Рассказы. Том 2. Колдовство

ПОСЛЕДНИЙ СМЕХ (Last Laugh, 1941) Перевод Б. Савицкого

Ангус Брин, начальник Отдела Космических Исследований в Межпланетной Колониальной Корпорации, задорно рассмеялся, расчёсывая волосы перед зеркалом. Почему бы ему не рассмеяться? Ведь он готовился вкусить на завтрак самые изысканные блюда. И это ещё не всё. Сегодняшний день являл собой самый крайний срок возможного возвращения Мартина Вейла с планеты Гистеро, и только данное отнюдь не реальное событие могло сорвать коварный план Брина по приобретению законных прав на имущество, страховку и изобретения своего коллеги.

Брин быстро прибрал к рукам собственность учёного-исследователя, отправившегося в свой последний полёт. Всё, что принадлежало Вейлу, теперь перешло под контроль Брина. И сегодня его легально объявят преемником безвременно почившего коллеги. Поэтому Ангус вполне мог позволить себе смеяться, глядя в зеркало на своё толстощёкое отражение.

Внезапно смех застрял в горле Брина, а злорадная ухмылка застыла на лице, будто приклеившись к губам. Ушей Ангуса достиг неожиданно раздавшийся раскатистый удар, сотрясший каждую балку его роскошного жилища. Без сомнения, это корабль грохнулся на посадочную площадку, устроенную на заднем дворике.

Возможно, кому-то сочетание посадочной площадки и заднего дворика покажется смешным. Но только не Ангусу Брину. Задний дворик этого пухленького человечка занимал площадь равную квадратной миле[16], гранича с территорией гигантского Космического Экспериментального Завода, и частные корабли, выполняя полётные задания, иногда пользовались домашним космодромом Брина. Но они не сваливались нежданно-негаданно с небес, совершая незапланированные посадки!

Брин сердито нахмурил брови и отложил в сторону расчёску. Если какой-то пьяный недоумок по ошибке приземлился в его личной космической гавани, то Ангус обязательно позаботится о том, чтобы нарушителя лишили лицензии пилота, и дело с концом. Досадливо морща лоб, Брин подошёл к стеклянной стене, заменяющей ему окна. Отсюда открывался живописнейший вид на изрядно потрёпанную тушку корабля, распластавшуюся на плитах посадочной площадки.

— Ну, я… будь я вечно проклят! — воскликнул побледневший Брин.

Точно подмечено. Именно Брин являлся образцовым кандидатом на обретение вечного проклятия, хотя знал об этом только он сам. Но сейчас Ангус был наилучшим соискателем на присвоение титула «Мистер Изумление». Он впился взглядом в то, что никогда не ожидал увидеть вновь.

Корабль Мартина Вейла! Корабль учёного-исследователя, которого он послал на верную смерть, поручив совершить самоубийственную посадку на поверхность Гистеро!

Гистеро[17] — вполне подходящее название для шальной планеты-странницы, явившейся из неведомых глубин мироздания, чтобы посетить Плеяды[18].

Ангус Брин отправил Мартина Вейла на Гистеро с разведывательной миссией, прекрасно сознавая, что вручает своему коллеге билет в один конец. До недавнего времени земные учёные даже не подозревали о существовании вышеупомянутой планеты, поэтому сведения о ней были чрезвычайно скупы. Доподлинно известно лишь то, что это некое блуждающее небесное тело, окружённое газовым облаком, пролагающее себе путь по какой-то хаотичной траектории движения в бесконечности космоса, минуя сияющие звёзды, подобно океанскому лайнеру, оставляющему позади острова, затерянные в безбрежных солёных водах.

Брин послал Вейла на смерть «ради Науки». А сам тем временем присвоил всю его собственность. Он точно знал, что Мартин никогда не вернётся.

И всё же Вейл вернулся.

