Иван Антонович за эту неделю сделал ещё одно большое дело. Остаток вторника и среду мои бойцы приходили в себя после боя и приводили в относительный порядок технику, вооружение и форму, а вот в четверг с утра командир дружины, надев по такому случаю парадный мундир, право на ношение которого получил при выходе в отставку, и взяв с собой трёх бойцов в качестве почётного караула повёз тело погибшего дружинника на его родину. Меня же от поездки он отговори, мотивируя тем, что честь, конечно, будет оказана огромная, но именно это неизбежно вызовет пересуды и слухи, что могут повредить сестре Лапина. Так что от меня поехало письмо и второй конверт, где помимо положенных по контракту выплат была ещё и доплата от меня лично в виде полного довольствия бойца за полгода. В письме же предлагал, если нужно, помощь с переездом в одно из моих сёл с трудоустройством и оплату обучения детей в любом училище Великого княжества, куда они смогут поступить, включая магические, в случае пробуждения у них дара.
Повезли, кстати, на броневике. Точнее, двинулись целой небольшой колонной, Иван Антонович взял дополнительно пикап, чтобы иметь возможность вернуться в тот же день, оставив бойцов во главе с десятником для помощи в похоронах. Спинки сидений можно было вытянуть вверх и затем сложить вперёд, образуя своего рода подставку, на которой планировалось в случае необходимости размещать какой-то груз или носилки с ранеными, а поставили гроб. Простой, сосновый, но обтянутый снаружи красным сатином, а изнутри – белым. Погибшего, раз уж он приравнивался к военнослужащим, обрядили в парадную форму унтер-офицера. В общем, получилось красиво, хотя кому она нужна, та красота? Уверен, сестра предпочла бы увидеть его пусть грязного, оборванного – но живого. Личные вещи погибшего упаковали отдельно, присовокупив к ним запасной комплект боевой формы со всеми нашивками, шевронами и метками – хоть он и дорогой, но пусть будет, на память. Особенно если племянники – пацаны, чего никто не знал, в документах значилось только, что «сестра с двумя неполнолетними детьми».
Вернувшись, Старокомельский отчитался так:
– Ревела, конечно, ничего не соображала толком. Но придёт в себя – письмо перечитает, это вы правильно сделали, что на бумаге всё изложили, в официальном виде. Ну, и дочки у неё вроде как серьёзные.
– Дочки?
– Да, семнадцать и четырнадцать лет.
– Надо где-то записать, чтобы не забыть оплатить старшей поездку к Оракулу, как восемнадцать стукнет – мало ли?
– Хорошо, в канцелярии отмечу.
Место на кладбище, как и услуги по захоронению, включая небольшой оркестр из трёх человек и их перевозку из Логойска и обратно, оплатил командир дружины. Оставшиеся на второй день бойцы и довезли гроб до кладбища, броневик при этом выступил катафалком, и опустили его в могилу, и дали над ней салют холостыми. Идею задействовать в салюте крепостное ружьё мы с командиром дружины категорически и недвусмысленно запретили заранее: ладно заикающиеся вороны, это могло бы стать даже местной «фишкой», но вот оконфузившиеся с непривычки участники церемонии точно никому не нужны. А бабахает этот наследник затинных пищалей мощно, удержать всё в себе не так просто, как может показаться тому, кто этого не слышал.
Да, шуточка та ещё, но это скорее защитная реакция психики. В общем, сделали всё красиво, с максимально возможным уважением. И местные это оценили, десятник сказал, что к нему трое подходили узнать, как к нам на службу записаться. Причём трое по отдельности, а не все вместе.
В субботу пришла неожиданная, но приятная новость из Червеня, из больницы. К моим бойцам, получившим ожоги в бою, вызвали целителя, чтобы убрать следы огня с лица, а тот начал возмущаться:
– Почему не предупредили, что нужно работать с одарёнными! Это же совсем другие техники нужны!
– Какими ещё одарёнными?!
– А мне откуда знать, я не Оракул. У них у самих спросите!
