Проклятие дворфа

Внимание Далина привлекло скопление малиновых кустов, занявшее все свободное пространство между деревьями на пару десятков метров в поперечнике. В их гуще даже в наступающей темноте Далин разглядел свободное пространство, эдакую поляну в миниатюре, всего пару метров шириной. Вполне достаточную для того, чтобы на ней мог растянуться в полный рост дворф, крепкое, массивное создание, имеющее небольшой, по сравнению с эльфами или людьми, рост. Приглянувшееся ему место подошло без всяких вопросов. Ему даже не пришлось предпринимать никаких дополнительных усилий, чтобы сделать свое ложе более комфортным. Ему все пришлось по нраву. И пышная трава в центре поляны, и возвышающиеся вокруг неприступной стеной малиновые кусты. Брошенный на траву кожаный плащ убережет его и от предрассветного холода, и от сырости покрывающей лес даже в самое жаркое, и засушливое время года. А кожаный мешок с припасами станет лучшей подушкой из всех, что когда-либо были в его жизни.

За свою безопасность Далину опасаться особенно не приходилось. Вряд ли кто, будь то зверь, или человек оказавшийся ночью в лесу, станет ломиться через оказавшиеся на его пути колючие кусты. Любое живое существо наделенное крупицей разума, постарается обойти их стороной, чтобы продолжить свой путь без этих мелких, болезненных уколов. К тому же дворф рассчитывал проснуться вовремя, повинуясь внутреннему чутью, если рядом с его убежищем окажется некто, или нечто, что может представлять для него опасность.

Поужинав, собрав в ладонь крошки и отправив их в рот, запив угощение несколькими большими глотками вина из бурдюка, Далин широко зевнул, и закрыл глаза, удобно расположившись на импровизированном ложе. Он проделал долгий путь, и пусть на сердце была тяжесть, но совесть его была чиста, и поэтому он уснул, едва его голова коснулась набитого провизией мешка ставшего на время подушкой.

Дуболом Каменная Башка (беорн)

А где-то далеко отсюда, за милю, или около того, остановился раздувая ноздри и чутко принюхиваясь к коснувшемуся его обоняния запаху копченого мяса, огромный человек-медведь. Беорн. Так звали издревле этих обитателей леса, наравне с эльфами проживающих в зачарованных лесах, также являющихся их полноправными хозяевами, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Беорны, — так называлась раса людей медведей, испокон веков проживала в эльфийских лесах, считая эти леса такой же своей собственностью, как и эльфы. С которыми они на протяжении тысячелетий были друзьями и союзниками, совместно защищая леса от попыток проникнуть в них всякой нечисти и скверны.

И им удавалось вплоть до недавнего времени отражать атаки темных сил пытающихся паработить лесной мир, или просто тараном пройтись через него, круша все на своем пути в своем дьявольском стремлении добраться до городов людей, или сторожевых застав дворфов.

Орки знали, что объединившись эльфы и беорны представляют собой силу, с которой нельзя не считаться. И даже будучи от природы весьма недалекими, старались держаться подальше от эльфийских лесов. Предпочитая более долгий и тяжелый путь по Черной дороге, проложенной в незапамятные времена какой-то древней, демонической магией через лес. Дорога не была прямой, как стрела. Она постоянно петляла, делая порой такие невероятные выверты, что уму непостижимо. И, как минимум, вдвое удлиняла дорогу для смельчака осмелившегося по ней пойти.

И эльфы, и беорны, и живущие в лесах люди знали о существовании Черной дороги, и старались держаться от нее подальше, не приближаясь к ней без особой нужды. Поблизости от нее, каждое живое существо охватывал панический страх, заставляющий как можно скорее оказаться от нее на почтительном расстоянии. И только самые отчаянные смельчаки осмеливались приблизиться к проклятой дороге, и даже перебраться на другую ее сторону. Подвигнуть их на столь безрассудный поступок могла лишь небывалая выгода, ради которой стоило рискнуть жизнью, и которая откладывалась сединой на висках смельчака. И даже орки, идя по дороге шириной в десяток метров бесконечной живой змеей растянувшейся по лесу, испуганно замолкали, стараясь держаться поближе друг к другу. Настороженно оглядываясь по сторонам, опустив плечи, на которые давила своей тяжестью древняя, злобная магия угнездившаяся в мертвом лесу.

Здесь не было жизни. Ни животной, ни растительной. Ни одна пташка ни чирикнет в кронах мертвых деревьев, ни один даже самый мелкий зверек не пробежит по черной, лишенной травы земле. Даже насекомые, презренные жуки, или вездесущие муравьи не водились в мертвом лесу. Лишь черные, обугленные деревья, без единого листочка на уродливых, корявых ветвях умерших тысячи лет назад лесных великанах. Не было и ветра, словно бы даже этот бесплотный дух избегал проклятых мест, стараясь обходить мертвый лес стороной. В черном и мрачном лесу царила гробовая тишина, нарушаемая лишь монотонным шлепаньем сотен ног, вздымающих нетронутую веками пыль. Да еще гнетущая, влажная жара, заставляющая орков и их темных приспешников то и дело прикладываться к бурдюкам с водой или вином. Чтобы унять терзающую тело жажду, победивщую даже сопутствующее оркам на всем протяжении всей жизни чувство голода, который не могла утолить никакая, даже самая обильная еда.

Несколько дней для многих, кто отправлялся в поход по Черной дороге, превращались в вечность. Не все моложе денно и нощно выдерживать давлеющий над ними груз. Чем моложе был отправившийся в дорогу воин, тем труднее ему было находиться под постоянным давлением древней, демонической магии. Самые слабые не выдерживали, и ломались. Сходили с ума и набрасывались на ближайшего, оказавшегося рядом, чтобы убить, и найти выход скопившемуся в душе негативу. Безумца умерщвляли. Времени возиться с очередным психом не было. Тело безумца в считанные секунды оказывалось разорванным на куски, которые тотчас же поглощались былыми товарищами. С такой ловкостью и сноровкой, что зачастую черной пыли не касалось и капли крови безумца. Лишь начисто обглоданные крепкими зубами кости, без единой жилки или кусочка мяса. И хотя процент свихнувшихся от общей массы был невелик, но за время существования Черной дороги, на ней скопилось огромное количество выбеленных солнцем костей. Не поддающихся тлению и разложению, как все, что оказалось в этом проклятом месте.

Наиболее дерзкие и безрассудные, кто страшился лишиться рассудка на проклятой дороге, сбивались в стаи, и сходили с дороги, ныряя с головой в зачарованный лес эльфов. В который их более старшие товарищи не пошли бы никогда, из двух зол выбирая меньшее, предпочитая идти до конца по Черной дороге. Никогда и ни один из покинувших орду орков не вернулся обратно, чтобы поведать о том, что происходит в запретном для орков мире эльфов.

Как поговаривали старики, всему виной древняя магия Черной дороги. Старики были уверены, что время внутри дороги и за ее прелами течет по разному. Время проведенное ордой в пути занимает несколько суток, но за ее пределами проходят годы и даже десятилетия. Возможно, какой-нибудь из отрядов орков и возвращался обратно, но попадал в иное время, или задолго до появления орды, либо спустя несколько лет после ее ухода.

