Рассказы. Том 2. Колдовство

ДОМ РЕЗНИ (House of the Hatchet, 1940) Переводчик неизвестен

Мы с Дейзи развлекались одной из наших обычных ссор. В этот раз сыр-бор разгорелся из-за страхового полиса, но очень быстро все скатилось к уже привычным темам. Каждый из нас знал свои реплики на зубок.

— Что мешает тебе пойти и найти нормальную работу, как у всех прочих, а не торчать целыми днями дома и долбить на этой чертовой машинке?

— Ты знала, чем я зарабатываю на хлеб, когда выходила за меня. А если считаешь, что могла подцепить кого-то получше, то отчего же отказала этому злосчастному интерну, который увивался за тобой? Знаешь, чем он занимается целыми днями? Вместо того, чтобы практиковаться в хирургии, кромсает гамбургеры в забегаловке неподалеку!

— Ох, неужели нужно всегда быть таким саркастичным?! В конце концов, уверена, Джордж был бы гораздо лучшим добытчиком!

— Не сомневаюсь. С его интеллектом только и остается охотиться с дубиной на мамонтов!

— Да что с тобой такое? Откуда у тебя это чувство собственного величия? Считаешь, ты лучше других? Мы практически голодаем, а ты берешь в кредит новую машину, и все лишь затем, чтобы пустить пыль в глаза своим дружкам-киношникам! А в довершение всего — еще и оформляешь на меня дорогущий страховой полис, чтобы похвастаться тем, как заботишься о своей семье! Лучше бы я действительно вышла за Джорджа — он хотя бы приносил домой немного тех гамбургеров, которыми ты его попрекаешь. Или чем я по-твоему должна питаться, копировальной бумагой и старыми печатными лентами?

— Черт возьми, женщина! Что я могу сделать, если эта вещь не продается?! Я рассчитывал получить на нее контракт, но сделка сорвалась. Ты все время твердишь о деньгах, но кто я по-твоему — гусыня, несущая золотые яйца?

— За то время, что валялся дома, симулируя творческие муки, ты и вправду мог бы что-нибудь снести.

— Смешно. Просто обхохотаться. Но знаешь, Дейзи, я несколько устал от твоих второразрядных реплик.

— Это я уже давно заметила. Похоже, ты был бы не прочь сменить партнера, не так ли? Должно быть, тебе больше по нраву блистать остроумием перед Джинн Кори? Или ты думаешь, я не обратила внимания, как ты вился вокруг нее тем вечером, когда мы собирались у Эда? Для того, чтобы прижаться еще ближе, тебе оставалось ее только раздеть!

— А теперь послушай меня — не смей приплетать сюда Джинн!

— Отчего же? Или твоей жене запрещается всуе упоминать имя твоей подружки? Я всегда знала, что ты легкомыслен, но не думала, что зайдешь настолько далеко. Ты уже пел ей о том, как она тебя вдохновляет?

— Проклятье, Дейзи, ты умудряешься извратить любое мое слово…

— Почему ты не застраховал ее тоже? Или у них закончились полисы для двоеженцев?

— Хватит, это уже слишком. Тебе не кажется, что все это не лучший способ начать праздновать годовщину?

— Годовщину?

— Сегодня 18 мая, разве не так?

— Да, 18-е.

— То-то. И хоть ты и сущая мегера, но у меня для тебя кое-что есть.

— Что-то?.. Ох, милый, это ожерелье?!

— Верно. Небольшая компенсация за брак.

— Дорогой. Ты купил его для меня… несмотря на все наши счета и долги.

— Не бери в голову. И прекрати пыхтеть мне в ухо.

— Дорогой. Оно такое красивое. Посмотри.

— Ох, Дейзи. Ну вот что ты наделала? Я совсем позабыл, на чем мы прекратили нашу ссору?

— Наша годовщина. Как это могло вылететь у меня из головы?

— У меня не вылетело. Дейзи.

— Да?

— Я тут подумал. Наверное в душе я все тот же сентиментальный болван, но было бы здорово прыгнуть сейчас в машину и прокатиться по Прентисс Роад.

— Ты имеешь в виду, как в наш медовый месяц?

— Угу.

— Конечно, милый. Отличная идея! Скажи, где ты купил это ожерелье?

Именно так это всегда и происходит. Ничего особенного. Наш с Дейзи ежедневный спарринг. Обычно подобные перепалки помогали нам держать друг друга в тонусе. Но сегодня я чувствовал, что мы несколько перестарались. С небольшими перерывами, ссоры продолжались уже месяц. И я не понимал, в чем причина. Но не удивился бы формулировке «несовместимость характеров», если бы увидел ее в наших документах на развод. Я был сломлен, а Дейзи была стервой. Так что все к тому и шло.

Но у меня имелся четкий план, когда в этот раз я решил исполнить ей подзабытую мелодию любви. Годовщина, ожерелье, путешествие по местам прежних романтических воспоминаний — все это. Мне казалось, я нашел способ хотя бы ненадолго заткнуть Дейзи, не используя для этого кляп.

