Следующие пять дней после рейда в УВД прошли без особых изменений: я регулярно замерял уровень радиации — все эти дни он держался на прежних цифрах. На утро одиннадцатого дня уровень радиации резко подскочил, достигнув отметки 1.1 зиверт в час. Не поверив своим глазам, дважды выключал и включал дозиметр — померцав, цифры снова показывали значение 1.1.
— Снаружи что-то происходит, может, еще одна ракета прилетела? — высказал предположение Ваня, находившийся рядом. Ответ был вне подвала — чтобы понять, почему резко подскочил радиационный фон, нужно было выйти наружу.
— Помоги мне с ОЗК, — самому облачиться в армейский ОЗК было очень трудно. Эти пять комплектов мы раздобыли на случай пересечения сильно зараженной местности. До сих пор обходились подручными средствами, так как уровень радиации был терпимый. Облачившись с помощью Ивана в защитный костюм, протянул руку за противогазом. Ни о какой мобильности с таким костюмом не могло быть и речи — защитное стекло противогаза мгновенно запотело, но минуту спустя снова стало прозрачным. Жестами показал, чтобы мне передали автомат — мне было слышно, о чем яростно спорят Денис с Ваней, но жестом показал, что все в норме.
Очутившись снаружи, передернул автомат, мельком взглянув на показания дозиметра — на табло мерцала цифра 2.3 зиверта в час. Трехчасовое нахождение при такой радиации вполне достаточно, чтобы получить дозу радиации, что вызовет необратимые изменения в организме. Густые хлопья серого снега валили с неба.
«Снег», — машинально отметил, осматриваясь во дворе. Снегопад, видимо, шел не первый час — во дворе лежал толстый покров сантиметров в пятнадцать. Снова взглянул на показания дозиметра — 2.3 зиверта. Дозиметр выскочил из рук и упал в снег. Чертыхнувшись, начал шарить — толстые перчатки дважды его выронили, прежде чем смог его взять основательно. Уже собираясь пройти дальше, боковым зрением заметил, что показатели изменились — на дисплее горели цифры 3.4 зиверта.
Все стало на место — падающий снег нес с собой продукты радиоактивного распада, попутно очищая атмосферу. Это была хорошая и плохая новость одновременно — снег «сбивал» радиацию на землю, уменьшая радиоактивный след и площадь поражения. И он уже создавал новую проблему — увеличение радиоактивных осадков на конкретном месте. Вначале я подумал, что из-за стекла противогаза снег имеет странный оттенок, но проблема была не в этом. Снег действительно имел серовато-грязный цвет. Особенно хорошо это было видно на машине — грязноватый снег неплохо замел мой Додж. Я не знал, даст ли радиоактивный снег наведенную радиацию на кузов, но счистить его не было возможности: сероватая масса основательно примерзла к железу.
Уже собираясь возвращаться, услышал истошный крик со стороны городского парка. Движимый любопытством, прошел около пятидесяти метров — отсюда просматривалось здание округа и сквер перед парком. В 17 доме свет не горел ни в одном из окон, хотя уже начинало темнеть. Переходить через Можайское шоссе, чтобы выяснить, что это были за крики, не стал, не для этого я вышел из подвала. Не успел сделать несколько шагов обратно, как крик повторился и следом прозвучал выстрел, скорее всего из ружья. И почти сразу послышались короткие очереди из двух автоматов, скорее всего разного калибра. Один звук был басовитый, перекатывавшийся между многоэтажками. Второй звук автомата скорее походил на тявканье рассерженной собачки — отрывистый, хлесткий и нотой выше.
В освещенном окне третьего этажа 13 дома мелькнуло две фигуры, затем свет погас. Уже подходя к своему подвалу, обратил внимание, что большая часть нехожена — человеческих следов было мало. Большинство людей все же затаились по квартирам, понимая, что снаружи куда более опасно.
— Как там снаружи? — все обитатели подвала столпились прямо у санпропускника. Оставив ОЗК в «предбаннике» со словами, что все расскажу потом, торопливо проследовал на дезинфекцию. Пока я возился в ванной, Аннабель поставила чайник. По крайней мере, именно она хлопотала у плитки и разливала чай по кружкам. За десять дней девушка отлично влилась в коллектив. Даже Денис начал к ней относиться с уважением, узнав, что ее отец отмотал срок за убийство в драке человека, заступившись за жену. А Альбина и Маша просто души в ней не чаяли — Аннабель была чистюлей и все заботы по поддержанию чистоты в подвале взяла на себя.