Беорн, чутко принюхивающийся к аромату жареного мяса, был один. Он не знал, остался ли в живых кто-нибудь из его сородичей, или из всего рода уцелел он один. О начале движения по Черной дороге им сообщил зачарованный лес, который умел разговаривать, повинуясь магии эльфов. Беорны узнав о появлении орков послали своих лучших воинов к Черной дороге, присматривать за перемещением орды. Так было всегда и во все времена. Эльфы и беорны всегда действовали сообща, и разбившись на небольшие отряды патрулировали границы Мертвого леса, чтобы не пропустить выхода оттуда достаточно большого отряда орков, справиться с которыми магия эльфов была бессильна. Если такой отряд появлялся, его немедленно уничтожали. Если же отряд оказывался слишком большим, чтобы справиться с ним в одиночку, то, несколько небольших отрядов объединялись в один, чтобы совместными усилиями одолеть врага. И каким бы большим не был вышедший из Мертвого леса отряд орков, ему не удавалось слишком долго осквернять своим присутствием священные леса эльфов и беорнов. Орков убивали, а их тела предавали огню, чтобы и следа от них не осталось на этой священной земле.

Так было прежде. Всегда и во все времена. Но только не сейчас. Орда ступившая на Черную дорогу была иной, нежели все бывшие до нее прежде. И появилась она не из известного эльфам черного провала расположенного почти вплотную к Мертвому лесу. Орда пришла издалека, из неведомых эльфам и беорнам земель, сметая все на своем пути. И Черная дорога не была их целью на пути в мир людей и дворфов. Орда просто перетекла через Черную дорогу, чтобы оказаться на другой ее стороне. Оркам нужен был мир эльфов, именно его они хотели уничтожить, вырубить под корень и сжечь священные эльфийские леса.

И они принялись за дело, методично и хладнокровно уничтожая мир эльфов, оставляя на месте волшебного леса безжизненную, выжженную пустошь. Огромную пепельную проплешину в самом центре их священного мира. И с каждым днем эта проплешина становилась все больше, грозя поглотить без остатка мир эльфов. Никогда за все время существования королевства эльфов им не доводилось сталкиваться с такой огромной армией, которой не было числа. Словно все орки обитавшие на планете собрались вместе, чтобы расправиться со всем миром. И глядя на вторгшуюся в их мир армаду, эльфы вынуждены были признать очевидное, что, по крайней мере, половина мира уже успела пасть под этим безудержным напором, не в силах противостоять такой мощи. Те, кто не смирился с вторжением и осмелился принять бой, были уничтожены ордой, те же, кто предпочел жизнь смерти, влились в состав непобедимой армады, чтобы вместе с ней продолжить ее кровавый путь.

Некоторых эльфы знали. Они были родом из земель, с которыми граничили леса эльфов. И не со всеми из них эльфы придерживались дружеских отношений. Были среди них и те, у кого с эльфами имелась древняя вражда. НО, среди воинов орды были и те, кого эльфам видеть никогда прежде не доводилось. Лишь слышать о них от человеческих торговцев объездивших весь мир. Имевших знакомство практически со всеми его обитателями, что не всегда миролюбиво настроены по отношению к чужакам. Это было ясно по тому, какими порой потрепанными приходили из дальних стран торговые караваны людей. А сколько их не вернулось обратно, навеки упокоившись в неведомых землях, того не было ведомо никому. Но, запретные для эльфов края имели такие такие богатства, ради обладания которыми люди продолжали раз за разом рисковать своей жизнью.

Более медлить было нельзя, методично расправляющаяся с лесом орда в ближайшие несколько месяцев могла полностью уничтожить их мир, а проделанная в центре королевства эльфов пепельная пустыня расширилась до невероятных размеров. И эльфы приняли бой. Бой, в котором приходилось рассчитывать только на собственные силы, умение управляться с луком, мечом и копьем. Магия тысячи лет защищавшая их мир непроницаемым щитом, не в силах была им помочь. С началом вторжения орды магия эльфов перестала действовать. Это стало возможным вследствие того, что орками управляла демоническая магия, совладать с которой было невозможно.

Древняя сила стоящая за орками заставила их кланы объединиться, чего никогда не было прежде из-за патологической ненависти орков ко всему живому, и даже своим ближайшим родичам. Любой орк скорее сожрет, чем пожмет протянутую ему руку, если это окажется рука чужака, не являющегося членом собственного клана. Неведомая сила сделала орков более лояльными по отношению к чужакам, и себе подобным. Что во много раз усилило разрушительную мощь орды, а довлеющая над ней магия сделала орду практически непобедимой.

Эльфы встретили орду в Сонной Лощине, священном для эльфов месте, откуда, по их преданиям, и произошли эльфы. Месте, которое они не могли отдать на поругание врагу даже под страхом смерти. Дальше отступать было некуда. Лишившись Сонной Лощины, сердца гордого королевства, они потеряли бы если и не все, то почти все, а душа их была бы навечно поражена горечью, исцелить от которой могла лишь смерть. Эльфы пришли в Сонную Лощину не одни. Их верные союзники беорны стали с ними в один строй плечом к плечу. И человеческие воины, пусть и малые числом, но крепкие духом, присоединились к ним, чтобы отстоять свой мир, и либо победить, либо умереть с честью.

Яростным и отчаянным было сражение. Даже во много раз уступая числом орде, защитники Сонной Лощины оказали врагу отчаянное сопротивление. Они не только выдержали самый первый и яростный удар орды не дрогнув, но постепенно начали поддавливать врага, заставляя его шаг за шагом отступать в пепельную пустыню устроенную орками на месте священного леса эльфов. И, кто знает, будь все и дальше так, возможно дело бы закончилось поражением орков и бегством многотысячной орды. Но самым смелым ожиданиям эльфов и их союзников не суждено было сбыться. Демоническая магия с холодным безразличием наблюдавшая за ходом схватки, почувствовав, что ведомое ею воинство в любой момент может дрогнуть и побежать, в полной мере обозначила свое присутствие. И полное превосходство над магией эльфов. Демоническая сила нанесла по рядам защитников Сонной Лощины ментальный удар невероятной силы, устоять против которого было физически невозможно. Удар демонической магии изменил ход битвы, сведя на нет успехи защитников священного леса.

Ментальный удар такой силы могли выдержать немногие. Лишь самые крепкие, закаленные духом, и сведущие в магии. Таковыми из всех защитников Сонной Лощины оказались только эльфы. Острая боль раскаленной иглой пронзила их мозг, оставив в нем глубокий, болезненный след. Но эльфы выстояли, выдержали удар демонической силы. Остальным повезло гораздо меньше. Сильнее всего демоническая магия подействовала на людей, убив их всех. Никто из людей бившийся плечом к плечу с эльфами против заполонившей лес нечисти не устоял на ногах. Люди словно подкошенные рухнули на землю, чтобы не подняться уже никогда. Беорнам также не повезло, и, возможно, они пострадали даже сильнее, чем люди. Они устояли телом, но не духом. Удар демонической магии выжег их мозг, превратив его в такую невероятную кашу, что от прежних беорнов не осталось и следа.

