Путь Акогаре. Том 3

Глава 4. "Мастер".

"Верю в тебя, Согия", – такой мыслью я проводил парня во мглу, сложил веер и двинулся невесть куда – ноги мне служат долго, а значит в западню не приведут.

Аккомпанировали походу сверчки.

Мой разум рассредоточен, а тело устало ноет – в таком состоянии нельзя там появляться. Я вроде вполне здраво мыслью, но где-то на фоне всё равно пробегает длиннохвостая крыса тревоги. Не так как было на днях, конечно, но ощущение не из приятных.

Нужно проветрить голову. Попытаться, по крайней мере. Досадно, что медитации мне уже не помогают: ведь раньше хватало усесться в живописном месте, сконцентрироваться на дыхании и спустя какую-то условную сутку ты уже находился в, скажем словом, состоянии "пустоты". Занимательная практика, выкидывающая с головы лишнее, и в целом сметающая всё. Сложно описать. Такое надо прочувствовать. Помню, когда в Японию только начал потихоньку вторгаться буддизм, я был одним из первых, а что уж тут скромничать, я был первым, сумевшим отточить сию технику, внимая очень невнятным объяснением китайцев.

Так. О чём это я... Поход!

Пару деньков погуляем, а дальше можно в архив – перерыв нам, ясное дело, нужен, но и медлить нельзя. Думаю, компания организуется по пути – я умею людей притягивать, а особенно собутыльников; вряд ли им это к добру, но...

Тьфу.

Никакущий из меня праведник, верно?

Верно.

Даже зыбкое спокойствие в Поднебесной удержать не получается, лишь чехарда власти перескакивает на Токугаву – из-под полы вылазит старый-инвалид Богомол, жаждущий возобновить свой порядок, опоздав к столу Сэнгоку-дзидай. А этих у ставки предупреждай и предупреждай, что друзья не те, кем кажутся, а они дальше своего носа смотреть не хотят. “Ну, он же за нас!”, – говорят они. “Страна бы разодралась остатками сил Тоётоми без его помощи!”, – идиоты, точнее не скажешь. Да я и прихлопнул бы этого старика в одиночку, но куда... Стать врагом для сёгуната, а следовательно и всей Японии, из-за него? Чушь. Я умнее и найду выход без резни мечом; а если таки придётся махать – не проиграю.

Мог бы предъявить “верхушке” воронов, дабы посмотрели, даже пробовал такое исполнить, но те не признают за ликвидное доказательство “магическую запись”... Эх, а раньше принимали, авторитет, как ни погляди, был больше.

Сорвав пару веток, разложил их прямо на земле. В окрестностях споткнулся об приличного вида булыжник и решил, что он станет подушкой – с таким полевым набором день проводов Согии к “Небожителям” закончился.

Фух...

Спину приятно кололи еловые ветки: с одной стороны должно вызывать дискомфорт, а с другой наоборот – лежишь, словно смирённый монах на иглах, пытаясь поймать, скажем словом, дзэн; прибавить сюда ещё вид на необъятное звёздное небо и забивающий нос запах хвои – и выходит идеальное место для медитации.

Только вот... Что-то не так.

Точно!

Я не умылся.

В нескольких шагах от ночлега – ручей, где я, попинав камешки у берега, нашёл буддийские чётки, которые сюда прибило, по всей видимости, течением. Восемь деревянных бусин, скрепленных соломенной верёвкой-симэнавой и свисающая печать мастера – “Фудзивара”... Хм-м-м. Неужели Дзинпачи? Что дедуля забыл в здешних краях?

Потеребив чётки, убедился – точно его рук работа!

Зашелестели кусты – кто-то идёт. Не демон. Человек. Скорее всего юноша, если судить по размеренному шагу и банальной интуиции – девушка не станет бродить по лесу ночью.

– Где же они могут быть? – голос парня. Говорит на китайском как на родном – таких не часто встретишь, – Мастер будет злиться на меня... – грустно выдохнул тот.

– Не это ли ищешь? – вынырнул ему на встречу я.

