Кери я нашёл наверху. То есть сначала я думал встретить его по дороге в школу, но, не дождавшись там, обнаружил тут. Прогуливает, засранец.
— Люди бывают двух типов, — сказал я внушительно. — Одни сидят на трубах, другим нужны деньги.
Парень чуть не навернулся со своего насеста, испортив мне цитату.
— Док! Ты…
— Я. Не ждал?
— Ждал, — вздохнул он печально. — Особенно когда это увидел.
Он развернул ко мне нот и запустил плеер. Камера снимала со спины, видимо, от кафе, так что лица не видно, но куртка — да, куртка характерная.
Бац, бац, водитель выпал. С этого ракурса видно — да, не жилец. Дверь, девчонки выскакивают, я хватаю Оньку, закидываю на плечо, она закрывает моё лицо с этой стороны. Но вряд ли там была одна камера.
— И что ты понял из увиденного? — спросил я тоном учителя литературы.
— Что ты настоящий крайм, а не понты колотишь, как Пупер. Завалил кланового бойца с одного выстрела сквозь дверь, выбил движок у их лайбы, вытащил детей и всё тебе норм. Я бы неделю в обмороке лежал. Права Дженадин, я ссыкло.
Я не стал говорить, что в водителя попал случайно, и вовсе не собирался никого убивать.
— Кстати, о Дженадин…
— Понял, понял, она твоя, я отвалил, всё такое… — уныло сказал Кери. — Да мне теперь ей в глаза смотреть стыдно после того, как я так на рынке слился.
— Стыдно, а придётся, — сказал я твёрдо. — Мне нужна твоя отмычка. И ты вместе с ней, потому что учиться пользоваться мне некогда.
— Откуда ты знаешь…
— Что у тебя есть отмычка? Сложил два и два. На рынке ты пасёшься регулярно, тебя там знают, ты знаешь ассортимент и цены, в твоём чулане полно хлама. На одной дышке так не поднимешься. Я сразу предположил, что ты краймишь по мелочи, а когда посмотрел на цены, то убедился окончательно. Для дилера ты мелковат, для грабежей трусоват, в хакинг не умеешь, значит, работаешь по железу. Обносишь кондоминиумы?
— Только нежилые! — признался Кери. — Те, которые закрыты. На окраинах рулят кланы, там все кварталы поделены, и чужаку сразу башку отшибут. Но в центре тоже хватает пустующего жилья. Как правило, там ничего интересного, но иногда мне везёт.
— Хватай отмычку и погнали, форточник хулев.
— Кто?
— Неважно. Бегом марш!
***
— Вообще не проблема, — сказал Кери гордо. — Моя приблуда может вскрыть двери даже… Неважно где. А тут вообще ниочём.
Он ткнул плоской коробочкой в косяк сдвижной двери. Коробочка пискнула, дверь щёлкнула. Я нетерпеливо открыл и вошёл.
Игрушки. Огромное количество мягких игрушек. Они самодельные — сшитые из одноразового постельного белья, бесплатных маек, набитые наполнителем из подушек. Вот откуда у Дженадин навыки шитья! Большие и маленькие, симпатичные и корявые, удачные и не очень, они заполнили все свободные поверхности маленького жилого отсека, и я не сразу разглядел среди них саму девушку. А когда разглядел…
— Так, бегом все отсюда, — рявкнул я на заглядывающих в дверь ребят. — Нашли, блин, зрелище.
Они отпрянули, но, конечно, тайное хобби Колбочки перестало быть тайным. То-то она меня пускать не хотела. Стесняется.
— Шоня! — крикнул я вдогонку.
— Да, прем? — красно-рыжая причёска снова засунулась в дверь.
— Сбегай за моей сестрой, пожалуйста. Скажи, надо порисовать.
— Порисовать?
— Не спрашивай, просто сделай.
— Есть, мой прем! Слушаюсь, мой прем! Уже бегу, мой прем! Уже убежала, мой прем!
Вот язва.
Дженадин без сознания, дышит еле-еле, но пульс колотит и температура фебрильная. Приложил ухо к груди — крепитация и влажные мелкопузырчатые хрипы. Незалеченная простуда переросла в пневмонию. Кожные покровы гиперемированы, носогубный треугольник цианозный, дыхание поверхностное, учащённое. Скорее всего, сильно снижено давление, но померить мне нечем.
— Всё плохо, Док? — спросил заглянувший в дверь Кери.
— Паршиво, — признал я.
— Она может умереть?
— Если не лечить, да. Где там Нагма?