Длинный серебристый корабль своим внешним видом походил на огромный кинжал, упавший из поднебесья. На слегка деформированных защитных пластинах корпуса явно были видны следы воздействия температурных перепадов и силы трения, а также вмятины, оставленные микрометеоритами.

Брин не медлил ни секунды. Связавшись с диспетчерской башней, он сообщил, что знает о прибытии корабля, и распорядился:

— Аварийную команду не высылать. Всю ответственность беру на себя.

Свидетели встречи с Вейлом ему не нужны. Ведь в полёте у Мартина имелось достаточно времени, чтобы осмыслить всю злокозненность замысла Ангуса…

Вооружившись пистолетом, Брин проверил обойму с инъекционными опиумными дротиками. Это на тот случай, если Мартин придёт в бешенство при виде Ангуса.

— Ну, пора с этим покончить, — пробормотал толстячок и направился прямиком к кораблю.

Неугомонный ветерок трепал его белоснежную куртку, пока он шагал по плитам посадочной площадки. Всю дорогу его пристальный взгляд был прикован к закрытому корабельному люку. Ниже имелся аварийный рычаг, но Брин не торопился им воспользоваться. Пышущий жаром корпус корабля ещё не остыл, и Ангусу пришлось немного подождать. Затем он натянул защитные перчатки и потянул рычаг на себя, высвобождая металлический трап, ведущий к прямоугольной бронированной крышке. Открыть снаружи корабельный люк, запертый изнутри и обеспечивающий безопасность пилота, чрезвычайно трудно. Однако у Брина наличествовал специальный мастер-ключ, вскрывающий любые корабельные замкй.

Только большие начальники, такие как Брин, обладали ключами, открывающими все двери. Только большие негодяи, такие как Брин, обогащались, сознательно отправляя других людей на неотвратимую смерть.

Но Ангуса никогда не смущали подобные деяния. Он со спокойной душой похоронил Вейла и… ошибся. Иногда даже самые продуманные планы рушатся по стечению непредвиденных обстоятельств.

— Пора с этим покончить, — повторил Брин, крепко сжав рукоятку пистолета. Он шагнул в тёмный провал открывшегося люка.

Холодный поток искусственного воздуха, ударивший в лицо, заставил его зажмуриться и остановиться.

В сумеречном свете ламп аварийного освещения он окинул беглым взглядом длинную и узкую кабину. Видимых повреждений внутренней обшивки нет, как и признаков жизни. Только в дальнем конце кабины, за пустующим креслом пилота, безучастно мигали огоньки различных датчиков и индикаторов, разбросанных по панели управления. Но где же Вейл?

И койка пуста. Мог ли вообще корабль вернуться один? Почему Вейл не вышел к Брину? По окончании длительного полёта пилот, как правило, немедленно покидал кабину, напоминающую тюремную камеру. Когда-то давно Ангус слышал рассказ одного пилота о состоянии, близком к экстазу, в которое тот впадал всякий раз, как только ступал на твёрдую землю родной планеты.

Однако Вейла нигде не видно. Только пустая кабина с панелью управления, креслом и койкой.

Глаза Брина постепенно начали привыкать к полутьме, царящей вокруг, и он вдруг заметил макушку Вейла, чуть возвышающуюся над спинкой кресла, повёрнутого к панели управления.

— Вейл, — тихо окликнул Ангус.

Голова в кресле даже не шелохнулась.

Может Мартин потерял сознание? А может Брину улыбнулась удача, и Вейл умер?

Необходимо проверить.

— Вейл! — громче позвал Ангус.

Неожиданно что-то зашуршало в непроглядной глубине одной из открытых настенных полок. В испуге толстячок едва не выпрыгнул из собственной кожи — это стало бы величайшим подвигом, учитывая немалый вес Брина.

Он немного расслабился лишь тогда, когда вспомнил, что сентиментальный Вейл взял в путешествие свою кошку Комету. Она грациозно спрыгнула на палубу, и Брин не поверил собстве н-ным глазам.

