Рыцари тёмного леса

17

После пяти дней скитаний по лесу Эррин сбил себе ноги и очень устал. Дважды им приходилось прятаться от кавалерийских разъездов. А три дня назад они пришли в разоренную, усеянную трупами деревню. Эррин не мог забыть этого зрелища; оно наполняло его ужасом и вызывало тошноту.

Убадай, изучив следы, сказал:

— Они нагрянули на рассвете. С севера и с юга. В домах как раз развели огонь. Бежать людям было некуда. Около дюжины человек ушло на восток. Но за ними погнались и, наверно, убили.

— Что за бессмысленная бойня, — сказал Эррин. — Зачем это нужно?

— Чтобы боялись, — пожал плечами Убадай. — Это полезно.

— Значит, ты оправдываешь их? — сказала Шира. — Хорош, нечего сказать!

— «Оправдываешь»? Что это значит?

— Что ты согласен с такими действиями, — пояснил Эррин.

— Я не согласен. Ты спросил — я ответил. Во времена моего деда хан подходил к вражескому городу и говорил жителям: если сдадитесь, потеряете только свое добро, если будете сражаться, умрете. Первый город всегда сражался. Потом хан выводил пленных за стены и убивал всех — мужчин, женщин и детей, кроме одного. Этого человека он посылал в другой город, и там сразу сдавались.

— Это жестоко, — сказала Шира.

— В мире так заведено, — развел руками Убадай. — Теперь многие бегут из леса. Спасают свои семьи. Меньше людей, меньше бойцов у мятежников. Надо было ехать в Цитаэрон.

На пятый день Эррин осмотрел свои сапоги для верховой езды. У одного подошва протерлась до дыр, другой лопнул по шву.

— Поглядите только, — пожаловался он Шире. — Знаете, сколько они стоили?

— Бедный Эррин! Вы не созданы для жизни в лесу.

— Тихо! — прошипел Убадай, вынимая из ножен свой короткий меч.

— В чем дело? — спросил Эррин. Из кустов выскочило трое человек, и он откатился прочь, вскочил и схватился за пояс, но еще двое прыгнули на него сзади и повалили наземь. Повернув голову, он крикнул Убадаю: — Не надо! Брось меч!

Тот проворчал что-то неразборчивое и сплюнул, однако спрятал меч обратно и позволил незнакомцам схватить его за руки. Эррина поставили на ноги, и он увидел перед собой молодую женщину с волосами медового цвета, в замшевых штанах и камзоле.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Ищем Лло Гифса, — ответил Эррин.

— Зачем?

— Не твое дело. — Она приставила ему к горлу острый охотничий нож, и он добавил: — Но, с другой стороны, зачем делать из этого тайну? Мы хотим примкнуть к мятежникам.

— А мне вот сдается, что вы шпионы. Ты не лесной житель — ты человек короля.

Эррин улыбнулся ей. Человек справа крепко держал его повыше локтя, но предплечье оставалось свободным. Эррин потихоньку положил ладонь на пряжку ремня и сказал:

— Оллатаир.

— Ты что это? — очень медленно и низко протянула женщина. Эррин вырвался и оттолкнул в сторону нож. Человек слева замахнулся, но Эррин пригнул голову и врезал ему в челюсть. Тот медленно опустился на снег. Высоко подпрыгнув, Эррин пнул в лицо второго, который стал падать столь же плавно и грациозно. Рука женщины вместе с ножом устремилась к животу Эррина. Но он перехватил ее запястье, вывернул его и поймал выпавший нож. Приставив клинок к ее стройной шее, он опять дотронулся до пряжки.

— Как я уже сказал, мы хотим присоединиться к Лло Гифсу. Ты проводишь нас к нему?

— Какой ты быстрый. — Она отвела его руку с ножом от своей шеи.

— Да, быстрый, но не шпион. Меня зову Эррин.

— Могу я получить свой нож обратно… Эррин?

