Расправляя крылья. Шаг перед пропастью

Глава 8. …и справедливость для всех

Fiat аequitas et pereat mundus

Да свершится справедливость, даже если погибнет мир (лат)

— Значит, говорите, это было в феврале, сеньор Шимановский?

— Именно, сеньор председатель, — кивнул я. — Февраль 2442 года. Это могут подтвердить отчеты бухгалтерии школы. Мне на тот момент не исполнилось и четырнадцати.

— А можете пояснить, чем был вызван выбор именно этой школы?..

Мозг кипел. Я уже добрых полчаса отвечал на вопросы комиссии, одни и те же, пускаемые по кругу, с разными вариациями. Но Мишель дала четкие инструкции, и предупредила, что всё слишком серьезно, чтобы выпендриваться.

— Я уже говорил, сеньор, — выдохнул я всей грудью, восстанавливая дыхание и подавляя начавшую было кипеть злость, — у меня начались проблемы в общеобразовательной школе. Старой школе, в районе, где я жил. И секция единоборств, которую посещал до этого, не могла помочь в искусстве защитить себя. Мне требовалась совершенно иная подготовка, с иным режимом, иной нагрузкой. Нужна была школа, в которой бы меня научили драться, а не просто поддерживали бы физическую форму. Я специально выбрал именно эту, сеньор, и ради нее даже пришлось отказаться от посещёния других секций, в которые в тот момент ходил. — Я оглядел всех пятерых членов дисциплинарной комиссии, надеясь, что этот вопрос, вновь перефразировав, больше не зададут. Но как известно, надежда умирает последней.

— Мы не говорим о том, что вы неспортивный юноша, — покровительственно усмехнулся председатель одними глазами, — однако согласитесь, не каждый день человек, прошедший подобную подготовку, убивает в драке другого человека…

— …Они неподконтрольны нам, — покачала головой Мишель. — Мы можем надавить, они прогнуться, но это крайний случай. Баланс сил желательно соблюдать, а значит, воздержаться от угроз. К тому же, председатель комиссии — давний друг Софии Монтеро, герцогини де Сантана, а с этим кланом мы надеемся дружить в будущем, когда к власти придут Феррейра.

Мишель курила прямо в салоне, поставив машину на обочину возле здания министерства. Опергруппа в «Мустанге» оказалась не совсем силовиками — хорошо одетые сеньорины, завершающие контракт. Облаченные в строгие деловые костюмы, в которых были бы практически неотличимы от рядовых клерков или секретарей, если бы не кобура от сто девятого AEG на боку у каждой. Мишель захватила их для разведки, а так же чтобы приняли удар на себя в случае чего. Первые результаты не заставили себя ждать — мы сидим в машине вместо того чтобы идти внутрь по ступенькам, на которых собралась толпа ожидающих сенсации крыс пера. Кого они ждут, догадаться нетрудно, зная, что на сегодня назначено заседание дисциплинарной комиссии, рассматривающей дело об убийстве вашим покорным слугой в метро футбольного болельщика и гражданина другой страны.

Когда надо, правосудие на Венере делается быстро, и сейчас — завершающая фаза процесса. Следствие от меня открестилось, заявив об отсутствии состава преступления, свалив дело на комиссию департамента спорта, которая должна установить, можно ли считать мои навыки в инциденте использованием оружия, или же нет. Если да — я попадаю под уголовную ответственность, как спортсмен, переступивший предел допустимой обороны. Под соответствующую достаточно серьезную статью. Если нет — соответственно, нет. Ход красивый, те, кто знаком с уголовным правом Венеры, оценят его по достоинству. Потому как главное, «паровозами» за отмаз меня от наказания за убийство будут выглядеть люди, никак не связанные с кланом Веласкес.

Конечно, после моего оправдания комиссией будут ещё проволочки, так просто это дело не кончится, но там, по словам Мишель, проблем быть не может.

— Не слишком ли всё сложно? — покачал я головой. — Политика, политика, политика… Это всего лишь департамент спорта, совсем не стратегическое министерство.

Моя любовница и начальница выпустила в потолок ядовитую струю дыма с удушающим ароматом ментола, от которого мне уже, если честно, подташнивало.

— Всё слишком переплетено, Хуан. Министерство не стратегическое, но слишком часто возникают моменты, когда от кого-то нестратегического завит судьба крупной комбинации. Зачем оно нам? Так что ты всё-таки воздержись от гонора.

Я показно хмыкнул.

— Солнышко, ты меня кем считаешь? Я что, совсем ребенок?

Обращения «солнышко» и «лапочка», которыми я забросал её сегодня, больше Мишель не коробили. Смирилась. Наверное, давно пора было так сделать, поставить её на место, а то слишком сильно выражено у нее было отношение ко мне, как высшего существа к низшему.

— Мое дело перестраховаться, Хуан, — выдавила она холодную улыбку. — Лучше я обижу тебя недоверием, чем доверюсь и лопухнусь, чего-то не сказав или не сделав. Ну что, время подходит, ты готов?

— Всегда готов! — вскинул я руку в приветствии юных коммунистов Золотого века.

— Тогда иди. Вот пропуск, девочки встретят.

Люк открылся, я полез наружу, вспоминая сквозь зубы непечатные выражения. Идти придется «огородами», через технический вход для служащих министерства. Толпа журналистов, конечно, небольшая, но не стоит недооценивать этих людей и их могущества.

Итак, как и прежде, задача поставлена достаточно аморфно: «Хуан, сделай то, не знаю, что, но чтобы в итоге мы имели то-то и то-то». Понимаю, моя весовая категория и рядом не стояла с их, если кто-то и сможет работать с комиссией, то только я. Они же будут лишь «работать», по привычке, стандартными и возможно не слишком гуманными методами.

«Шимановский, ты же жаловался, что тебе скучно? Какие проблемы?» — поддел внутренний голос.

«Скорость изменения реальности, — ответил я. — Слишком резкие переходы, тут на вторую производную тянет, если не на третью».

«Привыкай, камаррадо!..» — хрипло рассмеялся он.

— …Таким образом, сеньор, тренер отправил меня на соревнования всего через год после прихода в школу, — продолжал я петь соловьем, постоянно улыбаясь, душа в себе любые мысли о недовольстве и агрессии. Помогало, таким уравновешенным я не чувствовал себя никогда, и это даже начало нравиться. — Я считаю, что это показатель, несмотря на то, что в сорок третьем на первенстве не попал даже в двадцатку. Тренер определил во мне потенциал, и я не подвел его — в следующие годы занял соответственно шестое и четвертое место.

— У меня была база, сеньоры, — вновь попытался подвести я промежуточный итог. — Она всегда была со мной, спортивная школа только обточила её, нацелила на конкретные задачи. Потому не считаю, что виновен в использовании навыков единоборств — я просто сильно ударил противника, на эмоциях. Слишком сильно, не рассчитав, но вы видели обстоятельства — мне некогда было рассчитывать. Думаю, что убил бы этого подонка, даже не посещай я спортивную школу.

— Модификация? Модифицированные способности? — Сеньор с краю справа от председателя. Эй, а улыбочку-то, улыбочку попроще сделайте! Или лимончика в рот возьмите. Способности модифицированные, ишь!.. Этот сеньор молчал всю дорогу, скорее всего вопрос про способности — единственное, ради чего его посадили. Ну что ж, хотите поиграть по этим правилам — поиграем по ним.

— Возможно, я этого не отрицаю, — повесил я на лицо беззаботную улыбку. — Буду откровенен, у меня нет информации о своей наследственности, однако таковая наверняка есть в базах данных департамента безопасности. Насколько известно, они целенаправленно отслеживают всех модов на планете, и я не мог не попасть в их списки, если таковым являюсь. Так что, если вам интересно, можете затребовать данные оттуда.

Есть, один-один! Сеньор скис. Нет, мину он держал, но я понял, больше вопросов от него не последует. Что радовало.

— …Куражься, выпендривайся, — давала Мишель последние ценные указания, стараясь не пропустить ничего, — но только в меру. И только проявляя уважение — никакого высокомерия. Переведи стрелки со школы, намекни, что ты мод.

— Это же типа секрет, — усмехнулся я. Мишель на усмешку лишь покачала головой.