У серой кошки, направляющейся к нему, не было головы!

Безголовая кошка выгнула дугой спину и потёрлась о ноги Брина.

Затаив дыхание, Ангус заставил себя внимательно рассмотреть жуткое животное. Он увидел, что шею кошки венчает маленькая блестящая круглая пластина, похожая на крышку от консервной банки, из-под которой торчат какие-то проводки. Без сомнения, у кошки нет головы и в помине. Безголовая, но живая!

На подгибающихся ногах Брин медленно двинулся к креслу пилота. Он бессознательно протянул руку, чтобы потормошить Вейла за плечо.

Его рука ощутила лишь пустоту.

Не в силах оторвать взгляд от безголового порождения ночного кошмара, Брин больно ущипнул себя, надеясь проснуться в своей постели. Однако ничего не изменилось — кошка по-прежнему тёрла бока о его ноги, а голова Вейла оставалась такой же неподвижной.

Во второй раз Ангус попытался дотянуться до плеча Мартина, и опять его рука встретилась с абсолютной пустотой. Тогда Брин, трясясь от страха, заглянул за спинку кресла пилота.

И оказался лицом к лицу с бестелесной головой Вейла!

Закреплённая на верхней половине кресла несколькими узкими полосками стальной ленты, с исходящим из шеи переплетением проводов, резиновых шлангов и трубок, голова Вейла воззрилась на Брина.

Отступив на шаг назад, Ангус уставился на мёртвое лицо, на застывший в леденящей улыбке рот, на широко открытые глаза. Смотрел, смотрел, смотрел.

— Как жизнь, Брин?

Нет. Это немыслимо. Мёртвые губы шевелились, и с языка срывались слова, произносимые неестественным металлическим голосом, который не мог принадлежать Мартину Вейлу.

— Что с тобой, Брин? Удивлён?

— Д-да, — чуть слышно пролепетал Ангус.

— Не думал увидеть вновь моё лицо, да? Ну, это практически всё, что ты видишь перед собой.

— Вейл, не шути так.

— Шутка? Так вот оказывается в чём дело, не так ли? Шутка. — Синевато-бледные губы растянулись в широкой улыбке.

Брин вгляделся в улыбающееся лицо, и ужас ещё глубже вонзил свои острые когти в его сердце. За время путешествия лик Мартина неизгладимо изменился. Нет, его волосы не поседели, и морщины не избороздили кожу. Стали иными только глаза — нечеловеческие, налитые кровью, полыхающие адским огнём. Ангуса передёргивало всякий раз, когда он встречался взглядом с головой своего бывшего коллеги.

Толстячок видел, как многочисленные провода и шланги исходят из шеи, подобно нитям вен и артерий; видел, что они тянутся вниз к сиденью, которое кто-то снял, а затем по-новому установил, пропустив их под него.

За каждым вздохом и взглядом Брина зорко следили горящие глаза Вейла.

— Хорошая работа, не правда ли? Выглядит чуточку грубовато, как в том русском эксперименте, о котором мы читали в школе. Они использовали физиологический раствор для поддержания жизни в собачьей голове, помнишь? В моём случае, однако, всё несколько иначе.

Брин по-прежнему таращился на говорящую голову, дивясь фальшивому голосу, лишённому естественности.

Может, дело тут в отсутствии лёгких, а может, в серебристой трубке, торчащей из горла?

Ноздри не трепетали. Дыхание отсутствовало. Химическая жизнь. Кровь циркулировала по сложной системе шлангов и трубок. Замкнутая система жизнеобеспечения.

Брин попытался восстановить в памяти хоть что-то из своего химико-биологического багажа знаний. Но только бессвязные фрагменты информации всплывали в мозгу, парализованном чистейшим ужасом.

— Вейл, что случилось? Как такое возможно?

Голова рассмеялась. Стиснутая стальной лентой, она содрогалась от хохота.

— Извини, но мне больно смеяться. Иногда я об этом забываю. Ты понял?

