Писателю было за пятьдесят, и в положение дел он вникал медленно. Могло бы показаться, что ему вовсе не интересно, если бы не обилие уточняющих вопросов, которые он вываливал и на психолога, и на геймдизайнера. Пара вопросов досталась и Роджеру, но касались они марки табака, которым пропах его кабинет. Когда пришло время дать ответ, Муллагалеев откинулся на спинку стула и надолго замолчал, пальцы теребили подбородок, словно в попытке удлинить короткую седую бородку.
Кирилл не торопил писателя. Мало того, что тому предлагали рисковую авантюру с погружением в психическую реальность при помощи экспериментального оборудования, так еще и ожидали каких-то предложений. Радовало, что Муллагалеев отнесся к разговору серьезно, как в свое время и Дедалов. Последний сидел за переговорным столом тихо, но беспокойно ощупывал костяшки пальцев, словно перебирал четки. Хоть он уже и сотрудничал с писателем в прошлом, но предупредил, что ожидать от того можно всякого.
Внезапно словно что-то щелкнуло в голове писателя, и его заторможенная задумчивость улетучилась.
– Интересный опыт, – сказал тот. – Может, позже я напишу об этом книгу!
Он улыбался, от уголков глаз к вискам расходились пучки резких морщин. Роджер кашлянул и сказал:
– Валерий Владимирович, результат операции может оказаться… скажем так, не для публикации.
– В случае чего у книги просто будет плохой конец, а то и вовсе придется написать трагическую историю с идеей, что никакие инновационные методики не способны изменить человека, если он сам этого не хочет. Мол, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Но, честно говоря, я вижу тут историю героическую и жизнеутверждающую, да и вы все не похожи на персонажей трагедии. Думаю, все получится.
– Какие у вас идеи? – спросил Кирилл, терпеливо выдохнув.
– Я уже давно не обращался к той вселенной. Цикл закончен, а продолжать его я не планировал, – задумчиво сказал Муллагалеев. – Но припоминаю, что в мифологии того мира есть некоторые моменты, которые получится использовать… если Психикон реагирует так, как вы предполагаете. А что за слово такое – Психикон?
– Я сам придумал, – отозвался Кирилл. – По аналогии со словом "лексикон". Лексикон – это словарный запас человека, а Психикон – психический. Совокупность психических содержаний, представляющих целостный внутренний мир индивида.
– Напоминает юнгианское бессознательное, – добавил Дедалов.
– А ведь мне приходила в голову такая идея! – сказал Муллагалеев. – Каждый человек – как отдельный самодостаточный мир со своими законами природы и историей, в котором обитают всякие сущности, развиваются сюжеты и конфликты, и все это отражает его личность и проблемы. У кого-то мир – прекрасный сад, а кто-то правит грязной пустошью, где-то магия, где-то технократия, отражающая конструкторский склад ума… а еще можно ходить друг к другу туда в гости! А что, если что-то вздумает ограбить так называемый богатый внутренний мир?
Муллагалеев уже стоял у окна и разглядывал нагромождения облаков, в уголке рта торчала взятая у Роджера сигарета. Прикурить писатель забыл.
– Ну так что? – спросил Роджер.
– А?
– Вы готовы принять участие в операции?
– Готов, конечно!
– На всякий случай напоминаю, – сказал директор института, – что речь идет о жизни нашего пациента, кроме того, есть большой риск и для тех, кто погружается.
Муллагалеев сказал:
– Даже если все мы погибнем, оно того стоит!
Роджер кашлянул.
– Подпишите, пожалуйста, это соглашение. – Он выложил на стол документ и ручку. – Может быть, вы хотите предварительно обсудить это с близкими?
Писатель размашисто расписался и проговорил:
– Он подписал соглашение на отчаянную экспедицию в бессознательное – и это стало его последним автографом!
Видя настороженные взгляды, он добавил:
– Это все шутки, чтобы разрядить атмосферу, вы же психологи, должны понимать. Не беспокойтесь, я подойду к делу с максимальной ответственностью. Но если что – подарите автограф моей вдове, может, получится на нем заработать.
После разговора у Кирилла осталось неприятное чувство неопределенности, словно вместо решения проблемы они усложнили ее, добавив в условное уравнение новое неизвестное, смешав цифры и математические знаки с алхимическими символами и рунами.
