Разделённый схизмой

I Бухта Эрейстор, Княжество Изумруд

Яркий утренний солнечный свет сверкал на скрещённых золотых скипетрах, вышитых на зелёном знамени Церкви Господа Ожидающего. Двухмачтовый курьерский корабль, скользивший под свежим ветерком, на котором развевалось это накрахмаленное ветром знамя, имел длину чуть больше семидесяти футов, и был построен для того, чтобы выжимать максимум скорости, а не обеспечивать прочность… или мореходность и устойчивость. Его экипаж из шестидесяти человек был слишком маленьким для любой галеры, даже такой же миниатюрной, как и он сам, но его стройный, облегчённый корпус был хорошо приспособлен для гребли, а его треугольные латинские паруса гнали его в быстром шквале пены, когда он разрезал блестящую, пронизанную солнцем воду, пенившуюся белыми скакунами, в проходе шириной в тридцать миль между Островом Келли и северо-восточным берегом залива Эрейстор.

Отец Рейсс Савел, командир этого небольшого прыткого кораблика, стоял на его крошечных шканцах, сложив руки позади себя и сосредоточившись на том, чтобы выглядеть уверенно, пока он смотрел на морских птиц и виверн, парящих в небе, синем до болезненности. Поддерживать видимость уверенности (он никогда бы не назвал её высокомерием), присущую шкиперу одного из курьеров Матери-Церкви, было труднее, чем казалось на самом деле, но Савел не очень заботился о причине, по которой он находил это таким.

Курьеры Храма, будь то сухопутные или плавающие, пользовались абсолютным приоритетом и свободой прохода. Они несли послания и распоряжения самого Бога, со всей властью самих архангелов, и ни один смертный не мог бросить вызов их проходу туда, куда Бог или Его Церковь могли бы отправить их. Так было буквально со времён Сотворения, и никто и никогда не осмеливался оспаривать это.

К сожалению, Савел уже не был уверен, что вековая неприкосновенность посланников Матери-Церкви продолжала оставаться таковой.

Эта мысль вызывала более чем… беспокойство. В первую очередь, из-за возможных последствий для его собственной нынешней миссии. В конечном счёте потому, что исчезновение этой неприкосновенности было немыслимо. Открытое неповиновение власти Божьей Церкви могло иметь только одно следствие для душ хулителей, а если бы их пример привёл других к тому же греху…

Савел снова отбросил эту мысль в сторону, сказав себе — уверяя себя — что несмотря на то, что безумие заразило королевство Черис, Бог никогда не позволил бы ему распространиться за черисийские границы. Всесторонняя власть Матери-Церкви были стержнем не только мира, в котором он жил, но и самого Божьего плана спасения Человека. Если бы эта власть была оспорена, если бы она рухнула, последствия были бы немыслимы. Шань-вэй, потерянная и проклятая мать зла, должна облизывать свои клыки при этой возможности в тёмном, промозглом углу Ада, в который архангел Лангхорн отправил её за её грехи. Даже сейчас она должна была проверять решётки, испытывать прочность своих цепей, поскольку она вкусила чрезмерной, греховной гордости тех, кто стремился установить свой собственный, подверженный ошибкам, суд вместо Божьего.

Лангхорн сам запер за ней врата, со всей властью вечности, но Человек имел свободную волю. Даже сейчас, он мог бы повернуть ключ в этом замке, если он этого захочет, и если бы он это сделал…

«Чёрт побери этих черисийцев», — подумал он мрачно. — «Они даже не понимают, какую дверь они открывают? Они не волнуются? Не…»

Его челюсти сжались, и он заставил себя расслабить плечи и сделать глубокий, очищающий вдох. Какой-то особенной помощи это не принесло.

Его указания от епископа-исполнителя Томиса были предельно чёткими. Савел должен был доставить сообщения епископа-исполнителя епископу-исполнителю Уиллису в Эрейстор любой ценой. Эта фраза — «любой ценой» — никогда раньше не была частью приказов Савела. В этом никогда не было необходимости, но теперь была, и…

— Эй, на палубе! — раздался крик из вороньего гнезда. — Эй, на палубе! Три паруса слева по носу!

— Ну-ну, — пробормотал сам себе коммандер Королевского Черисийского Флота Пейтрик Хьюит, всмотревшись через подзорную трубу. — Это должно быть интересно.

Он опустил подзорную трубу и задумчиво нахмурился. На этот раз его приказы были совершенно ясны. Они заставили его более чем немного нервничать, когда он впервые их получил, но они были предельно ясны, и теперь он обнаружил, что он действительно с нетерпением ждёт, чтобы начать их выполнять. Странно. Он даже помыслить не мог, что может случиться что-то подобное.

— Это курьер Церкви, без сомнения, — сказал он немного громче, и Жак Арвин, первый лейтенант КЕВ «Волна», издал отчётливо-несчастный вздох.

— Некоторым людям это может не понравиться, сэр, — мягко сказал Арвин. Хьюит посмотрел в его сторону, потом пожал плечами.

— У меня есть ощущение, что отношение людей может немного вас удивить, Жак, — сухо сказал он. — Они до сих пор вне себя, больше, чем я их когда-либо видел, и они знают, на кого этот курьер действительно работает сегодня утром.

Арвин кивнул, но выглядел он мрачнее, чем когда-либо, и Хьюит мысленно поморщился. Недовольны были не люди, как полагал Арвин, а он сам.

— Переложите руль на три румба на левый борт, будьте любезны, лейтенант, — сказал Хьюит, говоря более формально, чем он хотел. — Давайте ляжем на курс, чтобы перехватить его.

— Так точно, сэр. — Выражение Арвина было встревоженным, но он отдал честь и передал приказ рулевому, пока другие матросы побежали по деревянным палубам, чтобы подтянуть паруса и брасы.

«Волна» сменила курс, разрезая воду и идя в крутой бейдевинд левым гласом, и Хьюит почувствовал знакомый всплеск удовольствия от того, как отреагировало его судно. Утончённая, гладкопалубная двухмачтовая шхуна была чуть более девяноста пяти футов длиной по ватерлинии и несла четырнадцать тридцатифунтовых карронад. В отличие от некоторых из её сестёр, «Волна» была спроектирована и построена от самого киля в качестве лёгкого крейсера для Королевского Черисийского Флота. Её революционное парусное вооружение сделало её более быстрой и более мореходной, чем любой другой корабль, с которым когда-либо сталкивался Хьюит, и гораздо более управляемой, и она уже захватила не менее семи призов — почти половину из тех, что захватила вся блокирующая эскадра — здесь, в водах Изумруда после Битвы в Заливе Даркос. Вот что означали скорость и лёгкость управления, а приятно звучащие призовые деньги, попавшие в их кошельки, помогли преодолеть любые затяжные колебания, которые его команда могла бы лелеять. — «В конце концов, они же черисийцы», — подумал он с отблеском юмора. Многочисленные хулители Черис обычно упоминали королевство как «королевство лавочников и ростовщиков», совсем не одобрительным тоном. Хьюит несколько лет слушал их озлобленную зависть, и он должен был признать, что в стереотипе о черисийце, постоянно рыщущем в поисках способа сделать быструю марку, было по крайней мере немного правды.

«Конечно, в этом мы тоже очень хороши, разве нет?» — он подумал и почувствовал, что улыбается, от того, что курьерское судно с тёмно-зелёным флагом быстро приближается.

Он не был уверен, что другой корабль пришёл из Корисанда, но никакого другого объяснения не просматривалось. Посыльное судно, очевидно, прошло через Дельфиний Плёс, что, несомненно, означало, что оно также пересекло Зебедайское море. Никакие курьеры из Хевена или Ховарда не могли бы прийти с этого направления, и Хьюит очень сомневался, что Шарлиен Чизхольмская была особенно заинтересована в том, чтобы переписываться в настоящий момент с Нарманом Изумрудским. И, судя по тому, как парень выбрал пролив между островом Келли и побережьем Изумруда, он определённо не хотел привлекать внимание блокирующей эскадры.

К несчастью для него, он его уже привлёк, и было очевидно, что его корабль при таких условиях, несмотря на его изящную конструкцию, был чуть медленнее, чем «Волна».

— Приготовиться к бою, — сказал он, наблюдая, как уменьшилось расстояние между кораблями, когда начал стучать барабан.

Рейсс Савел очень сильно старался не богохульствовать, когда черисийская шхуна метнулась по направлению к нему. Очевидно, его информация была ещё более устаревшей, чем он боялся, когда епископ-исполнитель Томис давал ему свои приказания. Он не ожидал увидеть черисийские военные корабли прямо внутри Бухты Эрейстор. Как впрочем, он не ожидал увидеть золотого кракена на чёрном черисийском флаге, развевающегося над тем, что раньше было крепостью Изумруда на острове Келли.

Распространение черисийских военных кораблей стало самым явным свидетельством полноты их победы в битве в заливе Даркос. Истинная степень поражения союзного флота, к моменту, когда Савел покидал Менчир, была не ясна. Очевидно, оно было сокрушительным, но все в Корисанде цеплялись за надежду, что большинство кораблей, которые не вернулись, нашли убежище в Изумруде, где они помогали Нарману защитить его якорные стоянки.

«Очевидно, нет», — кисло подумал Савел.

В этот момент он видел ровно четыре корабля, считая шхуну, атакующую его собственный корабль, и каждый из них нёс черисийский флаг. И они были расставлены далеко друг от друга, чтобы покрыть как можно большую часть бухты, и они бы этого не делали, если бы была какая-то возможность, что кто-то мог бы напасть на них. Это, в сочетании с тем фактом, что все островные укрепления, которые Савел мог видеть со своих шканцев, явно стали черисийскими, а не изумрудскими базами, делало совершенно ясным, что там больше не было «союзного флота», а уж тем более, всё ещё защищающего эти укрепления.

Савел никогда раньше не встречал ни одну из новых черисийских шхун, и он был поражён тем, насколько близко к ветру она могла плыть. А также размерами, и силой её парусов. У его корабля было такое же количество мачт, но у черисийского площадь парусов была, по крайней мере, вдвое больше. Он также имел остойчивость и размер, позволяющие нести больше парусов, и он двигался в гораздо более трудных условиях, чем его собственный корабль мог себе позволить.

Количество пушечных портов, расположенных вдоль его бортов, было, по меньшей мере, таким же впечатляющим, и он почувствовал, как мускулы его живота напряглись, когда из них показались короткие и толстые дула пушек. — Отче?

Он взглянул на своего старпома. Вопрос из одного слова сделал напряжённость другого священника совершенно ясной, и Савел не мог обвинить его. Не то, чтобы у него был ответ на то, что, как он знал, действительно спрашивал его человек.

— Поживём — увидим, брат Тимити, — сказал он вместо этого. — Курс не менять.

— Он не меняет курс, — сказал Арвин.

«Как обычно говорят многословные утверждения, кто-то получит взбучку», — подумал Хьюит.

— Нет, не меняет, — согласился коммандер с большой сдержанностью, поскольку расстояние неуклонно сокращалось. Оно уже уменьшилось до менее чем трёхсот ярдов и продолжало сокращаться, и он задавался вопросом, как далеко другой шкипер собирается зайти в ответе на то, что он, несомненно, надеялся, было блефом со стороны «Волны». — Передайте приказ командиру канониров, чтобы он был готов выстрелить перед его носом.

Арвин замялся. Это почти не было заметно. Возможно, кто-то другой этого и не заметил бы, но Арвин был первым лейтенантом Хьюита более шести месяцев. На мгновение Хьюит подумал, что ему придётся повторить этот приказ, но затем Арвин медленно развернулся и поднял свой кожаный рупор.

— Будьте готовы стрелять перед его носом, мастер Чарльз! — крикнул он, и главный канонир «Волны» помахал в знак подтверждения.

— Я думаю он…

Брат Тимити так и не закончил свою мысль. Не было необходимости. Ровный, сотрясающий глухой «бум» одного орудия вполне деликатно подчеркнул это, и Савел увидел, как пушечное ядро несётся над волнами, прорезая белую линию на гребнях так же чисто, как и спинной плавник кракена.

— Он выстрелил в нас! — воскликнул Тимити вместо этого. Его голос был пронзительным от возмущения, а его глаза расширились, как будто он был действительно удивлён тем, что даже черисийцы должны были отважиться нанести такое оскорбление Матери-Церкви.

А, возможно, он и был удивлён. Савел, с другой стороны, обнаружил, что он, по правде, удивлён не был.

— Да, он выстрелил, — согласился младший священник гораздо более спокойнее, чем он себя чувствовал.

«Я действительно не верил, что они это сделают», — подумал он. — «Конечно я не верил. Так почему я не удивлён, что они это сделали? Это начало конца света, ради Бога!»

Он снова подумал о сообщениях, которые он перевозил, кому они были адресованы, и почему. Он подумал о пересказываемых шёпотом слухах, о том, что именно князь Гектор и его союзники надеялись на… то, какие награды им были обещаны Церковью.

«Нет, не Церковью», — сказал себе Савел. — «Рыцарями Храмовых Земель. В этом есть разница!»

Но даже когда он твердил это самому себе, он всё прекрасно понимал. Какими бы ни были технические или юридические различия, он всё прекрасно понимал. И именно поэтому, понял он в этот момент, с чем-то вроде отчаяния, он действительно не был удивлён.

Даже сейчас, он не мог выразить это для себя словами, не мог заставить себя посмотреть этому прямо в лицо, но он знал. Что бы ни было правдой перед тем, как началась массированная атака князя Гектора и его союзников на королевство Черис, черисийцы, так же хорошо, как и Савел, знали, кто в действительности стоял за этим. Они знали реальность циничных расчётов, небрежную готовность уничтожить целое государство в крови и огне, и высокомерие, которое побудило и вдохновило их. На этот раз «Группа Четырёх» слишком далеко вышла из тени, и то, что они предполагали, как простое маленькое убийство неудобного королевства, превратилось в нечто совсем другое.

Черис знала, кто был её настоящим врагом, и это точно объясняло, почему эта шхуна была готова стрелять по флагу принадлежащему Божьей Церкви.

Теперь шхуна была ближе, наклоняясь под давлением от её возвышавшихся парусов, её нос был омыт водой и разлетающимися белыми брызгами, которые вспыхивали подобно радужным драгоценным камням под сияющим солнцем. Он мог разглядеть людей вдоль её низкого фальшборта, различить одетого в униформу капитана, стоящего на корме рядом со штурвалом, увидеть расчёт передней пушки по её правом борту, перезаряжающий своё орудие. Он взглянул на свои собственные паруса, а затем на двигающуюся с грацией кракена шхуну и глубоко вздохнул.

— Спустите наш флаг, брат Тимити, — сказал он.

— Отче? — Брат Тимити уставился на него, словно не мог поверить своим ушам.

— Спустите наш флаг! — Савел повторил более твёрдо.

— Но… но епископ-исполнитель…

— Спустите наш флаг! — огрызнулся Савел.

Мгновение он думал, что Тимити может отказаться. В конце концов, Тимити знал их приказы, также хорошо, как и Савел. Но для епископа было намного легче приказать младшему священнику поддерживать полномочия Матери-Церкви «любой ценой», чем для отца Рейсса Савела убить экипаж своего судна как часть упражнения в глупости.

«Если бы была хоть какая-то надежда на то, что мы действительном доставим наши сообщения, я бы не сдался», — сказал он самому себе, и задался вопросом, было ли это правдой. — «Но очевидно, что мы не можем держаться подальше от них, и, если те люди готовы стрелять в нас, как я думаю, они превратят всё это судно в зубочистки с одного бортового залпа. В крайнем случае — с двух. Нет смысла видеть, как мои собственные люди будут безжалостно убиты ни за что, вдобавок мы даже не вооружены.

Флаг, который никогда раньше не приспускался ни перед одной смертной силой, скользнул вниз с клотика мачты курьерского корабля. Савел наблюдал, как он опускается, и леденяще-холодный ветер пробрал его до мозга костей.

Во многих отношениях, это было всего лишь маленькое событие, спуск этого клочка вышитой ткани. Но не так ли начинались все настоящие катастрофы? С маленьких событий, подобных первым камешкам в лавине.

«Возможно, я должен был заставить их стрелять в нас. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов, какой-либо двусмысленности. И если Черис готова открыто бросить вызов Матери-Церкви, возможно, несколько мёртвых членов экипажа сделали бы это ещё более ясным».

Возможно, они должны были бы, и, возможно, он должен был бы заставить черисийцев сделать это, но он был священником, а не солдатом, и он просто не смог. — «И», — сказал он себе, — «того факта, что Черис стреляла по флагу Святой Матери-Церкви, должно быть более чем достаточно, если это позволяет его людям не быть убитыми, помимо всего прочего».

Без сомнения так было бы, и всё же, как он сам себе сказал, он знал.

Жизни, которые он мог бы спасти сегодня утром, имели такое же значение, как семена горчицы в дыхании урагана по сравнению с ужасающими горами смерти, вырисовывающимися прямо перед порогом завтрашнего дня.

II Королевский дворец, Город Менчир, Княжество Корисанд

Гектор Дайкин ударился большим пальцем на ноге о занозу, торчащую из борозды, проделанной черисийским пушечным ядром через палубу галеры «Пика». Это было одно из многих подобных повреждений, и князь Корисанда протянул руку, чтобы коснуться разбитых перил фальшборта там, где рухнула вниз разбитая вдребезги мачта.

— Капитан Хэрис приложил всё своё умение, чтобы вернуться домой, Ваше Высочество, — тихо сказал человек, идущий у его правого плеча.

— Да. Да, он приложил — согласился Гектор, но его голос был отстранённым, глаза смотрели на что-то, что видел только он. Отстранённость в этих глазах беспокоила сэра Терила Лектора, графа Тартаряна, чуть больше, чем ему хотелось бы. После подтверждения смерти графа Чёрной Воды в бою, Тартарян стал самым высокопоставленным адмиралом в иерархии Корисандийского Флота — таким, каким он был, или того, что от него осталось — и он не мог не волноваться о том, как выглядел его князь… когда блуждал в своих мыслях. Это было слишком непохоже на обычное, решительное поведение Гектора.

— Отец, мы можем идти?

Глаза Гектора, моргнув, снова сфокусировались, и он повернулся, чтобы посмотреть на мальчика, стоящего рядом с ним. У мальчика были тёмные глаза и подбородок Гектора, но волосы у него были ярко-медные, как и у его умершей матери-северянки. Вероятно, он должен был стать таким же высоким, как его отец, хотя было ещё рано уверенно говорить об этом. Кронпринцу Гектору, в пятнадцать лет, всё ещё было куда расти.

«Во многих отношениях», — мрачно подумал его отец.

— Нет, не можем, — сказал он вслух. Кронпринц нахмурился, и его плечи сгорбились, когда он засунул руки в карманы бриджей. Было бы не совсем справедливо сказать, что он надулся, но князь Гектор не мог подобрать более подходящего слова.

«Айрис, ты стоишь дюжины таких как он», — подумал князь. — «Почему, ну почему, ты не родилась мужчиной?»

К сожалению, принцесса Айрис была женщиной, что означало, что Гектору приходилось довольствоваться её братом.