Она была до слез счастлива, а я мог с полным правом поздравить себя, когда мы забирались в машину, чтобы выехать из Уилшира прямиком по Прентисс Роад. Нам все еще оставалось, что предъявить друг другу, но от каждодневного повторения одних и тех же претензий меня уже попросту мутило. Когда Дейзи бывала в хорошем настроении, она принималась сюсюкать — и это меня всегда поражало, потому что выглядело так, как если бы Борис Карлофф взялся исполнить роль в духе Каспера Милкветоста.

Но пока мы оба были счастливы. И я даже попытался убедить себя, что все вновь, как в старые времена; и на самом деле мы лишь двое юнцов, скрывшихся ото всех в своем безумном побеге. Дейзи «свалила» из салона красоты, а я продал литературному агентству свой первый сценарий, и мы катим в Валос, чтобы пожениться. Тогда стояла такая же весенняя погода, дорога так же легко стелилась под колеса, и Дейзи точно так же прижималась ко мне.

Но на самом деле все изменилось. Дейзи больше не была той девчонкой. И пусть на ее лице еще не появилось морщин, зато в голосе все чаще прорезалась вполне женская сварливость. Она не набрала лишнего веса, но в достатке набралась поводов для новых и новых ссор. Я тоже стал другим. Первые несколько сценариев, проданных для радио, дали мне неплохой разгон; я свел знакомства с большими шишками, и чтобы оставаться в их кругу, мне требовалось идти на определенные расходы. Проблемы с деньгами начались лишь недавно, счета неумолимо накапливались, но каждый раз, когда я пытался раздобыть какую-нибудь работу, Дейзи напускалась на меня с очередными претензиями. Зачем ты купил новую машину? Почему мы так много платим за жилье? Кто просил тебя оплачивать такую дорогую страховку?

Для чего тебе три выходных костюма?

Так что я купил ей ожерелье, и теперь она хотя бы ненадолго замолкнет. Вот вам пример женской логики.

Я же решил, что пусть только на сегодня, но позабуду обо всех неоплаченных счетах, вечных придирках Дейзи, и даже о Джинн — впрочем, как раз последнее будет ой как не просто. Спокойная, имевшая неплохой собственный доход, Джинн, как и я, считала сюсюканье глупым.

Мы катили по Прентисс Роад знакомым маршрутом. Прервав поток мыслей, я пытался поймать настроение. Что до Дейзи, то она уже была счастлива, и в этом не оставалось никаких сомнений. Собрав вещей на одну ночь, мы оба, не сговариваясь, знали, что проведем ее в гостинице в Валосе, так же, как сделали это в наш медовый месяц три года назад.

Три года скуки, ссор и уныния.

Но я не хотел забивать этим голову. Лучше уж думать о светлых кудряшках Дейзи, прелестно светящихся в лучах полуденного солнца, или зеленных холмах, делающих то же самое в тех же самых лучах. Снова была весна, как три года назад, и казалось, вся жизнь вновь лежала перед нами — прямо на этой бетонной дороге, петляющей между холмов, и влекущей к неизвестным, скрытым за горизонтом высотам.

Так мы и ехали, погрузившись в безмятежность. Дейзи то и дело тыкала пальчиком в мелькавшие по сторонам вывески, а я кивал, хмыкал или отвечал «Угу». Мы провели в дороге уже четыре часа, так что мне давно хотелось остановиться и размять ноги, и вскоре для этого нашелся отличный повод. Огромную вывеску трудно было не заметить. Я не смог бы сделать этого, даже если захотел, потому что Дейзи заверещала мне прямо в ухо:

— Ой, милый, смотри!

И чуть ниже, более мелкими буквами.

Само собой, я не мог прочитать это, когда проносился мимо на скорости в 60 миль в час. После того, как Дейзи стиснула мне плечо, я остановился неподалеку, и тем временем пока она изучала плакат, принялся разглядывать большое, каркасное здание. Оно ничем не отличалось от дюжины прочих, виденных нами за время пути, и относилось к классическому типу домов, населенных всяческими «мудрецами», «медиумами» и прочими «парапсихологами». Шарлатанами того сорта, которые кормятся за счет туристов. Но хозяин этого дома, по крайней мере, проявил выдумку, предлагая кое-что новенькое. Примерно так я размышлял.

Тем временем Дейзи, вполне очевидно, успела подумать куда как о большем.

— Ох, дорогой, давай туда заглянем.

— Что?!

— От этой езды у меня все затекло. И я очень проголодалась, а у них могут быть хот-доги.

