Противостояние I

Глава 17. Разговор с Брежневым

Четверг, 6 апреля

Леонид Ильич был невыспавшимся и сердитым. На его вопрос о Колокольцевой заговорил грубо, чуть ли не матом. Вместо ответа спросил, какие меры он принял, чтобы предотвратить подобные передачи впредь.

— Распорядился расставить по городу пять армейских «глушилок». Это в дополнение к стационарным. Стационарные станции подавления сегодня должны быть оборудованы дополнительными блоками, которые позволят глушить не только радио, но и телевизионные частоты. Таким образом мы надёжно перекроем всю Москву и большую часть области. С сегодняшнего дня и вплоть до отмены там будут дежурить техники. Все телевизионные и радиочастоты в период с 14-00 и до 24-00 будут отслеживаться и, в случае отступления от утверждённой программы, через минуту подавляться.

— Почему через минуту, а не немедленно? И почему не круглосуточно?

— Военные просят шестьдесят секунд, чтобы запеленговать место, откуда будет вестись передача. Мы до сих пор этого не знаем. Знаем только, что это не Останкино и не Шаболовка. Да вы не беспокойтесь, Леонид Ильич, за минуту не успеют они ничего. Так... только поздороваются. Мы тут посовещались и решили, что круглосуточное дежурство инженеров и техников нецелесообразно. Люди знают, что в будние дни с утра и до 14-00 по телевизору смотреть особо нечего, поэтому телевизоры и не включают.

— Ладно, понятно... — перебил он его. — Можешь гарантировать, что всё пойдёт именно так, как ты описал?

— Нет, гарантировать не могу. Эксперты до сих пор не смогли ответить на вопрос, каким образом им удалось прервать энергоснабжение всех объектов в Останкино. Не факт, что в нужный момент он не проделает то же самое с нашими «глушилками» и со станциями пеленгации. Парень или сам хорошо технически подкован, или консультирует его кто-то очень грамотный.

Помолчали. Попробовал как-то вернуть Брежнева к тому с чего начал:

— Леонид Ильич, нужно всё же принимать решение по Колокольцевой. Вы знаете моё мнение: наша попытка принуждения была непродуманной, поспешной и вообще несвоевременной! Сейчас Колокольцева пропала и единственная оставшаяся ниточка, которая к ней ведёт, это сам Кузнецов. Если он тоже исчезнет, и они начнут против нас партизанскую войну, нам придётся очень и очень трудно. Боюсь даже, что нам не устоять. Нет у нас против него оружия...

— Почему нет? — перебил его Леонид Ильич. — Не бессмертный же он.

— В том-то и дело, что с обычной человеческой точки зрения он действительно бессмертен. Мы ведь уже говорили об этом. И Колокольцева предупреждала нас о том, что любые силовые акции против них совершенно бесполезны.

— Говорили. Но я всё равно не понимаю. Если следовать распространённой легенде, то его предшественник был казнён на кресте и прекратил своё биологическое существование. Разве не так?

— Понятия не имею! До знакомства с Кузнецовым и Колокольцевой я вообще полагал, что Иисус Христос и всё с ним связанное суть обычные поповские фантазии.

— А сейчас по-другому думаешь?

— А сейчас я не знаю, что думать. Больно уж его дела похожи на дела того, первого. Взять хотя бы этого Васю Смирнова. Он ведь и в самом деле три года назад ноги лишился. Был с родителями в Москве, погнался за воздушным шариком и попал под трамвай. Мои люди изучали его медицинскую карточку, разговаривали с хирургами, которые проводили ампутацию, говорили с матерью и с отцом. С самим мальчишкой в конце концов разговаривали! Всё было именно так, как свидетели описывают!

— Ну ладно, оставим пока это. Так почему же ты решил, что он бессмертен?

— По многим причинам, Леонид Ильич. Вот послушайте: сегодня ночью магаданский отдел КГБ переслал мне отчёты о событиях 69-го года в Магадане. После разговора с бывшим начальником 3-го Главного Управления, генералом Мирошниченко и изучения имеющихся материалов, меня очень заинтересовали некоторые аспекты того дела, которые не попали в уголовные дела.

— Что ты имеешь в виду?

— В первую очередь ранение, которое получил Кузнецов в результате покушения! В девяносто девяти случаях из ста такое ранение должно было привести к летальному исходу. Это мне наши врачи объяснили. Глянули на рентгеновский снимок и сказали, что этот парень не жилец! Не знаю уж, что они там увидели, но они заявили, что мальчишка должен был в течение максимум пятнадцати минут истечь кровью. Этого не случилось. В больницу его доставили примерно через час после выстрела. В плохом состоянии, конечно, но живого. Ещё через полтора часа, после того как его в срочном порядке прооперировали, Кузнецов уже был на ногах, а ещё через полчаса никаких следов от операции на его теле не осталось. Вообще никаких следов, представляете? Свидетели утверждают, что Колокольцева сама срезала бинты и демонстрировала собравшимся вокруг них врачам абсолютно гладкую и чистую кожу. Ни ран, ни шрамов, ничего! Кроме характерных следов йода на месте операции — совсем ничего! Похоже, у него регенерация идёт даже не как у ящерицы — та восстанавливает отброшенный хвост в течение пары месяцев — а за пару минут.

