Промт инжиниринг

Глава 4: Нарушение протокола

Той ночью Мартин спал беспокойно. Точнее, не спал вовсе — балансировал на грани между явью и кошмаром, в том лиминальном пространстве, где реальность теряет четкие очертания. Его мучили странные, обрывочные сны: бесконечные белые коридоры, запертые двери с красной маркировкой, мигающие дисплеи с отсчитывающимися цифрами. И голоса — приглушенные, искаженные, полные страха или боли. Голоса тех, кто потерял когерентность. Голоса превращающихся в желе.

В какой-то момент ему приснилось собственное запястье. На нем пульсировал красный дисплей: 167:42:17… 167:42:16… 167:42:15… Цифры отсчитывали секунды его жизни. Или того, что он считал жизнью.

Он проснулся в три часа ночи, весь в поту, с фантомным ощущением тяжести на запястье. Первым инстинктивным движением было проверить руку — ничего, только бледная кожа в свете уличных фонарей. Но ощущение осталось. Невидимый браслет, отсчитывающий невидимое время.

Больше не смог заснуть. Вместо этого сел за компьютер и начал систематизировать всё, что узнал за первый день в Статистическом Исследовательском Центре. Создал зашифрованный файл — тройное шифрование, параноидальный уровень защиты — и записал все детали, пока они были свежи в памяти.

«Организационная структура: пять этажей (8-12), строгая иерархия, системы безопасности военного уровня. Возможно, есть и другие этажи — черные зоны, которых „не существует“.»

«Персонал: доктор Норрингтон (руководитель), доктор Шах (глава аналитического отдела), майор Крэйг (безопасность), Вероника Дариус (полевой аналитик, моя наставница). У Вероники красный таймер — она одна из них? Или как я — реал с невидимым отсчетом? Все предельно сдержанные, словно под постоянным контролем.»

«Технологии: „ПсихоСкан“, „Индекс когерентности“, неизвестные „сенсоры“. Технологический уровень значительно превышает общедоступный. Откуда эти технологии? Двадцать лет назад, по словам Кайрена, произошла „глобальная катастрофа“. Связано ли это?»

«Терминология: „коррекция“, „стабилизация“, „нестабильность“, „деструктуризация личности“, „клиенты“, „таймеры“. „Промт“ — ключевое слово. Личность как программа. Как набор инструкций.»

«Неясности: что такое красный код? Что означает „таймер сбросился“? Что конкретно происходит при „коррекции“? Что такое протокол Омега? Почему даже Вероника боится его?»

«Личное: у меня есть таймер. 168 часов при активации. Сейчас должно быть около 160. Что произойдет, когда время истечет? Стану ли я „клиентом“? Или это означает нечто иное для „реалов“?»

Мартин откинулся в кресле, потирая глаза. Чем больше он думал, тем очевиднее становилось, что Статистический Исследовательский Центр занимался чем-то большим, чем просто анализом данных и помощью людям с психическими проблемами. Они поддерживали некую систему. Систему контроля над… кем? Над всеми? Над «копиями»? И кто тогда «реалы»?

Он вспомнил предупреждение от Автентиков: «Не верьте всему, что вам скажут о Статистическом Исследовательском Центре. Ищите истину за фасадом». «Ищите красные таймеры. Спросите о реалах и копиях». Они знали. Знали, что он увидит. Знали, что он обнаружит. Но почему предупредили именно его?

Истина за фасадом… Но какой она могла быть? Незаконные эксперименты над людьми? Разработка методов контроля сознания? Что-то связанное с национальной безопасностью? Или нечто более фундаментальное — контроль над самой природой реальности?

Мартин потянулся к коммуникатору, чтобы связаться с Кайреном и узнать, нашла ли Зои что-нибудь об Автентиках, но остановил себя. 3:47 утра. И потом — паранойя шептала — что если его коммуникации отслеживаются? Что если каждое сообщение анализируется тем самым ПсихоСканом? Было слишком рано, к тому же, он не был уверен в безопасности своих коммуникаций. Кто знает, какими возможностями прослушки обладает Центр?

Он решил дождаться личной встречи. Пока же нужно было подготовиться ко второму рабочему дню и быть предельно внимательным к деталям. Истина всегда скрывается в деталях. А ложь — в их отсутствии.

Взгляд упал на запястье. На мгновение, в отражении экрана монитора, ему показалось, что там мерцают красные цифры. 159:33:45. Он моргнул — ничего. Только бледная кожа и синеватые вены под ней.

Галлюцинация? Или таймер становится видимым в моменты… чего? Стресса? Осознания? Приближения к истине?

Мартин прибыл в Центр ровно в 7:45. Пунктуальность как якорь нормальности в ненормальном мире. Тот же безэмоциональный дежурный, или его идеальная копия — в прямом смысле? Тот же молчаливый лифт, та же атмосфера стерильной секретности. Но теперь он замечал больше. Микрозадержку в движениях дежурного, словно он обрабатывал данные перед каждым действием. Странное гудение лифта на частоте, находящейся на грани слышимости. Запах озона в коридорах — след вчерашнего протокола Омега?

Вероника ждала его в аналитической комнате, где они работали вчера. Сегодня она выглядела еще более напряженной, если это было возможно. Под глазами залегли легкие тени, выдававшие бессонную ночь. Её таймер показывал 21:14:08. Меньше суток. Что происходит, когда время сотрудника Центра подходит к концу? Получают ли они приоритетную синхронизацию? Или для них тоже существует протокол Омега?

— Доброе утро, господин Ливерс, — сказала она официальным тоном. Но в голосе сквозила усталость. Человеческая усталость или системный сбой? — Сегодня мы продолжим тренировочные сессии с акцентом на раннее распознавание нестабильности. После обеда вы присоединитесь к группе аналитиков для наблюдения за их работой в реальном времени.

— Вчерашняя ситуация разрешилась? — осторожно спросил Мартин. — Тот красный код… Протокол Омега…

Вероника на мгновение застыла, её зрачки расширились на долю миллиметра — признак стресса, затем медленно кивнула:

— Ситуация была стабилизирована. Это все, что вам нужно знать на данном этапе. Стабилизирована. Не «решена», не «исправлена». Стабилизирована. Как ядерный реактор после аварии — под контролем, но не безопасен.