Рыча и завывая, катаясь по земле от боли, беорны нашли в себе силы подняться на ноги. Но это были уже не прежние люди-медведи, это были совсем иные существа, почти начисто лишенные разума, единственным стремлением которых было убивать. Крупицы разума оставшиеся в головах этих несчастных были полностью подчинены власти демонов. И всю их ярость, злобу и мощь демоны направили в нужное им русло. Беорны подняли брошенные на землю мечи и топоры, и с яростью одержимых ринулись в бой. Но теперь они находились во власти демонов, и их ярость обрушилась на эльфов, превратившихся в их заклятых врагов.

Их звериная ярость сделала свое дело. Не ожидавшие нападения эльфы дрогнули и отступили, а когда на них со всех сторон набросилась орда, ментальным уколом древней магии брошенная вперед, начался кровавый ад. Исход схватки был предрешен, ничто не в силах было помочь защитникам Сонной Лощины. Им оставалось одно, достойно умереть, забрав с собой как можно больше жизней врагов.

Орда уничтожила защитников Сонной Лощины, всех до единого, заплатив за это высокую цену. Яростная схватка уменьшила орду на треть, но она своего добилась. Сонная Лощина была вырублена и сожжена, знаменуя собой падение королевства эльфов.

Орда не пошла дальше, чтобы довершить начатое, и завершить истребление эльфов. Повинуясь давлеющей над ними демонической силе, орки развернулись и ушли по проделанной ими пустоши в мире эльфов. В качестве добычи захватив с собой лишь несколько подвод с пленными, тяжело ранеными эльфами, которые изнемогая от ран оказались на земле, и истекали кровью не имея сил сражаться. Демонам нужны были живые эльфы, а не их тела, поэтому пленники остались живы, но лишены подвижности, чтобы у них и мысли не было о сопротивлении.

Орки повернули обратно и ушли, покинув поруганный ими и оскверненный мир эльфов. Вместе с ними ушли и лишившиеся рассудка беорны, повинуясь магическому зову управляющему ордой. Но некоторые остались в священном лесу, который они поклялись защищать тысячи лет тому назад. И они продолжали защищать свой лес. Но делали это по своему, остатками выжженного магией мозга. Они стали одержимы одной страстью, — убивать. Убивать любого, кто встретится на их пути. И совсем не важно, кто это будет. Орк, эльф, или человек. Отныне любое живое существо встретившееся на пути беорна было врагом, которого нужно убить. И разбредшиеся по лесу беорны принялись воплощать в жизнь новую жизненную установку, впаянную им в мозг демонической магией.

Дуболом Каменная Башка спрятавшись за стволом огромного развесистого дуба, жадно принюхивался к донесшемуся до его нюха аромату жареного мяса пришедшему издалека. Он уже несколько суток не ел по настоящему, бродя по лесу в поисках добычи. Те несколько горстей спелых ягод малины, которые он съел несколько часов тому назад, были не в счет, поскольку они не только не утолили голод, но сделали его еще более пронзительным. В былые времена беорну ничего не стоило поймать какого-либо зверя, которых было великое множество в эльфийских лесах. Но сейчас все изменилось, как изменился и сам мир после нашествия орды, как изменился и сам Дуболом Каменная Башка.

Помимо терзающего организм голода его переполняло новое, ранее неведомое чувство, чувство ненависти ко всему живому. Захлестнувшее с головой, подчинив без остатка его волю. Он стал агрессивен и зол, и гораздо более медлителен. И даже обладая отличным зрением не замечал разной мелочи, вроде то и дело шмыгающих у него под ногами зайцев. Или лениво взлетающих с густого травянистого разнотравья разжиревших за лето куропаток и перепелов. Даже такую крупную добычу, как кабаны и косули он замечал слишком поздно, когда уже сам становился заметен всем.

При его появлении вечно настороженные и пугливые косули бросались в стремительный бег, в скорости которого им не было равных. Догнать их могла лишь стрела выпущенная из эльфийского лука, или арбалета человеческого охотника. В былые временя добыть косулю для беорна не составляло особого труда. Не смотря на внешнюю громоздкость и кажущуюся медлительность, беорны были существами довольно проворными. И при необходимости могли передвигаться по лесу легко и неслышно. Им ничего не стоило подобраться к намеченной жертве достаточно близко, чтобы пустить в ход копье, или дубину, использовав ее в качестве метательного оружия. После удара дубиной нанесенного таким могучим созданием как беорн, подняться на ноги было невозможно ни зверю, ни человеку.

Последние несколько дней мучимый голодом беорн крутился возле человеческой деревни, в ожидании подходящего случая, чтобы напасть и убить. Утолить сперва переполняющее его чувство ненависти, а затем утихомирить и терзающий его вот уже несколько дней кряду голод. Несмотря не переполнявшую его злобу ко всему живому, беорн сохранил остатки разума, удерживающие его от безрассудного поступка. Когда хочется, ревя от ярости и злобы, размахивая над головой неподъемной для обычного человека дубиной, ворваться в человеческое селение, и крушить все подряд, заливая землю кровью людей и животных. Но беорну приходилось сдерживаться, остатками выжженного разума понимая, что ничего кроме смерти этот безрассудный поступок ему не принесет.

Беорн наблюдал, притаившись за огромным, развесистым дубом, и ждал подходящего момента. Но время шло, а подходящий случай не наступал. Словно чувствуя его присутствие, люди отказывались в одиночку покидать селение. Они вообще старались не выходить за пределы укрепленной рвом и частоколом деревни без крайней необходимости. А если и покидали ее пределы, то не меньше чем по трое, при этом будучи вооружены, и держась постоянно настороже. Словно чувствовали присутствие беорна поблизости. Хотя, в действительности, все обстояло не так. Просто даже удаленные от Сонной Лощины места, находящиеся в нескольких сутках пути от места кровавого сражения, достигли известия о вторжении орков, и о злополучной битве, в которой при помощи демонической магии эльфы потерпели сокрушительное поражение, выжить после которого не удалось никому.

В одиночку справиться с троицей прекрасно вооруженных и умелых человеческих воинов у Дуболома не было никаких шансов. Не стоило даже пытаться. Держащиеся настороже люди вовремя заметят его присутствие, и сделают все для того, чтобы огромный человек-медведь умер еще до того, как им придется пустить в ход мечи и топоры. Они изрешетят его стрелами, превратят в мохнатую подушечку для игл, или дикобраза, диковинное создание из далеких стран, полностью состоящее из игл. И хотя живущие в лесу люди с беорнами не враждовали поддерживая по отношению друг к другу настороженный нейтралитет, бросившегося на них человека-медведя они убьют без раздумий. Тем более, что вместе с вестью о нашествии орды до этих глухих мест докатилось и известие о предательстве беорнов, их переходе на сторону зла, хоть и состоялся этот переход помимо их воли. Но, каковы бы не были причины, встреченного в лесу беорна надлежало убить, как предателя и пособника орды, а возможно и ее лазутчика.

