Противостояние I

Глава 8. На обкомовской даче

20 марта 1971 г. После обеда

— Послушай… — высокий, красивый парень, которого все ребята звали Гариком, вдруг уставился на Сашку.

Тот сидел на корточках у костра и подсушивал для неё на веточке кусок чёрного хлеба. Как он хвалился — приготовленного по своему собственному рецепту: полито двумя сортами растительного масла и посыпано крупной солью. Они с Жанной сидели на лавочке прямо у Саши за спиной. Слева у ног Жанны на корточках пристроился у костра Петя с такой же веточкой с куском хлеба. Его он готовил для Жанны. Она его подруга.

Гарик стоял по другую сторону костра рядом со второй лавочкой, на которой сидели две другие девушки — хозяйка вечера Вера Ненашева и миниатюрная блондиночка с большими, круглыми очками, которые ей поминутно приходилось поправлять, потому что они сползали ей на нос. Её звали Настей. Насколько она поняла, Настя была приглашена, чтобы составить компанию Гарику. Или, наоборот, Гарик был приглашён, чтобы Настя не скучала. Судя по всему, они пока что не пара. Настя на Гарика смотрит, как на чужого.

Веры у костра не было. Пару минут назад она ушла в дом, чтобы спросить, как идёт подготовка к ужину и захватить для Насти плед, чтобы та могла укрыть ноги. Ей-то Сашка сразу плед принёс и даже укутал её всю, а после этого и Насте захотелось. Она в юбке пришла и быстро замёрзла.

В доме священнодействовала бабушка Веры Агнесса Васильевна и приглашённая повариха из ресторана. Вообще, взрослых здесь хватало. Это Сашка думал, что они здесь с ребятами одни будут. Ага, как же! Милиционер во флигеле у ворот — он охраняет этот загородный дом. Потом водитель служебной машины, которая сюда Агнессу Васильевну с поварихой привезла. Сашка предположил, что эти двое ночевать не останутся, но это тоже не точно. Итого, четверо взрослых! Как Сашка собирается при них вино пить? Он же для всех ещё малолетка. Тайком в туалете или за дом убегать будет?...

— Послушай, — повторил Гарик, — а не тот ли ты Кузнецов, из-за которого мой дед в больницу попал?

— Не знаю… — ответил Сашка, не глядя на него, — Вообще-то, из-за меня ни дедушки, ни бабушки пока что в больницы не попадали…

— Не ври! У вас в институте что, очень много 16-летних Кузнецовых учатся?

Сашка ответил не сразу. Сначала поднялся на ноги и передал ей ветку с нанизанной на неё горбушкой хлеба. Тихо предупредил, что она горячая, а потом зашёл к ней за спину и положил руки ей на плечи. Только после этого ответил Гарику.

— А как фамилия твоего деда?

— Софронов. Сергей Иннокентьевич.

Сашка кивнул:

— Понятно. Твой дедушка попал в больницу не из-за меня, а из-за своего собственного страха, так что не нужно на меня наговаривать.

— Какого страха? Что ты врёшь?

— Я не знаю, что он о том случае рассказывал, но ещё раз повторяю: он получил инфаркт из-за своего страха. И давай закончим на этом!

— Нет, не закончим! Ни фига себе!... Как ты можешь дальше ходить в институт после того, что ты там учинил? Забыл, что кроме моего деда ещё кое-кто в тот день пострадал? Причём тот товарищ не просто пострадал, а умер! И убил его ты! У тебя, вообще, совесть есть, Кузнецов?

— Имеется. Мог бы с тобой и с твоим дедом поделиться. А того мужчину убил не я, а опять же его собственный страх. И советую тебе перестать копаться в той истории. Правда в данном случае никому не принесёт радости, поверь…

Веры не было, когда этот разговор начался, но эту фразу Саши она услышала. Переспросила, подходя к ним:

— О какой правде ты говоришь, Саш? Что тут случилось, пока меня не было? Что вы такие хмурые?

Ответил ей не Саша, а Гарик. Голос его звучал возбуждённо.

— Знаешь, Вер, кого ты в гости пригласила?

— Знаю! — голос Веры звучал твёрдо. — Что вы не поделили?

— Этот твой Кузнецов прилюдно оболгал моего деда. Помните, я осенью рассказывал, что дед в больницу попал? Мы на дне рождения у Жанки были, по-моему. Так вот, это именно из-за него случилось! При большом стечении народа оболгал заслуженного человека, ветерана войны, коммуниста с 1939 года! У моего деда вся грудь в орденах!...

Саша перебил его.

— Ты бы остановился, Гарик! С твоим дедом я даже не разговаривал! Как я мог его оболгать? Единственное, что я сказал собравшимся в тот день у него в кабинете, это то, где он служил и чем занимался в тридцатых и сороковых годах! Точка! Если он считает, что я при этом солгал, пусть идёт в прокуратуру и жалуется на клевету! Или пусть прилюдно скажет мне об этом! Почему он до сих пор этого не сделал? Уже почти полгода с того дня прошло!