Что-то в ее тоне заставило Мартина почувствовать, что она не говорит всей правды. «Эмпатус» показал бы зашкаливающие значения подавленных эмоций. Страх? Отвращение? Вина? Но он решил не настаивать — пока.

Они приступили к работе. Сегодняшние кейсы были сложнее вчерашних: более тонкие признаки нестабильности, менее очевидные паттерны поведения. Граничные случаи. Те, кто балансирует на краю осознания своей истинной природы. Мартин погрузился в анализ данных, применяя методики, которые разработал для «Эмпатуса», и обнаружил, что многие из них прекрасно работают в контексте Центра. Слишком хорошо работают. Словно «Эмпатус» был создан именно для этого, а он просто не знал истинного назначения своего детища.

Около одиннадцати часов в комнату постучали, и вошел невысокий мужчина в белом лабораторном халате с растрепанными волосами и очками в толстой оправе. Леонард Шонфилд — Мартин вспомнил имя из вчерашнего дня. Технический гений отдела, создатель оборудования для синхронизации.

— Дариус, — сказал он быстро, практически не глядя на Мартина, словно периферийное зрение причиняло ему дискомфорт, — у нас проблема с алгоритмом фильтрации. После вчерашнего инцидента в секторе Д3 мы обнаружили аномальное количество ложных срабатываний в южном районе. Каскадный эффект. Один падает — другие чувствуют рябь в ткани реальности. Нужна твоя экспертиза.

Вероника нахмурилась:

— Доктор Леонард, я сейчас провожу обучение нового сотрудника.

— Это не может ждать, — Леонард нервно переступил с ноги на ногу. На его запястье Мартин заметил синий дисплей — 2847:19:33. Почти четыре месяца. Счастливчик. — Норрингтон лично запросил твое участие. Сказал, что твой… особый опыт может быть критически важен.

При упоминании «особого опыта» Вероника едва заметно вздрогнула. Что она пережила? Что видела?

Вероника вздохнула и повернулась к Мартину:

— Мне нужно уйти на некоторое время. Продолжайте работу с этим кейсом. Запомните — ваша задача анализировать, не сопереживать. Эмоциональное вовлечение ведет к потере объективности. Не покидайте комнату и не используйте терминалы для доступа к данным вне текущей задачи.

Она встала и направилась к двери вслед за доктором Леонардом. На пороге обернулась:

— Я вернусь как можно скорее. И господин Ливерс… будьте осторожны с тем, что ищете. Некоторые двери открываются только в одну сторону.

Последняя фраза прозвучала почти как личное предупреждение. Мгновение человечности в бесчеловечной системе.

Когда дверь закрылась, Мартин остался один. Перед ним было открытое досье очередного «клиента» — молодой женщины с первыми признаками нестабильности. Имя: Сара Чен, 28 лет, учитель начальных классов. Индекс когерентности: 76% и падает. Основные симптомы: повторяющиеся сны о «других жизнях», ощущение «неправильности» окружающего мира, компульсивное рисование странных символов.

Мартин изучил приложенные рисунки. Символы были… знакомыми. Не конкретно эти, но сам стиль, сама логика построения. Где он видел подобное? В записке Автентиков? Нет, раньше… В собственных снах?

Он должен был продолжить анализ, но мысли упорно возвращались к вчерашнему инциденту и странному разговору, который только что произошел. И к собственному невидимому таймеру, отсчитывающему неизвестно что.

Сектор Д3? Южный район? Ложные срабатывания? Что все это значило? И почему требовался именно «особый опыт» Вероники?

Он посмотрел на дверь. Вероника сказала не покидать комнату. Но она не запретила ему использовать терминал для поиска дополнительной информации — только для доступа к данным «вне текущей задачи». А разве понимание структуры организации не являлось частью его текущей задачи как нового сотрудника? Софистика. Но в мире, построенном на лжи, софистика становится инструментом выживания.

Мартин активировал голосовой поиск на терминале:

— Показать план здания с секторами, — сказал он тихо. Воздух в комнате словно сгустился, реагируя на его намерение нарушить правила.

«Доступ ограничен. Требуется авторизация уровня B2 или выше», — ответила система. Голос был синтетическим, но в нем слышались почти человеческие нотки разочарования.

Он нахмурился. Прямой подход не сработал. Но как программист, Мартин знал: у каждой системы есть обходные пути. Каждая защита содержит в себе семена собственного взлома.

— Показать записи о вчерашнем инциденте в… — он сделал паузу, понимая, что точно не знает, где произошел инцидент, — …в шестнадцатой комнате.

«Доступ ограничен. Требуется авторизация уровня A3 или выше». Но была микропауза перед ответом. Система что-то обрабатывала. Значит, информация существовала.

Еще одна неудача. Мартин задумался. Что же доступно с его уровнем прав? Нужно думать как система. Что она хочет ему показать? Что считается безопасным для уровня 1?

— Показать общий глоссарий терминов Центра, — попробовал он новую тактику.

К его удивлению, система отреагировала положительно. На экране появился длинный список терминов с краткими определениями. Азбука новой реальности. Словарь для посвященных.

Мартин быстро пролистал список, отмечая интересные термины:

«Когерентность — мера внутренней согласованности психоэмоциональных паттернов объекта». Определение было нарочито расплывчатым. Что именно согласовывалось? С чем?

«Деструктуризация — процесс распада основного промта личности до нефункционального состояния». «Нефункциональное состояние» — эвфемизм века. Смерть? Или нечто хуже?

«Промт — базовая структура личности, включающая ключевые поведенческие, когнитивные и эмоциональные паттерны». Промт. Не «личность», не «сознание». Промт. Инструкция. Программа. Искусственный конструкт.

Мартин замер. Промт? Как в «промпт» — инструкция, запрос, подсказка? Странный термин для обозначения структуры личности. Если только личность действительно не является набором инструкций. Если только люди — по крайней мере, некоторые — не являются биологическими машинами, выполняющими заданную программу.