Кристина по-прежнему не брала трубку, поэтому место за терминалом занял Роджер. В больничной палате стало тесно от задействованного оборудования и кушеток. На этот раз в Психикон погружались сразу трое: Кирилл, Дедалов и Муллагалеев.
Роджер быстро освоился за терминалом, от него требовалось только поддерживать связь и присутствовать как сторонний наблюдатель, медицинский персонал продолжал следить за состоянием Аркадия. Все было готово, когда писатель попросил лист бумаги и карандаш.
– Хочу попробовать одну вещь, – сказал он. – Это напрямую касается цели операции.
Шариковую ручку он отверг, пришлось искать карандаш. Небольшой обломок с заточенным грифелем нашелся в недрах одного из ящиков стола. Муллагалеев, уже наполовину раздевшийся для погружения, принялся что-то рисовать. Кирилл заглянул ему через плечо. Нарисованная загогулина напоминала дверной ключ: на одном конце была спираль, на другом – такая же по размеру спираль, но квадратная.
– И что это?
– Сюрприз, – ответил писатель. – Я не знаю, сработает ли Психикон так, как я предполагаю, но если да, то эта штука нам пригодится.
Лист бумаги он оставил при себе, словно талисман. Уже укладываясь на кушетку, Муллагалеев сказал:
– Главное, настроиться на нужное произведение. А то я, знаете ли, всякое писал…
Кирилл с удивлением заметил, как покраснел Дедалов, что было заметно даже на его смуглой коже.
– Сконцентрируйтесь на изображении пляжа, которое я показывал, – напомнил всем психолог. – Если все сработает, мы сразу окажемся на месте.
Так и случилось. Ощущая затылком контактный гель, Кирилл не заметил момент, когда гель сменился речной водой. Он лежал на спине, слегка утопнув в мокром песке. Солнечный свет брызнул в глаза, высоко в небе раздался удивленный возглас чайки.
Кирилл вскочил и огляделся. Рядом поднимался Дедалов, в знакомом зеленом плаще, похожий на сказочного мастера по изготовлению волшебных игрушек. В его руке уже был резной посох, помогающий смягчить хромоту. Муллагалеева видно не было.
– Роджер? – позвал Кирилл.
– Слышу тебя! Ну надо же, работает! – раздался голос.
Последние доработки не прошли даром: теперь связь была даже здесь, далеко за морем бессознательного, в глубинах, где находится эго Аркадия.
– Видеопотока нет, – сказал Роджер, – мельтешат какие-то статичные изображения, мутные и неразборчивые.
– Потом доработаю, – отмахнулся Кирилл. – Скажи, что с нашим писателем, я не вижу его.
Роджер хмыкнул и засопел, запуская анализ потока данных. У Кирилла мелькнула мысль, что на одновременный вход троих агентов не хватило мощности. Все-таки для организации этого погружения пришлось задействовать ранние прототипы оборудования и подключать датчики аж с четырех тел.
– Смотри, – воскликнул Дедалов, вытягивая руку.
К ним приближался юноша лет двадцати, одетый в коричневый шерстяной костюм. Для полноценного образа джентльмена девятнадцатого века не хватало цилиндра – вместо него был пробковый шлем, какой носили европейские колонисты в Индии.
– Добрый день, господа! – сказал он. – Мое имя Ноланд Бремер, я путешествую. Не подскажете ли, в каких краях я оказался?
– А… – сказал психолог, не зная, как продолжить.
– Это персонаж из книги, – шепнул ему Дедалов, – в игре его не было.
С другой стороны раздался усталый стон, переходящий в рычание. Из воды поднялся человек в черном одеянии, которое тут же облепило его высокую, тощую фигуру. Блеснули сжатые от холода зубы. Редкие черные волосы прилипли к бледному лицу, словно мертвые водоросли. Взметнулась рука, вонзая в рыхлый песок железный посох. Холодный взгляд незнакомца скользнул по берегу и по лицам присутствующих с одинаковой строгостью, словно он осуждал и людей, и песок, и пляжную корягу. Внезапно за спинами агентов он увидел нечто, что заставило его вздрогнуть. Кирилл, Дедалов и назвавшийся Ноландом обернулись.