– ... – стриженный под плечи мальчишка испугался – страхом прямо завоняло, но виду он не подал, – Это, – попытался ответить твёрдо, – Верните, будьте добры, – осторожно продолжил на ломанном японском.

– Верну, понятное дело, зачем мне они, – мы сблизились и я сумел рассмотреть его ханьфу – то же кимоно, только китайское, – Откуда они у тебя? – спросил, протягивая чётки.

– Подарок мастера, – он ответил сухо, рассматривая оберег на предмет повреждений.

– “Мастер” сам их сделал?

– Да.

– Хм... Значит, ты ученик Дзин-чана? – проскользил оценивающим взглядом.

– Попрошу больше уважения к мастеру, – а парниша смелый в общении с незнакомцами, да ещё и на чужой земле! Может, я сейчас не наилучшим образом выгляжу, но ему тоже не помешало бы поубавить наглости.

– Я знаю того старого прохвоста больше чем ты, малыш, живёшь.

– Как я могу верить бродяге, спящему в лесу на кучке еловых веток? – бросив небрежный взгляд к моему "ночлегу", спросил китаец.

– Пошли к Дзинпачи, он меня сразу узнает.

– ... – китаец замялся.

– Или ты только выдаешь себя за ученика Фудзивары?

– Нет, как бы это сказать...

– Говори как есть.

– Я потерялся.

Ухмылку сдержать невозможно.

– Ох уж эти суровые японские дебри: шаг влево – потерялся, шаг вправо – сожрали ёкаи!

– ... – мальчик шутки не оценил, – Пора бы представиться: меня зовут Вэньмин, – поклонился.

– Рейкон-но Рёко.

– ... – он аж содрогнулся, боясь поднять голову обратно, – Тот самый?...

– Мгм-м-м.

– Не верю. Вы не подходите под описание.

Вот тебе и популярность. Уже под собственное описание не подхожу… Есть у меня одна мысля почему так получается – церемонии сошествия, а если уточнять: их непостоянство. Выходит так, что ежегодные пляски с веером проходят только там, где в предыдущем году была засуха, а в остальные места я не суюсь. Так и получается: фигура "Странника" где-то миф, идол, которому надо вознести молитву ради меча, а где-то постоянный гость.

– В любом случае, я не собираюсь тебе что-либо доказывать, Вэнь-кун, – поймав раздражённый взгляд, продолжил: – И где ты виделся с Фудзиварой в последний раз?

– То был холм с видом на замок Фусими...

– Он же Момояма, он же отжат Мицунари по доброй дружбе с Хидэёси... Хе-хе!

– ...

– Ты пока не очень в политику, да?

– ... – Вэньмин явно пожалел, что взял меня в свою компанию.

– Значит, мы не настолько далеко от людей... Это хорошо! Я тебя проведу.

– Вы точно знаете куда?

– Не отставай!

* * *

Китаец был до боли раздосадован, когда понял, что “холмов с видом на замок Фусими” несколько, и сильно устал, проверяя каждый из них. Нужный мы нашли только с третьей попытки, уже под рассвет.

– Кого ты привёл, Вэньмин? – спокойно начал Дзинпачи.

– Твоё восковое лицо не изменилось со времён нашей последней встречи.

– Некому зажечь огонь свечи, Рёко-чан! Ха-ха! – мягко рассмеялся дедуля.

– Я же здесь не просто так!

В ответ он приподнялся и подошёл ко мне с дружественными объятиями и приглашением разделить с ним чашечку чая. Фудзивара обладал неторопливыми манерами и напоминал фарфоровую статуэтку аристократа из Киото – одним словом, образ у него фактурный.

– Мой ты милейший ученик, Вэньмин! – расплываясь в добродушной улыбке, Дзинпачи наклонился к мальчику, – Какого прелестного гостя нам привёл!

– ... – на лице китайца читалось: “Я же не специально...”, – Всё для вас, господин.

– Какими судьбами ты в здешних лесах, Рёко?

– Да вот, к Киото иду, – наблюдая за тем, с какой грацией Вэньмин подливал в наши пиалы чай, ответил я, – Мне нужен городской архив.