— Разумеется. — Он вернул девушке клинок, и она опустилась на колени рядом с поверженными. Один из них зашевелился. Остальные все еще держали Ширу и Убадая. — Вели отпустить моих друзей, — попросил Эррин. Девушка кивнула. Убадай вполголоса выругался, Шира подошла к Эррину и взяла его за руку.

— Вы не перестаете удивлять меня, — прошептала она. — Хорошо, что она не успела заколоть вас. Могли бы возникнуть осложнения.

— Мне нравится вас удивлять, — усмехнулся он.

— Я убью этого ублюдка! — заорал один из сраженных Эррином, поднимаясь и вытаскивая нож.

— Нет! — крикнула девушка. — Отведем их к Лло. — Мужчина заколебался, но не убрал ножа, и Эррин приложил руку к пряжке.

Мужчина, высокий, чернобородый и очень сердитый, процедил:

— Я тебе этого не забуду. Мы еще встретимся, понял?

— Как будто да, — сказал Эррин, и бородач сунул нож за пояс.

— Меня зовут Ариана, и Лло мой друг, — сказала девушка. — Идемте, я провожу вас.

— За ней бы я пошел куда угодно, — сказал Эррин, идя следом и не сводя глаз с ее бедер. Шира промолчала и не улыбнулась. Он пристально взглянул на нее, но ничего не сказал.

Взойдя на холм, они увидели внизу оживленное место — там строились дома и стреляли по мишеням лучники. На склоне паслись коровы и овцы. Внимание Эррина привлекла яркая вспышка на соседнем холме. Четверо человек попарно сражались в серебристых доспехах, но Эррин, присмотревшись, понял, что это учебный бой.

— Кто это? — спросил он Ариану.

— Понятия не имею. Пойдем поищем Лло.

Эррину показалось, что девушка испытала большое удивление, обнаружив наконец Лло Гифса среди воинов в серебристых доспехах.

— Что за черт… — начала она. Но Лло знаком велел ей молчать и подошел к Эррину.

— Вас-то мы, похоже, и ждали, — сказал он, протягивая руку. Эррин пожал ее.

— Ждали?

— Наш Оружейник сказал, что нынче придут еще двое. Вам надо подняться в пещеру и поговорить с ним.

— Прямо сейчас?

— Если у вас нет дел поважнее.

— Понятно. Хорошо, с тобой мы поговорим после. — Эррин, Убадай и Шира стали подниматься к пещере. Ариана осталась с Лло.

Навстречу путникам из пещеры вышел юноша, и Эррин остановился с упавшим сердцем.

— Что случилось? — спросила Шира.

— Это тот самый мальчик, которого я подстрелил.

— Добро пожаловать в Прибрежный лес, барон Эррин, — сказал Лемфада.

— Рад тебя видеть. Ты проводишь нас к Оружейнику? Я не против потолковать о былом, но…

— Я и есть Оружейник, а «былого» можете не опасаться. Прошлое мертво, и никто здесь не знает, что вы охотились за мной.

— Хорошо. Чего же ты хочешь от меня… от нас?

— Постойте немного и прислушайтесь. — Они так и сделали, и Эррину стала слышаться далекая музыка, слабая и невнятная, как эхо.

— Что это?

Лемфада не ответил ему.

— Вы слышите? — спросил он Ширу, но она покачала головой.

— Я слышу, — сказал Убадай. — Там в пещере что-то есть.

Эррин подошел поближе, и звук, если это был звук, стал громче. Пещера будто шептала что-то его душе, звала, манила. Убадай стал рядом с ним.

— Уйдем отсюда, — сказал номад.

— Зачем? Я не чувствую в этом угрозы.

— Поверь мне. Уйдем.

— Прислушайтесь к нему, Эррин, — посоветовал Лемфада. — Если вы войдете в пещеру, ваша жизнь изменится бесповоротно. Хуже того, вас будут ждать страдания и ранняя смерть.

— Он правду говорит. Уйдем. — Номад схватил Эррина за руку.

— Нет, — шепотом ответил барон. — Я должен войти.

— Почему ты всегда такой глупый? — крикнул Убадай, но Эррин освободился от него и вошел. В пещере горели факелы, и тени плясали, как привидения. Эррин шел, пока не увидел перед собой трое доспехов.

