Развод: я сжигаю мосты

Глава 33

Рассвет был прохладный и сырой, но ясное лазурное небо и белоснежные, похожие на вату облака, обещали хорошую погоду. Над головой тихо покачивались ветви. В густой листве суетливо перепархивали птицы, и их весёлый гомон с каждой минутой становился всё настойчивее и громче.

Я поворочалась на лежанке. Шкур на мне оказалось почему-то больше, чем когда я засыпала. Но причина быстро обнаружилась: Кайт ушёл и укрыл меня своими шкурами. Бартал ещё спал, вплотную подкатившись к костру и вольготно раскинув руки и ноги.

Я встала, потёрла чуть замёрзший нос, прошлась туда-сюда, разминаясь после сна. Кайтфор отыскался у реки. Он стоял с закрытыми глазами, улыбался, и вся его фигура будто устремлялась к солнцу. Ветер играл длинными светлыми волосами, и на фоне чёрной рубашки они казались почти белыми. Кажется, он что-то напевал. Выглядел Кайт странно, но эффектно. Весь его облик был пропитан очарованием загадочности и нереальности. Легко воображалось, что он явился из старинной легенды или что он странник из иного мира, полного магии, драконов и принцесс.

«Наверное, не стоит его беспокоить сейчас».

Я вернулась к костру.

«Интересно, а как я выгляжу?» Я достала маленькое зеркало. «Не то чтобы роскошно, но после дня и ночи в лесу, неплохо».

Я привела в подобие порядка непослушные кудри, полюбовалась на птиц, мелькающих в вышине, нарисовала угольком Барту усы и утку на лбу. Только я постоянно хихикала, рука дрожала от смеха, и утка вышла очень странной. С мелкими глазками. И кривым клювом. «Ой, больше похоже на… Приличные аломиты такое не говорят!» Бартал заворочался во сне, повернулся, и несчастную утку пришлось оставить как есть. «А и ладно!»

Кайт всё не появлялся.

Я осторожно заглянула на реку узнать, что же он теперь делает. В этот раз Кайтфор сидел на песке и, положив на колени большую тетрадь, что-то сосредоточенно в ней писал.

«Ну сейчас-то можно подойти? Или нет?»

Я попереминалась с ноги на ногу, повздыхала, поправила тунику раз сто, и, наконец, решилась.

— Доброе утро! — Я остановилась в отдалении от Кайтфора. Он поднял голову, убрал от лица длинные пряди волос.

— Доброе. Как спалось?

— Очень хорошо. Даже ничего не снилось. — Я подошла к воде, умылась и с удовольствием побрязгалась, наблюдая, как хрустальные брызги срываются с пальцев. — А что ты делаешь? — Я кивком показала на тетрадь в руках Кайта, и он тут же её закрыл.

— М-м-м, веду записи.

— Какие же?

Я обтёрла мокрые руки о штаны и подошла поближе.

— Ну... стихи пишу.

— Стихи? Неужели? А я не умею. Дай посмотреть!

Я в шутку потянулась к тетради, но Кайт вскочил, плотно прижал её к себе, а потом и вовсе вытянул руку с тетрадью вверх. Я, смеясь, попыталась добраться до тетради, прыгала зайцем, но, конечно, ничего не выходило. Тогда я вцепилась в руку Кайта, повисла на ней, а когда почти достала тетрадку, он коварно переложил её в другую руку. Я осталась ни с чем и от досады засопела, как ёжик.

Кайт засмеялся. Первый раз слышала его смех.

— Ладно! — Вдруг смилостивился он. — Но только один. И ты не будешь заглядывать на другие страницы. Обещаешь?

Я энергично закивала головой. Кайтфор отыскал нужное место и протянул тетрадь мне.

Передо мной светла дорога

Перед тобой она темна.

Но ты сама заполнить светом

Души пристанище должна.

И в пыльном воздухе, нагретом,

Раскатов грома лишена,

Пусть ослепительным стилетом

Воспрянет молния от сна.

И с даром, словно с амулетом,

Как будто снова рождена,

Пойдёшь по жизни ярким светом,

Неся ту мощь, что так страшна.

— Красиво. — Я задумалась, покусала губы. — Это про магию?

Кайтфор пристально на меня смотрел, наклонив голову набок.

— Не понятно? Всё-таки поэзия не моя стезя.

— Нет-нет, что ты! Очень лирично. Просто я совершенно не разбираюсь в стихах. — Я улыбнулась, вернула тетрадь. — А это стихотворение... оно... для кого-то? Для Далиники?

— Нет. Она не любит стихи. И вообще книги.

«Да кто, в конце концов, такая Далиника? Надо спросить. Но кажется, я боюсь услышать ответ».

Я почувствовала, что вот-вот зальюсь краской, и отвернулась, чтобы взять себя в руки. И вовремя: к реке спускался Барт.

Глаза Кайтфора на секунду расширились при виде Бартала, он усмехнулся.

— Доброе утро! Даже не спрашиваю, как спал. Вижу, что крепко.

Я же давилась от беззвучного смеха, даже зажала рот рукой.

Бартал окинул нас непонимающим взглядом, провёл ладонью по лицу, и на его пальцах остался след от угля.

— Ну вот! Утку испортил! — Я бесстыдно расхохоталась во весь голос. — Ты, наверное, спал слишком близко к костру. Испачкался.

Бартал бросился к реке, посмотрел на своё отражение.

— Паулина! — заорал он.

Он так сильно стиснул зубы, что вены вздулись на висках.

«Кажется, кто-то совсем не любит, когда его выставляют дураком. Ну ничего, привыкнет».

— Не кричи. А то в следующий раз что похлеще нарисую. Целый натюрморт!

Бартал двинулся ко мне.

— Паулина, ты не смеешь оскорблять...

— Подпись на документах о разводе, — перебила я его, — и я тебя больше никогда не потревожу. И что ты возмущаешься, хорошая же уточка получилась. Усы, правда, немного тараканьи вышли, но зато сразу видно твою истинную натуру.

Я развернулась, давая понять, что разговор окончен, и вместе с Кайтфором ушла к месту привала. Бартал же остался отмывать мои художества.

«Посмотрим, как ему это удастся сделать в холодной воде», — злорадствовала я.