— Обрати внимание, — сказал он прохладно, обращая на мальчика умеренно жёсткий, пристальный взгляд. — Люди погибли, чтобы привести этот корабль домой, Гектор. Ты мог бы чему-нибудь научиться на их примере.

Гектор-младший гневно вспыхнул от такого публичного выговора. Его отец наблюдал, как он краснеет, с некоторым удовлетворением, а затем напомнил сам себе, что публично унижать ребёнка, который когда-нибудь будет сидеть на его троне и править его княжеством, вероятно, не очень хорошая идея. Принцы, с которыми обращаются подобным образом, бывают склонны применять подобное обращение к своим подданным, с предсказуемыми результатами.

Не то, чтобы шансы вот этого конкретного кронпринца, имеющего возможность сделать что-либо подобное, были особенно хороши. Что имело довольно много общего с повреждениями галеры, на которой стоял Гектор.

Он развернулся на месте, глядя вверх и вниз по всей длине корабля. — «Тартарян был прав», — подумал он.

Возвращение этого корабля домой, похоже, было кошмаром. Его помпы работали даже сейчас, когда он стоял на якоре. Долгий, медленный путь домой из Залива Даркос — почти семь тысяч миль — на корабле, у которого был десяток пробоин ниже ватерлинии, а треть экипажа убита черисийской артиллерией, был тем свершением, о котором слагают легенды. Гектор даже не пытался подсчитать пробоины выше ватерлинии, но он уже сделал пометку в уме, что нужно повысить в должности капитана Жоэла Хэриса.

«И, по крайней мере, у меня есть множество вакансий, чтобы продвинуть его, не так ли?» — подумал Гектор, глядя вниз, на выцветшие тёмные пятна, в тех местах, где человеческая кровь глубоко впиталась в палубные доски «Пики».

— Хорошо, Гектор, — сказал он. — Я полагаю, мы можем идти. Ты всё равно опаздываешь на урок фехтования.

Несколькими часами спустя Гектор, адмирал Тартарян, казначей Гектора сэр Линдар Рейминд, и граф Корис, его мастер-шпион, сидели в маленькой зале для совещаний, окно которой смотрело на якорную стоянку.

— Сколько смогло вернуться домой, мой князь? — спросил граф Корис.

— Девять, — сказал Гектор, жёстче, чем ему хотелось бы. — Девять, — повторил он более сдержанным тоном. — И я сомневаюсь, что мы увидим намного больше этого.

— И согласно нашим последним сообщениям от Великого Герцога, ни одна из галер с зебедайскими экипажами не добралась до дома к настоящему моменту, — пробормотал Корис.

— Я хорошо осведомлён об этом, — сказал Гектор.

«И я даже не очень удивлён», — подумал он. — «Их никогда не было много, и, несмотря на то что может сказать Томис, бьюсь об заклад, что его драгоценные капитаны капитулировали так же быстро, как чизхольмцы Шарлиен». — Он мысленно фыркнул. — «В конце концов, они любят меня примерно так же, как Шарлиен».

«На самом деле, это, вероятно, было не совсем справедливо», — отметил он. Прошло более двадцати лет с тех пор, как он победил и сверг — и казнил — последнего правителя Зебедайи. Который не был особенно хорошим правителем до завоевания, даже когда у него была голова, что признавали даже самые яростные зебедайские патриоты. Гектор, возможно, проявил определённую безжалостность в искоренении потенциального сопротивления и убедился, что вся предыдущая династия благополучно искоренена, однако с тех пор он был вынужден прикладывать силы для создания примеров изредка встречающихся честолюбивых аристократов. Но, по крайней мере, они получили честное правительство с тех пор, как стали корисандийскими поданными, и их налоги не были намного выше, чем они были до этого.

Конечно, большинство этих налогов было потрачено в Корисанде, а не в Зебедайе, но если бы они настаивали на проигрыше в войнах, то вообще бы ничего не имели.

И что бы ни подумали простые люди, Томис Симминс, Великий Герцог Зебедайи, и его оставшиеся в живых аристократы знали, какая сторона их хлеба была намазана джемом. Отец Симминса, например, был простым бароном до того, как Гектор возвысил его до вновь созданного титула Великого Герцога, а нынешний Великий Герцог сохранит этот титул только до тех пор, пока он сохраняет доверие Гектора. Тем не менее, никто не отрицал, что его зебедайские подданные были несколько менее полны энтузиазма, чем коренные корисандийцы, проливая свою кровь на службе Дому Дайкин.

Вероятно, в некоторой степени от того, как много их крови было пролито Домом Дайкин за последние несколько десятилетий.

— Честно говоря, Ваше Высочество, — сказал Тартарян, — Я буду поражён, если мы увидим ещё хоть что-нибудь с корисандийским или зебедайским экипажем. «Пика» — это в лучшем случае обломки. Учитывая её повреждения и потери, это чудо, что Хэрис довёл её домой, а он не установил нового рекорда скорости. — Адмирал покачал головой, выражение его лица помрачнело. — Если бы был кто-то ещё с ещё большими повреждениями, то они почти наверняка утонули, прежде чем смогли добраться до Корисанда. Или так, или они выбросились на берег какого-нибудь из островов где-то между нами и заливом Даркос.

— Таково и моё мнение, — согласился Гектор и глубоко вздохнул. — Что означает, что, когда бы Хааральд ни пришёл к нам, у нас не будет военно-морского флота, чтобы отбиться от него.

— Если отчёты точны, флот обычных галер никогда не сможет остановить его, Ваше Высочество, — сказал Тартарян.

— Соглашусь. Поэтому нам просто придётся построить наш собственный флот с галеонами «новой модели».

— Какова вероятность, что Хааральд даст нам время сделать что-то подобное, мой князь? — спросил Корис.

— Ваше предположение так же хорошо как и моё, Филип. В действительности, — улыбка Гектора была кислой, — я скорее надеюсь, что ваша догадка лучше моей.

Корис не дрогнул, но выражение его лица тоже не было особенно счастливым. Филип Азгуд, как и его оппонент в Черис, тоже не был рождён знатным. Он получил свой титул (после безвременной кончины предыдущего графа Кориса, сопричастного к последней серьёзной попытке убить Гектора) в знак признания его заслуг как мастер-шпиона Гектора, и он, вероятно, был самым близким, к тому, кого можно было назвать настоящим первым советником Гектора. Но то, что расположение Гектора к нему уменьшилось, поскольку степень разрушительности военно-морских инноваций Хааральда Черисийского была недооценена, начало становиться болезненно ясным.

Вполне возможно, что его голова всё ещё была на плечах только потому, что все остальные были застигнуты врасплох в равной степени.

— На самом деле, я думаю, что у нас может быть совсем мало времени, Ваше Высочество, — сказал Тартарян. Адмирал, казалось, пребывал в блаженном неведении о скрытых противоречиях между его князем и Корисом, хотя Гектор сомневался, что так было на самом деле.

— На самом деле, думаю, что могу согласиться с вами, адмирал, — сказал князь. — Мне любопытно, соответствуют ли ваши рассуждения моим.

— Многое зависит от ресурсов Хааральда и от того, насколько целенаправленно он может придерживаться своей стратегии, Ваше Высочество.

— Честно говоря, из донесений, которые мы получили до этого, не следует, что он потерял многие — хоть какие-то — из этих проклятых галеонов. С другой стороны, у него их не было много и до битвы. Говорят, у него их было тридцать или сорок. Это очень мощный флот, особенно с учётом новой артиллерии. В действительности, он, наверное, может разбить любой другой флот на Сэйфхолде. Но как только он начинает его разделять, чтобы охватить несколько целей, он становится гораздо слабее. И несмотря на то, что только что произошло со всеми нашими военно-морскими силами, он должен принять, по крайней мере, некоторые меры предосторожности, чтобы прикрыть свои внутренние воды и защитить своё торговое судоходство.

— Как я вижу, это означает, что он, вероятно, имеет возможность начать одновременно только одно эффективное наступление за раз.

— Я бы хотел, чтобы он попытался провести несколько кампаний, но я не думаю, что он достаточно глуп, чтобы пойти на это. И пока мы думаем о тех кампаниях, в которые он может ввязаться, давайте не будем забывать, что у него вообще нет армии, а Корисанд совсем не маленький кусок земли. Это более семнадцати сотен миль от Крюка Ветра до Дейрвина, и, скорее, более двух тысяч миль от мыса Тарган до Западного Ветра. Мы можем быть намного менее густонаселёнными, чем что-то подобное Харчонгу или Сиддармарку, но охватываем намного большую территорию. Он может собрать армию, достаточно большую, чтобы выставить её против нас или Изумруда, если он действительно попытается, но это потребует времени и затрат, которые ужаснули бы и Шань-вэй. А это приведёт к сокращению его способности продолжить наращивать свой военно-морской флот.

— Даже в лучшем случае — в лучшем случае, с его точки зрения, я имею в виду, — потребуются пятидневки, а то и месяцы, прежде чем он будет готов к серьёзным атакам, требующим морских переходов. И даже когда он будет готов к этому, Изумруд гораздо ближе к нему, чем мы. Он не захочет оставлять в своём тылу необезвреженного князя Нармана, пока он отправит большую часть своего флота и каждого морского пехотинца, которого он сможет наскрести, чтобы напасть на нас. Это, вероятно, означает, что сначала он разберётся с Изумрудом, и, хотя я и не знаю, как велика армия Изумруда, она существует. Если он решит драться, ему понадобится как минимум пара месяцев, чтобы взять только крупные порты и города. Покорение всего острова, предполагая, что подданные Нармана решат остаться ему верны, займёт ещё больше времени.

— Так что, если он будет придерживаться обычной стратегии, я очень сомневаюсь, что он сможет добраться до нас в этом году.

— Доводы убедительные, — сказал Гектор. — И, в целом, я с вами согласен. Но не забывайте, что Хааральд Черисийский продемонстрировал, что он прекрасно подготовлен к осуществлению «традиционных стратегий», адмирал.

— О, уверяю вас, Ваше Высочество, я не забуду. Никто, связанный с флотом, скорее всего, не забудет это в ближайшее время.

— Хорошо, — холодно улыбнулся Гектор, взмахнув рукой.

— На данный момент, давайте предположим, что ваш анализ достаточно точен. Даже если это не так, у нас, несомненно, есть, по крайней мере, месяц или два, прежде чем Хааральд сможет нанести нам визит. Ох, мы, возможно, увидим, как некоторые крейсеры бродят вдоль берега, захватывая любые торговые суда, достаточно глупые, чтобы попасться им на пути, но ему потребуется больше времени, чтобы собрать серьёзную экспедицию. А если это займёт у него достаточно много времени, то, когда он придёт, у нас может быть для него несколько неприятных сюрпризов.

— Какого рода сюрпризов, мой князь? — спросил Корис.

— По крайней мере, депеши Чёрной Воды с эскизами новых черисийских пушек добрались благополучно, — отметил Гектор. — Жаль, но призовые корабли, по какой-то загадочной причине осели в Эрейсторе, но, благодаря его эскизам, приложенным к докладу капитана Миргина, мы знаем о новом способе установки пушек, лафетах и о зарядах, укладываемых в мешки. Хотелось бы также узнать побольше об этом новом порохе, но…

Гектор поморщился и слегка пожал плечами. Эта часть доклада Миргина была далеко не исчерпывающая.

— Между прочим, даже без этого я думаю, что мы всё ещё можем извлечь выгоду из того, что мы знаем об их улучшениях в области артиллерии, — продолжил он через мгновение. — Вопрос в том, как долго нам придётся вводить их в действие.

— Я уже обсуждал новые орудия с Магистром Артиллерии, Ваше Высочество, — сказал Тартарян. — Он так же расстроен, как и я, что те же самые идеи никогда не приходили нам в голову. Они так чертовски просты, что…

Граф прервал сам себя и покачал головой.

— Простите, Ваше Высочество. — Он прочистил горло. — Смысл того, что я хотел сказать, в том, что он уже делает формы для первой отливки новых пушек. Очевидно, ему придётся провести серию экспериментов, и новые пушки нужно будет высверливать и устанавливать. Тем не менее, он думает, что первую из них он должен сделать в течении примерно полутора месяцев. Я сказал ему, — Тартарян посмотрел Гектору в глаза, — что я понимаю, что это только предварительная оценка и что не будет никаких последствий, если, несмотря на все его усилия, она окажется слишком оптимистичной.

Гектор снова поморщился, но при этом кивнул.

— Пока над этим работает Магистр Артиллерии, — продолжил Тартарян, — я уже начал искать способы модификации галеонов для установки нового вооружения. Я не думаю, что это будет так же элементарно, как просто прорезать порты в их бортах, и я не готов даже предположить в данный момент, сколько времени потребуется, чтобы на самом деле переоборудовать корабль под них. Мы делаем всё возможное, но мы просто не в состоянии построить флот, который может встретить Хааральда на море, по крайней мере ещё год или два, Ваше Высочество. Мне жаль, но таково положение дел.

— Понятно. Я счастлив от этих цифр не более чем вы, адмирал, но мы просто обязаны сделать всё возможное, за то время, которое у нас есть. Я думаю, это означает, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, что новые пушки, приходящие с литейного завода, сначала пойдут на наши стратегически важные береговые батареи, а только потом на производство новых кораблей.

— Если позволите, Ваше Высочество, я бы предпочёл немного изменить это, — сказал Тартарян. — Я согласен, что береговые батареи должны иметь первоочередной приоритет, но каждое орудие, которое будет на плаву, чтобы поддерживать батареи, будет не менее полезным. Я считаю, что мы могли бы, вероятно, относительно быстро построить плавающие батареи — я говорю о чём-то вроде больших плотов с бастионами, чтобы защитить их команды от стрелкового оружия и лёгкой артиллерии — чтобы помочь прикрыть наши важнейшие гавани. И каждый галеон, который мы сможем оснастить новыми пушками, будет очень ценным с точки зрения защиты гавани.

— Понимаю.

Гектор поджал губы, внимательно обдумывая аргумент, потом пожал плечами.

— Вы вполне можете быть правы, адмирал. Я сильно подозреваю, что дело будет спорным, по крайней мере, сначала. Конечно, как только вы начнёте производить галеоны, чтобы поставить оружие на борт, нам придётся пересмотреть наши приоритеты.

— Да, Ваше Высочество.

— Что приводит нас к вам, Линдар, — продолжил Гектор, поворачиваясь к своему казначею. — Я полностью осознаю, что у нас нет столько денег, чтобы заплатить за совершенно новый флот. С другой стороны, покупка нового флота, вероятно, дешевле, чем покупка нового княжества. Так что мне нужно, чтобы вы творчески подошли к этому вопросу.

— Я понимаю, мой князь, — ответил Рейминд. — И я уже задумался над этим вопросом. Проблема в том, что в казне просто не хватает денег, чтобы начать платить за программу перевооружения такого масштаба. Или, если быть точным, я должен сказать, что в нашей казне просто недостаточно денег, чтобы заплатить за это.

— Правда? — Гектор поднял бровь, и Рейминд пожал плечами.

— Я полагаю, мой князь, — сказал он деликатным тоном, — что Рыцари Храмовых Земель не будут… слишком уж довольны итогами нашей недавней кампании.

— Уверен, это ещё мягко сказано, — сухо сказал Гектор.

— Я предполагал, что так и будет, мой князь. И мне пришло в голову, что, в сложившихся обстоятельствах, Рыцари Храмовых Земель могут признать определённую общность интересов с княжеством, скажем так. В действительности, я считаю, что было бы вполне разумно для нас просить их помочь покрыть расходы, которые мы понесём в нашем общем начинании.

«Рейминд», — подумал Гектор, — «должен был быть дипломатом, а не счётчиком монет».

— Я согласен с вами, — сказал он вслух. — К сожалению, Рыцари Храмовых Земель находятся довольно далеко. Даже при содействии системы семафоров и курьерских судов Церкви, требуется пятидневка, чтобы передать простые сообщения туда и обратно, не говоря уже о золоте или серебре. И если Хааральд пронюхает о планируемых поставках слитков, я точно знаю, где будут находиться его корабли.

— Вы правы, мой князь. Однако епископ-исполнитель Томис находится прямо здесь, в Менчире. Я считаю, что если бы вы подошли к нему должным образом, объясняя ему точную природу наших потребностей, то вы смогли бы убедить его поддержать наши усилия.

— В какой именно форме? — спросил Гектор.

— Я считаю, что, если бы епископ-исполнитель пожелал, он мог бы выписать аккредитивы от имени казны Рыцарей Храмовых Земель. Возможно, нам придётся немного уменьшить их номинальную стоимость, но более вероятно, что они будут ходить по полной стоимости, учитывая общеизвестный факт, что платёжеспособность Храмовых Земель не подлежит сомнению. Затем мы могли бы выпустить наши собственные аккредитивы, подтверждённые епископом-исполнителем, для финансирования потребной нам программы вооружений.

— А если епископ-исполнитель не пожелает брать на себя обязательства Рыцарей Храмовых Земель? — спросил Тартарян. Рейминд посмотрел на него, и адмирал пожал плечами. — Я согласен с логикой каждого отдельного утверждения, которые вы сказали, сэр Линдар. К сожалению, епископ-исполнитель может почувствовать, что ему не хватает полномочий, чтобы обременять сокровищницы Рыцарей Храмовых Земель. И, честно говоря, если бы я был владельцем литейного завода или судостроителем, я бы немного нервничал по поводу принятия аккредитива Храмовых Земель, который ещё не одобрен самими Рыцарями Храмовых Земель, если вы понимаете, о чём я.

— Это понятное замечание, — сказал Гектор. — Но, я не думаю, что оно непреодолимо. Линдар, я думаю, что это очень хорошая идея, которую нужно развить. И если епископ-исполнитель Томис проявит нежелание, когда мы с ним переговорим, я считаю, что мы должны отметить, что, хотя он не может юридически обязать Рыцарей Храмовых Земель, у него есть власть использовать ресурсы архиепископства. У него есть активы прямо здесь, в Корисанде, чтобы обеспечить достаточно большой аккредитив, который сможет покрыть наши расходы на первые несколько месяцев. К тому времени мы, несомненно, услышим ответ от самих Рыцарей Храмовых Земель. Думаю, они поймут логику ваших аргументов и утвердят договорённость. Если же нет, нам просто придётся придумать что-то ещё.

— Да, Ваше Высочество, — Рейминд наклонил голову в чём-то, похожем на полупоклон.

— Очень хорошо, — сказал Гектор, отодвигая своё кресло назад, — Я думаю, что это подведёт итог всему, что мы можем с пользой сегодня обсудить. Мне нужны отчёты — регулярные отчёты — обо всём, о чём мы сегодня говорили. В данный момент, я вижу нашу позицию скорее… незавидной, скажем так. — Он оскалил зубы в напряжённой гримасе.

— Тем не менее, если Хааральд будет просто достаточно долго перемалывать Изумруд, я думаю, что мы должны быть в состоянии сделать достаточно, чтобы, по крайней мере, причинить ему серьёзную боль в животе, когда он доберётся до Корисанда!

III Теллесбергский собор, Город Теллесберг, Королевство Черис

В Теллесбергском соборе было очень тихо.

Громадное сооружение круглой формы было заполнено, почти забито битком, как и в день похоронной мессы короля Хааральда, но атмосфера разительно отличалась от царившей в тот день.

