Рубиновый рассвет. Том I

Глава 17

Двое стражников сидели у потрескивающего огня, когда из темноты туннеля выплыла фигура. Первый надсмотрщик — грубый, с шрамом, рассекающим губу, — резко вскочил, хватая дубину с шипами.

— Стой! Кто идёт?! — его голос прозвучал, как удар кнута.

Второй, молодой, но с глазами, холодными, как лёд шахт, медленно поднялся. Пальцы скользнули по рукояти дубинки, затем перешли к кинжалу на поясе.

Гилен не притворялся — тело дрожало от холода, губы посинели, движения были тягучими, будто скованные льдом. Медленно поднял руки, показывая пустые ладони.

— Я... спасался от тварей наверху. Брёл по пещерам... не знаю, как оказался здесь.

Голос сорвался на хрип — не игра, а настоящая измотанность. Второй надсмотрщик прищурился, оценивая его взглядом, будто разглядывая подозрительный товар на рынке.

— Как звать? Оружие есть?

Гилен медленно отодвинул плащ, обнажив меч на поясе.

— Если бы не он... утопец в туннелях уже сожрал бы меня.

Первый фыркнул, раздражённо ткнул дубиной в его сторону.

— Сними очки. Нафиг они в пещерах?

Гилен коротко вздохнул, будто устал от одного и того же вопроса.

— Штраф навыка... ночного зрения. Свет режет глаза. Приходится носить всегда.

Первый надсмотрщик смягчился, кивнул, словно услышал что-то знакомое.

— Понятно. Поэтому и вид... как у покойника.

Гилен лишь коротко согласился, подошёл к костру, протянул руки к теплу. Огонь лизал его пальцы, оттаивая окоченевшие суставы.

— Можно погреться? — спросил он, делая вид, что не замечает, как второй стражник всё ещё не сводит с него холодного взгляда.

Первый махнул рукой.

— Грейся. Но если что — в шахту отправишься.

Гилен кивнул, опустив голову, будто покорный.

"Главное — не торопиться. Они уже почти поверили".

— Гилен. Извините, не сказал сразу... Холод сковал даже мысли.

Его голос звучал искренне уставшим, без прежней холодной расчётливости — лишь усталость и благодарность за тепло.

Илин, старший надсмотрщик, с грубым, но не злым лицом, хмыкнул:— Я — Илин. Это Грон. Держи, закутайся.

Он бросил Гилену толстое шерстяное одеяло, пахнущее дымом и овчиной.

— Разденься, разложи вещи у огня. Иначе так и будешь трястись.

Грон, молчаливый и наблюдательный, лишь кивнул, поправляя кинжал на поясе. Его взгляд, однако, не упускал ни одного движения Гилена.

Он принял одеяло, снял мокрую одежду и аккуратно разложил её у огня.

Как тогда... на "Жгучей Мэри".

Воспоминание всплыло неожиданно: холодное море, руки, цепляющиеся за борт тонущего корабля, грубый смех матросов... и то самое одеяло, пахнущее дёгтем и солью.

Грон снял чайник с огня, налил в потрёпанную глиняную кружку густой дымящийся отвар.

— На. Согреешься быстрее. Что там наверху?

Гилен взял кружку, почувствовав, как тепло разливается по пальцам.

— Не видел самой битвы. Но трупов... много.

Он не лгал, просто не договаривал.

Илин, грубо, но без злобы, спросил:— А как ты вообще туда попал? Шахты — не место для прогулок.

Гилен отпил, вздохнул:— Бежал от тварей. В панике — куда глаза глядят. Кажется, свернул не туда...

Грон прищурился:— Очки... Они и правда из-за штрафа? Или скрываешь что-то?

Гилен пожал плечами:— Если бы скрывал — сказал бы, что просто глаза болят. Штраф — вещь позорная, вряд ли стал бы врать.

Илин ржаво рассмеялся:— Ха! Ну хоть честный. Ладно, отогрейся. Потом разберёмся.

Гилен кивнул, допивая отвар.

"Пока всё идёт... приемлемо".

Грон внезапно нахмурился, его пальцы судорожно сжали рукоять кинжала:— Странно... Меч у тебя — гарда как у городской стражи. Где твои близкие? Родные? Или ты дезертир?

Тишина у костра натянулась, как тетива перед выстрелом. Даже потрескивание огня казалось теперь слишком громким.

Гилен вздохнул — и взорвался движением. Рывок вперед — Кровавые Когти выстреливают из пальцев с тихим свистом. Первый удар — рассекает горло Илину прежде, чем тот успевает вскрикнуть. Алая струя бьет на угли, шипя и превращаясь в пар. Грон хватается за кинжал — но Гилен уже рядом, второй рукой вонзает когти под ребра, разрывая легкие с мокрым хрустом.