— Я тут, братик!
— Заходи. И закрой дверь.
Через час мы были вынуждены признать, что Аллах не хочет смотреть нашими глазами. Ни вместе, ни по отдельности мы не ловим референс. Только бумагу извели.
— У меня без тебя ничего не выходит, — признаёт Нагма. — Мне кажется, что пока ты не можешь, не смогу и я. Ты слишком важная часть меня, братец.
— Почему мне так плохо? — почти неслышно спросила Дженадин.
— Ты сильно заболела. Выпей вот это.
— Что это?
— Просто горячая сладкая вода. Тебе нужна жидкость и энергия. Нагма, проследи, чтобы она регулярно пила. Если сможет есть — принеси ей чего-нибудь горячего и жидкого, обратись к Шоньке, она поможет. Побудешь с ней, сестричка?
— Она не умрёт, братик? Я испугаюсь, если умрёт.
— Не умрёт. Немного времени у нас есть, я постараюсь успеть.
Дженадин глухо тяжело закашляла, сплюнула ржавую мокроту в подставленный стакан.
***
Пойти одному мне не дали — Шоня решительно заявила, что, раз мы корпа, то и действовать должны, как корпа. То есть вместе. Я не нашёл, что возразить. Одному мне проще, но раз уж я это затеял, придётся соответствовать.
За Шоней немедленно прилип Лендик, а Зоник пошёл уже за компанию. Кери, что характерно, не вызвался, только потупился и глазки отвёл. Я и не ожидал. Да оно, пожалуй, и к лучшему — его знакомства на рынке не стоит связывать с нами.
Рынок встретил полупустыми рядами — ещё слишком рано для полноценной торговли, продавцы соберутся ближе к вечеру. Однако нужный мне ларёчек не закрыт, продавец — пожилой татуированный дядька с оптическими имплантами — перебирает свой товар, не ожидая покупателей.
— Приветствую, уважаемый…
— Зовите меня просто Фарма.
— Раз знакомству, Фарма.
— Какой вежливый юноша! — улыбнулся он идеальными, слишком белыми для настоящих зубами. — Но, боюсь, буду вынужден вас разочаровать, я не торгую препаратами наркотического ряда, даже дышкой. За ними обращайтесь к химдилерам.
— Мне они и не требуются, — заверил я.
— А что же вы ищете?
— Мне нужны антибиотики. Любые из ряда бета-лактамных: пенициллины, цефалоспорины. Респираторные фторхинолоны. Желательно парентерального введения, плюс шприцы к ним. Возможно, потребуются глюкокортикоиды. Очень нужны жаропонижающие и муколитики, отхаркивающие препараты. Не помешает тонометр. Чёрт, даже элементарный термометр меня бы здорово поправил.
— Юноша, вы меня ошарашили, — после долгой паузы признался Фарма. — Обычно ко мне приходят попросить «таблетки от башки» или с диагнозом «что-то брюхо крутит».
— У вас есть то, что мне нужно?
— Некоторые термины мне незнакомы, но я понял о препаратах какого рода идёт речь. Предположу, что дело в воспалении лёгких. И, судя по всему, не у вас — вы слишком бодро выглядите для такого сильного набора лекарств.
— Вы правильно поняли, — кивнул я.
— К сожалению, как вам наверняка известно, медицина общей практики в городе не приветствуется. Жители, имеющие проблемы со здоровьем, должны обращаться в клиники для установки коррекционных имплантов. Поэтому фармакологические препараты в свободном обороте отсутствуют…
— Я не в «свободный оборот» пришёл, а к вам, уважаемый Фарма, — нетерпеливо сказал я.
— Они поставляются из мест… Весьма далёких, весьма. И сейчас, как назло, имеется проблемы с поставками…
— Послушайте, — ответил я. — Если бы у вас их не было, вы бы так и сказали, верно? Я уже понял, что будет дорого. Назовите цену.
Аптекарь нервно оглянулся, наклонился ко мне и тихо сказал:
— Есть препараты из Альтериона. Эффективность — ураган. Но очень, очень дорогие. Даже когда были эти, ну, вы знаете, о ком я…
— Проводники? Контрабандисты?
— Тихо! Тихо! Не надо вслух. Так вот, даже тогда я почти не брал эти лекарства. За них мало кто готов платить, потому что люди не разбираются. Здесь вообще дешевле сдохнуть, знаете ли. Но вы, я вижу, несмотря на свою юность, знаток медицины. Только поэтому предлагаю вам…
— Давайте не будем торговаться слишком долго, Фарма, — сказал я устало. — Мой пациент не может ждать.
