Рыцари тёмного леса

11

Нуада пришел в бешенство, когда Решето запретил ему идти со спасательным отрядом. Атаман собрал для этой цели тридцать человек, и каждый нес провизию — муку, вяленое мясо и сушеные фрукты.

— Я должен показать вам дорогу, — настаивал Нуада. — Без меня вы их не найдете.

— Чтобы я да не нашел Королевскую дорогу? Погляди на себя — ты же еле стоишь. Ты не выдержишь перехода.

— Я доведу его туда, и обратно тоже, — сказал Лло Гифс. Снег повалил снова, и Лло, как и все остальные, надел на себя теплый тулуп и высокие сапоги на волчьем меху. На голову он нахлобучил капюшон, шею обмотал толстым шарфом.

Решето положил руку на плечо Нуаде.

— Каждый раз, как мы остановимся из-за тебя, будет означать еще чью-то смерть на Королевской дороге. Ты понял меня?

— Я не задержу вас, обещаю.

Лло дал Нуаде глотнуть из своей фляжки. Тот выпил и поперхнулся.

— Боги хаоса! — отплевываясь, просипел он. — Что это такое?

— Водка, которую гонят из зерна. Ну как, теплее стало?

— У меня в животе костер.

— Вот и хорошо. Пошли.

Решето шагал впереди с посохом, щупая снег, остальные молча поспевали за ним. Большинство разбойников явно не понимало, в чем смысл этой вылазки.

— Зачем ты пошел? — спросил Лло, шедший с Нуадой в самом хвосте.

— Я обещал этим людям, что приду — кроме того, они боятся Решета.

— Правильно боятся. Ты ведешь волка в овечью кошару: не удивляйся, если он будет вести себя по-волчьи.

— Меня уже ничто не удивит, Лло. Ну а ты почему пошел с нами?

Лло только хмыкнул, помогая Нуаде преодолеть обледеневший сугроб. Ветер швырял снег им в лицо, и дальнейший разговор стал невозможен. Путь, занявший у Нуады около полутора суток, отряд преодолел меньше чем за четыре часа.

Вскоре они наткнулись на первые трупы, лежащие у погасшего костра. Две женщины, старик и ребенок промерзли насквозь.

Решето сплюнул. Его косматые брови и борода обросли льдом.

— Экое дурачье! Разведи они костер на двадцать шагов дальше, вон у тех камней, все были бы живехоньки. Тоже удумали — согреться на голом месте!

Оставив тела там, где они лежали, спасатели пошли дальше и к середине дня добрались до пещеры. Там стеснилось около сорока человек; четверо были мертвы. Решето стал делить между ними еду. Два костра почти догорели, и Лло отправился в лес за дровами. Нуада, оглядев изможденные лица, увидел позади знакомую девушку. Она сидела на корточках рядом с пожилой женщиной. Нуада протолкался к ней и сказал просто:

— Я вернулся.

— Она мертва, — ответила девушка. — Умерла час назад.

Нуада взглянул на умиротворенное лицо покойницы. Ей было, должно быть, под семьдесят, и черты говорили о благородном происхождении.

— Значит, ей уже ничего не страшно, — сказал он. — Идем, мы принесли еду.

— Я не голодна.

Нуада обнял ее за тонкие плечи и привлек к себе.

— Хочешь умереть, как она? Идем со мной. — И он привел ее к Решету, который дал ей сухарей и воды в кружке.

— В пещере все не поместились, и много людей осталось под открытым небом, — сказала девушка. Решето послал своих парней прочесать лес. Лло пошел с ними. Какая-то женщина упала к ногам Решета, с тихим плачем обнимая его колени. Сконфуженный, он высвободился. Мужчины толпились вокруг, чтобы пожать ему руку. Решето, не привыкший к изъявлениям благодарности, снова вышел в метель. Его люди бороздили снег, находя повсюду мертвых…