— Хар-Гаал — два тела мгновенно иссыхают, превращаясь в жуткие мумии.

Наступила мертвая тишина. Десятки глаз уставились на него. Страх — дрожащие губы, застывшие в немом крике пальцы. Ненависть — сжатые кулаки, но без смелости сделать шаг вперед. Надежда — несколько самых отчаянных уже крадутся к мертвому надсмотрщику, глаза горят местью.

— ДЕРЖИ ЕГО! — кто-то кричит, и трое каторжников набрасываются на последнего охранника, забивая его кирками. Кровь разбрызгивается по льду, оставляя алые узоры.

Один из них, тощий, с выколотым глазом, падает перед Гиленом на колени:— Куда... куда нам идти? Наверх — стража, вниз — пропасть... Не убивай нас!

Он методично закутывается в одеяло, впитывая остаточное тепло.

Наливает себе чаю из чайника, руки уже не дрожат так сильно.

Сидит, греется у костра две долгие минуты, прежде чем сказать:— Мне всё равно. Выбирайте — свобода или смерть. Я не ваша нянька.

Каторжники замирают, затем начинают срывать с мертвых стражей теплые тулупы, хватать оружие. Спорить вполголоса — одни указывают на туннели, другие на подъемники. Один, самый дерзкий, пытается подобрать меч Гилена — но встречает его рубиновый взгляд, скрытый темными стеклами, и отскакивает, как ошпаренный.

Они сбились в тесную кучу — грязные, измождённые, с лицами, изрезанными морозом и тяжёлым трудом, но в их глазах тлел тот самый огонь, который не могли погасить ни цепи, ни голод. Огонь бунта.

Кирки, зазубренные от долгой работы, сжимали самые крепкие из них. Те, у кого ещё оставались силы держать оружие, прятали за спинами отобранные у стражников клинки — два коротких меча с потускневшими лезвиями и дубинки, обитые ржавыми гвоздями.

Два тулупа они забрали с собой, но один, самый тёплый, аккуратно оставили у костра — даже в пылу мятежа никто не осмелился отнять его у Гилена.

Шёпот их был прерывистым, нервным. Они решали, куда идти — к подъёмникам, пока стражников мало, пока есть шанс.

Гилен наблюдал за ними, неподвижный, как тень. Потом его голос, хриплый от холода, разрезал тишину:— А что внизу?

Каторжники замерли, будто наткнулись на невидимую преграду. Их взгляды метались, пока не остановились на одном — мужчине с глубоким шрамом вместо носа. Тот крякнул, понизил голос до шёпота, словно боялся, что его услышит сама Тьма:— Царство Бездны... Там такие твари, что даже говорить о них — опасно. Могут... почуять.

Гилен хмыкнул. Рубиновые глаза сверкнули в полумраке, будто два уголька, раздуваемые ветром.— "Бездна, говорите?.." — он медленно провёл языком по зубам. — "Интересно."

Затем махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху:— "Удачи вам."

Костер трещал, отбрасывая дрожащие тени на стены штольни. Гилен сидел, неподвижный, слушая, как наверху разгорался бой. Крики, лязг металла, глухие удары — всё это пробивалось даже сквозь грохот водопада, будто далёкое эхо войны.

Прошло полчаса.

Он встал, стряхнул с себя оцепенение. Одежда, плохо высохшая, прилипала к телу, отдавая ледяным холодом, но он лишь стиснул зубы — терпимо.

Тулуп, грубый и тяжёлый, он накинул на плечи, рюкзак закинул за спину. Плащ, ещё влажный, свернул и пристегнул к рюкзаку — не время размахиваться.

Взгляд упал на чайник, потом на костёр.

"Как добыть огонь?.." — мысль застряла, как заноза. "Никогда не делал этого. Надо было спросить у тех идиотов."

Он двинулся вперёд, сжимая в одной руке чайник — на всякий случай, в другой — меч. Лезвие блеснуло тусклым отблеском, будто предупреждая о том, что впереди.

Туннель зиял перед ним, чёрный, как пасть. Ветер, поднимающийся из глубин, нёс с собой запах сырости, плесени и чего-то ещё... чего-то древнего.

"Бездна..." — гуги Гилена дрогнули в полуулыбке. — "Ну что ж, посмотрим, кто там так пугает смертных."

И шагнул в темноту.