Фарма объяснил мне, что из инъекционных инжекторов является антибиотиком, что иммуностимулятором, что обезболивающим, а что антиреспираторными препаратами. В результате я выкупил всю аптечку — прочный модерновый кейс, плотно набитый лекарствами и снабжённый диагностическим модулем. Поверх содержимого в него засунута стопка листов — бледная распечатка кустарного перевода инструкций.
Вышло действительно дорого. По меркам низов — сумасшедше, несообразно дорого. Сдаваясь в аренду всю жизнь, Колбочка заработала бы меньше. Но я слышал про Альтерион. Это мир, из которого Змеямба, и он действительно славится своей медициной. Судя по довольному лицу продавца, он себя на этой сделке не обидел.
Шоня и ребята, услышав конечную сумму, выпучили глаза и потеряли дар речи. На карточке после этого остались сущие гроши. Но для низов и это приличные деньги.
— Подержи, — передал я сумку девушке. — Береги, как свою девственность.
— А с чего ты взял… — вскинулась она, но тут же заткнулась, увидев, что к нам приближается делегация.
Она и ребята переместились за мою спину, но, надо отдать им должное, не сбежали.
— Здравствуйте, уважаемый Копень, — поприветствовал я рыночного смотрящего.
За моей спиной — трое детей. За его — четверо набитых силовыми имплами громил. Поэтому я — сама вежливость.
— Вижу, вы становитесь нашими постоянными покупателями.
— У вас есть бонусная программа?
— Знаешь, паренёк, — продолжил он, игнорируя мою реплику, — я поспрашивал про корпу «Шустрилы». Никто про неё не слышал.
— Наверное, я просто невнятно произнёс. Извините, был на нервах. Не «Шустрилы», а просто «Шуздры», — распахнул куртку, демонстрируя майку с оскалившимся опоссумом на пузе.
— Сути не меняет, — ответил Копень. — Неважно. Каждый может называться, как хочет, и менять названия хоть каждый день.
Я только плечами пожал.
— Вижу, с токами у вас неплохо, — он кивнул на сумку. — Фарма улыбается, как будто у него день рождения. Сколько они заплатили тебе, Фарма?
Аптекарь уже не улыбается, будто у него день рождения, а мрачный, будто он на похоронах. Причём собственных. Послушно назвал сумму. Копень присвистнул, громилы переглянулись.
— Кажется, это самая крупная сделка на рынке в этом году, да, Фарма? — сказал он.
Аптекарь помрачнел ещё сильнее.
— Куда заносить долю, ты знаешь, — добавил смотрящий и переключился на меня.
— Грабить нас бесполезно, — напомнил я. — Я отдал все токи в аптеку. А препаратами вы не знаете, как пользоваться.
— Во-первых, мы могли бы их просто продать обратно Фарме, — усмехнулся Копень, — Во-вторых, мы честные краймы. Так на рынке дела не делаются.
— Ну да, сначала дают уйти с рынка…
— В прошлый раз это была частная инициатива. Я, разумеется, в курсе, но за пределами рынка не моя юрисдикция. Рад, что вы не дали себя в обиду.
— Уважаемый Копень, — сказал я осторожно. — Крайне польщён нашей беседой, но, к сожалению, весьма тороплюсь. К нам есть какие-то вопросы? Мы честно оплатили товар и хотели бы его забрать без конфликтов.
— По поводу товара вопросов нет, — кивнул смотрящий. — Однако есть два момента.
— Внимательно слушаю.
— Первый, у вас много токов, но вы ни с кем не делитесь. Это неправильно.
Он выдерживает паузу, но я молчу, глядя в его мутноватые неприятные глазки. Это ещё не предъява, он ждёт, что я сдуюсь сам. Не дождётся.
— И второй, — недовольно говорит Копень, не дождавшись реакции. — Тут один клан очень интересуется неким пацаном в необычной зелёной куртке при двух мелких девчонках.
— Моя куртка не зелёная, девчонок, как видите, тоже нет.
— В прошлый раз была зелёная.
— На улицах полно зелёных курток, — невозмутимо парирую я.
— Этот парнишка привалил двух человек прямо на Средке. За наводчика они не в претензии, он левый. Но второй — их прем. За это придётся ответить.
— Кто привалил, тот пусть и отвечает, — сказал я уверенно. — Ко мне вопросы есть?
— Один, последний. Ты действительно умеешь этим пользоваться? — Копень показал на сумку.
