Рубиновый рассвет. Том I

Глава 18

Гилен медленно поворачивает голову, его рубиновые зрачки за темными стеклами методично изучают каждого из бывших каторжников. Взгляд скользит по изможденным лицам, задерживаясь на особо крепких, отмечая слабых, словно полководец инспектирует нестройные ряды новобранцев.

— Кто из вас умеет управлять кораблём? — его голос режет тишину, как нож.

После тягостной паузы из толпы выходят двое. Первый — коренастый детина с кожей, потемневшей от соленых ветров, на шее которого синеет выцветший якорь. Второй — жилистый паренек с ладонями, иссеченными шрамами от канатов.

— Мы ходили под флагом Девяти Клинков... — хрипит татуированный, потирая перебитые когда-то костяшки. — Пока не угодили в эти проклятые шахты.

Остальные лишь беспомощно пожимают плечами — в их глазах читается лишь животный страх перед неизвестностью. Гилен кивает, почти незаметно, но его острый ум уже складывает разрозненные факты в четкий план.

— Если захватим корабль — сможем добраться до безопасного места. — Он делает паузу, давая словам осесть. — Справитесь без карт? Я могу вести по звёздам.

Матросы переглядываются в немом диалоге, после чего коренастый моряк выдает:

— На запад — Амбарнэ. — Его глаза загораются призрачным светом былых походов. — Вино, дворцы... и меньше шансов, что нас сожрут по дороге. Да и сойдем за простых беженцев.

Его тощий напарник нервно облизывает потрескавшиеся губы, добавляя:

— Но провианта надо набрать. И удачи... Очень много удачи, капитан.

Гилен указывает в сторону дымящихся развалин коротким жестом, в котором нет места сомнениям:

— Склады вон там. — Его голос звучит как приговор. — Твари Тьмы не тронут вас — я договорился. Остальное обсудим после.

В последних словах — стальная уверенность, заставляющая даже самых трусливых распрямить спины. Он уже поворачивается, когда до каторжников доходит: это не предложение, а приказ. И альтернативы у них нет.

Изможденные, но воодушевленные бывшие каторжники бредут за Гиленом, судорожно сжимая подобранное оружие. Впереди идут два моряка, чьи силуэты резко контрастируют друг с другом: Гаррот — коренастый бугай с татуировкой якоря на загорелой шее, грубым голосом, пропитанным солью и ромом, и привычкой плеваться сквозь отсутствующий передний зуб перед тем, как что-то сказать. Его руки, покрытые шрамами от драк и канатов, нервно сжимают рукоять топора; Лони — жилистый, как корабельный канат, с хищными глазами и шрамами на ладонях, будто кто-то вырезал на них морские узлы. Когда нервничает, издает странный тихий смешок, словно чайка, подавившаяся рыбой.

Они входят в Верхние кварталы — и застывают, как вкопанные. Даже Гаррот перестает жевать свою вечную жвачку из табачных листьев.

Кошмар предстает перед ними во всей своей ужасающей красе. Мостовые превратились в кровавые реки, по которым плывут обезглавленные трупы. Демоны с козлиными мордами разрывают на части еще живых стражников, вампиры в изысканных одеждах пьют из раненых, как из бокалов с редким вином. Что-то бесформенное, похожее на жидкую тень, ползет по стенам особняков, оставляя за собой слизь.

На разрушенных балконах, словно на тронах, восседают Высшие твари — их глаза горят холодным светом, наблюдая за пиршеством хаоса.

Гилен, не меняя выражения лица, бросает через плечо:— Не заглядывайтесь. Идём к порту.

Один из каторжников — молоденький паренек, еще не успевший обрасти щетиной — не выдерживает. С диким воплем он разворачивается и бежит обратно в шахты, рыдая, как ребенок.

Рядом стоящий детина с лицом боксера-неудачника начинает шептать молитвы, перебирая всех известных ему богов: "Костяная Матерь, защити... Морской Змей, укрой... Железный Кузнец, дай силы..."

Все в шоке — кроме Гилена. В его голове мелькает ироничная мысль:"Называют меня... Капитан? Босс? Господин? Да хоть "ваше высочество" — лишь бы не мешали и не путались под ногами. Хотя с такими "морячками" можно и на плоту уплыть..."

Два корабля одиноко качаются у полуразрушенного причала — тяжелый торговый барк с потрепанными парусами и изящная яхта какого-то богача, чей позолоченный нос теперь смотрит в небо, как вопрошающий палец.

