Задний ход конструкцией не предусмотрен

Глава 34 Отравлено смертью

Ко всему привыкаешь. Дорога уже не кажется мне такой жуткой, как в первый раз, хотя видеть тут я стал лучше. Парадокс: то, что я вижу, мне совсем не нравится, но сам факт того, что вижу, успокаивает. Даже самое неприглядное зрелище лучше непроницаемого тумана, которым представлялась мне изнанка Мироздания сначала.

Обещали вернуть кайлитку — возвращаем. Она со своей мелкой спутницей скучает на заднем сидении, досадуя, что темно и туман.

— Что я вижу? — спросил я у Аннушки, пока мощная машина несёт нас обратно в тот срез, где Андрей маркизит в своё удовольствие.

— Дурацкий вопрос, солдат, — отмахивается курьерша, — это же ты видишь, а не я. Почём мне знать, что показывает тебе Изнанка?

— Какой-то мрачняк. Руины, тьма, серость, хтонь, мрак и тлен. Словно я собственные сны наяву смотрю.

— Тебе снится Изнанка? — удивилась она.

— Я не знаю, что мне снится. Разное. Война. Смерть. Бегство в никуда. Люди, которые вот-вот умрут, но я не могу убедить их спасаться… Но везде фоном вот это, — я показал за окно.

— От таких снов и рехнуться недолго. Мне сложно объяснить, что именно ты видишь на обочинах. Это как бы отражение состояния Мультиверсума, а оно сейчас… Сам видел. Каждый пустой мир не просто пуст, он пропитан дурной смертью. Там умерли миллионы и миллиарды, умерли плохо, тяжело, не в свой срок, выпустив в пространство то, что составляло их жизнь. Мультиверсум отравлен смертью, солдат. Этот яд сочится повсюду, его эманации токсичны, как пары бензина, и так же взрывоопасны. Не все это видят, но видящим не позавидуешь. Думаешь, почему Донка себя глушит, чем может? Она как-то рассказала, что для неё Дорога — как полупрозрачный кишечник гниющего трупа, а Мультиверсум — зомби, который бредёт в никуда, разлагаясь на ходу.

— Мерзость какая!

— Теперь представь себе, что она должна ориентироваться в этом, как могильный червь, ползущий от сгнившей печени к отпадающим почкам…

— Не надо об этом, ладно? — жалобно попросила с заднего сиденья Геманта. — Меня сейчас стошнит!

— Не вздумай! — возмутилась Аннушка. — Андрей мне плешь проест за коллекционную тачку! А ты, солдат, радуйся, что у тебя всего лишь руины.

— А у тебя что?

— А вот не твоё дело. У каждого свой Мультиверсум, и до моего тебе дела нет. Не обижайся, это личное. Держитесь, свёртка!

Аннушка сбросила газ, повернула руль, и машина плавно, почти не подпрыгнув, выскочила под закатное солнце очередного пустого среза. Прямое, почти чистое шоссе пересекает равнину, расчерченную квадратами полей. Похоже на раннюю осень — зерновые золотятся спелым колосом, склонили созревшие головы облетающие подсолнухи. Я далёк от сельского хозяйства, но даже мне очевидно, что урожай пропадает, осыпаясь, а значит, собирать его некому.

С пологого холма увидел знакомое — воронки, испятнавшие золото пшеничных полей, уродливые следы гусеничной техники, пересекающие их наискось, сгоревшие и посечённые осколками деревья разделительных посадок, ржавые обгорелые остовы какой-то бронетехники. Здесь шла в атаку мотопехота при поддержке брони, но её плотно накрыли артой. Дошла она, отступила или вся легла тут, издали непонятно. Как там сказала Аннушка? «Отравлено смертью»? Начинаю понимать, о чём речь. Ощущение специфическое.

Чуйка толкнулась выплеском адреналина, я оглянулся…

— Сзади!

— В жопу драные черти! — выругалась Аннушка. — Это опять те уроды!

— Какие? — спросила растерянно Геманта.

— Такие. Ложитесь на пол! Быстро!