— Это они зовут тебя, — сказал Лемфада.

— Это доспехи Габалы, я не могу носить их.

— Немногие знают, Эррин, что одна из основных добродетелей рыцарей Габалы состояла в том, что никто из них не надеялся удостоиться такой чести. Надеяться значило остаться ни с чем. То, что ты сказал сейчас, говорилось уже раз сто каждым, кто надевал эту серебряную броню.

— Я распорядитель пиров, а не воин. В жизни своей не был воином! У меня есть волшебный пояс, который придает мне проворства, сам же я никакими доблестями не обладаю.

— Я все это знаю, Эррин, однако ты избран.

— Кем избран? Тобой?

— Не только. Но теперь выбор за тобой. Ты волен уйти, и тебя никто не осудит.

— Что сталось с теми, кому эта сталь принадлежала раньше? С настоящими рыцарями? Если они вернутся, мне ведь придется отдать доспехи?

— Они уже вернулись, Эррин. Это наши враги, рыцари Красного Цвета.

— И я должен буду сражаться с ними? Я уже сразился однажды с Карбри. Он отдал мне собственный меч, но победить его все равно нельзя.

— Что ж, выбирай свою судьбу сам.

Эррин, неотрывно глядел на доспехи, облизнул губы и хотел уйти, но память вновь показала ему Диану на костре среди ревущей толпы и торжествующего Окесу… Он протянул руку и коснулся металла. Тепло хлынуло через его пальцы, и на глазах выступили слезы.

— Дурак проклятый! — Убадай прошел мимо Эррина и хлопнул ладонью по другим доспехам. — Это мое!

— Зачем это тебе? — прошептал Эррин. — Ты не обязан оставаться со мной.

— Много ты знаешь. Тебя в кладовой запереть, так ты с голоду помрешь.

Белый жеребец, насторожив уши, вышел на поляну и смело двинулся к сидящему там человеку. Человек встал и ласково, но уверенно погладил коню морду, потрепал его по шее.

— Ты не Каун, дружок, но тоже сгодишься. — Мананнан сел на коня верхом, и тот взвился на дыбы, но рыцарь усидел, стиснув его бока коленями. — Ну, тихо, тихо.

Без седла он спустился с холмов в разоренную деревню. Там лежали мертвые лошади, и Мананнан снял с одной седло и уздечку.

Через час он выехал из леса, направляясь к далекой Макте.

Его снедало беспокойство — не только за свою жизнь, хотя и ей тоже грозила опасность. Он думал о Лемфаде и новых рыцарях. Один только Элодан обладает необходимой выучкой и мастерством, да и тот калека. Решето озлоблен на весь мир, Нуада никогда не брал в руки оружия. Лло Гифс Мананнану нравился — в нем чувствовалась сталь, но достаточно ли этого, чтобы стать рыцарем Габалы? Можно есть воробьев и убеждать себя, что это индейки, но вкус у них все равно не тот. А Морриган… бедная Морриган.

Последние дни Мананнан сильно страдал без амбрии, а для Морриган это, должно быть, настоящий кошмар. Она ни разу не пожаловалась, но когда Мананнан услышал о пропаже одного из людей Решета, в нем пробудился страх.

Он оглянулся назад. Где-то там, в лесу, рыщет вражеская кавалерия. Хорошо бы дать ей бой вместе с Элоданом и остальными.

Но у него иная задача: он должен явиться в логово врага и сразиться с человеком, который был ему братом. Это будет Патеус, который теперь вернул себе прежнее имя — Карбри; Карбри-мыслитель, самый старший по возрасту из всех рыцарей; Карбри добрая душа, рассказывавший сказки деревенским ребятишкам, а ныне пожиратель душ. Поверить в это почти невозможно.

Мананнан ударил коня каблуками и поскакал к замку.

