Проснувшись, Смит несколько мгновений всеми чувствами впитывал окружающую действительность, В его убежище было спокойно, но дальше безопасность кончалась. Вампир подошёл к стене, сквозь которую проник сюда. Тревога нарастала. Быстрее принять внетелесный облик и выбраться наружу, точнее, из потайной камеры — в подземелье, через которое они с Лоэ покидали дом. Людей здесь не было, но остались следы их недавнего присутствия. Смит понял, что на следующий период покоя предстоит искать другое убежище. Вампир осторожно двинулся к выходу. Хватило ли у них безрассудства ворваться в дом? Сигнализацию он включил собственноручно, и, даже если Лоэ потеряет бдительность, защита сработает и вызовет полицию. А полиция на Земле отрицательно относится к вторжению в чужое жилище. Оснований для беспокойства нет.
Смит пошёл быстрее. Конечно, Лоэ в безопасности, но лучше убедиться. Бояться нечего. Кто рискнёт напасть сейчас, когда он в сознании и силе? Бессмысленно. У секретной двери он чуть задержался, прислушиваясь к непонятному в себе или окружающем пространстве.
В кухне было тихо и пусто, вещи лежали на местах, и здесь побывали чужие. Смит сразу почувствовал запах вторжения и рефлекторно оскалился. Любой пришедший извне был врагом. Единственный на планете друг сейчас далеко. Вампир прошёл в холл и вдруг осознал, что Лоэ в доме нет. Нигде нет: и на первом этаже, и в комнатах наверху, и в башне. Знание ошеломило, как удар по голове. Дом дышал пустотой, вакуумом жизни, даже чужие люди, побывавшие здесь, оставили мало следов своего кратковременного присутствия.
Выманили Лоэ хитростью. Может быть, использовали Магду, ведь Смит и предполагает, что девушка изначально пришла от адептов. Вампир проявил преступную слабость, уклонившись от разговора. Теперь поздно сожалеть. Теперь обо всём сожалеть слишком поздно. Некстати проявленная доброта обернулась катастрофой. Вампир ощутил мутную волну ярости, встающую со дна души. Хотите войны? Будет вам война! Будет кровь, пролитая вволю, тотальный страх и запоздалое сожаление о том, что высокомерно отвергли мир. Всё будет! В первый раз что ли?
Вампир насторожился, услышав шаги на дорожке, ведущей к дому, тихий скрип отворяемой двери. Тело подобралось, но головы Смит не повернул, посмотрел искоса. Эмоции застыли, в душе скопился холод. Человек, вошедший в дом, плохо понимал, с кем ему предстоит иметь дело.
Бердет притворил дверь, и по холлу опять расползлись сумерки. Несколько мгновений человек и вампир смотрели друг на друга, а потом вампир оскалился и негромко зарычал.
— Я пришёл поговорить, — сказал Бердет, вздрогнув.
— Звучит оригинально. В высшей степени. Где мой друг?
— У нас. Мы позаботимся о нём.
Бердет смотрел на вампира с жадным, лихорадочным, почти непристойным любопытством. Смит сказал:
— Вы всегда истово верили в предназначение, судьбу, и всё же иногда закрадывалось сомнение, может быть, тень сомнения: а не напрасно ли положена жизнь на алтарь достаточно спорной идеи? А если нас, вампиров, просто нет в природе? Каким богам вы молились, укрепляя веру? Живы ли боги, гордящиеся таким поклонением? Есть ли на свете нежить, или карающему мечу суждено заржаветь в ножнах?
Бердет пропустил мимо сознания иронию. Его переполняло удивление. Способность вампира прочитывать чувства оказалась неожиданна, с ответом человек, затруднился. Смит смотрел искоса долгим, немигающим, мерцающим взглядом. Бердет не «поплыл», значит, имел при себе защиту, оберег из древних. Выяснить бы, что за вещь, но насмешки бесполезны, а ближе подходить нельзя. Вампир продолжал:
— Итак, жизнь прожита не зря. Свершилось. Вы нашли последнего вампира в бедной на инфернальные сущности вселенной. Что привело вас сюда, профессиональная любознательность? Трогательный порыв. И храбрости вашей следует отдать должное: я легко могу вас убить.