Дуболом понимал это остатками своего куцего, ущербного мозга, и продолжал ждать. Вечно так продолжаться не могло. Когда-нибудь страх ожидания опасности спадет, люди потеряют бдительность, и перестанут передвигаться по лесу целыми отрядами, предпочтя, как это принято у людей, действовать в одиночку. Когда-нибудь селяне погонят на пастбище скот, нагуливать бока на сочном разнотравье эльфийского леса, а одинокие охотники растворятся в его бескрайних просторах, чтобы разнообразить дичиной свой ежедневный рацион.

С одиноким охотником Дуболом Каменная Башка справится без труда. Главное сохранять спокойствие и неподвижность до тех пор, пока не наступит подходящий момент. Когда охотник приблизится достаточно близко, нанести молниеносный удар дубиной или копьем, после которого ни одно живое существо на свете не сможет подняться на ноги. А еще лучше дождаться появления пастуха со стадом, с ним справиться будет гоаздо проще. Да и добыча в этом случае будет гораздо весомее, нежели после встречи с охотником. И тогда он легко утолит переполняющие его чувства, ненависти и голода. Убить пастуха, и сожрать одну из его коров, прямо на месте, в сыром виде, с кровью и потрохами. А будет пустить в ход дубину и от души поработать ею, круша все подряд, оставив на месте человеческого стада груду изувеченных, с проломленными головами и переломанными ребрами, туш. И тогда он, пусть хоть и на время, но испытает облегчение, выплеснув наружу скопившуюся в нем злобу и ненависть.

Вот только ждать становилось все труднее, как и сдерживать переполняющие его чувства. Уже несколько суток Дуболом Каменная Башка просидел в засаде, наблюдая за расположенной поблизости человеческой деревней в ожидании подходящего случая. Но время шло, а подходящий случай все не наступал, приближая критический момент. Когда голод станет невыносим, и он, размахивая дубиной, бросится навстречу людям, и своей смерти.

Дуболом чувствовал назревающий кризис, и нервничал, то и дело озираясь по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь, в надежде уловить нечто такое, что изменит его дальнейшие планы, и саму жизнь. И однажды порыв ветра пронесшийся по лесу принес умопомрачительный аромат жареного мяса, вперемешку с густым и тяжелым запахом неведомого беорну существа. Беорн жадно принюхивался к донесшемуся до него аромату, пытаясь вычислить направление, с которого на жутко голодного человека-медведя пахнуло едой, а значит и надеждой.

Уловить направление, откуда пришел волнующий аромат, беорну не составило труда. И хотя запах исчез также внезапно, как и появился, Дуболом Каменная Башка знал, куда идти. Но, не смотря на то, что тело рвалось навстречу чарующему аромату жаркого, Дуболом оставался на месте, продолжая наблюдать за человеческим селением. Днем оттуда вышло несколько групп вооруженных людей, одного взгляда на которых было достаточно, чтобы понять, что это не пахари и пастухи. Это были охотники и воины встречи с которыми одинокому беорну лучше не искать. И хотя он так рвался навстречу новой цели, но был вынужден сдерживаться. Спешка ни к чему хорошему не приведет. Натолкнись он в подступающих сумерках на возвращающуюся в селение охотничью ватагу, ему не поздоровится. Дуболом был уверен, что люди догадывались о том, что у них появился новый враг. И подготовились ко встречи с ним. И если такая встреча случится, церемониться с ним люди не будут.

Нужно потерпеть пару часов, дождаться, когда в лесу станет темно. Охотники обязательно вернутся в деревню до наступления ночи, и тогда у него будут развязаны руки. Тем более, что ему не приходилось беспокоиться об исчезновении новой цели. Дующий в его сторону слабый ветер рассказал беорну о многом. И хотя так взволновавший его аромат жаркого исчез, Дуболом не расстроился. Сопутствующий ему запах неведомого существа был все так же силен. Источник запаха оставался на месте, недвижим, это говорило о том, что неведомое существо, навестить которое намеревался Дуболом Каменная Башка, остановилось на ночлег, и вряд ли сдвинется с места раньше рассвета. А уж он, Дуболом, позаботится о том, чтобы очередной рассвет для чужака никогда не наступил.

Чужак означал врага вторгшегося в священные для беорнов леса, защищать которые они поклялись тысячи лет назад. И даже демоническая магия поразившая мозг Дуболома в битве при Сонной Лощине, не смогла вытравить из него стремления хранить родной лес. Чужак должен умереть во сне, чтобы более не осквернять своим присутствием священного леса беорнов. Расправившись с чужаком и утолив терзающий его голод, он успеет до наступления рассвета вернуться на свой наблюдательный пункт, чтобы продолжить слежку за человеческим селением.

Беорн продолжал терпеливо ждать даже после того, как в лесной городок вернулись последние из ушедших днем охотников. Несущие знатный трофей, подвешенного веревками к стволу молодой березки огромного вепря весом в пару сотен килограммов. Беорн видел, как тяжело ступали охотники, пригибаясь к земле под тяжестью добычи, спеша поскорее очутиться под защитой древесного частокола деревни. И как бы не подмывало Дуболома немедленно напасть, он вынужден был оставаться на месте, ни на секунду не позволяя себе забыть о существовании третьего охотника. Не занятого переноской добычи, чьей задачей было наблюдение и охрана. И каким бы не был беорн специалистом по части неслышного подкрадывания, он был уверен, что люди, прожившие много лет в лесу, не меньше его способны к распознаванию разного рода опасностей, могущих подстерегать беспечного путника.

И даже после того, как последняя группа скрылась за бревенчатым частоколом селения, Дуболом продолжал ждать. Ждать, когда землю и лес поглотит кромешная мгла, непроглядная для существ не обладающих ночным зрением, таких, как люди. Самому Дуболому тьма не была помехой. Ночью он видел также хорошо, как и днем, и разлившаяся вокруг чернильная темнота ни на йоту не умаляла его возможностей и умений.

С наступлением темноты Дуболом Каменная Башка отправился в путь, более не опасаясь, что он будет замечен, или услышан часовыми в деревне. Увидеть его люди не могли из-за отсутствия ночного зрения, как и услышать, благодаря бесшумности передвижения беорна по лесу. Несмотря на почти трехметровый рост, Дуболом передвигался по лесу неслышно, как тень. Ни единая веточка не хрустнет предательски под ногами, ночной зверь не метнется испуганно в сторону при его приближении. Он полностью слился с лесом, превратившись в одного из его диких обитателей, отбросив тряпичные покровы, свидетельствовавшие о его былой принадлежности к расе разумных существ. Плащ и набедренная повязка, амулеты и регалии свидетельствующие о его высоком положении в племени Каменной Башки, остались где-то там, в кровавой мясорубке случившейся в Сонной Лощине. Где привычный ему мир перевернулся с ног на голову, коренным образом изменив внутренний мир беорна. В его голове все перемешалось самым невероятным образом. Друзья, враги, все смешалось в немыслимую кашу, в мешанине которой невозможно было отличить правду от лжи. Единственное, что в нем осталось от того, прежнего Дуболома, это стремление защищать родной лес от любой скверны вторгшейся туда, даже ценой собственной жизни.