Герцога Мактийского вывели на поле, и толпа разразилась радостными воплями. На герцоге был простой камзол из черной шерсти с серебряной тесьмой, а также темно-серые бриджи и сапоги для верховой езды и короткий кожаный плащ, подбитый мехом. Голову он держал высоко и не смотрел ни вправо, ни влево, шагая к повозке для осужденных, поставленной перед королевским павильоном. Поднявшись на нее, он стал лицом к королю. Поле по краям обступали солдаты недавно пришедшей сюда королевской армии, собравшиеся поглазеть на казнь. Герцог, бросив взгляд на эшафот и большой котел с кипящей водой рядом, содрогнулся и отвел глаза. Когда судебная комедия окончится, его возведут на помост и повесят, но еще до наступления смерти снимут его с виселицы, бросят в котел, а затем отрубят ему руки и ноги. Повешение, кипящая вода и четвертование — казнь, предусмотренная для государственных изменников.

Справа от короля сидели восемь красных рыцарей, слева — провидец Океса.

Провидец встал, устремив взгляд своих бледных глаз на герцога.

— Перед лицом дворянства и своего государя ты обвиняешься в измене и пособничестве другим изменникам. Что ты скажешь в свое оправдание.

Герцог слегка улыбнулся:

— Скажу, что это обвинение вздорное. Может, перейдем сразу к казни? Мне становится скучно, Океса.

— Ничего, скоро развеселишься, — прошипел провидец. — Выслушаем свидетелей.

В течение часа герцог слушал показания собственных слуг и гвардейцев. Из них следовало, что он устроил побег Эррину, что он публично осуждал короля, что он предлагал капитану своей гвардии убить короля, пока тот находится в Макте. И тогда он, герцог, сможет сам взойти на престол.

Когда все свидетели высказались, герцога спросили, есть ли у него вопросы. Вопросов не было. Ритуал завершился, и Океса потребовал немедленно привести в исполнение приговор над изменником. Король, все это время сидевший молча, встал. Его волосы ярко белели на солнце, бледное лицо лоснилось от пота.

— Не имеет ли обвиняемый сказать что-либо в свою защиту? Не хочет ли он попросить о снисхождении?

Герцог громко рассмеялся.

— Я попусту потратил прекрасное утро, государь, выслушивая всю эту ложь. К чему затягивать дело, говоря правду? В столь погожий день и умирать приятно, так почему бы нам…

Его прервал стук копыт, и на поле появился рыцарь в серебряных доспехах. Толпа умолкла, пропуская его.

— Кто ты, воин? — спросил король.

— Мананнан, рыцарь Габалы.

— Лжешь. Рыцарей Габалы больше нет. Ты самозванец.

— Я вижу рядом с вами Самильданаха, государь — пусть он поручится за меня.

Красный рыцарь встал и снял шлем, обнажив коротко остриженные белые волосы. Его глаза светились яркой синевой.

— Зачем ты явился сюда, трус? Чтобы воздать почести смелым?

Мананнан ответил не ему, а королю:

— Я приехал, государь, чтобы выступить защитником герцога Мактийского и потребовать испытания поединком.

— Изменник не вправе требовать поединка, — вскинулся Океса, но король жестом заставил его замолчать.

— Ты желаешь сразиться с Карбри, королевским бойцом этой провинции? Разумно ли это, рыцарь?

— Кто знает? Во всяком случае, это придаст перца вашему суду.

— Ну что ж. Мы никому не дадим повода сказать, будто король пренебрегает обычаями, которые сделали наших предков властителями мира. Пусть бой состоится.

— Обычай предусматривает, государь, что обвиняемому должны привести коня. В случае если его невиновность будет доказана, он сможет уехать с места казни верхом, а не уйти в сопровождении стражи, как осужденный.

— Хорошо, — согласился Ахак. — Согласен ли ты выступить в этом бою за меня, Карбри?

Красный рыцарь встал и поклонился.

— Как всегда, государь.

Мананнан спешился, привязал коня к повозке и подождал, пока герцогу не привели второго коня.

— Почему ты заступаешься за меня? — спросил герцог. — Я тебя не знаю.

