Реплика

Глава 13. Воспроизведение

Тихий стук в дверь. Александр приподнялся на локте, успев осознать, что на диване – в постели - он один. И куда делась Вероника?

— Входи, Ника, – позвал он, вновь запоздало осознав, что интуиция всё же работает.

Ника, в своём вязаном платье. Вошла, улыбаясь, тихонько закрыла дверь, присела на краешек дивана.

— Она у себя дома, – пояснила Ника, погладив Александра по голове. – А может быть, и нет. Мы здесь одни. Римма у тебя в квартире, а мы здесь одни. Хочешь? – улыбнулась Ника. – Когда-то ты обещал это сделать.

“Больше всего хотелось бы раздеть тебя...” О да, он сказал это. Не то на десятый день их “знакомства” – создания Ники – не то позже.

Александр вспомнил их обеих – Веронику, дарящую ему удовольствие, и Нику, которая восторженно занимала её место. Блин, как всё перемешалось...

Александр сбросил с себя одеяло и выполнил своё обещание – снял вначале платье (Ника улыбалась, закрыв глаза, подняв руки над головой и поворачиваясь), затем – лифчик (Ника всё ещё улыбалась с закрытыми глазами), и – нижнее бельё. Всё настоящее, “реальное”, как говорит Римма.

— Обязательно вспоминать именно её? – улыбается Ника, нагая и ослепительно красивая даже при скудном освещении ночника. Видно, что ей нравится взгляд Александра. Он провёл рукой по её руке, по щеке, по волосам (Ника прикрыла глаза и румянец тронул её щёки и шею). Ощущал под руками живую, настоящую женщину, а разум упорно сворачивал не туда – напоминал про невообразимую вычислительную мощь суперкомпьютера, которым является тело. Александр помотал головой и осторожно обнял её – а вот теперь и в самом деле ощутил запах её кожи и волос.

— Приятно, когда ты думаешь обо мне не как о машине, – шепнула Ника и тихонько рассмеялась. Обняла его шею, когда Александр отпустил её, глядя на него с обожанием. Зрачки её, только что чёрные, теперь светились белым как две звёздочки на небе. – Что? – улыбнулась она, погладив его по голове. – Что-то не так?

— Зрачки, – пояснил Александр. Невозможно не любоваться ей – и тело уже отозвалось, ощутило, что перед ним подлинная, настоящая женщина. – Светятся белым.

— Правда?! – удивилась Ника, прикрыла глаза на какое-то время, а когда открыла, ничего не изменилось – зрачки оставались двумя сияющими звёздами. – Ничего такого не чувствую... – Она снова тихонько рассмеялась и погладила его по щеке. – Так и буду тут мёрзнуть всю ночь?

И вновь что-то сугубо рациональное принялось рассуждать, что она машина, что её внутренний реактор может отапливать весь город без особых сложностей... ну не может она мёрзнуть! Александр не без труда прогнал эти мысли прочь, и вздрогнул – вначале очертания Ники стали терять резкость и подёргиваться, а затем стало, если можно так сказать, наоборот – весь остальной мир стал утрачивать резкость, и только они с Никой стали чёткими и резкими. Он обнял её, с трудом сохраняя ясность рассудка, поднял (это оказалось легко) и отнёс смеющуюся Нику на диван, на простыню. Она уселась, держа его за руку – а он сидел и не мог отвести от неё взгляда.

“Сейчас ты мой”, словно бы сказала она, хотя не говорила, и губы её не шевелились – та же безмолвная речь, которую вела Вероника там, в кресле, на его коленях. “Она знает”. Ника погладила его по голове. “Я должна попросить?” А вот теперь она рассмеялась вслух – тем самым серебряным смехом, но теперь уже по-настоящему, не через динамики очков виртуальной реальности.

До Александра смутно доходило, что означает пропажа резкости – это знание пришло откуда-то из памяти Вероники. Так ощущается состояние, когда он неизвестным образом успевает потратить времени больше, чем проходит в окружающем мире. Но что означает пропажа резкости...

— Мы с тобой в одной фазе, – тихо произнесла Ника, улыбаясь ему. – У нас сейчас больше времени, чем у остального мира. Ты точно хочешь думать именно об этом, когда я в твоей постели?

Он рассмеялся, и услышал её чудесный смех в ответ – и перестали значить что-либо заботы и опасности по ту сторону стен, волнения и страхи – осталась только безмерная нежность и счастье, растущие откуда-то изнутри, и переполнявшие их обоих, переливавшиеся из тела в тело...

* * *

Александр сидел в кабинете – после их с Никой “марафона” (по внутреннему времени – часов пять, по внешнему – минут восемнадцать) уже не спалось. Вопреки всему, реакция тела парадоксальная: настолько мощной бодрости давно не было.