— Там есть инструкция.
— Фарма? — повернулся смотрящий к аптекарю.
— Он реально в теме, Копень, — торопливо ответил тот. — Не будь совсем пацан, я бы сказал, что натуральный лечила. Я половину слов не понял.
— Мы уходим, — сказал я. — Было приятно поболтать, но нам пора.
— Идите, шуздры. Думаю, ещё увидимся.
***
— Я думала, что обоссусь с перепугу, — призналась Шонька, когда мы ушли далеко в тоннель. — И это не фигура речи. Отвернитесь и заткните уши!
Мы послушно отвернулись. Я уши не заткнул, поэтому шорох одежды, журчание и облегчённый вздох услышал отчётливо. Остальные — не знаю, в тоннеле темно.
— Можно включать фонарь?
— Да, я всё. Пошли отсюда, — ответила она.
На этот раз нас никто не преследовал, поэтому тоннель и станцию мы прошли без проблем. А вот выйдя на поверхность, я повернул в противоположную от нашей сторону и скомандовал:
— Бегом марш!
Мы побежали изо всех сил, хаотично сворачивая и проскакивая через подворотни, потом я сказал:
— Стоп! Стоим, молчим, всем тихо!
Топот послышался почти сразу. В узкий замусоренный двор из тёмной арки с разгона влетел совсем молодой парнишка. Споткнулся о подставленную мной ногу, полетел кувырком, затормозил носом в мусорные мешки.
— Куда торопимся, дро? — спросил я вкрадчиво, поставив ему ногу между лопаток.
Он пару раз дёрнулся, но понял, что я прижал надёжно, и затих.
— Не слышу ответа, — напомнил я.
— Вы чего? На маленьких, да? Думаете, за меня вписаться некому?
— Бежал куда?
— Бежал и бежал, а чо, нельзя? Спортом увлекаюсь, типа. Имею право.
— Имеешь, — согласился я. — Передай Копню, что не надо искать Шуздр. Шуздры, если надо, найдут его сами.
— Какому ещё Копню? Не знаю я никакого Копня… — заныл пацан, но я его уже не слушаю.
Присел, заломил ему руки за спину и связал вынутым из куртки поясным ремешком. Зафиксировал, пропустив через арматуру подъездной лестницы, так что, пока не развяжется, за нами не пойдёт. Ремешок паршивый, тянется, хватит его ненадолго, но след уже остынет. Я надеюсь.
— Уф, я боялась, ты его грохнешь, прем, — призналась по дороге Шоня.
— Не надо делать из меня монстра, Шонь. На Средке просто не было выбора.
— Прем, ты отвалил адовы деньжищи на рынке, — сказал Зоник. — У тебя что, токов немеряно?
— Нет, теперь почти не осталось.
Я лукавлю, у меня есть ещё пара карт. Но им об этом знать ни к чему.
— Но почему, блин?
— Потому что мы корпа.
— Э… Круто, — задумчиво сказал Зоник и замолк.
В комнате Дженадин пахнет потом и болезнью. Нагма обтирает ей лоб и плечи мокрой футболкой, Ония стоит со стаканом воды, готовая напоить.
— Как она, сестричка?
— Плохо, братец, — вздыхает девочка. — Очень страшно кашляет, от этого ей больно, и она кашляет ещё сильнее…
Я вытащил из аптечки шайбу цифрового термометра, приложил ко лбу. Пролистал инструкцию, перевёл результат по таблице в градусы Цельсия. Тридцать восемь и пять. Девушка в сознании, но глаза потухшие, ни на что не реагирует. Посмотрим, на что способна медицина альтери.
Змеямба, рекламировавшая своих соотечественников, не преувеличила — температура упала практически моментально. После курса инъекций Дженадин задышала свободнее, кашель не пропал, но стал продуктивным и менее мучительным, в глаза вернулся разум.
— Спасибо, — сказала она тихо.
— Не за что. Отдыхай. Я побуду с тобой, присмотрю. Кстати, отличные игрушки, ты молодец, — я поправил пристроенного вместо подушки набивного зайца. Или не зайца. Может, это рога, а не уши? Тогда козла. Неважно.
— Я… никому…
— Не показывала, я понял. Теперь все увидели, прости. Так вышло. Не надо стесняться того, что ты делаешь от души.
— Смеяться… будут…
— Не будут. Тех, кто мог бы тебя дразнить, с нами больше нет. А оставшиеся точно не станут. Ах, да, ты же кучу событий пропустила! Лежи-лежи, я тебе сейчас всё расскажу.