– Хм-м-м, – старик почесал подбородок, – Позволишь спросить зачем?

– Есть одно важное дельце...

– Понял, секрет.

– ... – улыбнулся, – А тебя что вывело за стены города?

– Желание выпить чаю, наблюдая за несокрушимостью замка Фусими.

– Ну, тут бы я поспорил...

– За несокрушимой красотой замка Фусими! – уточнил Дзинпачи, устремляя взгляд к Момояме, – За тебя, твердыня, – он уважительно приподнял пиалу.

Донёсся запах свежескошенной травы.

Вдалеке, по колени в рисовом поле, трудился старенький крестьянин; жваво взмахивая кусаригамой и напевая песню, что-то вроде: “О-ох, летом рис косится, О-ох, и хорош будет рис зимой”. Наверное, ему большего для счастья и не надо.

Кроме песни меня сразу привлёк мягкий аромат скошенной травы: от него даже чай ощущался совсем по другому – словно отвар заиграл нотками свежей росы.

Маття сложна в приготовлении – ещё за несколько недель до сбора листьёв её закрывают от прожорливых лучей, придавая тёмный цвет и сладкий, я бы сказал задорный, вкус; затем листья очищаются от прожилок со стеблями и тщательно, очень тщательно, перемалывают в ярко-зелёный порошок.

Когда, кроме вкуса, и запах напитка обогащается летней свежестью – тут остается только наслаждаться: теплом, наполняющим тело от плеч к тазу; бодрящим ароматом, словно приглашающим прогуляться по склонам чайных полей и вдохнуть тот же морской бриз, под которым созревали листья...

Пригубишь отвар – встретишься с нежным послевкусием на губах, вдохновением на много свершений вперёд...

Ладно.

Замечтался.

– Не хочешь рассказать о нём? – я кивнул в сторону Вэньмина.

– Один китайский торговец проигрался мне в карты и предложил расплатиться за долги своим сыном.

– А ты, старый нелюд, согласился?

– Ха-ха! Он же сам предложил!

– Вэньмин-куна никто не спрашивал, правда? – с долей издёвки я бросил взгляд к парнишке, покорно опустившему голову.

– ... – вопрос был проигнорировал, – А ну-ка спой нам что-то! – кинул Дзин в сторону ученика, – Ох, у него так хорошо народные песни выходят! – наклонился уже ко мне.

Прочистив горло и вынув из чехла поношенного вида сямисэн, Вэньмин принял формальную позу, выпрямив спину, после чего начал слегка подёргивать струны, с неприятным хрустом подкручивая колки – настраивание инструмента тоже часть выступления. Наконец пошёл хрипловато-бархатный вокал:

“Когда Шинтаро-сан с горы

Спускается вниз, в город,

Молю, осветите дорогу повсюду,

Тысячами золотых фонарей,

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!

Когда Шинтаро-сан с горы

Возвращается домой из города,

Разлей воду – сделай дорогу скользкой

(Чтобы задержать его любыми способами),

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!

Шинтаро-сан с горы

Подобен праведным и спелым

Хурмам на высоком дереве;

Твоя палка никогда не достанет их,

Забраться на дерево ты не сможешь,

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!”

– Так он красив, так галантен... – опёршись на трость, Дзинпачи начал сонливо шатать головой, уставившись на гуляющую по ветру траву – она только сильнее укачивала, – Да, такой привлекательный мужчина... – тихо захрапел.

Вэньмин поднялся, и, срубив несколько веток, воткнул их в землю, создавая приятную тень для своего мастера.

– Прошу простить господина, – поклон в мою сторону.

– Всё хорошо. Можешь отдохнуть, я тоже подремаю, – закинув руки за голову, лёг на траву и вскоре погрузился в сон.

“Лёгкий порыв

Кожу ласкает,

Зелено море.”

* * *

Настало время двигаться обратно, и тут я понял, что дедуля с учеником пришли к этому холму пешком, а Дзин, между прочим, разменял уже шестой десяток, вот даже при гостях засыпает! На мой пассаж он ответил кратким: “Старым мышцам нужен тонус”, – и мы наконец-то ушли.