В их сторону бежал невысокий мужчина крепкого телосложения. Лицо по форме напоминало грушу, тяжелая челюсть и щеки, хоть и гладковыбритые, были серыми, как сырой бетон. Солнце рассыпалось ослепительными бликами на его кирасе, ниже которой выпирал голый круглый живот. На бегу развевались русая коса, перехваченная бантом, и рыцарский плащ, расшитый геральдическими узорами. В руке рыцарь сжимал шпагу.
– Я убью тебя! – кричал он басом, заглушающим шум огромной реки.
Кирилл отшатнулся и невольно порадовался, что воин обращается не к нему, а к незнакомцу с железным посохом.
– Арчибальд, погоди! – воскликнул Ноланд, бросаясь наперерез, но поздно.
Три фигуры столкнулись и рухнули в сырой песок. Сверкнула вспышка, во все стороны брызнул мокрый песок.
Кирилл отнял ладонь от лица и увидел, как вместо трех человек остался один. Муллагалеев сидел на песке и держался за голову.
– Что это было? – простонал он.
Кирилл подал писателю руку, помогая подняться.
– Только что вместо вас здесь были Ноланд, Арчибальд и Яма, – сказал Дедалов.
– Мои главные герои, – кивнул Муллагалеев.
– Думаю, это была диссоциация идентичности, – сказал психолог.
– Это хорошо? – спросил писатель.
– Это расщепление личности. Каждый из персонажей – это так или иначе часть вас, и поэтому ваша оболочка внедрения распознала вас как трех отдельных субличностей. Как вы себя чувствуете?
– Превосходно! – воскликнул Муллагалеев. – Как будто заново родился. Или родил. Трижды.
Психический компас выглядел здесь как антикварный прибор конца девятнадцатого века: латунный корпус покрывают узоры и изображения мифических существ, циферблат и стрелки напоминают рисунок сторон света на старинной морской карте. Стрелка вращалась вокруг оси. Психолог подкручивал чувствительность компаса, пока стрелка не застыла, указывая вдоль пляжа.
"На этот раз все получилось! Лишь бы не оказалось слишком поздно", – проговорил Кирилл, когда агенты приблизились к лежащему на песке телу. Аркадий, известный в этом мире под именем сэр Карахан, известный стример, любимый брат Кристины, а также, судя по внешности, неизвестный родственник Николаса Кейджа. Лицо было бледное, глаза закрыты, однако следов разложения не наблюдалось. В то же время чудовищное ранение на груди не оставляло никаких надежд на выживание.
– Сердца нет, – сказал Дедалов, садясь на корточки.
Он дотронулся до руки Аркадия.
– Но он теплый.
– Не удивлюсь, если он даже дышит. Это работает АИК, – сказал Кирилл и повернулся к Муллагалееву. – Что можно сделать?
– И на третий день к его бездыханному тело подошли трое незнакомцев… – сказал писатель. Несмотря на странные фразы, лицо его было серьезно. – Вы говорили, что он добыл меч Дерека, а где он?
– Видимо, потерял в бою, – сказал Дедалов, – а что?
– Я же не могу оживить героя просто так, щелчком пальцев.
– Почему? – спросил Кирилл, – ваше могущество в этом мире должно быть даже больше, чем у Сергея.
– Ну, я же не творец этого мира… в полном смысле слова. Я писатель, и мои инструмент – это повествование, причем литературно-художественное. А в литературе действуют свои законы. Если я просто скажу ему встать, то этого не случится просто потому, что в это не поверит условный читатель.
– Я столкнулся с подобным, когда формировал квест для Карахана, – кивнул Дедалов.
– Единственные свидетели здесь мы, – сказал Кирилл. – Лично я готов поверить в любое чудо.
– Нет, – отозвался Муллагалеев. – Дело в том, что я сам не поверю в такое воскрешение. Не потому, что я не верю в себя, а потому, что оно художественно недостоверное.
Рассуждения писателя было принять еще сложнее, чем мифологические теории Дедалова.
– Допустим, – сказал наконец Кирилл. – Тогда как мы можем обосновать воскрешение?
– Его меч должен быть поблизости. Это нормальная художественная вольность. Все-таки это не обычный меч, а энигма, резонирующая с эфирными токами своего владельца. Меч следует за ним.