Он продолжил поиск:

«Таймер — индикатор времени до критической дестабилизации промта». Обратный отсчет до системного сбоя. До момента, когда программа перестает работать корректно.

«Синхронизация — процесс обновления основного промта для предотвращения деструктуризации». Перезагрузка. Переустановка операционной системы личности.

«Клиент — субъект, требующий синхронизации в связи с приближающимся истечением таймера». Не «пациент». Клиент. Потребитель услуги по поддержанию иллюзии собственного существования.

Кусочки головоломки начинали складываться. Кошмарная мозаика проступала сквозь завесу эвфемизмов. Центр каким-то образом отслеживал людей с «нестабильными промтами» и проводил «синхронизацию» до истечения некоего «таймера». Но что происходило, если таймер все-таки истекал?

Мартин прокрутил список дальше:

«Красный код — критическая ситуация, связанная с полной деструктуризацией промта клиента». Момент, когда ложь больше не может поддерживать себя. Когда маска спадает окончательно.

«Желе — просторечное название субстанции, остающейся после деструктуризации клиента». Просторечное. Значит, это происходит достаточно часто, чтобы породить сленг.

Желе? Мартин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это слово казалось неуместно легкомысленным для контекста, и в то же время — пугающе конкретным. Что остается от человека, когда его личность — его промт — окончательно распадается? Биологическая масса без организующего принципа? Материя без формы?

Он вспомнил странный запах в коридорах вчера — сладковатый, органический. Запах желе?

Он закрыл глоссарий, размышляя над полученной информацией. Центр явно занимался чем-то более серьезным, чем просто помощь людям с психологическими проблемами. Они поддерживали систему массового контроля. Систему, в которой человеческие личности были программами, требующими регулярного обновления. Но что именно означала «деструктуризация» и превращение в «желе»? Метафора? Или что-то буквальное и ужасающее?

И главное — кто создал эту систему? Кто написал первые промты? И зачем?

Мартин решил рискнуть еще раз:

— Показать схему расположения секторов южного района города.

К его удивлению, система отобразила карту города с разделением на сектора, обозначенные буквами и цифрами. Город был разделен как шахматная доска. Или как экспериментальная площадка. Сектор Д3, упомянутый доктором Леонардом, располагался в южной части города и включал в себя несколько жилых комплексов, торговый центр и городскую больницу.

Больница. Что-то щелкнуло в памяти Мартина. Вчера, когда они говорили о «клиенте в шестнадцатой», он предположил, что речь идет о комнате в Центре. Но что, если это была палата в больнице? Конечно. Где еще держать тех, чьи таймеры близки к нулю? Где еще проводить процедуры, которые могут пойти не так?

Он хотел продолжить поиск, но услышал приближающиеся шаги в коридоре. Характерный ритм — 72 сантиметра, военная выправка. Вероника? Нет, шаги легче. Быстро закрыв все запросы, Мартин вернулся к анализу досье клиентки, которое Вероника оставила ему для работы.

Дверь открылась, но вместо Вероники вошел молодой человек в белом лабораторном халате, которого Мартин раньше не видел. Зеленый дисплей на запястье — 4562:34:19. Больше полугода. Из счастливчиков или недавно синхронизированный?

— Господин Ливерс? — спросил вошедший. — Я Алекс Танер, помощник доктора Шах. Вероника попросила меня сопроводить вас на обед, а затем на общую сессию аналитиков. Она будет занята еще некоторое время. Работает с каскадным эффектом. Пытается предотвратить цепную реакцию деструктуризации.

Мартин кивнул и поднялся:

— Конечно. Я как раз закончил с этим кейсом. Ложь. Он едва начал. Но досье Сары Чен с её рисунками странных символов тревожило его больше, чем следовало.

Алекс выглядел более дружелюбным и расслабленным, чем большинство сотрудников Центра. Или лучше играл роль. С полугодовым запасом времени можно позволить себе расслабиться. Пока они шли к столовой, он даже попытался завязать непринужденную беседу:

— Как вам первые дни в Центре? Необычно, правда? «Необычно» — мастерство преуменьшения.

— Мягко говоря, — согласился Мартин. — Многое пока непонятно. Например, почему я здесь. Почему именно я. И что означают 160 часов на моем невидимом таймере.

— Это нормально, — Алекс улыбнулся. Улыбка была почти искренней. Почти. — Я здесь уже год, и каждый день узнаю что-то новое. Забавно, что мой куратор говорил мне то же самое в первый день. Перед тем, как исчез.

— А что случилось с вашим куратором? — спросил Мартин как бы между прочим. Наживка заброшена.

Улыбка Алекса на мгновение погасла:

— Он… был переведен. В другое отделение. Эвфемизм дня. «Переведен» — в желе? В небытие? Или в те этажи, которых не существует?

Что-то в его тоне заставило Мартина насторожиться. Микродрожание голоса на слове «переведен». Зрачки расширились на 2 миллиметра. Учащение пульса. Ложь, смешанная со страхом.

— Кстати, — сказал Алекс, словно желая сменить тему, — после обеда будет интересно. Сегодня у нас анализ аномального кластера в южном районе. Что-то вроде всплеска предсимптомной нестабильности. Эпидемия пробуждения. Массовое прозрение. Кошмар Центра.

— Связано с вчерашним инцидентом? — Мартин задал вопрос небрежно, но внимательно следил за реакцией собеседника.

Алекс заметно напрягся:

— Вы слышали об этом? Не должны были. Информация уровня 3+. Да, возможно. Вчера произошла… неудачная синхронизация. Протокол Омега не сработал как надо. Иногда это вызывает каскадный эффект в ближайших географических точках. Как круги по воде. Как вирус истины.

Прежде чем Мартин успел задать следующий вопрос, они дошли до столовой. Здесь, как и вчера, сотрудники ели в почти полной тишине, погруженные каждый в свои мысли или рабочие документы. Мартин заметил: те, у кого были красные дисплеи, ели быстрее, почти механически. Спешили закончить обед и вернуться к работе. Или просто спешили использовать оставшееся время?