Собственно, в этом вся Дейзи. Дейзи-садистка. Дейзи — любительница ужасов. Ей ни на минуту не удалось меня одурачить. Я слишком хорошо знал вкусы своей благоверной. Страх для нее — как наркотик. О чем говорить, если за завтраком на следующее утро после нашей свадьбы она принялась вслух зачитывать детали какого-то очередного хладнокровного убийства? Она постоянно раскидывала по дому журналы со страшилками. И вскоре начала пытаться втянуть в это меня. Но у ее увлечения имелась еще одна раздражающая сторона — стоило мне закрыть глаза, как я тут же слышал в голове ее бормочущий, наполненный возбуждением голос, вещающий об очередных похождениях Кливлендского расчленителя или обстоятельствах кровожадного убийства.

По всей видимости, вкус моей жены не могла смутить никакая, пусть самая очевидная пошлость. Даже эта полуразвалившаяся хибара, в свои лучшие годы мало отличимая от хлева, — обычная, украшенная крикливой вывеской дыра — манила ее. И причиной тому были два слова: «Дом с привидениями». Возможно, именно это ждет наш брак. И я буду радовать Дэйзи, гоняясь за ней в черной маске вокруг дома, мурлыча под нос, как простуженный Бела Лугоши, и то и дело поглаживая ее лезвием топора.

Пытаясь хотя бы отчасти передать пафос своих размышлений, я произнес:

— Что за блажь?

Но это была заранее проигранная битва. Дейзи уже открывала дверь машины. На ее лице, причудливо искривив губы, расцвела улыбка. Похожую улыбку я видел на лице жены всякий раз, когда она читала очередную сводку свежих убийств. И в том, как изгибался ее рот, было что-то неприятное, напоминающее голодное и хищное выражение морды кошки за мгновение до того, как та кинется на малиновку.

Но что с того? В конце концов, у нас был второй медовый месяц, и сейчас не время портить то, что я едва успел исправить. Потратим полчаса здесь, а после отправимся в Валос.

— Ну же!

Вынырнув из размышлений, я обнаружил, что Дейзи одолела уже половину пути до крыльца. Заперев машину, я бросил ключи в карман и успел нагнать жену прежде, чем она дошла до двери. Во второй половине дня стало пасмурно, и на солнце набежали облака. Дейзи нетерпеливо постучала. В лучших традициях «до-мов-с-привидениями», последовала драматическая пауза, и лишь затем дверь медленно открылась. Можно было ожидать, что вслед за этим наружу выглянет зловещее, украшенное гадкой усмешкой лицо. Без сомнения, Дейзи предвкушала что-то в этом роде.

Но вместо ожидаемого получила В. К. Филдса.

Ну, или почти. Нос человека был немного короче и не такой красный. Щеки тоже худее, однако и костюм, и прищур, и двойной подбородок соответствовали традиции. А более же всего соответствовал ей голос «истинного джентльмена».

— Ох. Заходите, заходите. Рад приветствовать вас в особняке Клувы. — Движением сигары он пригласил нас войти. — Двадцать пять центов, прошу вас. Большое спасибо.

В холле было темно. Действительно темно, да к тому же повсюду витал противный затхлый запах, однако я готов был биться об заклад, что на самом деле дом не одержим никем, кроме тараканов. Наш комичный друг мог бы попытаться переубедить меня, но, в конце концов, это было представление для Дейзи.

— Слегка поздновато, но думаю, нам хватит времени провести экскурсию. Вы не успели совсем немного — буквально пятнадцать минут назад я отпустил большую группу из Сан-Диего. Они приехали специально, чтобы осмотреть особняк Клувы, так что заверяю вас, вы не зря потратите свои деньги.

Отлично, приятель, давай-ка поменьше заверений и побольше дела. Выпускай своих зомби, встряхни хорошенько мою женушку, и мы двинем дальше.

— Но чей призрак живет в этом доме и откуда он здесь появился? — спросила Дейзи.

Как обычно, мастер оригинальных вопросов. Подобное остроумие вполне в ее духе. Просто-таки полна сюрпризов.

— Видите ли, леди. Мне часто задают этот вопрос, и я всегда с охотой берусь на него ответить. Этот дом построил Иван Клува — не знаю, помните ли вы его? — русский режиссер, который перебрался сюда в 20-х, в славные дни немого кино, вскоре после того, как Демилль добился первого успеха со своими постановочными картинами. Клува был «эпической» личностью. Получить контракт здесь ему позволила хорошая репутация в Европе. Он выстроил этот дом и обосновался в нем вместе с женой. В голливудской колонии было не так много тех, кто помнил его имя. По большому счету, за душой у него не было ни одного фильма.

Поэтому первое, что он сделал по приезде — спутался с множеством иностранных культов. Таким способом он хотел напомнить о себе. В Голливуде в ту пору водилось вдоволь странных личностей. Дикие вечеринки, наркотики, скандалы всех сортов и кое-что из того, о чем не принято говорить при посторонних. Он связался с сектой дьяволопоклонников — не тех, что обретаются в нескольких кварталах отсюда, а настоящих.