Мотор взревел, машина ускорилась. Угловатый странный броневик в зеркалах начал отставать, но с его крыши поднялся в воздух коптер. Лёгкая летающая штуковина со стеклянным шаром пилотской кабины спереди набрала небольшую высоту и начала быстро нас нагонять.

— Ну почему мы не на «Чёрте»? — застонала в досаде Аннушка. — Где мой пулемёт, когда он так нужен?

— Держи ровно, — сказал я, опуская окно.

Ветер взвыл, выбивая слёзы из глаз, — мы давим, наверное, под сто пятьдесят. Коптер идёт справа от дороги, постепенно приближаясь, и электрическая винтовка легко захватывает контрастную на фоне неба мишень умным прицелом. Она умеет вести динамичную цель сама, подсказывая стрелочками и рамочками в прицельном поле, куда сдвинуть ствол, чтобы правильно взять упреждение. Оно совсем небольшое — скорость пули на максимуме дульной энергии сверхзвуковая. «Отличная дронобойка была бы», — подумал я. Не хватало нам таких на ЛБС. Рукоятка лёгкой вибрацией просигналила — «Пора!», и я прижал триггер спуска. Винтовка сухо щёлкнула, неведомая сила метнула из ствола крошечный чёрный шарик пули. Полсекунды накопления, вибрация — щёлк! Накопление — щёлк! Скорострельность у неё невысокая, калибр маленький, и, хотя каждый выстрел ложится в цель, ни во что важное я, видимо, не попадаю. Пули просто пробивают коптер насквозь, не задевая ни моторов, ни что там ещё есть. Летательные аппараты не так уязвимы, как кажется. Я видел, как благополучно возвращались на аэродром самолёты, ажурные от осколков, как дуршлаг. В плоскостях дырки, в бортах свистит, а ему хоть бы что.

После очередного щелчка нервы у пилота сдали, он сбросил скорость, начал отставать, дожидаясь броневик. Когда стекло кабины перед твоим носом начинает покрываться дырками, сложно не задуматься о бренности бытия.

— Сбрось чуть-чуть! — крикнул я Аннушке.

— Чего? Громче! — ветер свистит так, что ни черта не слышно.

— Сбрось скорость! Подпусти их! — ору я изо всех сил.

— Уверен?

— Давай!

Я выставляю винтовку в окно, разворачиваю стволом назад, припадаю к прицелу. Ветром аж уши к носу заворачивает, но машина сбавляет ход, становится легче.

Щёлк! Щёлк! Щёлк! Щёлк! Боезапас большой, а лёгкую броню эта ружбайка шьёт как бумагу. Увы, на ходу точно не прицелиться, пули ложатся «в силуэт», более-менее на удачу. «Ну, Геманта, где там твои кубики?» — думаю я.

То ли читерский артефакт срабатывает, то ли боги случайного распределения к нам благосклонны — броневик внезапно теряет управление, начинает вилять по дороге, слетает с неё, метров двести вспахивает поле рядом, потом переворачивается. Летят во все стороны куски разбитого об землю коптера, машина делает кувырок и встаёт на колеса.

Аннушка отчаянно тормозит, лихо с заносом разворачивается, и мы мчимся обратно. Пора познакомиться.

На этот раз у нас есть пленные. Не повезло водителю — моя пуля прошила бронированный стеклопакет, его шлем, его голову, подголовник противоминного кресла, плечо сидевшего сзади стрелка, заднюю стенку бронекапсулы и унеслась куда-то в пространство. Надеюсь, она не облетит планету и не вопьётся мне в жопу, вернувшись. Пробивная сила винтовки внушает.

Не повезло и пилоту — кувыркнувшийся броневик размолотил его тело вместе с хрупким лёгким коптером. Без шансов. В живых остались трое: стрелок с простреленным плечом, сидевший рядом с ним сзади боец, и что выглядит особенно перспективным — командир на сиденье справа. Полевые знаки различия неизвестной мне системы, но офицера видно сразу. Судя по возрасту и выражению лица — не ниже майора. От переворота машины они не пострадали, это вам не с эстакады упасть. Защищённые кресла с высокими подголовниками, пятиточечные ремни, прочный каркас кузова — всё сыграло в их пользу.