— Знаете, ваша светлость. Однажды мы с вами сразились на турнире, и вы сшибли меня с лошади. Но это в прошлом. Я заступаюсь за вас потому, что так надо. Когда бой окончится, садитесь на коня и скачите во весь опор к лесу.

— А ты?

— Если посчастливится, мы поскачем вместе.

— Но сможешь ли ты победить Карбри?

— Всех когда-нибудь побеждают. — Мананнан опустил забрало, вышел на середину поля и воткнул свой длинный меч в землю. Карбри медленно сошел со ступеней павильона и занял позицию перед ним. Его забрало оставалось открытым, и Мананнан поразился, увидев, как помолодел его старый друг.

— Ты удивлен, Мананнан? Напрасно. Павлус, которого ты убил столь жестоко, сделал бы для тебя то же самое. Бессмертие — вот чем ты пренебрег.

— Я не убивал его, Патеус — это сделала Морриган. А такого бессмертия мне не надо. Скрестим мечи и покончим с этим.

— Я не хочу твоей смерти, Мананнан, но у меня нет выбора. Могу лишь обещать, что не заставлю тебя долго мучиться.

— Молодость сделала тебя самонадеянным, Патеус. — Рыцари соприкоснулись мечами, глядя на короля.

— Начинайте! — крикнул Ахак. Карбри взмахнул мечом, но Мананнан подставил ему свой эфес и нанес ответный рубящий удар по боку противника. Доспехи Карбри треснули, но кольчуга внизу остановила меч.

Толпа разразилась криками. Рыцари принялись кружить, нестройно звеня мечами. Более стройный Карбри двигался быстрее, более сильный Мананнан хорошо защищался. Мечи то и дело обрушивались на сталь доспехов. Но никто из противников не мог нанести смертельного удара. Мананнан отразил удар, направленный ему в пах, и рубанул Карбри по поясу. Красные доспехи снова раскололись, и на этот раз сквозь вдавившуюся в тело кольчугу просочилась кровь. Карбри отступил влево, пытаясь прикрыть рану, но Мананнан сделал финт, целя в голову, и вновь ударил по раненому боку. Кровь теперь брызнула струей.

Мананнан ринулся вперед, но получил удар, чуть не сбивший шлем у него с головы. Карбри, даже раненый, оставался опасным противником. Пришлось вспомнить об осторожности. Карбри бился отчаянно, и Мананнан понимал, что бой близится к концу. Карбри могло спасти только одно — молниеносная атака и смертельный удар по вороту врага. Мананнан приоткрыл шею, и меч Карбри блеснул на солнце, но Мананнан нырнул под него и вогнал свой меч Карбри в бок, направляя его вверх, в легкие. Красный рыцарь упал на колени, и Мананнан выдернул меч. Карбри застонал и хотел что-то сказать, но изо рта у него хлынула кровь.

В мертвой тишине Мананнан сел верхом. Поклонился королю и развернул коня. Герцог прыгнул с повозки в седло своего скакуна, и оба всадника помчались через поле к высокой изгороди.

— Держи их! — закричал Океса. Толпа бросилась в погоню, но герцог уже перемахнул через их город. Мананнан, с трудом удержавшись в седле, последовал за ним, и оба скрылись из виду.

Мананнан оглянулся. Королевские солдаты садились на коней, готовясь пуститься вслед за беглецами.

Лес успел опостылеть Бавису Лану. Уже шестнадцать дней он и его люди истребляли мятежников, врываясь в деревни и убивая всех без разбору, но ничего похожего на войско так и не встретили. Дан бесился, предвидя, что ему придется возвратиться к королю ни с чем. Два дня назад они схватили старосту одной деревушки и замучили его до смерти, но он, как ни допрашивал его Лан, ничего не мог сказать о Лло Гифсе и его армии.

Лан, сидя в седле, оглянулся. За ним ехали четыреста восемьдесят три кавалериста. За время кампании он потерял всего семнадцать человек, в том числе молодого Люгаса. Его искалеченная рука почернела, и он скончался в страшных мучениях. Столь ничтожные потери помогут королю поверить, что никакого мятежа нет.

