— Эй, Кери, ты чо! — всплеснула руками Колбочка. — Совсем от учёбы башкой поехал? Это ж наш прем, нафига ему тебя мочить?
— Никакой он не прем, Дженадин, — упрямо ответил пацан. — Он чужак из того дома.
— Ну и что? — удивилась девушка. — Да, он из вершков, но его родня попала под раздачу, и теперь он как мы.
— Нифига он не как мы! — запальчиво сказал Кери. — И родня его не вершки, а внешники! Я за ними год следил! Камеру поставил!
— Откуда у тебя токи на камеру? — спросила подозрительно Колбочка. — Брешешь поди.
— Скрутил в переулке, она нерабочая была, а я починил. Её до сих пор не хватились.
— Воу, да ты настоящий крайм! — засмеялась Дженадин. — Крутой тырщик! Я тебя умоляю, Кери, что за фигню ты несёшь?
— А как ты её подключил? — спросил я. — В сетке тебя бы спалили махом.
— Кинул прямой шнурок к ноту.
— У тебя и нот есть? — удивилась Колбочка. — Ты что, тайный пром?
— Это совсем старый нот, — признался парень. — Я его у старьёвщика на дышку сменял. Он думал, что нот дохлый, отдал дёшево, но там только батарею надо было поменять и питалку починить.
— А откуда у тебя дышка на обмен? — продолжила его допрашивать девушка.
— Накопил. Я её не нюхаю, мозги киснут.
— И ничего не киснут, глупости всё это, — буркнула Колбочка. — Зато жить не так говённо.
— Дженадин права, — сказал я. — Никто тебя убивать не собирается. С чего ты взял, что я чужак?
— А кто ещё мог появиться в доме внешников?
— А почему ты решил, что они внешники? И что это вообще, по-твоему, значит?
— Это значит, что они из другого мира, — Кери почувствовал, что ни бить, ни тем более убивать его не станут, и теперь говорит зло и раздражённо, а не заискивающе. — Что к ним таскается проводник. Что у них в доме появляются и исчезают странные люди. Что они занимаются странными делами. Что у них полно всяких странных штук. Что они живут в низах, а сами одеты, как промы.
Парень ткнул пальцем в мои джинсовые шорты, торчащие из-под дешёвой майки.
— Кери! — Колбочка страдальчески закатила глаза. — Опять ты понёс этот тухлый скам про другие миры! Стыдно слушать!
— Погоди, Дженадин, — остановил я её. — Пусть говорит.
— Ещё ты, прем, скажи, что они существуют! Что не везде на свете такое говно, как тут! — сказала девушка с досадой и презрением. — Кажется, вы нашли друг друга! Я пойду к автомату, возьму дышки, у меня ещё две дозы в лимите, и всажу обе! Пусть у меня мозги лучше скиснут, чем завернутся от ваших фантазий! Мальчишки!
И она пошла к автомату в конце квартала.
Мы оба молча смотрели ей вслед, и оба — ниже пояса. Попа у неё действительно большая, и двигает она ей весьма качественно. Глаз не отвести от коротких обтягивающих шортов.
Кери перехватил мой взгляд и насупился, но ничего не сказал. А что тут скажешь? «Отстань от моей девушки?» Так она не считает себя его девушкой, а просто наехать на меня он яиц не отрастил. Мне-взрослому немножко неловко, ведь у него чувства, но я понимаю, что именно так работает внутривидовая конкуренция за самок, которая постарше не только нас, пацанов, но и человечества как вида. Мне-подростку вообще пофиг, я просто наблюдаю, как красиво движутся ягодицы. Смотрел бы и смотрел, но есть дела поважнее.
— Ты видел, что случилось? — спросил я. — Кто вломился в дом?
— Только самый конец, — признался он. — Когда двери опечатывали. Это была муниципальная кибер-полиция. Но они, скорее всего, прибыли последними, они всегда так делают.
— Толку от тебя, сталкер хулев… — расстроился я. — Наблюдал-наблюдал, и всё пронаблюдал.
— Должна быть запись с камеры на ноте. Там циклическая ячейка на сутки.
— Тогда надо поспешить, пока не затёрлось!
— А с чего я должен тебе помогать? — возмутился вдруг Кери.
— Потому, что я тебя прошу, — сказал я твёрдо.