— Надо дать понять этим людям, что мы играем с ними в открытую, что честны. Что не давим, а именно убеждаем. Просим, но не унижаясь, а как бы по-свойски, по-братски. Да, они прекрасно знают, что «погружение» у тебя как минимум «троечка» при двукратном мышечном ускорении, всё-таки профильное министерство, но надо дать понять, что признавая за тобой возможность убить того парня голыми руками без нейронного ускорения они не сильно погрешат против истины. Они должны быть уверены, что ты действительно уникум, алмаз, мы лишь вовремя нашли и подобрали тебя, чтоб огранить. А потому ты как бы достоин того, чтобы они немножечко насчет тебя соврали. При этом врать им придется действительно совсем чуть-чуть…

— …Нет, сеньор, в восемнадцатом году заканчивалась моя базовая школа, — продолжал бодаться я. Нить разговора была потеряна, сеньоры, видимо, пытаясь запутать, постоянно меняли темы вопросов и даже годы, которые предлагали описать. Получалось у них не очень, но они не сдавались. — Я же уже сказал, я планировал получить грант на обучение в каком-нибудь престижном заведении, и государственные экзамены совпадали по срокам с соревнованиями. Мне пришлось выбирать, и я выбрал карьеру за пределами спорта.

— …Это же очевидно, сеньор. Конкуренция в спорте слишком сильна, а любая травма может полностью поставить крест на карьере. Я не мог рисковать, мой отец не Октавио Феррейра, чтобы делать то, что хочется…

Сеньоры откровенно куражились. Да, они знали о корпусе, о том, что ДОЛЖНЫ оправдать меня, ибо в противном случае на них надавят. А значит, не поиздеваться надо мной не имели права. Прошло больше часа, а я всё рассказывал и рассказывал, оправдывался и оправдывался, убеждал и убеждал. Двое из них начали уставать, хотя остальные трое, включая председателя, волну ещё не потеряли. Но я вдруг начал замечать, что отношение их ко мне в целом меняется. Это было видно по взглядам, но прищуру, по изменившемуся градусу насмешки на лицах, по растянутым или расслабленным уголкам губ. Да и просто чувствовал их, в лучших традициях уроков сеньоры Лопес. Им становилось интересно, они копались в моем белье и проникались — что я не какой-то там страшный монстр, которого взяли на воспитание кровожадные ангелы, а вполне себе мирный и добродушный парень. А главное, способный, и крайне доброжелательный.

— …Нет, сеньор, это не так, — покачал я головой. — Драка в фонтане произошла в октябре, почти за месяц до того, как… я попал в одно известное нам всем заведение. Я не мог использовать там никаких сверхнавыков, кроме природных…

— …Сеньор, мы взрослые люди. Выставьте против пятнадцати человек лучшего бойца той школы, или даже нескольких, сомневаюсь, что они смогут победить…

— …Возможно, нескромный, не спорю. Но я знаю себе цену. И её знаю не только я. Теперь же слово за вами…

Про фонтан они вспомнили зря — здесь сеньоры не угадали, больная тема таковой не являлась. О происшествии в школе я говорил убийственно сухо, хотя они явно рассчитывали сбить меня этим вопросом с колеи. С другой стороны, возможно они всего лишь удовлетворяли собственное любопытство — в конце концов, я пока что темная лошадка, сведения обо мне только прорываются в информационное поле высшего слоя государства — почему бы и нет?

— …Нет, сеньор, вину не чувствую, — покачал я головой. — Это дело было в компетенции департамента безопасности, у которого в отношении меня вопросов не осталось. Вы же не будете ставить под сомнение решения департамента?..

— …Хорошо, уважаемые коллеги, ещё есть вопросы? — закончил, наконец, председатель. Позже, на выходе, я глянул на браслет — мурыжили они меня чуть более двух часов. Пока же ощущал это время по взмыленному лбу сеньора председателя и уставшему виду остальных членов комиссии.

— Нет.

— Нет… — замотали головами его коллеги.

— Вы свободны, сеньор Шимановский. Ожидайте.

Кивнув, с горделивой осанкой я поднялся, скупо поклонился и вышел, только за дверью позволив себе облегченно вздохнуть.

Мишель ждала в коридоре, прямо напротив двери. Приодевшаяся — в строгом костюме, но не роскошном, в котором должна расхаживать по подобным мероприятиям сеньора её уровня, а в таком же рабочее-деловом, как у девочек сопровождения. Но в сравнении с её «домашними» вещами и это прогресс.

— Как всё прошло? — глаза полны тревоги.

— Думаю, проблем не будет, — выдавил я кислую улыбку. — Сеньоры остались довольны. Кстати, если считаешь, что тебя в этом не узнают, ты сильно заблуждаешься.

По её лицу пробежала тень, которую она быстро согнала.

— Ты мне не поверишь, но я, действительно, не хочу оставлять тебя одного. Переживаю. За тебя, балбеса!..

Поддавшись порыву, она подалась вперед и обняла меня, прижавшись к груди. Она была искренняя, и настолько искренней бывает редко. И переживала не за свою миссию, а именно за меня, что подкупало.

— Но ты же не думаешь, что…

— Шимановский? — раздался за спиной голос, оборвав мою фразу на полуслове. Слишком знакомый, чтоб его не узнать и не отреагировать. Я отпустил Мишель и обернулся.

— Добрый день, сеньор тренер…

…И почему-то виновато опустил глаза.

Тренер посмотрел вначале на меня, цепким оценивающим взглядом, затем за мою спину, на стоящую там мода-блондинос с белой кожей. Не так много на планете модов с белой кожей, особенно учитывая, что он и раньше догадывался, кто именно взял меня под опеку.

— Как успехи? Не заморили тебя ещё эти… своими тренировками? Слышал, их методики… трудно назвать гуманными!

Слова предназначались не только мне, но, я чувствовал, Мишель отстранилась от разговора, дескать, её это не касается.

— Пока жив, — улыбнулся я. — И даже вроде бы ничего… — Похлопал себя по бокам и животу. — Вас, значит, тоже выдернули? — кивнул на дверь, из которой только что вышел.

— Наделал ты дел, Шимановский! — Он вздохнул, покачал головой и скривился. — Но не мне тебя судить, ты уже достаточно взрослый.

Повисла пауза, во время которой я не знал, что говорить — вроде всё, что можно, и так было сказано, как голос подала моя спутница:

— Хуан, ты нас не представишь? А то как-то невежливо…

Я обернулся, но по её стандартно властному взгляду прочесть ничего не смог.

— Полковник государственной безопасности Мишель Тьерри, глава корпуса телохранителей, — кивнул я на нее тренеру, сделав шаг назад. После чего назвал ей его имя. — Мой наставник и учитель единоборств.

— Бывший наставник, — еле слышно проговорил тренер, но я отрицательно покачал головой.

— Тренеры бывшими не бывают. — Повернулся к Мишель. — Это человек, сделавший меня мною. Тоже не совсем штатский, но звания не знаю.

— Старшина, — улыбнулась Мишель. — В отставке. — Протянула и пожала руку тренера, расплылась в улыбке довольной кошки. — Приятно познакомиться с человеком, сделавшим Хуана Хуаном!

Тренер вежливо, но скупо кивнул — видно, не был готов к такому знакомству.

— Я — классик, — поднял он глаза. — Всего лишь. И мне далеко до ваших методик.

Я хотел что-нибудь ответить, возразить но Мишель меня опередила:

— Дело не в методиках, сеньор, дело в отношении. — Я вновь почувствовал в её голосе нотки искренности, а так же удовольствие — ей нравилась поднятая тема. — Тренеры, действительно, не бывают бывшими. И то, что вы дали Хуану, не может стоять рядом с тем, что сделали мы. Без вас нас не могло быть вообще.

— Я учу детей стоять за себя! — в глазах наставника, наконец, пронеслись первые искры неприязни. — Вы же учите их убивать. Таких же детей, как и я, но хуже того, девочек!

Мишель его слова не задели, она к таким аргументам готова всегда — слишком они актуальны для самой идеи существования корпуса. Покровительственно улыбнувшись, парировала:

— Но при этом обманом или силой мы никого не завлекаем, заметьте. Да и учим не только убивать, но и умирать. За свою страну, за своего сюзерена, за боевых сестер… И братьев — косой взгляд на меня. — Для кого-то это спорные ценности, но вы не сможете убедить меня в отсутствии в них духовности в принципе.

Тренер покачал головой, не соглашаясь, но и не отрицая, что действительно, духовность, скрепляющая идея тут есть.