Он шёл медленно, осторожно ступая по неровному полу пещеры, когда заметил в стороне слабый мерцающий свет. Магический светильник, забытый кем-то или брошенный, лежал среди камней, его тусклое сияние едва теплилось, как последний вздох умирающего. Гилен наклонился, поднял его — лучше, чем ничего. Однако чайник пришлось оставить, перелив всю жидкость в бурдюк.

Пещера поначалу казалась обычной — сырой, холодной, застывшей в вечном полумраке. Но чем глубже он продвигался, тем плотнее становилась тьма. Она обволакивала его, давила, словно живая. Свет фонаря, некогда слабый, теперь и вовсе казался жалкой искоркой, которую жадно пожирала чернота.

И тогда — голос. Не звук, а сама Тьма заговорила. Голос её лился по стенам, шелестел в тенях, звучал одновременно отовсюду — спереди, сзади, изнутри.

— Здравствуй, Падший.

Некоторые тени зашевелились, будто в них проснулось что-то древнее и голодное.

— Забавно... Тот, кого боялись даже Вечные, теперь дрожит в жалком смертном теле.

Гилен не вздрогнул. Лишь медленно приподнял голову, и в его рубиновых глазах вспыхнул холодный огонь.

— Здравствуй, Вечная. Есть здесь выход наружу?

Тьма рассмеялась, и этот звук скребся по сознанию, как когти по стеклу.

— Тупик. Здесь только мои дети... и я.

Гилен усмехнулся, коротко и без веселья.

— Я некоторых твоих детей освободил. Они теперь творят хаос наверху.

Тьма замерла на мгновение, будто оценивая его слова.

— Благодарю... Но ты всё же отказался от моего Дара. Почему?

Голос Гилена стал ледяным, как бездонная пропасть.

— Ты знаешь почему. Я не стану твоим орудием.

Тьма ответила тише, почти ласково, но в этой ласке сквозила угроза.

— Да, знаю. Ты выбрал свой путь... Как всегда.

Наступило молчание. Тяжёлое, густое, словно каждый из них взвешивал невысказанные слова.

Наконец, Гилен разорвал тишину.

— Мне пора.

Тьма не стала удерживать. Её голос растворился в темноте, оставив после себя лишь шёпот:

— Иди. Но помни — я жду.

Гилен развернулся и пошёл обратно — туда, где гремел бунт, где лилась кровь, где ждала свобода.

Тишина в пещере с подъемниками была звенящей, неестественной. Битва осталась где-то далеко, и лишь глухие отголоски криков и лязга железа пробирались сквозь толщу каменных сводов, будто доносясь из другого мира.

Гилен медленно подошел к одному из механизмов, изучая его холодным, оценивающим взглядом. Деревянная платформа — грубо сколоченная, с трещинами по краям, будто ее не раз перегружали сверх меры. Цепи с ржавыми звеньями — тяжелые, изъеденные временем, скрипящие при малейшем движении. Ручной привод — рычаг был откинут, а трос натянут. Кто-то явно уже поднялся наверх.

Он замер, вслушиваясь. Тишина. Ни шагов, ни голосов. Лишь слабый гул битвы где-то в отдалении.

"Рискнуть?"

Платформа скрипнула, дрогнула и, с протяжным скрежетом, начала медленно подниматься. Наверху царила мертвая тишина. Мертвые стражи — раздетые догола, с пустыми ножнами на поясах. Видимо, каторжники не оставили им даже шанса унести оружие в могилу. Несколько трупов самих беглецов — кто-то не успел убежать, кто-то принял удар копья в спину.

"Жалкие. Но хотя бы попытались."

И тут — грохот. Звуки схватки становились громче, ближе. Крики, звон стали, предсмертные хрипы. Гилен достал меч. Стойка "Теневой клинок" — узкая, стремительная, созданная для тесных пространств. Алый Взгляд зажегся в его глазах, фиксируя ауры. Впереди — хаос. Каторжники и стражи смешались в кровавой давке. Беглецов было больше, но стража успела собрать резервы — строй щитов, копья, четкие команды капитана. Гилен разбежался и врезался в бойню с фланга.

Первый удар — меч рассек горло ближайшему стражнику. Кровь хлынула фонтаном, брызнув на деревянные балки подъемника. Второй удар — Кровавые Когти вонзились в живот следующего, вспарывая плоть до позвоночника. Кровавый Туман окутал его, скрывая фигуру. В дымке горели только рубиновые глаза.

— Хар-Гаал.

Кровь убитых втягивалась в него, питая Исток Крови. Но для остальных это выглядело так, будто из тумана восстал сам ужас. Ужас, который встал на их сторону. Каторжники, увидев его, воплили. Но не от страха.