Колонна, медленно петляя по лесным тропам, вышла на открытое место у подножия гряды холмов. Бавис распорядился устроить здесь полдневный привал. В это время из леса справа от него появились трое скачущих галопом всадников. Он принял их за своих разведчиков и заслонил глаза от солнца, пытаясь разглядеть их лица. Но вскоре ему стало ясно, что это лесовики, одетые в кожу и замшу, и что у каждого за спиной лук.

Всадники осадили своих лохматых горных лошадок шагах в тридцати от колонны и выстрелили. Лан пригнулся к шее коня, и стрела вонзилась в горло ехавшему позади солдату, а всадники повернули коней и помчались обратно в лес.

— Первая турма, догнать их! — вскричал Бавис, и шестнадцать солдат, отделившись от колонны, устремились в погоню. Их крупные кони были резвее, и Бавис видел, что лучников настигнут еще до опушки леса. В этот миг лесовики развернулись и снова пустили стрелы. Двое солдат свалились с коней, третий лишь пошатнулся — стрела засела у него в плече.

Из леса внезапно выехали шесть рыцарей в блестящих серебряных доспехах. Бавис моргнуть не успел, как они с мечами в руках набросились на его кавалеристов. Кони вставали на дыбы, люди падали. И погоня захлебывалась.

— Вперед! — заревел Лан, и вся колонна двинулась на врага. Шестеро рыцарей, изрубив первую турму начисто, неспешной рысью повернули к лесу, и Бавис взъярился. Выхватив меч, он издал боевой клич и помчался вдогонку. Деревья на краю леса росли редко, и он ясно видел рыцарей впереди себя.

Внезапно справа раздался громкий треск, и прямо за спиной Бависа рухнуло громадное дерево, круша лошадей и всадников. Вслед за ним упало второе и третье. Кавалеристы в панике поворачивали коней, но из кустов в них летели стрелы. Лан растерялся. Грохот падающих деревьев и вопли умирающих мешали ему соображать.

— Назад! — крикнул он. — Отходим! — Но отступать было некуда. Стрела, отскочив от его панциря, застряла в щеке.

Понимая, что надо спасаться, он рванул повод и оказался лицом к лицу с шестью рыцарями. Бавис заставил коня свернуть в сторону и рубанул по голове выросшего перед ним лучника.

Оглянувшись на скаку, он увидел, что один из рыцарей гонится за ним. Конь Бависа, утомленный недавней скачкой в гору, вспотел и покрылся пеной, и рыцарь быстро настигал их.

— Боги, спасите меня! — взмолился Бавис. Конь перескочил через поваленное дерево и вылетел на открытое место. Бавис направил его к ручью, только бы переправиться, а там он оторвется от преследователя в густом подлеске.

Он опять оглянулся. Рыцарь не приближался, но по-прежнему скакал за ним, грозный, как сама смерть.

Конь Бависа, расплескивая воду, выбрался на другой берег. Рыцарь стал немного ближе. Бавис пригнулся под низкими ветками. Узкая тропа петляла. Бавис спрыгнул с коня и хлопнул его по крупу. Тот понесся дальше, а всадник нырнул в кусты. Когда рыцарь проскакал мимо, Бавис встал и двинулся в гущу леса. Он только теперь начинал понимать, какие последствия эта губительная засада будет иметь для его карьеры. Он не сомневался, что все тридцать его турм разбиты наголову. Король будет вне себя, узнав, что взбунтовавшееся мужичье перебило цвет его войска. Бавис сел на камень и задумался. От врага он, положим, ушел, но в Макту ему лучше не возвращаться.

Будь оно все проклято! Легкий успех внушил ему чувство ложной безопасности. Он был убежден, что никакого мятежного войска не существует. Кой черт понес его в эту атаку?

Его мысли прервала вышедшая из-за деревьев молодая женщина. Необычайно красивая. Серебряные нити казались странными в ее золотых волосах.

— Что, заблудился? — спросила она, подходя. Его поразила чувственная грация ее движений.

— Да. Откуда ты тут взялась?