Бердет снова слегка вздрогнул, язык непроизвольно облизал пересохшие губы.
— Но вряд ли вы это сделаете. У меня ведь есть заложник.
— Вы подняли руку на невинного, — мягко упрекнул вампир.
Он знал, что любой разговор с этими людьми относился к разряду безнадёжных предприятий.
— Он виновен! — веско заявил Бердет. — Искупление очистит его душу. Это единственный способ. Лишь так добро может победить.
Фразы падали, как кирпичи на темя. Вампир едва слышно вздохнул.
— Что вы хотите? — спросил он.
— Вас!
— Это-то понятно, я спрашиваю о другом.
Лицо Бердета просветлело странной одухотворённостью, слишком экзальтированной для безусловной достоверности. Так получается у неумелого актёра, пытающегося сыграть незнакомые чувства. Человек усомнился бы в его искренности, но вампир ощутил поток достоверных пульсаций. Здесь присутствовало нечто иное. Откровенная бессердечность.
— Нет. Я слишком долго ждал, — сказал Бердет. — Я живу ради одной единственной цели: уничтожать зло во имя добра. Это моё предназначение на Земле.
А, может быть, нет у него древних сильных оберегов, просто рассудок помрачён? На сумасшедших вампирический гипноз действует слабо, именно поэтому бессмертные сторонятся умалишённых: себе дороже.
— Вам говорили, что вы безумны? — спросил Смит.
— Ложь! — тотчас возразил Бердет. — Коварство зла общеизвестно.
— Значит, говорили.
— Я не безумен, я избран.
— Разве это не одно и то же? — спросил Смит.
Это Бердету, должно быть, тоже приходилось слышать, слова вампира разозлили, он постарался вернуть хладнокровие. Досаду прикрыл несколько принуждённый смех.
— Вы иронизируете, слуга Сатаны. От полного бессилия. Внутри вас нет света, один мрак, везде тьма. Вы обречены, и скоро услышите запах огня, который сожжёт ваше осквернённое тело.
Смит посмотрел из-под полуопущенных век.
— Вы измельчали за прошедшие века, — сказал он. — Прогресс, как видно, беспощаден. Время сыграло злую шутку, господа адепты. Говорят, история повторяется фарсом, но вы оказались недостойны даже комедии. Вы стали скучны.
Бердет сделал два неуверенных шага вперёд, чтобы лучше видеть Смита, Вампир опять усмехнулся.
Он бессилен что-либо сделать, но сумеет скрыть слабость. Однажды обретённое мужество дороже бытия.
— Страшно вам? — спросил он.
Бердет ответил неожиданно спокойно и откровенно:
— Немного. Атавистическое чувство, я легко с ним справлюсь. Я понял, что вы слишком хитры и осторожны, чтобы убивать людей.
— А может быть, гуманен? — с любопытством спросил вампир.
Бердет решительно покачал головой. Безнадёжен — решил Смит.
— Ад — место проклятых, вы — порождение тьмы. Добро и зло разделены в мире, так положено. Вы — часть зла, и проблема лежит вне любой дискуссии.
— Вы дурно воспитаны.
Это простое замечание сбило Бердета с толку. Минуту он молчал, жадно разглядывая необычного собеседника, потом сказал:
— Неужели там внутри ещё есть живая душа?
— Затронутая вами тема лежит за пределами моей компетенции, — сухо ответил вампир. — Я атеист.
Бердет улыбнулся. Признание Смита доставило ему заметное удовольствие. Смит не понял — почему.
— Поищем. Мы ещё придём к соглашению.
От его слов так ощутимо повеяло сумасшествием, что человек на месте Смита, несомненно, испугался бы, даже вампир едва уловимо поморщился как от кислого. Бердет продолжал:
— У вашего нечестивого друга тоже есть душа, им и займёмся в первую очередь. Это наш главный долг, и когда душа очистится и повернётся к свету, он поможет спасти вас.
Смит на мгновении прикрыл глаза. Бушующие в груди чувства полезно держать взаперти.
— Я не сторонник ваших концепций, — сказал он. — Оставим при себе любимые заблуждения, разве нельзя просто договориться? Возьмите жизнь за жизнь. Отпустите Лоэ — и я ваш.
Бердет покачал головой.
