что, контролирует он меня, насколько может, с одобрения Самого, в этом сомнения нет. О моей сущности знают пока что только два человека — Иосиф Виссарионович Сталин и все тот же Лаврентий Павлович. Неделю назад я попросил разрешения посвятить в суть дела жену, она у меня женщина умная, сама о многом догадывается, факты-то накапливаются, вот только сделать вывод, единственно возможный, но совершенно невероятный психологически не решается. Удивительно, но мне разрешили. Подписки? Их Марго дала еще тогда, когда перешла из «Литературной газеты» в мой отдел, тем более сейчас, когда она числилась сотрудником Разведывательного управления Красной армии, ей пришлось столько самых строгих подписок давать, так что…

— Я сделаю чай, дорогая. И поговорим.

— Я чаю не хочу. Жду.

Киваю головой, иду на кухню, плита горяча, это не газовая плита моего времени, дровишки трещат, я пока привык к этим растопкам… Я вообще в бытовом плане довольно трудно вписывался в это время. Нет, готов я был, теоретически… практика оказалась такой вот сложной и непривычной. Что я делаю на кухне? Тяну время! Оттягиваю очень непростой разговор. Ставлю на поднос три стакана чая в красивых подстаканниках. В вазочке — варенье, я к нему не прикоснусь, это для Марго. Знаю я этих беременных. Чаю они не хотят! А только начнешь пить — сразу станут отхлебывать из твоей чашки. Почему чай в стаканах с подстаканниками? Частичка темпорального шика. Когда родители рассказывали, как это круто — пить в поезде чай из таких вот стаканов с красивыми подстаканниками я их не понимал, считал, что это просто заморочка, пунктик из детства. Сейчас понимаю, что в этом было что-то от старинной русской чайной церемонии. Не пить чай из чашки, заваренный из одноразового бумажного пакетика, а вот так, из стакана, куда заварка сначала наливается из заварочника, а потом кипяток из чайника, а еще лучше — самовара…

Я ставлю на столик у дивана поднос, в стакан перекочёвывает долька лимона. Марго смотрит на меня спокойно, понимает, что я оттягиваю разговор, но уверена, что раз сказал, значит все расскажу. Ладно, думаю, что пора.

— Марго, я сразу хочу сказать, что получил разрешение на этот разговор. — начинаю с самого неприятного.

— Если бы не получил, так и разговора не было бы? — Маргарита удивлена. Очень удивлена. Не ожидала, что у мужа могут быть от нее такие секреты.

— Не было бы. — отвечаю, чуть поморщившись. Неприятно, но лучше быть честным до конца.

— Я тебя попрошу не перебивать меня несколько минут. Но сначала допью чай. Очень хочу пить. В горле пересохло. — тяну время не просто так. Пять минут назад должны были отключить прослушку. Но я хочу дать еще две-три минуты, на всякий случай. Марго молчит. Знаю, ее разрывает любопытство, но, потерпит, куда она денется… Молодец, девочка, стержень в тебе есть. Терпишь. Звонок. В трубке тишина.

— Что это? Ты ничего не говорил? Ошиблись номером? — Маргарита встревожена.

— Это сигнал. Подтверждение. Я теперь могу говорить.

Маргарита ошарашено смотрит на меня. Но всё-таки молчит. Понимаю, у нее есть догадки, интересно, что она себе навоображала, что из этого подтвердиться, а что нет?

— Мое настоящее имя Андрей Толоконников. И я еще не родился. В две тысячи двадцатом году меня перебросили в это время и в этот мир. Можно, я не буду грузить тебя научной информацией? Просто прими это на веру и слушай дальше. Мое сознание, мою матрицу перебросили в тело комбрига Алексея Виноградова накануне отправки его дивизии на Финскую войну. Матрица или сознание самого Виноградова исчезли. Никакого симбиоза, никакого сотрудничества.

Маргарита замерла. Ее громадные глаза стаи еще громаднее. А я рассказывал. Почти все, что мог рассказать. Она меня не перебивала. Завладела одним из стаканов чая и понемногу прихлебывала его, Марго любит чай немного остывший, знает, что я такой чай называю «помоями», но продолжает их (помои) пить да нахваливать. Но сейчас она даже произнести что-то боялась. Я сделал перерыв, осушив стакан совершенно остывшего чая, не ощутив его вкус совершенно: в горле пересохло, мысли путались, я старался уложиться в очень простые формулы фраз, не сбиваясь на терминологию своего века. Потом продолжил рассказ. А когда закончил, снова потянулся к еще одному стакану с холодным чаем, осушил его, отметил про себя, что говорил 22 минуты и 45 секунд. А у меня еще был почти сорокаминутный запас времени. Что-то вроде ответов на вопросы. Удивительно, но вопросов не было. Маргарита как будто обдумывала информацию, переваривала ее, осваивалась в новом мире, который я ей открыл. Внезапно произнесла:

— Зачем ты здесь?

