Сага о Кае Лютом

Глава 15

Смерть Вепря была не последней. За прошедший месяц мы потеряли еще четверых братьев.

Теперь я понял, почему Гейр отмахнулся, когда я спросил про тех, кто не вошел в десятки. Воины погибали, и на их место вставали другие.

И это вместе с моим даром! Вместе со сторхельтовой силой, после которой хельты теперь не валились от скручивающей боли. Видать, это и было изменением в стае после того, как в хирде не осталось хускарлов. Я мог бы догадаться и раньше, ведь во время игры в кнаттлейк ульверам не становилось дурно даже после долгой беготни и сражений, а они явно не стеснялись пользоваться всем, что давала стая.

Если бы хельты и сейчас падали от этого, погибших было бы намного больше. Намного. Не всегда бои проходили так быстро, как первый. Однажды мы бились с тварью полдня и полночи, к нам на подмогу пришла запасная десятка, а потом еще и Гейр подоспел, но даже так нам пришлось изрядно повозиться.

Сначала приходили не самые сильные твари, мелькнула даже парочка хельтовых, но постепенно их руны росли. Последняя, что мы убили, была на семнадцатой руне. Я спросил у Фродра, почему так. Неужто Бездна крепчает и порождает тварей всё сильнее? Он сказал, что это верно, но еще твари убивают друг друга и так получают руны. Не все Бездновы отпрыски доходят до нас, некоторые отдают свои жизни, чтобы сделать сильнее других.

И хотя наша сила росла, ульверам всё еще не хватало сторхельтов! Болли перешел на пятнадцатую руну, а Трехрукий не захотел, сказал, что останется в десятке с Толстяком. Я добрался до четырнадцатой руны. Мне оставался всего шаг до сторхельта.

Впрочем, сила меня сейчас не радовала. Я хотел стать сильнее не ради рун, славы и похвальбы. Я должен защитить свой хирд! Особенно тех ульверов, что знали Альрика. А уж тех, что были в хирде, когда пришел я, осталось совсем мало: Фродр-Тулле, Эгиль Кот, Бьярне Дударь да Стейн. А ведь сейчас шла всего шестая зима с той поры, как я стал хирдманом…

Дурные мысли одолевали меня и днем, и ночью. Нынче всем спалось дурно. Да и как иначе, если даже во сне ты слышишь братьев, что стоят в дозоре и сражаются с тварями? Хирдманы чуяли лишь отголоски, а я всякий раз будто был в бодрствующих десятках, бился вместе с ними. Причем не только с нашими, но и с Флипповыми. Оттуда до меня доносились те же чувства, та же боль, тот же страх.

Я похудел, оброс волосами и бородой и стал гораздо сильнее. Не только из-за рун. Сны, твари, сражения… Всё это бесконечно варилось в моей голове, и я, едва увидев тварь, мог понять, как ее убивать и чего от нее ждать. Да, может быть, тут помогали и дары хирдманов, но я был уверен, что и без стаи буду биться не хуже. Только Фродр с каждым днем смотрел на меня всё пристальнее, будто ждал чего-то. Или боялся.

Близился Вардрунн, непроглядная семидневная темень без малейшего проблеска солнца. Время, когда боги отворачиваются от нас и власть захватывает Бездна. До сих пор она всякий раз отступала, но будет ли так всегда?

Я только-только заснул, когда меня толкнули в бок. Хальфсен с виноватым лицом шепнул, что пришли вестники от конунга. Я быстро вскочил, накинул плащ, за дверью протер лицо снегом, чтоб окончательно проснуться, и поспешил в общий дом, подобие тингхуса. Там иззябшие хускарлы расселись вокруг очага и пили горячий отвар. Их лиц я не признал, но один показал знак Рагнвальда, хотя этого и не нужно было. Кто по доброй воле пойдет так далеко на север, где кишат твари?

— Конунг спешно созывает всех хёвдингов и ярлов на тинг, — сказал старший из хускарлов.

— Ради чего? В Хандельсби и обратно путь неблизкий! Я не оставлю хирд на полмесяца!

— Не в Хандельсби. На Птичий остров. Конунг Рагнвальд несколько раз повторил, что Кай Лютый из снежных волков должен быть непременно. И Гейр Лопата тоже.