— Подозреваете обман? — настаивал Смит. — Я дворянин, и если дал слово, сдержу его.
— Причина глубже, — сказал Бердет. — Мне нужно больше, значительно больше. Я хочу всё!
— А неизбежные жертвы? — спросил вампир.
— Можете убить меня, всё равно вы обречены.
— Да. На опустевшее место в строю станут другие. Знаю. Слышал подобное и не однажды. Взвесьте ещё раз моё предложение. Вы можете получить меня без усилий или обеспечить себе войну, которая неизвестно ещё чем кончится.
Бердет молчал. Одержимость на время отступила, и сквозь уродливую маску прорезалась обычная человеческая усталость, на минуту, не более.
— Мне нужно всё! — убеждённо сказал адепт.
Продолжать тяжкий разговор было бессмысленно
— Покиньте мой дом, господин Бердет, — сказал Смит.
— Если я останусь, вы убьёте меня?
— Вызову полицию. Закон на моей стороне, и я сумею воспользоваться преимуществом.
Тут закончились возражения даже у адепта. Бердет пошёл прочь, на пороге резко обернулся, но вампир и не думал преследовать, спокойно стоял в тени. Он откровенно усмехнулся. Бердет вышел и плотно затворил дверь. Смит остался один в пустом доме.
Минуту или чуть долее он провёл, застыв на месте. Мысли в голове растворились. Слух отключился, забыв процеживать внешний мир. Вампир отдыхал от разговора, что, несмотря на внешнюю непринуждённость, дался трудно. Бердет ушёл, но пролитый им яд безумия остался в доме, затаился в углах, пропитал воздух. Смит несколько раз тряхнул головой, отгоняя наваждение. Чтобы начать двигаться пришлось собрать в кулак волю. Ноги понесли вампира в башню. Несмотря на катастрофу, Смит был в прекрасной форме. Огонь медленно растекался по жилам, обещая силу. Башня. Его место. Здесь он чувствовал себя хорошо. Прежде, пока беда обходила дом стороной.
Смит подошёл к окну, зная, что сквозь зеркальные стёкла можно безбоязненно смотреть на мир. Снаружи расцветал новый день. Смит оглянулся на пустой пьедестал. Недавно Лоэ сидел здесь, ничуть не беспокоясь, что занимает место убранного гроба. Странный человек, нелепый и забавный. Человек, что дружит с вампиром, избегнув страха и отвращения.
Как обманули, заманили в ловушку — неважно. Лоран Лоэ оказался в руках адептов, впереди его ждут мучения и смерть. Чуть-чуть не хватило осторожности, знания мрачной изнанки жизни, здорового пессимизма. Теперь его убьют. Лорана Лоэ спасти нельзя.
Вампир слышал внешние звуки, но они сейчас проходили мимо сознания. Тишина оглушала. Лоэ наполнял дом добротой, и дом был живым, теперь умер. Он перестал служить укрытием от врагов и непогоды, он — ничто.
Смит принял душ и переоделся. Решение дозреет внутри, в процесс бессмысленно вмешиваться. Душа уже выбрала дорогу, и надо идти по ней до конца. Смит тщательно собрал вещи: документы, кредитные карточки, наличные деньги и драгоценности. Свои и Лоэ. Сейф адепты нашли, но вскрыть остереглись, поэтому имущество уцелело. Достояние обоих поместилось в карманах куртки, и вампир покинул дом навсегда и налегке, бросив дорогие вещи, так смущавшие некогда Лорана заоблачной ценой.
Город встретил теплом и привычными резкими запахами, Смит пошёл прочь, легко прокладывая дорогу в густеющем людском потоке. День уверенно двигался к зениту, а вампиру предстояло многое сделать, и самое главное найти убежище для очередного периода покоя. Сильный, почти непобедимый в бодрствовании — спящий он становился почти беспомощен.
Первым делом Смит всё же попытался избавиться от возможного наблюдения. У вампиров сложились методы, наработанные веками, Смит по очереди применил их все. Если за ним шли живые люди, они потеряли след. Одежду вампир выбрал ту, которой при обыске не касались чужие руки, это исключало присутствие шпионских приспособлений. Обезопасив себя, Смит арендовал сейф в ближайшем банке и оставил там ценности. Пластиковые деньги нельзя вовлечь в метаморфозу, и нужно избавиться от них. Затем Смит снял номер в отеле. Расплачиваясь наличными, путаешь след. Вампир поднялся в комнату и запер дверь.