Собравшись уже вернуться в пещеру, он услышал тонкий плач и огляделся, но рядом никого не было. Он пошарил посохом в кустах, но и там ничего не нашел и стал прислушиваться. Вой ветра заглушал все прочие звуки. Он нагнулся к земле — опять ничего. Ветер сдул снег с бугорка слева от него, и показался клочок ткани. Решето разрыл сугроб. Там лежали, крепко обнявшись, мужчина и женщина, прикрывшие своими застывшими телами завернутое в одеяльце дитя. Перед смертью, уже бессознательно, они прикрыли дитя от холода и снега. Ребенок зашевелился и сморщил личико. Решето подхватил его на руки и побежал в пещеру. Пробившись к костру, он развернул обледенелое одеяло и стал растирать маленькое тельце. У девочки, ужасно худенькой, были золотистые кудряшки.

— Акис! — гаркнул атаман. — Куда ты подевался? Ты молоко-то взял?

— Да оно почти все вышло, барон. — После того как Нуада сочинил сагу о звере, разбойники стали перенимать его манеру обращения к атаману.

— Тащи сюда, что осталось. Быстро! И подогрей.

— Да, барон.

Головка девочки приникла к плечу Решета.

— Ты что это, умирать собралась? — вскричал он. — Посмей только! — Он встряхнул девочку, растер ей спинку, и она залилась плачем. — То-то же. Плачь и живи!

— Давайте я возьму ее, — предложила одна из женщин.

— Прочь! — рявкнул Решето. Акис тем временем вернулся с теплым молоком в деревянной чашке. Решето стал поить девочку, но она не желала открывать рот. — Зажми ей нос, — велел Решето женщине. Та повиновалась, и девочка раскрыла ротик. Сперва она давилась молоком, потом стала пить. Выпив всю чашку, она снова припала головой к плечу Решета. Он хотел потрясти ее, но женщина сказала:

— Она спит. Все хорошо. Заверните ее в теплое одеяльце и дайте мне, я позабочусь о ней.

Решето не хотел отдавать ребенка, но все-таки отдал, поправив кудряшки у нее на лбу.

— Она красивая, — сказал он, — и крепкая. Люблю крепких ребят. Сколько ей? Я плохо смыслю в малых детях.

— Годика два, а может, и больше — просто она очень маленькая и худенькая.

— Смотри за ней как следует, — приказал Решето.

— Да, барон.

— Я не барон! Смотри за ней.

Лло Гифс ввел в пещеру, и без того уже переполненную, молодую пару.

— Экая жуть, — сказал он. — Повсюду трупы — их там около сотни.

— А живых сколько? — спросил Решето.

— Человек тридцать. Здесь для них нет места, и если мы не найдем какого-нибудь убежища, они тоже умрут.

— Милях в трех отсюда есть другие пещеры, побольше, — сказал Решето, — но в них живут медведи.

— Медведя можно убить, а с холодом нам не сладить. — Оставшиеся в живых толпились у входа в пещеру, громко прося впустить их и оттесняя прежних хозяев к самым кострам. Решето встал на камень и прокричал:

— Тихо! Пусть самые сильные из вас построятся и приготовятся к часовому переходу, остальные могут остаться здесь. Я дам им людей, еду и вернусь за ними, когда метель уляжется.

Некоторые из беглецов заспорили, не желая покидать пещеру.

— Делайте, что вам говорят, не то всех оставлю подыхать с голоду! — загремел Решето. — В часе ходьбы отсюда есть большие пещеры. Там можно развести костры и согреться. Все, кто в силах проделать этот путь, отойдите налево, кто хочет остаться — направо.

Толпа медленно пришла в движение. Решето слез с камня, и пожилой мужчина сказал ему:

— Спасибо за помощь, сударь. Вы и есть герой Лло Гифс?

— Нет, я злодей Решето.

Человек испуганно раскрыл глаза и попятился.

— Кто на левой стороне, выходите из пещеры, — скомандовал Лло.

Решето нашел женщину, нянчившую спасенную им девочку, и взял у нее спящего ребенка.

— Вы понесете ее по морозу? Разумно ли это?

— Я ее сберегу, — пообещал он, запахнув девочку в свой овчинный тулуп.