Я ложусь на кровать рядом и художественно, преуменьшая проблемы и подчёркивая забавные моменты, рассказываю ей о том, что случилось за прошедшие сутки. Говорю, пока она не засыпает. Невооружённым глазом видно, что лекарства подействовали, пошла на поправку. Удивительно быстро, эта химия действительно стоит своих денег, даже если аптекарь меня прилично нагрел.
В коридоре меня ждёт мрачная Лирания.
— Можем поговорить?
— Поем сначала, ладно? Очень жрать хочется.
Мы спускаемся вниз, к автомату. Девушка молча ждёт, пока я съем порцию полюбившейся мне острой лапши. Сама отказывается. Сидит и смотрит так, что я чуть не подавился.
Поднялись в её комнату.
— Онь, оставь нас, — велит сестре.
— Ну, Ли-и-ира… — уныло начинает та.
— Сбегай, помоги Нагме, — прошу я. — Она у Дженадин. Только не шумите там, пусть спит.
— Да, Док! — убежала.
— Моя сестра слушается тебя лучше, чем меня, — отмечает недовольно девушка.
— Умненькая девчушка, — соглашаюсь я.
— Я поболтала с Шоней. Она мне наговорила всякого… Это правда?
— Откуда мне знать? Я без понятия, что она тебе сказала.
— Что ты якобы убил двух клановых на Средке за то, что они напали на Оньку.
— Они напали на обеих девчонок, — уточнил я.
— Так это правда?
— У меня не было выбора. Их похитили.
— Боже, какая я идиотка… — Лирания опустилась на кровать, сгорбилась и закрыла лицо руками. — Заходилась тут в пиздостраданиях, а у тебя тогда ещё пистолет не остыл. Представляю, какой тупой истеричкой выгляжу. Я тебя подставляю, исхожу на говно, бью шокером, пинаю ногами, обзываю, а ты спасаешь мою сестру и не говоришь ни слова, когда я заливаю тебя слезами и гружу истерикой. Зачем ты опять пришёл?
— Ты меня позвала, — напомнил я.
— Я позвала тебя сказать, что мы с Онькой уходим.
— Куда?
— Не знаю. Отсюда.
— Нагма расстроится, — покачал я головой. — А почему?
— Из-за тебя. Я не могу выносить твоего присутствия. Я…
— Заткнись, пожалуйста.
— Что?
— Заткнись. Прямо сейчас закрой рот, пока не ляпнула ничего такого, что нельзя будет отыграть назад. Тебе сейчас до боли стыдно, но это происходит в твоей голове. Не в моей. Не между нами. Хватит себя наказывать. От этого пострадают те, кому ты дорога. Твоя сестра. Я, в конце концов. Так что никуда ты не уходишь.
— Ты не можешь мне запретить!
— Ещё как могу.
Меня не шокирует её история, меня не пугает её истерика. Я подвизался криминальным врачом в борделе, я слышал истории страшнее и видел истерики хуже. Лирания из тех, кто подчиняется. Психолог рассказал бы, какие травмы детства к этому приводят, но я не он. Она исполняла всё, что хотел тот подонок, и ненавидела не его, а себя. Сорвалась, когда речь зашла о жизни сестры, и с тех пор наказывает себя за это. Она сделает всё, что я скажу. Может быть, потом спрыгнет с крыши, но сделает.
— Снимай штаны, — сказал я спокойно.
— Что? — вскочила она с кровати.
— Что слышала. Снимай, ну.
Она, глядя в пол, расстегнула ремень и спустила штаны.
— Хватит, повернись к свету, — я взял остолбеневшую девушку за бедро, развернул к окну, присел перед ней на кровать. — Да уж, исполосовала ты себя…
Достал из кармана альтерионский спрей, купленный специально для этого. Стоит он страшно сказать сколько. Щедро брызнул на одно бедро, потом на второе.
— Оу!
— Больно?
— Холодно. Уже прошло.
— Не надевай пока штаны, пусть впитается. Майку подними.
Подняла нижний край футболки, обнажив живот. Он весь в поперечных мелких порезах — заживших до белых ниточек, схватившихся бурой корочкой и совсем свежих, алеющих повреждённой кожей и отмокающих сукровицей. Она, я смотрю, времени не теряет.
Полил заживляющим спреем в три слоя. Если продавец не соврал, то через сутки даже шрамов не останется.
— Подожди, дай высохнуть. Майку потом наденешь эту, — протянул ей футболку с опоссумом.