Внезапно тощий каторжник по кличке Жила хватает Гилена за рукав. Его пальцы дрожат, как листья на ветру:— Босс... Босс, смотрите... — голос срывается на писк.

На обломках мраморного балкона стоит он. Тот самый высший вампир в безупречном камзоле, будто только что сошел с портрета в дворцовой галерее. Его бледное лицо — маска аристократичного спокойствия, но в глазах плещется океан древней мудрости.

И он улыбается. Не оскаливается, не гримасничает — именно улыбается, как старый знакомый, случайно встреченный на званом ужине. В этой улыбке — тысяча историй и одно немое приглашение к танцу, где партнеры меняются ролями с каждым тактом.

Гилен оценивающе окидывает взглядом оба корабля, его рубиновые глаза за дымчатыми стеклами мгновенно анализируют преимущества каждого.

— Берём тот, что больше. Меньше шансов привлечь внимание.

Он указывает подбородком на неуклюжий, но вместительный торговый барк, чьи потрепанные паруса все еще могут выдержать долгий путь. Команда тут же оживляется, бросаясь к судну с лихорадочной поспешностью, переговариваясь на своем грубом жаргоне.

Гилен медленно разворачивается и направляется к высшему вампиру, его плащ развевается за ним, как живое существо. Граф Валтар де Морнэ встречает его изысканным поклоном - рука у сердца, скользящее движение, полное аристократичной грации.

— Граф Валтар де Морнэ. Вновь благодарю вас за свободу.

Его голос течет, как старое вино, насыщенное вековой мудростью, с легким акцентом древней крови, придающим словам особое очарование.

— Я слышал, вы направляетесь в Амбарнэ?.. У меня там... деликатные дела.

Гилен отвечает холодным кивком, его лицо остается непроницаемым:

— Садись. Но мы идём дальше — мне нужна другая страна. А эти...

Он бросает краткий взгляд на каторжников, усердно таскающих мешки с провизией по скрипучим сходням:

— Все они бывшие смертники. Проблемы с ними будут точно. Кормиться будешь тех, кого отправлю на казнь. В спокойствии эти смертные будут не так послушны, как сейчас.

Валтар вновь склоняется в почтительном поклоне, его длинные пальцы почти касаются окровавленных камней мостовой:

— Безмерно признателен.

Поднявшись, он сохраняет дистанцию - ровно шаг между ним и Гиленом: достаточно близко, чтобы не отстать, достаточно далеко, чтобы не сеять панику среди смертных.

Гилен подходит к судну, где уже кипит работа. Каторжники, обливаясь потом, катят бочки с водой и вином по скрипучим сходням. Другие загружают тюки с сухарями и вяленым мясом, сбиваясь с ног в спешке. Несколько человек сбрасывают лишние якоря - каждый фунт на счету, когда нужно быстро уходить.

Гаррот, стоя на палубе, орет на Лони, размахивая своими могучими руками:

— Тащи канаты, черт! Мы отплываем до заката, а не на следующей неделе!

Лони лишь хихикает в ответ, но проворно исполняет приказ, его шрамы от канатов напрягаются при каждом движении.

Гилен поднимается на палубу, его взгляд скользит по горизонту. Вдали, за дымом горящего города, уже виднеются первые звезды - его верные проводники в этом безумном плавании. Он вдыхает воздух, насыщенный запахами гари, крови и свободы, чувствуя, как древняя Тьма в его крови отзывается на предстоящее путешествие.

Гаррот вытирает потный лоб грязным рукавом, оставляя темную полосу на загорелой коже. Его голос, хриплый от многолетних команд, разносится по палубе:

— Капитан, к вечеру выйдем. Уже грузим последние бочки. — Он бросает оценивающий взгляд на суетящуюся команду и добавляет с усмешкой: — Если эти ленивые черти не сдохнут раньше от собственной никчемности.

Его взгляд невольно скользит к Валтару, и на мгновение в его голосе появляется неуверенность — не страх, но глубокая настороженность перед этим аристократом Тьмы. Однако уже через секунду он снова орет, наслаждаясь своей властью:

— Эй, мешок с костями! Я сказал тащить веревки, а не языком молоть! — Его крик сопровождается громким хлопком по спине незадачливого каторжника.