Метель немного утихла, и снег валил не так густо. Решето возглавил тощую колонну беженцев. Акис, Нуада и еще четверо остались в пещере, чтобы раздавать пищу и поддерживать костры. Теперь здесь находились только старые да малые, и места стало куда больше. Нуада устал, как никогда в жизни, но чувствовал подъем и какую-то тихую радость. Он сел у стены, глядя на спящих у костров людей. Это был его народ, как по крови, так и по духу. Черноволосая девушка села рядом с ним. Тело ее матери лежало в глубине пещеры, покрытое холстом.

— Меня зову Картия, — сказала она. Ей все еще было холодно. Нуада снял со своих плеч одеяло и закутал ее, а после снова прислонился головой к скале, и камень показался ему мягкой подушкой.

Он заснул глубоко, без сновидений.

Путешествие к пещерам заняло больше четырех часов, но снег почти перестал, и немного потеплело. Тем не менее многие из ослабевших беженцев нуждались в помощи, и Лло еще с двумя людьми шел в хвосте колонны, следя, чтобы никто не отстал. Тем, кто садился на снег, он давал глотнуть своей водки и поднимал их на ноги. Во время перехода умер только один человек: у него сдало сердце на последнем подъеме.

У пещер спасатели сразу развели огромные костры, и беженцы собрались вокруг них. Девочка, которую нес Решето, проснулась, и он скормил ей остаток молока. Лло наблюдал за ним с бесстрастным выражением лица. Заметив, что на него смотрят, Решето передал ребенка женщине средних лет и сел у входа в пещеру напротив бывшего кузнеца.

— Я люблю детей, — заявил он, с вызовом глядя на Лло.

— Я тоже. Метель, кажется, прошла — худшее уже позади.

— Да, небо ясное. Мороз теперь станет еще крепче.

— Что ты будешь делать с ними со всеми? Чем будешь их кормить? Не понимаю, как Нуада умудрился втравить тебя в это дело.

— Мои амбары полны, — пожал плечами Решето. — А за пропитание они мне отработают. Лес будут валить, дрова таскать. Бабенки помоложе могут жить с моими ребятами — женщин у нас недостает. Недавно троих парней убили в драке из-за бабы.

— Ладно, тогда последний вопрос. На кой это тебе?

— Отвечать я не намерен, Лло Гифс — ни тебе, ни кому бы то ни было. Я делаю то, что считаю нужным. Вот захочу, и перебью их всех завтра. А ты-то зачем пошел с нами?

— Поразмяться захотелось. Засиделся, как пес на цепи. Как твоя спина?

— На мне все быстро заживает.

— Смотри, чтобы зараза какая не пристала. Царапины от звериных когтей — скверная штука.

— Только не здесь. Здешний воздух хорошо заживляет раны. Сколько живу в лесу, ни разу гангрены не видел. — Решето помолчал, припоминая боль и страх от когтей чудовища. — Здоровый был зверюга. Правда?

— Чуть топор мне не сломал. Ох и дураки мы были, когда уселись на голом месте!

— Тут ты прав, — признался Решето. — Мои охотники нашли в снегу еще шестерых таких — все дохлые. Откуда они взялись, неведомо. Никто о них сроду не слыхивал. Я даже послал людей к Дагде. За советом.

— Ты знаешь, где он живет?

— Нет, но мои ребята будут заходить во все деревни и расспрашивать о нем. Дагда услышит об этом, где бы он ни был.

— Самое главное — это узнать, кто послал зверей в лес и зачем.

— Послал? — повторил Решето. — Это не охотничья свора, и поводков на них я не видал. Да и натаскать их никому из людей не под силу.

— А помнишь, мальчик говорил, что зверь появился из воздуха со вспышкой молнии? И все следы, которые находили наши охотники, обрываются на холмах. Кто-то хочет наслать смерть на этот лес, и мы должны знать кто.

— Может, оно и так, но я не уверен. В лесу есть места, где еще не ступала нога человека — горные долины, ущелья. Звери могли спуститься вниз в поисках пищи или, скажем, из любопытства.