Был тот же оттенок гнева, возмущения и решимости, но было и ещё кое-что. Что-то, что витало, как знойная тишина перед грозой. Напряжение, которое стало ещё более тугим и острым за ту пятидневку, которая прошла с момента смерти старого короля.

Капитан Черисийской Королевской Гвардии Мерлин Атравес понимал это напряжение. Так как он стоял у входа в королевскую ложу, наблюдая за королём Кайлебом и его младшими братом и сестрой, он точно знал, о чём думала эта многочисленная, ни-разу-не-молчаливая толпа. Так что он не был готов осмелиться предположить, как он будет реагировать, когда долгожданный момент, наконец, наступит.

«Который», — подумал он сухо, — «произойдёт примерно через двадцать пять секунд».

Двери собора открылись, как будто его мысль стала реальной. По этому случаю, не было ни музыки, ни хора, поэтому металлическое «клац» задвижки вызвало эхо и ответное эхо, пролетевшее через тишину подобно выстрелу из мушкета. Двери распахнулись бесшумно, плавно, на хорошо смазанных, тщательно поддерживаемых в рабочем состоянии петлях, и единственный скипетроносец шагнул через них. Не было ни кадильщиков, ни свеченосцев. Это была простая процессия — относительно небольшая для главного собора целого королевства — духовенства в полных, сверкающих одеяниях Церкви Господа Ожидающего.

Они двигались сквозь солнечный свет, льющийся сквозь витражные окна собора, и безмолвие и тишина, казалось, усиливались, распространяясь от них, как круги по воде. Напряжение всё увеличивалось, и капитану Атравесу пришлось сознательно напомнить своей правой руке держаться подальше от рукояти своей катаны.

В этом шествии было двадцать священнослужителей во главе с единственным человеком, который носил белую с оранжевым рясу архиепископа, под жёсткой пышной мантией, отделанной золотыми нитями и драгоценными камнями. Золотая корона с рубинами, что заменила простую епископскую диадему, которую он носил ранее в этом соборе, свидетельствовала о том же чине священника, что и его ряса, как и сверкающее на руке рубиновое кольцо.

Остальные девятнадцать человек этого шествия были облачены лишь в чуть менее величественные мантии поверх белых, неотделанных ряс, но вместо корон или диадем, на них были простые белые шапки священников с кокардами епископов других соборов. Их лица были менее безмятежными, чем у их предводителя. На самом деле, некоторые из них выглядели более напряжёнными, более обеспокоенными, чем миряне, ожидающие их прибытия.

Шествие плавно и постепенно прошло по центральному проходу в сторону алтаря, распавшись затем на отдельных епископов. Человек в рясе архиепископа подошёл к трону, предназначенному для наместника Архангела Лангхорна в Черис, и голоса зароптали тут и там по всему собору, когда он сел. Капитан Атравес не знал, слышал ли их архиепископ. Даже если и слышал, он не выказал никаких признаков этого, ожидая, пока его епископы занимали свои места на богато украшенных, но всё же, гораздо более скромных стульях, которые были расположены по бокам его трона.

Когда уселся последний епископ, и тишина снова стала абсолютной, но хрупкой под собственным весом и напряжением, архиепископ Мейкел Стейнейр посмотрел на собравшихся.

Архиепископ Мейкел был довольно высоким мужчиной по меркам Сэйфхолда, с роскошной бородой, крупным носом, и большими, сильными руками. Он также был единственной человеческой душой во всём соборе, которая выглядела спокойной. — «Которая почти наверняка была спокойна», — подумал капитан Атравес, удивляясь, как человек может с этим справляться.

Даже вера должна была иметь свои пределы. Особенно, когда право Стейнейра на корону и рясу, которые он носил, трон, на котором он сидел, не было подтверждено Советом Викариев Церкви. Не было даже самой отдалённой надежды, что викарии когда-либо утвердят его в новом чине.

Что, конечно, объяснило то напряжение, которое охватило остальную часть собора.

Затем, наконец, Стейнейр заговорил.

— Дети мои, — его глубокий, хорошо поставленный голос разносился легко, чему помогла полная ожидания тишина собора, — мы хорошо знаем, как озабочены, взволнованы и даже напуганы многие из вас беспрецедентной волной перемен, которая пронеслась через Черис за последние несколько месяцев.

Что-то, что даже слух капитана Атравеса не мог назвать звуком, пронеслось по слушающим прихожанам, поскольку слова архиепископа напомнили о попытке вторжения, которая стоила им жизни короля. А использование им церковного «мы» подчёркивало, что он действительно говорил с высоты престола, номинально провозглашая официальную, правовую и обязательную доктрину и политику своего архиепископства.

— Перемены — это то, к чему нужно подходить осторожно, — продолжил Стейнейр, — и перемен, исключительно ради перемен, следует избегать. Тем не менее, даже Управление Инквизиции Матери-Церкви признало в прошлом, что бывают времена, когда перемен избежать нельзя. Предписание Великого Викария Томиса «О Послушании и Вере» почти пять веков назад установило, что бывают случаи, когда попытки отрицать или уклоняться от последствий необходимых изменений сами по себе становятся грехом.

— Сейчас наступил именно такой момент.

Тишина, когда он сделал паузу, была абсолютной. То, что было напряжением, стало затаившимся дыханием, полностью сконцентрированным на архиепископе Мейкеле. Одна или две головы дёрнулись, как будто у их владельцев был соблазн посмотреть на королевскую ложу, а не на архиепископа, но ни одна этого не сделала. Капитан Атравес подозревал, что было физически невозможно, чтобы кто-нибудь мог оторвать взгляд от Стейнейра в этот момент.

— Дети мои, — архиепископ мягко покачал головой с грустной улыбкой, — мы полностью осознаём, что многие из вас обеспокоены, возможно даже возмущены, тем облачением, которое мы могли одеть, священническим служением, к которому мы были призваны. В глубине души мы не виним тех, кто делает это. Тем не менее, мы верим, что сегодня в Черис свершается воля Божья. Сам Бог призвал нас к этому служению. Не из-за каких-либо особых способностей, красноречия или принадлежности, которыми мы могли бы, как любой смертный, обладать, но потому, что это Его воля и намерение привести в порядок Его дом здесь на Сэйфхолде и в сердцах Его детей — наших сердцах.

— Это день великого горя и печали для всех нас, но это также должен быть день обновления и возрождения. День, в который мы — все мы, каждый мужчина и каждая женщина среди нас — подтверждаем, что это истинно, справедливо и хорошо, и требуем тех же вещей от тех, кто мог бы осквернить их. Мы должны делать это, не поддаваясь искушениям власти, не прислушиваясь к голосу эгоизма и не испепеляя себя ненавистью или жаждой мести. Мы должны действовать спокойно, сознательно, с должным уважением и почтением к рангам и институциям Матери-Церкви. Но, прежде всего, мы должны действовать.

Каждый из участников этой аудиенции ловил каждое слово архиепископа, но капитан Атравес не видел, чтобы это приносило облегчение или уменьшало напряжение, несмотря на спокойный, рациональный, почти успокаивающий тон Стейнейра.

— Дети мои, с разрешения, одобрения и поддержки короля Кайлеба, мы представляем вам сегодня текст нашего первого официального послания Великому Викарию и Совету Викариев. Мы не хотели бы, чтобы казалось, что мы скрыли в тени, утаили от вас какой-либо аспект того, что мы здесь делаем, и почему. Вы — дети Божьи. Вы имеете право знать, что те, на кого возложена ответственность за заботу о ваших бессмертных душах, призваны делать это в соответствии с требованиями этих пастырских обязанностей.

Архиепископ протянул руку, после чего поднялся один из епископов. Он подошёл к архиепископскому престолу и вложил в эту ожидающую руку подписанный документ, пышно скреплённый печатями. Ленты, воск и металлические печати свисали с него, и шелест толстого дорогого пергамента, на котором он был написан, был отчётливо слышен в тишине.

Потом он начал читать.

— Его милости, Великому Викарию Эрику, имя его семнадцатое, служение его восемьдесят третье, Слуге и Рабу Божьему и Архангела Лангхорна, что был и будет наместником Божьим здесь на Сэйфхолде, от архиепископа Мейкела Стейнейра, Пастыря Черис, приветствую во имя Божье и братства его.

Когда архиепископ читал, его произношение было столь же мощным и хорошо поставленным, как и при нормальном произношении. Это был голос, который мог бы взять самые сухие, самые неинтересные официальные документы и каким-то образом заставить людей понять, что эти документы имеют значение.

Не то чтобы потребовался какой-то особый талант, чтобы сделать это ясным в этот день и для этих людей.

— С самым горьким и глубоким сожалением, — продолжил чтение Стейнейр, — мы должны сообщить Вашей Милости, что недавние события здесь, в Черис, открыли нам великое зло, которое поразило Божью Церковь.

Воздух в соборе зашевелился, как будто каждый из его слушателей внезапно и одновременно вдохнул.

— Церковь и Совет Викариев, рукоположённые Архангелом Лангхорном во имя Господа, были развращены, — Стейнейр продолжил тем же спокойным, непоколебимым голосом. — Должности, решения, помилования, судебные постановления об одобрении и свидетельских показаниях, а также постановления об осуждении и анафеме продаются и обмениваются, а сама власть Бога искажена и попрана амбициями, высокомерием и цинизмом людей, которые называют себя Викариями Божьими. Мы посылаем Вам с этим посланием доказательства, свидетельствующие и подтверждающие то, что мы сейчас говорим вам нашими словами.

Он сделал паузу, очень короткую, а затем посмотрел вверх, больше не читая, но пересказывая по памяти, когда его глаза охватили напряжённые, тихие лица, которые заполнили этот величественный собор.

— Мы обвиняем Замсина Трайнейра, известного как Викарий Божий и Канцлер Божьей Церкви, а также Аллайна Мейгвайра, Робейра Дачарна и Жаспера Клинтана, которые так же известны как Викарии Божьи, в преступлениях против этого Королевства, этого Архиепископства, Святой Матери-Церкви, и самого Господа. Мы предлагаем Вам доказательства того, что они, действуя совместно, как так называемая «Группа Четырёх», на самом деле организовали и направили недавнее нападение на людей Черис. Что Замсин Трайнейр, единолично, и все они, совместно, на самом деле, использовали своё звание «Рыцарей Храмовых Земель», чтобы подстрекать и направлять королей Долара и Таро, королеву Чизхольма, правителей Изумруда и Корисанда, к объединению вместе с явной целью уничтожить это Королевство огнём и мечом. Что они неправомерно использовали, распределяли, и крали средства из собственной казны Матери-Церкви, чтобы финансировать их план по уничтожению Черис. Что они, как и другие подобные им, систематически и постоянно злоупотребляют своим положением и авторитетом в стремлении к личной власти, богатству, престижу и роскоши.

— Мы больше не можем поворачиваться ухом, которое не слышит, и глазом, который не видит в сторону этого непрекращающегося образца грязной коррупции. Высокие должности в Матери-Церкви — это не продажная добродетель каких-то уличных проституток и не добыча разбойников и воров, которая должна быть сбыта покупателям краденых вещей в тёмных закоулках, скрытых от честных глаз. Они — доверие от Господа, состоявшееся в служении детям Божьим, но в руках тех мерзких людей, которым было позволено отравить собственную Церковь Божью, они стали инструментами угнетения, жестокого обращения и банального приказа о массовых убийствах.

— Мы, архиепископ Черис, говоря о, для и с согласия нашего внушающего страх суверена, Короля Кайлеба II, не можем и не будем терпеть дальнейшей деградации Матери-Церкви. Мать всех мужчин и всех женщин стала самой Блудницей Шань-вэй, ибо она позволила всему этому злу, перечисленному в этом послании и сопровождающих его доказательствах, не просто существовать, но процветать. Соответственно, мы больше не можем держать себя, или наших правителей, или детей Божьих под нашей заботой, рабски повинуясь людям, которые продают милости этой блудницы тому, кто заплатит самую высокую цену. Мы отделяемся от них и от вас, и мы изгоняем вас, ибо вы позволили им процветать, как ядовитым сорнякам, в саду, который вверил вам Господь.

— Архиепископство Черис, как и Королевство Черис, отвергает власть убийц, насильников, поджигателей и воров. Если Вы не можете очистить Церковь от таких язв и ядов, тогда мы сами очистимся от них, и, если Бог даст, в полноте времени мы очистим саму Мать-Церковь от тех, кто оскверняет облачения и кольца своих чинов каждым вздохом, каждым решением, которое они принимают.

— Мы подходим к этому вопросу, к этому решению не легкомысленно, — сказал Мейкел Стейнейр далёкому главе Совета Викариев, пока его глаза блуждали по лицам, выражениям лиц и душам его паствы. — Мы подходим к нему со слезами и печалью. Мы подходим к нему как дети, которые больше не могут служить матери, которую они всегда любили, потому что её единственной целью стало систематическое порабощение и убийство собственных детей.

— Тем не менее, как бы это ни печалило нас, как бы глубоко мы ни хотели, чтобы это было не так, мы подошли к этому моменту, к этому решению. На том мы будем стоять, ибо мы не можем сделать ничего другого, и мы взываем к высшему суду Бога, который создал всех нас, стать судьёй между нами и истинными отцами коррупции.

IV Королевский Дворец, Город Теллесберг, Королевство Черис

Мерлин Атравес стоял прямо в дверях палаты Совета, одетый в чёрные и золотые цвета Черисийской Королевской Гвардии, и смотрел на молодого человека, пристально глядящего сквозь окно на набережную Теллесберга, на последний дождевой фронт, который шёл на город, пересекая бухту Хауэлл. Молодой человек, о котором шла речь, был тёмноволосым, тёмноглазым, и высоким, как для жителя планеты Сэйфхолд, так и для королевства Черис. Ему едва исполнилось двадцать три года, что составляло всего двадцать один год по времени планеты, на которой (хотя он и не знал об этом) в действительности возник в ходе эволюции его биологический вид. Это делало его слишком молодым, чтобы носить золотую цепь с изумрудами, сверкающими зелёным огнём, которая была символом королевского достоинства.

Многие люди, несомненно, были бы поражены тем фактом, что несмотря на свою молодость, он уже имел мощное телосложение, и имел ясное понимание того, что нужно делать. Другие отметили бы неуёмную энергию, которая направила его к окну после двух часов обсуждения и планирования. — «Они могли бы спутать это беспокойство со скукой или отсутствием интереса… но только пока они не увидели его глаза», — подумал Мерлин. Эти глаза уже не были такими молодыми, как когда-то, и рот под ними был тоньше, более свойственный человеку заметно старшему — мудрее, жёстче и безжалостнее — чем в его годы.

Это были глаза и рот Кайлеба Жана Хааральда Брайана Армака, короля Кайлеба II, правителя Черис, который — в течение менее чем трёх местных месяцев — одержал три самые сокрушительные неравные военно-морские победы за всю историю Сэйфхолда, потерял своего отца, унаследовал корону и бросил вызов четырём самым сильным людям во всём мире прямо в лицо принадлежащей Богу Церкви.

И это были также глаза и рот короля, королевство которого всё ещё стояло перед угрозой битвы на вымирание, если только он и его советники не смогут придумать способ предотвратить такой исход.

Кайлеб ещё несколько мгновений наблюдал за далёким дождём, а затем повернулся к нескольким советникам с вопросительным выражением.

Группа мужчин, сидящих вокруг массивного стола, была не всем Королевским Советом. На самом деле, они не были даже большей частью Совета… и среди них было несколько человек, которые вообще не входили в Совет. Кайлеб хорошо знал, что некоторые из советников, которые не присутствовали здесь, возмутились бы — или могли бы возмутиться — их исключением, когда бы они узнали об этом. Если бы они узнали об этом. Но в то время, как опекунство его отца позаботилось о том, чтобы он не забывал о политических императивах поддержания широкой базы поддержки, особенно в нынешних обстоятельствах, на данный момент, он был готов смириться с этим негодованием.

— Хорошо, — сказал он, — я думаю, что это касается всех ближайших внутренних отчётов?

Он оглядел стол, изогнув одну бровь, и плотный, импозантно выглядящий человек, сидящий на его дальнем конце, кивнул. Йеванс Рейджис, граф Серой Гавани, служил отцу Кайлеба в качестве Первого Советника Черис в течении большей части четырнадцати лет; теперь он служил своему новому королю в той же роли.

— На данный момент, во всяком случае, Ваше Величество, — сказал он. Несмотря на то, что он знал Кайлеба буквально всю свою жизнь — или, возможно, из-за этого — он поставил перед собой задачу обращаться к своему молодому монарху с большей степенью формальности с момента восхождения Кайлеба на престол. — Я считаю, что у Мейкела есть по крайней мере один дополнительный вопрос, который он хотел бы затронуть, хотя я понимаю, что он ждёт ещё несколько отчётов, прежде чем он это сделает. — Усиливающаяся интонация Серой Гавани превратила заключительную часть заявления в вопрос, и он поднял одну бровь на человека в белой рясе епископата, сидящего на дальнем от короля конце стола совета.

— Да, хотел бы, — подтвердил архиепископ Мейкел. — Однако, как вы и говорите, Рейджис, я всё ещё жду два отчёта, которые я запросил. С вашего позволения, Ваше Величество, я бы хотел отнять несколько минут вашего времени завтра или послезавтра, чтобы обсудить это.

— Конечно, — сказал Кайлеб человеку, который был исповедником его отца и который — несмотря на определённые… технические нарушения — был возведён в сан Архиепископа всея Черис.

— Я также ожидаю дополнительных отчётов из Хант в ближайшие дни, — продолжил Серая Гавань, и тонко улыбнулся. — Текущие намекают, что Мантейл обдумывает довольно спешный переезд в Эрейстор.

— Вероятно, это самый умный шаг, который сделал этот ублюдок за последние годы, — так мягко пробормотал кто-то, что даже ушам Мерлина было трудно услышать его. Голос, отметил Мерлин, звучал удивительно похожим на графа Острова Замка́.

Если Кайлеб и услышал этот комментарий, он никак не показал это. Вместо этого он просто кивнул.

— Ну, — сказал он, — в таком случае, я полагаю, что пришло время подумать о том, что пора заканчивать. Скоро будет обед, и не знаю как остальные, но я голоден. Есть ещё что-нибудь, что мы должны рассмотреть перед тем как мы поедим?

— Сегодня утром Жефри напомнил мне несколько моментов, Ваше Величество, — с лёгкой улыбкой ответил Серая Гавань. Жефри Абат был личным секретарём первого советника, и его способность «управлять» расписанием Серой Гавани была легендарной.

— Несмотря на его настойчивость, я думаю, что большинство из них может, вероятно, подождать до после обеда, — продолжил граф.

— Он, однако, указал, что «Группа Четырёх» должна получить свои копии документов в течение следующей пятидневки или около того.

Одно или два лица напряглись при этом упоминании. Кайлеба среди них не было.

— Он прав, — согласился король. — И я хотел бы быть мухой на стене, когда Клинтан и Трайнейр вскроют их. — Его улыбка была тоньше — и гораздо холоднее — чем у Серой Гавани. — Я не думаю, что они будут особенно рады. Уж точно не тогда, когда вы лично подбросили дровишек в огонь, Мейкел.

