Распутин наш. 1917

Глава 10 Ад пуст. Все черти здесь…

— Что вы можете сказать, коллега, — нарочито церемонно обратился Григорий к Анне, крутя в руках газету с прочитанным объявлением, — насчёт общеизвестных произведений популярных авторов с названием «Буря»? Блесните эрудицией, озарите огнём просвещения потёмки моего невежества.

— Первое, что приходит в голову — это Пушкин:

— Нет, вряд ли… Что ещё?

— Есть Боратынский…

— А у него что? К своему стыду, не знаком.

— И это не то…

— Что за шараду мы разгадываем?

Анна закончила перебинтовывать голову штурмовика, в лоб которому по касательной прилетела пуля крошки-браунинга, рассекла кожу, чуть не сняла скальп, контузила, но не убила. Распутин молча протянул газету.

— Сомневаюсь, что автор сего объявления хорошо знаком с русской классикой, — произнесла она, прищурив глаза, словно пытаясь между газетных строк обнаружить правильный ответ. — В Европе очень популярен Шекспир со своим «The Tempest». С начала войны слова принца Фердинанда «ад пуст, все дьяволы сюда слетелись» из этой пьесы наиболее охотно цитируют в газетах.

— Прекрасно! — щелкнул пальцами Григорий. — Аня, ты — гений! Пробуем!

Распутин шлёпнул по щеке оглушённого штурмовика, надёжно связанного и мирно сопящего в углу прихожей, продекламировал заветную фразу сначала на немецком, потом на английском. По суматошно бегающим, не понимающим глазам убедился, что солдат ничего не знает про пароли. Задумался…

— Два варианта, — произнёс он, ловко перезаряжая браунинг, — или мы что-то упустили, или нам попался абсолютно неграмотный пленный.

— Не думаю, что такие пароли будут известны простому барбосу, знающему всего две команды — «фас» и «фу», — усмехнулась Ревельская. — Уверена, что даже его командир не посвящён в игры разведок.

— Скорее всего, — пробормотал Распутин, закончив возиться с пистолетом, — но попробовать нужно. От этих молодцев толку никакого.

— Что ты хочешь с ними сделать?

— Один с затычкой в башке пусть отдыхает — он всё равно не транспортабельный. А второго — отпустим, снабдив соответствующей запиской. Даже если мы не угадали, и они ничего не поймут, это поможет задержать их на некоторое время, необходимое для нашего очередного волшебного перевоплощения…

Офицеры в это время увлеклись разработкой предстоящего штурма квартиры. Заметив выкатившегося из парадного шютце Ноймана, удивились, ранее зачислив его в безвозвратные потери. Дёниц и Кейтель долго вертели в руках полученную записку, начертанную аккуратным женским почерком.

— Что это значит?

— Возможно, это про нас…

— В таком случае, кто такой Вальтер, и почему эта записка передана с нашим Нойманом? — из Дёница посыпались вопросы, как горох из дырявого мешка. Более искушённый штабист Кейтель помрачнел.

— Записку надо доставить нашему атташе в посольство. Будем ждать разъяснений и только потом действовать…

— Сколько их там? — Дёниц адресовал свой вопрос штурмовику.

— Я видел только двоих — парализованного старого деда и служанку.

— Хочешь сказать, что вас, специально подготовленных егерей, понюхавших пороха, уложила прислуга?

Шютце Нойман густо покраснел, пряча разливающийся под глазом синяк.

— Свободен, — скомандовал Кейтель. — Я отдам приказ задерживать горничных, выходящих из подъезда. Временно разместим наш штаб в кафетерии на соседней улице и разрешим караульным греться по очереди — чертовски холодно…

— Не пущу! Ты один и раненый, а их там с десяток. Верная смерть!

Анна смотрела дерзко. Губы сжались в струну, ноздри раздувались от частого дыхания, рука, такая с виду нежная и маленькая, намертво вцепилась в воротник Распутина.

