Наши посиделки с командиров дружины прервал посыльный от прилетевшего на дирижабле начальства. Благо к этому моменту мы отправили миномёты на изнанку, а сами дошли до подкопченного броневика и думали: отмыть ли его, чтоб не пугать мирных граждан, или наоборот, оставить как есть, чтобы подчеркнуть тяжесть проведённого боя. Уставшие и измученные бойцы тем временем нашли в себе силы на то, чтобы выпотрошить крысоморфов последней волны, из которых другие твари не успели выжрать макры. С учётом того, что эта «последняя волна» была тысячи в полторы тварей, каждому из уцелевших бойцов нужно было проверить тридцать-сорок трупов, зачастую фрагментированных. Где-то на полчаса работы, надо сказать – весьма грязной, но бойцы не то, что не роптали, тлели энтузиазмом! Гореть не позволяла усталость, однако мысль о том, что это их законные боевые трофеи придавала сил.
– Надо будет в кабины и боевые модули хоть соломы какой набросать, или ещё чем застелить. А то ухрюкают всё так, что отмывать задолбаемся, от слова «в край».
– Мысль хорошая, но где ж ту солому взять по весне-то? И не «задолбаемся», а «задолбаются» – зато у меня на неделю вперёд будет чем занять «особо отличившихся». Нет, в относительный порядок мы приведём все вместе и сегодня-завтра, техника всегда должна быть готова к походу и бою. Но вот наводить лоск и вычищать труднодоступные места…
– Вы командир дружины, вам виднее, Иван Антонович.
Карабкаться в висящий над кронами дирижабль не пришлось: пока суд да дело, он доплыл до деревни и приземлился на том самом пустыре, недалеко от бывших миномётных позиций. Точнее, завис в полуметре от земли, сейчас члены экипажа заканчивали крепить к вбиваемым в землю кольям многочисленные растяжки. Внутрь гондолы вела довольно удобная лесенка, а несколько офицеров бродили по оставленным позициям, с вялым интересом рассматривая брошенные снарядные ящики и с чуть большим – стоящие неподалёку пикапы. А один бессмертный пытался, похоже, заигрывать с моей Муркой! Та улыбнулась мне поверх головы «кавалера», что нетрудно было сделать сидя в высокой кабине, и успокаивающе покачала головой. Ладно, если что – она и сама может прибить нахала.
На входе нас встретил солдат – или в воздушном флоте, как и в морском, матросы? – который направил нас в довольно тесную каюту, где с трудом помещался лёгкий стол, изображавший букву «Т» с четырьмя стульями вдоль ножки, по два справа и слева, и пара шкафов, тоже облегчённых. Во главе стола сидел офицер, представившийся как полковник Хохлаткин, судя по дворянскому перстню – не иначе как тотем у него курица-хохлатка, а, может, ещё кто. Мне, если честно, без разницы.
– Присаживайтесь, господа. – Пригласил он нас после того, как мы представились. – И, прошу, без чинов, а, главное – не нужно вскакивать, в местной тесноте это грозит не только травмами, но и порчей имущества.
В целом, приняли нас доброжелательно, даже чай с лимоном и сахаром предложили, что было очень в тему. Было только недопонимание по составу участников боя, но и оно было развеяно.
– Где артиллерия, которая участвовала в бою? Я отчётливо видел сверху сотни воронок. Превратили поле в сплошные ямки, крестьяне замучаются ровнять.
– Зато органики им внесли столько, что лет десять навоз не понадобится. Артиллерию же я отправил по месту постоянной дислокации.
– В каком смысле? Разве вы имеете право распоряжаться армейскими подразделениями?
– Какими армейскими подразделениями?!
– Артиллерийскими, в частности.
– Какими ещё «артиллерийскими подразделениями»?!
Полковник начинал злиться, и тут меня осенило:
– Подождите, я понял. Никакой армейской, – я выделил это слово, – артиллерии здесь не было. Воронки – их, кстати, две тысячи сто семьдесят семь, по расходу боеприпасов – результат работы моих самодельных бомбомётов кустарного производства.