— Вылезать по одному, оружие оставить внутри, — сказал я громко.

Аннушка, присев, с интересом осматривает закреплённые на раме резонаторы — на мой взгляд, они похожи на фрагменты стальных часовых браслетов, соединяющих чешуйками звеньев невнятные плоские коробки под кузовом.

Экипаж не внял сразу, пришлось прострелить кузов ещё пару раз. Убедившись, что броня их никак не защитит, они неохотно сдались, вылезая наружу.

— По одному, я сказал!

Аннушка держит их на прицеле пистолета, я обыскиваю и связываю руки. Запрыгнув на кузов, убеждаюсь, что внутри остался только труп водителя, возвращаюсь и спрашиваю:

— Ну, что, сразу разговаривать начнём или сперва помучаемся?

Геманта с Кори испуганно наблюдают за происходящим издали, и мне бы не хотелось прибегать к методам экстренного полевого допроса. Они совершенно неэтичны, весьма неэстетичны и крайне далеки от конвенций о гуманном отношении к пленным. Зато очень экономят время.

— Я не очень много знаю, но расскажу всё, — сказал, к моему облегчению, офицер. — Только окажите сначала помощь моему солдату.

Он мотнул головой в сторону раненого стрелка.

— Без проблем, собирайтесь пока с мыслями.

Я осмотрел плечо — сквозная рана, чистый раневой канал, калибр мелкий. Кровь течёт, но умеренно, крупные сосуды не задеты. Ерундовое ранение, «в мясо», повезло. Вытащил из его же разгрузки индпакет, перевязал. Дело привычное, рука набита.

— Воевали? — отметил мою сноровку офицер.

— Не твоё дело, — отмёл я эту попытку контакта. — Выкладывай.

— Мы просто частная военная компания, наёмники, — сказал он. — Работаем по контрактам.

— Если ЧВК занимается поиском и ликвидацией гражданских, это уже совсем иначе называется, — сказал я строго. — Не наёмники, а наёмные убийцы. Статус военнопленного на вас не распространяется.

— Иногда приходится делать то, что нужно. Приказ есть приказ.

— И что это был за приказ?

— Найти и доставить в расположение. При невозможности ликвидировать.

— Кого?

— Её, — офицер кивнул на Аннушку.

— С какого хрена, блин? — возмутилась она.

— Мне не сообщают, званием не вышел.

— Он врёт, — сказала внезапно Геманта.

— Уверена? — спросил я.

— Я кайлитка. Он офицер высокого ранга…

— Звания, — поправил я.

— Да, наверное. Он знает причины, просто не хочет говорить. Надеется вас обмануть, думает, что убивать всё равно не станете.

— Видите, — сказал я с упрёком командиру, — а я ведь не хотел делать вам больно.

— Это не поможет, — покачал головой он, — я тренирован переносить боль, а мои бойцы ничего не знают.

— Ну, как вы уже наверняка догадались, я не могу не попробовать. Девочки, вам бы лучше отойти подальше, отвернуться и заткнуть уши…

Не знаю, как там он тренирован, но с лица сбледнул, и пот на лбу выступил.

— Не надо, — сказала Геманта, — мне он расскажет сам. Ведь правда?

Она присела, коснулась руки офицера и заглянула ему в глаза.

— Дай ей шанс, — сказала мне Аннушка. — Кайлиты умеют промывать мозги, сам знаешь.

Мы оставили их вдвоём, отведя подальше от других пленных. Пока они общаются, я наскоро допросил солдат, а Аннушка деловито выкрутила из резонаторов два акка. Один отдала мне, что, как я понимаю, более чем щедро. Теперь точно хватит на хороший протез. Первым делом займусь, как только эта гонка закончится, надоело ковылять.