Птичий остров. Тот самый, который мы очистили от всех тварей. Самый дальний от Хандельсби безопасный остров. До него и впрямь идти не так много. Но зачем сейчас дергать людей? Мы и так тут сражаемся без продыху, а он хочет забрать хёвдингов и сильнейших воинов? Для чего? Неужто у него советников не хватает? Вряд ли Рагнвальд хочет отпраздновать Вардрунн вместе с нами.

Меня пронзила пугающая мысль. А вдруг что-то случилось с отцом? Или со всем Сторбашем разом? Хотя нет, конунг же всех призывает, а не только меня. Значит, что-то иное…

Перед выходом я всё же немного поспал, пока гонцы отогревались и ели. Когда вернулся с дозора Гейр и бросил еще одну тяжелую шкуру наземь, я обрадовал его вестью, что отдохнуть у него не выйдет, надо выходить к Птичьему острову.

Лопата будто ничуть и не удивился, наскоро поел, и мы отправились в путь. С собой я прихватил лишь Фродра по его настоянию и Простодушного. Хоть Херлиф и поднялся на руну, от его ухода десятки мало что потеряют, а вот мне его совет может понадобиться. Я бы взял еще и Дометия с Пистосом, но не хотел так сильно ослаблять хирд.

На ближайшем острове, где хранились запасы конунга, мы встретились с Флиппи Дельфином и дальше двинулись вместе.

Я всегда замечал, что чем меньше людей, тем быстрее они могут идти. Вот и сейчас мы шли очень скоро, нас замедляли лишь конунговы хускарлы. Но даже с ними мы добрались до Птичьего острова всего за три с половиной дня.

Рагнвальд расположился так же, как и мы, — в заброшенной деревушке. И там уже собрались едва ли не все хёвдинги и ярлы Северных островов, наши с Флиппи хирды стояли дальше всех, потому мы пришли последними. Едва мы успели перевести дух да наскоро перекусить, как конунг созвал всех на тинг.

В этой деревне не было дома такого размера, чтоб вместил всех прибывших, потому люди конунга расчистили от снега поле, разожгли посередине костер, по кругу расставили наскоро сколоченные лавки. Здесь даже рабов не было, и горячую медовуху разносили хускарлы из дружины конунга. Я увидел отца и успел лишь кивнуть ему. Позади лавок возвышался могучий Стиг Мокрые Штаны. Бычьи рога на шлеме Вагна Акессона постоянно вертелись из стороны в сторону. Блеснула золотом курчавая борода Холгера. Здоровенный Стюрбьёрн занимал половину лавки, он сидя был вровень со стоящими воинами. Я даже узнал бриттландских нордов, что некогда прибыли сюда, сбежав от сарапов и драугров.

Стоило всем рассесться, как Рагнвальд сразу заговорил о причине нашего созыва:

— Воины Северных островов! Прошло всего шесть седмиц с того дня, как вы выступили из Хандельсби для битвы с тварями. Все эти дни ко мне приходили вести о каждом хирде и каждой дружине.

Скорее всего, конунг узнавал обо всём от тех дружинников, что сторожили склады. Мы и сами, когда ходили за снедью, рассказывали о погибших и о числе убитых тварей.

— Почти все хирды потеряли треть своих воинов, некоторые и вовсе половину.

Я обомлел. У меня погибло пять человек, и то я считал, что это слишком много.

— Если так пойдет дальше, к весне мы останемся почти без воинов. Потому я и созвал всех вас. Нужно решить, что дальше делать. Не только вам, но и всем жителям Северных островов. Мы можем увести воинов прямо сейчас, забрать людей из деревень и городов и уйти по льду в чужие земли. Но тогда мы станем никем: без скота, без серебра, без кораблей, да и выдержат такой путь не все. Зато мы силой сможем захватить себе место, неважно, в Бриттланде ли, в Валланде или в Альфарики.

Мало кто обрадовался такой вести! Кем мы будем без кораблей? Безземельными бродягами? Вряд ли конунг Валланда обрадуется нескольким тысячам нордов, у которых нет ничего, кроме оружия и рун. Идти что до Бриттланда, что до Валланда далеко, скот не переживет такой путь. Всё, что люди смогут унести, — это припасы на время пути. Значит, дойдут до земли уже голодными и нищими. Ладно я, у меня серебра хватит и на семью, и на хирд. А хватит ли на весь Сторбаш?