Они разбрелись по берегу, шаря взглядом среди обрывков водорослей, ракушек и рыбьих останков. Ботинки чавкали в мокром песке, смешанном с илом, снизу поднимались нагретые солнцем речные запахи. Припекало. Кирилл посмотрел на степенно текущую реку, чей противоположный берег терялся за пределами видимости, и утомленно усмехнулся – было бы неуместно погружаться в Психикон только для того, чтобы искупаться. Он поднял взгляд к небу.
Внимание привлекла одна чайка. Она зависла в воздухе, махая крыльями на одном месте и как будто высматривая рыбу, спикировала, но на полпути передумала и улетела. Вскоре ее действия повторила другая чайка. Кирилл направился к тому месту. Он зашел в воду по колено и увидел, как на дне что-то блеснуло. Через секунду он огласил пляж ликующим возгласом, поднимая над головой меч. Вода с клинка стекала ему в рукав, капли падали на голову, но это его совсем не беспокоило.
– Легендарный меч Вечного хранителя Дерека, – торжественно проговорил писатель, глядя на клинок, когда они снова собрались у тела Аркадия.
– Выглядит иначе, – заметил Дедалов. – Мы оставляли в пещере обыкновенный стальной меч, а этот сияет как полированное серебро.
– Такова сила легенды, – сказал Муллагалеев и уже другим тоном добавил: – Едва в ладонь павшего героя вложили его меч, пальцы вдруг сжались на рукояти, раздался судорожный вдох, и герой распахнул глаза.
Кирилл протянул меч писателю, но тот выставил перед собой ладони.
– Нет-нет, я предпочитаю роль нарратора. Попрошу сделать это вас, Кирилл.
Психолог хмыкнул и опустился перед Аркадием. Едва он вложил меч в ладонь Аркадия, пальцы вдруг сжались на рукояти, раздался судорожный вдох, и тот распахнул глаза.
В следующую секунду он откатился от нависших над ним агентов и попытался встать, но согнулся от боли и упал на одно колено. Тем не менее он выставил клинок перед собой, взгляд быстро пробежал по лицам спасителей.
– О, Кирюха! – воскликнул Аркадий. – Настоящий?!
Психолог поднял руку, как будто вступал в контакт с пигмеем дикого племени:
– Да, это я. Мы здесь, чтобы вытащить тебя из комы.
Аркадий словно прислушался к голосу, который слышал лишь он, кивнул и опустил меч. Улыбнулся.
– Точно, ты не плод моего воображения. А остальные? Минуточку…
Он опустил взгляд себе на грудь и увидел дыру, обрамленную запекшейся кровью и торчащими обломками ребер.
– Вот дерьмо! Магистр вырвал мое сердце! – закричал он и добавил, словно убеждая самого себя: – Я жив.
Уже давно что-то тараторил Роджер. Кирилл поправл динамик в ухе. Директор сыпал поздравлениями пополам с распоряжениями. Суть сводилась к тому, чтобы агенты не рассусоливали и скорее завершали операцию.
Кирилл коротко познакомил присутствующих. Оказывается, Аркадий понимал, где находится, и в целом операция все время двигалась в верном направлении. Теперь оставался последний шаг. Все выжидающе посмотрели на Муллагалеева. Писатель порылся в карманах пиджака, в ладони что-то блеснуло, и он извлек на всеобщее обозрение нечто вроде крупного дверного ключа. Кирилл узнал круглую и квадратную спирали на концах. Ключ выглядел древним, золотистая поверхность отливала светло-зеленым.
– Это ключ Эреха Отворяющего, – неторопливо начал писатель. – Его создал в конце Третьей Эпохи великий мастер из народа Кха. Благодаря этой энигме произошли масштабные события, сделавшие этот мир таким, какой он есть. Особенность Ключа в том, что он способен открывать любые двери в любые пространства, ибо в нем заключена сама идея отворения.
– То что надо! – воскликнул Кирилл.
– Получается, все? – спросил Аркадий. – Я могу выйти отсюда?
– Ну… да… – сказал Муллагалеев. В глазах было сомнение, отдавать ключ он не торопился.
– Вас что-то смущает? – насторожился Дедалов.
– Чувствую какую-то неправильность, – пробормотал писатель.