После песни Вэньмина старику страх как захотелось хурмы, и только завидев придорожную харчевню, рядом с которой росло вожделенное дерево, он бросил в китайца многозначительным взглядом, а сам двинулся к ветхому домишке, “на привал”. Так называемую гостиницу держала пожилая пара, они вместе дольше чем наш Дзинпачи живёт – недурное достижение. Они нас радушно встретили, женщина сделала пару комплиментов и предложила горячий обед; для неё в новинку, что аристократ не обходит их заведение стороной, да что уж там, меня это тоже в какой-то степени удивило.

– В детстве я радовался когда ел хурму, наверное из-за того, что ел я её крайне редко. Верно говорят: “Хорошего – понемногу”, – задумался, и добавил: – А то оно перестаёт быть хорошим.

– Идиотские у тебя мысли, Дзин. Стареешь.

– Если постоянно радоваться – надоест, – старик меня игнорирует, – Страдание привычнее человеческой душе, оно, как ни крути, главная причина и стимул к развитию: не хочется ведь продолжать страдать, а значит – надо что-то делать. А когда страдания прекращаются – приходит просветление.

– Ладно.

– Ой, видно я заговорился. Извини.

– Ты лучше бы снова уснул, а не впадал в бред.

– И за мои паршивые манеры тоже прошу прощения... Под старость начал позорить имя Фудзивары.

– ... – ох, я бы ему наговорил тут гадкой правды, но не выдержит же пожилое сердце.

– Куда запропастился Вэньмин? – задумчиво глядя на террасу, спросил Дзин.

– Может, додумался сбежать?

– Ха-ха! Никогда, – какая-то гадко-серьёзная тишина; внимание “мастера” привлекла пара журавлей, прилетевших поклевать угощение местной хозяйки – длинными клювами те ловко закидывали в себя зёрнышка, отвлекаясь только чтобы загадочно кинуть глазами вдаль; последнюю порцию трапезы горделивый самец уступил своей спутнице, а Дзин, мечтательно улыбнувшись, прокомментировал: – Думается мне, Рёко, у животных самая искренняя любовь.

– Думаешь они могут испытывать чувства?

– Почему-то я уверен в этом.

– А я не...

– Они же как воплощение красоты нашей природы, – не дал мне ответить, – Куда там “нашей” – их природы. Чувства у этих малышей самые искренние.

– А эти двое чем тебе не журавли? – немного раздражённо ответил я, кивнув в сторону хозяев харчевни.

– Прелестные люди.

Словно с картины художника слезли – сидели почти вплотную друг к другу и глядели то ли на нас, то ли в пустоту (я склоняюсь ко второму); старушка мило улыбалась, а её муж не подавал никаких признаков жизни кроме редкого, хриплого дыхания – пожилого хозяина буквально облепили мухи.

– Что для вас любовь, господин? – спросил Дзин у старца.

– ...

– Господин?

– ... – упорно молчит.

– Господин?...

– Ах, извините! – спохватилась хозяйка, – Он плохо слышит, – и, вытянув голову к уху мужа, почти прокричала: – К тебе гости обращаются!

– А? – он недоумённо уставился на старушку, – Что, прости?

– Гости! Вопрос! Задают!

– Ох... Какой вопрос?

– Что!.. Для тебя!.. Любовь?!

– Любовь, – старик поводил взглядом по комнате, – Любовь... Это тяга к человеку, к её взгляду, к её манерам... Есть много важных аспектов любви...

– Как по мне: любовь – морок, и ничего больше, – вклинился я, – Выдумка людей для людей.

– Кого же ты потерял, Рёко? – внимательно выслушав хозяина и переведя взгляд на меня, спросил Дзинпачи, – Или мне уточнить – как её звали? – лёгкая улыбка.

– Никак.

– Очередной секрет...

Ситуацию спас Вэньмин с охапкой фруктов в руках.

– У вас всё хорошо? – протерев хурму и протянув её Дзину, спросил китаец.

– Всё замечательно... А для тебя, Вэньмин, что такое любовь?– Чувство над чувствами, – выдержав короткую паузу, пространно ответил парень.