Он выбрал вегетарианский салат и рыбу, помня предупреждение Вероники о красном мясе. За соседним столиком кто-то ел стейк. Мартин украдкой наблюдал — движения были механическими, жевание ритмичным. Человек смотрел в пустоту, пока его челюсти методично перемалывали пищу.

После обеда Алекс сопроводил Мартина в большой зал аналитического уровня, где за множеством терминалов работали аналитики. В центре зала располагалась голографическая проекция карты города, над которой колдовали несколько специалистов, включая доктора Шах. Карта пульсировала разноцветными огнями — красными, оранжевыми, желтыми, зелеными. Тепловая карта нестабильности. География распадающихся личностей.

— Присоединяйтесь, господин Ливерс, — сказала она, заметив их. — Вы как раз вовремя для наблюдения за процессом выявления аномальных кластеров. За охотой на тех, кто начинает видеть сквозь завесу.

Мартин подошел ближе. Над картой города плавали разноцветные точки света, концентрирующиеся в определенных районах. Особенно плотное скопление оранжевых и красных точек наблюдалось в секторе Д3 — том самом, который упоминал доктор Леонард.

— Мы наблюдаем нетипичный всплеск предсимптомной нестабильности в радиусе трехсот метров от точки вчерашнего инцидента, — объясняла доктор Шах группе аналитиков. — Это может быть как следствием самого инцидента, так и неизвестным внешним фактором. Или пробуждением. Один увидел истину и закричал. Другие услышали крик и начали просыпаться.

Она указала на конкретную точку на карте:

— Здесь произошла деструктуризация клиента. Палата 16, городская больница. Мартин был прав. И вот здесь, — она обвела область вокруг точки, — мы видим аномальное количество индикаторов нестабильности. Как будто… — она замялась, подбирая слова, — как будто деструктуризация одного промта создала резонанс в других. Как будто смерть одной лжи пошатнула фундамент остальных.

— Или, — вмешался один из аналитиков, мужчина с желтым дисплеем — 892:17:44, — в этом районе действует некий общий дестабилизирующий фактор, который мы пока не выявили. Источник истины. Носитель вируса пробуждения. Может быть, кто-то из Автентиков?

Доктор Шах кивнула:

— Это тоже возможно. Именно поэтому я хочу, чтобы вы провели детальный анализ всех субъектов в этой зоне, показывающих даже минимальные признаки нестабильности. Особое внимание уделите тем, чьи таймеры показывают менее трех дней до синхронизации. Найдите их, пока не поздно. Пока они не начали задавать правильные вопросы.

Аналитики разошлись по своим терминалам и погрузились в работу. Охота началась. Охота на тех, кто слишком близко подошел к правде. Доктор Шах повернулась к Мартину:

— Это хорошая возможность для вас увидеть масштаб нашей работы, господин Ливерс. Мы не просто помогаем отдельным людям — мы поддерживаем стабильность целых сообществ. Стабильность иллюзии. Прочность лжи. Представьте, что произойдет, если волна деструктуризации охватит целый район города. Если сотни, тысячи одновременно вспомнят, кто они на самом деле.

Мартин кивнул, но внутренне содрогнулся от этой мысли, особенно учитывая, что он до сих пор не понимал, что конкретно означает «деструктуризация». Или понимал слишком хорошо. Распад искусственной личности. Прорыв истинной природы. Превращение в то, чем был до… до чего? До катастрофы двадцатилетней давности?

— Доктор Шах, — начал он осторожно, — я изучал глоссарий терминов Центра и наткнулся на слово «желе» в контексте деструктуризации. Что именно это означает?

Лицо доктора Шах на мгновение застыло, зрачки сузились до точек, затем она улыбнулась — но улыбка не коснулась ее глаз:

— Это просто профессиональный жаргон, господин Ливерс. Когда личность полностью утрачивает когерентность, субъект теряет способность функционировать как единое целое. Его поведение становится хаотичным, неконтролируемым, «желеобразным», если хотите. Полуправда. Худший вид лжи. Отсюда и термин.

Мартин не был убежден, но решил не настаивать:

— Понятно. А что происходит с такими субъектами? Их можно… восстановить? Можно ли собрать человека заново, если он растекся по полу палаты?

— Если деструктуризация полная, восстановление невозможно, — ответила доктор Шах таким тоном, словно обсуждала погоду. — В таких случаях мы можем только… утилизировать остатки и предотвратить распространение нестабильности на окружающих. Утилизировать. Как биологические отходы. Как неудачный эксперимент.

Утилизировать? Мартин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Она говорила о людях или о чем-то ином? О копиях. О тех, кто никогда не был по-настоящему человеком. Только думал, что был.

— Думаю, вам лучше присоединиться к аналитической группе, — сказала доктор Шах, видимо заметив его реакцию. Слишком много вопросов для первой недели. Слишком быстрое понимание. — Доктор Нейман покажет вам, как проводится первичное сканирование секторов.

Она указала на высокого мужчину, работающего за одним из терминалов. Синий дисплей, но цифры мелькали слишком быстро, чтобы разглядеть. Мартин кивнул и направился к нему, но мысленно был далеко. Что же на самом деле происходило в Центре? И что произошло вчера в «шестнадцатой»? И почему его собственный невидимый таймер продолжал неумолимый отсчет?

Следующие несколько часов прошли в обучении методикам сканирования и анализа, но Мартин был только наполовину сосредоточен на процессе. Доктор Нейман объяснял, как выявлять «аномальные паттерны коммуникации», «девиантные поведенческие модели», «маркеры экзистенциального кризиса». Всё это были эвфемизмы для одного — как найти тех, кто начинает сомневаться в реальности своего существования.

Другая половина его сознания обрабатывала полученную информацию, пытаясь составить целостную картину. Промты. Таймеры. Синхронизация. Деструктуризация. Желе. Слова складывались в кошмарную мозаику. Мир, где люди — или те, кто считает себя людьми — это программы, требующие регулярного обновления. Где личность — это иллюзия, поддерживаемая технологией. Где истина смертельна в буквальном смысле.