— Они не у себя дома, и я — не мальчик для битья, — Григорий медленно, но твёрдо освободил свою одежду, — им не с руки превращать центр Стокгольма в поле боя, а я ничем не ограничен. И не забывай, что у меня в активе опыт четырёх поколений офицеров специальных операций по работе в населенных пунктах. В конце концов, нас учили… Я сам учил, как вести себя и сражаться в частично недееспособном состоянии.

Анна разжала кулак и опустила голову.

— Так нельзя, — неожиданно всхлипнула она совсем по-детски, — нечестно. Я никому не позволяла рисковать жизнью ради меня!

— Ну какая же это жертва? — улыбнулся Распутин и удивился тому, каким гневом загорелись её глаза. — Всё-всё! Молчу! Обещаю вести себя хорошо и не безобразничать, не рисковать и не нарываться. Ты, главное — доставь «бабушку» в целости и сохранности. Она нам должна еще одну сказку на ночь. Ну, с Богом!

Сжимая в кармане мужской курточки трофейный женский «браунинг», Ревельская, загримированная под мальчишку, сжавшись, словно пружина, прикусив губу, наблюдала, как деловито, не спеша Распутин выходит из парадной, как оборачиваются и рысят к нему трое штурмовиков, а он, бросив взгляд на двери парадной, резко ускоряет шаг и исчезает за поворотом, как сразу же срываются с места еще четверо и, не скрывая своих намерений, опрометью бросаются вслед. «Клюнули!»

— Послушайте, уважаемый! Постойте! Простите! Можно вас на минуточку? — голосили немцы, пробегая мимо дверей.

«Всё хорошо. Всё идёт по плану», — прошептала Анна, унимая дрожь в коленках, толкая двери и вытаскивая коляску с мирно посапывающим банкиром, загримированным под дородную матрону.

Чувствуя, как прожигает спину взгляд штурмовика, сопровождающий удаляющуюся коляску, Ревельская, пересиливая горячее желание припустить со всех ног, пошла нарочито медленно, прогулочным шагом, стараясь всем своим видом излучать беспечность и скуку подростка, вынужденного проводить время с больной, старой родственницей. «Смотрит, не отворачивается», — констатировала она, притворно нагнувшись, чтобы завязать шнурок на ботинке, и похолодела. Немец, уставившись на парочку «внук-бабушка», бросил папироску и сделал первые два шага наперерез. На противоположном конце улицы вдруг часто-часто затрещал пистолет. Штурмовик, развернувшись на ходу, со всех ног бросился на звуки выстрелов. Анна, оставив коляску, тоже автоматически сделала несколько шагов в том направлении, но вовремя одумалась, остановилась, вернулась к банкирской тушке и, проклиная её всеми женскими проклятиями, потащила вниз по улице, подальше от горячего места, вытирая кулаком маленькие солёные слезинки, катившиеся по щекам и не желавшие останавливаться.

Распутин вышел из парадного, насмешливо посмотрел на толпу штурмовиков, лицами похожую на гопоту девяностых, а одеждой — на клуб джентльменов, глянул на вечно затянутое тучами небо, поднял воротник и быстрым шагом пошёл прочь от этой кучки. Казалось, он испугался. Топот и шумное дыхание сзади подтвердили правильность манёвра — сработал стадный охотничий инстинкт, и дежурная смена соглядатаев увязалась за ним.

— Эй, стой! Стой, кому говорят, — ударил в спину прокуренный голос.

Распутин усмехнулся, прибавил шаг, а потом резко нырнул в подворотню и сразу же припустил со всех ног, слыша сзади тяжёлый топот и гневные выкрики. «Их всего трое. Плохо. Надо бы побольше на себя оттянуть, иначе Аня не прорвется. Стоять! Потанцуем, господа!..»