Гилен с Валтаром медленно проходят по палубе, осматривая свое новое владение. Каюта капитана встречает их простотой и основательностью. Массивный дубовый стол, испещренный царапинами от штурвалов прошлых лет, уставлен свернутыми картами и потрепанными судовыми журналами прежнего хозяина. Узкая, но крепкая койка с грубым шерстяным одеялом, которое кто-то старательно застилал перед бегством. Дубовый шкаф с полупустыми бутылями — видимо, чей-то тщательно скрываемый запас против скуки долгих плаваний. Крошечное иллюминаторное окно, в котором уже отражаются первые вечерние звезды.

Гостевые каюты меньше, но Валтар, осмотрев одну из них, совершает очередной изысканный поклон:

— Благодарю за гостеприимство. Это... более чем достаточно для скромного путника.

Его плащ шелестит, когда он скрывается за дверью, оставляя после себя лишь тонкий шлейф аромата ладана и старых книг.

Гилен выходит на палубу, где последние лучи заката окрашивают дерево в кровавые оттенки. Он останавливается у борта, наблюдая за финальными приготовлениями. Лони, ловкий как кошка, перебирает снасти, его пальцы с шрамами от канатов автоматически завязывают сложные морские узлы. Жила и двое других каторжников, обливаясь потом, закрепляют последние тюки, их лица напряжены от усилий. Гаррот расхаживает по палубе, как петух на птичьем дворе, его команды раздаются громче морского ветра.

Гилен отворачивается от этой суеты, его взгляд устремляется к берегу, где город уже поглотила тьма от нависших туч и бедствия. Последние крики стихли, сменившись зловещей тишиной. В его очках отражается пламя далеких пожаров, когда проносится мысль:

"Наконец-то... Свобода. Но надолго ли? Или эта паутина судьбы уже сплетает новые узлы?"

Где-то в глубине души он чувствует, что это не конец, а лишь начало нового, более опасного пути. Но сейчас, под мерный скрип такелажа и крики чаек, это кажется неважным.

Перед самым отплытием, когда солнце коснулось кромки моря, на палубе появился Валтар. Но теперь от его истинной сущности не осталось и следа - лишь изысканный джентльмен в слегка поношенном камзоле. Его бледная кожа обрела здоровый румянец, длинные когти превратились в ухоженные ногти с благородным матовым блеском, а взгляд утратил сверхъестественную глубину, став обычным - чуть усталым, чуть насмешливым. Он прислонился к мачте, наблюдая, как последние лучи солнца играют на складках его плаща.

Из группы каторжников выдвинулся коренастый детина с бычьей шеей и кулаками, похожими на молоты. Боров, как прозвали его в шахтах, подкатил к Валтару, распространяя вокруг себя запах дешевого вина и пота.

— Ты чё за птица такая? — прохрипел он, тыча грязным пальцем в грудь аристократа. — Наш корабль, а ты тут как барин расхаживаешь!

Валтар лишь вежливо улыбнулся, но в его голосе зазвучала сталь:— Милый мой, я здесь по договорённости с вашим... капитаном. И советую соблюдать субординацию.

Лони резко влепил Борову пощечину, от которой тот пошатнулся.

— Заткнись, мешок с костями! — рявкнул он, затем обернулся к Валтару с неестественной для него почтительностью. — Господин, будьте добры побыть до утра в каюте. Эти неотесанные свиньи еще не знают, с кем имеют дело.

Дверь капитанской каюты открылась беззвучно, и на палубу вышел Гилен. Его шаги были мерными, как удары метронома, а глаза за темными стеклами очков оставались невидимыми. Он наклонился к оглушенному Борову, и его голос прозвучал тихо, почти ласково:

— Чем недоволен?

Не дожидаясь ответа, Гилен выпрямился и произнес слова, от которых у команды похолодела кровь:— Казнить за попытку бунта.

Валтар улыбнулся во весь рот, внезапно обнажив клыки, которые мгновенно вернулись на место. Он схватил Борова за шиворот, как котенка, и потащил к своей каюте, оставив на палубе кровавый след от волочащихся ног осужденного.

В мертвой тишине, нарушаемой лишь плеском волн о борт, раздался ровный голос Гилена:— До Амбарнэ — никаких амнистий за провинность. Никаких исправлений ошибок работой или иным способом. Кому не нравится — можете остаться... в Аль-Дейме.

Команда замерла. Гаррот сжал кулаки до побеления костяшек, но промолчал. Лони отвернулся, потирая ладонь после удара. Остальные расступились, избегая взгляда Гилена, как чумы.