К концу рабочего дня он решил, что ему необходимо увидеть собственными глазами, что представляет собой «деструктуризация» и «желе». А для этого нужно было попасть в сектор Д3 — к точке вчерашнего инцидента. К эпицентру пробуждения. К месту, где ложь дала трещину.

— Все еще ничего? — спросил Мартин, встречая Кайрена в небольшом кафе недалеко от своей временной квартиры. «Уютный уголок» — название было ироничным, учитывая обстоятельства их встречи.

Они специально выбрали место, не связанное с их обычными маршрутами, на случай если за Мартином следили. И он был уверен, что следили. Несколько раз за день он ловил периферийным зрением знакомые фигуры. Профессионалы, но не идеальные. Или они хотели, чтобы он знал о слежке?

— Зои нашла кое-что, но это странно, — Кайрен понизил голос. В кафе играла громкая музыка — старый джаз. Хорошая маскировка для конфиденциального разговора. — Никаких прямых упоминаний группы под названием «Автентики» в официальных источниках. Но в криптографических форумах есть намеки на некую подпольную организацию, использующую символ альфа в круге. Их называют по-разному — Алефисты, Альфа-группа, Реалисты. Те, кто помнит начало. Те, кто знает исходный код.

— А что они делают? — спросил Мартин. Кофе в его чашке остывал нетронутым. Аппетит исчез с момента активации невидимого таймера.

— Вот тут начинается самое странное, — Кайрен нервно огляделся по сторонам. Его обычная беззаботность испарилась. Даже он чувствовал, что они играют с чем-то опасным. — Судя по обрывкам информации, они считают, что весь наш мир — подделка. Что реальность была «переписана» двадцать лет назад после какой-то глобальной катастрофы. Инопланетное вторжение? — вспомнил Мартин слова из плана книги. Но откуда он это знает? Звучит как бред параноиков, правда?

Мартин задумчиво помешал кофе:

— А есть какая-то связь с Статистическим Исследовательским Центром? Прямой вопрос. Время уловок прошло.

— Прямых упоминаний нет. Но Зои нашла несколько зашифрованных форумов, где обсуждаются «Синхронизаторы» — группа, которая якобы контролирует людей через «обновление личности». Бинго. И символ этой группы — стилизованная буква S, очень похожая на логотип твоего Центра.

Мартин вспомнил минималистичный логотип СИЦ — действительно, стилизованная буква S в круге. Змея, кусающая свой хвост. Бесконечный цикл обновлений. Вечная ложь.

— Кайрен, это звучит… — он подбирал слова, — как теория заговора. Переписанная реальность? Обновление личности? Но что, если теория заговора — это правда, замаскированная под бред? Лучший способ скрыть истину — сделать её невероятной.

— Я знаю, знаю, — Кайрен поднял руки. — Именно поэтому Зои не хотела даже говорить об этом. Она боится. Умная девочка. Но… — он наклонился ближе, — что если в этом бреде есть доля истины? Что, если этот твой Центр действительно занимается чем-то… странным?

Мартин вспомнил «глоссарий терминов», который нашел сегодня. Промт, синхронизация, деструктуризация… Эти термины странно перекликались с тем, что рассказал Кайрен. Слишком хорошо перекликались. Как кусочки одной головоломки, разбросанные по разным источникам.

— Мне нужно увидеть больше, — сказал он наконец. — Сегодня я узнал, что вчера произошел какой-то инцидент в городской больнице, в секторе Д3. Кто-то… деструктурировался. Превратился в желе. Перестал быть собой. Или стал тем, кем был на самом деле. Я хочу выяснить, что это значит.

— Ты собираешься пойти в больницу? — Кайрен нахмурился. — Это может быть опасно. Что, если тебя поймают? Что, если ты увидишь то, что нельзя развидеть?

— Я буду осторожен, — ответил Мартин. — Просто осмотрюсь. Больницы — общественные места, я имею право там находиться. Пока я еще считаюсь человеком. Пока мой таймер не достиг нуля.

Кайрен не выглядел убежденным:

— Мне это не нравится. Ты меняешься, Мартин. Становишься… другим. Острее. Опаснее. Больше похожим на них. Но если ты решил, я с тобой. Хотя бы для подстраховки.

Мартин покачал головой:

— Нет, слишком рискованно. Если нас увидят вместе, и кто-то из Центра узнает меня, ты тоже окажешься под подозрением. А потом и под наблюдением. А потом получишь собственный таймер. Лучше я пойду один, а ты будешь на связи.

После некоторых споров Кайрен неохотно согласился. Они договорились о системе проверок — Мартин будет отправлять закодированные сообщения каждые полчаса. Если сообщений не будет два раза подряд, Кайрен поднимет тревогу. Хотя они оба понимали: если что-то пойдет не так, помощь вряд ли успеет.

Городская больница в секторе Д3 была огромным современным комплексом из стекла и бетона. Архитектура новой эпохи — функциональная, безликая, взаимозаменяемая. Как люди, которых она обслуживала. Мартин прибыл туда около семи вечера — достаточно поздно, чтобы избежать наплыва посетителей, но не настолько, чтобы вызвать подозрения.

Он оделся неприметно — серая куртка, джинсы, кепка, скрывающая лицо от камер наблюдения. В руках — небольшой букет цветов, превращающий его в обычного посетителя. Камуфляж нормальности. Маскировка под человека, навещающего больного друга. Ложь во имя поиска истины.

На входе он узнал у дежурной медсестры, где находится шестнадцатая палата, сказав, что навещает друга. Медсестра была молодой, усталой. На её запястье не было браслета. Реал? Или просто медперсонал не нуждался в постоянном мониторинге?

— Шестнадцатая? — медсестра нахмурилась. — В каком отделении?

— Э… терапия? — рискнул Мартин. Интуиция подсказывала — тяжелые случаи держат в терапии. Там, где можно объяснить любые странности «осложнениями».