– Ты как всегда лаконичен... – Фудзивара, разделив хурму пополам, протянул половину мне, а во вторую смачно впился остатками зубов, – Угощайся, друг.

* * *

Вельможи Киото называют жилище Дзинпачи “усадьбой камелий”, и неспроста: весь двор особняка был буквально устлан цветами жёлтоватого оттенка; кусты не отказывали себе в наглости перерастать стены поместья, радуя глаз проходящих мимо путников. Те же аристократы, к слову, любили и по сквернословить о нашем Фудзиваре, мол: “Человек посвятил всю жизнь разным искусствам, но так и не стал хорош хотя бы в одном из них”. Трудно не согласиться. Гончарное дело, живопись, чайные церемонии, каллиграфия, следовательно – поэзия и многое-многое другое на своём веку перепробовал Дзин, но высот ни в чём из перечисленного не достиг – всегда находился хотя бы один ушлый “мастер”, превосходящий славу старика. Но Фудзивара хорош тем, что напрочь игнорировал слухи – его мало заботили злые языки, которые, подобно хлыстам, облизывали спину. За такое человека можно уважать.

Мы прибыли в Киото.

Так уж мне нравиться гостить у высшего класса, что не задержаться здесь хотя бы на денёк я не мог. Тут тебя холят и лелеют больше чем дома: одежду свежую попадут, накормят, напоят, развлечения предложат...

Сказка же!

– Я бы сыграл с тобой партию в сёги, – заявил хозяин поместья, после того, как мы распили чай в гостевом павильоне.

– Не люблю я их... Нудные правила, да и ты меня постоянно выигрываешь – практики больше.

– Думал, что тебе, как воину, больше нравятся именно они, – задумчиво почесав подбородок, пробубнил Дзин, – Всё-таки доска в сёги – поле брани, со стрелами, генералами, конями и колесницами. Игра для самураев, в общем.

– Тюфу, сравнил, называется: я и “самураи”...

– Не хотел тебя обидеть. Кхм. Может тогда в го?

– Это уже получше.

– ... – Фудзивара махнул рукой слугам, дабы те принесли доску для игры, пока Вэньмин принялся возжигать благовония – вынув из футляра хрупкую палочку, он приложил её кончиком к свече и огонь обнял благовоние, высвободив поначалу сладковатый, а следом глубокий аромат, всего пара минут – и комната наполнена им; проводив китайца за сёдзи, Дзин продолжил: – Го куда более мирная. Схожа на рынок, где нет деления на “пехотинцев” и “генералов”, тут ты равными фигурами пытаешься захватить как можно больше территории... Занятно.

– Главное, что проста в освоении – бери да ставь камни, а там уже выкручивайся и полагайся на интуицию.

– Ты меня явно за нос водишь, Рёко, – с тихой уверенностью, отсёк он, – Хочешь создать впечатление раздолбая, не думающего о ходах наперёд, но я то знаю, что господин Бренный Скиталец начинает плести свои интриги ещё до начала игры.

– Ладно-ладно, – невинно помахал руками, – Раскусил, дедуля.

Поднесли тяжёлую деревянную доску и два горшочка с белыми и чёрными камнями внутри.

– Начнём? – улыбнулся я.

– Хорошей игры, – кивнул Фудзивара.

В го чёрные ходят первыми, получая от этого заметное преимущество на доске; дабы уравнять шансы игроков была придумана компенсация – коми, которая равняется шести с половиной очкам, добавляемым в конце игры белым.

Дзин достал из горшочка горсть белых камней и прикрыл их ладонью, а я, немного подумав, вынул два чёрных. Хитро улыбнувшись, дедуля положил взятую кучу на доску и пересчитал их количество:

– Чёт! – вырвалось у меня, – Угадал!

Произошла жеребьевка – нигири.

Задачей Дзинпачи было взять случайное количество белых камней, а моей – угадать: чёт или нечёт, выбрав либо один либо два чёрных. Я угадал и буду играть чёрными.

Приступили к партии.