Мне думается, на этой почве он слегка повредился рассудком. Потому что в одну ночь, после некоторых приготовлений, убил свою жену. Он расположил ее в верхней комнате, на некоем подобии алтаря. Взял топор и отрубил голову. И с тех пор его никто не видел. Полиция нагрянула в дом лишь двумя днями позже. Они, само собой, обнаружили тело, но так и не смогли установить, куда скрылся Клува.

Может быть, он выбросился из окна в расположенное позади дома ущелье. Может быть — мне доводилось слышать и такие истории — он убил жену в качестве своего рода жертвоприношения, чтобы суметь перенестись. Некоторые из членов секты подверглись допросу, и они рассказали множество диких историй о свершаемых ими обрядах, а так же о сущностях, которые обещали своим последователям награды за человеческие жертвоприношения. Одной из таких наград была возможность перенестись с Земли. Понимаю, это звучит достаточно безумно, однако при обыске полицейские обнаружили пугающую статую, укрытую втайне от чужих глаз в расположенной за алтарем нише. Кроме того, они сожгли множество отвратительных вещей и книг, обнаруженных в особняке. После чего дьявольская секта была изгнана из Калифорнии.

Когда вся эта нездоровая чепуха скатилась в невозможную банальщину, я поморщился. Несмотря на то, что сейчас я лишь второразрядный сочинитель гэгов, даже мне хватило бы фантазии с ходу придумать гораздо лучшую историю, чем этот выдаваемый за чистую монету бред, и обыграть ее с большим мастерством, нежели, несмотря на ежедневную практику, это вышло у нашего сказителя. Слишком вяло, слишком скучно, слишком неправдоподобно. Все это звучало, как худшая «страшная история» в мире.

Если только.

Вдруг меня осенило. А что, если эта история действительно была правдивой? Может быть, в этом все дело? В конце концов, если подумать, в рассказе не было ничего сверхъестественного. Всего лишь помешавшийся русский, который зарубил свою жену. Такое случалось не однажды, психиатрическая практика полна подобных записей. И почему бы нет? После чего наш комический друг честно приобрел дом, состряпал историю о призраках и теперь зарабатывает на этом денежки.

Похоже, моя догадка оказалась верна, потому что тут старый зануда опять забубнил:

— С тех пор, мои друзья, особняк Клува долгое время стоял заброшенным и необитаемым. Хотя, один обитатель у него все же был. В нем поселился призрак. Да-да, призрак миссис Клува — Женщина в белом.

Ха! И всегда это Женщина в Белом. Почему бы, например, не в Розовом, или Зеленом? Звучало как название дешевой пьески. Отчего выглядело вдвойне забавнее, когда толстяк попытался для пущего эффекта понизить голос.

— Каждую ночь по верхнему коридору она приходит в комнату убийства. Ее рассеченное горло сияет в лунном свете, когда она вновь опускает голову на испятнанный кровью жертвенный камень, делает последний вздох и с криком страдания растворяется в холодном воздухе.

Ты хотел сказать, в горячем воздухе, приятель.

— Ох, — произнесла Дейзи. — Неужели это правда?

— Как я говорил, дом долгие годы был заброшен. Но случалось, что внутрь вламывались бродяги. Они рассчитывали провести здесь ночь, но оставались несколько дольше. Потому как наутро их всегда находили в одном и том же месте — обезглавленными на алтарном камне.

Я хотел было воскликнуть: «Да неужели?!» — но моя лучшая часть все же взяла вверх. Дейзи же, едва ли не высунув язык от восторга, искренне наслаждалась происходящим.

— Вскоре уже никто не забредал сюда. Даже бездомные перестали привечать это место. Владельцы отчаялись его продать. Но затем дом арендовал я. Мне показалось, что его история должна привлечь посетителей — откровенно говоря, это был чистой коммерческий расчет, ведь я деловой человек.

Да что ты говоришь, дружище. Лично мне кажется, что ты редкое трепло.

— А теперь, вам, наверное, не терпится увидеть место убийства? Следуйте за мной, пожалуйста. Вверх по лестнице, прямо вот сюда. Я сохранил все в точности, как было, и уверен, вам будет любопытно взглянуть.

Пока мы поднимались по темной лестнице, Дейзи меня ущипнула.

— Сладенький, ты взволнован?

Мне совсем не нравится, когда меня называют «сладеньким». А мысль о том, что Дейзи находит нечто «волнительное» в разыгрываемом перед нами нелепом фарсе казалась мне почти тошнотворной. В тот момент мне хотелось прикончить ее собственными руками — возможно, в свое время Клува испытывал нечто подобное.

Под скрип лестницы, при мрачном, с трудом пробивающемся сквозь пыльное окно свете, мы двигались по темному коридору за нашим ковыляющим вожатым. Раскачивая стены дома, снаружи завывал ветер.

Дейзи нервно захихикала. Во время фильмов ужасов, наблюдая за тем, как чудовище входит в комнату к спящей девушке, она всегда крутила мою запонку. Что-то похожее происходило с ней и сейчас — нечто вроде легкой истерики.

