Психикон

Глава 12. Слияние

Я ничего не видел, потому что люди не видят, когда у них нет глаз.

Слух и обоняние обострились, но наибольший стимул получили эмоции. Страх и паника захлестнули сознание, когда меня связали и поволокли прочь из подземелья Змея. Я ощущал полную беспомощность, но сопротивлялся бешено, словно припадочный. Трезвый рассудок предпочитал не возвращаться, потому что знал: надежды нет. Что бы ни случилось со Змеем, операцию с глазами теперь закончить невозможно.

Наконец кому-то из маршалов надоело мое буйство, и он вырубил меня. Обычно в такие моменты говорят, что на глаза обрушилась тьма, но я и без того был в ней. Наоборот, взрыв боли в затылке на мгновение как будто мигнул ярко-красной вспышкой.

Очнулся я, когда мы ехали по тракту. Я почувствовал хрустящую солому, твердость досок под спиной, запах пыли и пота. Последнее подсказало, что в телеге со мной сидит конвой.

Шевельнув бровями, я понял, что глазницы пересекает заскорузлый от засохшей крови платок, завязанный на затылке. Пересохшую носоглотку свербило, каждый вдох доставлял боль.

– Воды, – попросил я.

– Обойдешься.

Хриплый голос принадлежал Каролосу. Я бы предпочел, чтобы меня сторожил Ульрих Янсон, он бы вряд ли отказал. А от этого бывшего соратника можно было получить разве что пинок под ребра, поэтому я воздержался от вопросов и попытался осмыслить ситуацию.

Осмыслять было особо нечего, все просто. Маршалы выследили меня и вломились в логово Змея крупным отрядом. Алхимик, видимо, улизнул, как это всегда бывает. Я же попал в лапы идейных борцов с темным наследием, которых невозможно подкупить, запугать или уговорить.

Обвинить меня в чернокнижии мог сам Магистр, это не загадка, я теперь виновный по всем статьям. Хрен с этим. Но как они меня нашли? Допросили Розет? Представив, как ее пытают, я сжал кулаки, отчего кандалы вгрызлись в запястья как два питбуля. Нет, она не знала, куда я отправился. Мысль о том, что она шпионила за мной добровольно, я отбросил – когда на тебя ополчился весь мир, хочется сохранить доверие хоть к кому-нибудь. Не исключено, что маршалы следили за мной уже после стычки с Моррисом: мое поведение там могло вызвать подозрение, либо Морриса поймали и он раскололся.

Так или иначе, факт один: я пленен, а везут меня, надо думать, на казнь. Чернокнижников полагается казнить публично на городской площади. Так все видят, что, во-первых, темные искусства не игрушки, во-вторых, Международная служба маршалов по надзору за темным наследием не дремлет.

Я пошевелился, принимая более удобное положение. Каролос с готовностью пнул сапогом в бок.

– Меня подставили! – выпалил я, обращаясь к темноте вокруг.

Маршал пнул еще раз.

– Куда мы едем? – спросил я, напрягшись в ожидании удара.

Его не последовало, и я расслабился. Тут же Каролос пнул меня под ребра с удвоенной силой. Садист чертов. Я всегда его сторонился. Он явно был из тех служивых, у кого с чернокнижниками связана какая-то личная история, омрачившая детство.

Телега покачивалась на ухабистой проселочной дороге. Хорошо, мы еще не в городе и едем по тракту. В следующий час я терпеливо прислушивался, собирая обрывочные звуки, движения и запахи, чтобы с помощью логики склеить из них картину происходящего. Особенно ценными были отзвуки голосов снаружи.

Я пришел к выводу, что в отряде около дюжины человек. Два фургона, в одном из которых я с конвоиром, а в другом везут раненых – их после стычки со Змеем половина отряда. Едем без привалов, чтобы скорее добраться до города и помочь раненым. Там же меня собирались повесить. Хорошо, когда есть определенность, мрачно подумал я.

В кронах деревьев вдоль тракта зашумел ветер, воздух посвежел. С моего лица сползли теплые лучики солнца. Вскоре по тенту фургона застучали капли дождя. Проезжавший мимо фургона всадник цокнул и выругался.