Первого, самого шустрого, он сбил с ног дворовой подсечкой, притаившись за выступом. Следующий за ним, увидев противника прямо перед носом, резко перешёл в режим торможения, старательно выдёргивая пистолет из кармана пальто. Завершить эту операцию ему удалось только при активном содействии Григория. На запястье штурмовика легла правая рука Распутина, на плечо — левая, а тело, влекомое инерцией, усиленной рычагом противника, перешло в свободный полёт, закончившийся в ближайшей стенке. Пальцы солдата сами собой разжались, а вынутый «ствол» перешёл в разряд трофеев. Третий штурмовик добежал до подворотни уже вооруженным. Распутин еле успел отпрыгнуть обратно за колонну, как в разные стороны полетела штукатурка, грязные ошмётки, и только потом по ушам резануло характерное гавканье Pistole 08 Георга Люгера.

— Ну вы посмотрите, какой обидчивый! — возмутился Григорий, передёгивая затвор трофейного парабеллума.

Штурмовик, держа прицел на уровне груди, двигаясь мягким приставным шагом, сместился к противоположной стенке, открывая себе максимальный угол обстрела. Ещё шаг, и укрытие превратится в угол для наказания непослушных. Схватив за шиворот солдата, оглушённого после торможения о стену, Григорий с силой вытолкнул его на открытое пространство, а сам, присев, откинулся спиной на землю, выставив перед собой оружие.

Штурмовик правильно отреагировал на вылетевшее из укрытия тело и успел надавить на спусковой крючок, проделав в своём коллеге неплановую дырку. Следом откуда-то из под ног дважды сверкнуло пламя выстрела и дуэль закончилась с разгромным счётом 3:0 в пользу пришельца из XXI века.

Перевернувшись на живот, Распутин успел сделать контрольный «звонок» в затылок первому, самому шустрому преследователю, неудачно затормозившему о брусчатку, пока тот, отчаянно скуля, крутился на земле, держась за колено. Григорий встал, опираясь о стену и боясь глубоко дышать, чтобы не бередить рану, подобрал еще один трофей, проверил патрон в патроннике. «А теперь, ребятки, показательный урок стрельбы по-македонски!»

Два парабеллума, бьющих одновременно, развивают совокупную скорострельность восемь выстрелов в секунду, больше, чем пулемёт Мадсена. Это неприятное открытие сделала вторая группа, прибежавшая поддержать палящих в кого-то коллег и ворвавшаяся в подворотню без предварительной разведки. Рой свинцовых девятимиллимитровых ос, пребольно нажалив штурмовиков, заставил откатиться обратно за угол и организовать атаку по всем правилам, с должным уважением к противнику. Но было уже поздно. В подворотне, заканчивающейся развилкой, лежало три бездыханных тела агентов германской группы, куча стреляных гильз и личное оружие. Выглядело всё так, словно трое несчастных перестреляли друг друга. Во всяком случае, именно такой версии — к гадалке не ходи — будет придерживаться полиция Швеции, далёкая от шпионских игрищ воюющих сторон.

Благодаря учителям и собственному опыту работы в городах, Распутин, заранее изучив улицы и закоулки вокруг квартиры Суменсон, быстрым шагом передвигался по задним дворам шведской столицы. Перед последним поворотом, выводящим его на центральный проспект, остановился, перевёл дух, скинул доху, под которой оказалось тёмное пальто, снял парик, накладную бороду, вместо меховой шапки натянул на голову скуфейку и в новом облике, не спеша, двинулся в обратном направлении. Требовалось убедиться, что с Анной и банкиром всё в порядке. На ходу опустил руку в карман, пошарил и выругался. Вернулся обратно, проинспектировал внимательно все кармашки и складки, запрокинул голову и тихо зарычал от злости. «Раззява, пять нарядов вне очереди!» На ладонь под перчатку уютно закатилась свинчатка, левая рука обхватила рукоять самодельного личного оружия. «Ничего. Сам накосячил, сам и исправлю», — прошептал Распутин, ложась на обратный курс.