— Пожалел он тебя! Хотя я бы на его месте…

— Что «ты бы на его месте»? — Сашка усмехнулся. Он посмотрел в покрасневшее от возмущения лицо Гарика, на его сжатые кулаки и вздохнул. — Зря ты этот разговор затеял. Ни к чему хорошему это не приведёт.

— Почему, Саш? — это Вера спросила.

Она встала с ним рядом и даже обняла обеими руками его за плечи. Саша немного помедлил, прежде чем ответить ей.

— Знаешь, в тот раз деда Гарика задело рикошетом. Вообще-то мои слова предназначались тому, другому, кто в итоге действительно умер. Получил обширный инфаркт, с которым не смог справиться, и умер.

— А что ты такого сказал?

— Правду сказал. Точнее, маленькую часть правды о том человеке. Ему этого хватило, чтобы осознать, что самая страшная и гнусная, самая тайная страничка его биографии стала известна посторонним. Мне и моим друзьям. — он взглянул в сторону Гарика, — Твой дед напрасно переполошился. Не собирался я ничего против него предпринимать. Его вина перед людьми тоже велика, но не настолько. И давай на этом закончим! Я не мог не сделать того, что сделал. Зло должно быть наказанным!

— То есть ты даже считаешь себя правым? — спросил Гарик. Видно было, что речь Саши произвела на него впечатление, но ему хотелось оставить за собой последнее слово.

— Да, считаю. Я уже сказал: зло должно быть наказанным! Всегда! Независимо от срока давности! Жаль, что его не остановили тогда — лет двадцать — тридцать тому назад. Многие из тех, кто умерли, могли бы остаться в живых. И, кстати, я не жалею, что твоему деду тоже перепало. Ещё раз говорю: он тоже не белый и пушистый. Можешь передать ему мои слова. И ещё передай, что я не собираюсь перед ним извиняться, а если он попробует что-либо предпринять против меня — горько пожалеет!

***

Что-то ей совсем разонравилось здесь. И враждебные взгляды, которые ребята бросали на Сашку, и то что Вера беззастенчиво пользуется своим положением хозяйки вечеринки и жмётся к нему. Ладно бы обняла разок и отпустила! Нет! Обняла и стоит, прижимает его к себе. Как будто забыла, с кем он сюда приехал!

Её душа не могла больше это терпеть! Лидочка порывисто вскочила на ноги, пристроила нетронутый кусок хлеба на большом камне у огня, поправила плед на плечах, развернулась к Сашке с Верой и внушительно сказала.

— Саш, поехали домой, а? Мне здесь не нравится!

Сашка шевельнул плечами, и Вера тут же отпустила его.

— Конечно! Только сначала попрощаемся с Агнессой Васильевной. — кивнул он, шагнув к ней и протягивая ей руку, — Уезжать не попрощавшись мы не будем. Это невежливо. Да и рюкзаки забрать нужно. Они в доме остались, если помнишь. Извини, Вера, но нам действительно лучше уйти. Если Лидочке стало некомфортно, то нам нет смысла здесь оставаться. Сама знаешь: я сюда только из-за неё поехал.

Очень уж неожиданно это было. Вера растерялась и даже испугалась. Это по её лицу хорошо было заметно.

— Саш, Лида, стойте! Ну, пожалуйста, не обижайтесь! Гарик не хотел вас обидеть! Он, наверное, просто как-то не так выразился! Гарик, скажи им! Не уходите, я прошу вас!

Она даже выскочила на расчищенную от снега дорожку, загораживая им дорогу к дому. Даже выставила руки, лишая их возможности обойти её. Гарик да и все остальные ребята тоже растерялись, но не из-за того, что Сашка собрался увести её отсюда, а, скорее всего, из-за того, что им ещё не доводилось Веру такой растерянной и даже испуганной видеть.

Они с Сашкой переглянулись, и он пожал плечами. Потом посмотрел на неё вопросительно, а ей тут же неудобно стало. Она в этой компании никого кроме него и Веры не знала, а сейчас все эти чужие ребята уставились на неё. Вон, этот Гарик тоже смотрит, и взгляд у него, как и у Сашки, ожидающий и вопросительный.

Так-то она уже успокоилась. Тревога ушла сразу, как только Сашка её за руку взял. Она давно заметила, что в его присутствии быстро успокаивается. Тоже пожала плечами, нехотя кивнула и сказала:

— Ладно, Кузнецов, останемся. Только прекращай ты эти разговоры!

Она в этой компании, наверное, единственной была, кто понимал, о чём речь. А Гарик о своём деде наверняка и десятой доли того не знает, о чём ей Сашка осенью по большому секрету шепнул. Шум-то большой по институту поднялся, когда один изверг у них там прямо в кабинете умер, а другой с инфарктом в интенсивную терапию загремел. Правильно Сашка того умершего — забыла, как его звать — правильно он его тварью и мерзавцем называл. Тварь он и есть!