Ближе к вечеру наш фургон застрял в колее. Я жадно вслушивался в звуковую картину, очищенную от скрипа колес и топота копыт. Кто-то рывком отбросил тент на торце фургона и попросил Каролоса помочь толкать или хотя бы выйти, чтобы снизить нагрузку на колеса. Тот сказал, что ни на шаг не отойдет от "проклятого чернокнижника". Его попросили еще раз, и он послал просителя куда подальше.

Возница хлестнул лошадей, раздалось натужное кряхтение нескольких мужчин, фургон приподнялся, но скатился назад в яму, чавкая грязью. Послышались тяжеловесные шаги, по мягкому и высокому голосу я знал Ульриха.

– Сейчас я вам помогу, доходяги несчастные.

– Не надо, – ответил неизвестный мужской голос, – вы ранены, маршал. Мы справимся сами.

– Ульрих! – воскликнул я. – Скажи им, что я невиновен!

За эту выходку я получил удар прямо в лицо. Пересохшие ноздри наполнились теплой кровью. Я повернулся на живот, чтобы не захлебнуться.

– Ты бы полегче с ним, – сказал Ульрих меланхолично. – Все-таки бывший соратник.

– Тем хуже! – ответил Каролос. – Предатель хуже врага.

– Давай вылезай и помогай толкать, – сказал Ульрих. – Никуда сэр Карахан не денется.

– А вдруг? От этих гадов можно ожидать чего угодно.

– Не сходи с ума. Ты же не хочешь, чтобы мы застряли тут на всю ночь? Да еще под дождем.

– Ладно, – проворчал Каролос.

– А я уж прослежу, чтобы он ничего не вытворил, – сказал Ульрих, и я услышал щелчок взведенного курка.

Мне отчетливо представилось направленное на меня дуло ружья. Да уж, Ульрих не станет издеваться над пленным, у него другие методы. Я замер.

Фургон снова стали приподнимать и толкать, коротко ржанула лошадь, захлюпала грязь, воздух сотрясли усталые ругательства. Безрезультатно.

Я по-прежнему не мог ничего предпринять, но радовался. Любые неурядицы, тормозящие отряд и нарушающие планы, были мне на руку. Пусть фургон развалится, пусть дождь превратится в ливень, пусть на нас нападут разбойники, пусть Каролоса прошибет понос, в конце-концов! Пусть раненые во втором фургоне перемрут. Это звучит совсем цинично, но я был зол и, чего таить, умирал от страха. И от жажды.

Тент намок, и в фургон затекла струйка дождевой воды. Я ощутил ее рукой и повернулся, чтобы прислониться к ручейку лицом.

– Не шевелись! – повысил голос Ульрих.

– Мне… только… воды…

– Он хочет вызвать водного сагана! – воскликнул Каролос.

И в мыслях не было. Более того, я не могу вызывать саганов – после встречи с одним из них я заключил эфирный договор и получил такой негативный перк. Но маршалы об этом не знают. Дурачить их мне ни к чему, а вот лишний раз нервировать не стоит, все-таки я сейчас на прицеле…

И тут раздался выстрел.

"Конец", – подумал я. Однако пули не ощутил. Вместо этого раздался чей-то крик.

Выстрел повторился, и началась суматоха. Я не сразу узнал голос Ульриха, прогремевший как труба:

– К оружию!

Маршалы отстреливались, кто-то кричал предостережения и приказы. В дождливых сумерках гремели выстрелы пистолетов и ружей. Несколько пуль просадили фургон, на меня брызнули щепки. Я откатился под скамью и застыл.

– Слева! – крикнул кто-то.

– Он всего один!

– Да нет же, справа за кустами!

Выстрелы стали реже, голосов тоже поубавилось.

Внезапно стало тихо. Неверяще я вслушивался в тишину, но перестрелка и вправду закончилась. Только дождь меланхолично стучал по брезентовой крыше.