Существо, запах которого становился все сильнее, не подозревало о приближении опасности, продолжая безмятежно спать. Не пошевелилось оно даже тогда, когда Дуболом добрался до зарослей малинника, которые чужак выбрал для ночлега. Острый взгляд Дуболома сразу же оценил богатства малинника, ягоды, слаще которой для беорна не было ничего на свете. Пожалуй, здесь он задержится подольше, вот только расправится с ненавистным чужаком обосновавшимся в самом центре малинника.

Расчет чужака был предельно ясен и понятен беорну. Чужак считал, что ни одно живое существо на свете не станет ломиться через густые и колючие малиновые кусты, чтобы добраться до него, тем более ночью. И, судя по тому, какие богатые запасы ягод открылись проницательному взору человека-медведя, в чем-то чужак оказался прав. Малинник был объеден по всему периметру, но только по краям, что свидетельствовало о том, что в лесу и помимо беорна было немало желающих полакомиться спелой, сочной ягодой. Вот только рисковать своей шкурой и лезть в самую гущу малинника, судя по обилию там ягод, желающих не было.

Но то, что для одних было непреодолимой преградой, для беорна не являлось помехой. Его толстая шкура покрытая густым длинным мехом была нечувствительной для болезненных уколов малины. Цепляющиеся за шерсть колючки Дуболом старался не замечать, полностью сосредоточившись на том, чтобы его шаг был по-прежнему тих и неслышен. Он не собирался ломиться через кусты, чтобы оказаться с глазу на глаз с чужаком. Дуболом чувствовал, что чужак не так-то прост, как кажется. И что он может оказаться серьезным противником даже для него, не знающего равных в бою ни среди эльфов, ни среди орков. И тех нескольких секунд, что уйдут у него на то, чтобы продраться через кусты, будет достаточно для чужака, чтобы проснуться и изготовиться к бою. И не стоило надеяться на то, что чужак испугается, и попытается удрать. Одно лишь то, что он оказался здесь, свидетельствовало о том, что незнакомец явно не робкого десятка, и сумеет за себя постоять.

Дуболом чувствовал исходящую от чужака угрозу, обонял запах металла, его мощь, и мог представить силу чужака, способного управляться с такой мощью. По прикидкам беорна это был достойный противник, которому не следовало давать ни малейшего шанса, ибо этот самый шанс может стать роковым для Дуболома. И поэтому его шаг становился все тише, а неслышная поступь все медлительнее. Дуболом уже видел очертания неподвижно распластавшегося на земле крепкого, коренастого тела, укрытого полой кожаного плаща, с походным мешком под головой. Дуболому оставалось сделать последний шаг, чтобы очутиться на крохотной поляне в самом центре малинника перед спящим чужаком, жить которому оставалось считанные мгновения.

Последний шаг сделан, и огромная, отполированная до блеска дубина, взлетела над головой Дуболома, чтобы мгновение спустя обрушиться на голову незнакомца. И в этот самый миг что-то предательски хрустнуло под ногой беорна. И когда занесенная над головой дубина должна была обрушиться на чужака, незнакомец вскочил на ноги. Всего лишь на долю секунды чужак замешкался, отбрасывая в сторону мешающий ему плащ. Но этого оказалось достаточно для торжествующего беорна. Удар огромной, тяжелой дубины пришелся точно по черепу чужака, превратив его в бесформенное, кровавое месиво.

Ошметки разлетевшихся мозгов перемешанных со сгустками крови попали в лицо беорна, лишив его рассудка. На несколько бесконечно долгих минут он выпал из реальности, превратившись в безумного, сокрушающего все на своем пути, демона. Его дубина с молниеносной быстротой взмывала ввысь, и также стремительно падала вниз, превращая бесчувственное тело дворфа в огромный, кровавый студень с переломанными костями. И все это время перед воспаленным мысленным взором Дуболома стояли глаза чужака, горящие и пронзительные, опалившие его сердце. Оставив в душе зияющую рану, исцелить которую было невозможно.

Несколько бесконечно долгих минут продолжал без устали, с пеной у рта, молотить дубиной Дуболом Каменная Башка безжизненное тело дворфа. Он никогда раньше не видел подобного существа, и ничего не знал о нем еще несколько минут тому назад. Но этот пронзительный взгляд обжегший душу, помимо болезненной раны в сердце принес ему знания, которых у него не было прежде. Словно бы перед самой смертью душа дворфа выскользнула из сдерживающей ее оболочки плоти, и проскользнула через глаза в сердце беорна. И это знание его пугало, как всегда пугало и страшило все новое и незнакомое. И вкладывая все силы в очередной удар по бездыханному телу дворфа, Дуболом гнал от себя прочь этот панический, животный страх. И когда он, обессиленный, тяжело дыша упал на землю, рядом с истерзанной жертвой, ему показалось, что страх прошел. Пусть и не исчез полностью, но затаился где-то в глубинах подсознания, больше не мешая ему нормально соображать.

А затем на смену волне всепоглощающей, испепеляющей ненависти, на него накатила иная, не менее сильная волна. Его величество голод предъявил свои права на добычу беорна, кровавым месивом распластавшуюся на земле. Дуболом потянулся к кожаному мешку, служившему подушкой убитому дворфу, а заодно хранилищем его съестных припасов. Дуболом не стал развязывать запирающий мешок несложный узел. Он просто разорвал кожаный мешок руками, вывалив на землю его нехитрое содержимое.

В мешке было множество непонятных беорну вещей, представлявших ценность для его прежнего хозяина. Повертев находки в руках, Дуболом небрежным жестом зашвырнул их в гущу малинника, где им уготовано было упокоиться навек. А затем его руки вцепились в то, что представляло для него истинную ценность. Огромные куски вяленого мяса косули, совсем еще свежие, не утратившие аромата костра на котором они коптились. Крепкие зубы беорна вгрызлись в добычу, перемалывая кости вместе с мясом, не утруждая себя такими мелочами, как отделение мяса от костей. Зубы беорна были в состоянии не только перемалывать кости, но и пережевывать кожу вместе с шерстью, когда голод становится просто невыносим.

На то, чтобы управиться с целой косулей, у беорна ушло всего несколько минут. Дожевав последний кусок, Дуболом облегченно вздохнул. Чувство звериного голода преследовавшее его последние несколько дней исчезло, выпустив человека-медведя из своих цепких объятий. На десерт он съел несколько горстей малины, которые собрал тут же, не сходя с места. Громко рыгнув, беорн завалился спиной в ближайший куст, чтобы после сытного обеда отдохнуть и расслабиться. Мертвый дворф больше не представлял для него интереса ни как добыча, ни как враг. Тем более, что врага он убил, а косулей отлично поужинал.