— Все может быть, но ты ведь видел этого волка. Он не весь покрыт шерстью: на груди и брюхе у него голая темная кожа. Вряд ли такой зверь способен жить высоко в горах, где всегда холодно. А тот, которого нашли мертвым в сугробе? Его убил холод. Слыхано ли, чтобы лесные звери не могли выдержать зимние морозы?

— Да, это резонно, но к чему ты ведешь? Что какой-то колдун взял и выпустил в лес кучу зверья? Допустим, но где этого колдуна искать и как узнать его, когда найдем?

— Мы с тобой его, ясное дело, не найдем, а вот другой колдун может.

— Ну давай выкладывай, что у тебя на уме. Можно подумать, у нас тут колдуны кишмя кишат.

— В моей деревне есть парень, и он уверяет, что был подмастерьем у чародея по имени Руад Ро-фесса. Когда снег растает, я пойду его искать.

— Не побоишься покинуть лес? Опасное это дело. С твоей рыжей бородой и светлыми волосами тебя всякий узнает. И что будет с нами, бедными лесными жителями, если нашего героя отнимут у нас, пока он еще не собрал свое войско?

— Ты сам соберешь его, барон Решето, победитель чудовищ и спаситель младенцев.

Лло встал, и Решето улыбнулся ему, но только губами, не глазами.

— А ты мне нравишься, Лло, честное слово, нравишься.

— Это хорошо, и очень утешительно.

— Не обольщайся. Мне уже приходилось убивать людей, которые мне нравились.

— Добро, я запомню.

Пять вечеров подряд Руад открывал черные врата и час держал их открытыми. Однажды в них сунулся гигантский зубастый ящер с той стороны, но чародей отбросил его назад разрядом белого пламени. На шестой вечер Руад слишком ослабел для магического действа и устало побрел обратно в деревню.

Гвидион ничего не сказал, когда его друг вошел в хижину, отданную в их полное распоряжение, он только положил руку на плечо Руада. Но тот стряхнул ее прочь.

— Я потерял его, — рухнув на стул, сказал Оружейник. Гвидион сел рядом, глядя ему в лицо и видя свое отражение в бронзовой глазной нашлепке. — Я послал его на смерть, как и всех прочих, — выругавшись, добавил Руад.

— Он мужчина и сам решал, как ему поступить. И клянусь богами, Руад, дело того стоило. Если бы рыцари Габалы снова собрались вместе, мы подняли бы восстание и очистили эту землю от зла.

— Они мертвы, Гвидион. Дай мне отдохнуть. — И Руад растянулся на соломенном тюфяке у стены.

— Усни. — Гвидион коснулся пальцем лба чародея. Руад закрыл глаза, и его дыхание стало ровным. Гвидион без усилий вошел в Цвета, восторгаясь мощью Зеленого и черпая силу от мириадов деревьев, птиц и животных. Когда он вернулся в хижину, свеча почти догорела, и он зажег от огарка новую.

Легкий стук в дверь нарушил его думы. Гвидион открыл и увидел юношу со светлыми, блестящими при луне волосами. За ним стоял мужчина повыше, темноволосый и темноглазый.

— Заболел кто-нибудь? — спросил Гвидион.

— Нет, сударь, — ответил юноша. — Я ищу Руада Ро-фессу. Я Лемфада. Его ученик.

Гвидион тронул юношу за плечо и не нашел в нем зла.

— Входите, — сказал целитель, — но говорите тихо, ибо Руад нуждается в отдыхе и теперь спит.

Гвидион раздул огонь и поставил на угли котелок.

— Хотите травяного чаю? Он сладок и навевает приятные сны.

— Я вижу, вы меня не узнали? — сказал мужчина и протянул вперед обрубок правой руки в кожаной оплетке.

— Элодан! Я слышал, будто ты умер, и рад, что известие оказалось ложным. Ты уж прости меня — с годами я стал забывчив. В последний раз я видел тебя в серебристых доспехах и шлеме с темным плюмажем.