Я-взрослый сказал это с утвердительной, обязывающей интонацией старшего по социальному статусу. Я-подросток добавил к ней тонкий намёк альфа-самца: «А то врежу».
Разумеется, он вздохнул — и сдался.
— Ты правда внешник? — спросил он, глядя на возвращающуюся Колбочку.
Спереди это не такое волнующее зрелище, хотя бёдра тоже ничего.
— Правда, — не стал отпираться я.
— И ты не убьёшь меня, за то, что я тебя раскрыл?
— А кто тебе поверит? — логично ответил я.
Не рассказывать же парню, что все, кому положено знать про Мультиверсум, и так про него знают. Практически в любом мире есть проводники, контрабандисты, чёрные рынки, а также спецслужбы, которые за всем этим с большим или меньшим успехом надзирают.
— Да, Дженадин так и не поверила, — вздохнул он.
Глаза его (и, если честно, мои тоже) прилипли к шортам, которые настолько тонкие и обтягивающие, что видна форма интимной причёски. У нас такие называют «велосипедными», но я пока не видел тут велосипедов.
— А ты-то откуда узнал?
— Мой… учитель физики повёрнут на этой теме. Множественность миров, Великий Фрактал, вот это всё. Ребята считают, что он просто сказки рассказывает, чтобы уроки не скучные были. Но когда ваши поселились чуть ли не напротив моих окон, то я понял — вот оно!
— Ну что, мальчишки, не подрались ещё? — весело сказала Колбочка. — Вас же только оставь, тут же начинаете пиписьками мериться! А я вот дышку всадила — и мне ништяк. Ещё одна есть, хотите?
Девушка протянула нам аэрозольный баллончик, похожий на те, что у нас таскают с собой астматики.
Дышка — лёгкий доступный наркотик. Тем, кто на соцавансе, в том числе детям старше тринадцати, его выдают бесплатно, хотя и с ограничениями. Платно — без ограничений, да он и недорогой. Считается, что он безвреден, не вызывает привыкания, помогает расслабиться и снимает последствия стресса. Когда-то у нас так же писали про сигареты. Дмитрий говорил, что дышка снижает агрессию и немного тормозит мышечные рефлексы. Поэтому подростковые банды тут такие унылые, а крутого према без проблем отметелил пацан на два года младше и на десять кило легче. Возможно, это часть политики контроля, которая не позволяет разгуляться серьёзному криминалу в низах. А ещё ходят слухи, что дышка облегчает кибернетизацию, повышая приживаемость имплантов, но насколько это правда, а насколько маркетинговая стратегия производителя — я понятия не имею. На мой медицинский взгляд звучит крайне сомнительно, но результат есть — дышку в низах принимают почти все.
— Воздержусь, пожалуй, — вежливо отказался я.
— Я не принимаю, ты же знаешь, — ответил Кери.
— Ну и дурачки, — улыбнулась Колбочка. — Мне больше достанется.
***
Кери привёл нас к многоэтажному кондоминиуму, пребывающему в весьма запущенном состоянии. Действительно, в двух шагах от того, что купил себе Дмитрий.
Лифт не работает, и мы пошли вверх по лестнице, минуя площадку за площадкой, пока парень не сказал:
— Вот здесь я живу.
Потускневшая и обшарпанная пластиковая дверь чуть сдвинута в пазах, из щели пахнет какой-то дрянью.
— Похоже, отец дома, — вздохнул Кери. — Пошли дальше. Нот у меня на чердаке.
— У тебя отец не на контракте? — удивился я.
— Нет, он не арендовался вообще.
— И чем занимается?
— В школе преподаёт.
— Дай угадаю… — сказал я задумчиво. — Физику?
— Ну да.
— То-то ты поверил в Мультиверсум, — кивнул я.
— Он когда-то был знаком типа с проводником, и тот ему наговорил всякого. С тех пор он залип.
Я не стал комментировать. Подъём по длинной замусоренной лестнице не способствует продолжительным беседам — всё-таки мне сильно досталось сегодня, нога очень болит, хромаю из последних сил.
Логово Кери оказалось в технической будке на крыше — здесь стоят пыльные и неживые механизмы лифтового привода. Судя по их виду, лифт не работает давно, и чинить его никто не собирается. Парень выгородил себе в углу нечто вроде мастерской, совмещённой с жилищем. Старая косая кровать, застеленная не очень чистым бельём, небольшой верстачок, заваленный проводами, и несколько ящиков, набитых электронным хламом.