Утолив зверский голод и переполнявшую его ярость, Дуболом Каменная Башка крепко спал, как может спать существо с чистой совестью, и чувством выполненного долга. Вот только сны его нельзя было назвать легкими и беззаботным. Они были тревожными, наполненными непонятными Дуболому, а потому внушающими страх видениями неведомого мира, о существовании которого беорн даже не подозревал. В его снах были мрачные стены подземелий, без малейшего проблеска солнечного света. Странные создания окружали его, видеть которых ему никогда прежде не доводилось. В его снах не было столь милой сердцу зелени и света, лишь голые каменные стены, да непроглядная, пугающая мгла обступившая его со всех сторон. И был еще Голос, заставляющий его идти вперед ради достижения неведомой цели. Какой именно, беорн так и не сумел понять. А еще он куда-то шел, и пейзажи вокруг него менялись с такой калейдоскопической быстротой, что в мозгу оставались лишь смутные, размытые очертания. Одно он знал наверняка, ему нужно идти туда, куда укажет засевший в мозгу Голос, для достижения некой цели, неведомой и непонятной потрясенному беорну.

С мыслью немедленно куда-то идти Дуболом и проснулся. Весь в холодном поту от очередного, пережитого им во сне кошмара, с бешено бьющимся сердцем в груди и отчетливым пониманием того, что прежняя жизнь для него окончена раз и навсегда. Что отныне все его существование подчинено одной цели. И даже его главная задача, охрана от чужаков священного леса, отошла на второй план. Сперва нужно выполнить миссию засевшую занозой в мозгу, а уже затем вернуться в привычную ему, обыденную жизнь. Хотя, внутреннее чутье подсказывало ему, что дороги обратно не будет, и миссия, к которой призывал его засевший в мозгу Голос, окажется для него роковой.

Как бы беорн не сопротивлялся, он ничего не мог противопоставить Голосу, приказывающему ему идти. Дуболом поднялся на ноги, настороженно огляделся по сторонам и прислушался. Ничто не предвещало опасности. Даже слабой тени ее не витало в воздухе, о чем беорн мог судить с уверенностью бывалого охотника и следопыта.

Утерев широкой, мохнатой лапой пот со лба, беорн решительно шагнул вперед, в гущу колючих ветвей малинника, мимоходом зачерпнув, и отправив в рот пригоршню спелых, сочных ягод, бросив назад мимолетный взгляд. Истерзанная, превращенная в кровавое месиво туша дворфа не вызвала у него ни малейшего интереса. Мысль о том, чтобы захватить ее с собой в качестве ужина, вызвала у беорна неудержимые рвотные позывы, едва не вывернувшие его наизнанку. Хотя еще вчера, не будь там мешка с мясом косули, он бы с удовольствием сожрал и дворфа.

Замешкавшись на мгновение, беорн поднял брошенный на землю кожаный плащ дворфа. Плащ пришелся впору. Убитый дворф оказался довольно крепким парнем, своими габаритами ничуть не уступающий беорну, за исключением роста. То, что было плащом для полутораметрового дворфа, стало отличным пиджаком для беорна, превосходящего его в росте на целый метр. Облачившись в столь непривычную для него одежду, беорн решительно шагнул вперед, тараном проламываясь сквозь гущу малинника.

Дуболом Каменная Башка не пошел к человеческому селению, чтобы поквитаться с его обитателями, как он это планировал раньше. Неведомая сила подчинившая его без остатка, погнала беорна вперед, ради достижения неведомой цели. Он обошел человеческое селение далеко стороной, чтобы даже случайно не встретиться с людьми. Эта встреча могла помешать выполнению возложенной на него миссии, а этого он не мог допустить. Неведомая сила гнала его вперед, все дальше и дальше от места встречи с дворфом, встречи, после которой человек-медведь лишился сна и покоя. Он снова был одержим, как и тогда, во время битвы в Сонной Лощине, когда под воздействием демонической магии мир беорна рухнул, рассыпавшись в прах. Рухнул, похоронив под своими обломками все бывшие ранее незыблемыми ценности, заставив Дуболома поднять оброненное на землю оружие, и с яростью броситься на извечных союзников эльфов, в мире и согласии с которыми беорны прожили тысячи лет.

Дуболом Каменная Башка упорно шел вперед к неведомой цели, не обращая внимания на усталость, и вернувшееся к вечеру чувство голода. Останавливался он лишь когда силы окончательно покидали беорна, чтобы камнем рухнуть на землю, забыться на пару часов тяжелым, тревожным сном, дающим отдых телу, но не разуму. Картины неведомых миров явившихся ему во сне прошлой ночью, продолжали преследовать его, стоило лишь прикрыть глаза и ненадолго уснуть. Одно он успел уяснить своим куцым, ущербным мозгом, путь его лежит к Черной дороге, и Мертвому лесу. Именно там он обретет свободу, и снова станет самим собой. И чем быстрее он достигнет цели, тем быстрее состоится его возвращение к прежней жизни, избавление от неведомой силы занозой засевшей в мозгу, денно и нощно отравляющей его существование.

И поэтому Дуболом Каменная Башка не тратил понапрасну времени на привалы и остановки, гоня прочь становящееся с каждым днем все более сильным чувство голода. Все будет позже, когда он освободится от управляющей его разумом силы. Вот тогда-то он и отдохнет, утолит терзающий тело голод, сожрав вместе с потрохами, шкурой и костями первого же угодившего в его руки зверя. Или не зверя, а чужака блуждающего по его родному лесу. И ему будет все равно, кто это, эльф, человек, или очередной, невесть как оказавшийся в лесу дворф.

К концу третьих суток с начала похода беорна к Черной дороги от того, ставшего Дуболому ненавистным малинника, измученный и оголодавший, он достиг цели своего путешествия. Дальнейших указаний от управляющей разумом силы не было, что стало для Дуболома своего рода сигналом о том, что его миссия, по крайней мере в этой ее части, завершена, и ему позволено отдохнуть и подкрепиться. Неподалеку от проклятой дороги беорн обнаружил поляну усыпанную огромной, сочной клубникой, которой не касалась ни рука человека, ни лапа зверя. Со всех сторон поляну окружал густой подлесок со множеством старых, иссохшихся, а порой и просто поваленных деревьев, что было весьма редким, и необычным явлением для священного леса эльфов. Такое было возможно только благодаря близости Черной дороги. Проклятого места, которого сторонились все живые существа обитающие в округе. Сюда без крайней надобности не совались ни люди, ни эльфы, ни прочие жители леса, испытывая суеверный ужас перед проклятой дорогой, и Мертвым лесом, корявой черной декорацией застывшей там.

Уплетая ягоды, которые не потеряли сочности и вкуса от близости с гиблым местом, Дуболом мог чувствовать себя в относительной безопасности. Абсолютной безобасности близость Черной дороги ему не гарантировала. Если нашелся один безумец рискнувший приблизиться к Черной дороге, значит может найтись и другой, не менее безумный человек. А двум безумцам лучше не встречаться, к какому бы роду-племени они не принадлежали. Но временами беорн настолько увлекался поеданием клубники, что напрочь забывал об этих непреложных истинах, на время ослабляя присущую ему бдительность и осторожность.