– Ключ может не сработать? – спросил Кирилл.
– Да вроде бы должен…
– Я готов попробовать, – сказал Аркадий, делая шаг вперед. – Можно? – спросил он, протягивая руку.
Писатель медленно, словно готовый передумать в любой момент, вложил бледно-золотой ключ в ладонь.
– Что нужно делать? – спросил Аркадий.
– Дверь в любой точке Психикона. Просто откройте, – сказал писатель и сделал жест рукой, будто отпирал дверь.
На солнечном свету энигма сверкала сдержанно и как-то несогласованно, словно отражая свет каких-то иных светил, недоступных восприятию человека. Аркадий хмыкнул и провернул ключ в пространстве перед собой. Ключ засветился, от него выстрелила в сторону белая искра и стала метаться вверх, влево, вниз, вправо, снова вверх – вычерчивая сияющий прямоугольный контур двери. Контур светился все сильней, а потом будто прорезал пространство. Дверь приоткрылась, на створке остался запечатленным вид пляжного пейзажа, река на нем продолжала течь.
Внезапно дверь устремилась по диагонали вверх, словно стояла на эскалаторе.
– Эй! Куда?!. – воскликнул Аркадий, но осекся.
Вслед за дверью появлялись парящие в воздухе ступени.
В вышине на фоне облаков дверь остановилась. Створка распахнулась во всю ширь. Кирилл задрал голову и прищурился, безрезультатно пытаясь рассмотреть, что находится внутри. Глядя на висящие в воздухе тонкие плиты ступеней, он передернул плечами. Страшная головокружительная высота – сам бы он ни за что туда не полез, лучше бы остался в коме! Тем не менее, настроение было радостное, едва ли не триумфальное. Психолог сказал, улыбаясь:
– Высоковато подниматься без перил. Эти шикарные спецэффекты – часть авторской задумки или так вышло случайно?
Однако Муллагалеев промолчал и лишь рассеянно кивнул. Он хмурился и кусал губы.
– Что-то не так? – спросил психолог.
– Я чувствую какую-то неправильность происходящего, но не знаю, в чем дело. Я пока не осмыслил, как соотносятся Психикон, законы литературы и реальная жизнь. Сергей, – писатель повернулся к Дедалову, – с мифологической точки зрения все корректно?
– Ну… – геймдизайнер замялся, – это очень похоже на этап чудесного возвращения героя.
Вмешался Аркадий:
– Мне кажется, вы слишком теоретизируете, господа. Почему бы просто не попробовать? В худшем случае – просто не получится. Герой готов!
– Вот, тем более герой проявляет инициативу, – улыбнулся Дедалов. – Все складывается.
Писатель кивнул:
– Иншаллах!
Аркадий пожал всем руки и сказал:
– Что ж, в следующий раз увидимся – там. Всем спасибо и до скорого!
Он начал подниматься.
Агенты провожали взглядом фигуру рыцаря с мечом за спиной и молчали.
Кирилл почувствовал, как смутное беспокойство коллег передалось и ему. Будь они в других слоях Психикона, сейчас весь пляж кишел бы червями сомнения! Психолог активировал гарнитуру:
– Роджер, каково состояние пациента?
Директор вышел в палату переговорить с врачами. Аркадий тем временем преодолел половину пути. Он приостановился, кажется, помахать рукой, но с такой высоты было не разглядеть. Вернулся Роджер.
– Говорят, деградация мозга остановилась. Теперь он не умирает, все хорошо!
– А сердце? – спросил Кирилл скорее автоматически, чем осознанно.
– Без изменений.
– Без изменений, – эхом отозвался Кирилл, и вдруг его смутное беспокойство вскинулось и расправило огромные крылья, словно выжидавший в засаде монстр.
– Сердце! – воскликнул Кирилл. – Что будет с его кровяной системой, если он очнется?
Вопрос повис в воздухе, словно гриб ядерного взрыва. Роджер выругался и снова побежал к врачам. Писатель с геймдизайнером схлестнулись в пылком диспуте, жонглируя философскими, мифологическими и литературными понятиями, бросаясь в мистику и экзистенциализм, призывая в свидетели языческих богов и современных ученых.