Часть мужчин, сидящих за столом, улыбнулись ему в ответ. Выражение лиц некоторых было ещё более похоже на кракена, чем его собственное, отметил Мерлин.

— Я не могу вообразить, что они были «особенно довольны» тем, что произошло за последние несколько месяцев, Ваше Величество, — согласился Серая Гавань. — Честно говоря, я не могу придумать ни одного сообщения, которое вы могли бы отправить им, которое смогло бы это изменить.

— О, я не знаю, Рейджис. — Адмирал Брайан Остров Замка́ был командующим Королевского Черисийского Флота. Он также был одним из кузенов Кайлеба. — Я полагаю, что, если бы мы отправили им групповую предсмертную записку, это бы их чрезвычайно развеселило.

На этот раз было несколько откровенных смешков, и Кайлеб предостерегающе покачал головой Острову Замка́.

— Ты грубый, лишённый воображения моряк, Брайан. Замечания, подобные этому, показывают, почему для нас так хороша идея держать тебя так далеко от дипломатической переписки, как это возможно.

— Аминь с этим! — благочестивый тон Острова Замка́ был по крайней мере на восемь десятых искренним, насколько мог судить Мерлин.

— Говоря о «грубых, лишённых воображения моряках», — сказал Алвино Павелсин, — я должен сказать, что хотя я бы предпочёл не поднимать эту тему, но ваши текущие планы по расширению Флота беспокоят меня, Брайан.

Остров Замка́ посмотрел на человека напротив и откинул голову. Алвино Павелсин, Барон Железного Холма был также… и Хранителем Кошелька. Это делало его действительным казначеем Королевства Черис.

— Я предполагаю, что вы имеете в виду то, что вас беспокоит, как оплачивать это расширение, — сказал адмирал через мгновение. — С другой стороны, то, что может произойти, если мы не продолжим это расширение, беспокоит меня намного больше.

— Я не пытаюсь сказать, что в этом нет необходимости, Брайан, — мягко ответил Железный Холм, — но, как человека, который должен придумать способ финансирования всего этого, это ставит меня перед некоторыми… интересными трудностями, если вы позволите так сказать?

— Пусть Нарман заплатит за это, — предложил Остров Замка́. — Этот толстый маленький мерзавец продолжает скрывать в своей сокровищнице многое, и в данный момент ему наплевать на флот. Мы уже разбили лагерь на его переднем дворе, и он не может быть слишком доволен тем, что мы закрыли Эрейсторскую Бухту, как будто зашили мешок. Так почему бы мне просто не порадовать его, взяв пару эскадр из тех, что поближе и отправить несколько морских пехотинцев на берег, чтобы доставить вежливую просьбу от Его Величества, чтобы он профинансировал наши скромные старания, прежде чем мы сожжём всю его жалкую набережную у него на глазах?

— Заманчиво, — сказал Кайлеб. — Очень заманчиво. Но я не уверен, что это очень практичное решение.

— Почему нет? — Остров Замка́ опять повернулся к королю. — Мы победили, он проиграл. Хорошо, он проиграет, когда мы наконец-то найдём способ сбросить его жирную задницу с трона, и он это знает.

— Без сомнения, — согласился Кайлеб. — Предполагая, что мы присоединим Изумруд к этому Королевству, однако, мы должны выяснить как оплачивать его управление. Разграбление его казны не кажется мне особенно хорошим началом. Кроме того, так можно сделать только один раз, и только расширение флота не решит наших проблем, Брайан. Каким-то образом мы должны платить так же и за его содержание. С Церковью, открыто выступающей против нас, мы не сможем вывести из эксплуатации большое количество кораблей. Они нам понадобятся в составе действующего флота, а это значит, что у нас будут серьёзная и постоянная нагрузка на Казначейство. Мы не можем рассчитывать на регулярные «непредвиденные доходы» размером с казну Нармана как бы нам не хотелось этого, поэтому нужно найти долговременный способ оплаты из собственных текущих доходов.

Брови Острова Замка́ поднялись, когда он с уважением посмотрел на своего молодого монарха. Железный Холм, напротив, лучился уверенностью, как и Серая Гавань, и Мерлин с удовлетворением кивнул про себя. Слишком много правителей возрастом вдвое старше Кайлеба пошли бы на то, чтобы получить корабли, в которых они нуждались, в кратчайшие возможные сроки, и позволив будущему заботиться о себе самому.

— На самом деле, Ваше Величество, — сказал ещё один мужчина из сидящих за столом, — я думаю, что заплатить за флот будет не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока, одновременно с этим, мы не попытаемся собрать армию подобную материковым.

Все глаза обратились к говорившему. Эдвирд Хоусмин был невысоким, полным и очень хорошо одетым. В свои сорок один год (стандартные тридцать семь с половиной, автоматически пересчитал в уме Мерлин), он был самым молодым человеком в этой комнате совета, после самого Кайлеба. И, почти наверняка, самым богатым. Это его литейные заводы производили артиллерийские орудия и медную обшивку для галеонов Кайлеба, а его капитаны были использованы, чтобы отбить недавнее нападение на королевство. По факту, его верфи так же построили полдюжины таких галеонов. Хоусмин не был официальным членом Королевского Совета или Парламента. Как не был им и Рейян Мичейл, мужчина с пронзительными глазами (и почти такой же богатый), сидевший рядом с ним. Мичейл был вдвое старше Хоусмина, но эти двое были деловыми партнёрами на протяжении продолжительного времени, а текстильные и канатные мануфактуры Мичейла производили практически всё полотно для парусов тех же самых галеонов, не говоря уже о большинстве снастей для стоячего и бегущего такелажа.

— Если вы и Мастер Мичейл не намерены строить корабли бесплатно, то нам всё равно придётся найти, как заплатить за них, — заметил Железный Холм, — И без доступа к золотым приискам Деснейра, мы не сможем чеканить деньги, когда нам это будет нужно.

— О, я хорошо знаю об этом, Алвино. И нет, я не планирую строить их бесплатно. Извини.

Хоусмин ухмыльнулся, и его глаза моргнули. — Ни Рейян, ни я не имеем намерения обманывать казну, конечно. Делать это в настоящее время было бы невероятно глупо для любого из нас. Но, ты знаешь, мы должны платить своим работникам и нашим поставщикам. Не говоря уже о том, чтобы показывать хотя бы небольшую прибыль для себя и наших партнёров и акционеров.

— Однако я намекал на то, что до тех пор, пока Флот может охранять передвижения торгового судоходства, торговый баланс будет обеспечивать довольно большой денежный поток. И в этих обстоятельствах я не вижу, чтобы у меня или у кого-то из моих коллег-судовладельцев могли появиться жалобы, если Корона решит наложить несколько дополнительных пошлин и налогов от имени Военно-Морского Флота, чтобы он продолжил охранять передвижения торговцев.

— Я, кажется, не уверен так, как вы, в этом денежном потоке, Эдвирд. — Выражение Железного Холма было гораздо более мрачным, чем у Хоусмина. — Если бы я был «Группой Четырёх», то первое, чтобы я сделал, это потребовал бы, чтобы все гавани Хевена и Ховарда были немедленно закрыты для наших кораблей. — Он пожал плечами. — Они должны знать так же, как и мы, что процветание Королевства полностью зависит от нашего торгового флота. Конечно, они сделают всё возможное, чтобы искалечить его.

Серая Гавань нахмурился, а некоторые другие пошли так далеко, что кивнули в рассудительном согласии. На Ховарде и Хевене, двух основных континентах Сэйфхолда, жило, по крайней мере, восемьдесят процентов населения планеты.

Королевства, княжества и территории, на которых проживало это население, были рынками, на которых торговый флот и мануфактуры Черис построили богатство Королевства. Если бы эти рынки были закрыты, черисийское процветание было бы обречено, но Хоусмин только усмехнулся.

— «Группа Четырёх» может требовать всё, что они хотят, Алвино. Я сомневаюсь, что они будут достаточно глупы, чтобы издать этот конкретный указ, но, в тоже время, они уже сделали некоторые впечатляюще глупые вещи, поэтому всегда возможно, что я ошибаюсь. На самом деле, я скорее надеюсь, что это так и что они попробуют так сделать. Но даже если они это сделают, это ни к чему не приведёт.

— Нет? — Железный Холм откинулся в своём кресле. — Почему?

— Почему я хочу, чтобы они это сделали? Или почему я думаю, что ничего не случится, даже если они это сделают?

— И то, и другое.

— Я хочу, чтобы они это сделали, потому что отдача приказов, которые не исполняются, это один из самых лучших способов уничтожить собственную власть, который я знаю. А причина, по которой эти приказы не будут исполнены, заключается в том, что никто в Хевене или Ховарде не может предоставить товары, которые требуются на этих рынках. Я не говорю о том, что они не могут предоставить их так же дёшево, как можем мы, Алвино, хотя это безусловно так. Я имею в виду, что они буквально не в состоянии обеспечить их вообще. И даже если бы у них был потенциал, или они развивали его как можно быстрее, у них всё равно не было бы возможности перевозить эти товары с какой-либо экономией, которую мы можем достичь. — Хоусмин покачал головой. — Это одна из тех небольших деталей, которую «Группа Четырёх» пропустила в своих расчётах, на самом деле. Я удивлён, что Дачарн не предупредил остальных троих, что произойдёт, если они преуспеют в том, что они задумали.

— Неужели это действительно будет так плохо для них, Эдвирд? — спросил Серая Гавань, а Хоусмин пожал плечами.

— Могло бы быть плохо, Рейджис. Если говорить начистоту, полагаю, может быть, не так плохо, как я думаю это могло бы быть. В конце концов, моя точка зрения вынуждена формироваться под влиянием моих собственных деловых интересов и опыта. Тем не менее, я думаю, что большинство людей — в том числе множество людей прямо здесь, в Королевстве — не понимают, насколько основательно мы доминируем на мировых рынках. Это было причиной, по которой Трайнейр выбрал предполагаемое стремление короля Хааральда контролировать торговый оборот всего мира в качестве предлога поддержать Гектора и Нармана против нас. Он знал, что есть много людей в Доларе, Деснейре, Харчонге — даже в Республике — которых глубоко бесит наше господство в сфере перевозок. И довольно многие из них — самые умные, если быть точным, — недовольны своей растущей зависимостью от наших мануфактур.

— Всё это верно, но их обида не может изменить реальности, а реальность такова, что больше половины — на самом деле, возможно почти две трети — от всего мирового флота торговых галеонов несут черисийский флаг. И другая реальность, кстати, такова, что где-то около двух третей промышленных товаров, которые эти галеоны перевозят, производятся прямо здесь, в Черис. И третья реальность заключается в том, что для перевозки одних и тех же грузов в конечные пункты назначения по суше требуется в четыре раза больше времени и стоит это в пять-шесть раз больше, чем при доставке их морем. Если, конечно, их вообще для начала возможно отправить по суше. В конце концов, довольно сложно доставить что-либо из Сиддармарка в Таро на повозках. На пути есть такое маленькое препятствие как Таротский Канал.

Один или двое из присутствующих выглядели сомневающимися. Не от его анализа производства и доставки товаров. Это было то, что любой черисиец понимал на почти инстинктивном уровне. Однако, некоторые из них явно полагали, что предположения Хоусмина было чрезмерно оптимистичным. Железный Холм, по-видимому, был одним из них; Серая Гавань и Кайлеб наоборот, а Мерлин, за своим ничего с виду не выражающим лицом охранника, задумчиво нахмурился. Он не был уверен в реальных цифрах Хоусмина. Никто на Сэйфхолде не вёл подобного рода статистику, поэтому всё, что сказал Хоусмин, могло быть не более чем предполагаемой оценкой. С другой стороны, он не был бы очень удивлён тем, что эти оценки, по сути, были очень близки к точным. Никто не смог бы получить прибыли столько, сколько Эдвирд Хоусмин от международной торговли, без глубокого понимания реалий производства, доставки и финансов.

«А Черис», — напомнил себе Мерлин, — «уже стояла на пути к настоящей Промышленной Революции, основанной на энергии воды, несмотря на церковные запреты против передовых технологий, ещё до того, как я вложил свои собственные два цента».

— За последние примерно полтора года, — продолжил Хоусмин, очень аккуратно не смотря в сторону Мерлина, — наша возможность производить товары, особенно текстиль, быстро и с более низкими затратами резко возросла. Никто в Хевене и Ховарде не сможет достичь нашей производительности ещё очень долго, и это означает, что ничего не мешает, — он был ещё более осторожен, чтобы не взглянуть на Мерлина, — дальнейшему повышению производительности наших производств. И, как я уже сказал, даже если они смогут производить товары, которые можем производить мы, попытка транспортировки их по суше, вместо того, чтобы перевозить их по воде значительно бы подняла их стоимость. Нет, — он покачал головой, — если «Группа Четырёх» преуспеет в уничтожении Черис и нашего торгового флота, они могут создать себе огромную проблему. Это действительно был бы случай убийства виверны, которая добыла золотого кролика.

— Даже предполагая, что всё это правда, это не значит, что они не будут пытаться делать именно то, что только что предложил Алвино, — отметил Серая Гавань, прилежно играя роль адвоката Шань-вэй. — Они уже пытались уничтожить нас, в конце концов, несмотря на все ужасные последствия, с которыми, как вы говорите, они столкнулись бы в итоге.

— Я также допускаю, что они уже сделали некоторые поразительно глупые вещи, — напомнил Хоусмин графу. — И они также могут попытаться закрыть от нас свои порты. Но если они это сделают, то эти порты будут дырявыми как решето. Там будет слишком много людей — в том числе довольно много приставов самих викариев, если на то пошло — которые хотят и нуждаются в наших товарах для их работы. Вы знаете, что даже Церковь никогда не была в состоянии контролировать контрабанду, и пытаться сделать что-то подобное было бы намного, намного сложнее, чем преследовать нескольких независимых контрабандистов.

— Вы, вероятно, правы в своём мнении, Мастер Хоусмин, — сказал архиепископ Мейкел, — Тем не менее, я подозреваю, что «Группа Четырёх» — и в особенности Великий Инквизитор Клинтан — вероятно, попробует предпринять такую попытку.

— Я преклоняюсь перед вашим огромным знанием того, как мыслит Совет Викариев, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Хоусмин. — Однако, я придерживаюсь своего анализа того, что произойдёт, если они это сделают.

— Ранилд Доларский всегда хотел увеличить свой торговый флот, — указал Бинжамин Райс, барон Волны Грома.

Лысый, горбоносый Волна Грома руководил разведкой короля Хааральда VII. Он служил Кайлебу в той же роли, и он редко выступал в подобных встречах, если только это не было связано с этими обязанностями. Однако, когда он начинал говорить, его слова почти всегда заслуживали внимания, подумал Мерлин, и этот раз тоже не был исключением. Король Долара со всех сторон был окружён гораздо более могущественными соседями, такими как Империя Харчонг или Республика Сиддармарк. Его шансы на территориальную экспансию были равны нулю, и вместо этого он, на протяжении многих лет, пытался подражать процветанию Черис на море.

— Это было одной из претензий, которая сделала Ранилда таким активным сторонником планов «Группы Четырёх», в конце концов — продолжил Волна Грома. — Ну, это и те его кредиты, что выдала ему Церковь. В этих обстоятельствах, я уверен, Церковь была бы готова простить ещё больше его кредитов и активно субсидировать его усилия по созданию торгового флота, достаточно большого, чтобы сократить нашу собственную торговлю, а у Церкви много денег. Если «Группа Четырёх» решит взять на себя серьёзное обязательство помогать ему, он смог бы спустить на воду много галеонов.

— Если моя память меня не подводит, Бинжамин, — сказал Остров Замка́, — мы всё ещё находимся в состоянии войны с Доларом, и это продлится ещё довольно много времени. Это к вопросу о наших требованиях головы Ранилда, я полагаю.

Мерлин заметил, что несколько человек вокруг стола усмехнулись при этом замечании.

— До тех пор, пока это состояние войны не будет прекращено, — продолжил адмирал, — любое судно под флагом Долара является законным военным призом. И даже если, по какой-то причине между нами и Ранилдом должен катастрофически разразиться мир, пиратство в водах вокруг Ховарда всегда было проблемой. И я буду удивлён, если некоторым из этих «пиратов» не удастся каким-то образом завладеть несколькими прелестными новыми шхунами, возможно, даже с несколькими новыми пушками на борту.

На этот раз смешки были громче.

— Мы забегаем вперёд слишком далеко, — сказал Кайлеб. Он посмотрел на Хоусмина. — Я склонен думать, что ваш анализ в основном правильный, Эдвирд. Это не значит, что положение вещей не изменится, и мы сами видели за последние два года, как быстро оно может измениться. Тем не менее, я думаю о другом моменте, который почти наверняка правилен. Военно-морские силы дороги, но пока они у нас есть, а у наших врагов их нет, нам не нужна огромная армия в придачу, поэтому, по крайней мере, мы можем избежать расходов на неё. И в этих обстоятельствах, я думаю, мы можем рассчитывать на то, что как-то сможем финансировать флот.

— Пока, по крайней мере, можем, Ваше Величество, — признался Железный Холм. — Во всяком случае, средств хватит на тридцать дополнительных кораблей, которые адмирал Остров Замка́ строит в данный момент. Так или иначе, мы не сможем заложить другие корабли, пока эти не освободят стапели. Но завершение этих кораблей успешно завершит полную ликвидацию излишков казны, которые ваш отец и дед сумели создать до нынешней чрезвычайной ситуации.

— Я понимаю, — кивнул Кайлеб.

— Что, если Ваше Величество простит меня, — сказал Остров Замка́ с большей, чем обычно формальностью, — подводит нас к вопросу о том, что мы будем делать с кораблями, которые у нас уже есть, пока мы ждём новых.

—Ты имеешь в виду содержание частных капёров, когда мы убедимся, что Церковь не смогла послать превосходящую по численности армию убивать наших людей, жечь наши города и земли, и рубить наши головы? — мягко осведомился Кайлеб.

— Кроме всего прочего, конечно, Ваше Величество.

— Брайан, я прекрасно понимаю, что вы хотите уничтожить князя Нармана. — В голосе Кайлеба было слышно небольшое, но отчётливое раздражение. — Если на то пошло, я бы предпочёл насладиться процессом сам. Но правда в том, что наш собственный флот состоит из менее чем шестидесяти устаревших галер и только из тридцати четырёх галеонов, по крайней мере, до тех пор, пока вновь строящиеся не вступят в строй, и мы не вернём с ремонтных верфей повреждённые корабли. Это сделает нас опасно растянутыми и разрозненными, если мы пойдём на Нармана и Гектора одновременно.

— Тогда давайте идти за ними по одному, — ответил Остров Замка́ с почтительным упрямством. — И так как Нарман ближе, а мы уже блокируем Эрейсторскую бухту, давайте начнём с него.

— Я думаю, что вы совершенно правы, что нам нужно идти за ними по одному, — ответил Кайлеб.