— Либо можно дождаться весны и уйти на кораблях. Тогда мы сможем увезти больше скарба. Но для этого надо пережить зиму. Если даже увести всех воинов, сражаться с тварями всё равно придется, только уже на наших землях и возле наших домов.

Конунг умолчал о том, что на Северных островах нет столько кораблей, чтобы увезти всех. Выживут лишь самые богатые и самые сильные. У меня три корабля, если считать «Змея», у отца тоже три, но помимо небольшого драккара, там еще живичская ладья и крошечный карви. Их не хватит на весь Сторбаш, а если мы каким-то чудом и уместимся, то не сможем захватить свое добро. А ведь среди ульверов есть и другие норды, они тоже захотят спасти своих родичей.

Все молчали. Сейчас мы решали не за себя, а за всех нордов. Жить им или умереть. Уйти или остаться.

— Есть еще один путь, — сказал конунг.

Его голос сплетался с треском костра. И больше никаких звуков, будто вокруг и не сидели несколько десятков людей.

— Вы знаете, откуда идут твари. Их порождает Бездна, что вырвалась в наш мир на острове ярла Гейра. Если прогнать ее обратно, твари перестанут пожирать нашу землю. Тогда никому не придется уходить.

— Прогнать Бездну? — выкрикнул хельт с багровым рваным рубцом от виска до подбородка. — Даже боги не могут этого сделать!

— Положим, боги-то как раз могут. Но мы не боги, — возразил ярл с темной бородой.

И поднялся гвалт пуще, чем на ярмарке. Каждый твердил что-то свое. Кто кричал, что надо уходить; кто говорил, что лучше погибнуть с честью и порадовать Фомрира, чем оставлять свои земли тварям, но все сочли, что третий путь, предложенный Рагнвальдом, безнадежен и ведет к гибели.

— Да где эти боги? — прорвался сквозь шум голос одного из ярлов. — Где были эти боги, когда тварь рвала моего сына? Почему они позволили Бездне вырваться? Да еще и на наших землях! Кому нужны эти боги, кроме нас? Если нас всех сожрут, кто будет жертвовать им? Кто войдет в дружину Фомрира или сядет на вёсла Нарлова корабля?

Рагнвальд сидел и едва заметно улыбался, будто ждал этой неразберихи. Когда народ чуток угомонился, конунг повернулся и что-то сказал стоящему за ним воину. Вскоре раздался гулкий стук бодрана. К костру вышел Однорукий. Он выглядел чуднее, чем наш Фродр, но не так пугающе, как Живодер.

— Люди жалки! — закричал жрец, вскинув голову к небу. — Когда их закрома полны, жены рожают сыновей, а на воинов льется благодать, они забывают о богах. Но если случается недород, дети умирают от голода, а отцы вместо рун получают лишь раны, они хулят богов! Они думают, что боги должны днем и ночью приглядывать за ними, класть в их голодные рты кашу, отгонять тварей от их земель. Чтобы Фольси сам засеивал их поля! Чтобы Орса приходила к каждой рожающей бабе! Чтобы Фомрир охранял их дома! Чтобы Нарл строил им корабли, а Корлех ковал мечи! Чтобы Миринн сгонял рыбу к их берегам, а Хунор приводил толстых оленей! Чтобы сам Свальди пел им на пирах и Мамир предсказывал судьбу! Люди хотят, чтобы боги служили им, как рабы!

Однорукий еще раз ударил в бодран, провел по воинам пронзительным взглядом и продолжил:

— Почему мы часто отдаем своих сыновей на воспитание в чужие семьи? Чтобы матери их не заласкали, чтобы из них не вырастали жеватели угля! Кем мы станем, если боги будут делать всё за нас? Толстыми, слабыми и безрунными! Жалкими трэлями! Нас поработят первые же иноземцы с тремя рунами на десяток!

— Мы готовы биться с тварями! — сказал тот же ярл. — Мы немало их били прежде и будем бить впредь. Но это же Бездна! Сами боги не сладили с ней. Если волк набросится на моего сына, что прожил пять зим, разве я не должен защитить его?