— Снаружи снег, — подув, отхлебнул. Чай был терпкий, именно такой я любил. — Проблема в том, что снег сбивает радиоактивную пыль, и чем его больше, тем больше будет радиация. До критических доз, наверное, не дойдет, все-таки десятый день после взрывов, но длительное облучение малыми дозами тоже нежелательно.
— Сколько было снаружи? — подполковник также, как и Аннабель, отлично влился в нашу группу, особенно после рейда в УВД, сознавая, что обратной дороги нет.
— 2.3 зиверта, — допив чай, протянул кружку Аннабель, — Повтори, пожалуйста, кормилица.
Девушка улыбнулась и даже не покраснела, как это случалось в первые дни.
— Я вышел к Можайке, в доме № 17 света не было, это тот, что через дорогу у парка, — уточнил для супруг Семеновых. Они жили в другом конце города и могли не ориентироваться.
— Знаю, — коротко ответил Виталий Семенович, — по работе бывал.
— Дань собирал с жильцов и коммерсов, — Денис не упустил шанса подколоть тестя, но Семенов в последнее время реагировал добродушно и старался не обострять.
— Оттуда были крики, — я не стал уточнять, что кричала женщина. Почему-то мне стало стыдно это говорить в присутствии Аннабель. — Потом был ружейный выстрел, и в ответ, мне так показалось, владельца ружья изрешетили автоматами. Стреляли двое, короткими очередями, думаю, профессионалы.
Девушки приглушенно ахнули, а мужики просто молчали. Каждому и так было ясно, что убийства будут и будет их немало. Русские долго запрягают, но быстро едут.
— Странно, почему до сих пор у нас есть электричество и котельная работает? По нашим подсчетам, на седьмой-восьмой день ТЭЦ должна была остановиться, — Ваня почесал затылок.
— Может, власть начала наводить порядок? — робко вмешалась в разговор Наталья Ивановна.
— Власть отныне у того, кто сильнее, надо брать все в свои руки, пока над нами не появились новые хозяева, — сказал Ашот. Он в первые пару дней попытался приударить за Аннабель, но получил полный игнор. Это немного задело горячего кавказца. Но уже спустя пару дней он начал сыпать комплименты Альбине. Связываться с Денисом армянин поостерегся. Пришлось уводить Ашота в курилку и втолковывать, что всякие поползновения в сторону женщин закончатся его изгнанием.
С тех пор Ашот вел себя тихо, никуда не лез, никому не мешал. Его слова удивили меня, раньше не замечал за ним такой инициативности. При нем мы не обсуждали Брыкин Бор и наш дом, все планы в понимании Ашота были в том, чтобы отсидеться и разбежаться после двух недель. И тут он заявляет такое, стоило послушать, что он имеет в виду.
— Ты о чем, Ашот?
— Надо захватить ТЭЦ, прибрать к рукам все склады с продовольствием. Я не про магазины, а про крупные склады оптовой торговли, — пояснил парень, увидев ухмылку Дениса и растолковав ее неверно.
— Идея хорошая, но вряд ли мы справимся, — я поднял руку, призывая к тишине, потому что все загалдели. — ТЭЦ, склады, даже торговые центры уже в чьих-то руках. Нас несколько человек, а такие критические объекты инфраструктуры требуют десятков людей как для обслуживания, так и для обороны. Вот сунемся мы в ТЭЦ, а там взвод военных или пара десятков полицейских. Или на худой конец группа охотников-единомышленников. Будем стреляться, чтобы захватить объект, который не сможем удержать?
— Без ТЭЦ нам не выжить, — угрюмо возразил армянин, отстаивая свое предложение.
— Почему ты так говоришь, Ашотик? — Наталья Ивановна с перепугу парня даже ласкательно назвала.
— Потому что будет ядерная зима, я видел ролик на Ютубе. Понимаете, — оживился Ашот, — сажа и дым закроют небо на многие годы, и солнечные лучи не смогут пробиться к земле. Температура сильно упадет, и все погибнет, выживут только на экваторе и те, у кого есть свои источники тепла.