— К сожалению, я также думаю, что Гектор является самым опасным из них. Если я не ошибаюсь в своих догадках, — настала его очередь не смотреть в сторону Мерлина, — он уже закладывает и переделывает столько своих галеонов, сколько сможет. А если до него добрались отчёты Чёрной Воды о нашей новой артиллерии, он также будет знать, как их эффективно вооружить. Ему придётся начать с новыми пушками с нуля, но я не верю, что кто-то в этой комнате настолько глуп, чтобы думать, что глуп Гектор, или что его ремесленники и механики будут в одночасье поражены какой-то таинственной некомпетентностью. Нарман не имеет потенциала Гектора в строительстве и литейных заводах, так что, если мы собираемся пройти через одного из них, мы должны начать с Корисанда, а не Изумруда. А тут ещё эта небольшая проблема с армией, которой у нас нет. Отобрать острова у Нармана и закупорить Эрейстор это одно; найти достаточно войск для высадки на берег, чтобы отобрать остальную часть его княжества, боюсь, немного другое.

Остров Замка́ выглядел чуть вызывающе, и он был не единственным, кто чувствовал это, решил Мерлин.

— В поддержку Брайана, Ваше Высочество, — сказал Волна Грома, — не забывайте, кто пытался вас убить. — Кайлеб посмотрел на него, и начальник разведки пожал плечами. — Он пытался сделать это до того, как вы и ваш отец полностью уничтожили его флот; теперь, когда у него его больше нет, он должен испытывать ещё больше желание обдумать… нетрадиционные меры. Если мы дадим ему достаточно времени, он скорее всего попытается сделать это ещё раз.

— Тогда только от вас и Гвардии, — на этот раз Кайлеб взглянул на Мерлина, — зависит, потерпит ли он неудачу снова, Бинжамин.

— Это может быть не так просто, как нам всем бы хотелось, Ваше Величество. На самом деле, это часть того, что я хочу обсудить с вами позже, — сказал архиепископ Мейкел, и все взоры обратились к нему. — Раньше Нарман был вынужден нанимать наёмников, профессиональных убийц, если он хотел вашей смерти или смерти вашего отца, — продолжил архиепископ. — Увы, сегодня в Черис гораздо больше потенциальных убийц, чем когда-либо прежде. Действительно, ваша защита от попыток Нармана вас убить может быть наименьшей из забот Гвардии. — «И это», — подумал Мерлин, — «вероятно, преуменьшение. К сожалению». — Большинство подданных Кайлеба решительно поддерживали своего молодого короля и его нового архиепископа в его противостоянии с Церковью Господа Ожидающего. Они точно знали, что Церковь — или, по крайней мере, «Группа Четырёх», которая на самом деле определяла и манипулировала политикой Церкви, — намеревалась сделать с их королевством и их семьями, когда они решили раз и навсегда уничтожить мощь Черис, превратив её в пустошь с убитыми людьми и горящими городами. Они поддержали резкий обвинительный акт, который Мейкел отправил Великому Викарию Эрику от их собирательного имени, потому что они сделали чёткое различие между самим Богом и продажными, корыстными людьми, которые контролировали Церковь.

Но если большинство черисийцев поддержали такой выбор, то довольно значительное меньшинство — нет, а почти четверть духовенства королевства были оскорблены и разгневаны «нечестивым» вызовом Кайлеба «законной, Богом данной власти» Церкви. Было бы хорошо, если бы Мерлин смог убедить себя, что все те люди, которые относились ко всему этому неодобрительно, были такими же коррумпированными и расчётливыми, как и сама «Группа Четырёх».

К сожалению, подавляющее большинство из них такими не были. Их ужас от мысли о схизме внутри Божьей Церкви был совершенно искренним, и их возмущение правителем, который осмелился поднять руку против воли Божьей, возникло из глубоко укоренившейся, абсолютно честной веры в учения Церкви Господа Ожидающего. Многие — большинство — из них считали своим священным долгом противостоять, любыми возможными для них средствами, мерзостям, которые король Кайлеб и архиепископ Мейкел стремились навязать королевству.

Впервые на памяти живущих, это была настоящая, значительная, внутренняя угроза жизни короля Черис, и сожалеющее выражение лица Стейнейра показало, что архиепископ точно понял почему.

— Я знаю, Мейкел, — сказал Кайлеб. — Я знаю. Но мы не можем отменить то, что мы уже сделали, и даже если бы я думал, что это то, чего хочет Бог, мы не можем вернуться из путешествия, которое мы начали. Это не значит, — он оглянулся на Волну Грома, — что я хочу каких-либо массовых арестов. Я никогда не любил железные каблуки, и я не могу убедить людей, которые ненавидят и боятся того, что я, по их мнению, делаю, что они ошибаются в моей политике или её причинах, если я начну пытаться раздавить каждый несогласный голос.

— Я никогда не предполагал, что мы должны, Ваше Высочество. Я только…

— Его Величество прав, милорд, — тихо сказал Стейнейр, и Волна Грома посмотрел на него.

— Это вопрос совести, отношений между каждой отдельной человеческой душой и Богом, который лежит в основе враждебности «Группы Четырёх» к нам, — продолжил архиепископ в том же твёрдом, спокойном тоне. — Трайнейр и Клинтан, каждый по своим собственным причинам, полны решимости сохранить полный контроль Матери-Церкви над мыслями, верованиями и действиями всех детей Божьих. Они посчитали нужным одеть свои амбиции в прекрасную одежду веры и заботы о спасении душ, притвориться, что они мотивированы только священническим долгом, а не непристойным богатством и декадентской жизнью, которой они живут, когда, на самом деле, их собственное высокомерие и коррупция превратили саму Мать-Церковь в инструмент угнетения и наживы.

— Мы знаем это. — Он оглядел внезапно тихий зал совета. — Мы уже видели это. И мы верим, что мы призваны Богом противостоять этому угнетению. Чтобы напомнить Матери-Церкви, что значение имеют души Божьего народа, а не количество золота в её сундуках, или личная власть и богатство её викариев, и роскошь, в которой они живут. Но чтобы сделать это успешно, мы должны напомнить всем детям Матери-Церкви о таких вещах. Мы можем — но не должны сами прибегать к угнетению себе подобных.

— При всём уважении, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Волна Грома в тишине, которая казалась только глубже и тише, когда гром прогремел и затих ещё раз вдалеке, — я не могу не согласиться. Но, точно так же, мы не сможем защитить короля, если мы не хотим действовать решительно и публично против тех, кто хотел бы уничтожить его. И если мы потеряем короля, мы потеряем всё. — Кайлеб пошевелился, но Волна Грома упрямо посмотрел на него. — В данный момент, Ваше Величество, это правда, и вы это знаете. Мы уже потеряли вашего отца, а Жан всё ещё ребёнок. Если мы потеряем вас, кто удержит Королевство вместе? И если это Королевство споткнётся, кто останется «напоминать» Матери-Церкви о чём-либо? Сразу же, в этот день, любая надежда на свободу человека умрёт вместе с вами, Ваше Величество. Пока, по крайней мере, это утверждение — ужасающая правда. И это также причина, по которой вы должны позволить нам принять необходимые меры предосторожности, чтобы сохранить вам жизнь.

Кайлеб оглядел стол, и суровое согласие с Волной Грома смотрело на него со всех сторон. Даже архиепископ кивнул в знак глубокого признания точки зрения барона.

— Я понял, Бинжамин, — ответил Кайлеб через мгновение. Он снова взглянул на Мерлина, а затем снова на Волну Грома.

— Я понял, — повторил он, — но любой, кто на самом деле встанет на путь предательства против Короны, насилия в отношении министров Короны, или против любого из подданных Королевства, будет рассматриваться строго, независимо от причин его действий. Не будет превентивных арестов из-за того, что могут сделать люди, и никто не будет наказан, если их заговоры или их преступления не будут сначала доказаны перед Королевской Скамьёй в открытом суде. Никаких тайных судов, никаких массовых тюремных заключений или казней. Я отказываюсь стать ещё одним Клинтаном, чтобы просто защитить себя от него.

Выражение лица Волны Грома было далеко от всего, что Мерлин назвал бы удовлетворённым, но, по крайней мере, барон принял такую аргументацию. Пока, во всяком случае.

— Хорошо, — сказал Кайлеб чуть живее. — Я всё ещё слышу звуки обеда, и они становятся громче, поэтому давайте продолжим и закончим это. Алвино, пожалуйста, предоставьте мне к концу этой пятидневки отчёт о точном состоянии Казны, учитывая достройку и комплектацию галеонов, которые мы в настоящее время строим. Также, возьмите Эдвирда и предложите разумный график новых пошлин и налогов, исходя из предположения, что наша торговля будет по крайней мере держаться на текущем уровне. Брайан, я бы хотел, чтобы Вы с бароном Подводной Горы дали мне свои лучшие оценки того, что нам понадобится, чтобы Алвино как-то понял, как расплатиться после того, как мы закончим нынешнюю строительную программу. Тебе лучше привлечь к этому сэра Дастина. Эдвирд, я хотел бы, чтобы вы с Рейяном дополнительно подумали о том, что вы говорили ранее о вероятных последствиях любых усилий «Группы Четырёх» закрыть Хевен и Ховард для нашей торговли. Предположите, что они на самом деле собираются это сделать, а затем придумайте наиболее эффективные для нас способы, как подорвать любые эмбарго и убедиться, что их усилия не увенчаются успехом. Вы также можете подумать о том, как мы могли бы мотивировать наши торговые и судоходные компании профинансировать за свой счёт строительство галеонов для военно-морского флота. Как вы говорите, наше выживание зависит от их процветания, но и их процветание зависит от нашего выживания. Я думаю, что для них справедливо внести немного больше вклада в защиту своего судоходства, чем мы могли бы ожидать, скажем, от заводчика драконов где-то в холмах. И, Рейджис, я думаю, вам лучше поговорить с доктором Маклином. Я бы хотел, чтобы колледж также представил некоторые свои оценки по судоходству, торговле и налогообложению.

Все вокруг стола кивнули, и Кайлеб кивнул в ответ.

— В таком случае, я думаю, мы, в основном, закончили. Рейджис, я хочу, чтобы вы и архиепископ Мейкел, задержались на минуту, будьте так добры.

— Конечно, Ваше Величество, — пробормотал Серая Гавань, и кресла отодвинулись от стола назад, когда остальные поняли его намёк и встали.

Дверь залы совета закрылась за ушедшими, и Кайлеб посмотрел на Мерлина.

— Почему бы тебе не подойти и не присоединиться к нам, теперь, когда это безопасно? — спросил он с улыбкой, и Серая Гавань усмехнулся.

— Как прикажете, Ваше Величество, — кротко ответил Мерлин и подошёл, чтобы усесться в кресло, которое Хоусмин занимал несколько минут назад.

Если бы присутствовал кто-то ещё, то этот гипотетический наблюдатель, вероятно, был бы более чем немного удивлён, увидев телохранителя короля Кайлеба, сидящего за столом совета вместе с двумя самыми доверенными официальными советниками короля, как если бы в глазах короля он был им равен. В конце концов, явной ответственностью капитана Атравеса было сохранить Кайлеба живым, но — несмотря на его недавнее продвижение по службе, исходя из его положения личного королевского оруженосца — не давать ему советы о высоких государственных материях.

Конечно, тот же самый гипотетический наблюдатель исходил бы из ошибочного предположения, что капитан Мерлин Атравес из Черисийской Королевской Гвардии был живым. Ну, по крайней мере, что он был человеческим существом. В конце концов, он мог действительно быть живым; внутренний суд присяжных Мерлина всё ещё думал над этим заслуживающим особого внимания вопросом.

Даже Серая Гавань и Стейнейр не знали всей правды о нём. Можно сказать, что даже сам Кайлеб не знал полной правды. Король знал, что Мерлин был значительно больше, чем человек, но не то, что на самом деле он был ПИКА — Персональным Интегрированным Кибернетическим Аватаром — чьё искусственное тело было домом для электронно записанных индивидуальных качеств, воспоминаний, эмоций, надежд и страхов молодой женщины по имени Нимуэ Албан, которая была мертва на протяжении последних восьми или девяти столетий.

Но то, что Серая Гавань и Стейнейр узнали, и то, что они, вместе с Кайлебом и горсткой других людей, которые разделили с ними это знание, пошли на многое, чтобы помешать кому-нибудь докопаться до сути, показывало насколько самые важные «видения» и кусочки эзотерических знаний капитана Атравеса были важны для выживания Черис при широкомасштабном натиске «Группы Четырёх». Конечно, все в королевстве знали, что Мерлин был сейджином — одним из смертоносных воинов-монахов, изучающих боевые искусства, а иногда и духовных провидцев, которые приходили и уходили (обычно вымышлено) через страницы сэйфхолдийской истории. Мерлин тщательно выбрал именно эту личину, прежде чем он прибыл в Черис, и его репутация, как одного из самых смертоносных воинов в мире (хотя, если быть строго точным, он не был просто одним из самых смертоносных воинов в мире, учитывая его… способности), сделала его идеальным выбором для личного оруженосца Кайлеба. Что просто привело к тому, что он оказался постоянно приставлен к локтю короля, глубоко в сердце всех советов и планов Кайлеба, и одновременно делало его почти предметом мебели. Постоянно доступным для советов или консультаций, но невидимым для чужих глаз, так что никто никогда не задумывался, что он там делает.

Потом Кайлеб посмотрел на него и выгнул бровь. — Что ты думаешь насчёт анализа Эдвирда? — спросил он.

— Я думаю, я не готов спорить с ним в этой конкретной области знаний, — ответил Мерлин. — Я сомневаюсь, что кто-нибудь ещё во всём Королевстве способен на это, по крайней мере до тех пор, пока страсть Маклина к записи чисел не даст нам объективной статистики. Однако, я должен согласиться с тем, что «Группе Четырёх» будет чрезвычайно трудно эффективно закрыть Ховард и Хевен для наших торговцев. Однако, насколько успешными в конце концов будут их усилия, если они всё же попытаются, и насколько реалистичны опасения барона Волны Грома, это за гранью того, что я готов сказать.

«Наполеон попробовал это против Англии, со своей «Континентальной Системой», — отметил про себя Мерлин. — «Это не сработало так хорошо, как он хотел, что, вероятно, является хорошим признаком для теории Хоусмина. Опять же, в тот момент на Земле была далеко не только Европа. В том случае, это могло бы сработать, если бы Наполеон контролировал все основные порты Северной Америки, Южной Америки, и Азии, включая Россию, Китай и Османскую империю. Но, если уж об этом зашла речь, контроль Церкви намного шире, чем у Наполеона. Что приведёт только к ухудшению, поскольку религиозный аспект этой конфронтации становится всё яснее и понятнее для всех её участников».

— Я склонен согласиться с Эдвирдом, — внёс свою лепту Серая Гавань. Кайлеб и Стейнейр посмотрели на него, и первый советник пожал плечами. — Я не сомневаюсь, что последствия здесь, в Черис, могут будут… серьёзными, если «Группа Четырёх» сможет осуществить это. На самом деле, они могут вполне стать катастрофическими. Но я склонен думать, что аргументы Эдвирда о доступности и стоимости наших товаров сделают положение вещей для материковых государств такими же плохими. На самом деле, почти наверняка, всё будет так плохо, что приведёт к серьёзному тайному сопротивлению любому такому указу. Если на то пошло, во многих случаях, это вполне может привести к открытому сопротивлению. Если, конечно, Церковь не пойдёт дальше, и не объявит Священную Войну. При таких обстоятельствах всё может стать намного более непредсказуемо.

— Мейкел? — Кайлеб повернулся к своему архиепископу, и в карих глазах короля было больше беспокойства, чем он позволил бы увидеть большинству людей.

— Моё мнение не изменилось, Кайлеб, — Мерлин позавидовал спокойствию, с которым Стейнейр это сказал, даже задаваясь вопросом, насколько оно оправданно. — Учитывая то, как «Группа Четырёх» подошла ко всему этому запутанному делу, они будут чувствовать большое внутреннее давление. Помните, у них всегда были собственные враги в Совете Викариев. Они не забыли, что, во всяком случае, и некоторые из этих врагов имеют собственную значительную политическую поддержку. Наша маленькая записка Великому Викарию одновременно ослабит их и ободрит их врагов. На этом фоне им придётся действовать, по крайней мере, немного осторожнее, если они не решат рискнуть всем в каком-то театральном жесте неповиновения, вроде пан-или-пропал. В прошлом они так никогда не делали. В действительности, если бы у них было хоть какое-то представление о том, что их нападение на Королевство может превратиться в катастрофу, они никогда бы не предприняли его. Или, по крайней мере, совершенно не так небрежно и настолько между делом. Я считаю, что, уже скормив одну руку хлещущей ящерице, они вряд ли захотят поднять ставки выше, чем они должны, по крайней мере, на время.

— Я надеюсь, что ты прав насчёт этого, — сказал король. — Я действительно надеюсь, что ты прав.

«Как и я», — подумал Мерлин сухо. — «Вот почему я надеюсь, что вы с Мейкелем оба были правы в изложении своей позиции по отношению к Церкви так совершенно… прямолинейно».

— Мои надежды такие же, как и ваши, Ваше Величество. — Архиепископ слегка улыбнулся. — Конечно, время покажет. И, — он улыбнулся чуть сильнее, а его глаза заблестели, — я очень хорошо знаю, что природа моих собственных забот даёт возможность действовать на основе веры в большей степени, чем ваших.

— Что до моего мнения, то Его Высокопреосвященство, вероятно, прав насчёт нежелания «Группы Четырёх» впутаться в какое-то раскалённое добела религиозное противостояние, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, — сказал Мерлин, и увидел почти подсознательную гримасу Кайлеба. Мерлин фактически ничего не советовал против письма Стейнейра Великому Викарию, но, в равной степени, он не был и одним из его ревностных сторонников.

— К сожалению, я думаю, что мы неизбежно к этому придём, — продолжил он. — Полностью игнорируя нашу собственную переписку с ними, тот простой факт, что мы больше не подчиняемся их приказам, подтолкнёт их к этому, и, когда это произойдёт, всё будет чрезвычайно некрасиво. На данный момент, однако, привычка будет заставлять их пытаться «поиграть ситуацией», как они всегда и делали это в прошлом. Конечно, они сами вляпались в эти неприятности, но я думаю, что потребуется ещё не менее нескольких месяцев, просто чтобы вникнуть в то, насколько сильно изменились правила. Это значит, что у нас должно быть хотя бы немного времени, чтобы мобилизовать нашу собственную подготовку.

— Что подводит нас к настоящей причине, по которой я просил вас и Рейджиса остаться, Мейкел, — сказал Кайлеб.

Он откинулся на спинку стула и провёл пальцами левой руки по изумрудам, инкрустированным в цепь, которую он совсем недавно унаследовал от своего отца. Он делал так довольно часто, как будто цепь была своего рода талисманом, утешительной связью между ним и его отцом. Мерлин был уверен, что с его стороны это было бессознательное поведение, но сейджин почувствовал знакомый приступ личного горя, когда это напомнило ему о смерти старого короля.

— Брайан прав насчёт необходимости иметь дело с Нарманом и Гектором, — продолжил новый король.

— Кроме этого, ещё есть Горжа, хотя Таро может подождать. По крайней мере, мы знаем, в каком состоянии у нас дела с Нарманом и Гектором. Вы можете сказать, что наши варианты очень прямолинейны. Но тогда есть ещё Чизхольм. Задумывались ли вы двое о моём предложении?