— Мальчишке, что прожил пять зим, любая брехливая шавка покажется огромным и злым волком. Если сызмальства отгонять от него собак, как он сможет биться с тварями?

— Значит, ты говоришь, что та Бездна, что поселилась на острове Гейра, — всего лишь брехливая шавка? — разозлился ярл.

Однорукий легко пожал плечами:

— Боги уже уберегли нас. Бездна пробудилась не в Хандельсби, а на краю Северных островов. У нас было две зимы, чтобы подготовиться. Все воины изрядно выросли в рунах за это время.

— Но этого мало! Иначе бы треть моей дружины не полегла всего за месяц! И мой сын тоже!

Тут поднялся Рагнвальд, выждал, пока все замолкнут:

— Вы, верно, забыли, что Бездна прорвалась не только у нас! Живичи стонут под напором коняков, что бегут от своей Бездны! В Бриттланде зреет беда! Сарапы и те сражаются с тварями на юге. Где спрятаться? Как укрыться от напасти, если она всюду?

Видать, и впрямь забыли. Или не хотели вспоминать после яростных сражений с тварями.

— Боги не оставили нас. Они дали нам не только время, но и еще кое-что! На Северных островах появился воин, одаренный не Фомриром, а Скириром.

Я так и знал. Знал, что добром это не кончится.

— Как нам поможет один воин? — спросил хельт со шрамом. — Если это, конечно, не воин с двадцатью рунами!

— Нет, у него нет двадцати рун. Но его дар способен на многое. Первое — его хирдманы умеют слышать друг друга так, как будто сражались плечом к плечу с десяток зим. Второе — он может через дар велеть им отступить или нападать.

— Значит, они вроде его рабов? Как у сарапов?

Однорукий вспылил:

— Скирир не делает из воинов рабов!

— Третье, — спокойно продолжил Рагнвальд, — дары в его хирде делятся на всех.

— Как это? У одного был дар в силу, и теперь все сильны? Как сильны? Как тот первый, или это как миску каши разделить меж десятью едоками — каждому по ложке?

Пока Рагнвальд отвечал на вопросы, я задумался, откуда же конунг так хорошо знает мой дар? Я никогда не говорил ему, в чем суть стаи. Простодушный толкнул меня в бок локтем и качнул головой в сторону Гейра.

Вот в чем я ошибся! Я забыл, что Гейр изначально не вольный хирдман, а ярл! Ярл, который служил верой и правдой конунгу. Его верность уже была отдана! Когда Гейр рассказал всё Рагнвальду? После того, как уговорил принять его в хирд, или после, когда я лежал с переломанными ногами?

Выкинуть его из стаи, и дело с концом! Но мои хирдманы сейчас сражаются с тварями! Одни, без меня и без Гейра. Если я уберу его силу, им придется еще хуже! Я заскрипел зубами от злости и бессилия. Безднов Гейр!

— И много ли выгоды от Скирирова дара?

Конунг посмотрел на Флиппи и спросил:

— Дельфин, сколько людей за этот месяц потерял ты?

— Восьмерых, — ответил тот.

— Лютый, а ты?

— Пятерых, — хрипло сказал я.

— Хирды Кая и Флиппи нынче стоят на самых дальних островах! — пояснил Рагнвальд. — Ближе них к землям Гейра только воины Стюрбьёрна Сильного с моими сторхельтами. Через них идут самые сильные твари! И их гораздо больше, чем у вас. А сколько людей потеряли вы? Вот что такое — Скириров дар!

— Так к чему ты ведешь? Отдать своих воинов под руку Флиппи или юнца Эрлингссона? — спросил всё тот же неугомонный ярл.

А вот это уже и мне было интересно.

— Я предлагаю собрать херлид из пяти сотен воинов. Только сильнейшие и лучшие! Все сторхельты! Хельты с хорошими дарами! Дар Скирира свяжет их вместе и укрепит. Этот херлид и отправится к землям Гейра. Остальные воины продолжат стоять против тварей, а если херлид не справится, они помогут увести людей с Северных островов.