В общем, двое из трёх стихийно инициировались в магов огня, теперь у меня в дружине таких пятеро. Все, кто мог – побежали к городскому Оракулу, новоиспечённые, простите за каламбур, огневики оказались с потенциалом один и восемьдесят три первый, а второй – два и одиннидцать сотых. Вот вообще неплохо так, для старта! А у покусанных, как и у второго номера крепостного ружья, также получившего ожоги, никакой прибавки не случилось. Узнав новость, все дружинники решили съездить и провериться, я дал приказ организовать транспорт для посменной поездки. Оказалось, что один из заряжающих стал магом воздуха с потенциалом один и тридцать шесть! Остальные же просто съездили в город, получив почти настоящую увольнительную вне графика. Погуляли, в кафешке посидели, перед девицами покрасовались. А девицы, надо сказать, на форму и шевроны моих дружинников реагировли весьма благосклонно, так что, будь у них больше времени, некоторые явно могли и до “десерта” добраться.
Теперь у меня, помимо воеводы, шесть одарённых в дружине, правда, трое не знают и не умеют в буквальном смысле ничего! Нужно их на учёбу куда-то пристроить. Можно, конечно, поручить огневиков их колегам по цеху, а воздушника – командиру, но мои три огневика сами недоучки, после кратких армейских курсов, да и их педагогические таланты под вопросом. Несмотря на дополнительные заботы, неожиданно и приятно, особенно самим новым магам. С другой стороны, там столько тварей полегло и столько посмертной энергии выплеснулось, что удивительно, как там все полёвки не инициировались.
Не инициировались же, правда?!
В воскресенье, когда мы уже собирались уезжать, заявился верхом тот самый поручик, который с картечницами. В свой выходной между прочим, то бишь – частным порядком. Просил разрешения осмотреть установку нашей многостволки. Говорит, что заметил, насколько проще и быстрее переносили огонь по фронту мои бойцы по сравнению с его подчинёнными и загорелся идеей сконструировать новый, более удобный лафет. Вряд ли наша турель ему чем-то поможет, но – пусть смотрит, мне не жалко.
Заодно и мне пришла в голову встречная мысль, вспомнив его картечницу на буксире за лошадьми и то, как неудобно возить разобранные миномёты в кузове грузовика. Пока мысль снова не ушла, вытесненная другими, более злободневными, связался с Иваном Антоновичем и, после предупреждения о визите поручика, предложил подумать на досуге о вариантах доработки наших миномётов до буксируемой версии, а заодно и мне время от времени напоминать об этом.
«Хочешь заново велосипед изобрести?»
«О чём ты?!»
«Мы же делали наш миномёт, как уменьшенную и облегчённую копию советского стодвадцатимиллиметрового. А к нему существуют колёсные лафеты как минимум образца тридцать восьмого и сорок третьего годов, не говоря уж о вариантах постановки на колёса «Саней», только я лично вживую минимум три видел. Остаётся только доработать детали».
«Ага, остаётся только начать и кончить – по картинке в голове сделать комплект чертежей».
«Слушай, внучок, такое ощущение, что это не я, а ты ушиблен опытом сдачи литерной документации через нормоконтроль и ПЗ, со всеми их заморочками, подчас взаимоисключающими. И с предоставлением сертификата о том, что сталь, которую мы применили, не горючая. И это не анекдот[1]. В наших нынешних условиях хватит технического рисунка с основными размерами, габаритными и присоединительными».
«И с ручной доводкой получившегося полуфабриката».
«Не без того. Но если ты считаешь, что изготовление опытного образца изделия даже по утверждённой по всем правилам документации обходится без этой самой ручной доводки – то зря. Очень зря».
Обсудили ещё и зарядный ящик. Дед «просмотрел» мои расчёты, по которым я планировал укладывать туда шестнадцать ящиков с минами, общий вес укладки четыреста тридцать кило, тридцать два выстрела. Он долго обсуждал детали, а потом просто убил всю идею одним вопросом:
«А тебе обязательно возить ящик в ящике?»
И показал конструкцию передка, где мины укладывались, как бутылки в винотеке, на уголковые направляющие.