Такого длинного монолога от него не слышали раньше, даже я не слышал, хотя знал его давно.
— Я тоже читал об этом пару раз, ученые моделировали последствия ядерной войны и пришли к такому выводу, — подтвердил слова армянина подполковник.
— Чушь! — мой голос заставил вздрогнуть Аннабель, прозвучав, как выстрел при полном молчании.
— Что? Не понял, — Семенов даже театрально поднял бровь, показывая крайнее удивление. — Но ведь такие исследования были, причем к такому выводу пришли и советские, и американские ученые, независимо друг от друга.
— Что скажешь, Олег? Тебе бросили перчатку, точнее, мусорскую крагу, — Денис откровенно забавлялся. Он, в отличии от Вани, был в курсе несостоятельности этой теории, как-то на досуге мы долго об этом говорили.
— В чем вы правы оба, — я поочередно посмотрел на Семенова и Ашота, — так это в том, что есть такая теория, теория ядерной зимы. И независимые исследования были с обеих сторон, если не ошибаюсь, аккурат перед приходом к власти Горбачева. И наши, и американцы пришли к выводу, что глобальная ядерная война уничтожит человечество, наступит так называемая ядерная зима. Температура упадет до критических показателей, несколько лет без солнечного света приведут к вымиранию растений, людей, животных.
Я перевел дух, на лицах моей группы было напряженное ожидание.
— Фишка в том, что к середине восьмидесятых обе страны надрывались в гонке вооружений, особенно СССР. И нужен был предлог, чтобы дальше не тратить весь бюджет страны на ядерное вооружение. Я сейчас не помню имен ученых, но поразительный факт в том, что почти одновременно они пришли к одинаковому выводу. И это стало первым моментом, остановившим безумные траты. Конечно, их расчеты проверяли ученые других стран и, в принципе, соглашались с ними. А потом вы знаете, что было, — я посмотрел на Семенова, — была встреча Горбачева и Рейгана, и ядерные запасы стали уменьшать.
— Это никоим образом не опровергает теорию ядерной зимы, — возразил Семенов, победно оглядывая лица слушателей.
— Это не опровергает, — согласился с подполковником, — но есть феномен Хиросимы и коэффициент осаждения сажи, в корне опровергающие эту теорию.
— Феномен Хиросимы, коэффициент осаждения сажи, — недоуменно повторил Ашот. Он даже пересел к Семенову, чтобы быть ближе к соратнику в споре со мной.
— Когда советские и американские ученые моделировали глобальную ядерную войну, они основывались на единственном применении ядерного оружия в городах — в Хиросиме и Нагасаки. В обоих случаях, особенно в Хиросиме, был так называемый огненный шторм — горело все и очень долго, несколько дней. В Нагасаки немного иной тип застройки, и пожары были менее впечатляющие. Так вот, огненный шторм был следствием типично японской архитектуры — дома из дерева, картона и бумаги с минимумом железа и бетона. Кроме того, город лежал в низине, домишки японцев плотно примыкали друг к другу. Огонь просто мгновенно охватывал соседние дома и распространялся с огромной скоростью. Большая часть погибших в японских городах погибла в пламени пожаров и от ударной волны. Каменные здания в паре сотен метров от эпицентра взрыва уцелели, даже люди в подвалах спаслись, находясь недалеко от взрыва.
Меня слушали с открытыми ртами все, кроме Дениса — тот уже слышал эти выкладки ранее.
— Теперь понятно, в чем феномен Хиросимы?
— Не совсем, — честно признался подполковник, Ашот решил тактично промолчать.
— Что должно закрыть от нас солнце, если верить теории ядерной зимы? — на мой вопрос первой ответила Аннабель, вскинув руку, как школьница на уроке.
— Дым и сажа от пожаров, что поднимется в атмосферу!
— Абсолютно верно, — я улыбнулся девушке, — дым и сажа могли бы частично закрыть на какое-то время солнечные лучи, будь наши города Хиросимой и Нагасаки. Но у нас здания из стали и бетона, огненного шторма не будет, да и время неподходящее — на дворе зима.
— А что там про сажу? — Семенов смотрел на меня уважительно.
