Реквием. Книга первая Инициация

Глава 13 Спасск-Рязанский

Полковник ВДВ Сердюков Юрий Владимирович оказался мужчиной сорока пяти лет, подтянутый и с властным взглядом. При первом взгляде на него возникло ощущение дежавю, словно я снова под Купянском в населенном пункте Кучеровка перед днем решающего штурма. Тогда он был в камуфляже, да и поздняя весна была на дворе, но этого подполковника, пошедшего в атаку впереди своих десантников, я запомнил хорошо.

Полковник подъехал на армейском газике, соскочив на землю еще до полной остановки. Лейтенант и солдаты вытянулись в струнку, военный махнул рукой:

— Докладывайте.

— Две машины, четыре человека, один подполковник полиции УВД Одинцово, второй, со слов, ветеран СВО. Три трупа в багажнике двух машин, со слов задержанных, в районе Лесхоза на них было совершенно нападение. Отбились без потерь со своей стороны, задержаны для выяснения обстоятельств до вашего прибытия, — отчеканил лейтенант. Разговор происходил у нас под носами, словно мы были неодушевленными предметами. Уязвленный тем, что его как егеря не упомянули, дед вскочил с места:

— Никитин Иван Сергеевич, капитан запаса инженерного батальона 33 мотострелковой дивизии 58 армии, южный военный округ. В настоящее время — начальник службы безопасности Окского заповедника, егерь.

Взгляд Сердюкова потеплел, протянув руку, он крепко пожал ладонь деда со словами:

— Рад знакомству! Локшин еще при деле был, когда в запас выходили?

— Сергея Павловича в ГШ забрали еще два года назад, — дед улыбнулся, — это был вопрос на проверку?

— От стройбата ничего не скроешь, — упоминание инженерной роты стройбатом деда напрягло, но он ответил довольно спокойно, — не могу перечить старшему по званию.

— Добре, — полковник оглядел нас внимательным взглядом.

— Подполковник?

— Рад знакомству, — протянув руку, Семенов представился.

— Далековато от Одинцово. А кто у нас герой СВО?

Ашот отвел глаза от пронзительного взгляда.

— Разрешите представиться, гвардии сержант Никитин Олег Дмитриевич. — Мама после замужества фамилию так и не поменяла, оставив свою.

— Где воевал?

— Сумы, Купянск весной 2023, ранение и демобилизация.

— Награды?

— Орден мужества, — это походило на допрос, но полковник не останавливался.

— Купянск, говоришь? Кто у вас там был из старших офицеров, никого не помнишь?

— Помню, товарищ полковник. Генерал-полковник Егоров, а непосредственно на фронте — генерал-майор Нефедов. И вас помню с вашим батальоном ВДВ, мы были расквартированы в Кучеровке, ваш батальон присоединился после взятия Лимана.

— Лейтенант, эти люди пока свободны. Оружие придержи до моих дальнейших распоряжений. Пробей по нашей базе убитых, думаю за ними водились грешки. А ты, сержант, иди за мной, — полковник зашагал к ближайшему дому, по всей видимости, являвшемуся штабом. Так и оказалось — дисциплина здесь была на высоте, чайник уже свистел, а молодая симпатичная девушка с парнем в форме накрывали стол. Ополоснув руки, полковник, не снимая обуви, прошел за стол.

— Давай, мой руки и садись, Олег, нам есть о чем поговорить. Твоих товарищей тоже накормят, но поговорить я хочу именно с тобой.

Я не стал ломаться, ситуация нестандартная, да и старшего по званию надо слушать. На столе появилась отварная картошка, мелко нарезанная селедка, щедро усыпанная колечками лука, пара стопочек и заиндевевшая бутылка водки. Света в доме не было, но горела керосиновая лампа, хотя нужды в ней не было.

— Принимайся за еду, — подавая пример, полковник начал есть. Только я успел проглотить кусок селедки и надкусил картошку, как последовала команда:

— Разливай.

— За боевых товарищей, что остались в земле сырой, — Сердюков опрокинул стопку и принялся за колечки лука. Последовав его примеру, почувствовал, как обожгло горло, едва сдержался, чтобы не закашляться.

— Самогон, градусов шестьдесят, — похвастался полковник, заметив мое состояние, — а ты не особо любитель выпить, как я погляжу.

— Не особо, но за павших не выпить грех, — признался, запивая водой.

— И правильно, еще по одной и хватит, дел еще много.