От ярости.

— "РЕЖЬ ИХ! ВСЕХ!"

Строй стражников дрогнул. И рассыпался.

Голос Гилена прорезал Кровавый Туман, искаженный, будто доносящийся из самых черных глубин подземелья, где даже эхо боится звучать:

— Добейте их. Всех.

Слова падали, как капли раскаленного металла, прожигая последние остатки сомнений. Каторжники взорвались ревом, в котором смешались года накопленной ненависти и дикой радости освобождения. Они бросились за отступающими стражами, не разбирая оружия — кто с окровавленными мечами, кто с ржавыми кирками, а кто и вовсе с голыми руками, готовыми рвать и душить.

Гилен заметил капитана. Тот отступал к дальнему проходу, прикрываясь тремя верными стражниками. Их щиты дрожали, но держали строй — последний островок дисциплины в этом море хаоса.

— Трус. Прячешься за спинами тех, кто верил тебе? — голос Гилена прозвучал четко, как удар клинка о камень.

Стражи вздрогнули, но капитан лишь стиснул зубы и ускорил шаг, не удостоив ответом. Тогда Гилен двинулся. Первый стражник даже не успел поднять щит — меч вошел в горло, вырвав хриплый вздох и фонтаны алой крови. Второй закричал, когда Кровавые Когти впились ему в глаза, разрывая плоть и кости черепа. Третий рухнул беззвучно — рассеченное сердце даже не успело сделать последний удар.

"Слишком легко. Их сломил страх еще до первого удара".

Капитан развернулся. Его двуручный меч сверкнул в тусклом свете факелов — мощный рубящий удар обрушился на Гилена.

Лязг металла! Гилен едва успел парировать, почувствовав, как дрогнули его запястья от силы удара.

Капитан был опытен. Он финтовал, делал ложные выпады, обрушивал тяжелые удары, от которых немели руки. Его щит прикрывал грудь, а доспехи гасили слабые удары.

Но Гилен был хитрее. Он подставил меч под очередной удар — клинок капитана с визгом вонзился в каменную стену. Мгновение — и контратака! Клинок Гилена блеснул, пронзив подмышку, где не было лат.

Капитан хрипло ахнул, рухнув на колени.

— Хар-Гаал.

Кровь хлынула из раны, смешиваясь с кровавым туманом. Алые струи тянулись из тел убитых стражей, впитываясь в Гилена, питая его Исток.

Когда Кровавый Туман втянулся в Гилена, один из каторжников — коренастый, с ожогами, покрывавшими половину лица — вдруг вгляделся в Гилена широко раскрытыми глазами:

— Это... это тот, кто дал нам свободу!

Бывший рудокоп, временный лидер бунтовщиков, закричал хрипло:

— У капитана ключи! Обыщите его!

Они бросились к телу, шаря в окровавленных одеждах, пока не нашли связку ржавых ключей. Кивок в сторону Гилена. В этом жесте было все — и благодарность, и уважение, и животный страх перед тем, что стоит перед ними. А потом все вместе они двинулись дальше — к выходу, к хаосу, к новой жизни.

Бунтовщики лихорадочно копошились вокруг тела капитана, их пальцы скользили по окровавленным одеждам, пока самый юркий из них не вскрикнул, высоко поднимая в дрожащей руке заветную связку:

— Выход наш! Чертовы шахты теперь позади!

Но ликование тут же потемнело, как тухлая вода. Магические ошейники все еще сжимали их шеи, кандалы — запястья, напоминая, что настоящая свобода еще далеко.

— Проклятые чары... — прошипел коренастый с ожогами, дергая свой ошейник. — Но хоть из этой каменной утробы вырвемся!

Они, как стервятники, набросились на брошенное оружие: кто-то подбирал мечи с зазубренными лезвиями, кто-то — топоры с обломанными древками. Двое самых рослых натянули на себя окровавленные тулупы стражников — в этом аду тепло значило больше, чем приличия.

Гилен выступил вперед, и толпа замерла.

— Я пойду первым. — Его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась сталь. — Сейчас я — ваша главная сила.

Его рубиновый взгляд скользнул по изможденным лицам. Среди этой серой массы мелькали те, кто когда-то держал меч — но годы каторги превратили их в тени воинов. Никто не осмелился возразить.

— Я не знаю дороги. Покажите путь.

Каторжники оживились, наперебой выкрикивая:

— Через восточный туннель! Там меньше стражников, мы его для побегов примечали!— А потом — по старой штольне к складам! Там и оружие, и провизия!