На просьбу прекратить эти разговоры, Сашка вздохнул и выпустил её руку. Сказал ей вполголоса:

— Совсем прекратить вряд ли получится. Он не отстанет. Не сейчас, так через час снова эту тему поднимет. Погоди…

После этого развернулся к нему и громко сказал:

— Гарик, послушай… Мы с Лидочкой остаёмся, но лишь до того момента, когда тебе снова захочется в той истории покопаться. Говорят, что правда — это меч, который сам залечивает наносимые им раны! Красивые слова, но это всего лишь слова. Ничего правда не лечит, а разрушить может очень даже легко и основательно. И разрушения будут тем больше, чем горше эта правда. Спроси любую замужнюю женщину, что для неё дороже: правда о похождениях мужа или крепкая семья? Даже самые глупые из них про пользу и вред от правды гораздо больше нас с тобой знают. Так вот, если ты снова поднимешь эту тему, я расскажу тебе, чего на самом деле твой дед испугался. Чёрт с тобой! В конце концов ты мне не друг и не брат. Не обязан я тебя щадить. Получишь свою правду и живи с нею! Только не хнычь после этого!

Лидочка поддакнула:

— На твоём месте я бы не стала настаивать. Плохо будет, Гарик! Я кое-что знаю о той истории. Сашка прав: не принесёт тебе правда счастья!

Вдвоём уломали! Заткнулся Гарик и не приставал больше. Даже когда все крепко выпили, не цеплял он больше Сашку. И ребята поверили им. Больше таких недружелюбных взглядов она не замечала.

***

А после ужина Агнесса Васильевна отчалила. Поманила Веру за собой на кухню, и долго инструктировала её. Потом попрощалась со всеми, забрала с собой повариху, и шофёр увёз их в город. Хорошая она бабка! Весёлая и остроумная. С нею за столом не скучно было. Она уселась напротив них и весь ужин разговаривала только с нею и с Сашкой. Чем-то они оба её заинтересовали. Это хорошо заметно было. Нет, не только разговаривала. Она ещё очень много фотографировала. И со вспышкой, и без неё. Много кадров сделала ещё до того, как за стол сели, и потом время от времени выскакивала из-за стола, чтобы фотоаппарат и вспышку взять. Две плёнки израсходовала.

Агнесса Васильевна сказала ребятам, что она это для истории делает. Мол, скоро школа закончится, и они все разлетятся по разным сторонам. Соберутся ли они когда-нибудь снова такой компанией неизвестно. Их с Сашкой тоже фотографировала, причём в разных комбинациях. И Сашку с ней, и Сашку одного, и с Веркой его сняла. Это Верке хотелось фотографию с Сашкой иметь. Оно и понятно. Он для неё вон какое большое дело сделал! Наверняка благодарна она ему, да и на память о том лечении что-нибудь получить хочет. Хотя бы фото. Агнесса Васильевна тоже захотела с ним сфотографироваться, но тут он взбунтовался. Надоело ему позировать. Хмуриться начал и злиться. Она-то хорошо чувствует, когда он вспылить может. Подхватила его под локоть и увела от дивана у камина, где они фотографировались, к общему столу.

За столом Агнесса Васильевна много рассказывала о себе и своей жизни. Много она повидала, успела даже в Китае побывать! Вообще, она бабка очень энергичная. Недавно проделала кругосветное путешествие на огромном круизном теплоходе. Приглашала их с Сашкой к ним в гости. Хочет фотографии с того рейса показать. По молодости Агнесса Васильевна даже с парашютом прыгала и в горы ходила! Жутко удивилась, когда на её вопрос о том, в какой институт она собирается поступать, Сашка встрял в разговор и ответил, что в Иняз. Нет, он немного по-другому сказал.

— Уже месяц уговариваю её подавать документы в московский Иняз, а она ни в какую! У неё великолепные способности! Я с ней несколько вечеров позанимался, так она, кроме английского, ещё и французский играючи освоила. Не понимаю, чего она упирается?

Она ему уже в сотый, наверное, раз ответила:

— Я тебе уже сто раз говорила: туда без блата не пролезешь! Ты, Кузнецов, тупой, что ли? Таких простых вещей не понимаешь! Я бы рада, но без мохнатой лапы там никак!

— А я тебе в сто первый раз повторяю: будет тебе мохнатая лапа! Найду я до лета кого-нибудь, кто за тебя словечко в приёмной комиссии замолвит!

— Вот найди — тогда и поговорим!

Сашка только зарычал на это. Он всякий раз рычать начинает, если что-нибудь не по его выходит. А ей всё время смешно, когда он рычит. Вот и сейчас покатилась она со смеху, толкнула его плечом, чтобы он прекратил её смешить, так он чуть со стула не загремел.

А Вера услышала их разговор — она, вообще, весь ужин к ним прислушивалась — услышала и на английский перешла. Она тоже в Иняз собирается. Сашка уже давно об этом сказал. Да, так вот, услышала она их и спрашивает на английском:

— А ты сама куда хотела бы поступить?