Она дотронулась до его голой руки, и он ощутил трепет наслаждения. Во рту у него пересохло, о рыцаре он и думать забыл.

Он стал развязывать тесемки ее камзола. Странное дело, но даже в такую минуту мужчина способен испытать желание.

Морриган обняла его за шею и притянула к себе.

Элодан отвернулся, когда Решето перерезал горло раненому солдату.

— Что, магистр, брезгуешь? — спросил разбойник.

— Да. Резать людей, как скотину, я не обучен.

— А здорово ты придумал! — засмеялся Решето. — Только один ушел живым.

Мятежники снимали с убитых латы и оружие. Лошадей, уцелевших после резни — их было около тридцати — навьючивали и уводили в горный лагерь. Элодан ушел с побоища к Лло, Эррину и Убадаю, сидевшим у маленького ручья.

— Просто не верится, — сказал Эррин. — Твой расчет оказался верным, Элодан.

— Гордиться тут нечем. Слишком много народу убито.

— Это враги, — заметил Убадай. — Я по ним плакать не стану.

— Решето вот тоже не плачет. Того и гляди начнет дергать у мертвых золотые зубы.

— Нашего Решета не так-то просто полюбить, — усмехнулся Эррин, — но дерется он будь здоров.

— Чтобы считаться рыцарем, требуется нечто большее! — отрезал Элодан. — Уж вы-то, барон, должны это знать. Мне стыдно, что я ношу эти доспехи.

— Не говори так! — возмутился Лло Гифс. — Никогда не говори! Я понимаю, что ты чувствуешь, но поставь себя на мое место. Я кузнец, беглый висельник, и все вокруг думают, будто я убил свою жену. Мне невдомек, что значит быть рыцарем. Но я сделаю все, чтобы не посрамить свои доспехи. Большего ни один человек обещать не может. Будь доволен тем, что мы победили, — это придаст бодрости нашим людям.

— Надеюсь, с Морриган ничего не случилось, — прервал наступившее молчание Эррин. — Надо было кому-то из нас поехать с ней.

— Ты скоро убедишься, что за нее можно не бояться, — сказал Элодан. — Я наблюдал за ней в бою. Она орудует мечом, как ветеран, несмотря на свою хрупкость.

— Однако она все-таки женщина.

— Не надо равнять женщин вроде Морриган с изнеженными придворными дамами, Эррин, — усмехнулся Лло. — Она, Ариана и Шира — это женщины, с которыми можно ходить в горы.

— Я плохо разбираюсь в горянках, Лло, но полагаюсь на твой опыт.

Решето, присоединившись к ним, снял шлем и почесал потную голову.

— Теперь бы пожрать в самый раз.

— Как ты можешь думать о еде, когда вокруг пахнет смертью? — поморщился Эррин.

— Я жрать хочу, потому и думаю о еде. При чем тут запах?

— Вон она, женщина, — показал Убадай. Морриган спешилась, и Элодан пошел ей навстречу, она опустила забрало шлема, спрятав лицо.

— Ты догнала его? — спросил Элодан.

— Да, он мертв.

— А ты? С тобой ничего не случилось?

— Все хорошо. Солнце светит в глаза, только и всего. Не пора ли возвращаться в лагерь?

— Да, но я хотел бы, чтобы вы с Решетом отправились на запад. Мне сказали, что там, в горах, есть большое селение. Туда можно попасть только через подвесной мост. Те, кто там бывал, говорят, что у тамошнего старосты Буклара больше двухсот воинов. Было бы хорошо, если бы он отправил сотню к нам.

— На запад? — нахмурилась Морриган. — Это близко к Пертии — там должно быть много вражеских войск.

— Я тоже так думаю. Возьмите с собой припасов, сколько потребуется.

— Мне непременно надо ехать с Решетом? Почему не Эррин, не Лло или не номад, на худой конец?

— У магистра свои привилегии, Морриган, — усмехнулся Элодан. — Я навязываю его тебе, чтобы сплавить подальше от себя.

— Учти, что он может не вернуться живым из этого путешествия.