Колбочка тут же завалилась на кровать и задрала ноги кверху.
— Задалбывает таскаться по твоей лестнице! Не мог пониже устроиться!
То, как привычно она разлеглась, показывает, что девушка тут частый гость, и на кровати этой случалось всякое. Поднятые к потолку ноги открывают вид, от которого трудно оторваться, но я сделал над собой усилие.
— Где твой нот?
— Снаружи, ответил Кери. — Пойдёшь, Дженадин?
— Не, тут поваляюсь, — помахала нам ногой Колбочка. — Чот растащило от дышки.
***
Вечереет, город затягивает туманом, неоновые огни ещё не зажглись. Вид с крыши мрачноватый, но дымка маскирует детали: потасканность и неуют улиц «низов» не бросается в глаза.
— Сюда, — Кери влез по нагромождению труб и вентканалов, расположившись, как на насесте, на стальном коробе.
Из-под другого он извлёк довольно обычный на вид ноутбук. Открыл крышку, экран засветился.
— Это старый тухлый нот, — сказал он извиняющимся тоном. — Зато он может работать сам, без сети. На нём есть программы, а не только облачный интерфейс. Ты понимаешь, о чём я?
— Более-менее. Локальная система, а не тонкий клиент.
Я не особо разбираюсь в сетевых технологиях, но в одном пространстве с Дмитрием невозможно не нахвататься хотя бы по верхам.
— Именно! — обрадовался Кери. — Поэтому подключён не через сеть, а прямо к камере. Вот, смотри, сейчас найду…
Камера смотрит на наш дом сбоку и немного сверху. План довольно общий, деталей не разглядеть. Действие начинается с того, что две чёрные фигуры стремительно оказываются у двери, дверь открывается, они влетают внутрь. Некоторое время не происходит ничего, затем появляется чёрный закрытый фургон, заворачивает за дом, туда, где чёрный ход. Ещё пауза в событиях, потом фургон выезжает и удаляется.
Кери проматывает, в кадре появляются полицейские киберы — мощные ребята, в серьёзном обвесе, не уличный патруль. В полицию арендуют крупных людей в хорошей физической форме, у того же Пупера неплохой шанс. Но эти прям шкафы, и все в имплантах. Видимо, спецподразделение. Муниципалы такую дорогую аренду не тянут. Да и не нужны в обычном патруле супермены, чтобы наркодилеров да серых сутенёров гонять.
Киберы взломали дверь, зашли. Минут через пять вышли, опечатали дверь, сели в машину, уехали.
— На этом всё, — сказал Кери. — Видишь, их замела гвардия Владетельницы.
— Почему ты так уверен?
— Они же в оболочках были! С тех пор, как Дома разогнали, оболочки только у гвардейцев.
— Больше ни у кого? Уверен?
— Ну, ходят слухи, что самые крутые промы могут купить для своих, но я думаю — врут. Будь я, к примеру, Владетель — хрен бы я кому оболочки продал!
***
Пром — от «промышленника». Когда Калидия, ставшая Верховной Владетельницей, недрогнувшей рукой пустила под нож старую аристократию, возник запрос на новые элиты. Ими стали владельцы крупнейших промышленных консорциумов, «промы». Производственная сфера города жёстко разделена на сектора: производство пищи, производство одежды, производство транспорта, производство техники и оборудования, строительство и так далее. В каждом секторе рулит свой консорциум, управляемый группой акционеров. Именно их Калидия привлекла к формированию нового управленческого аппарата, проведя стремительные реформы. По Домам, кажется, никто не скучал, но для низов ничего и не изменилось.