Брин боязливо кивнул. Разве мог он что-нибудь понять в случившемся? Ему хотелось бежать, но ноги отказывались повиноваться, будто превратившись в каменные столбы. Исключительно по его вине Вейл стал таким, и теперь живая голова, лишённая тела, взирала на него с бездушным весельем в глазах. Хотя сама по себе говорящая голова не могла навредить, Брин дрожал как в лихорадке.

— Продолжай, — глухо прошептал он. — Продолжай.

— Я следовал твоим указаниям и звёздным картам, — загудел металлический голос. — Сам путь к Гистеро не имеет значения. О, я знаю, что смог тебя заинтересовать. В начале пути мне тоже было очень интересно. Во время полёта я подробно всё записывал. Загляни в блокнот, если тебе нужны детали. Все измерения и наблюдения зафиксированы. Однако теперь они не представляют для меня какой-либо ценности. А когда дослушаешь мою историю до самого конца, для тебя тоже эти записи потеряют свою значимость. Кому захочется читать дорожную карту, ведущую в Ад?

Из горла Вейла вновь вырвался смех, похожий на противный механический скрежет ржавых железных шестерней, от которого желудок Брина чуть не вывернуло наизнанку.

— Я хочу рассказать тебе кое-что о Гистеро. Знаешь, я совершил посадку. Проведя предварительные замеры и проанализировав их результаты, я пришёл к выводу, что шлем и кислородная маска не понадобятся. Так случилось, что Комета покинула корабль, увязавшись за мной.

Вейл воспалёнными глазами указал на кошку. Брин, которого не покидало ощущение кошмарного сна, тоже метнул взгляд на безголовое животное с блестящей пластиной вместо головы.

Голос Вейла вновь загудел:

— Я пропущу подробности. Больно говорить, и ничего важного, кроме того, что я сейчас тебе сообщу. Планета Гистеро обитаема. Она населена людьми, если угодно их так называть.

В волнении Брин выпалил:

— Люди?! Земное человечество ещё никогда не вступало в контакт с иными разумными существами! Вейл, ты понимаешь, что означает такое открытие?!

— Да, — ответила говорящая голова. — Но ты не понимаешь. Пока не понимаешь. Эти люди ни в чём не нуждаются. Им даже незачем учиться. Поначалу я обрадовался. Я думал, что встретился с высшей расой. Ведь они живут в огромных городах, облачаются в удивительные одежды, разговаривают, общаются между собой. У них в достаточной степени развиты телепатические способности. Мы контактировали, обмениваясь мысленными образами, так как их речь слишком трудна для изучения. Их привычки тоже сложны для понимания, хотя это совсем не важно, я даже не стану говорить о них.

— Что значит «совсем не важно»?! — возмутился Ангус. — Любые сведения о планете и её обитателях очень важны!

Безмерная жадность взяла верх над страхом. Ведь обнародование такого величайшего открытия гарантировало бы Брину всемирную славу и сулило несметные богатства!

— Нет, — произнёс Вейл. — Важно лишь то, что они со мной сотворили.

Его голос дрогнул, и злая насмешка исчезла из взгляда. Бывшие коллеги смотрели друг на друга в упор, глаза в глаза.

— Видишь, что они сделали со мной? — удручённо спросил Вейл. — Знаешь почему?

— Нет.

— Ради шутки.

— Шутки?

— Да. Теперь-то ты понимаешь? Эти люди действительно обладают высокоразвитым интеллектом. Мы всегда утверждали, что разум превыше всего. Однако мы с ними не являемся братьями по разуму. Например, на Гистеро нет музыки, нет живописи. Отсутствуют даже книги. Помыслы обитателей планеты находятся за пределами творческих сфер; их не прельщает что-либо искусственное. Их не заботит то, что мы именуем «цивилизацией». Они не строят высотные здания и огромные фабрики, они не стремятся зарабатывать «большие деньги». Их мировосприятие гораздо выше того, что мы называем «патриотизмом», «идеализмом», «любовью», хотя они прекрасно понимают значения данных слов.