Произношение у неё жуткое. Она даже не сдержалась и поморщилась, когда услышала, как она слова английские выговаривает. Не виновата она! Очень уж ухо режет! Сашка потом ей попенял, что нужно было сделать «покерное» лицо, но что она могла поделать, правда? Ответила ей тоже на английском, что тётя Зина и мама ещё со школы хотели, чтобы она в медицинский поступила. Профессия врача самая что ни на есть женская.

Вера поняла её. Покивала важно:

— Произношение у тебя шикарное. С репетитором занималась?

Они с Сашкой переглянулись, и она фыркнула смешливо, вспомнив, как всё было.

— Нет, какой репетитор? Сашка помогал. У него произношение ещё лучше. Привязался, как банный лист: давай, говорит, научу правильно говорить! Неделю по ушам топтался! Добился таки своего, злодей!

***

А потом он с Сашкой наелись, выбрались из-за стола и отправились в угол к камину. Его, кстати, Сашка и растопил. Ещё до того, как ужин начался. Уютный там уголок. Большой диван кожаный, столик низкий между ним и камином, два огромных кресла по его бокам. Такая диванно-кресельная группа получилась. На столике подсвечник на три свечи стоит. До камина метра два — три. Дровишки потрескивают, языки пламени пляшут, дымком попахивает. Красиво и уютно.

Сашка у Веры гитару выпросил, принёс её к камину и вручил ей.

— Сыграй, Лидочка. Красиво ты играть в последнее время начала.

На самом-то деле это он её и научил. Достал где-то гитару, а может и купил, принёс на ту квартиру, куда они ездят любовью заниматься, и научил. Понатащил туда сборников нот. В том числе и очень дефицитных иностранных. В книжном шкафу для них целую полку выделил. Она первые дни злилась, не хотела учиться, а потом, когда у неё действительно неплохо получаться стало, успокоилась. Даже интересно стало. И музыку классическую понимать начала. Тоже Сашка объяснил. Оказывается, это так интересно и красиво!

Он ей ту гитару подарил. Говорит, забирай и дома играй. А ей не хочется пока. Так хорошо после постели, когда в душе ещё радость от близости с ним искрится, взять гитару в руки и поиграть немного! Сашка обычно или рядом с нею на диван садится, или на полу у её ног устраивается. Нравится ему, как она играет. То так к ней прижмётся, то эдак. Иногда прямо там на диване у них второй тур начинается, и удовольствие от их любви во много раз острее оказывается…

За столом ребята гомонят, развеселились. Вина много. Они с Сашкой тоже пять бутылок к столу привезли. Три портвейна и две красного сухого. Сашка где-то французское достал. Он, вообще, доставала ещё тот. Такое впечатление, что все городские барыги ему знакомы и чем-то обязаны. Катьку с ног до головы во всё импортное одел, а с декабря ею занялся.

Катька молодец! Здорово помогла ей в тот раз с выбором одежды. Он в тот день вообще просто поступил. Взял их обеих, посадил в такси и привёз к одному знакомому фарцовщику. Там ими занялась жена этого барыги, увела их в спальню, а Сашка остался в зале с хозяином и с двумя его детишками. Возился с ними часа два, пока они с Катькой не закончили. Почти четыреста рублей хозяину отдал. Хозяин, кстати, хотел большую скидку ему сделать, но Сашка почему-то не согласился. Они потом втроём с четырьмя сумками к ней домой поехали. Помогли ей вещи домой доставить.

Тётя Зина в тот день ахнула, когда мама ей позвонила и попросила зайти. Как увидела всё, что она купила, так чуть не рехнулась! На следующий день Сашку в деканат вызвала, её отправила в ректорат со списками должников, а сама с Сашкой о чём-то долго беседовала. Она, когда из ректората вернулась, увидела их обоих. Оба сердитые, как черти! Чуть не шипят друг на друга! Поругались они сильно, пока она в ректорат бегала. Тётя Зина потом и ей прописала по первое число. Говорит, нельзя такие дорогие подарки от мужчин принимать! Чем, мол, расплачиваться будешь? Передком? Передком…

Ну как ей объяснишь, что она всё равно уже ему и телом, и душой принадлежит? Что подарки — это абсолютная чепуха! Что от своего мужчины даже очень гордая женщина вправе подарки принимать. А она не такая уж гордая и подарки, оказывается, очень и очень любит. Особенно такие. А Сашка её мужчина, несмотря на его возраст! Катька, кстати, говорила, что девчонки в общежитии им жутко завидуют из-за того, что они Сашкины подруги.

Тётя Зина на неё в тот раз насела, а она уселась на своё место за столом, который для посидеть, подпёрла подбородок кулаками, насупилась и замолчала. И молчала всё время, пока тётя Зина тихим голосом ей выговаривала. Отстала она от неё лишь, когда Виктор Степанович с лекции вернулся и вызвал её к себе в кабинет.