— Как правило, Ваше Величество, — сухо сказал Серая Гавань, — когда король «просит», чтобы его первый советник и его архиепископ «подумали» об одном из его предложений, то они это делают.

— Очень хорошо, — блеснул Кайлеб улыбкой, хотя Мерлин хорошо знал, что в довольно многих Королевствах Сэйфхолда такая степень легкомыслия и фамильярности первого советника вполне могла привести в итоге к замене упомянутого первого советника. — Поскольку, я — Король, и поскольку вы думали об этом, как подобает послушным слугам, к каким выводам вы пришли?

— Честно? — Развлечение Серой Гавани превратилось в трезвость, и он поднял одну руку и помахал ею взад-вперёд, жестом нехарактерной для него неуверенности. — Я не знаю, Кайлеб. Во многих отношениях это было бы идеальным решением, по крайней мере, одной большой части наших проблем. Это, вероятно, успокоит нескольких людей, которые, во всяком случае, в настоящее время обеспокоены преемственностью, и Бинжамин прав, насколько пугает весь этот вопрос прямо сейчас. Но это также приведёт к некоторым значительным потрясениям, и всегда есть вопрос о том, будет ли Шарлиен вообще рассматривать его. У неё и так будет достаточно проблем, когда «Группа Четырёх» узнает, как её флот выступил против нас. И, конечно же, — он показал зубы в тонкой улыбке одобрения, — Ваше решение вернуть ей сдавшиеся суда без каких-либо обязательств только добавит подозрений кому-нибудь вроде Клинтана и Трайнейра.

— Трайнейр, по крайней мере, вероятно, поймёт, зачем ты это сделал, — вставил Стейнейр. — С другой стороны, Клинтан более проблематичен. Он достаточно умён, чтобы понять. Вопрос в том, позволят ли ему понять это его фанатизм и предрассудки.

«Стейнейр безусловно прав насчёт этого», — отметил про себя Мерлин. — «Было бы намного проще, если бы мы знали, кем является Клинтан в каждый конкретный момент. Возможно, это будет самовлюблённый обжора? Или бесспорно блестящий мыслитель? Или религиозный фанатик изувер Великий Инквизитор? Или циничный интриган из «Группы Четырёх»?

— И Шарлиен, и Зелёная Гора поймут абсолютно тоже самое, — отметил Серая Гавань. — Это будет фактором в том, как они могут отреагировать на ваше… скромное предложение. Усиление давления на них, возможно, не приведёт их в наиболее восприимчивое состояние ума.

— Из того, что я знаю о королеве Шарлиен и бароне Зелёной Горы, я не думаю, что это будет слишком большой проблемой, — сказал Мерлин. — Они оба понимают, с какого рода ограничениями мы сталкиваемся. Я не скажу, что они, вероятно, будут в восторге от любых усилий с нашей стороны, чтобы манипулировать ими, но они, безусловно, поймут, что в этом нет ничего личного.

Серая Гавань и Стейнейр вместе кивнули в знак согласия с его мнением. Они прекрасно понимали, что «видения Мерлина» позволяли ему отслеживать внутренние действия и частные беседы королевы Чизхольма Шарлиен и её самых доверенных советников таким способом, которого ни у кого не было.

— Сказав это, — продолжал Мерлин, — я не имею ни малейшего представления о том, как она отреагирует на то, что вы имеете в виду. Я не думаю, что такая возможность даже приходила ей в голову. С чего бы ей так думать?

— Это, безусловно, обоснованный вопрос, — сказал Серая Гавань. — С другой стороны, известно, как она отреагировала на предложение твоего отца о более формальном Союзе, Кайлеб.

— С тех пор ситуация немного изменилась, — ответил Кайлеб. — И давайте не будем забывать, кого отец выбрал своим послом.

Челюсти молодого монарха сжались от кратковременной вспышки боли. Кельвин Армак, герцог Тириенский и его двоюродный брат, представлял короля Хааральда в его попытке обеспечить оборонительный союз против Корисанда с Королевством Чизхольм. Конечно, когда Хааральд выбрал Тириена, он не знал, что кузен, которого он любил, как брата, уже замышлял против него, сотрудничая с князем Нарманом из Изумруда. Хааральд даже не подозревал, что Кельвин намеревался убить и его, и Кайлеба.

— Ну… да, — признал Серая Гавань болезненно нейтральным голосом, а его глаза при этом были мрачными. Кельвин Армак был Кайлебу чудесным старшим кузеном, гораздо больше, чем дядей, и почти вторым отцом, чем просто кузеном, но для Рейджиса Йеванса он был зятем, мужем дочери Серой Гавани, и отцом двоих его внуков.

И кинжал, что оборвал предательскую жизнь герцога Тириенского, был брошен Рейджисом Йевансом.

— Итак, принимая это во внимание, кого бы вы выбрали своим послом в этот раз? — Мерлин намеренно сделал свой собственный голос чуть грубее, чем обычно. — Полагаю, Вы уже думали об этом?

— Действительно, так и есть, — улыбнулся Кайлеб. — Учитывая характер предложения — и, хотя это может быть непорядочно, желательность поддержания достаточного давления, чтобы … стимулировать Шарлиен и Зелёную Гору — я подумал, что мы могли бы послать к ним по-настоящему высокопоставленного представителя. Кого-то вроде, — улыбнулся он Серой Гавани, — моего уважаемого Первого Советника.

— Подожди минуточку, Кайлеб! — Серая Гавань дёрнулся в своём кресле, качая головой. — Я вижу, к чему ты ведёшь, но я никак не смогу оправдать отсутствие достаточно долгое для миссии, такой как эта! Это почти десять тысяч морских миль от Теллесберга до Черайаса. И это более, чем полтора месяца путешествия в одну сторону!

— Я знаю, — улыбка Кайлеба превратилась в совершенно серьёзное выражение лица. Поверь мне Рейджис, я знаю, и я долго и тяжело размышлял об этом. Если я не ошибаюсь в своих предположениях, тебя не будет по крайней мере три или четыре месяца, даже предполагая, что всё пойдёт идеально. И ты прав, перспектива того, что ты покинешь Королевство так надолго, вряд ли поможет мне крепко спать. Но если бы мы смогли сделать эту работу, то это очень помогло бы нам определить, удастся ли нам выжить или нет, и ты это знаешь. Бог знает, как я буду скучать по тебе, но Мейкел может заменить тебя на посту первого советника, пока тебя не будет. Он знает всё, что мы с тобой обсуждали, и его позиция поставила бы его выше обычных политических драк, которые кому-то ещё, возможно, придётся судить, если они попытаются временно занять твоё место. На самом деле, он единственный другой подходящий кандидат на пост посла, которого мне удалось найти, и, если быть абсолютно честным, мы можем позволить тебе покинуть Королевство в этот конкретный момент гораздо больше, чем позволить ему покинуть архиепископство.

Серая Гавань открыл было рот, как будто бы, чтобы поспорить, но затем закрыл его, с задумчивым выражением, когда Кайлеб произнёс последнее предложение. Затем, не смотря на явные оговорки, он медленно кивнул.

— Я понимаю ход ваших мыслей, — признался он, — и вы правы насчёт того, что Мейкел сможет подменить меня. Я думаю, что вы понимаете, что ни один король или князь во всём мире когда-либо не просил своего архиепископа действовать в качестве простого первого советника, но я вижу немало преимуществ в этом соглашении — особенно в наших нынешних обстоятельствах. Наличие церкви и короны, искренне работающих в тандеме, конечно, никогда не повредит, по крайней мере! И он знает все наши планы, и Жефри мог бы справиться со всеми текущими документами и процедурами под его руководством. — Губы первого советника дёрнулись. — Бог знает, он делал это для меня в течение многих лет!

— Ключевыми моментами является то, что мы можем обойтись без вас, если нам нужно, — сказал Кайлеб, — и что я не могу придумать никого, у кого больше шансов, чтобы убедить Шарлиен. И чем больше я думаю об этом, тем больше я прихожу к выводу, что убедить её, по крайней мере, так же важно, как сделать Гектора Корисандийского короче на фут или два.

— И перспектива помочь вам сделать Гектора короче, вероятно, станет одной из главных достопримечательностей этой схемы, что должны её заинтересовать, — согласился Серая Гавань.

— Эта мысль приходила мне в голову. — Кайлеб смотрел на первого советника ещё секунду или две, а затем поднял голову. — Итак, вы готовы выступить в роли посланника?

V КЕВ «Разрушитель», Бухта Эрейстор, Княжество Изумруд

— Сэр, прибыл адмирал Нилц. В сопровождении капитана Шейна.

Адмирал сэр Доминик Стейнейр, новопроизведённый барон Каменного Пика, оторвался от изучения двуствольного пистолета с кремниевым замком, когда голова его флаг-лейтенанта появилась в двери флагманской каюты на борту КЕВ «Разрушитель».

— Спасибо, Стивин, — сказал он. — Попроси их присоединиться ко мне, пожалуйста.

— Конечно, сэр.

Лейтенант Стивин Эрайксин слегка поклонился, прежде чем удалиться, а адмирал Каменного Пика улыбнулся.

Молодой Эрайксин был связан как минимум с двумя третями аристократов Королевства Черис.

Действительно, он был рождён намного более знатным, чем его адмирал, несмотря на недавнее учреждение собственного титула Каменного Пика, хотя такие вещи были менее редки в Черис, чем в большинстве других королевств Сэйфхолда. И, как предполагал Каменный Пик, того факта, что он сам был младшим братом архиепископа Черис, обычно было более чем достаточно, чтобы компенсировать голубую кровь Эрайксина. Конечно, в этом случае, учитывая… шероховатости возвышения Мейкела до поста архиепископа, это было немного более проблематично, чем обычно.

Если Эрайксин отдалённо и сознавал превосходство своего рождения, он не выдал это ни малейшим намёком. Тем не менее, оно предоставляло умелому, умному лейтенанту определённый неоспоримый уровень удобства, когда дело касалось старших офицеров в целом.

Адмирал отложил пистолет в сторону с явным сожалением, положив его обратно в предназначенное для него бархатное гнездо, рядом со вторым таким же, в деревянном футляре ручной работы на его столе, когда дверь за флаг-лейтенантом закрылась. Двуствольный пистолет был результатом одного из последних мозговых штурмов плодотворного воображения барона Подводной Горы, и Каменный Пик всегда ценил вечно активный подход барона к жизни и его обязанностям. Это было отношение, которое сослужило бы ему плохую службу во многих флотах, но не в Черисийском Королевском Флоте — или, по крайней мере, не в нынешнем Черисийском Королевском Флоте — и новое оружие было типичным результатом усилий Подводной Горы.

До появления кремниевого замка, пистолеты, подобные тому, что только что рассматривал Каменный Пик, были, в лучшем случае, непрактичны. Теперь, они представлялись весьма практичными… за исключением отвлечения на них производственных мощностей. Каменный Пик подозревал, как тяжело пришлось Подводной Горе насесть на ремесленника, который собрал этот конкретный набор пистолетов, что лежали в футляре на его столе.

Традиционно подарочное оружие рассматривалось как возможность показать художественные таланты создателя, а также его практические способности. Согласно этим правилам, пистолеты должны были быть тонко выгравированы и — несомненно — инкрустированы золотом и пластинками из слоновой кости. На этот раз, единственным украшением были маленькие золотые медальоны, установленные в основании рукояти, с перекрещёнными пушками и кракеном на гербе, которым монарх наградил его вместе с титулом.

«Я думаю, Альфрид знает меня лучше других», — сказал себе Каменный Пик с нежной улыбкой. — «Он знает, как мало я использую то, что украшено впустую».

Даже более того, подумал адмирал, закрыв и заперев футляр, Подводная Гора знал, насколько он дорожил функциональностью и практичностью, а гладкие, красиво воронёные пистолеты имели и то, и другое в изобилии. Они взводились с чётким, сочным «щелчком», спусковой крючок работал чисто и звонко, а богатый аромат оружейного масла цеплялся за корпус пистолета как тонкие духи. С двумя нарезными стволами пятидесятого калибра адмирал, который больше не обладал двумя действующими ногами, всё равно держал в руках четыре человеческие жизни, даже если движения его ног больше не соответствовали самым высоким стандартам владения мечом.

— Адмирал Нилц и капитан Шейн, сэр, — пробормотал Эрайксин, когда дверь каюты открылась снова, и он пригласил посетителей во флагманскую каюту Каменного Пика.

— Спасибо, Стивин, — сказал Каменный Пик, после чего улыбнулся двум своим подчинённым, так как флаг-лейтенант опять испарился.

— Коди, капитан Шейн, — сказал он затем. — Пожалуйста, присаживайтесь. — Он махнул рукой в сторону кресел, которые их ожидали. — Прощу прощения, что не смог поприветствовать вас на палубе.

— Извинения не требуются, милорд, — ответил адмирал Нилц за них обоих, когда они присели, а Каменный Пик снова улыбнулся, на этот раз чуть более криво, когда он взглянул туда, где был обрубок его правой ноги.

— Как ваша нога, сэр? — спросил Нилц, проследив направление взгляда своего начальника.

— Лучше. — Каменный Пик оглянулся, слегка пожав плечами. — Они подогнали под меня мою деревянную ногу, но всё ещё возятся с ней. Пытаются подобрать правильный угол на ножном «башмаке». — Он поднял свою усечённую ногу с подставки, на которой она покоилась, и согнул колено. — Мне ещё повезло, что у меня всё ещё есть колено, и культя хорошо заживает, но сам протез меня очень раздражает. Я понимаю, — он снова пожал плечами, на этот раз с иронией — что граф Мандир испытывает почти такие же трудности.

— Да, я слышал что-то такое, — признал Нилц, с лёгкой улыбкой. Каменному Пику ампутировали раздробленную нижнюю часть ноги после Битвы в Заливе Даркос, в которой огонь его флагманского корабля также оторвал левую ногу Гарту Ральстену, графу Мандиру, который командовал Изумрудским флотом в том же бою. Флагманский корабль Каменного Пика, КЕВ «Буря» был повреждён ещё более серьёзно, чем его адмирал, и должен был выйти из рук верфи, которая занималась его ремонтом, по крайней мере, ещё через несколько пятидневок.

— Учитывая все обстоятельства, я рад, что потерял ногу, а не руку, — сказал Каменный Пик. — В любом случае, офицер флота не может тратить много времени на соревнования по бегу.

Нилц и Шейн вежливо хмыкнули, и Каменный Пик фыркнул от их послушной реакции на его незначительную шутку.

Потом выражение его лица стало серьёзным.

— Так что там насчёт молодого Хьюита?

— У меня есть его письменный доклад, сэр, — сказал Нилц, открывая громоздкий чемоданчик, который он привёз с собой, и извлекая тонкую пачку бумаг. — Он содержит все детали, но, по сути, всё просто. Церковный курьер пытался проплыть мимо него в Эрейстор. Когда он отказался остановиться, он выстрелил один раз перед его носом, после чего его командир был достаточно мудр, чтобы спустить свой флаг и сдаться.

«С его слов это было просто», — подумал Каменный Пик. — «И, полагаю, что так же было в и действительности. И, конечно, обойдётся без последствий».

— Значит, жертв не было? — спросил он вслух.

— Нет, сэр, — ответил Нилц. — Не в этот раз.

Каменный Пик поморщился, услышав оговорку, но он не мог возразить. Так будет в следующий раз, после того как какой-нибудь упрямый, твердолобый курьер Церкви откажется спускать флаг, что приведёт к большому количеству жертв.

— Хорошо, — заметил он, — похоже, что Хьюит сделал именно то, что он должен был делать. Я предполагаю, исходя из того, что вы сказали, и из того, как вы это сказали, что вы с этим выводом согласны?

— Абсолютно, — Нилц твёрдо кивнул.

— Как его люди восприняли это?

— В целом, хорошо, сэр. — Нилц слегка шевельнул плечами. — Большинство из них, кажется, восприняли это в значительной мере с ходу. На самом деле, кажется, что некоторые из них были разочарованы тем, что после всего им не удалось выстрелить в корабль отца Рейсса. У меня сложилось впечатление, когда Хьюит передал мне свой личный доклад, что как минимум один офицер был… не очень воодушевлён, скажем так, такой возможностью, но, если бы Хьюит приказал им стрелять, они бы так и сделали.

— Хорошо, — сказал Каменный Пик, и задался вопросом, действительно ли он это имел в виду.

Он слегка повернул стул, прислушиваясь к скрипу его вертлюга, так чтобы он мог смотреть наружу через широкие кормовые окна «Разрушителя» на панораму голубого зеркала Эрейсторской бухты, озарённую танцующим солнцем. Оттуда, где он сидел, он мог видеть северный конец острова Длинный, похожий формой на головастика, и безопасные воды между островом Кэлли и островом Южный, которые были превращены в черисийскую якорную стоянку, когда укрепления на этих островах сдались морским пехотинцам.

В некотором смысле, Каменный Пик всё ещё был немного ошеломлён тем, как легко эти батареи и крепости сдались, когда от них этого потребовали. Полковник Ховирд Джинкин, старший офицер морской пехоты Каменного Пика, так и не смог собрать больше двух или трёх батальонов морских пехотинцев из подразделений, размещённых на кораблях флота. Каменному Пику удалось усилить их отрядами, набранными из моряков, особенно с уцелевших галер, с их многочисленными экипажами. Тем не менее, эти десантные силы были очень разношёрстыми, даже учитывая усиление тяжёлой артиллерией, переправленной с бортов галеонов флота.

Было заманчиво ощущать некоторую степень презрения к изумрудским командирам, которые спустили свои флаги, когда они столкнулись с требованиями Джинкина сдаться. С другой стороны, большая часть самих укреплений были очень сильно недоукомплектованны, имея достаточно пушкарей для обслуживания артиллерии при отражении атаки с моря, но недостаточно пехоты, чтобы противостоять серьёзному штурму со стороны суши. А с уничтожением Изумрудского флота, не было никакого способа помешать Каменному Пику искать места, где бы он мог высадить свои войска и артиллерию на берег, не обращая внимания на защитников.

Кроме того, полнота поражения Изумруда на море полностью растоптала боевой дух защитников раньше, чем первый десантный отряд смог ступить на любой из этих островов.

Но всё это была не более чем предварительная подготовка. Большая часть Черисийского Флота и морских пехотинцев, несомненно, были сосредоточены на том, чтобы добить своих противников в Изумруде и Лиге Корисанда, что должно было занять, по крайней мере, какое-то время, так как была небольшая проблема именно в том, как именно королевство собиралось использовать армию. Захват островных баз, закрытие крупных портов блокирующими эскадрами и уничтожение торгового флота своих врагов было одним делом, и Каменный Пик не сомневался, что Флот и морские пехотинцы имели силы для того, чтобы справиться с этими задачами. Настоящее вторжение в любое место подобное Изумруду — или, что ещё хуже, Корисанду — было чем-то совсем другим.