— Терапевтическое отделение на третьем этаже, — кивнула медсестра. — Но должна вас предупредить, что часы посещений заканчиваются в восемь. И будьте осторожны. После вчерашнего… инцидента там усилены меры безопасности.

Она хотела сказать больше, но осеклась. Инструкции? Или естественная осторожность?

Мартин поблагодарил ее и направился к лифтам. В терапевтическом отделении его встретила тишина и приглушенный свет — большинство пациентов, видимо, уже готовились ко сну. Но тишина была напряженной. Воздух пах дезинфекцией и чем-то еще — страхом? Или это его воображение?

Он медленно двигался по коридору, читая номера палат: 10, 12, 14… С каждым шагом ощущение неправильности усиливалось. Словно он приближался к эпицентру аномалии. Приближаясь к шестнадцатой, он замедлил шаг и напряг все чувства. Что он увидит? Следы какого-то инцидента? Оцепленную зону? Пустую палату? Желе на полу?

Шестнадцатая палата выглядела… абсолютно обычно. Дверь была слегка приоткрыта, внутри горел свет. Слишком обычно. Слишком нормально. Как свежевыкрашенная стена на месте кровавого пятна. Мартин осторожно заглянул внутрь.

В палате находилась молодая женщина, сидящая на кровати с книгой в руках. Рыжие волосы, бледное лицо с веснушками, худые руки с капельницей. Хрупкая. Умирающая. Но в глазах — странный огонь, несоответствующий состоянию тела. Она выглядела больной, но вполне… нормальной. Никаких признаков «деструктуризации» или «желе».

Мартин нахмурился. Может, он ошибся с палатой? Или с отделением? Или Центр уже провел зачистку?

В этот момент женщина подняла глаза от книги и заметила его:

— Вы ко мне? — спросила она с легкой улыбкой. Улыбка была искренней, но с оттенком иронии. Словно она знала шутку, непонятную остальным. — Или заблудились?

Мартин растерялся. Он не ожидал прямого контакта. Планировал наблюдать, анализировать, оставаться невидимым.

— Я… извините, кажется, я перепутал палату, — начал он, но затем заметил кое-что, заставившее его замереть.

На прикроватной тумбочке лежал странный предмет — металлический браслет с дисплеем, выключенным или разряженным. Точно такой же, как те, что носили сотрудники Центра. Артефакт. След. Доказательство.

Женщина проследила за его взглядом:

— А, вы из тех, кто интересуется необычными аксессуарами? — она взяла браслет и покрутила в руках. Движения были осторожными, словно предмет мог взорваться. — Странная штука. Нашла его вчера на полу после того, как здесь была целая делегация врачей. «Врачей». Она тоже использовала эвфемизм. Думаю, кто-то из них обронил.

Мартин осторожно шагнул в палату:

— Можно взглянуть?

Женщина пожала плечами и протянула ему браслет:

— Конечно. Все равно он не работает. Я пыталась включить, но он только мигнул пару раз красным и погас. Красным. Всегда красным. Цвет тревоги. Цвет крови. Цвет истекающего времени.

Мартин взял браслет, чувствуя его странный вес — точно такой же, как у металлической карты, которую дал ему Норрингтон. Слишком тяжелый для своего размера. Словно содержал больше, чем просто электронику. Дисплей был действительно выключен, но на внутренней стороне браслета он заметил выгравированный номер и букву: K-16.

К-16. Клиент-16? Шестнадцатая палата? Идеальное совпадение. Слишком идеальное.

— Вы давно здесь? — спросил Мартин, возвращая браслет. Устанавливая контакт. Строя доверие. Используя навыки, которым его не учили, но которые появились сами собой.

— Две недели, — ответила женщина. — Оказалось, что мой рак в терминальной стадии. Она произнесла это ровно, без драмы. Факт, не трагедия. Печально, но что поделать. — Она говорила об этом с удивительным спокойствием, даже с легкой иронией. — Меня, кстати, Элиза зовут. А вы? Элиза Кортин. Имя щелкнуло в памяти. Откуда он его знает?

— Мартин, — ответил он, решив не придумывать псевдоним. Ложь требует усилий. Правда освобождает ресурсы для наблюдения.

— И так, Мартин, — Элиза улыбнулась шире, и в этой улыбке было что-то знающее, — вы действительно заблудились, или просто решили развлечься, заглядывая в чужие палаты? Или ищете что-то конкретное? Кого-то конкретного? Следы вчерашнего кошмара?

Мартин почувствовал, как краснеет:

— Я… ищу друга. Мне сказали, что он в шестнадцатой палате, но, видимо, это в другом отделении.

— О, это вполне возможно, — кивнула Элиза. — В больнице несколько корпусов, и в каждом есть своя шестнадцатая палата. Бюрократический кошмар. Или идеальная система для сокрытия инцидентов. Потерялся человек? Должно быть, перепутали палаты.

Она изучала его с легким любопытством:

— Но вы не похожи на обычного посетителя. Слишком… настороженный. Слишком наблюдательный. Слишком похожий на тех, кто приходил вчера. И, если не ошибаюсь, это не первая палата, в которую вы заглядываете.

Мартин был удивлен ее наблюдательностью:

— Я просто… — он запнулся, не зная, что сказать. Правда или ложь? Риск или осторожность?

— Все в порядке, — Элиза махнула рукой. — У всех свои секреты. Особенно у тех, кто появляется в больницах с букетами, но без друзей. Я не буду расспрашивать, если вы не хотите говорить. Просто немного скучно лежать здесь одной, вот и всё. Скучно умирать в одиночестве. Скучно ждать конца без свидетелей.

Было что-то располагающее в ее открытости и легкой иронии. И что-то еще. Понимание? Сочувствие? Или узнавание родственной души — другого аутсайдера в мире лжи? Мартин почувствовал, что может немного расслабиться:

— На самом деле, я ищу информацию о странном происшествии, которое случилось вчера. Возможно, в этой палате.