— Чем же они интересуются? — спросил Брин.

— Шутками.

— Шутками? — эхом прозвучал вопрос Ануса.

— Да. А поскольку в юморе всегда имеет место жестокость, то они жестоки. Они уподобились древнеримским императорам, у которых было всё, что только можно желать, и это сделало их жестокосердными в своих увеселительных забавах. Как Калигула[19]. Им не откажешь в чувстве юмора. Я это выяснил на собственной шкуре. Вот к ним прибыл я, чужак из другого мира. Испугались ли они меня? Нет, они слишком умны, чтобы поддаваться страху. Поклонялись ли они мне, будто первобытные дикари? Опять же, нет. Их реакция не была нашей человеческой. Они не изучали меня. С их стороны отсутствовало даже любопытство. Сложная наука их цивилизации не является средством изучения. Они используют её только для шуток.

Вейл умолк на мгновение, будто хотел перевести дух и восстановить сбившееся дыхание, которого у него теперь нет.

— Это они сделали со мной, Брин. Они развлекались с моим телом, будто шкодливые дети, получившие в руки новую игрушку. Но начали они с Кометы. На Гистеро нет животных, и поэтому они предпочли сначала ставить свои зловещие опыты на кошке. Ты видишь ужасные результаты их экспериментов, не так ли? Они пожелали, чтобы забавное маленькое существо осталось жить после операции по удалению мозга. Для них это была своего рода игра, головоломка. Они получали огромное удовольствие, как наши предки, которые несколько столетий тому назад возились с автомобилями и радиоприёмниками, разбирая и собирая их заново. Они это сотворили с Кометой. Они это проделали со мной!

Глаза Мартина увлажнились, и одинокая слеза сползла по щеке. Он тихо спросил:

— Ты добился желаемого, Брин, да?

— Что… что ты имеешь в виду?

— Ты отправил меня туда умирать, не правда ли?

— Нет. Нет.

— О, зачем ты врёшь? Я же не могу тебе навредить, верно?

Губы Брина невольно растянулись в улыбке. Да, это являлось чистейшей правдой. Ангус опустил пистолет. Голова Вейла не опасна, но очень полезна. Брин подумал, что следует созвать своих начальников, коллег и прочих учёных. Выставить перед ними говорящую голову Мартина. Рассказать невероятную историю. Провести исследования таинственных процессов, поддерживающих жизнь в мёртвой голове. Возможно, сам Брин сумеет овладеть хитрой инопланетной технологией сохранения жизни после смерти. Ничего сверхъестественного, никакой мистики — всего лишь разумное сочетание химии, биологии и хирургии.

Почему бы и нет? При этом все права на имущество Мартина останутся у Ангуса.

Однако у Брина имелся один вопрос, который его очень беспокоил, и ответ он должен узнать первым.

— Думаю, что ты действительно умён, Вейл, — начал Ангус. — Я не был уверен в твоём возвращении. Это правда. Но клянусь, моё поручение не подразумевало ничего закулисного. Ты самый подготовленный, самый смелый, самый выносливый. И я искренне рад, что ты с честью выполнил опасную миссию, невзирая на приключившийся с тобой несчастный случай.

— Ты называешь случившееся со мной «несчастным случаем»? — Мёртвые губы искривились в безрадостной улыбке. — Скорее «несчастным случаем» стало моё возвращение.

— Да, я как раз хотел спросить об этом. Почему они отпустили тебя? Почему они отправили тебя обратно?

— Из-за чувства юмора, — ответил Вейл. — Они отправили меня, чтобы убить тебя.

— Убить меня? Зачем? — Брин содрогнулся всем своим круглобоким тельцем.