— Да и что бы стоил, например, тот же ваш Хуан там, в метро, без наших навыков и знаний? — вновь улыбнулась она, используя последний, козырный аргумент. — При этом замечу, в метро было много людей, в том числе и неслабые ультрас. Но за девушку заступился именно он, и именно он СМОГ сделать это, плевав на численное превосходство противника и последствия. Может не такие уж мы и сволочи, и не так уж плохи?

Кажется, тренер побагровел, но сдержался. Во всяком случае, спорить больше не стал. Вместо этого повернулся ко мне:

— Шимановский, ты молодец. Хотел сказать тебе это, если увижу, вот и говорю. То, что ты там сделал… Так держать! — Вновь косой взгляд на Мишель. — Но мне бы не хотелось однажды узнать, что ты изменил себе и прогнулся под них. Оставайся собой, парень. Если уж даже они признают, что тренеры не бывают бывшими… То прими это как мой завет, моё последнее напутствие.

— Есть, сеньор! — вытянулся я. Хотел пожать протянутую им руку, но он передумал и небрежно притянул меня к себе, почти по отечески похлопав по спине.

— Удачи, малыш!

— Спасибо!.. — только и прошептал я. После чего он развернулся и быстро исчез. У меня же из груди вновь вырвался тяжелый вздох.

— Ну вот, напутствие ты получил, — произнесла Мишель, безуспешно скрывая довольную улыбку. — Пошли, посидим где-нибудь, пока сеньоры совещаются? Тут вроде буфет есть…

«…Согласно заключениям экспертов, техника, использованная обвиняемым, имеет ряд элементов, пересекающихся с классической школой единоборств, но в целом спортивной не является…»

«…Проверка школы единоборств номер… особого административного округа Альфа-Аделина так же показала, что…»

«…Учитывая вышеперечисленное, обвиняемый сеньор Шимановский не может быть признан виновным в превышении предела допустимой обороны с использованием знаний и навыков ведения боя, согласно статьи… пунктов…

«…Однако, департамент спорта Венерианского королевства вводит запрет на участие сеньора Шимановского в любых спортивных мероприятиях королевства, включая соревнования, сборы,…»

— О чем думаешь?

Голос Мишель вывел из состояния, напоминающего тягучий кисель. Это когда плывешь по нему, погруженный в какие-то вязкие не отпускающие мысли и не можешь, или не хочешь выплывать. Эдакая противная нирвана.

Я подобрался, выкинул из головы лишние мысли и тут же ощутил ядовитый ментоловый баш, с которым система вентиляции её спальни уже не справлялась.

— Может, хватит курить? — скривился я. — Ладно, «лизать пепельницу» потерплю, сам балуюсь, когда хреново. Но такое количество ментола меня убьет, честно!

Она выдавила покровительственную улыбку.

— А у меня, значит, нервов быть не может? Только тебе позволено «баловаться, когда хреново»?

Нервная. Слишком нервная. И меня это в конец достало.

— Но всё же кончилось хорошо, неправда ли?

Я подался к ней, вытащил из пальцев остаток сигареты, щелчком отправил его в полет к пепельнице и силой повалил её саму на подушки.

— Послушай, милая распрекрасная Красавица. Может быть мне просто кажется, но у меня такое ощущение, что что-то идет не так, и ты, как обычно, не договариваешь. Колись, что случилось, что за подводные камни?

Ее грудь, колыхающаяся напротив моих глаз, возбуждала. Я был бы не против погарцевать с этой женщиной хоть до утра, благо, впервые на моей памяти обстановка располагала к этому лучше некуда. Но, во-первых, она была настроена как-то вяло, еле-еле отвечала на ласки, а во-вторых, этот сладковатый мятный запах меня, действительно, доводил до белого каления.

— Допустим, они выкрутились, — продолжил нависать над ней, поскольку она в дискуссию вступать не спешила. — Отфутболили меня назад, к силовикам, признав, что дело не в их компетенции, раз не касается спорта. Но ты же говорила, всё будет шито-крыто!

Мишель двумя молниеносными движениями вывернулась из объятий, хотя я не так чтобы сильно держал, села, подложив под спину подушку, поджала губы. Она была спокойна насчет миссии — когда «партийное» задание под угрозой так себя не ведут. Но то, что её тревожило, было достаточно весомым, чтобы нервировать человека с её выдержкой. А мне последнее время не нравится, когда люди её уровня вокруг нервничают, как правило, это в итоге негативно отражается и на моей персоне.

— Там всё будет нормально, Хуан, — выдавила она, словно родив эти слова в муках. — Мы ждали примерно подобного.

— Что меня отфутболят назад?

— Да. Им не нужно ставить себя под удар конфронтацией, но и ответственность за твое оправдание брать на себя…

Вздох.

— Всё ведь не просто так. Попиариться, набрать очки, дескать, оправдывают народного героя, они могли, мы не исключали такую возможность. Но не решились — значит, не решились, их сложности. Проблем не будет, поверь, общественное мнение однозначно на твоей стороне.

— Тогда в чем дело? Департамент что, действительно обяжут кого-то найти? Того, кто «преподавал» мне «неизвестную» технику? Или озадачат военные ведомства? Дескать, ваша техника боя — вы и ищите? Мне снова кажется, или кто-то из аристократов приборзел?

— Нет, я же говорю, там всё в порядке! — нервно воскликнула она. Я про себя улыбнулся — есть, процесс пошел.

— Мишель, мы договаривались, что будем партнерами, на равных. Не станем скрывать друг от друга ключевые моменты. Но мне кажется, ты уже сейчас играешь нечестно. Давай так, или ты всё рассказываешь, или я иду домой и больше в твоем заведении не появляюсь. Как ты на это смотришь?

— И останешься один на один с королевой? — усмехнулась она, взглянув с интересом. В возможность такого развития событий она не верила ни на центаво, но с другой стороны я пытался заставить её считаться со своим мнением, требовал, и она не могла игнорировать это.

— С королевой как-нибудь разрулю, — прищурился я, растягивая губы в наигранной улыбке. — Возможно, без союзников твоего уровня, но и без таких же, твоего уровня, предателей.

— Шимановский-Шимановский! — покачала она головой, вздохнула и всё-таки полезла к тумбочке, где лежали пачка и зажигалка. Правда, пачка почти пустая, что радовало. — Плохо играешь, неубедительно. Пороть надо Лока Идальгу за такие уроки.

— Ну, так меня ведь учат обращаться с девочками, — парировал я. — Юными неопытными… Почти неопытными сеньоритами. Которым до тебя как до Эриды.

— Подлиза.

Щелчок, затяжка, новая струя дыма. Кажется, я не сдержался, скривился.

— Ладно, так и быть, поделюсь, — усмехнулась она. — Тем более, это не тайна, секрет Полишинеля. Завтра половина корпуса будет знать его «по секрету», вторая же половина узнает послезавтра, причем уже из официальных источников.

Пауза.

— На неделе прилетает Диего, — произнесла она, и в этот момент от нее пошла такая волна самых разноплановых эмоций, что мой внутренний эмпатический «датчик» зашкалило и вырубило. — Ориентировочно послезавтра, а там как получится. Лея всё-таки назначила его командующим четвертой эскадрой, приказала или принять командование, или писать рапорт — возражения расценит, как дезертирство.

— Так четвертая… Она же вроде на Меркурии? — зацепился я за нестыковку в информации, выигрывая этим время, чтобы детально, с разных сторон её обдумать.

— Большая часть кораблей здесь, на ремонте и перевооружении, — отрешенно покачала головой моя начальница и любовница. — И что-то подсказывает, до самой войны они с Венеры не уйдут. Меркурий никому не нужен, его останутся защищать только системы ПКО и орбитальные мониторы, эскадру же соберут здесь перед самым началом конфликта в полном составе, как резерв.

— Войны? — взлетела вверх моя бровь, но развивать эту тему Мишель сочла неуместным.

— Теперь можешь меня понять? Ты здесь ни при чем, Чико. Вернее не ты, твое дело — все эти заседания, суды, комиссии… У меня, возможно, семья разваливается, по швам трещит… А тут ещё и это!

— Ну, с «этим» ты справилась вроде неплохо, — заметил я, не только подслащивая пилюлю, но и отдавая должное. Ведь справилась же!

— Хуан, он знает. — Она вновь затянулась, и в тот момент я почувствовал желание повторить её движение, пусть даже легкие обожжет этот ужасный ментоловый аромат. — Кто-то ему «доложил». Кто — выясняю, но это мог быть кто угодно, сам понимаешь.

— Судя по твоим словам, отмазка, что «корпус — семья и не надо лезть в его дела» не прокатит, да? Не в этом случае?