Долго тётя Зина после той выволочки на неё сердилась. Игнорировала напрочь её обновки целую неделю! Лишь потом оттаяла немножко и оценила, наконец, и брючки её вельветовые, и сапожки с низкими голенищами, и батнички, и шейные платочки. Особенно приглянулись ей её коротенькие кожаные курточки и колготки. Про колготки она вообще высказалась в том смысле, что это изобретение эпохальное! Даже более важное и полезное для человечества, чем радио и телевидение! Спросила даже, не сможет ли Сашка и для неё такие достать?

Ну ладно, что о той ссоре с тётей Зиной вспоминать. Дело прошлое. Сегодня ей хорошо. Давно так хорошо не было. Вкусно поела, отличного вина выпила, Сашка рядом. Коленкой об её бедро трётся, — думает, наверно, что незаметно, — подпевает ей тихонько. Она «Girls» Битлов играет и вполголоса поёт, а он подпевает. Красивая мелодия. Ей сразу понравилась, как только её в первый раз услышала. А ещё более классно, что понимает она эту песню. И слова её понимает и все эмоции тех парней, которые стихи и музыку эту сочиняли.

Первой к ним Настя подсела. Уселась с бокалом вина в кресло справа от Сашки. Смотрит, как она играет, а в глазах у неё что-то очень похожее на зависть. Ну правильно, если бы я сама увидела, как симпатичная девушка так красиво на гитаре играет, и ещё поёт на правильном английском, то, наверное, тоже позавидовала бы. Спасибо Сашке, что настоял и помог освоить этот нехитрый музыкальный инструмент.

Потом и Вера к ним присоединилась. Присела на валик дивана совсем рядом с Сашкиным плечом и тоже притихла, слушает её. А за нею и другие ребята пришли к камину. Петя принёс бокал вина Жанне, а сам отодвинул от камина специальный стеклянный экран, взял кочергу и остался там на корточках сидеть, вороша угли и перекладывая горящие полешки с места на место. А Гарик зажёг свечи, сходил к входной двери и выключил свет в зале. Остался только свет на кухне, проникающий в зал через окошко раздачи.

Свет погас и ребята притихли. Смотрели на горящие свечи, смотрели на огонь, пылающий в камине, смотрели на бегающие по стенам и потолку смутные тени и слушали её игру. Она играла для них испанские танцевальные, играла итальянские средневековые романсы, играла современную советскую эстраду, и тогда ребята подпевали.

Потом пальцы у неё устали и гитару взял Сашка. Исполнил шуточный «Диалог у телевизора», мастерски подражая хриплому баритону Высоцкого. Похохотали, и Вера попросила его сыграть ещё что-нибудь, но у него сегодня было несерьёзное настроение. Так-то он много песен знает и красиво поёт, а в этот раз снова выбрал шуточную. Девчачьим голосом спел прозвучавшую на прошлом или позапрошлом «Голубом огоньке» детскую песенку «Пёрышки у птички».

На «Огоньке» её Рина Зелёная исполняла, но у Сашки ничуть не хуже получилось. Хохотали все! До слёз хохотали! А всё потому, что из всех, кого она знает, Сашка единственный, кто умеет шутить с серьёзным выражением на физиономии. Она как-то раз попросила его научить её этой премудрости, и он даже согласился, но у них ничего не вышло. Наоборот, в тот раз оба так хохотали, что соседка снизу прибежала, принялась орать. Грозилась милицию вызвать. Животы потом у обоих болели…

Отсмеялись, и Сашка гитару в сторону откладывает. Улыбается:

— А давайте потанцуем? Я тут магнитофон видел. Вера, плёнки какие-нибудь есть?

Плёнки нашлись и начались танцы, но Сашка не танцевал. Улыбается глупо и твердит лишь, что не признаёт эти пляски вокруг убитого мамонта. Это он так про современные молодёжные танцы высказался! Верка тоже пыталась выдернуть его на пятачок, но с тем же успехом. Улыбается, придурок, и башкой своей лохматой мотает. Аж зло берёт! Давно пора ему уже в парикмахерскую сходить!

А потом он вообще с дивана слез, уселся на корточки возле камина, взял кочергу и стал угли шевелить. Вскоре к нему Петя подсел и между ними завязался разговор. Смеялись над чем-то там…

***

— И анекдот, и фокус лишь тогда хороши, когда в них парадоксы имеются.

— Какие парадоксы? Что ты имеешь в виду? — это Настя Сашку спросила.

— Ну… что-нибудь такое, чего быть не должно. Какое-то нарушение логики или законов природы. Чем серьёзнее это кажущееся нарушение, тем фокус интереснее, а анекдот смешнее.