После второй Сердюков начал разговор. Ситуация в Спасском районе складывалась непростая — район попросту разделился на два лагеря. Сил и средств у полковника хватало только на то, чтобы блокировать Рязань с трех сторон, не пропуская в радиоактивную местность людей. Да контролировать Спасск-Рязанский, поддерживая правопорядок.

— Половина полицейских просто ушла по домам, прихватив табельное оружие, а у меня личного состава меньше роты. Люди не роботы, им надо есть, спать, все направления закрывать не удается. А отребье так и лезет со всех дыр, чуть зазеваешься — и сразу убийство или перестрелки.

Но самое страшное было не в этом — со слов полковника, бывший мэр и начальник полиции попытались вначале подмять под себя городок, но десантники не позволили. Потерпев поражение и потеряв четверых, бывшая власть Спасск-Рязанского перебазировалась через Оку и осела в селе Старая Рязань.

— Мост у них под контролем, мы могли бы его захватить, но твари заминировали, грозятся взорвать. Тогда жители ближних деревень будут отрезаны, пешком-то по льду пройдут, но машины уже лед не держит. Три дня назад один пытался проехать, утонул.

Полковник говорил, я слушал, пытаясь понять, почему он это все мне рассказывает.

— К ним отребье всякое прибивается, устроили там притон — пьянки, бабы, разврат. И оружия у Шершнева немало. А у меня двое дезертировали вчера ночью, они сами родом с Тульской области. Если так пойдет, скоро не с кем будет оборонять город, — Сердюков замолчал. И хотя говорил он спокойно, в голосе присутствовала тревога.

К чему разговор, мне стало понятно — полковник отчаянно нуждался в людях. Возможно именно по этой причине он онесся так лояльно к задержанным с трупами в багажниках, тем более, что все мы оказались по одну сторону с ним. С одной стороны, влившись в его команду, мы бы получали довольно серьезного покровителя, рота ВДВ — это серьезная сила. И я не сомневаюсь, что многие бытовые проблемы нашлось бы кому решать даже без нашего участия. Но было два момента — Денис вряд ли захочет сотрудничать с представителями власти. И второе, главное, мы попадали в эпицентр противостояния и неизвестно, чем все окончится. Не для этого мы перлись в эту даль, чтобы из огня каштаны таскать для господина, пусть даже и боевого полковника. Я примерно так и видел последствия возможной ядерной войны, когда сильные и волевые люди будут прибирать к рукам города и веси, накладывая руки на все, что имеет ценность. И это только первый этап — пройдет год, два, три — людям покажется, что этой власти мало. И начнется междоусобица, когда общины начнут воевать друг с другом. Образуются своего рода анклавы, пока не победит сильнейший и не распространит свою власть. До образования крупного объединения с атрибутикой государственной власти, по моим прогнозам, должно было пройти от пяти до десяти лет.

— Что скажешь, сержант? — голос Сердюкова вырвал меня из размышлений. Вилять и играть в дурачка не было желания. Я точно знал, что предложение меня не устраивает, но и обижать полковника отказом не хотелось.

— Товарищ полковник, я не вправе принять такое решение единолично. С нами еще несколько товарищей, которые могут иметь другую точку зрения, мне надо посоветоваться, хотя я примерно знаю ответ.

— Это называется вежливый отказ. — полковник протянул руку к бутылке, — Так и быть, пусть будет по последней. Жаль, мне люди с боевым опытом в край как нужны, — оставив бутылку, Сердюков поднял стопку:

— Выпьем, чтобы мы никогда не увидели друг друга в перекрестие прицела.

— Одно могу вам пообещать точно, — я взял стопку, пить не хотелось, но отказ мог обидеть собеседника. — К какому бы решению не пришли мои товарищи, против вас мы не будем никогда!

— Будем! — Сердюков выпил и поставил стопку, занюхивая хлебом. Появившийся из ниоткуда лейтенант, что-то прошептавл на ухо полковнику, удовлетворенно кивнувшему на сказанное. Не иначе как трупы в наших машинах уже успели «засветиться» по базе военных. — Спасибо за честность, сержант. Вы и ваши люди свободны. Если возникнут экстренные вопросы на частоте 254.000, позывной «Беркут».

— Спасибо, товарищ полковник, разрешите идти? — по-военному обратился к Сердюкову.

— Иди и береги себя, сынок, мало хороших людей осталось, вскоре сам увидишь и поймешь.