Элиза нахмурилась, пытаясь вспомнить:

— Вчера… А, вы имеете в виду господина Дорсета? Фамилия была знакомой. Где-то в досье, в отчетах… Он занимал эту палату до меня. Вчера его куда-то увезли среди ночи. Было много шума — врачи, медсестры, даже какие-то люди в костюмах. В черных костюмах. С браслетами на запястьях. С лицами профессиональных уборщиков чужих жизней. Я проснулась от всего этого, но никто ничего не объяснил.

— А что с ним случилось? — спросил Мартин, стараясь не выдать своего возбуждения. Сердце билось быстрее. Он близок к разгадке.

Элиза пожала плечами:

— Понятия не имею. Он был уже здесь, когда меня перевели в эту палату три дня назад. Тихий старичок, почти не разговаривал. Смотрел в пустоту. Шептал что-то о «неправильных воспоминаниях». У него на руке был такой же браслет, кстати, — она указала на металлический предмет. — Только его дисплей работал и показывал какие-то цифры. Красные. Всегда красные. 00:03:17… 00:03:16… Я видела. Я считала вместе с ним последние секунды.

Мартин чувствовал, как его сердце бьется быстрее. Все сходилось. «Клиент в шестнадцатой», «таймер сбросился», «красный код»… Господин Дорсет дошел до нуля. И стал желе.

— А сегодня утром меня просто переместили в эту палату, — продолжила Элиза. — Сказали, что она теперь свободна, а в прежней нужно сделать ремонт. Ремонт. Еще один эвфемизм. Отмыть пол от того, во что превратился человек. Кстати, — она прищурилась, глядя на Мартина, — если вы друг господина Дорсета, почему вы не знаете, что с ним случилось?

Мартин понял, что попал в ловушку собственной лжи:

— Я… мы не очень близки. Меня попросили навестить его друзья. Слабое оправдание. Она не поверит.

Элиза явно не поверила, но не стала настаивать:

— Ну, если найдете его, передавайте привет от соседки по палате. Хотя мы оба знаем, что вы его не найдете. Не в том виде, в котором его можно узнать.

В этот момент в коридоре послышались шаги и голоса, приближающиеся к палате. Характерный ритм — 72 сантиметра. Военная выправка. Черт. Мартин напрягся, когда услышал знакомый голос Вероники Дариус:

— …необходимо проверить, не остались ли какие-то личные вещи клиента. Любой артефакт может вызвать резонанс. Особенно браслет. Особенно с остаточным зарядом. Даже мертвый таймер может инфицировать живые.

Мартин в панике огляделся. Выйти из палаты значило столкнуться с Вероникой лицом к лицу. А она узнает его. И поймет, что он нарушил протокол. И тогда… Ускоренная синхронизация? Досрочная коррекция? Протокол Омега? Элиза заметила его состояние:

— Проблемы? — спросила она тихо. В её голосе не было удивления. Словно она ожидала чего-то подобного.

— Мне нельзя, чтобы меня здесь видели, — так же тихо ответил Мартин. Честность в обмен на помощь. Древний контракт.

Не задавая лишних вопросов, что само по себе было странно, Элиза указала на дверь ванной комнаты:

— Спрячьтесь там. Быстро. И постарайтесь не дышать слишком громко. У них хороший слух.

Мартин скользнул в указанном направлении и закрыл за собой дверь, оставив небольшую щель, чтобы видеть и слышать, что происходит в палате. Ванная пахла хлоркой и больницей. И еще чем-то — остаточным озоном? Следами вчерашней деструктуризации?

Секунду спустя в палату вошли Вероника и еще один человек — мужчина в лабораторном халате, которого Мартин не знал. На его запястье мерцал желтый дисплей. Средний уровень. Достаточный для грязной работы.

— Добрый вечер, — сказала Вероника официальным тоном. 20:47:52. Её таймер приближался к критической отметке. — Мы из санитарной службы больницы. Проводим проверку после вчерашнего инцидента.

— Какого инцидента? — спросила Элиза с искренним любопытством. Или с искусно сыгранным любопытством. Мартин уже не был уверен.

— Технического, — коротко ответила Вероника. Ложь слетала с её губ так естественно. — Ничего серьезного. Мы просто должны убедиться, что все в порядке. Что зараза не распространяется. Что истина не просачивается через трещины.

Она начала методично осматривать палату, заглядывая под кровать, в тумбочку, за шторы. Движения были отработанными, профессиональными. Сколько раз она делала это? Сколько «инцидентов» зачищала? Ее коллега проверял стены каким-то ручным сканером. Устройство тихо жужжало, иногда издавая короткие писки. Поиск остаточной энергии? Следов деструктуризации?

— А что случилось с предыдущим пациентом? — спросила Элиза невинно. — С господином Дорсетом? Его вчера увезли среди ночи. Увезли то, что от него осталось.

Вероника на мгновение замерла:

— Боюсь, у меня нет этой информации. Ложь. Она прекрасно знала, что случилось. Возможно, даже видела. Мы проверяем только состояние помещения.

— Странно, — Элиза наклонила голову. — А зачем санитарной службе проверять личные вещи пациентов? Хороший вопрос. Опасный вопрос.

Вероника бросила на нее острый взгляд:

— Стандартная процедура. У вас есть какие-то возражения? В голосе появились стальные нотки. Предупреждение.

— Нет-нет, — Элиза улыбнулась. Но улыбка не дрогнула под взглядом Вероники. Сильная женщина. Или не совсем женщина? — Просто любопытно. Кстати, — она взяла с тумбочки металлический браслет, — это не ваше? Нашла вчера после всей этой суматохи.

Вероника резко повернулась, увидела браслет и быстро подошла к кровати:

— Да, это… медицинское оборудование. Еще одна ложь. Но в голосе сквозило облегчение. Спасибо, что сохранили.

Она взяла браслет, и Мартин заметил, как на ее лице на мгновение отразилось облегчение. Артефакт найден. Миссия почти выполнена. Осталось только…

Внезапно сканер в руках ее коллеги издал серию пронзительных звуков. Он направил устройство на ванную комнату — прямо туда, где прятался Мартин. Черт. Черт. Черт. Сканер засек его? Или остаточную энергию от вчерашнего инцидента?