Они сидели возле камина вчетвером. Точнее, впятером. Петя снова устроился на коленках у самого камина и взял в руки кочергу. Сашка забился в правый угол дивана, она сидела рядом с ним с гитарой на коленях. На диванный валик уселась Вера и опять навалилась грудью на Сашкино плечо. Хотя, какая там грудь! Так… Две фигульки незначительные. Угу, а в кресле справа от Веры снова устроилась Настя. Похоже, нравится ей то кресло чем-то.

Гарик с Жанной вышли на улицу покурить. Верка, оказывается, тоже курит. Она сбегала с ними, покурила, но тут же вернулась и присоединилась к их компании.

Когда Сашка заикнулся о фокусах, она сразу насторожилась. Наверняка новый придумал, и ищет повод, чтобы его показать. Они у него всегда жутко интересные и загадочные. Ну-ка, ну-ка…

— Приведи пример. — это снова Настя.

— Пример хочешь? — это Сашка.

Спросил лениво, даже как будто нехотя, но она-то его уже немного изучила. Сейчас он ей выдаст!… Сашка пересел на край дивана, развернулся в сторону кресла с Настей, и поднял руки с колен. Она тут же запротестовала. Теперь с её места его руки и лицо стали не видны.

— Саш, мне не видно!

Он поднялся с дивана, обошёл столик, уселся напротив неё на пол спиной к камину, сдвинул подсвечник на левый край стола, поднял руки и показал всем, что в них ничего не имеется. Даже пальцы растопырил и покрутил руками. Спросил Настю:

— Пусто?

Она кивнула:

— Угу, пусто. А что ты?…

Не успела она до конца вопрос задать. Сашка сложил ладошки перед лицом, потряс ими в воздухе и разомкнул. На левой ладони появился небольшой, серенький камень, размером примерно с половину спичечного коробка, формой напоминающий сильно сплюснутое яйцо. Обычная галька, каких миллион на любом пляже.

На вспыхнувший смех Сашка улыбнулся и сказал:

— Вот тебе первый парадокс. Такого не может быть, верно? Пустые руки должны оставаться пустыми, даже если ты их сложишь вместе и потрясёшь. Об этом говорит весь твой жизненный опыт. — он протянул камень Насте, — Убедись, что это самая обычная галька, и передай дальше. Прежде чем продолжить, я хочу чтобы все убедились в этом.

Настя взяла камень, покрутила его в руках, даже подбросила невысоко. Поймала и со смешком передала его Вере. Та тоже тщательно рассмотрела его. Даже понюхала и поскребла ногтем. После этого передала камень ей.

Когда камень вернулся к Сашке, тот положил его на стол перед собой, коротко глянул на горящие справа от него три свечи в подсвечнике и попросил Петю убрать их куда-нибудь подальше. Мол, света чересчур много. Фокус может не получиться. Петя быстро переставил подсвечник на широкий карниз камина и вернулся к столику.

— Смотрите внимательно… — начал Сашка делая пассы руками над лежащим на столе камнем.

— А что должно случиться? — смешливо фыркнула Настя. Впрочем, она уселась на самый краешек кресла и даже наклонилась вперёд, чтобы лучше видеть.

— Сейчас этот камень нарушит закон всемирного тяготения.

— Ого! — это Петя.

Он опустился на колени, сел на пятки, опёрся на стол локтями и пристально уставился на камень. Тот шевельнулся и немного изменил свою ориентацию. До этого его острый конец смотрел почти в грудь Сашке, а теперь он стал показывать в угол комнаты, куда-то между Сашкой и Настей.

Когда камень внезапно шевельнулся, вздрогнули все, кроме Сашки. Тот убрал руки, склонил голову к плечу, посмотрел на камень и пробормотал:

— Что-то не получается сконцентрироваться… Сейчас… Вторая попытка…

Вторая попытка оказалась более удачной. Сашка разместил руки над камнем и не успел даже сделать первый пасс, как камень плавно взмыл в воздух. Сашка медленно и как-то осторожно убрал руки и отклонился от стола назад. Камень остался неподвижно висеть над столешницей на высоте примерно двадцати — тридцати сантиметров.

— Видали?… — прошептал он не отводя от него глаз. — Это называется левитацией...

Настя медленно, как будто боялась спугнуть висящий в воздухе камень, выбралась из кресла и так же не спуская с него глаз переместилась ближе к Сашке.

— Ни фига себе… — прошептала она, вставая на колени рядом с ним, — Вот это да!… Как ты это делаешь?

Сашка повернул к ней голову, хотел ответить, но тут камень почему-то сорвался вниз, громко щёлкнул по деревянной столешнице, подпрыгнул пару раз, покатился к краю стола, и свалился в конце концов на пол. Пол здесь укрыт плетёной циновкой, поэтому второй раз стукнуло не очень громко. Сашка нырнул под стол, нашёл его и положил на прежнее место. Только после этого он ей ответил.

— Не скажу, Настя. Пусть тайна останется тайной. Я лучше другой фокус с этим камнем покажу. Ещё один парадокс. Хотите?