Что же до меня, то я был взволнован не больше, чем чучело рыбы на стене ломбарда.

Псевдо-Филдс открыл дверь в конце коридора и принялся возиться внутри. Мгновением позже он зажег свечу и пригласил нас войти. Стоит признать, эта комната выглядела немного лучше. Тут явно приложили фантазию. Свеча эффектно рассеивала окружающий мрак, рождая тени и заставляя их расползаться по углам.

— Ну вот, мы и на месте, — прошептал он.

И мы действительно были на месте.

Я не медиум, и даже не обладаю бурным воображением. Но когда я зашел в комнату, я вдруг понял, в ней все по-настоящему. Это не обман. В воздухе разило убийством. Тени властвовали в этом царстве смерти. Здесь было холодно, словно в склепе. Свеча высветила большую кровать в углу, затем свет сдвинулся к центру и открыл взгляду чудовищный предмет. Жертвенный камень.

Он представлял собой нечто вроде алтаря. За ним в стене располагалась ниша, и я почти вообразил статую, что некогда ее занимала. Как именно она выглядела? Перевернутая и распятая летучая мышь? Кажется, сатанисты использует что-то похожее. Или какой-то другой, гораздо более пугающий идол? Полиция уничтожила ее, но камень все еще был здесь, и в свете свечи я различил на нем пятна. Они потеками спускались по внешней стороне.

Дейзи придвинулась ко мне ближе, и я почувствовал, что она дрожит.

Комната Клувы. Мужчина с топором, удерживающий на камне дико испуганную женщину; в его глазах пылает безумие, а рука все крепче сжимает топор.

— Это произошло здесь. В ночь двенадцатого января тысяча девятьсот двадцать четвертого года Иван Клува убил свою жену этим.

Стоя в дверях, толстяк бубнил наизусть заученные слова. Но по какой-то неведомой причине, я ловил каждый его звук. Здесь, в этой комнате, все, что он говорил, обретало плоть. Мужчина, его жена и убийство. Смерть это лишь слово, которое ты каждый день читаешь в газете, но приходит день, и оно становится явью, пугающей явью. Его нашептывают черви, прокладывая путь внутри твоих ушей. Убийство это тоже только слово. Оно обладает могуществом смерти, и тот, кто овладеет этим могуществом, становится подобен богу. Убийцы равны богам. Они способны забирать жизни. Есть что-то вселенски отвратительное в этой мысли. Краткая вспышка пьяной ярости; порыв гнева; безумие рукопашной схватки; несчастный случай; автокатастрофа — все это части жизни. Но человек, любой человек, который живет с мыслью о смерти; кто продумывает и тщательно планирует хладнокровное убийство.

Сидит здесь за ужином, смотрит на жену и говорит:

— Полночь. Тебе осталось жить пять часов, моя дорогая. Всего пять часов. Никто этого не знает. Не знают твои друзья. Не знаешь ты сама. Только я — я один знаю. Я и Смерть. Я и есть Смерть. Да. Для тебя. Я обездвижу твое тело и разум. Стану твоим хозяином и повелителем. Ты родилась и прожила свою жизнь лишь для этого короткого мгновения моего превосходства. Я управляю твоей судьбой. Ты существуешь лишь затем, чтобы я мог тебя убить.

Да, это отвратительно. Этот камень, и этот топор.

— Поднимись наверх, дорогая.

И за этими словами в его мыслях прячется насмешка. По темной лестнице в темную комнату, где ожидают топор и алтарь.

Я удивился бы, если он ее ненавидел. Нет, мне кажется, нисколько. Если история правдива, он принес ее в жертву ради своей выгода. Она просто оказалось для этого наиболее удобной и подходящей. Должно быть, его кровь была холодна, как вода под шапками вечной мерзлоты.

И вот комната, где все произошло. Я мог почувствовать здесь его, и точно так же я чувствовал ее.

Да, это даже забавно. Сейчас я чувствовал ее. Не как нечто материальное и осязаемое, но как некую силу. Что-то, что прожигает взглядом спину, но исчезает, едва обернешься. Что-то прячущееся в глубине теней, сокрытое внутри жертвенного камня. Плененный дух.

— Здесь я умерла. Здесь окончилась моя жизнь. Одна минута. Вот я жива и ни о чем не подозреваю. А вот я уже низвергнута в предельный ужас Смерти. Клинок топора прошел сквозь мое наполненное жизнью горло и отсек ее от меня. Теперь я лишь жду. Жду кого угодно, потому что у меня не осталось других желаний, кроме мести. Я не личность и не дух. Я просто сила — та сила, что была создана, когда жизнь покинула мое перерубленное горло. И лишь одно чувство наполняет меня с момента смерти, чувство всеобъемлющей, космической ненависти. Ненависти к внезапной несправедливости того, что со мной произошло. И когда я умерла, родилась эта сила. Она — это все, что после меня осталось. Ненависть. Сейчас я жду, но придет время, когда я смогу дать ненависти выход. Убивая, я чувствую, как ненависть растет во мне, обретает плоть и крепнет. И на короткое мгновение вместе с ней расту, обретаю плоть и крепну я. Могу вновь ощутить себя настоящей, хотя бы ненадолго примерить одежды жизни. Лишь окружая себя ненавистью, я могу выживать в смерти. И вот я крадусь, крадусь здесь в комнате. Останьтесь подольше, и я вернусь. Найду ваше горло, ударю по нему клинком и вновь ощущу экстаз реальности.