Мишель отрицательно покачала головой.

— Ты не представляешь, Чико, что мы пережили. Это ведь был вертеп, та жизнь. Я пыталась… Скажем так, интегрировать его в нее, подложила под него вначале Лею, потом остальных девчонок… Потом других девчонок… Думала, удержу, он останется…

— А он понял всё по-своему, написал рапорт о переводе хоть куда-нибудь, и улетел в Парамарибо, хлопнув дверью, — закончил за нее я.

— Всё правильно он понял! — покачала она головой.

Я про себя вздохнул — чудны дела твои, господи. Логика последней шлюхи — устроить парню «паритет», подложив под него подруг. Наверное, я бы тоже улетел после такого, если б любил. И это сделала женщина, которая после хранила верность почти два десятка лет, несмотря на то, что находилась в не меньшем по масштабу вертепе…

— Но потом он ведь тебя принял, — задумчиво произнес я. — И ни разу не попрекнул.

Она опустила глаза.

— Для того, чтобы изменить что-то, пришлось вначале почти умереть, а после бежать оттуда, взорвав все мосты. При этом, не будь выстрела в Дельте, этой возможности не было бы вообще. Мое ранение оказалось моим спасением, вот какая штука, Чико. Да и то пришлось удирать, с маской на лице, чужой биометрикой и по поддельным документам, лишь надеясь, что королева Катарина не станет преследовать, памятуя о моем участии в деле выживания её дочери. Мы слишком много пережили к тому моменту, чтобы предъявлять друг другу претензии. Это было прощение, абсолютное, за всё, что было. С условием, что такого никогда не повторится.

Я тоже откинулся на подушки и задумался. Да, у каждого человека есть свои слабости, своя Ахилесова пята. У Мишель она вот такая — её семья, её Диего. И её клятва ему.

Но только ли ему? Скорее, клятва, произнесенная для него, но себе и только себе. Ведь ничто не держит человека так сильно, как узы, которыми он связал себя сам.

А тут я…

— Он изменял тебе? — хмыкнул я, не понимая, с чего начать разговор и к чему клонить. Да, ей была нужна моя помощь, как лекаря душ. Но лекарские способности в данный момент обладали слишком маленьким опытом для продуктивной реализации. Я понимал, что надо делать, но не знал, как.

— Да. — Мишель хмыкнула, как-то беззаботно, словно говорили о пустяке. — Он — военный космонавт и мужчина. Что ты хочешь от мужчины, запертого на корабле по шесть — десять месяцев?

Всё-таки собственная установка. Эх, что же она тогда, в молодости, натворила, что измена мужа сейчас для нее пустяк?

«А может твоя Бэль ещё и ничего в сравнении с собственной мамой»? — поддел внутренний голос, противно хихикая.

— С другой стороны, ты тоже не видела его по десять месяцев, — попытался я прийти в себя от резко пронзившей вспышки ярости. Так, а вот этого не надо! Только выйти из себя мне не хватало! Из-за какой-то дрянной девчонки в её глубокое отсутствие!

— Но у меня семья, дети, работа, общество людей, — парировала Мишель. — А у него шесть стен и пустота вокруг. Сразу видно, ты ни разу не был в космосе, Хуан, — выдавила она покровительственную улыбку.

— Не был, — не стал спорить я. — Ты боишься, что второй раз, как в Суринаме, он тебя не простит.

Вместо ответа она опустила глаза.

— Но у вас семья, дети…

— Почти взрослые. — Усмешка. — Это ещё хуже, Хуан, жизнь ради детей. Но дети скоро «вылупятся», вылетят из гнезда в собственную жизнь, и тогда…

Да уж, и что мне теперь делать? С нею, такой взрослой и сильной, но одновременно такой слабой и уязвимой сеньорой? Нет, своей вины я не чувствовал и близко, но желание помочь нечужому человеку, да ещё в таком простом для меня вопросе…

…Хммм!..

— Давай, я поговорю с ним? — по-простому, по-дружески предложил я. Мишель как раз затянулась, и громко, со смаком, закашлялась.

— Что?

— Говорю, давай поговорю с ним? Объясню, что если бы ты этого не сделала, не навела между нами более широкий мост, тебя бы оставили за бортом проекта со всеми вытекающими.

— Ему плевать на проект, ему плевать на дела сильных мира сего, когда дело касается семьи! — громко выкрикнула она, но я был не согласен.

— А я так не думаю. — Покачал головой. — Не наплевать. Иначе не было бы тех уничтоженных тобою машин с сеньорами аристократами из адмиралтейства на заре эры королевы Леи. Не думаю, что он забыл их за это время, как и камеру, где его пытали. И что такое «немилость» власти, когда ставишь не на ту партию. И мне кажется, догадывается, что соскочить с лодки не удастся, как и то, что как тогда, может не повезти.

Мишель молчала долго. Сигарета догорела, но следующую она не начинала (слава богу!) Выдержав паузу, я продолжил, чтоб додавить, чтоб наверняка:

— У тебя не будет домика у океана, Красавица. Ты знаешь слишком много. Как только сменится генеральная линия правителя (вместе с самим правителем), ты пойдешь в распыл, возможно, даже вопреки воле нового правителя. Просто как человек, опасный для его окружения. Короля делает свита, а ты туда входить не будешь.

— На самом деле у тебя не было выбора, Мишель, — подвел я итог. — Ты должна была сама найти повод, чтобы заманить меня куда-то и переспать, и наверняка усиленно подбирала варианты. Просто так случилось, что мы с Катариной сами дали тебе этот шанс, она — безответственностью, дав мне ключ, я — безбашенностью и беспрецедентной наглостью, начав на автопилоте делать то, что следовало делать только со включенными мозгами.

Пауза.

— Что, не так? Возрази!

Она покачала головой, словно отгоняя наваждение.

— Всё так, Чико. Но это…

«Не извиняет меня»? Это хотела сказать? Или что-то ещё?

Все она понимает, эта женщина. Но она — женщина, а женщины всё-таки слабые существа, что бы о себе ни думали. Особенно в таких тонких и ранимых для себя вещах, как семья и большая чистая выстраданная любовь.

Но я сказал ей то, что было нужно, что она хотела услышать. Теперь она наверняка соберется и покончит с хандрой — во всяком случае, должна, если это всё та же Мишель, дочь героя Жана Тьерри, что была раньше. Теперь у нее есть подтвержденное чужим человеком железное алиби, которое останется непоколебимым, какие бы угрозы и вызовы не стояли перед нею и мужем.

Но «алиби» — только полдела. Сейчас нужно было не дать ей грустить, залив океаном ярких эмоций. Неважно каких, главное ярких. И я попытался сделать это, самым простым из доступных способов.

— …Чико, ничего, что мы тут говорили… — обалдело произнесла она, распахнув глаза и смешно хлопая ресницами. Есть, боевой режим включен, сознание мобилизовано, от хандры не осталось и следа. Первая эмоция сработала, теперь дело за второй — чтобы окончательно закрепить успех.

— Ну, так мы же пришли к консенсусу, — нахально улыбнулся я. — Наша связь необходима именно для сохранения вашей семьи, в прямом, физическом смысле. Разве нет?

Искоса, насколько позволяло положение, глянул на кровь, стекающую по шее и подбородку, уже дошедшую до груди. Хорошо порезала, со знанием дела — чувствуется рука специалиста!

— И убери эти долбанные «бабочки»! Ты же знаешь, я всё равно это сделаю, даже если ты меня убьешь!

— Нет, Шимановский, такой наглости от тебя не ожидала даже я! — вздохнула она и пробормотала какие-то ругательства, после чего, действительно, деактивировала лезвия.

Чем я тут же воспользовался, попытавшись перейти в новое наступление, правда, не настолько настойчивое.

— А ничего, что когда сеньора против, это считается изнасилованием? — попыталась отстраниться она, но вяло, лишь обозначая намерения.

— А сеньора против? — Я приподнялся и заозирался по сторонам, сделав жутко удивленное лицо. — Мне кажется, сеньора не против, сеньору просто одолела блажь, что явление временное. Была бы она против, она бы не совращала малолетнего подчиненного в отсутствии мужа раньше, полгода назад, — с жутко умным видом расфилософствовался я. — Ведь логически, что он вернется вот-вот, что через полгода — всё едино, верно?

Вновь подался к ней, но она ещё упиралась.