— Так... Ну, допустим... А что ещё?

— А этого недостаточно? И, кроме того, я склонен доверять словам Колокольцевой.

Помолчали.

— Что ты там про партизанскую войну говорил?

— Это образно. Я имел в виду, что он ведь может не ограничиться одним Загорском, а всплыть в любом другом месте. Я как-то выступал с содокладом на Пленуме ЦК и приводил реальные цифры по количеству церквей и верующих. Если помните, я в тот раз говорил, что одних только действующих православных храмов у нас около десяти тысяч, и их посещают примерно сорок миллионов человек! Из них шесть — семь миллионов регулярно! Как мы ни боролись все эти годы с религией, а всё равно каждый шестой гражданин Советского Союза — верующий! Этих и агитировать не нужно. Покажи им что-нибудь вроде того, что он в Загорске продемонстрировал, и готово дело! Самое паршивое, что у нас нет ни малейшей возможности запретить ему встречаться с людьми. Сегодня он появился в Загорске, завтра может появиться в Киеве, а послезавтра вообще в Грузии или на Камчатке. Как прикажете перекрывать одновременно десять — двадцать тысяч объектов? У нас для этого сил нет. То же самое касается военных «глушилок». Москву, Ленинград и столицы союзных республик мы ими обеспечили, но что делать с другими городами миллионниками? Или с городами в пару сотен тысяч человек? Столько станций подавления и пеленгации у военных нет и никогда не было. Такая задача им никогда не ставилась.

Он сделал паузу, прежде чем продолжить. Его собеседник терпеливо ждал.

— Одна у меня надежда...

— Какая?

— Мне кажется, тот факт, что он до сих пор не исчез, говорит за то, что Колокольцева оставляет нам шанс на примирение. И ещё... Я разговаривал со специалистами, и они обратили моё внимание на одно интересное обстоятельство. Своё представление Кузнецов провёл не там, где действительно много народу ежедневно собирается, а несколько на отшибе — у небольшой часовенки. В ней и рядом с ней в тот момент всего девять человек включая самого Кузнецова находились, причём четверо из них — это семья Смирновых. Может быть, она специально так сделала? Может, это не война, а всего лишь предупредительный выстрел?

— Взять бы его за шкирку, да ремня ему всыпать! — не сдержался Леонид Ильич.

— Зря вы так! Он-то здесь при чём? Если бы не поведение Михаила Андреича, мне кажется, нам удалось бы до чего-нибудь договориться. К началу встречи Колокольцева показалась мне настроенной вполне дружелюбно. Слишком уж Смыслов себя самоуверенно повёл.

— Ладно, ты-то хоть его не цепляй! От него всем нам польза большая! Вся идеология на нём держится, ты не забыл?

— Помню я, Леонид Ильич, помню. Только и вы не забывайте, что если нам не удастся решить возникшую проблему в течение ближайших двух — трёх недель, про всю нашу идеологию можно будет забыть. В следующий вторник Кузнецов снова появится в Лавре, проведёт, как обещал, ещё один сеанс исцеления в духе Иисуса Христа, и всё! Через месяц, максимум два, про атеизм люди если и будут вспоминать, то только в каких-нибудь совсем уж глухих деревушках. А с крахом атеизма рухнет и вся наша идеология. Идеологически мы будем отброшены назад в 1918 год. В этом Колокольцева совершенно права! Умная девушка! Такую лучше на своей стороне иметь, а не среди врагов.

Леонид Ильич вздохнул:

— Если бы месяц... Боюсь, всё может гораздо быстрее произойти. Как думаешь, она не блефовала, когда говорила о секретных статьях бюджета? Всё же они не только грифом защищены (1), но и упрятаны среди вполне легальных статей расходов.

— Я бы не стал проверять, блефует она или нет. Слишком опасно. Сам факт того, что она об этом заговорила, говорит о многом. Даже если у неё у самой нет доступа к этим документам, она может иметь информаторов достаточно высокого ранга в Минфине и Госплане, которые на пальцах разъяснят ей, что к чему. Сами понимаете, ей есть что предложить в качестве платы за информацию. Там людей в возрасте и с проблемами со здоровьем тоже хватает.

— Да, понимаю... — вздохнул его собеседник, — Тоже об этом подумал... Как ты считаешь, как далеко она готова пойти? Готова ли развалить страну в угоду своим амбициям? Понимаешь, о чём я?

— Понимаю. Мне кажется готова. Судя по её досье, она никогда не была убеждённым коммунистом. Во время работы в больнице города Магадана был зафиксирован целый ряд её критических высказываний по отношению к руководству страны. Думаю, в партию она вступила из чисто карьерных соображений...

Ладно, оставим пока этих наделённых гигантской властью мужчин за их серьёзным и тяжёлым разговором и посмотрим, чем занимаются остальные участники нашей драмы.

--------

1 - имеется в виду гриф секретности