Старый зануда продолжал раскручивать историю, но, погруженный в собственные мысли, я не слушал его. Неожиданно что-то сверкнуло в его руках, застыв неподвижной тенью в свете свечи.

Топор.

Я почувствовал еще прежде, чем услышал, как Дейзи выдохнула:

— Оооох!

Опустив взгляд, я увидел два голубых зеркала ужаса, в которые превратились ее глаза. Если даже я вдоволь заморочил себе голову, то можно было представить, что успела навыдумывать она. Старикан продолжал вещать, при этом поигрывая в руках топором, чья отточенная до остроты лезвия кромка полностью приковала к себе мой взгляд и мысли. Все вокруг перестало существовать, когда я смотрел на этот символ Смерти. Вот она, единственная причина всего произошедшего — не безумный мужчина, и не несчастная женщина, но топор. Орудие, несущее забвение. В тот момент мне казалось, что ничто в мире не сравнится с ним по величию: ни разум, ни власть, ни любовь, ни даже ненависть.

Мужчина опустил топор на пол, и я перевел взгляд, ища глазами Дейзи, вернее что угодно, лишь бы прогнать из сознания этот притягивающий образ и рождаемые им черные мысли. И тут я увидел лицо своей жены — по выражению застывшего ужаса оно напоминало маску Горгоны.

Она начала оседать на пол, но я успел ее подхватить. Толстяк наблюдал эту сцену с искренним изумлением.

— Моей жене дурно, — сказал я.

В ответ он принялся моргать. И проделал это не один десяток раз. При этом выглядел даже отчасти польщенным, по всей видимости, записав случившееся на счет мастерски рассказанной истории.

Что ж, очевидно планы менялись. Теперь мы вряд ли успеем добраться до Валоса даже к вечеру.

— В доме есть место, куда ее можно положить? — спросил я. — Только не в этой комнате.

— В спальне моей жены. Она дальше по коридору.

Жены? Да неужели? Как там говорил этот мошенник — никто не остается здесь после темноты?

Но сейчас было не время цепляться к мелочам. Я вынес Дейзи из комнаты и, растирая ладони, перенес, куда указал хозяин.

— Может, мне стоит позвать жену, чтобы она позаботилось о ней? — проявив внезапную чуткость, спросил он.

— Не нужно. Я управлюсь сам. Обычное дело — истерика, не в первой. Ей просто необходимо немного отдохнуть.

Он убрел прочь по коридору, а я, чертыхаясь, опустился на стул. Проклятая баба, это вполне в ее духе! Но делать нечего. В конце концов, Дейзи хотя бы молчала. И я решил дать ей поспать.

Двигаясь наощупь, я начал спускаться по лестнице. Но одолел лишь половину пути, когда по крыше забарабанила тяжелая дробь. Это могло обозначать лишь одно — погода Западного побережья решила в очередной раз проявить свой дурной характер. Весьма мило, подумал я, когда тьма снаружи поглотила последние остатки света.

Классический набор дешевой мелодрамы. Сколько раз я сам видел такое в кино. Молодая пара, запертая грозой в доме с привидениями. Загадочный хозяин. (Наш, пока что, с трудом претендовал на это звание, но кто знает, как повернется дело?) Проклятая комната. Лишившаяся чувств девушка, беззащитная и оставленная в спальне одна. И тут, в тройном слое грима, входит Борис Карлофф. «Гррррр», — говорит Борис. «Аааааааааа», — отзывается девушка. «Что такое?» — вскрикивает снизу инспектор Простофиля. Начинается погоня. «Бах! Бах!» Борис Карлофф вываливается в чердачный лаз. Девушка близка к ужасу. Герой близок к девушке. Золотой стандарт жанра.

Мне казалось, я ловко переиначил всю ситуацию на бурлескный лад. Однако, спустившись вниз, понял, что этим лишь попытался укрыться от одолевавших меня мыслей. Что-то темное и холодное пыталось проникнуть в мой разум, а я стремился уберечься от этого. Что-то связанное с Иваном Клувой, его женой и топором. Предположим, здесь действительно были привидения, а Дейзи лежала сейчас там одна и…

— Яйца с ветчиной?

Что за…

Я развернулся на месте. Передо мной стоял толстяк-хозяин.

— Я говорю, не желаете ли вы яичницы с ветчиной? Кажется, погода испортилась надолго, и коль уж ваша супруга отдыхает, нет ли у вас желания присоединиться ко мне и моей жене за ужином?