Конунг помолчал, а потом тихо сказал:

— Я тоже пойду с херлидом. Пусть мой дар и не боевой, но он может пригодиться. Пойдут все ярлы и все хёвдинги, что выше хускарла. Старшим останется мой сын Магнус.

Рагнвальд уже не спрашивал. Он оповещал собравшихся о своей воле. И ярлов он забирал не из-за их людей, а чтобы облегчить жизнь Магнусу. Чтобы никому и в голову не пришло захватить власть на Северных островах, пока все самые сильные воины будут сражаться далеко от Хандельсби. Конунг всё равно не заберет всю свою дружину, с десяток-другой сильных воинов оставит Магнусу.

— Пощупать бы этот Скириров дар… — прозвенел голосок Вагна Акессона. — Я не прочь сразиться с самой Бездной, но даже к новой руне надо привыкнуть, прежде чем идти в бой.

Воины вокруг согласно зашумели. Замысел Рагнвальда не всем пришелся по душе, не все хотели идти умирать вслепую.

Конунг махнул мне рукой, подзывая к себе. Я нехотя подошел. Он обнял меня за плечи и тихо шепнул на ухо:

— Видят боги, я хотел дать тебе время! Чтобы зимой воины подросли в рунах, а по весне мы бы на кораблях отправились к Гейрову острову. Но мы не доживем до весны! Останется слишком мало людей. Потому прошу — убеди их всех! Заставь прочувствовать на собственной шкуре, что такое стая!

Безднов конунг! Хитрозадый ублюдок! Не предупредил меня! Не поговорил! За такое я и выкинул того живича, когда мы были у вингсвейтаров. Не хотел, чтобы я отвертелся? Сразиться с самой Бездной? Да я не прочь! Но не когда мне силой гнут шею и суют в ярмо. Если я сейчас отступлюсь, что тогда будет? Норды сбегут с родных островов, поджав хвосты? Неужто и впрямь Скирир оделил меня таким даром лишь для этой битвы?

Мысли скакали туда-сюда, мешая принять хоть какое-то решение. Тогда я взял и втянул в стаю самого конунга. Поглядим, такой ли уж он Беспечный!

Будто в холодную воду нырнул. Прохлада остудила мою разгоряченную голову, я смог успокоиться и посмотреть на вопрос здраво. Прав ли Рагнвальд? Прав.

В Бриттланде, когда поднялись драугры, лишь собравшись в единый херлид, мы смогли победить их. А если бы каждый бонд отбивался от них сам? Никто бы не выжил. Не стоит бегать по лесам или островам, убивая отдельных тварей. Нужно уничтожить то, что их порождает.

А если мы и поляжем все, так хотя бы Эрлинг останется жив. У меня есть сыновья, они продолжат род, пусть уже и на чужбине. Я — отец, и я должен защитить их. Конунг же хочет спасти все Северные острова, и ради того он готов переступить через любого!

Надо дать бой! И без моего дара мы не сможем одолеть Бездну. Пусть я не знал, как ее можно убить и возможно ли это, но если не возьмусь, так и не узнаю.

Я поднял глаза и посмотрел на всех этих шумящих ярлов, на хёвдингов, что старше меня вдвое, на их хмурых заплечных, на Стига, Вагна, Стюрбьерна, Гейра, Простодушного… Усмехнулся, нащупал их огоньки и махом захватил своим даром всех, кто был на острове.

Уже не было столь разительной перемены, как после всего Флиппова хирда. Тогда я увеличил свою стаю вдвое, сейчас же прибавилось едва ли шесть десятков воинов. Разве что меня стала распирать изнутри едва сдерживаемая мощь, от которой заскрипели мускулы, явно отголоски Стюрбьёрновой силы. Тут я спохватился и выкинул из стаи Вагна Акессона, он всего лишь на шестой руне. Помрет еще ненароком! Задумался и выкинул еще с десяток людей, в том числе и своего отца. Хускарлы… Не выдержат они руны Гейра и Стюрбьёрна.

Ярлы повскакивали с мест, ощутив разом столько людей вокруг и столько силы внутри себя.

— Верни! Верни как было! — завопил Акессон. — Почему оно пропало?

Рагнвальд крепко сжал мне плечо:

— Спасибо, Эрлингссон! Я этого не забуду.