На этом месте вошёл поручик, командовавший прибывшим на помощь отрядом из состава Червеньского гарнизона, который немного усмехнулся на моём описании. После его представления и получения им тех же пожеланий, а также стакана с чаем, я продолжил:
– Поскольку я, скажем так, не уверен в законности владения какой-никакой артиллерией, пусть и её эрзацем, на территории Империи – все работы по разработке, изготовлению, испытанию, а также хранение осуществлялись исключительно на моей изнанке, на территории суверенного владения, вывез их на лицо я только для разрешения чрезвычайной ситуации и при первой возможности убрал обратно.
– Хорош «эрзац» с дальностью стрельбы не менее четырёх с половиной километров! Кстати, заметил интересный парадокс: воронки небольшие, а сила взрыва, судя по всему, внушительная. Что там за калибр у ваших «метателей»?
– Сто миллиметров, господин полковник. Поскольку начальная скорость снаряда меньше, чем у нормальной пушки, снаряд можно сделать менее прочным, так что в него вмещается семь с половиной кило аммонала. Но поскольку траектория очень отвесная, а скорость – низкая, взрыв происходит на поверхности земли, отсюда и маленькая воронка.
– Кхм… Калибр – полковой, могущество снаряда – дивизионное. Хороша самоделка! Господин поручик, вы же видели их в деле? Какие впечатления?
– Мягко говоря – впечатлён. Слова о кустарности у меня тоже вызывали скепсис, пока не увидел линейку автомобилей, в том числе бронированных, которые считаются такими же «кустарными», хоть и выглядят лучше подавляющего большинства заводских. Похоже, у господина барона сильно развит перфекционизм, а также стремление к большему. Потому и результат, и сами орудия выглядели весьма внушительно. Особенно, как это назвала госпожа баронесса, «модуль огневой поддержки на базе типового трёхосного легкобронированного шасси».
– Что наводит на мысли о существовании не трёхосного и не легкобронированного как минимум, а также о других «модулях»! – Подхватил мысль полковник.
Мне осталось только тяжело вздохнуть.
– Есть ещё двухосное и оба они – в не бронированном, гражданском варианте. А модули ещё есть транспортные, разные, и боевой, он же рейдовый. Собственно, их можно увидеть – дружина ещё не уехала.
– Обязательно посмотрим, но – позже.
Дальше пошла нормальная штабная работа трёх офицеров по составлению отчёта о бое. Я сидел рядом четвёртым лишним, мотая на ус то, что и как при этом делается – может пригодиться в будущем. Всё это время чувствовалось лёгкое удивление полковника от того, какими незначительными численно силами мы остановили эту самую Волну. Особенно, когда узнал, что армейцы прибыли только через полтора часа после начала боя. Упоминание помощи от графа Сосновича, который удалился сразу после распада Волны, намереваясь проверить, не просочился ли кто из тварей на северный берег речки, вызвало минутную иллюзию облегчения, пока мы не сказали, что он приезжал сам-пять.
Под конец полковник резюмировал:
– Да, господа, удивили вы меня, и, думаю, не только меня. За такое дело по армейским меркам положены ордена, и не последние по старшинству. А по Положению, при ликвидации чрезвычайных угроз, все вооружённые формирования, отдельные подданные Империи и их организованные группы приравниваются к военнослужащим. Так что, думаю, Государь Император захочет и сумеет удивить в ответ.
– Служим Империи!
Потом пришлось проводить экскурсию по боевой технике – благо, дружинники уже немного почистились у колодца и собрали все автомобили в колонну на выезде из деревни. Заодно ещё раз рассказал про то, почему «модуль», продемонстрировав механизм замены и описав процесс его работы.
Когда садился в кабину пикапа – Маша освободила место штатному шофёру, пересев на заднее сиденье, спросил:
– Как тебе ухажёр?