«Удобно загружать, удобно разгружать: не надо вытаскивать тяжести со дна коробки. В оригинале там тридцать выстрелов калибра восемьдесят два миллиметра, пять рядов по шесть ячеек, мы с нашей «соткой» в габарите стандартного передка можем сделать семь на пять. Или восемь на пять, даже так ширина ящика не превысит одного метра. И не надо с собой дрова возить».
«А взрыватели и заряды? Не снаряжёнными же их в твой стеллаж загружать?!»
«А для чего, по-твоему, ящички на колёсном шасси? Железные такие, с замочками и контровочными проволочками для опломбирования? Вот, это оно самое и есть».
«Тогда зачем ты мою, с позволения сказать, конструкцию столько времени обсуждал?!»
«В учебных целях. Конструктору постоянная практика нужна, и делать несколько вариантов одного решения – это нормально, если время позволяет. Потом можно скомбинировать во что-то более-менее удачное. Тем более, что сейчас, если не ошибаюсь, все именно так и делают, как ты собирался, возят ящики в ящиках. У нас, если не ошибаюсь, только ближе к концу тридцатых придумали те же мины и снаряды в передках возить без упаковки, вставляя хвостом вниз в отверстия специальной полки».
«Такие же стеллажи можно и на самоходную версию поставить!»
«Разумеется. На место нынешних «ящиков с ящиками» их станет два, даже пять на восемь, только подставка понадобится. А можно и один, по всей ширине кузова. Это получится… получится, с учётом внутреннего габарита кузова, боковая обшивка не нужна, так, стойки, ага… Двадцать на пять поместится, нижний ряд на уровне колена где-то, верхний на уровне груди или плеча, смотря по росту».
«Целая сотня выстрелов возимого запаса! Которые можно отстрелять прямо с колёс, никого и ничего не дожидаясь!»
«Можно и больше, если пару-тройку этажей добавить, но лучше не доходить до крайностей: со слишком низких и слишком высоких полок доставать крайне неудобно будет. И ещё можно шасси перегрузить, сто мин вместе со шкафом для них, это уже тонна с четвертью. В результате или мотор сгорит, или рама переломится в самый неподходящий момент».
Когда мы с Машей вышли из кафе в Березино, где традиционно останавливались для отдыха и перекуса по дороге из Могилёва в Дубовый Лог и обратно, я посмотрел на летающих над рекой чаек и вдруг меня как дубиной по голове стукнуло:
«Дед! Кудрить твою бороду! Как ты собрался летать в Могилёв и обратно, если там ни сесть, ни взлететь негде?! Ни в городе, ни возле Академии?!»
«Ха! Хорошо, что спросил ДО того, как вылетел из Дубового Лога на учёбу!»
«Ты не хиханьки строй, а скажи – какого рожна я вообще упираюсь?!»
«Юра, я вот другого не понимаю – на кой ты газеты читаешь, если ничего, в них написанного, не помнишь?»
«При чём тут газеты?!»
«При том, что ты, не далее как в субботу, читал статью, где упоминалось прибытие в Могилёв рейсового почтового дирижабля».
«И что?!»
«Уууу, как всё запущено! То, что в Могилёве есть аэропорт! Идёшь туда, договариваешься, арендуешь какой-нибудь сарайчик, где можно прятать сложенный дельтаплан. Вот от аэропорта до дома и обратно придётся ехать или на своих колёсах, или на извозчике».
«Эээээ…»
«Вот-вот! И в Буйничах тоже с владельцами поля договориться можно. В том числе и на сарайчик, даже на охраняемый. Это же для них, считай, достопримечательность дополнительная, на халяву причём! Ширше надо смотреть на вопросы, или даже ширее! И глыбже вникать в, понимаешь, сучность процессов! ТщательнЕе прорабатывать, значить, повестку!»