— Пятеро, — вздохнул Кейтель, оценив безрадостную картину в подворотне. — Итого, за пять дней — минус десять специально подготовленных солдат Рейха в мирной, нейтральной Швеции. Нам в штабе не простят такие потери.

— Зато теперь мы точно знаем, что нет никакого эскадрона казаков, — возразил Дёниц. — Он был один. Меня всё больше волнует, кто же этот сверхчеловек? Каким образом…

— Кажется, я опять опоздал, — перебил лейтенанта властный, звенящий голос, и в проёме подворотни появился невысокий, ладный мужчина в таком же кожаном плаще, как у моряка. — Простите, господа, спешу представиться — полковник Николаи. Записка, любезно переданная вами в посольство, предназначалась мне. Всего два часа назад прибыл в Стокгольм и вижу, как много я пропустил.

— Вы знаете, кто это был? — Кейтель встал, заложив руки за спину, и посмотрел на Николаи настолько независимо, насколько позволяла разница в чинах и возрасте.

— Разумеется, — лицо разведчика напоминало бетонную чушку с укрепрайона, такую же серую и бесстрастную.

— Но почему тогда вы нас не предупредили? — почти вскричал Дёниц.

— А как вы сами думаете, господа? — каменное лицо Николаи тронула неприветливая улыбка. — Я узнал о вашем существовании всего сутки назад. Некоторые умники Генштаба решили сыграть в свою игру, отодвинуть разведку в сторону, организовать параллельные оперативные органы, а создали только дополнительную головную боль мне и себе. Это я хочу спросить, почему вы, боевые офицеры, пошли на поводу диванных диверсантов? Почему не удосужились связаться любым способом со мной или моими людьми? Решили сами поиграть? Ну и как, удовлетворены результатом?

— Господин полковник! — Кейтель сделал шаг вбок, оказавшись наполовину скрытым за Дёницем, — вы несправедливы к отдавшим приказ и к нам. Смею вас уверить, что не было и нет преуменьшения значимости вашего управления, но есть подозрения об одном или нескольких предателях в ваших рядах. Поэтому мы получили специальную инструкцию к действию на тот случай, если наша работа…, наши дороги как-то пересекутся…

Сухой щелчок, словно звук плётки, прервал монолог Кейтеля, и он начал медленно опускаться, словно ввинчиваясь в брусчатку, покорно и безвольно ложась на землю, демонстрируя внезапно появившийся на виске кровоподтек и выпростав руки, в одной из которых был зажат маленький, почти игрушечный маузер М1910.

Дёниц, пытаясь поддержать оседающего капитана, охватил его руками, наклонился и успел лишь поднять глаза, как был сметён мощнейшей пощёчиной.

Вальтер, получив по голове чем-то твёрдым и тупым, чудом не потеряв сознание, даже не пытался сопротивляться, а наоборот, с каким-то мазохистским наслаждением опёрся руками и лбом о холодную стену, послушно раздвинул ноги и сильно-сильно сжал челюсти, чтобы стук зубов не выдал его настоящие чувства. Быстрые руки прошлись сверху вниз от кончиков перчаток до сапог, как опытный пианист по клавишам музыкального инструмента, обшарили карманы, изъяли оружие, документы, хлопнули разведчика по плечам и одним рывком развернули лицом к нападавшему.

— Вальтер, — прозвучал знакомый голос с издёвкой, — вы тоже решили поучаствовать в охоте на меня?

— Нет! — отрезал Николаи. — Я подал объявление в газету Aftonbladet и сам прибыл следом, чтобы установить контакт… А вы неосторожны, Gregor. Зачем так быстро возвращаться на место преступления?

— На поле боя, полковник, — поправил Распутин. — Вообще-то, даже не собирался, но, занимаясь вашими говнюками, обронил крайне важную вещь… Слава Богу, она быстро нашлась…

Перед глазами Николаи звякнула связка ключей.