Спать здесь было рискованно, всё, что требовалось — временно остаться одному. Солнце прошло верхнюю точку и клонилось к закату, роковой час приближался. Медлить далее Смит счёл опасным. Днём метаморфозы давались труднее, но Смит мог их осуществлять. Приняв внетелесный облик, он покинул комнату. Долго находиться в этом состоянии он не умел, поэтому выбрал отель, рядом с запущенным парком. Вампир нашёл потаённое место и, убедившись, что рядом безлюдно, снова обернулся человеком. Под деревьями сгущалась прохлада, уходил день, а он ещё не нашёл надёжного укрытия. Он устал. Адепты, скорее всего, потеряли след, но любой человек, наткнувшись на лежащее без признаков жизни тело, устроит переполох. Адепты, возможно, ждут любой происходящей вокруг странности. Сидят как пауки у липкой сети и ловят движения нитей. Трудно найти место на Земле, куда эти бестолковые создания, люди, не додумаются сунуть свой нос. Разумеется, следовало заранее приготовить резервные укрытия. Он пренебрёг осторожностью, слишком безопасной показалась жизнь в новом мире. Теперь пришла расплата.
Вампир пошёл сквозь парк, чувствуя кожей, как неудержимо стремится к горизонту неумолимое светило. Где спокойное место, где та нора, в которую можно забиться, получить шанс закрыть глаза и дожить до ночи? Весь мир теперь против него. Ещё немного, и одолеет слабость, сознание оставит вампира на расправу людям.
Внезапно, сквозь усталость, страх, отчаяние пробилось ощущение немедленной, близкой опасности. Смит резко повернулся и поймал упорный, узнающий человеческий взгляд.
Пробуждение вышло скверным. Что-то плохое случилось снаружи или внутри: Лоэ впервые в жизни чувствовал себя так отвратительно. То есть, физическое состояние находилось в относительном порядке, но в душе поселилась ночь, чёрная, беспросветная как сажа. Сознание дремало, оставаясь беспомощным и пустым. Тоска переполнила Лоэ, и неизбывное чувство вины застоялось где-то в недрах организма как ржавая вода в болоте.
Как-то так получилось, что он открыл глаза, вряд ли собственная воля послужила причиной, всё произошло случайно. Лоэ находился в большой светлой комнате, сидел в кресле, а напротив — Лоран разглядел не сразу — участливо подавшись вперёд, расположился Бердет. Увидев человека, как будто проникнутого сочувствием, Лоран заплакал. Слёзы потекли обильно, ручьём, покатились за воротник. Время от времени, Лоэ самозабвенно всхлипывал. В нём загорелась надежда. Человек с добрыми глазами обязательно поможет, пожалеет, поймёт, укажет верный путь. Куда? Лоэ было всё равно.
— Итак, ты проснулся, Лоран, — ласково сказал адепт. — Я рад, мы все очень рады за тебя. Чудовище, противоборствовать которому ты пытался в одиночку, потеряло власть над твоей душой.
Облегчение тёплой волной охватило Лорана, он тихо плакал.
— Ты заблуждался, — продолжал Бердет. — Монстра ты полагал человеком, а его разрушительное влияние — дружбой. Ты служил злу, Лоран Лоэ и делал это усердно, но видел себя благополучным и счастливым.
Мягкий упрёк, прозвучавший в голосе Бердета, опять вверг Лорана в пучину отчаяния. Эмоции плескались в разные стороны и через край, разум отрицал очевидное безумие.
— Успокойся, Лоран. Страшное позади. Ты попал к друзьям, что с радостью примут в свою обитель. Заблуждения прощены, ведь ты заблуждался, вампир обманом проник в твою незащищённую знанием душу. Он ликовал, считая тебя добычей, готовил в жертву своему чёрному повелителю, да не будет названо его имя, но есть ещё в мире сила, противостоящая отраве преисподней, и мы спасём каждую душу, которую только сможем спасти.