«И даже, если — когда — нам удастся разобраться с Нарманом или Гектором, это ещё только начало», — мрачно подумал он. — «Интересно, сколько наших людей действительно это понимают? Прямо в эту минуту, они всё ещё так возмущены тем, что «Группа Четырёх» пыталась сделать с нами, что я не сомневаюсь, что люди Хьюита были готовы выстрелить в этот курьерский корабль. Но что произойдёт позже, когда они поймут — действительно, глубоко внутри, поймут — что наш истинный, опасный враг, это не Гектор или Нарман? Это сама Церковь. Ни один адмирал, ни один генерал — ни одно королевство — никогда не сталкивались ранее с такой реальностью». — Черис столкнулась, и часть сэра Доминика Стейнейра чувствовала леденящую дрожь от страха всякий раз, когда он думал о тёмном неизведанном будущем, в которое двигались он и его королевство.

— Удалось ли Хьюиту захватить какие-нибудь депеши, которые они перевозили? — спросил он, и его брови выгнулись дугой, когда Нилца скрутило от смеха.

— Я спросил что-то забавное? — осведомился он, и другой адмирал покачал головой.

— Не совсем, милорд, — сказал он, хотя всё ещё улыбался. — Просто Церкви придётся пересмотреть некоторые из своих стандартных процедур, я полагаю. Кажется, у отца Рейсса вообще не было курьерской сумки, тем более с грузилом. Все документы, которые он должен был доставить, были заперты в сейфе в его каюте. В сейфе, который был прикручен болтами к палубе, на самом деле.

— Прикручен к палубе? — Каменный Пик моргнул, а Нилц кивнул.

— Очевидно, Церковь не задумывалась о возможности того, что кто-то из её курьеров может быть перехвачен. Их процедуры обработки сообщений были в большей степени связаны с внутренней безопасностью документов во время транзита, чем с защитой их от чьих-то чужих рук. Поэтому вместо того, чтобы перевозить их в сумке с грузилом, они запирают их в каюте капитана. И, — он покачал головой — требуется два ключа, чтобы открыть сейф. Один был у капитана, другой — у казначея.

Каменный Пик посмотрел на него мгновение, затем покачал головой, задаваясь вопросом, как много времени потребуется мышлению Церкви, чтобы приспособиться к новой реальности и изменить способ, которым её курьерские суда доставляли корреспонденцию.

— Я полагаю, коммандер Хьюит сумел получить оба ключа? — сказал он мягко.

— Вообще-то, я думаю, он упоминал что-то о ломе, сэр, — сказал капитан Шейн, впервые заговорив и злобно улыбнувшись. — Из того, что он сказал мне, пока он ждал, чтобы увидеть адмирала Нилца, отец Рейсс, по крайней мере, сумел выбросить свой ключ за борт, прежде чем люди с «Волны» поднялись на борт. Я не знаю, действительно ли он думал, что это остановит Хьюита, но, по-видимому, он почти умер от апоплексии, когда Хьюит взломал сейф. Я думаю, что он больше, чем на половину, ожидал, что молния поразит Хьюита насмерть прямо там.

— Что, очевидно, не произошло, — сухо сказал Каменный Пик. Он предположил, что он был рад увидеть, как эта мысль развлекает Шейна, но он не мог не задаться вопросом, разделяют ли остальные его офицеры и люди реакцию флаг-капитана.

— Я принёс захваченные документы с собой, милорд, — сказал Нилц, нагнувшись вниз и похлопав по чемоданчику. — Я также сделал дополнительные копии, на всякий случай. К сожалению, они, похоже, как-то зашифрованы.

— Я полагаю, что это не слишком удивительно, — сказал Каменный Пик. — Раздражает, но не удивительно. — Он пожал плечами.

— Мы просто должны отправить их обратно в Теллесберг. Возможно, барон Волны Грома и его люди смогут их расшифровать.

«А если они не смогут, я уверен, что сейджин Мерлин сможет», — отметил он про себя.

— Да, милорд.

— Пожалуйста, передайте мои комплименты коммандеру Хьюиту за хорошо проделанную работу. Он и его люди, похоже, развили умение быть в нужном месте в нужное время, когда можно получить призовые деньги, не так ли?

— Пока, по крайней мере, — согласился Нилц. — Я получил несколько ходатайств, с просьбой позволить хотя бы ещё кому-нибудь попытать счастья на участке «Волны».

— Это не её участок, — фыркнул Шейн. — Это её скорость. Ну и тот факт, что у Хьюита действительно есть способности к такого рода работе.

— Ему лучше наслаждаться этим, пока он может, — сказал Каменный Пик. Нилц изогнул бровь, и Каменный Пик улыбнулся. — Я только что получил свои собственные депеши от графа Острова Замка́. Среди прочего, он попросил меня подобрать командиров для части новых галеонов, и мне кажется, что молодой Хьюит может быть тем капитаном, которого мы ищем.

VI Королевский дворец, Город Эрейстор, Княжество Изумруд

Князь Нарман Изумрудский был несчастным человеком.

Для этого было множество причин, начиная с того, что случилось с его военно-морским флотом, из чего следовал факт, что он больше не контролировал Эрейсторскую Бухту вне пределов досягаемости береговых оборонительных батарей. А также факт, что он вряд ли мог ожидать, что король Кайлеб закроет глаза на попытку его убийства или то, какую роль сыграл князь Нарман в её подготовке. Затем было решение, после которого он и всё его княжество были вынуждены стать младшими партнёрами — почти вассалами — Гектора Корисандийского в рамках большого плана «Группы Четырёх» по уничтожению Черис.

И, конечно, сегодня утром была «восхитительная» беседа с епископом-исполнителем Уиллисом.

Он стоял, глядя из дворцового окна на бескрайние голубые просторы бухты. Торговый флот Изумруда никогда не был очень большим, по сравнению с Черис, или даже Корисандом, но в эти дни причалы набережной были забиты торговыми кораблями, которые не осмеливались выйти в море, и ещё больше их стояло на якорях или буях на внутреннем рейде. Якорные стоянки и стапели военно-морского флота, с другой стороны, были практически пусты. Девять галер — всё что осталось от флота Нармана — стояли рядом друг с другом, как если бы вместе им было спокойнее.

Ещё две дополнительные галеры стояли на якоре чуть в стороне, и Нарман зло посмотрел на большие двухмачтовые корабли. Они были единственными призами, которые удалось захватить флоту герцога Чёрной Воды, прежде чем Хааральд и Кайлеб Черисийские уничтожили в ответ его собственные корабли. Они «просто оказались здесь», в Эрейсторе, когда на Чёрную Воду обрушился молот, хотя Нарман и не ожидал, что кто-то из его бывших «союзников» поверит в совпадение, которое «по счастливой случайности» оставило их в его владениях.

Нарман спустился туда, чтобы лично осмотреть захваченные корабли в день их прибытия. Сам он не был опытным военно-морским офицером, но даже ему удалось понять объяснения о необычности черисийских пушек и причинах эффективности нового оружия. Но это понимание не заставило его чувствовать себя лучше, особенно когда он размышлял о том, что, как географически самый близко расположенный член альянса противников Черис, он был практически уверен, что будет первым, на кого обратит своё внимание король Кайлеб. И, конечно, захват островных оборонительных сооружений рядом со столицей только подчёркивал это.

Он повернулся, когда дверь комнаты открылась, и через неё прошли Тревис Олсин, граф Сосновой Лощины и коммодор Хейнц Зестро.

Сосновая Лощина был двоюродным братом Нармана, а также его первым советником и одним из относительно немногих придворных, в чью верность князь действительно верил. Зестро, с другой стороны, был старшим — по сути, единственным — командиром Изумрудской эскадры, который вернулся после Битвы в заливе Даркос. Были и такие, как знал Нарман, кто лелеял подозрения о Зестро — о его мужестве, а также о его верности — просто потому, что он был самым старшим офицером, из тех, что вернулись домой. Сам Нарман, к некоторому удивлению многих, этого не делал. Тот факт, что флагман Зестро потерял больше тридцати процентов экипажа и был настолько сильно повреждён, что медленно пошёл на дно после того, как ему удалось вернуться на военно-морскую верфь, был той рекомендацией, в которой нуждался коммодор, насколько это касалось Нармана.

— Вы хотели видеть нас обоих, мой князь? — сказал Сосновая Лощина с поклоном, и Нарман кивнул.

— Да, — сказал он нехарактерно коротко, и помахал рукой, приглашая их обоих присоединиться к нему у окна.

Сосновая Лощина и Зестро послушно подошли, и первый советник задался вопросом, понимает ли морской офицер, каким нетипичным было поведение Нармана в течение нескольких последних пятидневок. Если Сосновая Лощина не ошибся, его низенький, пухлый князь на самом деле терял вес. Некоторые люди, вероятно, были бы не особо удивлены, увидев человека в положении, в котором был Нарман, но Сосновая Лощина знал своего двоюродного брата с детства, и он не мог вспомнить ничего, что могло бы оторвать Нармана от еды. Князь также не вписывался в образ депрессивного человека, погружённого в отчаяние. По сути, Нарман казался более собранным, более энергичным, каким Сосновая Лощина до этого его никогда не видел.

— Я только что закончил «развлекать» епископа-исполнителя Уиллиса, — сказал князь своим двум подчинённым, смотря в окно. — Он был здесь, чтобы выразить своё… неудовольствие о том, что случилось вчера с его курьерским кораблём.

Сосновая Лощина взглянул на Зестро, но тот только спокойно и внимательно смотрел на Нармана.

Флегматичность офицера была частью того, почему его так сильно нахваливали Нарману, как подозревал первый советник.

— Я объяснил Его Высокопреосвященству, — продолжил Нарман, — что такого рода вещи случаются, когда твои домашние воды контролирует флот кого-то другого. На что он сказал мне в ответ, что такого никогда раньше не случалось ни с одним из судов Матери-Церкви, обстоятельство, которое, — он слегка улыбнулся присутствующим, — это может удивить вас, я знал и до этого.

Вопреки себе, Сосновая Лощина почувствовал, как его глаза расширились от сухого тона Нармана.

— Вопрос, который я хотел бы вам задать, коммодор, — сказал князь, — заключается в том, можете ли вы придумать какой-то способ, благодаря которому мы сможем гарантировать безопасность следующих курьерских судов Церкви, прибывающих сюда, в Эрейстор?

— Честно? Нет, Ваше Высочество, — без колебаний сказал Зестро. — До вчерашнего дня я бы сказал, что, по крайней мере, есть шанс, что черисийцы позволят курьерам под флагом Церкви беспрепятственно проходить сквозь блокаду. На самом деле, если начистоту, я бы сказал, что эти шансы был хороши. — Он слегка пожал плечами. — Видимо, я был не прав. И учитывая их присутствие здесь, в бухте, и их очевидную готовность рискнуть разозлить Церковь, я не вижу никакого способа, которым мы могли бы им помешать делать то же самое снова, когда им захочется.

— Понимаю. — Тон Нармана был спокойным, как отметил Сосновая Лощина, даже без намёка на неудовольствие от обескураживающей откровенности Зестро.

— Могу я сделать предложение, Ваше Высочество? — сказал коммодор через мгновение, и Нарман кивнул, разрешая ему продолжить.

— Эрейстор — не единственный порт в Изумруде, — указал Зестро. — И Кайлебу не хватит кораблей, чтобы заблокировать все рыбацкие порты вдоль наших берегов, как мы уже наглядно показали. Есть несколько мест, где, я уверен, курьеры могли бы безопасно пристать к берегу и отправить любые сообщения в столицу по суше.

— Это именно то, о чём я думал сам, — согласился Нарман. — На самом деле, я уже высказал это предложение епископу-исполнителю. Он был не слишком доволен такой перспективой. — Тонкая улыбка князя обнажила его зубы. — Я думаю, он чувствует, что достоинство Церкви плохо сочетается с необходимостью заставить её посланников «ползать в тени, как браконьеры, избегающие судебных приставов», как он выразился.

Сосновая Лощина заметил, что голос Нармана стал ещё суше, чем раньше, и первый советник почувствовал отчётливый укол беспокойства. Положение Нармана было достаточно унылым, и без его открытого противодействия официальному представителю Церкви в Изумруде.

И, конечно, положение первого советника Изумруда почти полностью зависело от положения его князя.

— Мне жаль слышать, что Его Высокопреосвященство чувствует это в таком ключе, — вежливо сказал Зестро, и Нарман всё-таки усмехнулся.

— Уверен, что это так, коммодор.

Князь покачал головой, потом пожал плечами.

— Что ж, коммодор, это, в действительности, был единственный вопрос, который я хотел вам задать. Не могу сказать, что ваш ответ меня удивил, но это точно не ваша вина. Не могли бы вы составить список лучших альтернативных мест высадки для будущих церковных посланников, чтобы я мог передать его епископу-исполнителю завтра утром?

— Конечно, Ваше Высочество.

Зестро поклонился, чётко распознав намёк на то, что он свободен, и ушёл. Нарман наблюдал, как за ним закрылась дверь, потом посмотрел на своего кузена.

— Я не могу сказать, что я в восторге от приложенного ценника, Тревис, — заметил он почти капризно, — но, как минимум, расширение Хааральда и Кайлеба привлекло моё внимание, по крайней мере, к одному стоящему офицеру.

Сосновая Лощина кивнул. Очевидная невосприимчивость Зестро к угрюмости, смерти и отчаянию, которые обрушили моральный дух большей части оставшихся в живых старших офицеров Изумрудского флота, была замечательной. Коммодор должен был знать о почти безнадёжном положении Изумруда, но вместо того, чтобы запутаться в нём, он активно искал способы нанести Черис ответный удар. Как он уже успел отметить, Королевскому Черисийскому Флоту не хватало кораблей для блокады каждого порта Изумруда, и Зестро был занят переоснащением торговых рейдеров в лёгкие, временные крейсера в каждом порту, который имел шлюпочную верфь. Большинство из них были бы не более чем легко вооружёнными, большими гребными лодками или поспешно переоборудованными — и даже более легко вооружёнными — торговцами. Ни один из них не мог надеяться противостоять какому-либо вооружённому кораблю регулярного флота, даже не имевшему новой дьявольской черисийской артиллерии, но они могли бы захватывать или уничтожать неуклюжих, легко вооружённых — или вообще безоружных — торговцев, а торговое рейдерство было, вероятно, одним из способов, которым Изумруд надеялся сделать Черис больно — или, по крайней мере, неудобно.

Не то чтобы это, конечно, принесло в итоге какую-то пользу.

Нарман продолжал смотреть в окно ещё две или три минуты, ни говоря ни слова. Сосновая Лощина знал, что глаза князя следили за серовато-коричневыми пирамидами потрёпанных штормами парусов черисийских галеонов, когда они медленно-медленно скользили по Эрейсторской Бухте.

— Знаешь, — наконец сказал Нарман, — чем больше я думаю о том, как мы попали в этот бардак, тем больше я злюсь.

Он отвернулся прочь от черисийских военных кораблей и посмотрел кузену прямо в глаза.

— Это было глупо, — сказал он, и это, как знал Сосновая Лощина, было самым глубоким, самым убийственным приговором в словаре Нармана. — Даже если бы Хааральд не строил эти чёртовы галеоны, со всеми этими проклятыми новыми пушками, это всё равно было бы глупо. Очевидно, Трайнейр и Клинтан никогда и не пытались выяснить, что же на самом деле происходит в Черис, потому что это их не очень-то и заботит. У них был свой план действий, и свои собственные цели, и поэтому они просто сказали «какого чёрта вообще думать об этом» и начали перемещать свои шахматные фигуры, как слепые, неуклюжие идиоты. Даже если бы всё сложилось так, как они ожидали, это всё равно, что использовать кувалду, чтобы очистить яйцо. И тем, как всё вышло, они только подтолкнули Хааральда разбить всех, кто мог бы навредить ему! О, — он сделал нетерпеливый жест, — мы также не знали, что он задумал, до тех пор, пока он не вручил нам наши головы. Я признаю это. Но мы, по крайней мере, знали, что он что-то задумал, что, похоже, было больше, чем знал этот идиот Гектор. А кто решил поддержать Трайнейра и Клинтана? Гектор, вот кто!

Сосновая Лощина кивнул, и губы Нармана скривились так, словно он хотел плюнуть на пол. Затем князь сделал глубокий вдох.

— Но есть ещё одна причина, по которой это было глупо, Тревис, — сказал он гораздо более мягким голосом, как будто он боялся, что его может услышать кто-то ещё. — Это было глупо, потому что это показало всему миру, что на самом деле думают драгоценные члены «Группы Четырёх».

Его глаза были очень тихими, тёмными и холодными, и у Сосновой Лощина скрутило живот.

— О чём они думают, мой князь? — спросил он очень осторожно.

— Они думают, что смогут уничтожить всех, кого захотят, — сказал ему Нарман. — Они свистнули — как же там нас назвал Кайлеб, по словам графа Тирска? Ах да. Они свистнули стае «нанятых душителей, убийц и насильников» и приказали нам перерезать Черис глотку. Им было всё равно, что это значит — как для нас, так и для Черис. Они решили сжечь целое королевство дотла и убить тысячи людей — и использовать меня, чтобы сделать это, Шань-вэй забери их души! — как будто решение было чем-то несущественным, вроде, как выбрать, какую бутылку вина заказать к ужину, или сделать выбор между рыбой или дичью в качестве основного блюда. Вот насколько важным было это решение для них.

«Он не прав», — подумал Сосновая Лощина. Глаза Нармана были не холодны. Просто лава в них горела так глубоко, и так жарко, что она была почти — но именно почти — не видна.

— Нарман, — сказал граф, — они — это Церковь. Викариат. Они могут делать всё, что…

— Они могут? — прервал его Нарман. Пухленький князь Изумруда поднял правую руку, тыкая своим указательным пальцем в окно. — Они могут? — повторил он, указывая на паруса черисийских галеонов. — Я не знаю, как насчёт тебя, Тревис, но я должен сказать, что их планы точно не сработали, так как планировались, разве нет?

— Нет, но…

— Это так не закончится, ты знаешь. — Голос Нармана снова был спокоен, а он уселся на мягкое оконное сиденье спиной к стене, глядя на своего более высокого кузена. — Даже учитывая чисто светскую силу Церкви, шансы против выживания Черис, конечно, высоки. Но Кайлеб уже доказал, Черис так просто не сдастся. Я бы, конечно, предпочёл быть здесь, чтобы видеть, как всё это закончится. Но даже если я не смогу, я уже могу сказать тебе вот что. Понадобятся годы, для того чтобы кто-нибудь смог преодолеть оборонительное превосходство, которыми уже пользуется Черис, и потребуется намного больше кораблей, и намного больше людей, и намного больше золота, чем «Группа Четырёх» когда-либо представляла в своих худших ночных кошмарах. Города будут гореть, Тревис. Будут убийства, зверства, резня и репрессии… Я даже не могу себе представить всё, что произойдёт, хотя я и пытаюсь, по крайней мере, в отличие от «Группы Четырёх». И когда всё закончится, не будет ни одного князя или короля на всём Сэйфхолде, который не будет знать, что его корона зависит не от одобрения Бога или даже согласия Церкви, а от прихоти мелких, продажных, жадных, глупых людей, которые думают, что они сами Архангелы, возвращающие Сэйфхолд к славе.