— Это было давно, Гвидион. В прошлой жизни. Мир с тех пор изменился, и не в лучшую сторону.

Гвидион налил кипятка в медный горшок. Добавил сушеных листьев и размешал все деревянной ложкой. Дав чаю немного настояться, он разлил его в три кружки.

— Что привело тебя сюда? — спросил он Элодана.

— Я надеюсь, что чародей отрастит мне новую руку. Лемфада говорит, он всемогущ.

— Как вы нашли нас?

— Я немного знаком с Цветами, — усмехнулся Лемфада. — Главные мне пока не даются, но в Желтом я двигаюсь свободно. Я чувствовал, что Руад в лесу, но не знал, где — знал только, что это к востоку от того места, где жил я. Потом мы услышали о целителе, чародее и трех золотых собаках. Я видел, как Руад трудился над ними, и понял, что это он. Вы думаете, он рассердится за то, что я его отыскал?

— Нет, не думаю, но он перенес тяжкую утрату. И ты, возможно, найдешь, что он… изменился. Будь терпелив, Лемфада, а ты, Элодан, не жди слишком многого. Руад — чародей великой силы, но есть вещи, недоступные человеку.

— Я не очень-то и надеялся, Гвидион. Но поживем — увидим.

— Желтый, — сказал Гвидион, обращаясь к Лемфаде, — удивительный цвет. Я постигал свою науку таким же образом. Это цвет мечты.

— Но у него нет власти, — заметил Лемфада.

— Ошибаешься. Желтый указывает нам дорогу ко всем прочим цветам. Без него не было бы ни целителей, ни чародеев, ни провидцев. Когда ты в Желтом, какой цвет открывается тебе на его краю?

— Я не вижу никакого, сударь.

— Со временем, этот другой цвет сам поманит тебя, когда будешь находиться в Желтом. У меня это был Зеленый, и я стал целителем; у таких, как Руад, это Черный, у некоторых, как ни печально, Красный. Но к цвету твоей жизни, будь он во благо или во зло, тебя приводит Желтый.

— Значит, Цвета управляют всеми людьми, даже если те не чародеи?

— Конечно. Цвета — это жизнь. Посмотри на Элодана. В какой цвет одета его душа?

Элодан промолчал. А Лемфада сказал:

— Не знаю. Как это можно угадать?

— Тут волшебства не требуется, мой мальчик. Крестьянин — это человек, любящий землю и ее плоды. Его цвет — Зеленый, цвет роста и жизни. Ну а воин? Какой цвет может сопутствовать человеку, который рубит своих ближних острым мечом, бьет их палицей и пронзает копьем? Цвет Элодана — Красный, и он это знает. Всегда знал. Прав ли я, первый боец короля?

— Воины всегда нужны, — пожал плечами Элодан. — Я не стыжусь, что… был таким.

— Но ведь ты стал воином не потому, что они всегда нужны. Ты стал им потому, что любил драться.

— Верно. Значит, я дурной человек?

— Нет, но и не святой. — Гвидион густо покраснел. — Прости, Элодан. Я не имел права читать тебе мораль, но ведь почти всю свою жизнь я лечу раны, нанесенные мечами, топорами и стрелами, всю жизнь имею дело с последствиями ненависти, похоти и алчности. Я знаю, что ты не злой человек, но мне противны все люди с мечами. Однако уже поздно. Отдыхайте, а с Руадом потолкуете утром.

Через несколько мгновений Эррин пришел в себя и сел. Убадай помог ему подняться, сказав с ухмылкой:

— Челюсть сильно плохая.

Эррина шатнуло.

— Извините, — сказала Шира. — Я думала, вы успеете заслониться. Вы так быстро двигались, когда сражались со зверем. Вам больно?

— Серьезно пострадала только моя гордость. Можно я присяду?

— Не здесь. — Убадай кивнул на трупы. — Кровь привлечет других зверей — волков, львов, кто знает? Садись на моего коня.

— Твой конь убежал, как только ты спешился, — заметила Шира.