Но на этом цирковое представление завершилось. Раздались приглушённые голоса, дверь на застеклённую веранду отворилась, и в дом зашли курильщики. Лицо у Сашки тут же изменилось. Оно как-то поскучнело и потускнело. Забрал он камень со стола, вскочил на ноги, зевнул и на неё посмотрел. Спросил негромко:

— Вина хочешь, душа моя?

— А как же фокус? Ты же хотел показать.

— Нет, хватит. Сама видишь, что-то сегодня плохо получается. Да и расхотелось. Я его тебе как-нибудь после покажу. Всё равно этот фокус я для тебя придумал…

Сказал и снова на диван рядом с ней примостился. Перекинул руку через её голову, а когда она от спинки дивана отстранилась, обнял её плечи обеими руками и к себе прижал, лбом ей в висок упёрся. Ребята поодиночке к обеденному столу отошли, чтобы вина выпить, а он выбрал момент, когда на них никто не смотрел, и в щёку поцеловал украдкой. Она заглянула в его глаза и знакомое выражение увидела. Сашка всегда такими глазами на неё смотрит, когда ему сами знаете чего хочется.

Знает ведь, злодей, что нельзя, а всё равно смотрит! Она ещё в электричке его предупредила, чтобы не рассчитывал! Что о них ребята незнакомые подумают? Но хоть и предупредила, а увидела его глаза, и самой того же захотелось. Сильно захотелось. Это, наверное, от того, что они оба выпили. Вот что теперь делать? Где уединиться? Он ведь так просто не отстанет. Отпихнула его локтем от себя и быстро прошептала:

— Я на второй этаж в туалет, там сейчас пусто должно быть, а ты выжди пару минут. Сразу следом не ходи! Не зли меня, Кузнецов, понял?

Не дожидаясь ответа поднялась с дивана и пошла. Сначала к своему месту за столом подошла, чтобы вина глотнуть, а потом заметила взгляд Верки, усмехнулась ей прямо в лицо, поставила бокал и независимой походочкой, специально покачивая бёдрами, к лестнице на второй этаж направилась. Возле лестницы остановилась, оглянулась через плечо. Верка ей в спину смотрит и от досады даже губы кусает. Вдул бы он ей, что ли, чтобы не завидовала и не ревновала! Видно же, что влюбилась она в него, как кошка!

Только поднялась на второй этаж, слышит торопливый скрип ступенек у себя за спиной. Кто-то следом за ней наверх поднимается. Если это Кузнецов — сразу убью! Сказала же ему… Не успела додумать, как увидела того, кто за ней гнался. Верка! Торопится, через две ступеньки скачет, а сама на неё смотрит и видно, что что-то сказать ей хочет.

Она бровки сурово нахмурила, а тут Верка к ней подлетает на всех парусах. Не дала ей и слова сказать. Оглянулась через плечо, шепчет:

— Лид, пошли, я тебе комнату покажу! Там постель чистая, полотенца имеются. Ну что вы в туалете этим делом заниматься будете?

Она оторопела немножко, губы облизала, но всё равно спросила:

— Каким делом? Мне, вообще-то, действительно в туалет нужно…

Она кивает:

— Да, понимаю… Сашка сейчас тоже в тот туалет захочет. Что я не вижу, что ли? Пошли, комнату покажу! — а сама из кармана курточки ключ достаёт и ей показывает.

***

Осмотрелась в комнате, куда её Верка притащила. Ничего так, симпатично. Верка шкаф в углу возле окна открывает, достаёт оттуда большое полотенце и на широкую кушетку бросает. Говорит:

— Это моя комната. Ключ я тебе оставлю. Закроетесь, и вам никто не помешает. Складывай покрывало!

— Да не надо… Мы так… Посидим немного, я его успокою маленько, чтобы он на меня не пялился…

— Чего ты стесняешься?

— А тебе это зачем?

— Не понимаешь? — Верка вздохнула.

— Я же сказала, что нет…

— Знаешь, о чём я мечтаю?

— О чём?

— Чтобы вы сегодняшней ночью вот на этой кушетке спали, а я с вами под одним одеялом была! Я бы не мешала тебе…

Помолчали. Потом она набрала побольше воздуха в грудь, надула щёки, выдохнула и, когда почувствовала, что краска со щёк начала сходить, ответила:

— А ты наглая... Думаешь, я не заметила, как ты об него тёрлась? Сначала у костра, а потом здесь, у камина. Если ты думаешь, что твой папочка… — закончить она не успела, потому что теперь Верка вспылила.

— Мой папочка здесь совершенно не при чём! И он на Сашку ни малейшего влияния не имеет! Наоборот…

— Что «наоборот»?

— Ничего! А тёрлась я об него по той же причине, что и ты!

— Я об него и не думала тереться! Что ты врёшь?

Уела она её. Верка заткнулась. Стоит, смотрит на неё исподлобья, а что сказать, не знает! Помолчали, глядя друг на дружку. Она совсем уже собралась выйти из комнаты, как Верка вдруг как бросится к ней на шею! Вцепилась в неё и шепчет на ухо:

— Лид, прости! Я не хотела тебя обидеть! Любишь его и люби! Я же тебе не мешаю!