— Вы только что убили офицеров кайзера!

— Из рогатки? Нереально. Будут жить. Хотя, один из них собирался вас грохнуть, Вальтер. Он для этого уже вынул пистолет, так что могли бы и поблагодарить. Впрочем, для капитана Кейтеля смерть в бою гораздо почётнее уготованной ему судьбы — дважды за карьеру пережить капитуляцию Германии, причем второй раз — быть повешенным, как военный преступник. Может, лучше добить? Чисто для спасения чести кайзеровского офицера…

— Про какую рогатку вы говорите?

— Про детскую. Смастерил на досуге. Как видите, пригодилась. Замечательное бесшумное оружие. Швыряется гайками и подшипниками. Находка для нинзя…

— Вы — демон, Gregor! Мою честь тоже собираетесь спасти посредством рогатки?

— А вы — неблагодарный, никудышный угадыватель, но, к сожалению, нужны мне живым, поэтому таковым пока останетесь. И вы, и Дёниц с Кейтелем… Чтобы не усиливать подозрения вашего начальства в предательстве. Разбирайтесь с ними сами. Пока сами…

Распутин с последними словами пнул лежащего на земле моряка, подававшего признаки жизни.

— Может быть, вы даже знаете, кто конкретно под меня копает в Генеральном штабе?

— Может быть, — загадочно произнес Григорий. — Но давайте я оставлю при себе хоть какую-то тайну, чтобы лично вам жить было интересней. Я сейчас уйду, а вы останетесь думать над своим поведением и действием ваших коллег. Раз приехали, советую тихо сидеть в посольстве, пока не получите ответ на своё газетное объявление. Оно будет исчерпывающе познавательным и любопытным.

— Позвольте!.. — попытался возразить Николаи, но не успел. Пространство с треском разломилось на части и погрузилось в темноту.

Ревельская, одетая и загримированная под мальчишку, неторопливо фланировала по стокгольмским улочкам в поиске места, где в очередной раз возможно быстро и незаметно преобразиться. Моментальная смена облика, как неотъемлемая часть оперативной работы, увлекла её, напомнив так любимые в детстве маскарады. Анне казалось, что она не наносит грим, а надевает шапку-невидимку, превращаясь в сказочного персонажа. Получалось волнующе, занятно и весело, не смотря на привкус смертельного риска, регулярно напоминавшего о себе танцующей под сердцем болью.

Банкир, превращенный обоюдными стараниями напарников в скандинавскую бабушку, тихо посапывал в инвалидной коляске, пребывая в мире Морфея после надёжной дозы снотворного, обещая находиться в состоянии овоща не менее часа и не мог помешать манипуляциям со своим внешним видом. Найдя безлюдный переулок, Анна сняла с него капор и женскую меховую шапочку, снегом смыла с физиономии «бабушкинский» макияж, водрузила на голову «родной» головной убор банкира, критично оглядев полученную скульптуру. «В сумерках — сойдёт…» Принялась за себя. Сбросив мальчуковую куцую курточку и вытащив из коляски собственное пальто, выпрыгнула из мешковатых, понявистых штанов, освободив и расправив юбку, водрузила на голову женскую шапочку. Всё! Можно двигаться! Они заранее оговорили с Григорием основной и запасной маршрут движения, условные знаки, предупреждающие о слежке, и даже вариант действий на случай, если он не встретится ни в одной из условленных точек. Но про план «Б» Анна не смела даже подумать, твердо решив: если в течении часа не увидит Распутина, выбросит в сугроб тушку банкира и отправится спасать напарника, где бы тот ни находился.

— Сударыня! — неожиданно раздалось над ухом. — Разрешите помочь докатить вашего подопечного до достойного финала!

— Мальчишка! — вырвалось у Анны неожиданно и вполне искренне, — какой же вы несносный хулиган, товарищ полковник! Но именно таким вы мне и нравитесь…