— Час от часу не легче. — Убадай, оглядевшись, указал на ближний холм. — Там должны быть пещеры и много зверья. Нам везет на зверей. — Он снял поклажу с убитого коня Эррина, а Шира достала свою тощую котомку из убежища под поваленным деревом. Эррин, опираясь на номада, медленно двинулся в гору, но свежий воздух вскоре оживил его. На холме, как и обещал Убадай, оказалось много мелких пещер. Номад заглянул в одну, с южной стороны, и тут же попятился, сказав: — Медведь. — Вторая пещера была свободна, и Убадай, набрав дров, развел в ней костер.

Шира, отогревшись, сказала Эррину:

— Мне. Право же, очень жаль.

— Не стоит, — пожал плечами он. — Я никогда не умел защищаться. Мой учитель фехтования говорил, что запястья у меня, как сырой лук-порей.

— Со зверем вы управились очень умело — ваш меч едва не выпотрошил его.

— Зверь все равно подыхал, — вмешался Убадай, — ты могла бы убить его своей веткой.

— Что ты хочешь этим сказать? — вознегодовал Эррин.

— Больной был, наверное. Когда убивал коня, он не нападал. Просто споткнулся.

— Хорошее дело, — вздохнул Эррин. — Отважный рыцарь убивает полудохлого зверя. Песню об этом, пожалуй, не сочинишь, однако мне он больным не показался.

— Нет, это правда, — сказала Шира. — Грудь у него была совсем синяя, и он валился с ног.

— Шкура тонкая, — подтвердил Убадай. — Не годится для холодов.

— Может быть, хватит его жалеть? — сказал Эррин. — Нашли тоже бедного больного зайчика.

— Сидите тут, я поищу коня.

Убадай вышел, а Шира подбросила дров в огонь.

— Это ничего, что зверь был слаб, Эррин. Вы храбро вступили с ним в бой и выхватили меня из-под его когтей с невероятной быстротой.

— Мне самому понравилось, — улыбнулся Эррин и хотел рассказать ей о волшебном поясе, но воздержался: ведь так приятно побыть немного в героях. Сходство Ширы с сестрой поражало его: те же большие глаза и полные губы, тот же проницательный взгляд. Шира выше ростом, волосы у нее короче и больше вьются, но в их родстве никто бы не усомнился.

— Что случилось? — спросила Шира, заметив, как он переменился в лице.

— Ничего. Может быть, вы хотели бы поесть?

— Не сейчас. Я еще не пришла в себя после битвы.

— Вы поступили очень смело, выйдя против такого чудища с головней. Незабываемое было зрелище.

— Я не успела воспользоваться луком, да и расстояние не позволяло. Вы очень ловко бросили зверю своего коня.

— Я тут ни при чем. Бедная животина просто хотела осадить и не устояла. — Эррин отвел глаза, и между ними воцарилось молчание. — Знаете… что касается Дианы…

— Не будем говорить об этом, — с посуровевшим лицом прервала она.

— Есть вещи, о которых нельзя умалчивать. Я был глупцом и сознаю это; сколько ни бей себя в грудь, этого не поправишь, но я не знал, в какой она опасности, не знал, что в вас есть номадская кровь.

— Вы убили ее, Эррин, ваша стрела пронзила ей сердце.

Он зажмурился и снова открыл глаза, устремив их в огонь.

— Да. Моя… но вы не знаете, как это было. Я, со сломанной ногой, только что бежал из города. Я хотел спасти ее, но не мог даже слезть с коня. Когда я въехал на холм, ее уже привязывали к столбу на вершине костра…

— Я не хочу этого слышать!

— Если бы я даже добрался до нее, то спасти бы не смог, — продолжал Эррин. — Она сгорела бы на медленном огне или задохнулась от дыма. Как поступили бы вы на моем месте, Шира?

— Все эти люди вокруг, — прошептала девушка, — ведь она многих из них знала. Она раздавала бедным в Макте еду и деньги, а они веселились, когда ее вели на костер — мы слышали об этом в Пертии. И они взревели от ярости, когда вы лишили их такого удовольствия. Что делает людей такими? Как могут они быть так жестоки, так злы?