Выйдя на улицу, увидел своих, уминающих кашу из военно-полевой кухни. Кроме них еду принимали солдаты и еще около пяти десятков местных жителей. Уже в машине узнал, что полковник экспроприировал большую часть съестных припасов с местных складов и торговых центров, организовав горячее питание нуждающимся. Жаль, что Денис будет против, с полковником вполне можно было работать.

— О чем говорили? Нам вернули оружие! Нас накормили горячей кашей! — мои спутники обратились ко мне все разом, едва стоило мне приблизиться.

— Предлагал влиться в его команду, я вежливо отказался, — ответил на вопросы товарищей, чувствуя, как сверлит меня взглядом Семенов. Подполковника обидело, что Сердюков проигнорировал его и позвал меня для беседы. Человек не имеет военного опыта, да и боевое братство — не пустой звук, но Семенову этого не понять, нахохлился как воробей под дождем.

— Правильно сделал, что отказался, — первым отреагировал Ашот, — вначале все хорошо, а потом тебя собственностью считают.

— Да у тебя и так свое есть, зачем плясать под чужую дудку, — поддержал Ашота и дед, только Семенов промолчал, не высказав своего отношения.

— Может, пойдем на рынок? Мне бабуля и мама целый список поручений расписали, — перевел стрелки, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Рынок послевоенного Спасск-Рязанского располагался на центральной площади имени Ленина. Раньше здесь находилась городская администрация, о чем свидетельствовала гранитная табличка на четырехэтажном выгоревшем здании.

— Шершневские подожгли, когда их военные выбивали из города, — пояснил словоохотливый мужик, закутанный по самые глаза. Перед ним прямо на расстеленном на снегу куске ткани лежали товары для продажи: зажигалки, перочинные ножи, набор отверток и прочих инструментов, включая сапожное шило и моток суровых ниток.

— Почем шило?

На мой вопрос мужик усмехнулся:

— Цены в деньгах нет, эти бумажки никому не нужны. Люди меняют, предлагая то, что имеют. Что можешь предложить взамен?

— А что самое ходовое?

Мой вопрос заставил его задуматься: сбив ушанку набок, торговец даже почесал затылок:

— Еда, желательно консервы, оружие, противорадиационные таблетки, лекарства, водка.

Калия йодида у меня была целая сумка, даже выезжая утром, захватил пару конвалют на случай, если радиация повысится. Вначале хотел предложить конвалюту за шило и сапожные нитки, но решил прощупать почву:

— Есть противорадиационные, за сколько таблеток отдашь шило и нитки?

— Пять, — не раздумывая, выпалил мужичок с загоревшимися глазами. Зная черту русского человека преувеличивать свое и принижать чужое, сделал для себя вывод, что двух таблеток хватит за глаза:

— Шило-то не золотое, одна таблетка за нее и нитки, и то дорого будет.

Сторговались в итоге на двух таблетках, в запасе у меня оставались еще восемнадцать — уровень радиации был допустимый.

Рынок тянулся извилистыми неровными рядами — продавали все, что можно только представить. Самая большая толчея была у точки, где трое чернявых продавали тушенку. Целых два ящика армейской тушенки ушло за пять минут — одна женщина положила шикарное охотничье ружье, с ложем, инкрустированным серебром. Азербайджанцы обменяли его на пять банок тушенки, обе стороны остались довольны обменом, и женщина поспешила домой.

Я развернул список, еле сдержав смех — семена льна, помидоров, огурцов, укропа, редиски и еще двадцать подобных пунктов. Кто же принесет на рынок такие товары, когда снег еще не сошел? Да и перестали люди практически вести подворье, закупаясь в супермаркетах. Даже в глухих деревнях можно было встретить сетевые магазины, предлагавшие импортные продукты в любое время года. Продовольственную безопасность страны пнули под хвост, забросив богатейшие и плодородные земли.

— Смотри, Олег, — Ашот показывал пальцем на старушку. В проволочном ящике бабки мерзли три курочки и один петух. Птицы поочередно поднимали покрасневшие от холода лапы, поджимая их к брюшку.

— Давай купим, свежие яйца будут, — Ашота поддержал неожиданно Семенов, плотоядно взирая на птиц.

— Бабуля, что хочешь за курочек и петуха?

Из вязанной шали на меня уставились слезящиеся глаза:

— Мне бы лекарств немного, совсем худо мне.