— В своих работах наши и советские ученые не учли такой критерий, как коэффициент осаждения сажи. Я даже думаю, что было это сделано намерено. Чем крупнее и тяжелее сажа, тем быстрее она оседает. Сажа, поднявшаяся до 3–4 км, оседает в течение нескольких недель, с высоты в 10 км — в течение пары месяцев. И лишь поднявшись выше 20 км, сажа способна задержаться в атмосфере на год или больше, я читал про такие расчеты.
— Олег, говоришь ты складно, но есть нестыковки, — Ваня решил вступить в дискуссию. — Как могли одновременно прийти к одинаковому заключению наши и американские ученые, ведь мы в контрах были в то время?
— Я не могу утверждать, но думаю, что это была блестящая спецоперация КГБ, — остановив жестом готового возразить Семенова, продолжил:
— Уже к середине 80-ых было ясно, что мы проигрываем гонку вооружений, начинаем технологически отставать, и нужен был выход из положения. И КГБ могло использовать такой вариант — организовать утечку документов советских ученых, чтобы они попали к американцам. Американцы они какие? Если что-то нароют, в погоне за сенсацией сразу бегут в газету, публикуют. Так и произошло — после публикации конгресс и сенат США встал на уши. И тут СССР со скорбным лицом заявляет — да, наши ученые тоже пришли к такому выводу, даже раньше ваших, но мы это не публиковали, чтобы не будоражить общественность.
— Ты додумался до этого сам? — взглядом Аннабель можно было растопить весь снег в Одинцово, да что там Одинцово, все Подмосковье могло оттаять. Я даже покраснел от восхищения в ее голосе, закашлялся.
— Что-то прочитал в различных источниках, где-то заметил нестыковки. Но версию про операцию КГБ по намеренной утечке в СМИ не встречал, — честно признался слушателям.
Пару дней назад, находясь в курилке, мы с Ваней и Денисом пришли к согласию, что Аннабель и супруги Семеновы поедут с нами. Родители девушки жили в Нижнем, а больше ближайших родственников у нее не было. Оставался Ашот, оба парня не были от него в восторге, но я понимал, что молодой и крепкий мужчина нам не помешает.
— Ашот, какие у тебя планы? Через пару дней мы планируем уехать отсюда, немного юго-восточнее, — я не стал уточнять, куда поедем.
— Я должен узнать, что со своими, как раз хотел попросить у тебя костюм, чтобы съездить, — Ашот опустил глаза и продолжил, — но если откажешь, пойму, меня могут убить, и костюм пропадет.
— Знаешь, что? Мы посмотрим день-два, что будет с фоном снаружи, и вместе прокатимся к твоим. Так, парни?
— Ну да, — вяло отозвался Ваня, Денис просто кивнул, а подполковник уточнил:
— А где живет твоя семья?
— По Лесной, это в Мамоново, — уточнил Ашот с увлажнившимися от радости глазами.
— Далековато, но раз надо, значит надо, я в деле, — резюмировал Семенов, уходя с женой в свой угол. У всех пар в подвале были свои углы, только я, Ашот и Аннабель старались держаться недалеко от центральной колонны, располагаясь на ночевку по разные стороны.
Нельзя удивляться везению, слова Вани про электричество и отопление вышли нам боком к полудню следующего дня: подача электричества прекратилась. К вечеру стали понемногу охлаждаться трубы отопления, проходившие через весь наш подвал.
— Завтра к обеду они замерзнут, — констатировал Ваня. Термометр внутри показывал 18 по Цельсию, но уже перед сном температура упала до 14. Ночью стало холоднее, пришлось укутываться дополнительно. Утро мы встретили уже в весьма прохладном убежище, пришлось Ване вытаскивать буржуйку и налаживать дымоход, выводя трубу в вентиляционное отверстие. Заканчивался одиннадцатый день, а радиация в санпропускнике упорно держалась на отметке 0.92 микрозиверт.
Нашего запаса угля должно было хватить на три-четыре дня, соответственно нам придется отправляться в путь к тому времени, невзирая на радиационный фон снаружи.
— Завтра поедем в Мамоново, каждые два часа по очереди встаем и подкидываем уголь в печку, — в подвале стало теплее, но не так комфортно, как раньше. Но три-четыре дня с такой температурой, а термометр показывал 12 градусов по Цельсию, можно выдержать. Чем ближе был день отправления, тем боязней мне становилось сознавать, что все они доверились моему чутью, моим решениям. А если я ошибся?