Я не знаю, как назвать здешний строй. Это не капитализм — потому что нет свободной конкуренции. Это не социализм, потому что люди ― просто сырье для киберов. Это не олигархия, потому что промы не командуют Владетельницей. Это и не монархия, потому что Владетельница – не королева. Социальные лифты отсутствуют в принципе, но никого это, похоже, не парит. Верхи сами по себе, низы тоже. Перейти из низов в верхи нельзя, кажется, никак. Упасть вниз наверняка можно – вот, хоть меня, например, взять. Но некий жизненный минимум — еда, одежда, жильё, дышка — гарантирован каждому. Называется «социальный аванс» — предполагается, что индивидуум отработает его через кибераренду, но если он не хочет, может сидеть на минималке просто так, никто не заставляет. Здесь при, казалось бы, жесточайшем социальном расслоении, крайне мало принуждения к чему-нибудь. Хочешь иметь что-то выше минимума — сдай себя на десять лет в аренду. Личную память отключают, вставляют импланты в соответствии с требованиями договора, прошивают программу по профилю — и вперёд. Отработал — перезагрузка, и свободен. На счету арендная выплата за вычетом стоимости имплантов и обслуживания, а сам арендодатель ничего не помнит. Заснул нищим подростком-соцавансником, проснулся молодым рантье. Можно заводить семью, рожать детей и всё такое. Во всяком случае, так декларируется. Навскидку по факту всё не так радостно.
— Кери, а почему не видно отработавших арендников? Я вообще ни одного не встречал.
— Почти все арендуются повторно, — ответил он.
— А почему?
— Я не знаю. Токов, наверное, не хватает. Побалдеют, спустят всё, а на соцаванс падать уже не хочется, привыкли к платным фишкам. Повторная аренда ещё и выгоднее — имплы-то уже есть, платить за них не надо. Заарендился лет на пяток — и снова веселись. У меня мамка из таких. Я её видел за всю жизнь три раза по три месяца. Но эти месяцы мы с ней отрывались по полной! — Кери вздохнул. — Ну что, увидел, что хотел? Могу удалять? А то на ноте памяти мало.
— Нет, — покачал головой я. — Нот я у тебя заберу. Не бойся, не насовсем. Хочу посмотреть тщательно, а не в быстрой перемотке. Что-то есть там неправильное, цепляет глаз, а понять не могу.
— Эй, нот мне нужен!
— Я же говорю, отдам.
— Все так говорят, — буркнул Кери. — И никто ничего не отдаёт.
— Я не все, — ответил я внушительно. — Давай, показывай управление и пароль дать не забудь.
— Э… Ладно, сейчас я лишнее поудаляю… — он потянулся к клавиатуре, но я шлёпнул его по худой руке.
— Я сам решу, что тут лишнее. Ну-ка, что ты там удалять собрался?
В директории россыпь небольших видеофайлов. Я открыл один из них просто чтобы освоиться с интерфейсом плеера, и только присвистнул.
— Ну, ты даёшь!
Снято через окно, с большим увеличением, качество посредственное, но голая Алиана, выходящая из душа, вполне узнаваема.
— Интересно, как это понравится Дженадин? — спросил я нейтральным тоном.
— Не смей! — вцепился в мой локоть Кери. — Дай удалить!
— Чёрта с два, — я стряхнул его руку и закрыл нот. — Мало ли что там ещё интересного найдётся?
— Ну почему вы все такие сволочи? — парень весь сжался, губы задрожали. — Всё отбираете, издеваетесь… Одна Джен нормальная, но она меня не уважает, жалеет только…
— Мы-то, конечно, сволочи, — согласился я. — А ты, значит, Дартаньян?
— Кто?
— А, чёрт, забыл… Неважно кто. Тот, кто снимает через окно голых девушек. Прости, я чужак, не знаю, как тут у вас таких называют. Но догадываюсь, как с такими поступают. Думаю, как везде — пинают по яйцам, пока желаниу смотреть на баб не пропадает навсегда.
— Я не хотел! Я наблюдал, потому что вы внешники! Думал, однажды покажу отцу, он сумеет с вами договориться, и мы свалим отсюда в другой мир!
— А чего не показал?
— Ждал каких-нибудь доказательств. Мало ли, что вы странные. Может, и не внешники, а просто вершки, которые от гвардии прячутся.
— На сиськах девушки моего брата искал доказательства?
— Ну, это так… Попутно…
— Ишь, попутчик какой выискался!
— Только не показывай Дженадин! — взмолился Кери. — Хочешь, ну, пни по яйцам! Я выдержу! Я заслужил!
— Так, ладно, — сказал я, забирая нот. — Я Колбочке ничего не покажу. Она девушка добрая, не хочу её расстраивать. Просмотрю, если ничего важного нет, удалю. Но ты мне будешь должен!
— Спасибо, — сказал он тихо. — Что угодно.