Александр завёл файл-дневник, и принялся записывать туда всё с момента, когда Ника, ещё “экранная”, обиженно заявила, что она не дура. С того момента всё поменялось настолько сильно и необратимо, что удивительно, как до сих пор крыша не уехала далеко и окончательно.

...Он действительно помнит многое, что случилось с Вероникой. Как если бы она рассказывала – но она не рассказывала. Когда наводил справки, удивился: в свои двадцать семь лет (проверить: сейчас со временем одна сплошная беда) Вероника продвинулась по своей юридической карьерной лестнице так, что её наперебой приглашали в зарубежные филиалы той самой адвокатской конторы, “Герасимов и Авербах”. Разрешила множество сложнейших юридических дел, получила прозвище “Молния” – появляется внезапно, и одним ослепительным движением решает всё, что можно решить. Ещё шесть лет назад – стажёрка: усердная, но звёзд с небес не хватающая, и вдруг вот это всё.

И никого не удивляет? За шесть лет Вероника-Молния разбирается более чем с тысячью дел, и только в одиннадцати её заменяли – явно не справлялась. И ни одного такого неудачного дела за последние три года. При этом не сорит деньгами, хотя нет сомнений: она в состоянии оплатить несколько таких “ангаров” – высокотехнологичных лабораторий. Живёт относительно скромно. Автомобиль у неё дорогой, статусный – но водит преимущественно её дочь. И тут всё абсолютно законно: у Риммы Метельской, психолога-консультанта, приёмной дочери Вероники Метельской, вполне нормальная биография, не подкопаться. Родом из детского дома, и вполне можно съездить туда и всё разузнать...

Чёрт, но как они в состоянии скрывать всё это?! Помимо памяти о личной жизни и детстве, в голове у Александра появились и застряли технические подробности того, как устроен адаптивный коллоид – и тот, из которого состоят тела Риммы и Ники, и “официальный” – его уже используют в медицине, при протезировании, да много где. И как-то всезнающая пресса не связала имя Вероники и предыдущих её мужчин – тех, кто умерли, так и не дожив до настоящего свидания. Мороз по коже... почему это всё происходит?

Ника, как только они вернулись из душа и она проследила, что Александр выпил достаточно жидкости, посидела в кресле, с вязанием, а потом встрепенулась и убежала – мол, Римма вернулась, нужно пообщаться. Очевидно, что общаться они собираются вдвоём. Александр улыбнулся в тот момент – и принялся за дневник. Было немного не по себе начинать его, когда Ника сидела поблизости – с ногами в кресле, с вязанием в руках. Улыбалась и прикрывала глаза, когда Александр смотрел на неё.

* * *

...Ника плавилась и подавалась в его руках, и не было сил отпустить её; Вероника была хищницей, кошкой – впивалась и требовала, когда хотела, и невозможно было ей отказать; но тут же могла стать послушной и на всё готовой – и всё равно ощущались припрятанные до лучшего момента коготки, и острые клыки там, за улыбкой, и дремлющий до поры огонь в глазах. И он – её первый мужчина, в смысле постели? Сложно представить такое.

Вероника не пользуется парфюмом, только очень лёгкими дезодорантами – издалека точно не почуять. Но когда они были близки, это была безумная симфония ароматов – невозможно забыть, невозможно не заметить, кружат голову и сводят с ума. А потом – словно обоняние отключалось: запах кожи, запах волос – оба приятные и цепкие, но никакого сравнения с тем, что обрушивалось, пока Вероника была разгорячённой, неутомимой кошкой.

А это как возможно?!

...Ника тоже сводила с ума и подчиняла – не ароматами, но прикосновениями. Всего два-три лёгких движения ладони – и загоралось такое неистовое желание, что отключался любой и всякий разум. Ника была жаркой волной – могла и нежить, лаская морским теплом – а могла и утопить, поглотить, превратившись за долю секунды в необоримое цунами.

...Прошёл очередной приступ неистовства, и вот они вновь сидели лицом к лицу, Ника на его коленях – что-то тихонько напевала, гладя его по голове, иногда прижимаясь лбом к плечу.

...А отвратительно холодное рациональное нечто – там, в голове – принималось иронизировать – о да, какое замечательное использование мощнейшего на свете суперкомпьютера. И едва такое приходило на ум, как Ника легонько кусала его за плечо – кусать, не оставляя следов, она обожает – и все посторонние мысли убегали прочь, и Ника выпрямлялась, улыбаясь, и звёзды её зрачков переливались разными цветами...

— Ничего вкуснее не пробовала, да? – Александр пригладил её волосы. Медно-рыжие, неотразимые, когда не заплетены – спускаются чуть ниже плеч. Ника рассмеялась, запрокидывая голову, и выпрямилась, глядя с обожанием в его лицо.

— Да. Мы не лжём друг другу. Понравилось, да? Хочешь?