Я готов был его расцеловать.

Мы прошли в заднюю часть дома. Жена владельца, как можно было ожидать, оказалось уже не молодой, скромно одетой женщиной. Место, где мы расположились, выглядело уютным; несколько смежных комнат были объединены в нечто, наподобие отдельной квартиры. Осматриваясь вокруг, я начал даже понемногу проникаться уважением к хозяину, потому как, при недостатке финансов, ему удалось вполне неплохо устроиться. К тому же, его жена великолепно готовила.

На улице грохотал ливень. И я был счастлив, что нахожусь внутри, в тепле и при свете, а не посреди окружившего дом буйства стихии. Миссис Кинан — а толстяк отрекомендовался как Гомер Кинан — предложила мне отнести немного бренди Дейзи наверх. Я запротестовал, но мистер Кинан, навострив уши, поддержал идею, выразив мысль, что мы и сами могли бы выпить понемногу. «Немного» оказалось полугаллонным кувшином отличнейшего персикового бренди, и мы наполнили наши стаканы. Дожидаясь, пока ужин будет готов, мы наполнили их снова. А потом еще раз. Выпивке удалось прогнать мучившие меня темные мысли, или почти удалось. И все же, пытаясь развеять их окончательно, я втянул Кинана в разговор, решив, что лучше унылая беседа, чем унылые, проедающие рассудок размышления.

— После того, как карнавал свернулся, я вышел из игры. Провернул последнее дельце в Тиа и смылся, потому что моей миссис надоело скитаться и захотелось где-нибудь осесть. В любом случае, палаточный бизнес в этой стране доживает последние деньки. В общем, как уже говорил, по старым временам я знал одного малого — Фейнгербер ему имя — он-то и показал мне этот дом. Конечно, Иван Клува действительно жил тут и действительно зарубил свою жену. Алтарь и топор тоже настоящие, я получил разрешение их сохранить. Так что здесь вроде музея. Но вся эта история с призраком — чистой воды выдумка. Замануха, если хотите. Хотя и неплохо сыгранная. Случалось, в некоторые выходные мы работали по десять часов без передыху. Да, были денечки! Как насчет еще тяпнуть этой бормотухи? Хорошая штука. Я покупаю ее у мексикашек, которые живут чуть выше по дороге.

Пламя. Пламя бушевало в моей крови. Что значит, история про призрака — выдумка? Стоило мне лишь зайти в ту комнату, как я ощутил запах убийства. Я чувствовал ЕГО мысли. А после почувствовал и ЕЁ. Ненависть просто-таки наполняла помещение, и если это был не призрак, то что же? Что породило захватившие мою голову черные мысли? Мысли о топоре, ненависти и лежащей наверху беззащитной Дейзи. Пламя опьянения горело в моей голове. Но пока было еще недостаточно сильным. И я все равно продолжал думать о Дейзи; испуганный, охваченный странной дрожью, я не мог больше ждать. Представляя ее одну, там наверху, окруженную бурей, рядом с комнатой, где произошло убийство — я знал, мне нужно подняться к ней.

Как полоумный, пробормотав что-то о том, что мне нужно приглядеть за женой, я встал и направился в темноте к лестнице. Дрожь не покидала меня до тех пор, пока я не вошел в комнату, где она спала, и не увидел, как спокойна и безмятежна она в своем сне. Дейзи даже улыбалась. Ничто не беспокоило ее. Ни призраки, ни страшные орудия убийства. Наблюдая за ней, я вдруг почувствовал всю нелепость ситуации, но мне потребовалось еще некоторое время, прежде чем я вновь полностью овладел собой.

На обратном пути выпивка внезапно ударила мне в голову, и я моментально опьянел. Дурные мысли разом покинули сознание, после чего пришло облегчение.

Тем временем Кинан не давал моему стакану высохнуть, и когда я проглотил уже налитое, быстро среагировал и наполнил его вновь. Удобно расположившись, мы устроили настоящий праздник трепа.

Словно раскрученный ветром флюгер, я никак не мог остановиться на определенной теме. Все перемешалось в моем рассказе. Я излагал историю своей жизни. Говорил о неудачных писательских делах; о нашем с Дейзи романе.

Я излился в самой настоящей исповеди, выдав все подчистую. Про неудавшийся брак, наши ежедневные ссоры, бесконечные придирки от Дейзи. О том, как она цеплялась ко всему, чего не коснись: машине, страховке, Джинн Кори. О ее раздражающих привычках. После чего, наконец, добрался до нашего путешествия. Я хотел объяснить про второй медовый месяц, но тут какое-то чутье заставило меня заткнуться.

Между тем Кинан слушал меня с видом умудренного жизнью человека, но в итоге сам не удержался вставить несколько замечаний по поводу странностей уже его супруги. Мой рассказ о нездоровой любви Дейзи ко всему пугающему напомнил ему, как он, в противоположность, уличил собственную жену в чрезмерной робости. Это открылось после того, как он рассказал ей, что история с привидением — всего лишь выдумка, но даже несмотря на это она опасалась в одиночестве после полуночи подниматься на второй этаж и проходить мимо проклятой комнаты.