Кирилл понимал, что последнее слово – за ним, но что делать – не представлял. Он чувствовал себя хирургом, обнаружившего в разгар операции, что должен перерезать не сосуд, а провод от тикающей бомбы.
Ему на плечо положил руку Муллагалеев, он тяжело дышал, пальцы нетерпеливо комкали медицинский халат.
– Я считаю, – начал он и поправился, – мы с Сергеем пришли к выводу, что настоящий герой не имеет права покидать приключение, пока не завершит свою миссию.
– Какая еще миссия?
– А мы не знаем. Это его дело. Он зачем-то и почему-то оказался в этих обстоятельствах, значит, в этом есть какой-то смысл.
– Погодите-погодите. Вы что, против того, чтобы пациент вышел из комы?
– Но причем здесь я? – развел руками Муллагалеев.
– Ваша оболочка внедрения формирует часть Психикона и задает правила этой реальности. Если вы считаете, что герою, в смысле, пациенту не полагается выйти через эту дверь, то этого не произойдет!
– Я на вашей стороне и желаю Аркадию выздоровления, но при всем желании не могу согласиться с чем-то, что противоречит моей убежденности, – сказал писатель.
Кирилл потер виски. Как странно находиться в ситуации, когда мировоззрение буквально формирует реальность. Как же переубедить писателя за считанные минуты?
– Нет, – вклинился Дедалов с необычным для него напором, – я уверен, что мифологические правила в данном случае сильнее, чем мнение отдельного человека!
– Снова мифология! – воскликнул Кирилл.
– Да нет же, – замахал руками Дедалов. – Это правила реальности вообще. Это человеческие архетипы, которые организуют судьбы людей.
– Так что с сердцем? – спросил Кирилл, помотав головой, словно обнуляя весь диалог и начиная его заново.
– Вот! – воскликнул Муллагалеев. – В этом и проблема! Если герой сбежит, то он не только не обретет, но и потеряет. Да, он может отступить, но его сердце похищено, и он проснется без него, понимаете? Очнется инвалидом!
– Сердце – это символ храбрости и силы духа, и беглец его теряет, – добавил Дедалов и указал на лестницу к двери. – Это не волшебное возвращение, а классическая ложная победа, искушение!
– А вернуться и продолжить свой путь он уже не сможет, – сказал Муллагалеев. – Разве что вы создадите для этого специальную программу для Психикона. Но это противоречит логике мифа.
– Стой! – закричал Кирилл, задирая голову.
Остальные присоединились к нему, размахивая руками, скрещивая локти. Аркадий преодолевал последнюю четверть лестницы. Он не слышал их, а бурные телодвижения мог принять за напутственные жесты.
– Кардиолог не дал никаких прогнозов, – сказал в динамике Роджер и умолк, вслушиваясь в крики. – Я что-то пропустил?
– Аркадию нельзя приходить в себя! – сказал Кирилл, переводя дыхание. – Сердце не заработает.
– Почему?.. – спросил Роджер.
"Мифологическая логика", – чуть не сказал Кирилл, когда на ум пришло более рациональное объяснение:
– Сейчас у него дыра в груди, и если он выйдет, то бессознательно таким и останется. Нужно его остановить!
– Обесточить Психикон? – сказал директор. – Я просто выдерну из розетки…
– С ума сошел?! – заорал Кирилл. – Мы же в системе!
Он запрыгнул на лестницу. Ступени качнулись под ногами, словно гигантские кувшинки на воде. В груди все сжалось, но Кирилл побежал наверх.
– Куда? – воскликнул геймдизайнер.
Кирилл чуть не расхохотался от бессмысленности вопроса. Ну вот, симптомы истерики.
– Я его догоню, – все-таки ответил он на бегу.
Земля стремительно удалялась, а небо застыло на месте – высокое и недостижимое. Кирилл бежал, перепрыгивая через две ступеньки, согнутые в локтях руки мелькали в такт ногам, вспарывая будто загустевший воздух. Он жадно дышал ртом, игнорируя колющую боль под ребрами, а колени, казалось, вот-вот взорвутся от напряжения. Порыв ветра едва не сбросил его со ступеней.
– Если Аркадий войдет – лестница исчезнет! – донесся крик писателя.
"Значит, нужно бежать еще быстрее", – ответил Кирилл самому себе.