Лоэ в таком состоянии жадно поверил бы любому бреду, произнесённому самым фальшивым тоном, но Бердет был искренен. В глазах его тоже мерцали слёзы, и что-то вроде экстаза освещало лицо. Он продолжал:
— Вначале мы ошибочно принимали тебя за исчадие ада, осознанного пособника дьявола, ведь ты так близок с этим не мёртвым и не живым, и должен был понимать его суть. Но времена! Сейчас на дворе такой легкомысленный век, что случаются вещи невозможные в прошлом. Люди стали мягкотелы и утратили прозорливость. Страшно подумать, но понятия о добре и зле вышли из канонов, и каждый сам для себя решает, что для него добро и зло.
Лоэ слушал, чрезвычайно умилённый. Речь едва проникала в замутнённую голову, но достаточным казалось, что такой умный, добрый, сильный человек разговаривал, ободрял, держался как с равным. Бердет его полюбит, они все полюбят. Лоран жил в скверне, и это мешало хорошим людям воцарять справедливость на Земле, но его поняли и простили, помогут исправиться, и тогда душа очистится и обретёт свободу.
В комнате появился ещё кто-то, резко запахло, противно заскрипела обёртка одноразового шприца. Лоэ остался спокоен, ведь Бердет ободряюще положил руку ему на плечо, а значит, всё происходило правильно. Игла легко скользнула в вену. Слёзы снова покатились по лицу. Почему он плачет?
— Всё хорошо, Лоран, — ласково сказал адепт. — Мы друзья и поэтому поможем. Ты встанешь в наши ряды, вместе одолеем врага. Спасение придёт. Отринь страх.
Лоэ показалось, что он куда-то полетел, комната закачалась, перед глазами поплыли цветные пятна. Искра внутри, чудом уцелевший лучик отваги, заставил на мгновение восстать против свершавшегося беззакония, но лишь на мгновение. Лоран утратил себя и поплыл в несущем его потоке. В ушах гулко зашумело, словно опять вместе с уничтоженной машиной он погружался на дно тёплого моря.
— Ещё дозу, — велел Бердет. — Он крепче, чем я думал.
Это было последнее, что Лоран услышал перед тем, как поглотила тьма.
Во второй раз он очнулся в небольшой спальне, чистенькой и аскетически пустой. Лёгкие занавески на окне слегка колыхались от ветра. Лоран лежал в постели, и на этот раз чувства и мысли, кажется, принадлежали ему. Впрочем, о прошедшем остались смутные воспоминания.
Лоэ приподнялся, но сразу же снова опустился на подушки. Он всегда любил понежиться и получал удовольствие от приятного безделья, но сейчас опрокинула слабость. Он изменился. Ему было как-то всё равно. Он лежал и рассеянно наблюдал за шторой, волнующейся от сквозняка, она единственная привлекала взгляд в скучной комнате. Когда отворилась дверь, Лоэ лениво посмотрел в сторону двери. Вошла Магда. Его Магдален. Огонь любви, некогда пылавший в груди, слабо затлел как угли, уже подёрнутые пеплом. Девушка подошла и села на постель. Её ладони принуждённо сжали вялые пальцы Лоэ. Такие холодные, выстуженные сквозняком. Холод этих рук пополз прямо к сердцу. Лоран сумел заставить себя вежливо улыбнуться.
— Ты тоже здесь? — спросил он.
— Тебе плохо, Лоран? — вопросом на вопрос ответила она.
Лоэ вздохнул и с удивлением понял, что дыхание тоже иногда становится работой.
— Я болен, — сказал он. — Кажется, так. А может быть, нет. Я потерял друга, которому доверяю. Он лучше всех. Я люблю его.
— Сочувствую, Лоран.
— Нет. Ты ведь тоже обманула меня, Магдален. Ты меня не любишь.
Она придвинулась ближе, наклонилась, и Лоэ ощутил такой знакомый запах её кожи. Он невольно застонал.
— Я люблю тебя, Лоран. Ты заблуждаешься. Я люблю твою душу, и готова всё отдать за её спасение. Вот высшая цель любого чувства.
— Сомневаюсь, — вяло ответил Лоэ, будь в нормальном состоянии, его в дрожь бы бросило от такой любви. Когда начинают слишком разделять тело и душу, поневоле возникают сомнения в уважении к тому и другому.