Тревис Олсин никогда раньше не слышал от своего князя ничего подобного, и то, что он слышал сейчас, его пугало. Не только из-за последствий для собственной власти или выживания. Он всегда знал, что, несмотря на то, что союзники и противники его маленького правителя упорно недооценивали его, Нарман Изумрудский был опасным, пугающе умным человеком. Сейчас же было похоже, что причины его надвигающегося поражения и вероятной кончины сломали какой-то внутренний барьер, освобождая некие глубинные, скрытые источники провиденья.

— Нарман, пожалуйста, подумай, что ты говоришь, — тихо сказал граф. — Ты мой князь, и я последую за тобой, куда бы ты не повёл Изумруд. Но помни, что какими бы они не были, они говорят голосом Матери-Церкви и контролируют весь остальной мир. В конце концов Черис не может…

— Черис не должна, — снова прервал его Нарман. — Это именно то, что о чём я говорю! Что бы не случилось с Черис, что бы не придумала «Группа Четырёх» — это только начало. Даже если им удастся полностью раздавить Черис, это всё равно только начало. Это не Божья воля, а их, и это будет очевидно для всех, а не только для кого-то вроде меня, или Грейгора Стонера из Сиддармарка. И когда это станет очевидным, ты действительно думаешь, что прочие князья и короли просто пропустят это мимо ушей, как будто этого никогда не было? Как будто Трайнейр и Клинтан не доказали, что ни одна корона не находится в безопасности, ни один город ни защищён, если есть дураки, способные разжечь гнев «Группы Четырёх» или того, кто заменит их в Совете Викариев?

Он медленно покачал головой, с мрачным выражением на лице.

— Единственная вещь во всём мире, которую Церковь просто не может позволить себе потерять — это её духовный авторитет как голоса Божьего, Его проводника среди Его народа, Тревис. — Его голос был очень, очень мягким. — Это было истинной основой для единства мира — и силой Церкви — со Дня Сотворения. Но теперь «Группа Четырёх» просто выбросила это, как будто это было так неважно, так банально, что об этом не стоило даже думать. Вот только они ошиблись. Это было не только важно, это было единственное, что могло их спасти. Теперь это ушло, и это, Тревис — это — это то, что они никогда, ни за что не смогут вернуть снова.

VII Брейгат-Хаус, Городок Хант, Графство Хант

— Двигайся, чёрт тебя дери! Я хочу, чтобы эта улица была чистой!

Полковник сэр Валис Жордж так сердито натянул вожжи своей лошади, что животное под ним взбрыкнуло, как необъезженное. Он отреагировал — предсказуемо, по мнению капитана Жаксина Майира, — натягивая поводья ещё короче и наклоняясь вперёд, чтобы ударить по лошадиному затылку.

Сэр Валис (только Майир не должен был знать, что «сэр» был само-пожалованный) зарычал и ткнул указательным пальцем в сторону набережной.

— Мне наплевать, как ты это сделаешь, капитан, но ты очистишь эту улицу до причалов, и сделаешь это сейчас же!

— Да, сэр, — ответил Майир каменным голосом. Жордж бросил на него ещё один угрожающий взгляд, затем дёрнул головой в сторону маленькой группки своих помощников и направился лёгким галопом обратно к центру города, оставив Майира его собственным мыслям. Что, во многих отношениях, подходило Майиру просто отлично.

Конечно, иными словами, ничего во всей этой пакостной ситуации совсем не подходило Жаксину Майиру.

Он перевёл свой взгляд в направлении крика, дыма и обычного гвалта улицы, которую Жордж приказал ему очистить. — «Это будет непревзойдённой болью в заднице, однако он пошёл на это» — подумал он. — «И чтобы там «сэр» Валис не подумал, это не сделает ситуацию сколько-нибудь лучше».

«Он на самом деле не настолько идиот, чтобы думать, что всё будет хорошо», — сердито подумал Майир. — «У него просто нет лучших идей. Что, я полагаю, не так уж и удивительно».

Правда заключалась в том, что полковник Жордж был достаточно компетентным полевым командиром, обладающим подлинным талантом для управления логистикой наёмнической кавалерийской роты, к которой случилось присоединиться конным арбалетчикам Майира. Никто не знал точно, откуда изначально он родом, но его репутация человека, готового задавать очень мало вопросов своему работодателю, опережала его. Особенно последнюю пару лет, которые он был старшим ротным командиром Тадейо Мантейла здесь, в графстве Хант.

«И он сделал чрезвычайно непопулярным как себя… так и всех нас», — горько подумал Майир.

— Хорошо, — сказал он своему ротному сержанту, — ты слышал полковника. Если у тебя есть какие-то яркие идеи, пришло время щегольнуть ими.

— Да, сэр, — кисло сказал седовласый сержант. Он был очень опытным человеком, и выражение его лица было даже более кислым, чем его тон, когда он посмотрел мимо Майира на творящиеся беспорядки и покачал своей головой. — Как только мне что-то придёт в голову, вы будете первым человеком, кому я расскажу.

— Что ж, это в высшей степени полезно, — сухо заметил Майир.

— Прошу прощения, сэр. — Голос сержанта был немного расстроенным, и он снова покачал головой, в совершенно другой манере. — Я просто не вижу никакого способа сделать это так, чтобы не оставить крови на улице, и я думал, мы решили, что должны будем избегать этого.

— По-видимому, полковник только что изменил наши приказы касательно этого. — Майир и унтер-офицер обменялись говорящими взглядами, а затем капитан пожал плечами.

— Ладно, хорошая эта идея или нет, мы получили приказ. С другой стороны, я бы предпочёл всё же никого не убивать, если мы сможем так сделать.

— Да, сэр. — Согласие сержанта было очевидным, хотя Майир сомневался, что он чувствовал это по той же причине, что и капитан. Сержант просто понял, что кровопролитие порождало кровопролитие, и что не было более отвратительной борьбы, чем борьба против воистину общего восстания. Майир, с другой стороны, был знаком с репутацией Дома Армаков, и думал, что предоставление королю Кайлебу ещё одной причины, чтобы лично искать некоего Жаксина Майира, было невероятно плохой идеей.

Кроме того, ему было не по нутру убивать людей, обладающих таким количеством обоснованных причин ненавидеть их графа, какое у них было.

— Большинство из них не очень хорошо вооружены, — подумал он вслух для пользы сержанта. — В конце концов, — добавил он, — мы провели последние два года, конфискуя любое оружие, на которое могли наложить руку.

— Кроме того, они пешие, поэтому сначала попробуем продемонстрировать силу. Я хочу, чтобы половина наших солдат была в сёдлах. Они возьмут центр улицы и попробуют оттеснить толпу перед собой. Я не хочу напрасных жертв, которых мы можем избежать, так что скажите им, чтобы они стреляли поверх голов бунтовщиков, до тех пор, пока у нас действительно не будет причины стрелять в них. Убедитесь, что это понятно.

— Да, сэр.

— Я хочу, чтобы другая половина наших людей спешилась. Я знаю, что они будут ворчать насчёт «хождения на работу», но, если эти люди разбегаются по переулкам и складам, нам нужен кто-то, кто может следовать за ними — по крайней мере, достаточно долго, чтобы убедиться, что они продолжают бежать. Скажите им взять с собой свои дубинки. Я не хочу использовать холодное оружие, кроме как для прямой самообороны.

— Да, сэр.

«Дубинки», о которых шла речь, были тяжёлыми отрезками из выдержанного железного дерева, длиной в три с половиной фута. Они могли не иметь острых кромок, но они были легко способны ломать кости или разбивать черепа. Тем не менее, он надеялся, что мятежники поймут, что он и его люди прилагают все усилия, чтобы избежать всеобщего кровопролития.

Не то, чтобы это было возможно, в действительности.

— Мы будем двигаться прямо вниз по улице в сторону гавани, — продолжил он. — Я хочу, чтобы командиры отделений удостоверились, что здания по обе стороны улицы действительно зачищены. Я не жду, что они останутся такими дольше того момента, как мы перейдём дальше, но давайте по крайней мере сделаем всё возможное, сержант.

— Да, сэр. Как скажете. — Сержант явно был доволен тем, что переложил ответственность на Майира. Что касается его, то приказы не заслуживали внимания, пока был как минимум разумный шанс выполнить те, которые ему были отданы.

— Хорошо, сержант, — вздохнул Майир. — Давайте оседлаем их.

Тадейо Мантейл, который ровно через месяц был бы графом Хант уже в течение двух лет, стоял с сэром Стивом Уолкиром на одном из балконов Брейгат-Хаус, глядя на дым на западе и суматоху между ним и набережной городка Хант. Широкие воды Бухты Маргарет простирались настолько далеко, насколько глаз мог заглянуть за причалы и склады. — «Бухта могла быть столь же бурным водоёмом, за какой кто-нибудь мог бы принять её», — подумал Уолкир, — «но сегодня она была намного спокойнее, чем городишко Хант».

— Чёрт их побери! — прорычал Мантейл. — На этот раз я проучу их получше!

Уолкир только крепче прикусил язык. За последние два года «графу» явно не удалось научить своих непослушных подданных. Но что заставляло его думать, что он справиться с ними в ближайшие два дня, ускользнуло от Уолкира.

— За кого, чёрт возьми, они себя принимают? — продолжил Мантейл. — Это всё вина этого ублюдка Кайлеба!

— Ну, — сказал Уолкир настолько рассудительно, как только мог, — вряд ли это сюрприз, не так ли? Я думаю, ты знаешь, что всё это, должно быть, встало колом в желудке у него и его отца, когда Церковь затолкнула им в глотки решение в твою пользу.

— Что ты имеешь в виду под «решением в мою пользу»? — прорычал Мантейл. — Я имел больше прав!

На этот раз Уолкиру было ещё тяжелее сдержать язык за зубами. Истина, как, несомненно, знал Мантейл, заключалась в том, что его заявка на права была столь целиком и полностью лживой, как сэр Ховерд Брейгат и его сторонники всё время и утверждали. Уолкир понятия не имел, где Мантейл получил поддельную переписку, которая имела цель юридически доказать его притязания на графство, но то, что это была подделка, не вызывало сомнений, независимо от того, что решила Церковь после получения достаточного стимула от Нармана Изумрудского и Гектора Корисандийского.

Однако, по-видимому, внутри себя Мантейл начал принимать желаемое за действительное. В течение многих лет, как Уолкер прекрасно знал, так называемый «граф Хант» на самом деле надеялся, что он будет настолько большой занозой, что Брейгат — или, возможно, Хааральд Черисийский — решит откупиться от него, просто чтобы заставить его уйти. Но затем, вопреки всем ожиданиям, Церковь, внезапно и неожиданно, приняла решение в пользу его явно мошеннических притязаний, и его горизонты внезапно расширились. Теперь, когда он провёл два года в Ханте, он не был готов отказаться от своего присвоенного титула. Фактически, в первую очередь, он больше не был готов признать, что тот был получен обманом.

«К несчастью», — сухо подумал Уолкир, — «его любящие подданные — и Кайлеб Армак — не согласны с ним в этом второстепенном вопросе. И если бы Тадейо всё-таки сообразил, что Бог подарил ему хлещущую ящерицу, то он бы уже принял предложение Кайлеба и нашёл быстрый корабль куда-нибудь в другое место».

«Это именно то, что я должен делать, что бы он ни выбрал в итоге».

— Я только хотел сказать, — мягко сказал он, задаваясь про себя вопросом, что за строптивый, донкихотский инстинкт удерживает его здесь, в Ханте, всё ещё пытаясь спасти шкуру Мантейла, — что Хааральд и Кайлеб приняли решение против Брейгата на свой счёт. В то время, мы оба это знали, Тадейо, — пожал он плечами. — Очевидно, что теперь, когда он подошёл, по сути, к открытому конфликту с Церковью, он не видит никаких причин для того, чтобы ходить вокруг да около, когда ситуация на его собственном заднем дворе вызывает обеспокоенность. А с флотами Изумруда и Корисанда, находящимися в основном либо на дне моря, либо стоящими на якоре у Теллесберга в качестве призов, никто не сможет его остановить.

— Значит, после того как я зашёл так далеко, я должен просто сделать ноги, поджав хвост? — резко и требовательно спросил Мантейл.

— Я предпочитаю думать об этом как о спасении, которое тебе доступно сейчас, когда удача отвернулась от тебя. Если и есть какой-то способ, чтобы мы могли противостоять всему флоту Кайлеба — и его морской пехоте — я не знаю, что это такое.

— Епископ Милц клянётся, что Церковь защитит нас.

«По его тону, даже Мантейл должен был понять, как неубедительно прозвучал его собственный голос», — подумал Уолкир. Епископ Милц Хэлком был одним из четырёх епископов Архиепископства Черис, которые отвергли вызов в Теллесберг, чтобы поддержать возвышение Мейкела Стейнейра. Его епархия включала Хант и большинство других графств и баронств вдоль восточного берега Бухты Маргарет. Ясно, что он надеялся создать какого-то вида убежище, для чего настаивал на том, чтобы ссылаться на него, как на «настоящую Церковь» здесь, в Земле Маргарет, надеясь, что к тому моменту Совет Викариев сможет каким-то образом оказать ему помощь.

Что означало, что он такой же невменяемый, как и Тадейо. Может быть, и поболее него.

— Я уверен, что епископ Милц имел в виду именно то, что он сказал, — сказал он вслух. В конце концов, нельзя было прямо назвать епископа Матери-Церкви сумасшедшим шарлатаном, даже если — или, может быть, особенно — он таким и был. — Но каковы бы ни были его намерения и ожидания, я не уверен, что он полностью понимает серьёзность ситуации, Тадейо.

— Значит, ты думаешь, что Кайлеб может успешно бросить вызов даже Самому Господу, не так ли?

— Я этого не говорил, — терпеливо ответил Уолкир. — Я сказал, что ситуация серьёзная, и это так. Припрятал ли епископ Милц где-нибудь армию? Есть ли у него войска и военные корабли, чтобы поддержать нас против Королевского Черисийского Флота и целого Королевства? Потому что, если он этого не имеет, то говоря вкратце, да — Кайлеб может бросить вызов Божьей Церкви. Что не совсем то же самое, что бросать вызов «Самому Господу», так ведь?

— Я не собираюсь бегать, как побитая дворняжка! Я — граф Хант! Если я должен, я всё равно могу умереть, как граф!

Мантейл зарычал, затем развернулся и умчался с балкона обратно в Брейгат-Хаус.

Уолкир посмотрел ему вслед, после чего повернулся обратно к дыму, поднимающемуся над районом складов. Все доклады показывали, что сокращающийся личный состав приверженцев Мантейла уже потерял контроль над Горной Крепостью и Кайэрисом, двумя из трёх крупных городов за пределами столицы графства города Хант. А отчёты из Жорджтауна показали, что ситуация там ненамного лучше. Хуже того, и Горная Крепость, и Кайэрис поддержали Горы Хант, а Горная Крепость контролировала со стороны Хант конец единственного действительно проходимого перехода из графства Лочейр, в бухту Хауэлл. Это означало, что лучший наземный путь эвакуации уже закрыт… не говоря уже о том факте, что это дало Кайлебу контроль над ещё одним потенциальным маршрутом вторжения.

«Меня не волнует, что могут думать епископ Милц и другие Храмовые Лоялисты», — мрачно подумал Стив Уолкир. — «Как бы не сложились в итоге дела, вызов Кайлеба Церкви здесь, в Черис, уже состоявшийся факт. И, честно говоря, после того, как Тадейо провёл последние два года, притесняя людей «своего» графства, они были бы готовы присягнуть самой Шань-вэй, если бы это означало, что его задница пинком вылетит из Брейгат-Хаус!»

Уолкир понятия не имел, чем, в конце концов, закончится буря, несущаяся через Сэйфхолд — или, если на то пошло — закончится ли она вообще когда-нибудь. Но в одной вещи он был абсолютно уверен. Что бы ни случилось, когда она пройдёт, Тадейо Мантейл не будет графом Хант.

И Тадейо знал это где-то внутри, вне зависимости от того, желал он это признавать или нет.

Он заметил, что дым, похоже, сделался гуще. И услышал больше, чем несколько выстрелов. Очевидно, солдаты полковника Жорджа пропустили как минимум несколько мушкетов, которые, по-видимому, выбрались из укрытий.

Этого было бы недостаточно, чтобы отнять Хант у нынешнего владельца — не сегодня, по крайней мере. Но промежуток времени, который Кайлеб дал Мантейлу, быстро иссякал. На самом деле, от него осталась всего пара пятидневок.

«Не зависимо от того, примет это Тадейо или нет, в конце концов, когда время выйдет, меня здесь не будет».

«Очевидно, Кайлеб хочет позволить ему бежать, вместо того чтобы рисковать более высокими потерями — особенно среди гражданских — здесь, в Хант, если он примет решение сражаться. Но если Тадейо не примет это предложение, Кайлеб придёт сюда и выбьет его задницу из Брейгат-Хаус. И в процессе этого, он, несомненно, сделает его голову короче. Вероятно, то же самое случится и со мной, если я буду болтаться рядом».

Он покачал головой, которая всё ещё (по крайней мере, на данный момент) крепилась к шее, и задался вопросом, почему же всё-таки он вообще колеблется. Не то чтобы он видел в Тадейо нечто большее, чем способ заработать себе несколько марок. Тем не менее, он был с Тадейо уже почти семь лет. Очевидно, это значило для него больше, чем он ранее подозревал.

«Что удивительно глупо с моей стороны».

Ну, у него всё ещё была хотя бы пятидневка в запасе, чтобы поработать над восстановлением здравомыслия «графа Ханта». И он предусмотрительно отослал немалую часть из своей собственной доли добычи, которую он и Мантейл выжали из Хант, банкирам в Деснариской Империи. Если ему нужно будет бежать без Мантейла, он имел достаточно сбережений на чёрный день, чтобы содержать себя в комфорте всю оставшуюся жизнь. Жизнь, которая будет значительно более продолжительной, если он уйдёт вовремя.

«Может быть, я смогу убедить его, что Церковь действительно вернёт его — в конечном итоге — в «его» графство».

«Если уж на то пошло», — глаза Уолкира сузились, — «он, вероятно, действительно будет иметь значительную ценность для Церкви, как претендент — нет, не претендент, — а как «законный граф» Хант».

«Особенно, если причина, по которой он был изгнан, не имеет ничего общего с тем, что его любящие подданные ненавидят до кишок и его, и всё связанное с его репрессиями, и его стойкую преданность Матери-Церкви».

Губы Уолкира задумчиво сжались. — «Это действительно отличная идея», — подумал он. И возможности того, что Мантейл всё ещё признан графом Хант (по крайней мере, кем-то) и, вероятно, будет пользоваться поддержкой, как и полагается ему по титулу, может быть вполне достаточно, чтобы Уолкир убедил друга, что настало время уходить.

«А если Церковь решит поддержать его притязания, я, вероятно, смогу заставить «Группу Четырёх» увидеть, что им стоило бы поддержать кого-то, кто может присматривать за ним. За плату, конечно».

Глаза Уолкира оживились от возможных перспектив, и он задумчиво почесал подбородок, всё ещё глядя на дым и прислушиваясь к выстрелам, пока он обдумывал наилучший способ представить свои аргументы «графу».