Около бабы Нюры мы задержались — совместными усилиями удалось понять, что бабушке нужны антибиотики — она сама была простывшей, но дед умирал, с ее слов. Третий день не вставал с постели, даже не ел, все время его рвало и поносил. Среди нас не было врачей, но похоже было на дизентерию или холеру, хотя вроде зимой эти болезни практически не встречаются.

Баба Нюра оказалась с Мокриц, название мне сразу показалось знакомым, а дед напомнил, что это следующий населенный пункт после Лесхоза.

— Крайний дом у памятника ВОВ мой, сыночек, — прояснила картину старушка, обрадованная тем, что нам по пути. — Вы меня домой довезите, я вам еще солений могу продать или сменять.

На том и порешили, антибиотиков у нас не было, но Нюра нам поверила на слово, что завтра до обеда мы ей их привезем. Я еще собирался проконсультироваться с бабушкой, она хоть и ветеринар, но суть-то одна, что людей лечить, что животных.

— Куда мы птиц поместим? Может, этих зарезать? Бульончик будет наваристым, — мечтательно произнес Семенов, но получил отповедь от деда:

— Я тебе зарежу, Семеныч, вот весна придет, яички свежие будут. Надо будет еще кур добрать, скоро их вообще не останется.

Пока мы ходили по рядам, время перевалило за полдень. В восточной части площади виднелась табличка с названием кафе «Светлана».

— Баба Нюра, пойдемте с нами, пообедаем.

Старушка вначале отказывалась, но деду удалось ее переубедить. Несчастная даже прослезилась. Клетку с птицами мы поместили в багажник, а сам Додж я подогнал вплотную к кафе, чтобы его было видно из окна.

В кафе деньги брали, правда, цены были конские. Заведовал хозяйством армянин по имени Сергей, Ашот и он минут десять болтали на своем, пока сияющий Ашот не обрадовал нас, что Сергей угощает за счет заведения. О своей семье Ашот ничего не узнал, но встреча с соплеменником внушила ему оптимизм.

Попросив Сергея оставить бабу Нюру внутри кафе, пока мы походим по рынку, продолжили свои покупки. Наткнувшись на толстую полиэтиленовую пленку в рулонах, я сторговал четыре рулона, отдав целую конвалюту йодида калия. Продавец, обрадованный на его взгляд удачной сделкой, ретировался с рынка, боясь, что мы можем передумать.

— Зачем пленка? — после обеда настроение Семенова улучшилось, даже перестал коситься на меня.

— Для теплицы, мне тут столько семян заказали, боюсь, что без теплицы не обойтись.

На женщину средних лет, продававшую тыквы и кабачки, мы наткнулись в самом конце рынка. Это был джек-пот: у нее нашелся почти весь список требуемых семян. Жила она на самой окраине Гавриловского и уже собиралась уходить. Часы показывали половину пятого, через час начнет темнеть.

Ашот сам вызвался сбегать за бабой Нюрой, чтобы еще раз перекинуться словами с соплеменником. С забитым багажником мы все же разместились в машине.

Первая остановка была в Гавриловском — отдав остаток таблеток Нине, стал обладателем около двадцати пяти пакетиков с семенами. Пообещав привезти еще таблеток, распрощался. Нина обещала найти недостающие семена из моего списка, оставив листок бумаги у себя.

Бабу Нюру высадили у дома, пообещав вернуться завтра до обеда. Сумерки стремительно сгущались, мы проехали Лесхоз, въехали в Веретье, где навстречу попалась всего одна машина. Фары сзади я заметил на выезде из Веретье — интуиция говорила, что это наши недавние знакомые.

— Куда едешь? Нам налево, Олег! — проигнорировав окрик деда, поехал прямо. Проехав пару километров, наткнулся на еле видимый съезд вправо, крутанув руль, съехал и выключил мотор, погасив фары.

— Тихо, за нами хвост, — предупредил возмущение товарищей. Ждать пришлось недолго, секунд двадцать спустя мимо проскочила машина, задние фонари давали достаточно света, чтобы увидеть багровый оттенок вокруг них.

— Та самая Нива, — прошептал Ашот, словно боялся, что его услышат.

— Кажется, мы завели себе опасных и злопамятных врагов, — констатировал подполковник, — надо было их еще утром догнать и перебить.

— Могли нарваться сами. Есть у меня задумка. Цвет машины приметный, но об этом подумаем завтра. А сейчас, Олежка, вези меня к Тоньке, бабка-то твоя заждалась, наверное, с ума сходит от ревности, — засмеялся дед, разряжая обстановку.