Так начался их кровавый поход. Отряд превратился в живую мясорубку. Гилен шел впереди, его клинок и Кровавые Когти оставляли за собой кровавый след из перерезанных глоток и вспоротых животов. Освобожденные каторжники примыкали к ним, хватая что попало — обломки кирок, камни, щиты убитых стражников.

Они захватывали все: доспехи с еще теплых тел, заплесневелые сухари из карманов, полупустые фляги с водой. Из толпы оборванцев они постепенно превращались в грозную силу — голодную, злую, смертельно опасную.

У последних дверей воздух изменился. Он стал гуще, насыщеннее — в нем плавали запахи гари, пота и смерти. Снаружи доносился адский хор: крики, ругань, рев чего-то нечеловеческого.

Когда дверь рухнула, перед ними открылся Аль-Дейм, каким они его еще не видели. Городские стены пылали, как гигантские факелы. Мостовые были усеяны телами — и не всегда человеческими. Небо почерчело от туч, будто сама тьма решила поглотить этот проклятый город.

Гилен медленно надел свои очки, глубоко вдохнул воздух, пахнущий кровью и пеплом.

— Я выйду первым.

Каторжники зашевелились, пытаясь предупредить об опасности, но он резко поднял руку:

— Я знаю, что делаю.

Он переступил порог — и город разверз перед ним все свои ужасы: дорога к Верхним кварталам представляла собой ковер из тел. Где-то вдалеке полыхал особняк знатного рода, освещая кровавым светом всю округу. Ветер приносил обрывки криков, проклятий, предсмертных хрипов.

"Хаос... — мысль пронеслась в его сознании. — Идеально".

Где-то в глубинах разума зазвучал смех Тьмы, но Гилен уже шагал вперед — навстречу новым возможностям, которые мог дать только такой конец света.

Гилен шел спокойно, его шаги мерно отбивали ритм по задымленной мостовой, когда внезапно воздух сгустился, наполнившись запахом серы. Сверху, рассекая клубы черного дыма, на него пикировала огромная крылатая тень. В последний момент демон изменил траекторию и приземлился в двух метрах перед ним.

Демон рухнул перед ним с такой силой, что камни мостовой треснули, разлетаясь веером осколков. Массивное тело, покрытое чешуйчатой кожей, рога, изогнутые как сабли, и пульсирующий огненный шар между рогов - существо дышало мощью и древней злобой.

Чудовище склонило голову, и его голос прокатился громовым раскатом, он заговорил на языке Тьмы:— Благодарю, Падший. Ты вернул нам свободу.Пламя между рогов вспыхнуло ярче, отражая сытость существа, напившегося крови и страха.

Гилен ответил на том же древнем наречии, его слова звенели ледяной чистотой:— Пусть смертные, что следуют за мной, идут, куда хотят. Они тоже носили цепи.

Демон медленно кивнул, огненные глаза мерцали:— Твоя воля — закон. Я передам это другим.

С мощным взмахом кожистых крыльев существо растворилось в клубах едкого дыма, оставив после себя лишь опаленные камни.

Вернувшись к Ледяным Шахтам, Гилен увидел, как него пялятся множеством шокированных глаз.

Каторжники стояли как вкопанные, их лица застыли в немом ужасе. Коренастый рудокоп с ожогами первым нашел силы прошептать:— Чёрт побери... Оно... оно склонилось перед тобой...

Гилен лишь пожал плечами, будто речь шла о пустяке:— Путь свободен. Но есть условие.

Он медленно провел взглядом по каждому лицу, его голос звучал тихо, но с неумолимостью падающего камня:— Никто не должен знать о моем участии. Если вас допрашивают — вините демонов. Но если проникнут в ваши мысли... — Он сделал паузу, давая осознать последствия. — Что ж, я не стану мстить. Вам будет достаточно того, что сделают с вами они.

Подойдя к ближайшему каторжнику, Гилен поднял руку. Тонкая алая нить Кровавого Тумана выползла из его ладони, обвивая магические кандалы. Металл зашипел, покрываясь трещинами, и через мгновение с глухим звоном рухнул на землю.

— Следующий.

Один за другим он освобождал людей, чьи запястья и шеи годами носили следы магических оков. Десять минут — и последний каторжник почувствовал давно забытую легкость свободы.

Гилен отошел в сторону, наблюдая, как они осторожно ощупывают свои освобожденные конечности, не веря до конца, что кошмар действительно закончился. В их глазах читалась смесь благодарности и страха — они понимали, что стали частью чего-то большего, чего пока не могли осознать.