– Так себе. Пытался давить романтикой полётов, и пытался острить даже, хотя и тупо. Мол, даже если муж и стена, его перелететь можно. Ну, я предложила на выбор – в морду прямо сейчас или официальную дуэль со мною чуть позже. Но не слишком поздно, а то рожать на дуэльной площадке в любом случае – моветон. Этот клоун, кстати, только после этого рассмотрел мой живот. Как же его перекосило!
– Ну, да – дуэль с беременной, по поводу домогательства к ней уничтожит репутацию независимо от исхода, полностью и бесповоротно.
– Он мог бы выбрать «по морде».
– Видимо, боялся получить сапогом.
– А чем же ещё?
Дальше было не до смеха. Пока ехали до имения, думал о неприятном – как сообщить о потерях. Пусть и один погибший, но для кого-то это размер трагедии ничуть не уменьшит, как бы не наоборот, мол, почему только и именно он? Так толком ничего и не придумал, даже с помощью деда – всё казалось каким-то или казённым, или натужным. Выручил меня Старокомельский. Открыв дверь кабины, он обратился к нервничающим в ожидании и уже начинающим подвывать жителям и жительницам Рысюхино:
– Так, бабоньки, заканчивай вытьё с нытьём! Живы ваши, все живы, в больнице, в Рудне лечатся. Обещают помощь целителя, так что возвращаться начнут уже дня через два. Сидорчук через две недели вернётся, он самый тяжёлый. Не выть, я сказал! Выживет он, и остальные тоже! А вот Кузьма Лапин – погиб. Не повезло парню…
Я испытал какую-то постыдную радость, когда узнал, что у погибшего здесь нет ни родных, ни близких. Была старшая сестра, лет на десять старше него, вдова с двумя детьми. Нужно будет отписать ей, а лучше – послать кого-то. Деньгами потерю не закроешь, но смягчить последствия можно. И взять на себя устройство судьбы племянников погибшего. Но и вот так просто разойтись, как будто ничего не случилось, а в кузове не лежит покойник тоже показалось неправильным. Выход подсказал дед.
– Так, прошу внимания!
Все обернулись ко мне, хоть некоторые и удивились тому, откуда я взялся.
– Кузьма Лапин – первый дружинник, погибший на службе. Погибший не просто так, а в бою, защищая всех нас, а заодно и вас тоже. И будет не правильным просто вычеркнуть его из списков и забыть, отослав родным тело и пособие. Я принял решение увековечить память о нём, а именно – назвать в его честь улицу, которая ведёт от форта вглубь деревни. До конца недели прошу, раз уж нет старосты, командиров дружины и каштеляна проработать вариант названия. Неважно, будет улица Кузьминской, или Лапинской, или «Улица Лапина», или ещё как – главное, что память о бойце останется.
А вот прониклись, даже немного ошалели, если прямо говорить. И разошлись задумчивые. Улица, кстати, стала Лапинской.
До меня же неожиданно дошло, что лектор отпустил меня со своего занятия, а не из академии вообще! Тогда, из страха за Машу и вообще из-за ситуации, я вообще об этом не думал! А сейчас вдруг осознал – у меня же, получается, прогул, точнее, не менее двух: завтра я на занятия никак не попаду. Контактов декана у меня не имелось, Кайрину звонить не хотел. Пришлось связываться с Надеждой Петровной, чтобы спросить у неё телефон декана. К моему изумлению оказалось, что все уже в курсе событий: лектор в преподавательской поделился с коллегами новостью, декан, до которого слух дошёл тоже быстро, связался с властями Минской губернии и те, помявшись, подтвердили факт Волны, а ещё немного потянув волынку – и координаты прорыва. Так что мне выписали отпуск «по обстоятельствам неодолимой силы» до конца недели. И даже без отработок – но без поблажек на зачётах и экзаменах по пропущенным темам. Иногда и от слухов польза бывает, оказывается.
По итогам первого (и, надеюсь, надолго единственного) большого боя мы с Иваном Антоновичем пришли к ряду выводов о необходимых изменениях в дружине.