В ответ на его замечание миссис Кинан возмутилась и принялась все отрицать. Она уверяла, что может подняться вверх в любое время. В совершенно любое время.

— Как насчет сейчас? Отчего бы тебе не взять и не отнести лежащей наверху бедняжке кружку кофе? — голос Кинана прозвучал так, будто бы он отправлял Красную Шапочку навестить больную бабушку.

— Не стоит труда, — заверил его я. — Дождь стихает. Скоро Дейзи проснется. И мы продолжим наше путешествие в Валос.

— Думаете, я струсила? — спросила миссис Кинан, уже взявшись за кофейник. Руки ее дрожали, но она все же справилась.

— Вовсе нет…

— Вы, мужчины, вечно толкуете глупости о своих женах. Я докажу вам!

Она взяла кружку, красноречиво оттопырила свой зад, минуя Кинана, и скрылась в темноте прихожей.

Тут меня хорошенько встряхнуло, и я вмиг протрезвел.

— Кинан, — прошептал я.

— Штотакое?

— Кинан, мы должны ее остановить!

— Чего ради?

— Вы когда-нибудь сами поднимались наверх ночью?

— Кнешно нет. Накйчерт мне это. Ни разу.

— Так откуда вы знаете, что история про призрака — выдумка? — я говорил быстро. Очень быстро.

— Што?

— Я говорю, возможно, он действительно существует.

— Да ну, бросьте!

— Кинан, послушайте же. Я почувствовал что-то, когда мы были наверху. Вы живете здесь и не обращаете внимания, но я отчетливо ощутил это. Женская ненависть, Кинан! — я уже почти кричал.

Сграбастав из кресла, я силой вытолкал старика в прихожую. Я хотел остановить ее, потому что был чертовски напуган.

— Та комната наполнена предчувствием зла, — пытался объяснить я то, что ощутил в мыслях мертвой женщины, для которой смерть стала сюрпризом и которая оставила после себя лишь силу ненависти. Ненависти бестелесной, но пылающей единственным желанием — овладеть орудием собственного убийства и принести месть.

— Остановите свою жену, Кинан! — закричал я. — Остановите ее!

— А как насчет вашей жены? — хихикнул старик. — Кроме того, — произнес он, косясь на меня с усмешкой, — я скажу вам кое-что, в чем не признавался никому. Все это ложь.

Он хрипло откашлялся, после чего продолжил.

— Не только история про привидение. Но и прочее. Не было никакого Ивана Клувы и его жены. Не было убийства. А алтарь — всего лишь камень с бойни. Топор купил я. Ни убийства, ни призраков — нечего бояться. Просто хорошая шутка, которая приносит немного денег. Все выдумка!

— Не может быть! — закричал я, и черные мысли вновь вцепились в мой разум. Я пытался затащить старика на лестницу, понимая, что уже поздно, но еще надеясь что-то сделать, когда.

Раздался крик.

Я слышал, он доносился из комнаты в конце коридора. Чуть позже крик прозвучал вновь, уже на вершине лестницы, и в этот раз перешел в бульканье. Тьма наверху качнулась, от нее отделился силуэт. И следом что-то скатилось по лестнице: бам, бам, бам. Звук был похож на удары резинового мяча. Но это был не мяч — перед нами лежала женщина. Мертвая женщина, в разрубленной шее которой все еще торчало орудие ее убийства.

Увидев это, мне захотелось немедленно развернуться и броситься прочь, но нечто, засевшее в моем мозгу, не позволило. Вместо этого я лишь замер, наблюдая за тем, как Кинан в ужасе смотрит на мертвое тело своей жены. Из моего рта сам собой посыпался лепет:

— Я ненавидел ее… вы просто не понимаете, все эти бессчетные маленькие придирки… к тому же, Джинн ждала… она была застрахована… если бы это случилось в Валосе, никто бы не узнал… как несчастный случай, только лучше.

— В этом доме нет призраков, — пробормотал Кинан. Он даже не слушал меня. — Нет тут никаких призраков!

Я уставился на перерубленное горло.

— Когда я увидел топор, а Дейзи стало плохо, мне и пришла эта мысль. Сперва напоить вас, а потом вынести ее наружу, так что вы бы ничего не узнали.

— Что ее убило? — прошептал он. — Здесь нет привидений!

Я вновь подумал о своей теории про женскую ненависть и жажду мести, что сильнее смерти. О той силе, что взяла топор и расправилась с миссис Кинан, хладнокровно наблюдая, как та падает вниз. Чувствуя, как насмешливая песенка в моем мозгу становиться все громче, принуждая меня говорить, я поднял глаза в темноту.

— Теперь здесь есть призрак, — прошептал я. — Видите ли, когда я поднимался к Дейзи второй раз, то зарубил ее этим самым топором.