Миранда Шепот Ночи (эльф)

О поражении эльфийской армии в сражении при Сонной Лощине Миранда Шепот Ночи узнала несколько дней назад от леса, слушать который эльфы учились с детства. Вместе с осознаием всей горечи поражения пришло и понимание того, что в этом мире она осталась практически одна. И все что у нее есть, это младшая сестренка Лориаль Шепот Звезд, оставшаяся в Изумрудном лесу, месте, где издревле обитало племя эльфов к которому принадлежала Миранда. Их мать не вынесла известия, которое им принес лес испуганным шелестом листвы. Отец и трое братьев Миранды сложили головы в том страшном сражении, после предательства беорнов превратившемся в избиение эльфов, о чем лес рассказывал испуганным шепотом даже будучи в сотне миль от места ужасной трагедии.

Известие о смерти отца и братьев принес Миранде легкий шелест листвы неделю назад, когда она, оставшись за старшую, а значит за добытчицу и кормилицу семьи, была на охоте. Когда она в течении нескольких часов выслеживала пугливую газель должную стать их ужином. И хотя Миранда двигалась по лесу неслышно, словно тень, газель держалась от нее на приличном расстоянии, чутко поводя ушами, вздрагивая от малейшего щороха, и уходя все дальше, на дистанцию не пригодную для одного единственного, точного выстрела.

Миранда умела ждать. Терпения ей, как и любому эльфу, было не занимать. Она продолжала преследовать газель, хотя на это невидимое, молчаливое противостояние уже было затрачено немало времени. Миранда знала, что бить зверя нужно наверняка, с первой попытки, второго шанса у нее не будет. Газель пугливое животное, и умеет очень быстро бегать. В беге газели нет равных. Скорость, с которой она умеет передвигаться, является главным залогом выживания в этом мире. В случае промаха Миранды газель пустится наутек, и будет мчаться насколько хватит сил. Вновь обнаружить ее незадачливому охотнику уже не удастся, и придется искать добычу попроще, и поскромнее. Такую, как кролики и куропатки, которых в священном лесу эльфов водилось превеликое множество, добыть которых не составляло особого труда как для стариков, так и для совсем еще зеленой молодежи, делающей свои первые шаги в деле обращения с оружием.

Терпение и упорство Миранды оказались сильнее пугливости и постоянной настороженности зверя. Ей удалось приблизиться к газели достаточно для того, чтобы сделать один единственный выстрел, который окажется для зверя роковым. Неуловимым движением Миранда сняла с плеч лук, вложила стрелу в тетиву, и натянула ее до отказа. На мгновение Миранда задержала дыхание, прицеливаясь, чтобы попасть зверю прямо в сердце, чтобы смерть его была легкой и безболезненной.

И в этот самый миг слабый порыв ветра пронесся по лесу, заставив вздрогнуть и заговорить деревья, сообщив всем имеющим уши и умеющим слушать, страшную новость пришедшую издалека. Коротким и мимолетным было дуновение ветра, но в шелесте листьев Миранда прочла такое, что в самый последний момент рука ее дрогнула, и стрела, готовая вонзиться под лопатку зверя, в то самое место, где билось его быстрое, пугливое сердце, взмыла ввысь, и впилась в древесный ствол немного выше головы зверя. И в тот же миг прямо с места газель устремилась в стремительный галоп, в мгновение ока исчезнув с глаз Миранды.

Бездумно проводив глазами исчезнувшую добычу, Миранда замерла на месте. Она совсем позабыла о том, зачем, и для чего она здесь, как позабыла и про саму газель, еще минуту назад бывшую объектом ее вожделения. Замерев на месте, она пыталась принять и понять услышанное, о чем ей поведал лес тревожным шелестом листвы. А когда она осознала всю горечь услышанного, мир вокруг нее перевернулся. Миранда вдруг отчетливо поняла, что все изменилось, и возврата к прежней, беззаботной жизни уже не будет. Как не будет больше в ее жизни веселых и храбрых старших братьев, буквально сдувавших с нее пыль, никогда и никому не дававших ее в обиду. Что никогда в ее жизни не будет и вечно молчаливого, немногословного отца, за которым семья чувствовала себя, как за каменной стеной. При виде которого у Миранды радостно загорались глаза в ожидании очередного чуда, которое сотворит для нее любимый папа. Все это в прошлом, как и вся ее жизнь, разделившаяся на две части, до и после прихода орды.

Отец с братьями и раньше уходили в поход. Всегда и во все времена находилось немало желающих поразбойничать в обильных и благодатных эльфийских лесах. Но все это были небольшие разбойничьи ватаги орков, гноллов, или огров, пришедших из-за Черной дороги. И редко причиненный ими вред оказывался достаточно большим, чтобы из-за этого стоило посыпать голову пеплом. Эти походы были скорее ритуальным, обязательным действом, в котором все без исключения эльфы достигшие зрелого возраста принимали участие, когда приходил их черед заступать на пограничное дежурство. Как правило эти походы обходились без потерь для эльфов, слишком хорошо знавших окрестные леса, и отлично в них ориентировавшихся, чтобы угодить в устроенную разбойниками засаду. Умение слышать лес во многом облегчало их задачу по поиску неприятеля. Мало кому из вторгшихся в лес чужаков удавалось убраться оттуда подобру-поздорову. Это касалось только самых разумных и рассудительных из них, у кого хватало ума в тот же день убраться восвояси, ибо встретить в эльфийских лесах очередной рассвет удавалось далеко не каждому. И уж тем более тем, кто упиваясь собственной силой творил бесчинства в запретных землях в течении нескольких дней. Однажды, когда разбойники меньше всего того ожидали, они попадали в засаду, оказываясь в смертоносном кольце, выбраться из которого было невозможно даже при помощи магии.

И даже редкие пришествия орочьей орды случавшиеся на чаще одного раза в несколько столетий, хоть и заставляли эльфов мобилизировать все свои силы и быть в постоянной боевой готовности, особых бед не доставляли. У орков, составляющих костяк орды, эльфийские леса, как, и, собственно сами эльфы, интереса не вызывали. У них была иная цель, уходящая корнями в глубь тысячелетий. Целью Орды были человеческие города и селения, по большей части раскинувшиеся на восточной оконечности Кааркен-Тау, но тоже далеко не главной. Главной целью орков было подземное королевство дворфов, их кровных врагов, история противостояния с которыми терялась в немыслимой глуби веков.

Раз за разом бессчетные орды орков разбивались о неприступные укрепления дворфов, сметенные со склонов горы объединенной армией трех рас, людей, гномов и дворфов. В паническом бегстве они скатывались вниз не разбирая дороги. И тогда наступал черед эльфов довершить начатое союзом трех рас. И хотя эльфы придерживались нейтралитета, и не подписывали никогда и ни с кем договоров о взаимопомощи, им поневоле приходилось становиться на сторону дворфов и их союзников. Разбитая армия в панике бегущая с гор, по большей части предпочитала ломиться напролом, не разбирая дороги через священный лес эльфов. Надеясь найти там спасение от топоров дворфов, и находя смерть от стрел эльфов, обращающих в нужное русло этот неудержимый, изливающийся с гор мутный поток орков и их приспешников. Отбрасывая их в сторону от леса, туда, где черной змеей стелилась Черная дорога, которой сторонились все живые существа в округе, и которой страшились даже пришедшие по этой дороге орки.