Во-первых, стало очевидно, что дружину нужно увеличивать. Если хотим использовать нашу миномётную батарею – или, если угодно, полубатарею – в нормальном режиме, то нам категорически не хватает людей в штатное боевое охранение её позиций. Очевидное же дело, правда? Вон, и дед себя материт всячески. А всё просто: в штатных расписаниях, что дед помнил – о пехотном прикрытии не говорилось, поскольку оно возлагалось именно что на пехоту. У Старокомельского никогда артиллерии в поддержке не было, опыт взаимодействия отсутствовал. Даже наш единственный настоящий артиллерийский офицер никогда этим вопросом не интересовался, не его зона ответственности. Вот и получилось, что все понимают, но никто не подумал.
Далее, нужно расширять автопарк. Благо, этот бой был на расстоянии прямой видимости от складов, в буквальном смысле, с крыши имения в хороший бинокль можно было бы рассмотреть весь левый фланг и большую часть дальней опушки, и нашлись дополнительные «колёса», которые можно привлечь. В противном случае было бы вообще грустно с подвозом боеприпасов. Необходимо штатно иметь как минимум два нормальных грузовика, лучше всего трёхосных, причём не сменных грузовых модулей, как сейчас, а в комплекте с платформами, так сказать. Ещё к ним нужна водовозка, пусть в виде прицепа, или на базе пикапа. Вода во флягах заканчивалась быстрее, чем патроны, отправлять гонцов к единственному колодцу было не всегда возможно. И это ещё был этот самый колодец, да и на улице весна, а случись бой летом, в нагретых солнцем броневиках вода уходила бы ещё быстрее. Только вот солнечных ударов среди бойцов во время боя не хватает, для полного счастья.
Ещё нужна, как дед называет, командно-штабная машина. Если миномётчик ещё может в подходящую погоду взгромоздиться на крышу кабины, то Ивану Антоновичу устроиться в бою так, чтобы и за обстановкой следить, и командовать боем попросту негде. И служебные мобилеты как более компактная, удобная, а если немного подумать – то и дешёвая замена вестовым. Надо закупить как минимум командиру батареи, командирам расчётов, разведчикам-наблюдателям. Штук пять-шесть приобрести просто необходимо, а лучше десяток, с учётом необходимости замены при поломках или повреждениях, что в бою исключать ну никак нельзя.
А ещё придётся менять тару для хранения и переноски мин, ящик на четыре штуки оказался слишком тяжёлым и громоздким. Шутка ли – пятьдесят шесть кило брутто! Это и так было понятно, но в бою стало совсем очевидно, но замена тары – самая простая из задач. Тем более, что старых ящиков не осталось – их, за ненадобностью, просто бросили на позициях, в доход крестьянам, как компенсация за порушенные заборы и частично разобранную кровлю. А чертежи новых я уже нарисовал, ещё и сэкономил на массе, заменив на внутренних перегородках доски на фанеру и стружки. Ящик с минами, двумя взрывателями и двумя метательными зарядами должен весить меньше двадцати восьми килограммов, тоже не пушинка, но, тем не менее…
А вот как подумаю о расходах на восстановление боекомплекта, да ещё и быстрое – жуть берёт. Я тут посчитал на досуге, если считать мою работу бесплатной, а других участников производства – в пределах пропорциональной части жалования, то себестоимость каждой мины получается примерно тридцать семь рублей за штуку. Умножьте на потраченные две тысячи сто восемьдесят (без трёх) мин, а потом ещё на три тысячи шестьсот нужных, и прослезитесь. Сегодня мои миномётчики потратили, считая цену ящиков – восемьдесят одну тысячу сто рублей, круглым счётом. Внушает, да, до икоты? Ладно, не всё так страшно: послезавтра отправим пикап с акавитой в Швецию, тамошние алкаши мне возместят почти две трети расходов, считая с налогами и патронами. И осенью они ещё добавят. Ну, и на складах ещё примерно двенадцать тонн аммонала – этого хватит на тысячу шестьсот мин, есть с чем начинать работать.
Значит, будем работать.