Герцог спешился у пещеры и долгим, тяжелым взглядом посмотрел на стоящего у входа белокурого юношу.

— Чего тебе от меня надо? — спросил он.

— Ничего, ваша светлость, — улыбнулся юноша. — Я прошу вас только войти в пещеру и сделать свой выбор.

— Что там, в пещере? — спросил герцог, повернувшись к Мананнану.

— Рыцарские доспехи, — ответил тот.

— Я должен надеть их и сражаться на стороне бунтовщиков?

— Более того, — сказал Лемфада. — вам придется умереть за них, если понадобится.

— Что за вздор! Я благодарен тебе за спасение своей жизни, но я не просил тебя о помощи и потому не считаю, что чем-то тебе обязан. С какой стати мне воевать за ваше дело?

— Причин для этого не существует, — вставил Лемфада. — Если вы захотите уехать, никто вам не воспрепятствует. Мы даже дадим вам провизии на дорогу.

— А что вы предложите мне, если я останусь и буду драться?

— Ровным счетом ничего.

— Ты удивительный мальчик. Скажи Мананнан: эти доспехи серебристые, как у тебя?

— Да.

— Вы просите меня стать рыцарем Габалы? Ушам не верю. Спросите любого, кто мне служил, и он вам скажет, что я человек суровый, порой даже жестокий. Я лгал, обманывал и убивал ради того, чтобы сохранить свою власть, и если бы Океса не обернулся против меня, я бы по-прежнему служил королю. Не думаю, чтобы такой человек был нужен вам под серебряным шлемом.

— Все это было вчера. Предоставьте выбор доспехам.

— Что скажешь, Мананнан? Входить мне туда или нет?

— Почему мое мнение так важно для вас?

— Потому что ты рыцарь Габалы. Хочешь, чтобы я стал твоим собратом по оружию?

— Нет, не хочу. Но я человек простой, а доспехи волшебные. Пусть выбирают они. Войдите в пещеру.

Герцог взъерошил бородку и пожал плечами.

— Хорошо, я посмотрю. Но не питайте напрасных надежд, друзья мои.

Он быстро приблизился к единственным оставшимся доспехам. В пещере было холодно, и его пробрала дрожь. Огни двух факелов плясали, отражаясь в панцире. В детстве герцога зачаровывали рассказы о рыцарях Габалы. Но отец относился к ним пренебрежительно. — «Глупцы, — говорил он, — жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на разбор чужих дел. Отнимут у мужика его клочок земли или нет — кто об этом вспомнит лет через сто?»

Герцог ясно вспомнил и эти отцовские слова. И его похороны, где не было пролито ни единой слезы.

— А кто заплачет по тебе, Роэм? — сказал он себе и тряхнул головой. Не все ли равно? Оплакивать мертвых — пустая трата времени. Сейчас ему нужно решить простой вопрос: оставаться с мятежниками или ехать в Цитаэрон. За морем, не имея средств, он себе друзей не найдет. Ему придется искать себе место капитана гвардии или телохранителя при каком-нибудь князьке. А здесь? Здесь ему придется сражаться бок о бок с крестьянами и разбойниками, смердами, недостойными поцеловать его руку.

Но у него, по крайней мере, будет возможность восстановить свое положение и вернуть земли, которыми издавна владел его род.

Сев на холодный каменный пол, он смотрел на доспехи. Возможно ли, чтобы мятежники одержали победу даже с возрожденными рыцарями во главе? Выстоят ли они против кавалерии и пехоты Ахака? Весьма сомнительно. На деле его выбор выглядит так: жить в Цитаэроне или умереть в Габале.

Но стоит ли жить без денег и без чести?

Итак, Роэм, ты можешь сделать одно из двух: прожить, сколько тебе отпущено, презираемым всеми, или воевать на стороне тех, кого презираешь ты сам.

Он встал, и в панцире отразилось его худое, угловатое лицо.

— Спрячь свое презрение подальше, Роэм, и отвоюй наследие своих предков, — прошептал он. — А когда война будет выиграна, мужиков загонят обратно в хлев.

Он протянул руку и коснулся доспехов.