— Мишель, давай договоримся? — победно улыбнулся я. — То, что происходит, это типа твой взнос в наши договоренности, обязательное условие. От которого такой мачо, как я, сама понимаешь… Ни в жизнь. Но если так надо, с завтрашнего дня мы как бы… Объявим на горизонтальные отношения мораторий, продолжив их только в вертикальной плоскости. По крайней мере, пока. Идет?

Она демонстративно задумалась.

— Мораторий?

— Мораторий. — Я кивнул.

— С завтрашнего дня?

— И никак иначе.

Снова деланные раздумья. Наконец:

— Договорились, Шимановский. — Теперь она сама подалась вперед, опрокидывая меня на подушки огромной, как космодром, кровати. — Ну, а теперь молись! До завтра ещё далеко…

— Ты это… Ватку хоть дай! — попытался удержать её я, ткнув в подбородок и грудь, по которым всё ещё текла кровь. — Мы тут всё испачкаем!

Ее глаза сверкнули, как у хищника перед броском.

— Домовой отстирает. А для нас придумана такая вещь, как душ. Кстати, у нас дома классный душ, Шимановский! И ванная с джакузи, я тебе потом покажу… Или ты хочешь отфилонить? Из-за такой мелочи?

— Я? Да ни в жизнь!

Раздалось её рычание, после чего началось безумство, назвать которое иным словом было бы преступлением.

Вот такую Мишель я видеть привык. С такой мне даже как-то спокойнее, несмотря на то, что и чувствовать её, что она думает и что хочет, в таком состоянии удается далеко не всегда. Ну и ладно, фиг с ним, выдержу. А то разнылась, понимаешь…

«Все мы люди, — услышал я шепот внутреннего товарища перед самым отлетом на иную планету. — А они ещё и женщины. Даже такие, как она».

Ещё в тот момент я понял две вещи. Первая — она была готова проститься с Диего. И мысленно прощалась, поставив всё, что имеет, на этот проект. И вторая… За нее я тоже теперь в ответе. Она свой выбор сделала и больше не свернет. Сейчас она старше, опытнее, занимает более высокое положение… Но когда-нибудь, если всё получится, ситуация изменится (я про положение, не возраст). Но она останется рядом, будет служить, словно верный пес, работая не на Лею, не на Фрейю или кого-либо другого. Она будет моим человеком. И мне, как хорошему будущему начальнику, вот прямо с этого дня, надо потихоньку её воспитывать. Как хорошую будущую подчиненную.

«Легче сказать, чем сделать, Чико!» — возразил внутренний голос.

«А я что, когда-то останавливался перед трудностями?» — парировал ему я.

— Да уж, здоров ты дрыхнуть!

Я поднялся. Спальня та же. Постель тоже. Время. Браслет на тумбочке. Ползком добрался, посмотрел на циферблат. Начало десятого. Перевел глаза на вошедшую начальницу и любовницу — свежую, благоухающую, одетую в эротичный, но не позволяющий фантазии лишнего синий домашний халатик. Волосы сырые, но макияж на лице выдавал, что она их не сушила — сохли сами. Она что, совсем не ложилась?

Этот вопрос я и озвучил. Ответом стало пожатие плеч.

— Не спалось.

— После вина и ванной?

Я нахмурился, вспоминая наши ночные приключения. Да, дом у Мишель здоровенный, я к таким не привык. Такой же, как у Катарины, только ещё больше, и в два этажа. Ванная соответствовала её описаниям, было в ней всё, что только можно придумать, включая продвинутые массажные души и джакузи, жаль, что из всего арсенала удалось попробовать только мини-бассейн (ибо ванной ЭТО назвать не повернется язык). Правда, не в форме сердечка, как в известном мне клубе, но и так вышло неплохо.

С вином тоже вышло немного не так, как я думал — обливаться им моя начальница-любовница не позволила, оперируя аргументом о его немаленькой стоимости. Принимали его мы только внутрь, и только в небольших количествах. Впрочем, последнее фактор объективный, с утра у нас много дел, и быть на них нужно в адекватном состоянии. Но всё равно жадина. Жадина и скупердяйка!

— Хуан, я, конечно, не колю химию уже много лет, — усмехнулась она на мои слова. — С самого побега. Но это не значит, что у меня не осталось навыков. Я прошла полный курс обучения, была действующим хранителем, и такая вещь, как несколько суток без сна, для меня ерунда.

— А с алкоголем вы вообще на «ты»… — добавил я от себя. — Врожденно… М-да!

Она довольно улыбнулась.

— Ладно, хорош валяться, вставай, давай. Еда разогрета, курьер прибыл.

— Курьер? — пропустил я про еду, ибо главным во фразе был именно второй пункт. Но проливать свет на сказанное она не стала, бодро развернулась и вышла.

Кухня так же поражала мое воображение. И это была именно кухня — еду готовили здесь. Имелась и столовая, примыкала прямо к кухне, но на такую роскошь, как аристократические замашки, не было времени — уписывали завтрак прямо с пылу с жару. Аргументировано было четко: «Прислугу я вчера отпустила, и так сойдет». Во время завтрака меня не покидала каверзная мысль: а поместится ли на нашей кухне такой диван? Хотя бы один из имеющихся трех? Даже без столов и кресел?

— О чем думаешь? — усмехнулась она, видно, игра мыслей была отражена на лице. Я покачал головой.

— Сравниваю. Тебя и Катарину. Как вы живете.

Ее глаза едко прищурились.

— Кажется мысль, что нельзя сравнивать женщин, с которыми спишь, хоть в настоящем, хоть в прошедшем времени была доведена до тебя как аксиома. Прокол?

— Там говорилось о любовницах, — парировал я. — О женщинах, с которыми собираешься строить хоть какие-то, но романтические отношения. А с тобой мы просто коллеги, или ты уже забыла?

Я про себя улыбнулся. Она же картинно нахмурилась.

— А Лока Идальга, значит…

— С ней не всё однозначно, — покачал головой. — Но я склоняюсь к тому, что отношения с нею именно романтические, хотя и со своими нюансами. С тобой я могу обсуждать её, наоборот — ни в коем случае.

— Ладно, убедил, — закрыла она тему. — И в чью пользу сравнение?

Я задумался.

— Вы разные. Её жилище — прибежище холостячки, живущей для себя и ради себя. Ради «прикола», удовольствия. Там есть многое, какие-то вещи, какая-то мебель, но всё это ей не нужно. Ей не для кого обустраивать норку; она пытается пыжиться, походить на других, имеющих подобный достаток, прививает себе некие вкусы, но на самом деле она девочка из низов, которой много не надо. Это вдобавок к привитому в корпусе сродству к спартанскому образу жизни. Она пытается сама себе доказать, что сибарит, сорит деньгами, но получается… — Я кисло скривился. — Плохо получается.

— А я, значит, сибарит, раз не бродяжка, — задумчиво ухмыльнулась Мишель. — Хотя школу корпуса прошла, как и она. В моей логике где-то ошибка?

Я покровительственно пожал плечами. Дешево, Красавица, дешево. Некрасиво так на комплименты напрашиваться. Ну да ладно, раз душа горит…

— Ты швыряешься деньгами, — пояснил я, — но живешь для кого-то ради кого-то. Создаешь уют не для галочки в ежедневнике, а ради любимых людей. Это чувствуется. Она же… Денег у нее не меньше, а то и больше, учитывая её былую славу, тягу к азарту и способности, но они явно не помогают, а то и мешают жить так, как ей хочется. Она попыталась найти себя на гражданке, но не нашла, потому и держится так упрямо за корпус. Только там её дом, только там есть близкие ей люди. Может я скажу страшную вещь, но когда у тебя нет, ради кого жить…

Закончить «страшную» мысль я не смог — не хватило красноречия. Однако, этого и не требовалось. Мишель улыбнулась и произнесла всего одно слово:

— Вывод?

Обожаю эту стервочку!

— Она управляема, — кратко подвел я итог, говоря то, что собеседнице хотелось услышать. — Контролируема. Она верна не тебе, она верна своим страстям, зная которые, её легко программировать.

— Хотя, что-то подсказывает, наша с нею «любовь» закончится весьма и весьма скоро, — озвучил я вывод, который давно напрашивался. — Возможно, тогда, когда она завершит читать мне курс по женской психологии. И ничего не попишешь — мавр сделал дело…

Мишель покачала головой.

— Держи её при себе, Хуан, в резерве. Ты прав, она программируема. Но ещё она… Скажем так, без тормозов. Такие люди тоже нужны. Ввиду того, что ей не ради кого жить на гражданке, стань тем, в ком она увидит смысл.