Бойцы про задание знают мало, и тут я склонен им верить. На кой чёрт что-то рассказывать, раз с ними офицер катается? Они подтвердили, что это аж целый подполковник. Для понимания уточнил их командную структуру — аналогична нашей, так что подпол — это довольно много. Кстати, он нам, и правда, соврал — никакая это не ЧВК, а хоть и небольшая, но армия. В чём разница? Они воюют не ради денег, а ради политических целей руководства, выполняя приказы. Иногда приказ может быть мотивирован коммерческими интересами третьих лиц, но всё же это не бизнес. Да, местами сложно отличить, но, поверьте, разница есть. Я бы их охарактеризовал как «ГосЧВК», то есть организация, притворяющаяся частной, потому что настоящие интересанты не хотят иметь официального отношения к происходящему. У нас такого тоже хватает.

Численность у них небольшая, но снабжение отменное — это я и сам по технике понял. Мотаются по Мультиверсуму, решают задачи. Какие? Это у командира спрашивать надо. Их уровень — стрелять, куда покажут.

В целом, мы довольно продуктивно побеседовали, бойцы, видя издали, каким соловьём поёт утонувший в зелёных глазах кайлитки командир, не запирались.

Убивать пленных мы, разумеется, не стали бы. Но с офицером всё равно вышло нехорошо.

— Ох! — вскрикнула Геманта и отпрыгнула в сторону. — Что с ним?

Военный вдруг смертельно побледнел, опрокинулся на землю, вытянулся, встав на мостик, как будто у него столбнячные судороги, забился в приступе, пустил пену, закатил глаза… И умер.

— Блокада сработала, — сказал раненый стрелок. — У офицеров, говорят, ставят. Если чего лишнего начнёт болтать, сразу тапки паркует.

— Что ж вы раньше не сказали, придурки? — разозлился я.

— Да мы точно не знали же. Это секретно так-то, просто слухи ходят. Ветераны брешут, раньше вообще взрыв-пакеты в СИБЗ встраивали, а кнопка у командира. Так что это ещё ничего…

У бойцов забрали оружие и оставили в пустом срезе. Жестоко? Да как сказать. Они бы нас не пожалели. Кроме того, я уверен, что их найдут и эвакуируют. Исходя из сложившейся у меня картины, получается, что в Мультиверсуме их командование оперирует очень даже свободно. Если уж они Аннушку раз за разом вычисляют, то своих солдат уж точно найдут. Если захотят. А не захотят… Ну, мы их нянчить не нанимались. Велели передать руководству, что если оно не уймётся, то мы к ним придём сами. Потому что Аннушка теперь знает, где их искать, и однажды они проснутся как я — с ботинком на горле и стволом у носа.

Блефовали, конечно. Расположение их базы офицер выдать не успел, как раз на этом моменте сломался.

На следующем «зигзаге» остановились перекусить и обменяться мнениями.

— Что скажешь, солдат? — спросила Аннушка, колдуя над плиткой. В вечернем воздухе аппетитно пахнет тушёнкой, я слюнки глотаю.

— Это небольшой, но весьма активный анклав, — собрал я в кучу услышанное. — Полувоенная структура, заточенная под разведку и силовые операции. Забазированы в срезе, где есть какое-то местное население, но сами там чужаки, существуют отдельно. Сидят там давно, минимум лет двадцать, но с аборигенами контактирует только руководство, сама база в пустынном месте. Численность боевых подразделений точно неизвестна, там, где крутились наши пленники, более сотни человек только основного состава. Все рядовые бойцы — наёмники из разных срезов, отслужив контракт возвращаются на родину или продляют. Офицеры — непонятно. Есть наёмные, но есть и такие, как тот подпол, — связаны с руководством, происхождение неизвестно. Возможно, костяк высших офицеров и есть руководство. Если существует какая-то гражданская жизнь, то бойцам об этом ничего не известно, они там на казарменном положении. Много техники, оснащённой для передвижения по Мультиверсуму, судя по всему, акки не в дефиците. Есть винтовки типа моей, тоже на акках, но другие, скорее штурмовые, чем снайперские, их мало, рядовым бойцам даже подержаться не дадут. Техника в хорошем состоянии, но, судя по косвенным признакам, с хранения, а не свежесобранная. Тяжёлой брони нет, артиллерии нет, есть миномёты, гранатомёты, ПЗРК. Авиация — разведкоптеры, как тот, что был у этих, есть ещё какие-то ударные, но они их даже не видели, ничего сказать не смогли. Платят наёмным бойцам хорошо, ресурсы, значит, есть. Бездельничать, впрочем, не дают, если нет боевых — гоняют на учебные. Есть впечатление, что готовятся к серьёзным боестолкновениям, тренируют на штурм зданий и подвалов, но пока все задачи были «смотаться и доставить» либо «смотаться и зачистить». Впрочем, может быть, это касается конкретного подразделения, обмен информацией между группами не приветствуется. Это всё, что я выяснил.