Она улыбалась, и вновь начал двоиться и терять резкость окружающий мир – и только Ника оставалась чёткой и резкой, и вопрос в её глазах требовал только одного ответа. Ника тихонько рассмеялась, получив ответ и, легонько толкнув Александра в грудь – заставив прислониться к спинке – повторила всё то, что было не так давно на диване – но только на этот раз Александр всё видел, хотя не мог не закрывать глаза, когда накатывала та, главная волна – всё сметала, поглощала и уносила, чтобы схлынуть и вернуть всё – и бодрость, и ясность чувств, и Нику, вновь сидящую на его коленях, запрокинувшую голову, и горящие небесным огнём зрачки её глаз...

Он помотал головой. Неведомо как, он чувствовал Веронику – где-то далеко сейчас, но тоже улыбается, ей сейчас хорошо и снится что-то очень приятное. И ничто ей не угрожает. Непонятно, откуда пришло это знание, но казалось именно знанием, несомненным и бесспорным. Чёрт... Их две, и вот так вот всё.

Александр собрался с мыслями, перевернул песочные часы и продолжил. Каждые десять поворотов – обязательно выпить стакан воды.

* * *

— Не спится? – поинтересовалась Ника как ни в чём не бывало, входя в главный зал – здесь только вычислительная техника, всё прочее в других секциях. Римма, сидевшая за столом перед стаканом воды, с выражением блаженства на лице, оглянулась, и они обе рассмеялись.

— О, ночь страсти, – покивала Римма, без ехидства во взгляде. – Он жив-то ещё? А то я тебя знаю...

— Живой, бодрый и довольный, сидит работает, – согласилась Ника, присаживаясь рядом. Римма потрогала рукав её платья - вязаного, “реального” – и с восхищением покачала головой.

— Ты гений, точно говорю. Свяжешь мне ещё что-нибудь?

— С удовольствием, – кивнула Ника, принимая от Риммы стакан воды. – Вкуснотища... – откинулась на спинку стула, и зрачки её ненадолго засветились белым.

Римма потянула носом, приоткрыв рот и демонстрируя клыки. Она и так всё чует, но вежливость, вежливость – собеседник должен знать, что к нему принюхиваются.

— О-о-о... – покачала головой Римма. – Начинаешь утро с десерта? Умеешь себя побаловать.... – Они вновь рассмеялись. – Что у него со здоровьем?

— Сама удивляюсь – всё в пределах нормы. – Ника отпила ещё воды. Спасибо, Вероника – самое вкусное... ну почти самое – всегда под рукой. – Что там у нас? Зачем ты увезла маму домой?

— Чтобы она его не уработала насмерть, – ответила Римма не улыбаясь. – Что-то с ней происходит, и там сильный гормональный сдвиг. У других людей я такого не наблюдала. Больше всего похоже на...

— Кошку в течке, – согласилась Ника. – Я тоже почуяла. Но она ведь человек, верно? Я не смотрела на её геном.

— Человечнее не бывает, – согласилась Римма. – Homo sapiens sapiens в полный рост. Оба они. У него тоже что-то подобное, но не так мощно. Похоже, когда мама рядом, её мужчина тоже начинает “течь”.

— О-о-о, как романтично... – протянула Ника с серьёзным видом и они снова рассмеялись. – Но она ведь под присмотром, да?

— Конечно. Там моя тень. И в его квартире.

— Так что ты там увидела? Твоя мама вчера умчалась на работу, так ничего и не рассказала.

— Да, в угол её ставить некому, – покивала Римма не улыбаясь. – Короче. Та сетка на полу содержит сигнатуры голографической развёртки. Только частота не оптическая. Не вся.

Ника присвистнула.

— Откуда там это?

— Спроси что полегче. Не знаю, как, но там кругом фрагменты той самой твоей голограммы с ножом. Ну, не совсем голограммы, раз она нож держать могла. Некоторые фрагменты очень старые, им несколько месяцев. Он часто вызывал тебя в очках?

Ника задумалась.

— Да, часто, и всегда сидел на одном и том же месте. Похоже, рядом с эпицентром.

Римма поджала губы.

— Очень, очень странно. Если очки умеют наводить такое воздействие, это плохо. Это надо самых активных пользователей проверить, пока к ним что-то такое же не начало являться. Оставила запись, нам обеим – это может быть важным.

Ника покивала.

— Я могу чем-то помочь?

— Свою тень вызывать умеешь? Ну, лёгкую копию, монитор? Не вопрос, сейчас передам тебе, прямым копированием, – Римма протянула ладонь и Ника взялась за неё на несколько секунд. – Всё. Присматривай за ним. Особо не увлекайся, мы всё-таки под прикрытием. Все текущие задачи – в папке “К исполнению”. У тебя есть доступ, я проверила. Если не отвлекает – займись, там полно текущей работы.