— Переведи? — попросил я, обдумав её слова и так, и эдак, но не поняв, что она хотела сказать.

Мишель улыбнулась, но, как и предполагалось, промолчала. Что же, всему свое время — значит, не дорос ещё до понимания. А следовательно, можно поставить точку на этом вопросе. Пока не «осенит».

— Вот видишь, у тебя начинает получаться, — добродушно продолжила Мишель после паузы. Моя тарелка уже блестела, но она поглощала пищу с истинным аристократизмом и никуда не спешила. — Я про оценку тобой «больших девочек», взрослых сеньорин. Пока мелочи, внешняя шелуха, но ты начинаешь анализировать.

Молчание.

— Я не ревную нет. Можешь тренироваться и на мне. Но учти, что все мы разные. И главную угрозу для тебя буду представлять не я, и не такая, как Катарина. Главная угроза для тебя всё-таки Лея, и её «шестерка» Елена. А они очень сложные люди, Хуан, поверь. Особенно Лея.

— А Елена…

— Не подарок. — Моя любовница-начальница-партнер покачала головой. — Она в тени, многие недооценивают её влияния на Принцесску, и зря. Лее выгодно, чтобы о Елене думали, будто она дура, вот все так и думают. Пока просто слушай, разбираться во всем будешь потом, когда начнешь общаться теснее. Просто имей в виду и не обожгись.

— Понятно, — кивнул я и задумчиво опустил голову. Потому, как судя по информации, почерпнутой в «телеграфе», сеньора Гарсия на самом деле лишь «злая» аватара её величества. Так-так-так, а жить-то всё интереснее и интереснее!

— Но самое сложное, подчеркну, это Лея. Мы, девчонки взвода, никогда не могли её понять. Она разная: сейчас такая, через миг другая. Маленькая Лея не пыталась брать бразды правления во взводе, хотя могла. Ну, когда мы ещё не знали, кто она такая. Сирену это бесило, но она была вынуждена смириться. Вот представь, ты — лидер, а у тебя в подразделении ходячая бомба, которая тебе вроде как тебе подчиняется, а на самом деле в любой момент взбрыкнет, и при этом не факт, что остальные девчонки за ней не последуют.

— Будешь смеяться, но я такую ситуацию вижу каждый день, — натужно рассмеялся я. — Но как понимаю, у нас всё было немного по-другому. «Чертова дюжина» изначально не предназначена, чтоб охранять меня, как были предназначены вы.

— Судя по тому, как ты их воспитываешь, я думала, ты понял это давно, — улыбнулась Мишель. — Я тебя переоценила?

Я помахал головой, словно отгоняя наваждение.

— Не совсем. Я не знаю, что делать, Мишель. С одной стороны перед глазами ваш пример, пример взвода королевы. Но с другой, я не хочу так, как она.

— Действительно, плохой пример, — выдавила улыбку собеседница. — Ужасный. Мария Хосе сбежала к племяннику олигарха, врагу. Сирена отбила у сюзерена мужа и сидела в тюрьме. Я сбежала ещё раньше, и вернулась… Ну, эту историю ты знаешь. А Елена… Елена бы потянула только то, что имеет, ни больше, ни меньше. Это её место. Но единственная заслуга, что Лея правильно распорядилась кадрами в её лице, это её безграничная преданность, как любовницы. Что больше похоже на стечение обстоятельств, чем на осознанный выбор.

— Бестия? — хмыкнул я. Вот она, «вторая фаза». Ввод данных.

Мишель вновь скривилась.

— Бродяжка. В душе. Справедливая, грамотная, преданная… Но без потенциала, Хуан. Она даже не тактик, она исполнитель. Жаль произносить такие слова о человеке, которого люблю и уважаю, но мы договорились говорить без оберток.

Я вновь ошалело покачал головой, которая, к слову, уже начала пухнуть от информации, которую нужно срочно переработать.

— С твоими тоже не всё просто, — продолжила она. — Но у них потенциал есть. Какой — будет зависеть только от тебя. Надеюсь, ты уже убедился, что твои девочки умнее, чем кажутся?

Я вспомнил Гюльзар, наши с нею посиделки и разговоры, и всё-таки согласился.

— У них тараканы, но от того, как ты их вытравишь, будет зависеть, чего они будут стоить в будущем. В противном случае взвод будет расформирован, и все они пойдут туда, куда им и было предначертано, и куда бы они пошли, не появись Паула.

— Кстати, Паула вроде прошла Полигон весной… — решил я прояснить для себя давний больной вопрос, пока масть. — Почему «чертова дюжина» дожила аж до моего появления? Это почти полгода!

Мишель улыбнулась.

— Она начала такое вытворять… Что Лея её выпускать не решилась. Оставила на базе, под присмотром, пока дурь не выйдет. К Новому году собирались ещё раз рассмотреть этот вопрос, эта выдра вроде как начала остепеняться, но тут ты…

Из моей груди вырвался вздох. Что ж, так и есть, девчонок держат вместе только из-за меня. Нет у их взвода единого монолита, и никогда не было. Оттого и проваливали они раз за разом тесты на полигонах, противодействуя слаженным боевым командам, вроде «сорок четвертых». Не учили их этому, для другого готовили. Даже «пятнашки» обучены куда серьезнее.

Кстати, «пятнашек» мне скорее всего и будут сватать взводом. Пока присматриваются, но если что, вариант в рукаве у сеньорин есть. А Кассандра с девочками…

— Пока «чертову дюжину» не трогайте, — закачал головой я. — Пока я вам их не отдам. Они ещё не готовы, с ними работать и работать.

Мишель снова улыбнулась, будто воспитательница малолетниму воспитаннику, изрекшему известную всем, кроме него самого, мудрость. — Единственное, хотелось бы боевых операций, — бесстрастно продолжил я. — Где смогу покомандовать не на полигоне, в игрушечных условиях, а в реальных боях, с опасностью для жизни. В противном случае любые мои попытки «взять власть» обречены.

— Уже. Всё запланировано, Чико. Всё будет. И боевые операции в том числе. Вот только бы разделаться с этим марсианским дерьмом, и всё будет!.. — в сердцах воскликнула она.

— Вот это принес курьер?

В помещёнии, именуемом «гостиная», на одном из диванов покоилась средних размеров пластиковая коробка, в которых обычно хранят вещи, сувениры или детские игрушки. Учитывая, что ответом стало одобрительное молчание, я подошел и открыл. Вещи.

Да, вещи. Но вопрос в том, какие вещи!

— Узнаешь? — ехидненько спросила Мишель, когда я развернул и разложил содержимое по сидению и спинке дивана. — На шеврон посмотри. И петлички.

— Да узнал, узнал… — невежливо оборвал я её.

Да, узнал. К счастью, после первого полугода мне эту дисциплину читать начали — армии народов мира. Форма, типовое вооружение, знаки различия, награды, маркировка военных грузов… Неслабая дисциплина, по объемам запоминаемой информации просто жуть. Ибо рассматриваются в ней не только стандарты нынешних армий мира, коих, к слову, более пяти десятков, но и с кратким экскурсом в историю. И если выучить отличия, например, между АК-74 и ППШ нетрудно — всё-таки оружие главного противника, то как насчет моделей Южноазиатской Народной республики начала XXII века? Или снаряжение австралийских королевских коммандос времен Островной войны?

Мое спасение в том, что обладаю хорошей врожденной памятью. Девчонки же обычно, поголовно, на этом предмете плачут и проклинают «мотиваторы»…

— Зачем мне ЭТО?.. — покачал я головой.

— Понадобится, — усмехнулась Мишель. — Именно сегодня и именно это. — Жду внизу, одевайся.

Через пять минут я стоял перед ней в парадной форме второго киевского гвардейского десантного полка, диссонируя цветом марсианского красно-серого хаки с окружающей обстановкой. Ремень сиял бляхой с выгравированной объемной пятиконечной звездой, на ногах красовались парадные берцы, используемые десантными полками, да в общем и не только ими, только для парадов и выходов «в город», а на боку покоился типовой двухсоленоидный офицерский игольник невысокой мощности, но ужасной скорострельности с лаконичным названием «Игла» производства ижевского завода стрелковых вооружений. На шевроне красовался штандарт президента Марсианской республики, погоны же, как и положено полку, охраняющему главу государства, были пусты, без каких бы то ни было знаков различия.

— Красавец! — захлопала в ладоши Мишель. — А ну, покрутись?