— Давай питалово к ноту и пошли отсюда.
На площадке возле той двери, что показал нам Кери, стоит неопрятный мужчина в одних трусах. Лицо его носит следы злоупотребления алкоголем, но всё ещё выглядит относительно прилично. Видно, что человек неглупый, просто опустившийся, переставший следить за собой и на что-то надеяться. Живущий по инерции.
— Кери, ты где шляешься? — спросил он укоризненно. — А готовиться к завтрашним занятиям кто будет?
Дверь за его спиной сдвинута и открывает типичный жилой модуль-«минималку» с крошечным санузлом, кроватью в маленькой выгородке, видеопанелью и дверцей доставщика. Размером всё это жильё с два купейных отсека в поезде примерно. Пол и стол усыпаны смятыми упаковками от бесплатной еды и платных напитков. Неудивительно, что Кери завёл себе берлогу на крыше.
— Па, отстань, — парень густо краснеет и не знает, куда себя деть.
Похоже этот домашний вариант отца он вовсе не стремится показать знакомым. Наверное, в ипостаси школьного учителя тот выглядит презентабельнее. Как минимум одет не только в несвежие трусы под свисающим бледным животиком. Сам мужчина ничуть своим видом не смущён. Глаза его блестят, запах алкоголя перебивает даже вонь мусора на лестнице. Алкоголь в соцавансовый минимум не входит, только дышка — будущие киберы должны беречь печень, ей ещё метаболиты имплантов перерабатывать. Так что, думаю, немалая часть учительского заработка валяется сейчас на полу в виде смятых бутылок из яркого пластика, содержавших отнюдь не воду.
— Это твои друзья? — радушно улыбается учитель. Затем, приглядевшись к моей набитой роже, добавляет. — Ты же не связался с плохой компанией, сынок?
— Нет, пап, всё нормально, — морщится тот.
— Не хотите зайти в гости? — мужчина делает жест в сторону открытой двери.
— Нет, пап, они уже уходят! — торопливо отвечает Кери.
— Да-да, мы лучше пойдём, — отводя глаза, говорит Колбочка. — Приятно было познакомиться.
— Но мы же не знакомились, — удивляется отец Кери. — Как тебя зовут, девочка?
Но мы с Колбочкой уже пробежали два пролёта вниз, и отвечать ему никто не собирается.
— Фу, какая срань, — сказала девушка, когда мы вышли на улицу. — Нет уж, не уговаривайте меня в интики! Лучше уж в бордель арендоваться, чем такие родители.
— Зато он своего отца хотя бы видит. А ты?
— И я вижу. Ну, мать, то есть.
— И где?
— Хочешь, покажу, тут не сильно далеко?
Колбочка спросила это так, что я-взрослый понял — для неё это почему-то важно. А для меня-подростка достаточно анатомической обтянутости эластичных шорт.
— Покажи, — согласился я.
***
В прошлый визит в город — времени прошло всего ничего, а кажется, что это было миллион лет назад и не со мной — я пользовался такси, но это развлечение для отработавших аренду и весело прогуливающих денежки. Соцавансники пользуются «воздушкой» — транспортными линиями, проложенными на среднем уровне — выше крыш низов, но ниже башен «верхов». Тогда же мне объяснили, что некогда это был верхний уровень смога, разделявший город на «низ» и «верх». С тех пор экология улучшилась, смог пропал, и теперь линией раздела стали сами «воздушки». Что выше них — «верхи», что ниже — «низы», а сам средний ярус — нечто вроде линии прибоя, где происходит временное смешение сред. Тут размещается большая часть сферы услуг: недорогих ресторанов, демократичных баров, досуговых заведений разного рода (включая бордели), игровых салонов, магазинов того, что не входит в предметы первой необходимости и так далее. Ниже, в «низах», — фастфуд класса «рыгаловка» и вендинговые автоматы, выше, в «верхах» — рестораны высокой кухни, а здесь самая что ни на есть середина, куда и низовому прийти не перебор, и «вершку» спуститься не зазорно. Средний ярус — средоточие неона и центр ночной жизни, начинающейся как раз сейчас, когда стемнело, поднялся туман и стало красиво.
Колбочка прошла в вагон «воздушки» по своему айди «соцавансника» — по нему есть лимит бесплатных поездок, но его мало кто выбирает, потому что ехать таким, как она, некуда. «Авансники» не работают, значит, на работу им добираться не надо, а за развлечения нечем платить. На среднем ярусе нет ничего бесплатного.