— Чтобы встретить тебя! — отвечаю, не задумываясь, потом замечаю, как Марго вспыхивает, решила, что я шучу, лицо вытянулось, уголки рта поджаты, вот-вот клыки вылезут, ну точно славянская Мара, а не Марго…

— Стоп! Ты думаешь, что я шучу… только это неправда. Не до шуток, поверь. Меня послали с заданием — оттянуть начало неизбежной войны с нацистской Германией. Самой страшной войны этого века. Только… Это ОНИ меня сюда послали с этой целью. Но ведь кто-то пропустил меня сюда? Я точно знаю, что из сотен запусков единицы заканчивались хоть каким-то успехом. Может быть, я уникум, единственный, которому хоть удалось пробиться и хоть что-то сделать. Вот… я не был счастливым человеком, умаю, что в своем времени я уже умер, так и не узнав настоящей любви и женской ласки. Судьба! Я не знаю, за что мне досталась такая доля, как-то так. Но вот моя личная цель — это было найти тебя. Если ты понимаешь разницу… Это как получить от Времени какую-то компенсацию за всё, за мою жизнь и страдания, вот…

— Леша… ой, извини, Андрей…

— Алексей. Андрея уже нет. Я — Алексей Виноградов. Для всех. В том числе для тебя. Два раза в одну реку не войти, даже если вернуться в прошлое.

Ее вопрос оказывается неожиданным:

— Леша, скажи, ты в Бога веришь?

— Я знаю, что у человека есть душа. Я знаю, что этот мир кто-то создал. Да, я знаю, что Бог существует. Я только не знаю, что это такое: Бог.

— А твое время, оно какое? Что нас ждет в будущем?

Я посмотрел на часы. У меня еще было немного времени. Не очень много, но было.

— В будущем нас ждет война. Самая страшная война, я уже говорил об этом. Вот только теперь она не будет такой, какой была. Понимаешь, все уже изменилось. Насколько изменилось — я не знаю. Но меня с тобой не должно было быть — ни в каком варианте. В нашем времени мою дивизию разбили, а меня расстреляли перед строем бойцов по решению военного трибунала. Меня фактически тут нет, ни в каком варианте. А я есть. Вот такие пироги. Извини, что я так сбивчиво, как могу… но война теперь будет другой. Лучше или хуже — я не знаю. Меня послали, чтобы было лучше.

У меня закончился запал, я растерялся, жена почувствовала это и предложила:

— Я сделаю чай?

— Если не сложно.

— Не сложно.

Маргарита исчезает на кухне, а я чувствую, как мне внезапно становится плохо, очень плохо: перед глазами начинают кружиться стены комнаты, вот оно, головушка-то вот-вот расколется от сильной боли. Понимаю, что разговоры пора заканчивать. Пора себя, любимого, как-то спасать.

— Марго! — еле шепчу. Удивительно, но она услыхала. Вот, примчалась.

— Что с тобой?

— Всё, всё, извини… Не могу говорить. Не могу.

Голова врывается еще большей болью. Сердце начинает стучать отбойным молотком по грудной клетке. Что это? Время приказывает мне заткнуться? Я не понимаю. Но вид у меня такой, что Марго пугается. Она не знает, что делать, а я вспоминаю, что может помочь.

— Там. Коньяк. Неси.

Еле цежу слово за словом. Марго схватывается, приносит открытую бутылку коньяка, к которой я так и не прикоснулся. Черт, не из горла же!

— Ложку!

Наливаю столовую ложку коньяка, держу ее во рту. Сосуды начинают расширяться. Голова чуть-чуть становится легче, сердце отпускает. Выплевываю. Наливаю еще ложку. Повторяю процедуру. Ну вот и все. Теперь можно и передохнуть. Понимаю, что стало легче. Вот только рановато пока что расслабляться. Рановато.

Через несколько минут раздается звонок телефона. Поднимаю трубку. Молчание. Что же, прослушка опять включена. Я уверен, что во время разговора прослушка не работала. Почему? Да потому что незачем плодить сущностей, которые что-то знают. Круг посвященных в тайну ограничен. Ну и всё. И я уверен в том, что приказ Сталина Лаврентий Павлович Берия выполнил. Особенно такой приказ. Берия не дурак. Опасный, умный, работоспособный. Он мстителен, как все люди гор, где понятие чести соседствует с понятием кровной мести. Но он и политик, который не позволяет личным интересам взять перевес над государственными. Скажите, опять я кровавую гебню оправдываю? Ерунда. Некого оправдывать. Очень легко морализаторствовать, сидя в Интернете и опасаясь только дизлайка под очередным постом в одной из социальных сетей. И очень сложно брать ответственность на себя и делать дело. В тридцать первом году Сталин произнес фразу о том, что за десять лет надо преодолеть отставание в промышленности от всего мира, иначе нас уничтожат. И что стало в сорок первом? Он что, был великим прогнозистом или ему Мессинг на ухо такой вывод нашептал? Ничего подобного. Угадал. Точно угадал, потому что чувствовал. Такое бывает. Гениальное озарение. Скажешь фразу, а она потом становится реальностью. Вот так это и происходит.