Я выполнил требуемое, чувствуя себя весьма и весьма прискверно. Потому, что кроме внешних проявлений, под самой формой располагался бронник облегченного типа против мелко и среднекалиберного огнестрельного оружия, добавлявший обмундированию вес, а моему телу — объем. То есть, это не простая бутафория, это полное соответствие марсианским стандартам гвардейского десантного полка, возможное только… Правильно, в реальном марсианском десантном полку. Причем, гвардейском.

— Какова моя задача? — вытянулся я.

Она скривилась.

— Не знаю. Все дальнейшие инструкции тебе даст лично сеньор Ноговицин.

Отчего-то именно так я и подумал.

— Кстати, они уже едут, минут через десять будь готов. Подожди здесь, я переоденусь, провожу.

Провожать далеко не пришлось. Кортеж из трех бронированных машин остановился прямо напротив входа в её дом. Из первой и последней выскочило несколько ребят с оружием, куда более серьезным, чем моя «Игла», визуально беря под контроль территорию улицы выше и ниже нас, из центральной же спокойно, почти размеренно вышли два человека в точно таком же одеянии, плюс, с масками-балаклавами на лицах. Встали слева и справа, как бы отгораживая охраняемый объект от возможной угрозы, вперив в нас тяжелый изучающий взгляд. Следом появился и сам его превосходительство. Всё тот же довольный жизнью человек среднего роста с европейскими чертами лица, но узковатыми азиатскими глазами и короткой армейской стрижкой изрядно пробеленных сединой волос.

Первым делом его превосходительство встретился глазами с моей спутницей, зрительно обменявшись с нею некой важной и наверняка объемной информацией. Завершив перегляд утвердительным кивком, переключился на меня.

Меня пробрал озноб. Да, я не его подданный, он не имеет ко мне никакого отношения, но всё равно чувствовалась эта властная тяжесть, заставляющая втягивать голову в плечи и сутулиться, опуская глаза. Я выдержал, да, не прогнулся, но силы, которые пришлось для этого потратить, не счесть.

— Хуан? Рад знакомству! — Он протянул руку. Подумав, я опасливо её пожал.

— Как я уже сказала, — заговорила Мишель, — ты поступаешь в распоряжение сеньора Ноговицына. Вопрос решён на самом высоком уровне. Это значит, что его распоряжения ты выполняешь так, будто они исходят от её величества.

— Слушаюсь, — произнёс я, бодрясь, но больше подошло бы «промямлил». Или мне вновь кажется ввиду нестабильного состояния? Эх, пора заканчивать хандрить, собираться с духом. Проверку вроде бы прошел, ради чего всё и затевалось.

Действительно, прошел. Вторя моим словам к самому себе, господин Ноговицын улыбнулся, в его взгляде появились покровительственные нотки, незримое давление спало. Вот бы мне так уметь!

— Если инструктаж окончен, мы поедем, обратился он к Мишель. — Спешим.

— Да, конечно, — скупо кивнула та.

Сеньора глава корпуса телохранителей развернулась и пошла домой. Одета она была не в форму, но чувствовалась в ней военная выправка, ой как чувствовалась.

— Прошу, — посторонился его превосходительство, скупо указав на открытый люк машины. Когда я прошел мимо и залез внутрь, он сел следом, после чего в машину запрыгнули оба охранника.

— Сильная женщина! Обожаю таких! — задумчиво произнес он.

— Она замужем, — ехидно улыбнулся я.

— Это не важно, — покачал он головой. — Я не в этом смысле. Я уважаю сильных, Хуан. Более того, я уважаю ТОЛЬКО сильных. И она — одна из них.

Я опустил голову, задумавшись.

— Сейчас будете проверять, стоит ли уважать меня?

Он растянул губы.

— Думаю, не нужно быть гением, чтобы дойти до этой мысли.

— Таким образом, мне нужна кровь. Не много, но чтобы пролилась она ярко, показательно. Возможно, ты уже слышал, скоро будет война.

— …

— Слышал, хорошо, — продолжил его превосходительство. Говорил сухо, четко, по военному, без лишних красок и демагогии. — Альянс будет занят совместной войной, и марсианской проблемы в это время быть не должно. В каком-то смысле это хорошо, что рвануло прямо сейчас, когда у нас есть время погасить последствия конфликта. Правда плохо, что придется импровизировать.

— Что от меня требуется? — подал голос я.

Его превосходительство улыбнулся.

— Выступить. Причем хорошо выступить, горячо. Ладно, подъезжаем, пояснения дам по ходу дела, пока слушай вводную.

К нам ближе подвинулся человек, которого господин Ноговицын представил как командира взвода своей личной охраны. Видимо, в некоторых вопросах от него секретов не было.

— Господин Шимановский, ваша задача…

Схема простая, это хорошо. На самом деле это лишь первое кольцо, охрана непосредственно «нулевого объекта» или как он там называется в их терминологии. Второе кольцо — рассредоточенные в толпе парни в гражданском, причем как марсиане, так и наши, из дворцовой стражи. Третье кольцо здесь обычная гвардия, сотрудники правопорядка, но с другой стороны, меньше внимания — меньше проблем. Логика здесь есть, да и не моего ума это дело, если честно. В подобных структурах не дураки сидят.

Заседание проводилось в главном здании Верховного суда, дабы подчеркнуть значимость, историчность процесса. Само собой, все участники процесса находились под марсианской юрисдикцией, от Венеры здесь присутствовали лишь голые стены. Даже охрана зала заседаний состояла из крепких парней в легких доспехах красно-серого хаки.

От машины шли молча — не может первое лицо государства идти и беседовать с одним из охранников. Я находился в метре от него, был частью первого кольца, и, надо сказать, ощущения поймал те ещё. Меня не готовили для работы в первом кольце, и вряд ли будут готовить, но груз ответственности почувствовал. Ведь если сейчас в господина Ноговицына кто-то выстрелит, какой-нибудь придурок из собравшейся около здания заседания толпы, и я буду на одной линии, мне придется схватить эту пулю, кто бы я ни был. Или иглу. Или заряд деструктора…

Б-р-р-р! Ну и мысли!

Парни, шедшие впереди, растолкали вставших около самого входа журнашлюх, набросившихся с какими-то вопросами, отталкивая их не грубо, но уверенно, привычными рутинными движениями. Я вместе с двумя «напарниками» стиснул кольцо вокруг «охраняемого объекта» до минимума, в душе запела непонятная песня, тело вошло в предбоевой режим.

Есть, прошли. Самый узкий и скользкий участок. Кольцо вокруг расширилось.

Да, мы шли на заседание суда по делу о преступлении в метро. Делу с моим непосредственным участием. Потому присутствовать на нем я не мог ни в каком качестве. Этот же человек настоял, чтобы я именно присутствовал, и именно рядом с ним, дабы он мог давать пояснения, комментарии и советы к дальнейшей стратегии.

— Твое выступление завтра. Официальное. Проходишь ты, несмотря ни на что, как свидетель, но отношение к тебе будет сам догадываешься какое. Хочу, чтобы ты оценил, что это за действо, кто там будет, каков общий настрой. Чтобы завтра не путался и не пугался. Потому единственный способ попасть туда — быть невидимкой для камер, сотрудником моей личной охраны.

— Камеры там будут? — нахмурился я.

— А как же. Почти прямая трансляция на Марс. На Венере тоже, но по кабельным каналам диаспоры. Таким образом Лея хочет оттянуть твое «явление народу» ещё хоть ненадолго, но среди марсиан засветишься.

Сегодня же, пока готовимся, этот реквизит твой. Как и вот это. — И он протянул взятую у начальника охраны маску с прорезями для глаз и губ. — Надеюсь, обучили тебя достаточно, чтобы смог потянуть роль первой линии…

Да, достаточно. Теорию я проходил. И первой, и второй, и третьей линии — знать такое положено всем, как-никак мы телохранители. Практика оказалась не намного сложней теории — во всяком случае, но таком небольшом отрезке, как путь от машины до зала заседаний. И роль свою я выполнял честно, отнюдь не бутафорски, вслушиваясь, кроме всего, ещё и в интуицию, свою старую подругу и союзницу.

Сели. Слева один боец, справа я. Кто-то в гражданском сел спереди, кто-то сзади. Кольцо. Однако, справа от меня уселся ещё один человек в гражданском, и тоже из кольца, но это и понятно. В зале заседаний у меня иная роль, к охране более не относящаяся.