Его нельзя сбить с толку уверенными, на первый взгляд глупыми, ходами, Дзин постоянно считает сколько территории достается ему, а сколько мне – неопытный человек, взглянув на положение камней, сразу скажет: “Рёко-сан выигрывает!”, – ведь центр доски планомерно захватывается моими фигурами, пока Фудзивара мирно пожинает углы и стороны; но, на самом деле, нас разделяют жалких пара очков.

Что-то дедуля слишком уверен в своей тактике.

Надо бы отжать один из его углов. Хм. “Хочешь напасть на восток – пошуми на западе”, – поэтому, чтобы заполучить левый верхний угол, нужно укольнуть Фудзивару куда-то вбок, а лучше вниз. Так и сделаем. Разыгрываю несколько ходов в нижнем углу, угрожая развернуть здесь масштабную потасовку и он пока ведёться...

– Хе-хе... – хитрый скрежет Дзинпачи. Неужто понял?

Белый камень оппонента чётко даёт понять, что гениальный план провалился и старик готов отдать угол за счёт удачного развития фигур в центре. Моём центре. Для понимая: сейчас самое сердце доски заняла моя конструкция, больше подходит слово бестия, готовая пресечь любую попытку Дзина прорваться. Но мастер продолжает самонадеянно пытаться.

Соединяемся.

Укрепляем строй.

Фудзивара явно был нацелен на прореху в моей защите, но одним элегантно выставленным камнем убавляю его амбиции. Попёрся с другой стороны! Ёкай с тобой, дедуля!

– Тц, – вырвалось раздражённое.

– Что-то не так? – корчит “добрую” улыбку.

– Ходи.

Отжали кусок моей “бестии”... Не много – два камня. Отвечаю проходом в стан врага и явной угрозой прорвать его оборону. Он отступает, а я благополучно отбился.

Дальше партия следовала более-менее размеренно – укрепляем территории, соединяем слабые конструкции камней и так далее. В этот момент я подрасслабился, как и Дзин, Вэньмин любезно поднёс нам ещё чаю со сладостями и стал смиренно наблюдать за партией.

“Ты пропустил самое интересное, парень”, – не успела эта мысль тронуть мою голову, как Фудзивара глубоко впал в раздумья над следующим ходом и провисел так, пока в курильнице не догорела палочка благовоний – долговато, в общем. Китаец наклонился к уху своего мастера, что-то шепнув. Тут же Дзин засиял, уверенно поставил камень на доску и заявил:

– Я отказываюсь от коми.

Это звучало громче, нежели: “Я победил”.

Действительно, хороший ход. Он окончательно вырвался вперёд по очкам и всего лишь одним камнем убил “бестию” центра. Хорош, дедуля, хорош.

– Так уж и быть, – широко потянувшись, я подытожил: – Сдаюсь.

* * *

Анализировать поражение я не стал, так как попросту лень.

Гостить у зажиточных людей и вправду до боли приятно, но настал час выполнять данное себе обещание – идти по делам. Нужный мне архив находился в соседнем квартале, по пути к которому, к пребольшому сожалению, лежал магазинчик саке: “Коли уж лежит почему бы и не зайти”... Светлая мысль!

Выпили.

Пошли дальше.

Находясь на другом конце улицы я почувствовал, что в архиве сидит нечто недоброе. Одним словом – он осквернён. И это не какой-то очень живучий или сильный демон, скорее – бесформенное проклятие. Тёмная ци насытила здание до последней дощечки.

Кто постарался?

Старина Хоккори.

Один из немногих “Мастеров Проклятий”, и единственный, сумевший подчинить демоническую силу, а потом натравить её на кого-то ещё.

Это мы уже видели.

С этим мы можем работать.

Хм, так званое “проклятие архива” нам говорит: "Замок на пустой сундук не вешают". Тогда боком вылазит другая глупость – если Хоккори знал где лежат документы, что отчасти его компрометируют, почему старикан просто их не уничтожил?...

Или всё-таки сжёг поганые бумажки, а сейчас ждёт, чтобы я попался в ловушку?

Не проверю – не узнаю.

Я немного посидел у двери, обнявшись с катаной.

Что ж, пора.