Глумится, старый, а мне и возразить нечего. Действительно показал себя форменным дурнем, а ведь всё лежало на поверхности! Так что пусть себе развлекается, придётся терпеть. А тут ещё и Маша, как только проехали условную середину пути, переключилась на могилёвские дела, в частности – на ход подготовки к свадьбе, которая… В каком смысле – на следующих выходных?! А, да, точно – сегодня семнадцатое, свадьба двадцать третьего и двадцать четвёртого. Аккурат на следующий день после дня рождения тестя имеющегося. И на субботу надо как-то ухитриться отпроситься у нашего штабс-капитана, иначе добрая половина свадебных ритуалов пройдёт без жениха. Ну, или Маша будет меня замещать, представляю шок и трепет у гостей свадьбы и свидетелей! Высказал этот вариант Маше, за что был бит кулачком по плечам и по рёбрам, в процессе чего ещё и обозван балбесом, который непонятно о чём думает вообще. Но уж лучше так, чем выслушивать трагическую историю о несоответствии узора на скатерти с «дневными» занавесками. И ведь умудрилась пятнадцать минут об этом рассказывать, с подробностями и душераздирающими возможными последствиями. И сама, похоже, останавливаться не планировала, зато прозвучали опасные признаки перехода на подбор драпировок в принципе.
Дома Мявекула высказала мне всё, что думает об одном жестоком типе, бросившем бедную маленькую кошечку совсем одну, холодную и голодную. За которой кухарка и горничная в четыре руки ухаживали, и даже в свой выходной одна из них второй раз уже пришла, чтобы кормить обнаглевшую зверюгу по расписанию. Но пришлось брать на ручки, гладить, тискать, чесать пузико и позволять игриво прихватывать ладонь зубами, а потом передавать Маше, которая в добавок ко всему этому была облизана и подвергнута усиленному мурчанию.
Но к теме подготовки к свадьбе мы всё же вернулись, намного раньше, чем я бы хотел. Вообще конец апреля и май меня пугали. Помимо сезона дней рождения – хорошо хоть Неясытевы в этом плане равномерно распределились по осени и зиме – там будут вторая свадьба, весенний бал, на который всё же получили приглашения ещё в конце зимы, но я старательно о их не вспоминал, чтобы не портить себе настроение, и зачётная сессия, причём у меня – двойная. Хорошо хоть у Васьки восемнадцать лет и выпуск из гимназии в следующем году, если бы ещё и это… Вообще для любителя выпить по любому удобному поводу следующие полтора месяца представляли бы прямую и тяжёлую угрозу здоровью.
Помнится, узнав, что весенний бал будет в мае, я предложил:
– А давай не будем заморачиваться, и наденем те же костюмы, что и на зимнем? А что – времени проведения соответствуют полностью, соусами не заляпали и не порвали. И не жарко в них будет.
– Знаешь, дорррогой мой, счастье твоё, что я уже тебя немного изучила. Потому как, если бы я хоть на секунду могла заподозрить, что ты ЭТО предложил всерьёз – то ты бы оставил меня молодой вдовой. И любой суд меня оправдал бы!
В общем, подготовка шла полным ходом, и счастье, что большую её часть взяла на себя моя Мурочка! Точнее, почти всю, если быть честным, на мне осталось только участие в примерках, утверждение решений, касающихся меня и моего гардероба и возмещение расходов, причём не всех, часть жена, из каких-то своих соображений, принципиально оплачивала сама, явно получая от этого отдельное удовольствие.
Первые три дня учёбы меня часто спрашивали про Волну и результаты, но сильно в подробности не лезли – невежливо, хоть и очень хотелось, да и я отвечал кратко, в стиле – всё нормально, успели занять выгодную позицию и отбились с минимальными потерями. В лаборатории во вторник не спросили и этого – не то не соотнесли появившиеся в газетах статьи со мной и моим имением, не то удовлетворились печатным словом, не знаю, но мне же легче. Тем более, что газеты писали в стиле «Императорская армия, при поддержке местных дворян и их дружин, остановила и разбила». Я не спорил: тем, кто принимает решения, рапорт о реальном положении дел ушёл, мне же так проще – меньше праздного внимания. А вот из-за того, что пропустил предыдущую неделю – тяжелее. Часть анализов смогли всё же сделать без меня, часть же ждала моего приезда, и заказчики уже сильно нервничали. Пришлось впрягаться, а потом ещё и в среду туда переться – доделывать протоколы и проставляться коллегам за то, что прикрыли как могли.
[1] Более того, судя по тому, что поставщики такому запросу даже не удивились, уточнив только «Вам для ПЗ?» – ситуация типовая.