— Я рассказал им свою историю. Сказал, что ты послал меня. Они обхохотались, проведя психоаналитический анализ твоей личности на основе моих воспоминаний. Они вывернули наизнанку всю твою сущность. Они доказали мне, что ты вовсе не ждёшь моего возвращения, а твоим мотивом была кража моих изобретений и собственности. Ты будешь это отр ицать?

Дурак! Он знал! Пухлые пальчики Брина ещё крепче обхватили рукоятку пистолета, будто спасительную соломинку. Он улыбнулся через силу, пытаясь убедить себя в том, что ему нечего опасаться говорящей головы, прикованной к креслу.

— Значит, они тебя отпустили, — пробурчал он. — Что-то вроде того.

— Да. Когда я оправился от шока, то подкинул им прекрасную идею для одной славной шутки. Моя задумка взывала к их чувству юмора. Вот почему они позволили мне вернуться и убить тебя.

Теперь Брин окончательно уверовал в то, что Вейл лишился не только тела, но и здравого рассудка. Он предполагал это с первой минуты их разговора; он распознал это по нездоровому блеску жутких глаз, в которых отражалось торжество безумия.

— Чувство юмора, знаешь ли? Ты не ожидаешь моего возвращения. Поначалу ты испугаешься, увидев моё состояние, а затем успокоишься, удостоверившись в моей беспомощности. Мы поговорим. Я расскажу о необычных людях, обладающих поистине величайшими познаниями в области хирургии и химии. Как они контролируют жизнь и смерть. Как они в шутку даруют жизнь безголовой кошке и бестелесной человеческой голове. Как они заставляют биться мёртвое сердце посредством проводов и шлангов, а руки и ноги двигаться, подчиняясь мысленным приказам. И ты внимательно выслушаешь меня, поверишь каждому сказанному слову, даже не догадываясь, что я тебя убью. Именно об этом я мечтал долгими месяцами обратного полёта, разглядывая великую космическую бездну на экране внешнего обзора и вспоминая свою агонию. Лишь мысль о твоей скорой смерти утешала и радовала меня. Видишь ли, я перенял их чувство юмора. Пришло время смеяться.

— Ты… — возмутился Брин. — Ты не в состоянии меня убить! Ты не можешь двигаться!

— А кто, по-твоему, вывел корабль в космос? — захихикал Вейл. — Моя голова только руководила. Да, я стал прилежным кукловодом. Ведь мой мозг, несмотря на все инопланетные хирургические ухищрения, не в состоянии воздействовать на рычаги и кнопки управления одной лишь силой мысли.

— Кто вёл корабль? — хриплым шёпотом спросил Брин.

Ответ внезапно оказался позади него; зловещий ответ, сжавший горло Брина ледяными мёртвыми руками, выдавливая из него жизнь. Пока он объяснялся с говорящей головой, тело Вейла бесшумно появилось из тёмного, неосвещённого угла за спиной, чтобы начать смертельную потеху. Ангус выронил пистолет, в ужасе уставившись на безголовое чудовище с блестящей пластиной, прикрывающей обрубок шеи; на омерзительный шедевр, сотворённый дьявольской хирургией странной кочующей планеты; на неуклюжий кошмар, душивший его.

Проваливаясь в небытие, Брин сквозь нарастающий шум в ушах слышал смех Вейла. В тот же миг пятерня новоявленного существа отпустила горло Ангуса, скользнула вдоль тела, вцепилась в кисть его правой руки и начала дёргать её вверх-вниз.

— Да, — ликовала голова Вейла, — изумительное чувство юмора. Оно есть у всех нас. Ты послал меня на смерть. Они отрезали мне голову. И я заявил им, что вернусь на Землю только при одном условии — они должны устроить всё так, чтобы я ещё разок смог пожать твою руку.

Жизнь Брина угасла, а смех беспрерывно звучал в сумраке кабины космического корабля, эхом отражаясь от металла внутренней обшивки. И обезглавленное тело продолжало сжимать руку Брина в жесте приветствия.