— Не так чтобы дофига, — попеняла мне Аннушка.

— Я не особист, а пулемётчик, извини.

— А ты, рыжая, что скажешь?

— Боюсь, — ответила смущённо Геманта, — тоже не слишком много.

— Да ладно, он у тебя полчаса не затыкался!

— К сожалению, в основном признавался в любви…

— Серьёзно? — удивился я. — Какой романтик, поди ж ты…

— Я думаю, — ответила девушка серьёзно, — он действительно был тренирован против допросов под спецсредствами. Одна из методик — вцепиться в постороннюю, но эмоционально затрагивающую тему, и все вопросы сводить к ней. Я умею внушать симпатию и желание отвечать, он зацепился за симпатию, и всё время соскакивал на то, какая я красивая, как ему нравлюсь, и как он готов положить свою жизнь к моим прекрасным ногам. Пел оды глазам, волосам, улыбке, коленкам, веснушкам — лишь бы не отвечать по существу. А как только я надавила… Ну, вы видели…

— Неужели совсем ничего не узнала? — спросила Аннушка.

— Кое-что. Он действительно близок к руководству и в машине оказался потому, что твоя ликвидация недавно получила наивысший приоритет.

— Какая честь!

— Оказывается, ты знаешь какое-то очень важное место и можешь показать его другим. Кроме тебя его никто не знает и, если тебя ликвидировать, проблема исчезнет.

— Очаровательно, — Аннушка сняла кастрюлю с огня и принялась раскладывать кашу по мискам, — осталось понять, какое из сотен мест, про которые знаю только я, имеется в виду.

— Может быть, подсказка поможет? — спросила Геманта. — Это место тебе показала некая Ольга Громова.

До среза, где в пошлой аристократической роскоши живёт маркиз Андрей, мы добрались без приключений. Сдали Геманту, немедленно обнявшуюся с его сыном Артуром, вернули машину, забрали «Чёрта». Аннушка честно предупредила, что за кайлиткой могут явиться неприятности. Она, со слов пленного офицера, не в таком приоритете, но тоже таскает мишень на спине. И вообще, существование кайлитов отчего-то вызывает у его руководства желание с ними покончить.

— Я вполне способен защитить свою недвижимость. Иначе меня давно бы кто-нибудь ограбил, — улыбнулся Андрей. — Так что за нас не беспокойся. А вот Меланту, наверное, стоит предупредить.

— Непременно. Но сначала мне нужно смотаться ещё кое-куда. Надеюсь, много времени это не займёт, так что дождитесь.

— Ты обещала безопасное место для кайлитов, — напомнил он.

— Я помню. Но мне надо уточнить некоторые моменты космологического характера. Не хотелось бы, чтобы оно оказалось ловушкой. Подождите пару дней, у меня будут все ответы… Ладно, хотя бы некоторые.

— Мы подождём, — согласился Андрей. — Мне нужно знать что-то ещё?

— Пожалуй… — ответила Аннушка неуверенно. — Знаешь, в последнее время меня не оставляет ощущение, что за моим плечом постоянно маячит призрак из прошлого.

— Чей-то конкретный?