Фургон качнулся, когда в него запрыгнул Каролос. Он тяжело дышал. Металлические щелчки дали мне понять, что маршал перезаряжает свои парные револьверы. По полу покатились гильзы.

– Не иначе твои дружки решили тебя освободить? – сказал он сквозь зубы. – Но не думай, что твоя взяла.

Он рывком поднял меня и встал за спиной. В подбородок мне уперся еще горячий ствол револьвера. Кожа зашипела, я дернулся, но Каролос меня удержал .

– Успею тебя пристрелить, – сказал маршал. – Или сдохнешь еще раньше.

Он подтолкнул меня вперед, явно намереваясь использовать как живой щит, но я уперся.

– А ну пошел! – рявкнул он в ухо.

Я пошевелил пальцами левой руки, той, которую изготовил Змей. Она была шершавая и покрыта мелкими наклонными шипами, словно язык кошки. Пришло время опробовать ее в деле. Каролос держал меня за наручники, и я смог дотянуться до его руки.

Маршал вскрикнул от боли и попытался вырваться, но не тут-то было. Шипастой ладонью я сжал его запястье крепко-накрепко. В этот момент целью всей моей жизни стало только одно: удержать хватку, не дать ему вырваться во что бы то ни стало.

Я почувствовал, как через ладонь в меня струится жизненная сила. Зажили синяки и ссадины, разбитые губы и сломанный нос. Каролос, наоборот, терял здоровье и слабел. Он был намного сильнее меня, пожалуй, один из лучших воинов Луарции, однако сейчас это не имело значения. Его жизнь перетекала в меня бурным потоком.

Он отпрянул насколько мог и ударил меня рукоятью револьвера в висок. Голова дернулась, я услышал хруст собственного черепа, но в ту же секунду поток жизни исцелил рану, а Каролос по-прежнему продолжал умирать. Он тщетно пытался вырвать руку и наконец стал стрелять.

Одна за другой пули врезались в мою грудь и живот. Здоровье снижалось рывками, но тут же восполнялось за счет здоровья маршала. В этот момент я был бессмертен! Я отчаянно махал головой, опасаясь, что попадание в голову не переживу.

Шестая, последняя, пуля все-таки угодила мне в лицо. Меня швырнуло на пол, и вместе со мной повалился Каролос.

Я пришел в себя и сбросил с себя тело – неестественно легкое и негнущееся.

– Ничего личного, – сказал я, отдышавшись, – просто я не хочу сегодня умирать.

Я не спешил подниматься на ноги. Выжидал и слушал дождь. Мне повезло справиться с противником только благодаря близкой дистанции, а сейчас кто угодно может расстрелять меня хоть из рогатки. Лучше притвориться беспомощным калекой, каким я, собственно, по-прежнему оставался.

Послышались осторожные шаги. Кто-то медленно приближался к фургону, выдаваемый едва слышным чавканьем дорожной грязи.

Кто-то резко откинул полог. Я представил лихого стрелка из вестернов, который стоял на согнутых ногах, выставив перед собой револьвер, готовый выстрелить на опережение.

– Долго будешь прикидываться бревном? – ласково спросила Розет.

Эти слова были самым прекрасным, что касалось моих ушей за последние дни. Обостренный слух вознес голос Розет на пьедестал красоты и нежности. Честное слово, я едва не прослезился, словно после вечности в аду услышал любимую песню.

– Чего ты так долго? – буркнул я.

– И это говорит джентльмен, который пришел меня спасать, когда я была уже в гробу! – рассмеялась она. – Как дела, герой?

Я бессильно застонал.

– Этим вопросом ты меня добиваешь.

Она прошла вглубь фургона, наполняя пространство стуком каблучков, и склонилась надо мной. Донесся аромат духов.

Внезапно я ощутил беспокойство. Я сейчас абсолютно беззащитен. Будь у нее какие-то затаенные обиды, которые она вынашивала до сих пор, она может разделаться со мной самым изощренным способом. Ведь не просто так она вспомнила, как долго я не спасал ее. Я остро ощутил, что я далеко не хороший человек. Мой всплывший на поверхность страх расправы тому доказательство. У каждого второго есть за что меня ненавидеть.