Я просто перепрыгнул турникет. «Это незаконно, но всем плевать» — норма жизни низов.
«Средка» — огромный, широкий, висящий в воздухе променад среднего яруса. Впечатляет. Море рекламного неона, проекционные голограммы над заведениями, сияющие рекламные стены на окружающих башнях, светящиеся, как самоходные ёлки, машины — такси для нижников и собственные «вершков». Множество мотоциклов и скутеров — ярких, как новогодние игрушки, и бесшумных, как привидения, — и повальная мода на подсвеченную одежду. Светятся швы на куртках, моргают в такт шагам подошвы кроссовок, светятся изнутри, демонстрируя формы ног, юбки на девушках, мигают и переливаются огоньками головные уборы и лицевые маски, призрачным светом подсвечены очки-экраны. Всё это размыто в единый переливчатый фон туманом.
— Красота, да? — касается моего локтя Колбочка.
— Да, красиво, — признаю я.
Кажется, я начинаю понимать, чем этот мир нравится Дмитрию. «Средка» — его лицо, оно привлекательно и бесконечно разнообразно в выражениях. Пока мы стоим у посадочного павильона «воздушки», мимо нас прошли, наверное, сотни человек и проехали десятки транспортных средств — и все они яркие, позитивные и совершенно разные. На фоне унитарности и тусклости низов это особенно заметно.
— Отмотаю аренду, — мечтательно вздыхает девушка, — и сразу сюда! Ну, может быть, сиськи сначала сделаю, а потом — на Средку! Ох, оттянусь!
— А кто говорил, что не просрёт денежки? — скептически поинтересовался я.
— Разок-другой всяко можно оторваться, — ответила она смущённо. — А потом начну экономить.
Глядя на сияющие огни и буйство рекламы, я-взрослый вижу насос, который возвращает в оборот деньги, не давая арендникам повиснуть на городской экономике мёртвым грузом бездельников-рантье. В низах рекламы почти нет, потому что там нет денег. Серо, пусто, уныло, функционально и скучно. На арендные выплаты можно прожить долго — но не хочется. Решивший «разок оттянуться за непрожитые годы» арендник вылезает на Средку — и он обречён.
Я-взрослый смотрю на сияющие глаза Колбочки и понимаю, что она из тех, кто окупает этот бесконечный карнавал. На сколько ей хватит выплаты? Полгода? При хорошем контракте — год? Вернуться отсюда туда, где юбки не светятся, как торшеры, она не сможет. Решит, как все: «Однова живём!» ― и отдаст ещё пять лет жизни за несколько месяцев веселья.
Я-подросток в это время провожаю взглядом очередное светящееся мини над длинными ногами и в мыслительной деятельности не участвую, поэтому слегка вздрагиваю, когда Колбочка берёт меня за руку и говорит: «Пойдём».
Мы неторопливо идём по Средке, незаметные и ненужные в этой световой кутерьме. На нас не светится одежда, нас обтекают взгляды, мы тут никто, посторонний элемент. Мы не прошли через аренду, не заработали право быть здесь, у нас даже имплантов нет.
Большая часть фланирующих вокруг в хороводе огней прохожих заметно кибернетизированы. Искусственные конечности индустриального дизайна, оптические блоки вместо глаз, неестественно широкий плечевой пояс, служащий опорой мощным стальным рукам. Этого не стесняются, это подчёркивают. Девушка перед нами явно надела платье с открытой спиной, чтобы показать холодный металлический отлив искусственного хребта, верхний конец которого врастает в серую затылочную пластину под ёжиком радикально-красных волос, а нижний скрывается под поясом юбки. Женщина постарше, явно отмотавшая не одну аренду, широко шагает в крошечных шортах, открывающих как можно выше белые с золотом пластины отлично сдизайненных искусственных ног. Мне-взрослому хочется заглянуть ей под шорты, чтобы увидеть, как они сопрягаются с тазовыми костями, мне-подростку это тоже было бы интересно, но по другой причине.
Импланты — внешний признак успешности и платёжеспособности. Человек с имплантами прошёл через аренду, у него есть деньги («токи», токены), он состоявшийся гражданин с возможностями. В низах те, кто не нашёл контракта или не захотел арендоваться, часто имитируют импланты — татуировками или декоративными накладками. Потому что имплы — это статус.