— Всё хорошо, — Магда наклонилась ниже, заговорила совсем тихо. — Наши отношения впереди. Тебя вырвали из рук чудовища, ты с нами, теперь я знаю, что ты человек.
— Я-то человек, — сказал Лоран.
— Да! Нам удалось освободить тебя от оскверняющего влияния вампира, ты спасён.
Лоэ почувствовал лёгкое раздражение, с трудом пробившееся сквозь тупую вялость. Может быть, теперь он спасён и счастлив, но прежде, когда был проклят и несчастен, ему жилось заметно веселее. Он приподнялся и огляделся.
— Я могу встать?
— Ну конечно! — оживилась Магда. — Здорово будет немного погулять. Ты хочешь есть?
— Нет, — сказал Лоран.
Пока он одевался, Магда принесла лимонад, и он машинально выпил. Жажда, впрочем, не мучила. Дверь комнаты выходила на широкую открытую террасу, а за ней почти сразу начиналось море. Махина континента темнела на горизонте.
В отдалении скользил над водой треугольный парус. Лоэ вспомнил, как они со Смитом прятались на острове, и мимо точно так же прошла яхта, чуждая миру техники и поэтому почти нереальная. На мгновение в груди дрогнула боль, но привычная волна тупого покоя накрыла всё. Магда взяла под руку, и Лоэ послушно пошёл туда, куда повели.
Дом отличался тяжёлыми пропорциями и нелепым для лёгкого здешнего климата сумрачным стилем. Он тоже раздражал. Вместе с Магдой Лоэ спустился с террасы и пошёл по мощёной дорожке. Разумеется, он был на острове. Оглядевшись, Лоэ увидел, что море окружает сушу со всех сторон. Место, что искал Смит — понял Лоэ — Сад Смерти. Он невольно содрогнулся, ветер показался свежее, чем был на самом деле.
Лоэ долго смотрел на далёкую тень материка на горизонте, но воля была слишком подавлена, чтобы мыслить о бегстве. Бывшие влюблённые спустились к воде и сели на скамейку у пустого причала. Голос Магды производил неприятное впечатление, резкий как щёлканье флага на ветру, Лоран болезненно вздрогнул. Женщина предала его, и он испытывал физическое отвращение к ней.
Звук шагов заставил очнуться и приоткрыть глаза. К причалу шествовал Бердет. Мощная фигура хорошо смотрелась на фоне серых стен замка, но Лоэ равнодушно относился к монументальным формам. Бердет подошёл и сел рядом.
— Как вы себя чувствуете, господин Лоэ?
— Никак не чувствую, — ответил Лоэ. Его самого поразило, насколько это правда.
Магда и Бердет обменялись быстрыми взглядами. Бердет слегка кивнул, и девушка беспрекословно подчинилась, пошла прочь. Лоэ невольно посмотрел ей вслед и почти сразу заметил, что Бердет этого не сделал. Словно ему абсолютно чужды обычные человеческие слабости.
— Откройте для себя смирение, — мягко сказал адепт. — Вы в шоке, господин Лоэ, что понятно. Я бы даже сказал, нормально.
Лоэ отвернулся. Бердет продолжал:
— Каждому приходится переживать моменты крушения. Жизнь жестока, но, нанося удар, оставляет возможность надеяться.
— Что за бред, — вяло сказал Лоэ.
— Вас предали, господин Лоэ, над вами жестоко поиздевалось существо, обделённое нравственным чувством, чуждое миру, отвратительное всему живому. Существо, проклятое самим фактом бытия и потому обречённое на уничтожение.
— Не ваше дело, господин Бердет. Мои отношения с кем бы то ни было касаются лишь меня.
— Отчасти верно, но вы забыли, господин Лоэ, что существо, о котором я говорю, убивает людей.
Лоэ невольно содрогнулся. Смит отрицал убийства. Адепты утверждали обратное. Тупик. Думать на эту тему было неприятно, и почему-то начинала болеть голова. Адепты хотели, чтобы Смит вызывал в нём отвращение, но где-то внутри продолжал тлеть крохотный очажок упрямого отрицания. Лоран сопротивлялся. Загадочно и бессмысленно и всё же…
— Вам кажется, господин Лоэ, что злодеяния его оправданы самим фактом, так же как хищник поедает жертву, чтобы утолить голод, такова природа, таков закон жизни.