Розет нежно провела пальцами по моему лицу, и все волнения растворились.

Щелкнули браслеты на моих руках, и кандалы глухо упали на пол. Я блаженно застонал, потирая запястья.

– Оставила без присмотра на пару дней, и вот, полюбуйтесь! – Она вздохнула. – Когда я сказала, что тебе идет шрам, я не имела в виду, что надо потерять и второй глаз.

– Некрасиво, что ли?

Она поцеловала меня в губы и сказала:

– Выглядишь очень мужественно. И двум рукам мы точно найдем применение... Но лицо все равно надо поправить.

– Каким образом?

– Твоими глазами буду я.

Я невесело рассмеялся. Чем хуже ситуация, тем сильнее хочется юморить.

– Станешь моим поводырем? Может, лучше заведем собаку? Они умные. Вряд ли умнее тебя, но все-таки…

– Молчи.

Она приложила к моим губам ладошку, а затем прильнула ко мне и крепко обняла. Неимоверно крепко.

Внезапно я как будто увидел все со стороны. Мое тело в рубахе и подштанниках лежит посреди фургона на досках, припорошенных грязной соломой. Глазницы закрывает бурая повязка, заскорузлая от засохшей крови и сукровицы. Меня обнимает женщина неземной красоты. Походное, но изящное платье обтягивает соблазнительные формы – даже францисканский монах согласился бы, что скрывать их – грех! Пышные волосы, завившиеся от дождя, струятся по ее спине безумным лабиринтом и ниспадают на меня, словно она обнимает не только руками и ногами, но и каждым волоском.

Происходило что-то странное.

Тело Розет стало прозрачным, будто туман. Она стала погружаться в меня, как вода впитывается в губку. Я все еще чувствовал объятия и ее живое присутствие, но она исчезала.

Я шевельнулся, и видение пропало.

Я лежал на дне фургона, дождь монотонно крапал по крыше. Я поднял руки, но нащупал лишь пустоту.

– Где ты? – спросил я, хотя чувствовал, что здесь никого нет.

Неужели мне все привиделось? Обезвоживание? Я обезумел от этой адской поездки и на самом деле валяюсь в бреду, пока меня по-прежнему везут на виселицу? Нет, это, пожалуй, чересчур – нападение на маршалов однозначно было.

Что-то давило на глаза. Я стянул с головы повязку и в изумлении застыл, распахнув глаза. Глаза, которые у меня появились и отлично видели. Первой мыслью было их потрогать, но я не решился их закрыть, чтобы это сделать. Даже моргал я нехотя, боясь, что это очередной морок. Но нет, глаза были настоящие. В груди затрепетало ликование, а вместе с тем пришло теплое спокойствие: такое чувство бывает, когда просыпаешься от чрезвычайно гадкого сна и с облегчением понимаешь, что приснившиеся лишения происходили не взаправду.

Оглядевшись, я увидел тело Каролоса в углу фургона, но мое внимание захватило другое. Рядом со мной лежали женские сапоги, платье, дорожная сумка, кобура с маленьким револьвером с костяной рукоятью.

– Розет? – позвал я.

– Да? – ответила она в моей голове, и я подпрыгнул от неожиданности.

– Ты куда залезла, бестолочь? – воскликнул я.

– Вообще-то я вернулась на свое исконное место.

Я ощупал голову, как идиот, который ищет дырочку, из которой доносится голос. Ее смех зазвенел в голове, и, как ни странно, это меня успокоило. Как будто и вправду ей там самое место.

Я вышел наружу и обвел взглядом место схватки. Кругом лежали тела моих конвоиров. С некоторой жалостью я заметил Ульриха. Его громадное тело навалилось на колесо фургона, словно маршал отдыхал. Стекая по его лбу, капли дождя натыкались на круглую дырочку, после чего сбегали на переносицу уже красным ручейком. По крайней мере, Ульрих погиб быстро. Другие воины лежали тут и там. Во время перестрелки они пытались укрываться за фургонами, но это их не спасло. Уцелели только лошади, запряженные в фургоны. Те, на ком ехали верхом, ускакали прочь.