Вошли мы одними из последних. Надо сказать, зал был напичкан охраной и парнями в штатском, коих я вычислял не то, чтобы очень легко, как орешки щелкать, но всё же чувствовал. И причина этому не только присутствие главы государства. Настроение у присутствующих было… Мягко говоря возбужденное. Ведь слушалось не простое дело, а важное, слишком важное для будущего Венеры и Марса.

Вошел судья, что-то начал говорить. Появились присяжные. Расселись по своим местам.

— Это не первое заседание, — произнес его превосходительство тихо. Слышно его было плохо, но благодаря гаму, стоявшему в зале, его не услышат за пределами нашего скромного «колечка». — Третье. Народ злой. Далеко не всем нравится то, что я собираюсь сделать.

— А что вы собираетесь сделать? — спросил я.

— Похоронить то, что тебе не по душе. Марсианский национализм, марсианскую вседозволенность.

Или ты думаешь, здесь, наверху, ничего не видно? — Его губы растянулись в злой усмешке. — Всё здесь видно, Хуанито. Прекрасно. Но мы стоим перед тяжелым выбором — или так, попуская отморозков, давая им творить беспредел, или же платя совсем иную, гораздо более высокую для наших государств цену.

Заседание началось. Судья просил тишины, стучал молотком, затем кого-то вызвал. Свидетеля. Я узнал его — один из фанатов, стоявших в другом конце вагона. Тех, кого мы отоваривали вместе с Марко и «интеллигентами». Говорили на марсианском диалекте русского, на эдаком общем, смешанном — было заметно, что каждый здесь находящийся прибыл из разных уголков Красной планеты. В слова я не вслушивался, больше ловя настрой по лицам, по эмоциям. И по необъяснимым с точки зрения официальной науки ориентирам сеньоры Лопес, просвечивая людей сверхспособностями.

— Что чувствуешь? — спросил его превосходительство, дав время для наблюдений.

— Раздражение, — лаконично ответил я.

Он согласно кивнул.

— Когда рушатся стереотипы, а они рушатся, это многим не нравится.

— Здесь есть ваши противники? Политические? — кивнул я на зал.

— Разумеется. Но они бессильны, и потому будут гадить по тихому. Не говорю кто, поймешь сам.

— Судья, — усмехнулся я.

Лицо его превосходительства озарила довольная улыбка.

— Правильно. Это ведь так справедливо, чтобы людей, которым втайне симпатезирует весь Марс, судили твои враги, неправда ли? А что можешь сказать о присяжных?

Я вновь всмотрелся. Нет, ничего особого сказать не мог. Все люди мне незнакомые, кроме одного.

— Интеллигенция. Работяг тут нет. Как и военных, — сделал я вывод. — И политиков.

— Правильно. — Кивок. — Этих ребят должны осудить, но осудить не политики. И не чиновники от юриспруденции. И не бизнесмены. Их должны осудить простые марсиане, не имеющие к власти никакого отношения. Ведь вместе с обвиняемыми они осудят марсианский национализм, идею превосходства над венерианами. Осудят те дела и поступки, что совершались на этой планете последние десять лет, боевой настрой на безнаказанность.

Их осудят врачи, Хуан. Преподаватели ВУЗов. Спортсмены. Профессора. Уважаемые люди.

Вон, смотри, видишь, кто справа?

Я покачал головой.

— Сеньор, я плохо разбираюсь в выдающихся марсианах. Я как бы… Житель другого государства.

По лицу господина Ноговицына пробежала недовольная тень, но лишь на мгновение.

— Врач офтальмолог с мировым именем. Мировым, Хуан. Дальше профессор, ученый-астрофизик. Автор теории происходящего чего-то там важного в звездах, хоть убей, в подробностях не разбираюсь. Но в мире его считают гением, он — гордость Марса.

А дальше? Снова врач. А эта женщина — преподаватель Новорязанского государственного университета, доцент кафедры… — Он замялся. — Что-то с экономикой. Прилетела к родственникам, лето же, отпуск. Пришлось её перехватить, заставить сидеть здесь, в качестве присяжной.

Кстати, почти половина присяжных была перехвачена и посажена насильно. Но мы имеем на это право по закону, так что им не отвертеться. А дальше кто?

Мужик. Молодой, но очень-преочень накаченный.

— Спортсмен?

— Чемпион мира по тяжелой атлетике. Из-за гравитации наши олимпийские команды проводят сборы или здесь, на Венере, или на Земле. Так что выбор был. А дальше…

— Ринат Мухамедзянов, трехкратный чемпион мира по контрас, бессменный лидер «красной машины» и самый высокооплачиваемый спортсмен в мире.

Его превосходительство с уважением кивнул.

— Любишь контрас?

— Ну, я же венерианин! — возмутился я.

Вновь кивок — довод признали логичным.

— То же и с остальными, — продолжил господин Ноговицын. — Интеллигенция. Простые люди с Марса, пользующиеся беспрекословным уважением. Именно они должны признать виновников инцидента виновными, как лучшие представители своего народа, чтобы ни у кого не осталось никаких претензий.

И парней расстреляют. По приговору объединенного Марса, который осудит подобное. И даст бог, остальные это поймут. В любом другом случае останутся недовольные, «оппозиция», которая может сказать, дескать, нам «эти люди» не указ. Красные, белые, зеленые, голубые, правые, левые, серо-буро-терракотовые…

Нет, Хуан. Врачи, учителя и спортсмены. Только так, — подвел итог он.

Я уважительно склонил голову — услышанное отдавало… Лекцией, уроком. На мне не было мотиваторов, меня никто не собирался бить током, но это была именно лекция по подготовке к реальной жизни.

«Да, Хуанито, ты хотел начала? Привыкай. Это, действительно, только начало…» — поддел внутренний собеседник.

— Я уже говорил, завтра выступишь ты, — продолжил мой… Теперь уже точно осознаю, наставник. В некой части процесса обучения, которую лучше него никто не преподаст. — Поскольку это процесс не юридический, а скорее политический, ты должен не просто дать показания. Ты должен выступить, как будто с трибуны. У меня есть власть, я позволю тебе это сделать. И обвинить. Обвинить их, — кивок в сторону скамьи подсудимых, в которой я, скрипя сердцем, разглядел старых знакомых — «Колобка», «Дрища» и «Амбала». Последний сидел с перевязанными руками, все парни были изрядно помяты и угнетены. — Обвинить в произошедшем, как зачинщиков бойни. Писать текст тебе не будут, Лея настояла на том, что ты справишься. Потому, собственно, я тебя и привез — чтобы сам понял, что тебе говорить. Так что смотри, Хуан, слушай. И думай. Не знаю, на чем держится её уверенность в тебе, но я ей доверяю. Для тебя же это будет, так сказать, проверка. В вопросе, стоит ли тебя уважать, о чем мы говорили недавно.

Я сощурился, внимательно рассматривая скамью подсудимых. Семь человек, все, кто начинал ту пресловутую драку. За исключением «Урода»-Артема, которого я всё-таки замочил. Может не я, это сделал дракон… Но сожаления я не испытывал. В отличие от этих ребят, виновных в гораздо меньшей степени.

— Сеньор, — это обязательно? — Я поймал себя на мысли, что до последнего старался избежать взгляда в сторону этой скамьи. — Не поймите меня неправильно, но эти парни виновны… Постольку поскольку. Всё затеял Артем… Фамилии не знаю. И он уже поплатился.

Его превосходительство покачал головой.

— Это не важно. Они могли остановить его.

— А могли не успеть. Они не поддерживали его действия. И в какой-то мере даже пытались блокировать… Может недостаточно, но…

— А что мне делать с сотней погибших, Хуан? — оскалился господин Ноговицын. Не зло, видимо, ждал этих вопросов. — Что делать с остальными отморозками, коих… Совсем не один Артем? И как прикажешь жить дальше?

Нет, Хуан, — покачал он головой. — Справедливость должна быть для всех. Может быть лично эти парни и не настолько виновны, но они СИМВОЛ. Символ вины Марса. И Марс должен их наказать, наказывая в их лице самого себя, за все те поступки, что совершил.

Потому, что не накажи мы их сейчас, ничего не кончится, всё повторится. И что произойдет тогда… — Вздох. — Известно лишь высшим силам.

Они должны умереть, Хуан. Пасть от игл расстрельной команды, состоящей из таких же «учителей» и «врачей» — военнослужащих срочной службы, простых марсианских парней из глубинки, нажмущих на спусковой крючок. Только так мы вырвемся из заколдованного круга.