Бердет придвинулся ближе, ласково положил ладонь на плечо Лоэ, и Лоран невольно откликнулся на дружеский жест.
— Но вампир не живой, господин Лоэ. Это труп, обманом существующий среди живого. Мерзкий, отвратительный, холодный труп.
Лоэ хотел сказать, что Смит не холодный, он даже горячее человека, но промолчал. Несущественное уточнение, а, кроме того, временами накатывала такая слабость, что, казалось и сердце устанет биться.
— Он убивает людей и пьёт кровь не для поддержания жизни, а чтобы предотвратить разложение, тошнотворный процесс гниения, распада, подлинной смерти. Он не преступен, а противоестественен.
Может быть, а в памяти Лоэ сразу всплыло, как сражались бок о бок берен и верон, человек и вампир. Они победили. Начни выяснять, кто естественен, а кто нет — потерпели бы поражение.
— Возможно, с его точки зрения противоестественны мы, — вяло сказал Лоэ.
Взгляд Бердета сделался задумчив, а ласки в нём поубавилось.
— Вы ещё нездоровы, — сообщил он и, повернувшись, кивнул двум откуда-то появившимся крепким парням.
Лоэ почувствовал, как в глазах закипают слёзы, но какое сопротивление он мог оказать? Не дожидаясь применения силы, поднялся и послушно пошёл за провожатыми. Его снова привели в белую комнату и усадили в кресло. Один из парней привычно закатал рукав и наложил жгут. Лоэ плакал молча, просто слёзы скользили по лицу. Игла вошла в вену.
Самым мучительным из всего происходящего была невозможность зацепиться за что-то, остановиться, сконцентрироваться. Мир плыл перед ним, всё время слева направо и при этом странным образом оставался на месте. Лоэ пытался закрыть глаза, но мир плыл, даже невидимый, мир качался в голове. Ещё досаждали голоса. Страшно, что на большинство вопросов у Лорана не было ответов. Почему-то более всего мучителей интересовало, где находится гроб вампира. Этот вопрос задавался неоднократно и в многочисленных вариациях, но Лоэ ответить не мог. Ещё чаще допытывались, где искать самого вампира, есть ли у него запасные укрытия, какими средствами он располагает и где они размещены. Неосведомлённость Лорана страшно раздражала адептов, издевательства продолжались. Через какое-то время, впрочем, оно показалось вечностью, Лоэ совершенно перестал что-либо понимать. Видимо, в том, что он говорил, исчез всякий смысл, его оставили в покое.
Очнувшись, он обнаружил, что мир не плывёт перед глазами и вообще достаточно внятен, но как мучительно ударило по нервам пробуждение! Проснулась боль. Перекатываясь в теле, она возникала в самых неожиданных местах. Ломило суставы, а голова казалась раскалённой докрасна. Страдание перекрыло мозг и душу. От боли высохли слёзы. Осталось единственное желание — умереть, но Лоран заставил себя сесть на постели, а затем понемногу сползти с неё, натянуть одежду, выпрямиться. Он плохо понял — зачем. Всё оставалось бессмысленным. Мир предстал перевёрнутым, странным и ненужным местом. Тяжело переставляя ноги, Лоэ подошёл к двери, толкнул её, в лицо прянул свежий воздух. Кажется, утро, впрочем, может быть, и нет. Небо пятнали тени облаков, и солнце, сияющее среди них, выглядело тусклым. На море посвежело, и над волнами пенились белые гребни. Лоэ сделал ещё несколько шагов вперёд и остановился, наткнувшись на безжалостный взгляд.
Бердет сидел на ограждении террасы, подставив спину прохладному ветру с моря, и смотрел на Лоэ. Доброта выцедилась из глаз, и они выглядели жутковато прозрачными. Пустыми.
— Я всегда полагал, что легко возненавидеть того, кого когда-то любил.
Он замолчал, со вкусом размышляя о чём-то. Лоэ чувствовал себя всё хуже. Он возродился старым, усталым и неимоверно больным. Хотелось лечь на холодные камни, и всё. Ничего больше. Абсолютно ничего. Совсем просто, но каким-то образом он ещё держался на ногах.