— Не могу вам на это ответить. Несколько недель назад от меня сбежал мальчишка-раб, купленный мною в дар герцогу. Я снарядил погоню, а когда ему почти уже удалось уйти, послал стрелу ему в спину. Зачем? Кто знает? Он был моим и ослушался меня. Я не хотел, чтобы он ушел в лес, и обрек его на одинокую смерть. С тех пор я не переставал думать об этом. Я не могу объяснить своего поведения — и ни один человек, присутствовавший при казни Дианы, не может объяснить своего.

— Вы уверены, что тот юноша умер?

— Нет, но стрела вошла глубоко.

Они помолчали, и Шира заговорила снова:

— Просто не верится, как быстро способен измениться мир. Я четыре года училась в Фурболге, где бывала на балах и празднествах. Даже с королем встречалась. Он высок и еще не стар, но глаза у него странные, холодные. Мне не понравился ни он, ни его новые рыцари, о них ходят самые разные слухи. Одни говорят, что это демоны из потустороннего мира, другие — что это чародеи, приносящие человеческие жертвы на своем тайном алтаре. А потом начался этот ужас — аресты, казни, вопящие на улицах толпы. Прежде я без страха гуляла ночью по Душистой Аллее, помните ее?

— Да. Приют влюбленных, она обсажена розами и другими цветами до самого Королевского парка.

— В последний год моего пребывания в Фурболге по ней никто уже не гулял. Там исчезли бесследно четыре женщины, а еще две подверглись насилию. Аллея стала опасным местом. А убийства, а грабежи? Дня не проходило без известий о новых бесчинствах, но дворянское сословие и тут ничуть не обеспокоилось. Затем начались перемены во дворце. Король созвал всех на пир; мы пришли с опозданием и увидели, что весь чертог уставлен ложами, на которых предавалось любви множество пар. Раб у дверей сказал моему дяде, что с женами оставаться никому не позволяют: надо найти себе другую даму.

Мы незаметно ушли. После этого дядя отправил меня к Диане, и мы с ней задумали бежать из страны.

— Король превратил свой дворец в публичный дом? — воскликнул Эррин. — И знать покорилась этому?

— Четверых, кто выступил против этого разврата, позднее обвинили в измене. Тогда-то королевский боец Элодан отказался от своей службы и бросил вызов красному рыцарю Карбри. Мы тогда уже были в дороге, но слышали об этом поединке.

— Да, Карбри мне рассказывал. Мир отказался от рассудка в пользу безумия.

— Не мир, Эррин. Только Габала.

— Быть может, Картан сумеет собрать достаточно сильную армию.

— Нет, не сумеет, — с жаром возразила Шира. — Цитаэрон далеко, и к чему это, если у нас уже есть своя армия? Вы ведь слышали о Лло Гифсе. Действовать надо сейчас, Эррин. Не через год и не через десять лет — сейчас!

— Этот человек — простолюдин. Не может быть, чтобы вы говорили серьезно.

— Простолюдин? Лучше уж подчиняться честному простолюдину, чем безумному королю. И его армия будет расти еще быстрее, если к нему придут такие люди, как вы.

— Я много слышал об этом легендарном убийце своей жены, но никакой армии в глаза не видел. Из кого она может состоять? Из воров, разбойников, злодеев? Если они даже покончат с ужасами правления Ахака, не будет ли их царство еще ужаснее?

— Когда я была маленькая, в нашем поместье случился пожар, и лесники пустили ему навстречу другой, спаливший все на своем пути. Первый пожар, не получив пищи, угас, и угроза миновала. Через несколько лет никому бы в голову не пришло, что здесь прокатились две огненные стены.

— Без толку, — сказал вошедший в пещеру Убадай, — конь убежал, и я видел волчьи следы. Уходим.

— Обратно в Пертию? — грустно спросила Шира.

— Нет, — ответил Эррин. — К Лло Гифсу.

— Час от часу не легче, — проворчал Убадай.