– Они же первоклассные воины. Как тебе удалось? – спросил я уже не вслух, а мысленно.

– Больше года я только и делала, что сражалась со свинолюдами. Я отточила боевые навыки до предела.

Каждый раз, вспоминая об этом, хочу извиниться. На этот раз я сдержался и промолчал, но она все равно ответила.

– Не извиняйся передо мной никогда. Тем более все обернулось на пользу.

– Так, – сказал я, уперев руки в бока. – Ты подслушиваешь мои мысли?

– Ага! От меня нет секретов.

– Совсем-совсем? – сказал я, чувствуя себя неуютно.

– Совсем, – ответила она. Не знаю как, но я ощутил ее улыбку. Она перешла на вкрадчивый шепот: – Да, я знаю, какой ты злой, тупой, трусливый и похотливый. Ты привыкнешь.

– Да уж, – пробурчал я.

– Все остальное я про тебя тоже знаю. Мечта, а не мужчина.

– Розет, кто ты?

– Не скажу.

– Почему?

– Ты либо сам поймешь, либо тебе не объяснить.

– Ты кого тупым назвала? – воскликнул я, жалея, что нет возможности шлепнуть эту бестолочь по заднице.

– Хватит слюни пускать, займись уже делом, мой герой.

И правда. Я собрал лут и поискал собственные вещи. Противники были высокоуровневые – вряд ли кому-либо доводилось получать такую гору первоклассного лута. Прям шведский стол оружия, снаряжения и всяких артефактов.

Я полностью экипировался. Из прежних вещей надел только кроваво-красную кирасу. Уникальный огнемет Ульриха оказался слишком тяжелым. Чтобы им пользоваться, мне пришлось бы отрастить еще пару рук. А вот парные револьверы Каролоса легли в ладони как родные. Один из них был заряжен серебряными пулями. Мне подумалось, что будь в этой игре еще и пули из метеоритного железа, я мог бы сойти за продвинутого ведьмака, у которого, как известно, два меча.

Однако моей целью были не чудовища. Я вспомнил загадочного Магистра, с которого начались мои несчастья. Не знаю, кто он или что, но очевидно, что куда бы ни вел мой дальнейший путь, Магистр стоит поперек него.

В поисках упоминаний о Магистре я пролистал журнал квестов – может быть, я проморгал какой-то поворот игрового сюжета? Никаких упоминаний о странном превращении я не нашел, как будто Магистр вовсе не был частью игры. Я поймал себя на странном наблюдении, что своей чуждостью он мне напоминает преображенную Розет. Оба были чужды для игры, но близки для меня лично. Даже казались в каком-то смысле родными. Не потому ли у Магистра мое лицо? Или я путаю причину и следствие?

Листая журнал, я наткнулся на обновление списка общих квестов. Древняя легенда гласила, что в Кроткой пещере на западном побережье Луарции хранится легендарный меч Дерека – Вечного хранителя Пути и первого рыцаря. Меч – символ Ордена Совершенства и могущественная энигма эпохи Рока. Многие паломники пытались приобщиться к реликвии, но никто не смог войти в пещеру. Проход не открылся ни ординаторам, ни раскольникам – только избранный рыцарь, который изменит мир, достоин взять меч. Предсказано, что звать его будут… сэр Карахан.

Мое лицо вытянулось как у коня. Я преисполнился гордости – наконец-то до всех дошло, какой я замечательный! – и собрался похвастаться Розет, но вовремя спохватился. Вероятно, каждый, кто читает описание этого квеста, видит в конце собственное имя. Типичная затравка для приключения.

Однако мне действительно нужен такой меч! Судя по всему, это могущественнейшая реликвия Сандарума. Чем же еще, как не этим мечом, я гарантированно одолею Магистра? Способность похищать жизнь, конечно, крутая, но против Магистра может и не сработать. А вот меч легендарного Дерека… Я злорадно потер ладони. Ох, как же я соскучился по этому жесту!