Бердет надумался и возобновил вещание:
— Возможно, вы правы. Ненависть редко бывает плодотворна. Иногда это лёгкий способ спрятать душу от более возвышенных чувств.
Лоэ с трудом удерживался не только на ногах. Он плохо понимал, что происходит. Мозг словно стал жидким и больно плескался внутри черепа.
— Дорогой господин Лоэ. Там, где ненависть бессильна, случается многого достигать любовью. Постарайтесь постичь сердцем. Понимание от разума, оно, если хотите, греховно. Разбудите чувства. Вы ведь любите Смита, не правда ли?
Лоэ промолчал. Греховен или нет, его рассудок временами совершенно помрачался, тени облаков заслоняли его как солнце в небе. Разве небо отражается в земле? Может быть, всё наоборот, это земля отражается в небе, и сразу становится видно, как она безнадёжно пуста.
— Господь сотворил человека всяким, способным любить удивительно разные вещи: и возвышенно прекрасное, и недостойное, казалось бы, даже презрения. Зачем? Именно здесь великая подспудная идея мира? Очищение через любовь. Ведь всякое создание Господне достойно любви, потому что может быть возвышено до неё.
Лоэ, которому при прочих обстоятельствах, истовая, напоказ вера в Бога всегда была непонятна, опять промолчал. Бердет вгляделся в него, и глаза его снова замерцали внутренним огнём воодушевления.
Лоэ, с трудом собравшись с мыслями и силами, сказал:
— Уяснить бы прежде, чем ваша любовь отличается от ненависти.
Бердет неспешно поднялся и подошёл ближе.
— Вы поймёте. Я научу. Мы сделаем всё вместе. Как видите, есть выбор. Прекрасный выбор: спасти друга от проклятия, длиною в вечность или… Я могу опять позвать своих друзей, и всё начнётся сначала.
— Нет! — воскликнул Лоэ. Он сломался. — Я согласен!
Друзья со шприцами всё-таки появились, но ничего особенно плохого не сделали. После очередной серии инъекций боль отступила, а рассудок чуть посветлел. Лоэ ощутил себя измученным, отупевшим, но всё же более живым, чем прежде. Он даже смог проглотить какую-то еду. Бердет благожелательно присутствовал рядом и опять был ласков и нежен. Появилась, Магдален, но реакция Лоэ разочаровала адепта, и она исчезла. Лорану дозволили гулять по всему острову, но он целиком погрузился в безразличие. Мир обернулся чужим и неуютным местом, а солнце осталось таким же тусклым, каким почудилось утром.
Затем Бердет отвёл его в сумрачное подземелье. Своды были расписаны едва выступающими из мрака чудовищами и покрыты бесконечной вязью древних на вид слов. В середине на возвышении горели свечи и лежали ветхие книги. Лоэ поставили перед возвышением, вокруг расположились одетые в просторные балахоны члены секты. Их лица прятались за масками.
Церемония продолжалась долго, очень долго, и даже одурманенный Лоэ понял, что повторяют одно и сравнительно короткое заклинание. Зачем? Вероятно, чтобы вдолбить в мозг, навсегда запечатлеть в памяти, но с какой целью? Плохо понимая, Лоэ тупо следил за манипуляциями Бердета. Адепт извлёк из тайника продолговатый предмет, воздел над головой, сжимая обеими руками. Сначала Лоэ показалось, что это христианский крест, но, приглядевшись, понял, что видит кинжал в форме креста. Обоюдоострое лезвие тускло серебрилось в свете свечей. Произнеся особенно громко завершающую фразу заклинания, Бердет резким движением обрушил кинжал вниз, словно вонзил в нечто, бывшее прямо перед ним, и тогда облака в мутном сознании Лоэ ненадолго разошлись, и он понял, на что обречён.
— Вы этого хотите от меня?!
Бердет поглядел блестящими от возбуждения глазами.
— Ты сделаешь, — сказал он. — Ты сделаешь, Лоран Лоэ, выполнишь свой долг.
Закончились силы сопротивляться.
— Да, — тускло подчинился Лоэ, и очередная волна, нахлынув, вернула его в бездну безразличия.