— Да. Нашей общей хорошей знакомой, Ольги Громовой.

— Та ещё бестия, — кивнул Андрей. — Если происходящие сейчас события связаны с тем прошлым, в котором была замешана она, то это может оказаться чем угодно. Вообще чем угодно. Оленька была инициатором множества интриг самого удивительного масштаба.

— Угу, — кивнула Аннушка. — Когда мы в последний раз виделись, она шутила, что одним движением жопы сломала целое Мироздание. Или не шутила, с неё станется.

— Ты встречала её позже, чем я, — сказал Андрей, — что с ней в итоге?

— Ну, она вошла в пантеон Основателей, что бы это ни значило. Не понимаю в этой мистике. В практическом смысле вступила в странный коллективный брак, родила сына, а потом просто исчезла однажды вместе с легендарным волантером «Доброволец» и его не менее легендарным экипажем.

— Не тот человек, чтобы просто сгинуть в безвестности.

— Все однажды умирают, — пожала плечами Аннушка, — даже если хотели жить вечно.

— Останешься тут, солдат, или поедешь со мной? — спросила Аннушка. — Я собираюсь обернуться быстро, так что можешь просто подождать у этого маркиза. Тут отличная выпивка и мягкие кровати. Я не ревнива, можешь завалить туда служанку, только, чур, симпатичную.

— Нет, — решительно отказался я. — Слишком большая ванна, без тебя в ней будет одиноко. Боюсь заблудиться в пене и утонуть.

— Веская причина, — рассмеялась она. — Уважаю. Ладно, погнали тогда дальше.

В гараже она довольно похлопала по мятому крылу «Чёрта».

— Дружок, мы снова вместе. Ты соскучился? Я да!

— Ты всегда разговариваешь с машинами?

— Ты что, сдурел? Никогда не разговариваю! Что за глупости?

— Но…

— «Чёрт» не машина. «Чёрт» — друг!

— А я? — решился на опасный вопрос.

— Ты… — Аннушка задумалась. — Не спеши, солдат. Я пока думаю над этим.

— Я понимаю. Извини, проехали.

— Нет, не понимаешь, — Аннушка подняла длинный капот, вытащила масляный щуп, протёрла, вставила обратно, вытащила снова и посмотрела уровень. — Видишь ли, я однажды запретила себе всякие там чувства. Много обжигалась, видела много говна, все в конце концов пытались меня использовать…

— Я не…

— Заткнись. Ты не такой, ага. Они тоже все были не такие. До поры. А потом всё менялось. Я слишком долго живу, понимаешь? Не стареть — это офигенно, врать не стану. Но есть и минусы — ты не меняешься, а всё вокруг тебя — да. Если бы мы с тобой сошлись, солдат, то мне было бы двадцать пять и сейчас, и когда тебе стукнет сорок, и когда тебе будет полтос, и когда у тебя отрастёт пузо, выпадут волосы и хрен повиснет на полшестого. Меня-то это не особо парит, но вот тебя будет таращить так, что ну его.

— Я…

— Заткнись, дай сказать. Ты не можешь ничего говорить за того тебя. Потому что это будешь не ты. Человек в двадцать пять, тридцать пять, сорок пять и так далее — это, сука, разные люди. Им нравится разная музыка, разная еда, разные фильмы, разный досуг, разные бабы, в конце концов. И тут такая я — всегда одинаковая, всегда об одном. Застрять в двадцати пяти — это здорово, но есть, чёрт меня дери, и недостатки. Я никогда не повзрослею, солдат. Я юная старая стерва, и не узнаю, какой бы могла стать. У меня пол-Мультиверсума знакомых, до чёрта приятелей, я сбилась со счёта тех, кто побывал в моей койке, но дружила я всегда только с Алинкой, которая робот, с нестареющим вечным засранцем Калебом и с Ольгой Громовой, которая принимала Вещество и была такой же вечно юной старой сукой.

— Мне плевать, — сказал я. — Я с тобой, пока не прогонишь.

— Ну и дурак, — ответила она. — Садись, поехали.