Она послушно взяла.
— Шоня сказала, ты какую-то чудовищную сумму потратил на лекарства для Колбочки…
— Не для неё. Для всех. Это аптечка нашей корпы. Ты с нами?
Она вдохнула, отвернулась, стянула через голову майку и надела новую, с опоссумом.
— Учти, если порежешь себя снова, будешь должна за переведённый впустую регенератор. Не скажу, сколько он стоит, у тебя всё равно столько нет, так что будь любезна воздержаться.
— Зачем я тебе? — спросила она внезапно.
Формулировка расплывчатая, но я понимаю, что она имеет в виду. Отвечаю честно, хотя и не в порядке важности.
— Тебе нужна помощь. Я своих не бросаю. Ты мне нравишься.
— А я своя? — спросила она, не став обсуждать остальные пункты.
— На тебе правильная майка, — улыбнулся я. — Ну-ка… Не болит?
Я осторожно пропальпировал бедра.
— Нет, ни капельки. Разве что онемело чуть-чуть.
— Прекрасно, можешь надевать штаны.
— Я могу их и снять. Ведь ты этого ждёшь?
Тело реагирует, но я-взрослый качаю головой.
— Не жду. Не буду врать, что не хочу, но если это случится сейчас, то ты потом будешь презирать себя и ненавидеть меня. Так что надевай.
— Ну и проваливай! — зло сказала она, судорожно натягивая штаны и застёгивая ремень. — Видеть тебя не могу!
***
Проверил Дженадин. Она спит, температуры нет, дыхание хрипловатое, но уже гораздо лучше. Рядом уснули Нагма с Онькой. У кровати — стопка бумаги с набросками, Нагма не перестаёт пытаться.
Поднялся на крышу продышаться, проветриться, успокоиться. Я-подросток переживаю об упущенной возможности. Перед глазами узкие бёдра, худой исцарапанный живот и тонкие трусики между ними. Я-взрослый знаю, что это был бы неловкий стыдный секс с зажатой девчонкой, которая «позволяет делать это с собой», и он был бы первый и последний. Плохая идея.
На крыше с удивлением понял, что уже вечереет — день настолько спрессовался в кучу событий и переживаний, что я выпал из времени. Над головой разгораются огни Средки, снизу поднимается и наливается тусклым неоном туман. Он размывает детали, и город начинает выглядеть привлекательно. Дмитрий что-то в нём увидел однажды, может быть, в своё время увижу и я. Если это время у меня будет.
По улице, озираясь и внимательно вглядываясь, идёт давешний пацан. Периодически достаёт коммуникатор, освещая лицо экранчиком, что-то туда пишет. Не то чтобы я сомневался, что он развяжется, там дурак бы развязался, но хорошо, что я в этом убедился. Если бы его связанного сожрали пегли, вышло бы нехорошо. Почти так же нехорошо, как то, что он явно что-то ищет. Точнее, кого-то, и я знаю кого именно.
Меня ему снизу не разглядеть, он проходит мимо, потом возвращается, заглядывает в мусорный бак, отмечает на экранчике, идёт дальше. Если что-то и вызвало его подозрение, вида он не подал. Буду надеяться, время у нас ещё есть.
— Не помешаю, прем?
— Нет, Шоня. Тому, кто ничего не делает, нельзя помешать.
— Знаешь, я за последние сутки пережила, кажется, больше, чем за всю предыдущую жизнь.
— Жалеешь?
— Наоборот. Это было нечеловечески круто. Меня до сих пор тащит.
— Вы сами выбрали. Никто вам не мешал свалить, как остальным.
— Это я выбрала, — хихикнула Шоня. — Лендик за мной таскается хвостиком, а Зонику всё пофиг, он за компанию со Средки спрыгнет.
— И почему ты решила остаться?
— Я видела, что случилось на Средке. Буквально метрах в двадцати была. Ты выскочил из переулка, выхватил пистолет, три раза выстрелил, выдернул девчонок и свалил, даже не оглянувшись. Я видела твоё лицо — спокойное, сосредоточенное, деловое такое. Ты это сделал не из азарта, не на истерике, не для понтов. Сделал потому, что было надо.
— И что?
— Я посмотрела на это и сказала себе: «Шоня, если кто-то и сможет выдернуть тебя из говна, то ты его видишь прямо сейчас».
Она подошла ко мне и встала рядом, коснувшись плечом.
— Я ничего не обещаю.
— Я рискну, — ответила девушка уверенно.