Ника покивала и улыбнулась, проведя ладонью по рукаву платья Риммы. Того, что сама связала.

— Займусь пока уборкой, – поднялась она на ноги. – Я правильно поняла, что ты взяла образцы фрагментов той голограммы, остальное потёрла?

— Верно. В квартире уже должно быть безопасно, но посмотрим ещё пока.

Ника покивала и отправилась – заниматься уборкой. Не привыкла сидеть сложа руки – даже там, в виртуальности, где всё условное. Вот и пригодились привычки.

* * *

Александр вздрогнул, едва не выронил стакан с водой. Почувствовал – Веронике тревожно там, где она сейчас. Ощущалось как резкая прохлада, и словно невидимая рука сжала сердце – буквально, оно заболело. Показалось, что Вероника тонет в ледяной воде, пытается удержаться за край льда, выбраться – но не может. Стиснув зубы, Александр протянул ей руку – так показалось – и вытянул из ледяного, смертоносного потока. И сразу же расточился холод, пришло тепло, стало ясно – Веронике лучше.

...И осознал, что он сидит на полу, а Ника, обеспокоенная, сидит рядом, придерживая его.

— С ней всё хорошо, – пояснил Александр, и Ника, похоже, поняла – кивнула, не улыбаясь. – Похоже... странно, похоже на плохой сон. На кошмар. – Ника кивнула, осторожно поцеловала его в макушку и села за его спиной, положив голову ему на плечо. Её зрачки светились белым, но никто этого не видел.

* * *

Вероника уселась в постели, стряхивая с себя кошмар. Она тонула в ледяной воде, провалившись под лёд – бежала по нему, по маминым следам на снегу. Непонятно, откуда взялся Саша в том сне, но он вытащил её из воды и согрел. Вероника улыбнулась, жестом включая ночник, и в этот самый момент Римма примчалась, усевшись на постель.

— Всё уже хорошо, – заверила Вероника, улыбаясь. Римма обняла её, и Вероника почувствовала тревогу дочери. – Ты что-то нашла там, я знаю. Расскажешь по дороге?

Римма села так, чтобы смотреть маме в лицо.

— По дороге?

— Отвези меня к нему, – прикрыла глаза Вероника. – Я не уверена, что могу сейчас за руль.

— Мама, ты уверена? – с сомнением в голосе поинтересовалась Римма. – У него тогда чуть сердечный приступ не случился.

— Буду осторожнее, – пообещала Вероника, и Римма увидела тот самый туман в её глазах. – Не знаю, почему, но мне это нужно. Нам обоим.

Римма расхохоталась, но совсем не обидно. И покивала.

— Ты хоть кофе выпей, и поешь сначала, – посоветовала она. – Знаю я вас, потом отпаивай вас из бутылочки...

Вероника расхохоталась следом и потрепала дочь по голове.

— Теперь уже не в первый раз, теперь справимся. Да, ты права, идём завтракать.

* * *

Александр успел позавтракать с Никой – спросил, не нужна ли помощь, получил вежливый отказ. Ника проводила его в кабинет, поцеловала в макушку и с улыбкой отбыла – в любом доме всегда найдутся дела. Александр работал и работал, вникал в рабочие записи той модели Реплики, которую использует Вероника, когда почувствовал движение воздуха.

Оглянулся. Вероника – в том свитере и тех же драных джинсах. Она всхлипнула и бросилась к нему в объятия. Ноги вновь подвели её – и вот они сидят на полу, обнимаясь. Александр ощущал её жаркое дыхание на своей шее и чуял теперь тот самый мускус, кошачий аромат – но не от самых сокровенных частей тела, а от её волос и кожи. Она отпустила его, чуть отстранилась, глядя в глаза. Тот самый туман, та самая поволока.

— Да, – кивнула она, крепко держа его за плечи. – Здесь и сейчас. Сопротивление бесполезно. – И рассмеялась, запрокидывая голову, а Александр терял остатки воли – та самая симфония ароматов вновь нахлынула, подчиняя и одурманивая.

* * *

Римма вновь подхватила Нику, с улыбкой – Ника не упала бы, умеет теперь воспринимать поток этих эмоций почти без ущерба для моторики. Ника опустилась на стул, зрачки её светились белым.

— Я знаю про зрачки, – заметила она, улыбаясь мечтательно и добро. – Уже проверила. Нет сбоев, нет внешнего воздействия, почему светятся – пока не пойму. Может, это последнее обновление Реплики...

— Эк тебя плющит... – одобрительно заметила Римма. – Ты громкость-то подкрути, иначе так и будешь торчать каждый раз. Мне-то ладно, мне даже приятно смотреть, а вот другим...

Ника покивала и “подкрутила громкость” – усилила фильтрацию воспринимаемых эмоций. И сразу же осмысленный взгляд вернулся в её глаза.