— Дариус, — сказал мужчина напряженно, — здесь аномальное… — он запнулся, взглянув на Элизу, и продолжил более осторожно: — …загрязнение. Высокий уровень. Уровень 7 из 10. Почти критический.

Вероника нахмурилась и направилась к ванной комнате. Мартин слышал её шаги. Три метра. Два. Один. Мартин в панике искал путь к бегству, но его не было — только маленькое окно, слишком узкое для взрослого человека. Ловушка. Он сам загнал себя в ловушку.

В последний момент Элиза неожиданно пришла ему на помощь:

— Ой! — вскрикнула она громко, хватаясь за живот. — Мне плохо! Помогите! Крик был пронзительным, полным боли. Мастерская игра или реальный приступ?

Вероника остановилась и повернулась к ней:

— Что с вами? В голосе смешались раздражение и профессиональная озабоченность.

— Не знаю, — простонала Элиза убедительно. — Резкая боль… как будто что-то рвется внутри! Как будто что-то пытается выбраться наружу. Как будто промт борется с телом.

Ее коллега немедленно бросился к пациентке, отложив сканер:

— Нужно вызвать медсестру. У вас есть кнопка вызова? Паника непрофессионала. Вероника бы не запаниковала. Но она застыла между долгом проверить аномалию и необходимостью помочь.

Элиза указала на противоположную стену, максимально далеко от ванной комнаты. Когда оба посетителя отвернулись, она быстро бросила взгляд на дверь ванной и чуть заметно кивнула. Сигнал. Беги. Сейчас.

Мартин понял намек. Пока Вероника и ее коллега были отвлечены, он осторожно выскользнул из ванной и на цыпочках направился к выходу из палаты. Каждый шаг казался громом. Каждый вдох — ураганом. В дверях он бросил последний взгляд на Элизу — она подмигнула ему, продолжая изображать боль. В этом подмигивании было столько всего — понимание, сочувствие, заговорщическая солидарность. И что-то еще. Узнавание?

Оказавшись в коридоре, Мартин быстро, но не привлекая внимания, пошел к лестнице, избегая лифтов. Камеры наблюдения фиксировали его движение. Но он надеялся, что в суматохе вечерней смены никто не обратит внимания на еще одного посетителя. Сердце колотилось как сумасшедшее. Он едва не попался! И кто знает, что бы с ним сделали, обнаружив его в поисках информации о «деструктуризации». Ускорили бы его таймер? Обнулили? Применили протокол Омега прямо на месте?

Спустившись по лестнице, он вышел через боковой вход и скрылся в вечерних сумерках. Город встретил его привычным шумом — машины, люди, жизнь. Нормальная жизнь нормальных людей, не подозревающих о таймерах и промтах. Только отойдя на безопасное расстояние, он позволил себе перевести дух.

Что же он узнал? «Клиент» действительно был пациентом больницы. У него был такой же браслет, как у сотрудников Центра, с красными цифрами на дисплее. Дорсет видел приближение конца. Считал последние секунды. Вчера ночью произошел какой-то «инцидент», после которого пациент исчез, а на его месте оказалась Элиза. Совпадение? Или больница — это конвейер, где умирающие «реалы» заменяются умирающими «копиями»? И Центр очень обеспокоен возможными «артефактами» и «резонансом». Мертвый таймер может заразить живые. Истина распространяется как вирус.

А еще он познакомился с Элизой — странной девушкой с терминальным раком, которая без лишних вопросов помогла ему избежать разоблачения. Почему? Простая человеческая доброта или что-то еще? Она узнала в нем родственную душу? Другого умирающего? Или другого ищущего истину?

Мартин вспомнил ее лицо — бледное, с веснушками, но с живыми, умными глазами. Несмотря на болезнь, в ней чувствовалась какая-то внутренняя сила, какое-то упрямое жизнелюбие. Или это было нечто иное? Осознание того, что терять уже нечего? Свобода умирающего?

Он достал коммуникатор и отправил Кайрену закодированное сообщение: «Все в порядке. Возвращаюсь домой. Нашел что-то интересное». Ложь. Ничего не было в порядке. Но он не мог объяснить это в сообщении.

Затем, после небольшого размышления, отправил еще одно сообщение: «Нужно узнать все о пациенте по имени Дорсет из городской больницы, сектор Д3». И о Элизе Кортин. Кто она? Почему помогла? И почему её имя кажется знакомым?

Мартин шел по вечернему городу, погруженный в мысли. Он нарушил протокол Центра, проник в больницу под ложным предлогом, едва избежал обнаружения. С каждым шагом он все глубже погружался в кроличью нору загадок и опасностей. И с каждым шагом его невидимый таймер отсчитывал секунды. 152:44:09… 152:44:08…

Но теперь он не мог остановиться. Что-то происходило в этом городе, под покровом обычной реальности. Что-то связанное с «промтами», «таймерами», «синхронизацией» и «деструктуризацией». Что-то, связанное с катастрофой двадцатилетней давности и переписанной реальностью. И он намеревался выяснить, что именно, какой бы ценой это ни далось. Даже ценой собственной когерентности.

Перед глазами стояло лицо Элизы, подмигивающей ему в момент побега. В этом подмигивании был вызов. Приглашение. Обещание ответов. «Нужно будет еще раз навестить её», — решил Мартин. — «Возможно, она знает больше, чем показывает». Возможно, она знает, как умереть человеком в мире копий.

Завтра ему предстоял очередной день в Центре, где он должен был делать вид, что ничего не произошло. Играть роль прилежного ученика, пока тайно собирает кусочки головоломки. Носить маску нормальности, пока его истинное лицо медленно проступает сквозь трещины.

Игра становилась опасной, но впервые за долгое время Мартин чувствовал себя по-настоящему живым. Парадокс — приближение к смерти делало его более живым, чем годы безопасного существования.

В отражении витрины он на мгновение увидел свое запястье. Красные цифры пульсировали в стекле: 152:41:33.

Время утекало.

Но теперь он знал, что искать.

И кого спасать.