Тут дверь комнаты медленно открывается, и Сашкина голова к ним заглядывает. Говорит радостно:

— Вот вы где! А я слышу голоса, а понять не могу, откуда доносятся. Чего вы здесь застряли? Обнимаются… Что случилось-то? Опять домой захотела, Лидочка?

Верка за неё ответила.

— Это я виновата. Я уже извинилась! Лид, ты же на меня больше не обижаешься?

Она отцепила её от себя и к двери, а там Сашка в пороге стоит и дорогу ей загораживает. Брови нахмурил, через её плечо на Верку смотрит. Говорит недовольно:

— Слушай, Вера, это уж слишком! Лидочка гордая девушка, а ты её терпение испытываешь. Сама видишь, она не очень-то терпелива. Зачем ты это, а? Чего добиваешься? Хочешь, чтобы она вспыхнула и ушла? Так ведь я её одну не отпущу. Мы тогда вместе уйдём.

Она оглянулась на Верку, а та стоит вся красная, на Сашку смотрит, а взгляд у неё какой-то испуганный. Мямлит:

— Саш, я не хотела. Она захотела узнать, о чём я мечтаю, а я ей сказала. Я уже извинилась. Лид, не обижайся. Я тебя не меньше его люблю. Просто потому, что он тебя любит. Я всех буду любить, кого он любит. И тебя, и Катю. Не отказывай мне в праве его любить. Как ты не понимаешь, что убиваешь меня этим!

Пришлось опять щёки надувать. Очень уж неожиданный поворот. И слова серьёзные. Ничего себе! Это я её убиваю?! А тут Сашка и говорит.

— Давайте-ка сядем, и вы мне всё подробно расскажете! Побуду судьёй в вашем споре. Я уже вижу, что без разговора никак не обойтись. А ты, Лидочка, тоже не вспыхивай, как спичка. Нам с тобой всё равно здесь ночевать придётся. Последняя электричка уже полчаса назад ушла. Теперь только на большак выходить и там попутку ловить, а дотуда километров пять топать. Садитесь, садитесь!

***

Верка, дура, взяла и рассказала, всё как есть! Покраснела, как рак, уставилась в пол между ногами и выложила всё, как на духу. Сашка только крякнул, потом усмехнулся, обнял её за плечи, притянул к себе, в висок поцеловал, в то место, где у неё когда-то гемангиома была, и отвечает:

— Не рассчитала ты маленько, Вера. Неправильно ты её характер поняла. Лидочка, чтобы ты знала, девушка довольно застенчивая, хотя по ней этого и не скажешь. Такое предложение, наверно, прокатило бы с Жанной, а с Лидочкой ни за что! Я как-то раз сам хотел втроём поспать — с нею и с Катюшей. Катюша быстро согласилась, а Лидочка ни в какую! И это вовсе не ревность. И не недоверие. Они друг другу доверяют. Подружились даже. Нет, это, скорее всего, обычная застенчивость и целомудрие.

***

Не дали им договорить в тот раз. Только Сашка про её застенчивость сказал, как в коридоре паркет под чьими-то лёгкими шагами скрипнул, и в дверях худенькая фигурка нарисовалась. Настя. Выглядит, как девочка пятиклассница. Небольшой носик с ещё не оформившимися крыльями, смешная чёлка до самых бровей. Сама маленькая — сантиметров на десять ниже не такого уж высокого Сашки. У Сашки рост 167, он недавно хвастался.

Груди у Насти ещё никакой нет. Если бы не «взрослая» причёска — она подобрала волосы в хвост, но сделала узел не сзади, а сверху и собрала их там с помощью резинки и «невидимок». В принципе, довольно симпатично получилось, можно как-нибудь попробовать. Так вот, если бы не причёска и не очки с большими стёклами, то точно на девочку пятиклассницу похожа была бы.

Она с ней в туалете познакомилась, когда они все только на дачу пришли. Настя делала причёску у зеркала, а для этого очки сняла и на полочку положила. Вот тогда она и подумала, что это чья-то младшая сестрёнка. Удивилась жутко, когда Верка их друг другу представляла.

Заглянула она в комнату, смотрит на Верку, улыбается своим большим ртом и говорит:

— Ребят, ну куда вы пропали? Пойдёмте танцевать, а? Чего вы от коллектива отрываетесь?

А сама на Сашку не смотрит. Она вообще на парней стесняется смотреть. Это хорошо заметно. Наивная и чистая девочка. Сто процентов, что ещё нецелованная. Единственный, с кем она в их компании более или менее общается — это Сашка. Да и то начала разговаривать только после того, как они вина выпили, и Сашка про парадоксы речь завёл. Он, вообще, очень легко с людьми сходится. Умеет найти общую тему. Может заговорить с совершенно незнакомым человеком, а уже через пять минут они будут как старые знакомые общаться.