— Сюда, — тянет меня в сторону Колбочка. — Только пообещай мне одну вещь, ладно?
— Какую?
— Никогда об этом не рассказывать. Я никому не показывала, даже Кери.
— А почему мне решила показать?
— Так хочу. Только обещай.
— Да.
— Верю, — вздохнула она. — Тебе — верю. Вот, смотри.
Небольшой павильон на обочине Средки, явно не самое престижное и центровое место, здесь меньше огней, мало гуляющих, тихий закуток.
Колбочка, явно нервничая, подтаскивает меня к стеклу. За ним небольшое помещение, где, подсвеченная со всех сторон, танцует на подиуме женщина. Лицо её, как и лица большинства тут, закрыто вычурной маской, но фигура показывает, в кого пошла дочь. Правда, грудь всем на зависть, большая, и одновременно высокая, так не бывает. Наверное, сделала по максимуму, потешила подростковые комплексы. Одетая в символическое кружевное бельё, она танцует, не останавливаясь, — немного механически, но точно и легко.
— Это твоя мать, — сказал я.
— Да. Хочешь, зайдём?
— А можно?
— Конечно. Пока не заплатишь, она просто не включится.
Я толкнул стеклянную дверь, и мы вошли. В помещении пахнет не то пряностями, не то благовониями, не то средством для дезинфекции. Сильный, приторный, цветочный и немного химический запах. Женщина танцует, не обращая на нас внимания.
— И что она делает? — спросил я тихо.
— Угадай.
Угадывать не пришлось, на стене зажглась голографическая надпись: «Индивидуальное обслуживание высшего уровня. Мануально — 10Т. Орально — 75Т. Полный пакет – 100Т. Премиум-алгоритмы, импланты высшего класса, гарантированное удовлетворение!».
— Индивидуальное обслуживание, это… — догадался я.
— Ну да, за десятку она подрочит. За семьдесят пять — отсосёт. За сотню — ну, всё остальное. Если бы у тебя были токи, ты мог бы трахнуть мою мамашу, прикинь?
— Тьфу на тебя, Дженадин! Что ты несёшь!
— Клиентов мало, потому что ценник крутой. Я, чтобы дождаться, по несколько часов иной раз сидела.
— Зачем?
— Хотела посмотреть, как её трахают.
— Посмотрела?
— Ага. Я тихо, никто не заметил ни разу.
— Но почему? Нафига тебе это?
— Интересно. У кого ещё научишься всяким штучкам? А у неё премиум-алгоритмы, она такое вытворяет! Но желающих всё равно мало, на Средке конкуренция зверская.
— За что ты её так ненавидишь? — спросил я-взрослый.
— С чего ты взял! — быстро сказала Колбочка. — Вот ещё глупости! Аренда есть аренда. В этом нет ничего такого, она же не вспомнит.
Но я-взрослый знаю, что прав. И знаю, за что. И мне этот мир нравится всё меньше.
— Иди, чего покажу, — зовёт меня девушка.
За подиумом ещё одна небольшая комната, она скрыта сливающейся со стеной занавеской. В ней тусклый красный свет и широкая низкая кровать, плотно обтянутая одноразовым гигиеническим бельём. Это от него пахнет цветами и дезинфекцией.
— Вот здесь её трахают, — спокойным деловым тоном говорит Колбочка.
— Дженадин, это всё какая-то странная нездоровая хрень, — говорю я.
— Смотри, — девушка меня не слушает, — смотри, как она жопой двигает! Жопы у нас одинаковые, но у меня так не получается, я пробовала. Может, там тоже импланты, как ты думаешь?
— Не знаю, — ошарашенно отвечаю я.
— Нравится?
— Ну, такое… Впечатляет.
— Иди сюда.
Обернувшись, я увидел, что она встала коленями на кровать и стягивает шорты.
— Дженадин, зачем?
— Я так хочу! И не ври, что ты не хочешь! Ты мне чуть дырку на шортах не просмотрел! Были б у меня токены, заставила бы трахнуть её. Но трахнуть меня тут — это почти то же самое.
Шорты сползают вниз, и Я-подросток решительно задвигает меня-взрослого подальше. Яйца сильнее мозгов.