Только шум волн нарушал тяжелое молчание. В воздухе витал сладковатый запах страха и едкий аромат крови, доносящийся из приоткрытой двери каюты Валтара, где раздавались странные хлюпающие звуки...

Гилен медленно подходит к Гарроту, слегка склонив голову, чтобы рубиновые глаза за дымчатыми стеклами очков встретились с изумрудным взглядом капитана. Его голос звучит тихо, но каждая буква отчеканена, как клинок:

— Командуй отплытие, когда будете готовы.

Гаррот резко выпрямляется, его мощные кулаки сжимаются до хруста костяшек. Он окидывает взглядом суетящихся бывших каторжников, и его лицо искажает ярость, словно перед ним не люди, а стадо непослушных баранов:

— Вы, ублюдки, даже вёсла держать не умеете?! Лони, бей этого идиота по рукам, пока не научится! А ты – мать твою! – канат не отпускай, пока я не сказал!

Его голос рвёт тишину, как штормовой ветер, заставляя даже самых стойких вздрагивать. Он размахивает руками, будто гонит нерадивых матросов к работе, его движения резкие и мощные, как удары якорной цепи.

Команда мечется по палубе, путаясь в собственных ногах. Один роняет ящик с припасами, рассыпая сухари по скользким доскам. Другой, широко раскрыв глаза от ужаса, тянет канат не в ту сторону, рискуя перевернуть парус. Лони, старый морской волк, лишь хрипло смеётся и бьёт незадачливого матроса по затылку:

— Не так, кретин! Ты ж нас всех потопишь, прежде чем эти твари до нас доберутся!

Гилен наблюдает за этим хаосом ещё мгновение, его лицо остаётся непроницаемым. Затем он плавно разворачивается и исчезает в тёмном проходе, ведущем вглубь корабля, его плащ шелестит, как крылья летучей мыши.

Он стучит в дверь каюты Валтара – три чётких удара – и входит без приглашения. Валтар сидит в кресле, изящно попивая вино из хрустального кубка. В углу валяется иссушенный труп Борова – его шея неестественно перекошена, а на лице застыл немой ужас последнего мгновения.

Вампир брезгливо морщится, отставляя кубок:

— Ну и отбросы же этот... сброд. Кровь – как помои. Если доплывём за неделю – хватит и трёх таких. Хотя… – он проводит языком по клыкам, – от таких даже сытости не почувствуешь.

Гилен склоняет голову, тени от очков скрывают холодный блеск его глаз. Его голос звучит ровно, без эмоций:

— После бунта… их станет меньше. Но оставшиеся будут полезнее.

Он поворачивается к двери, оставляя вампира наедине с его кровавым пиршеством. За его спиной Валтар усмехается, обнажая острые клыки, которые сверкают в тусклом свете каютного фонаря.

Тьма сгустилась над палубой, разорванная лишь трепещущим светом факелов. Их неровное пламя бросало рваные тени на изъеденные солью доски, превращая знакомые лица в гримасы ночных кошмаров. Из этой пульсирующей темноты вырвались голоса, наэлектризованные страхом и яростью.

— Да сколько можно?! — ревёт коренастый детина, сжимая топор так, что его пальцы белеют. — Сначала каторга, теперь этот чёртов корабль! А этот... этот глазастый — кто его поставил над нами?!

Рядом другой каторжник, тщедушный, но с глазами, горящими безумием, шипит, вертя в пальцах заточку:

— Ты видел, что он сделал с Боровом? Просто взял и отдал этому... — Его взгляд скользит к Валтару, и голос предательски дрожит, выдавая животный ужас.

Лони выступает вперед, его шрамы кажутся глубже в этом свете.

— Остыньте, идиоты! Вы же видели — он может рвать людей своими когтями, вы все видели это!

Но толпа уже раскачалась, как маятник перед падением.

— А нас много! — раздаётся крик из темноты. — Завалим числом!

Топот, ропот, звяканье оружия — хаос нарастает, как прилив перед штормом. Гаррот с рыком хватает ближайшего бунтовщика за грязную рубаху:

— Морда набекрень — и сразу храбрый?! Он тебя вспорет раньше, чем ты шаг сделаешь!

В этот момент раздаётся мерный скрип ступеней. Из тьмы появляются две фигуры — Гилен и Валтар. Первый — невозмутимый, как сама смерть, второй — изысканный, будто явившийся на светский раут.

Гилен медленно осматривает бунтовщиков. Его рубиновые глаза за дымчатыми стеклами вспыхивают, как угли в печи, заставляя самых дерзких отступить на шаг.

Валтар между тем поправляет кружевные манжеты, его улыбка вежлива и смертельно опасна:

—Господа... Кажется, у вас недоразумение.

Наступает тишина, в которой слышно лишь прерывистое дыхание испуганных людей. И в этой тишине — резкий свист металла, разрезающего воздух. Первый топор летит в Гилена, сверкая в факельном свете, как предвестник кровавой бойни.

Топор с протяжным воем рассекает воздух — но Гилен уже нет там, где должен был быть удар. Его тело сместилось в сторону с почти провидческой лёгкостью, будто сама тень шепнула ему, куда двинется сталь. Из пальцев появляются Кровавые Когти. Тонкие, как лезвия бритвы, но смертоносные, будто выкованные из самой ночи.

И тогда он врезается в толпу. Первый бунтовщик даже не успевает вскрикнуть. Лишь короткий, обрывающийся хрип — и Кровавые Когти пронзают ему горло, оставляя после себя лишь багровый туман, медленно оседающий в воздухе. Гилен движется как призрак: рывками, с неестественной, пугающей плавностью. Каждый его удар — это хореография смерти. Разрез по артерии — и тёплая струя ударяет в палубу. Удар в сердце — и тело оседает без звука. Рассечённое запястье — и пальцы, всё ещё сжимающие оружие, падают отдельно. Ни одного лишнего движения. Только холодная, безжалостная эффективность.

Рядом с ним в смертельный танец вступает Валтар. Его когти короче, но острее, отточенные, как скальпель хирурга. И он работает с аристократической жестокостью — неспешно, выбирая жертв, будто смакуя момент, словно дегустируя их страх. Один из нападающих, дрожащими руками сжимая топор, бросается на него. Вампир даже не меняет выражения лица — лишь слегка отшагивает в сторону, парируя удар с непринуждённостью человека, отмахивающегося от надоедливой мухи. А затем — резкое движение, пальцы вонзаются в грудь, проходят сквозь рёбра, как сквозь мягкий воск, и вырывают сердце одним точным рывком.

— Как невежливо, — произносит он, разглядывая окровавленный комок мышц, всё ещё слабо пульсирующий в его руке. Его голос звучит почти скучающе, будто он разочарован отсутствием достойного сопротивления. Затем бросает сердце к ногам ошеломлённых мятежников. Оно падает с глухим шлепком, оставляя кровавый след на дереве палубы.

Но это ещё не конец. Гаррот и Лони не отсиживаются в стороне — они тоже бросаются в бой за Гилена, против бунтовщиков.

— Я же говорил, ублюдки! — рычит Гаррот, его голос — как гром среди ночи. Он сбивает с ног одного из зачинщиков, его кулак, тяжёлый, как молот, обрушивается на лицо. Хрящ носа ломается с хрустом, кровь брызжет фонтаном, смешиваясь с солёным воздухом.

Лони действует тоньше, но не менее жестоко. Он скользит между телами, как змея, и его нож, короткий и безжалостный, подрезает подколенные сухожилия. Жертвы падают, беспомощно корчась на палубе, их крики сливаются в один протяжный стон.

Но настоящий ад творится среди обычных каторжников. Те, кто минуту назад стояли плечом к плечу, теперь режут друг друга в животном ужасе, в панике, в слепой жажде выжить.

Один из них, с перекошенным от страха лицом, вонзает нож в спину товарища. Тот оборачивается, глаза расширены от непонимания, губы шевелятся, но из горла вырывается только хрип. И прежде чем он успевает что-то сказать, другой бьёт его обухом по голове — глухой удар, и тело падает, как мешок с костями.

Кровь струится по щелям палубы, смешиваясь с морской водой, превращаясь в липкую, розоватую жижу.

Гилен останавливается посреди бойни. Его алые когти медленно втягиваются обратно. Он оглядывает уцелевших — их осталось мало. Лица, искажённые ужасом, дрожащие руки, опущенные головы.

— Теперь порядок, — произносит он тихо, но так, что слышат все. Его голос не дрожит, не повышается.

Валтар вытирает пальцы о шёлковый платок, бросая взгляд на груду тел. Его губы слегка искривляются в гримасе брезгливости.

— Жаль, что испортили столько… потенциального ужина.