В одном из таких сражений погиб дед Миранды, и один из старших братьев отца, когда он был еще ребенком, и только начинал учиться слушать лес и управляться с оружием. На такое же сражение она провожала и отца с братьями, зная, что не все вернутся обратно, и обнимут любимую дочь и сестру, малышку как-то незаметно превратившуюся в потрясающую красавицу со стройной фигурой и огромными, голубыми глазами, впитавшими в себя всю красоту и сочность неба.

В свои двести с небольшим лет Миранда отлично управлялась с луком, излюбленным оружием эльфов. Не было ей равных среди сверстиков и в умении обращаться с мечом. Она одинаково ловко управлялась им как правой, так и левой рукой, а при необходимости могла биться мечами сразу с двух рук. И все-таки ее оставили дома. За старшую. Помогать по хозяйству матери, заботиться о младшей сестре, и кормить их, ставшую в одночасье столь немногочисленной, семью.

Эльфы никогда не проводили всеобщую мобилизацию, такой надобности никогда не возникало. Имеющихся в наличии сил всегда хватало, чтобы прогнать из леса остатки разбитой орды. Никто не думал о том, что в этот раз все будет иначе. И что орда будет совершенно иной, ничуть не похожей на все бывшие прежде. И что орда окажется настолько огромной, что ей не будет ни конца, ни края. И совсем уж никто не ожидал того, что Орда свернет с Черной дороги и войдет в лес. Демоническая магия управляющая Ордой сделала все для того, чтобы нападение орков на королевство эльфов стало полной для них неожиданностью. И когда Орда свернула с Черной дороги и углубилась в священные леса эльфов сметая все на своем пути и предавая лес огню, что-либо менять было уже слишком поздно. И оставшиеся в селениях, поднятые по тревоге эльфы уже не успевали на помощь своим собратьям, принявшим последний бой в Сонной Лощине, священном для каждого эльфа месте. Том самом месте, откуда по преданиям эльфов, посредством божественной магии и произошел их.

Бесчисленная орда орков, включающая в себя представителей всех существующих на планете кланов, объединившая их воедино, чего никогда раньше не было, огнем и мечом прошлась по стране эльфов, превращая древние леса в подернутые пепельной пеленой безжизненные серые пустоши. Помимо орков в Орде в орде были огромные отряды, насчитывающие порой тысячи мечей представителей неведомых эльфам рас, по доброй воле, или же по принуждению присоединившиеся к орде. Все вместе они представляли собой бессчетное, вооруженное до зубов, многоголосое воинство, в десятки раз превосходящее по численности силы защитников Сонной Лощины, полных решимости постоять, а если нужно то и отдать жизнь за родной мир, подвергшийся нашествию легионов нечисти.

Начавшееся сражение показало, что победа не всегда на стороне тех, кто пытается задавить противника числом и напором. Шаг за шагом защитники Сонной Лощины падая под ударами мечей орков и их союзников, теснили нападавших, заставляя пятиться назад все это шумное, многоголосое воинство. Казалось, еще чуть-чуть, и потрясенный их упорством и отвагой враг дрогнет и побежит бросая оружие прочь от этого проклятого места, и его несгибаемых защитников.

И тут в дело вмешелась враждебная, доселе лишь наблюдавшая за происходящим со стороны магия, решившая исход противостояния двух армий не в пользу эльфов. Удар демонической магии потряс застывший в настороженном ужасе мир Сонной Лощины, заставил многих бросить оружие и схватиться за голову, пытаясь унять угнездившуюся там боль. Демоны заставили орков с удвоенной силой, злобой и ненавистью броситься на эльфов, переживших удар демонической магии, лишившей их менее крепких духом союзников. Люди погибли сразу. Существа из плоти и крови, напрочь лишенные магической составляющей, они просто умерли, не выдержав обрушившегося на них ментального удара. Чуть больше повезло беорнам, хотя для эльфов было бы гораздо лучше, если бо они погибли тоже, разделив участь людей.

Беорны выдержали обрушившийся на них ментальный удар, устояли физически, но их разум дрогнул, и помутился. Управляющая ордой демоническая сила овладела их рассудком, помыслами и поступками, обратив в нужное для себя русло. Обезумевшие, потерявшие рассудок беорны с яростью набросились на эльфов, внося опустошение в и без того изрядно поредевшие ряды эльфийского воинства. Предательство беорнов предопределило исход сражения, положив начало полному истреблению эльфов защитников Сонной Лощины.

Деревья рассказали Миранде о том, что в Сонной Лощине не осталось ни одного живого эльфа, только убитые, сражавшиеся плечом к плечу и павшие рядом, отдав свои жизни за священный мир предков. Все раненые эльфы оказались в плену, зачастую в бессознательном состоянии, когда они пали на землю изнемогая от множества ран, не в силах стоять на ногах, и держать в руках оружия, чтобы сражаться. Часть их, на выздоровление которых было мало надежды, орки добили самым безжалостным образом, выколов пленникам глаза и содрав кожу живьем. Некоторых они просто разорвали на части и сожрали, дабы унять вечно терзающий их голод, насладиться сладостью власти победителей над побежденными, что у орков случалось не часто. Остальных орки свалили на подводы, и по проделанной ими пустоши в эльфийских лесах увезли за Черную дорогу, из-за которой они так внезапно появились, уничтожив мир эльфов.

К тому времени, как Миранда, и подобные ей объединившись в небольшие отряды выдвинулись из своих селений навстречу Орде, она уже сгинула в неизвестности за Черной дорогой, являющейся пограничным рубежом мира эльфов, за который никогда не ступала нога ни одного из эльфов. Но не все орки исчезли за запретной для эльфов чертой. Небольшие отряды остались в лесах граничащих с проделанной Ордой пустошью в сердце эльфийских владений. Самые стойкие из орков осмелившиеся ослушаться давлеющей над ними демонической магии в верности которой они поклялись на крови. Хотя, возможно, добившись своего, древние демоны более не стремились удерживать всю Орду в услужении у себя. Выполнив возложенную на нее миссию, Орда стала представлять для демонов меньшую ценность, нежели прежде.

Священные леса эльфов стали конечной целью Орды, после чего она повернула обратно. Подземелья дворфов и человеческие города не интересовали управляющих ордой демонов. Битва при Сонной Лощине стала ключевым моментом этой эпопеи, после чего Орда повернула вспять, и утекла по проложенной ею дороге через павшее королевство эльфов превращенное в безжизненную, пепельно-серую пустошь.

Оставшиеся отряды орков и примкнувшей к ним разнообразной нечисти, быть может, не зная того, были призваны сыграть определенную, немаловажную для демонов роль. Отвлечь внимание, оттянуть на себя нечто, могущее представлять для демонов опасность. Хотя Миранда Шепот Ночи даже представить себе не могла, что могло бы представлять опасность для непобедимой Орды, и стоящей за ней древней магии.

Отряд, к которому примкнула Миранда, состоял из двух десятков молодых женщин и мужчин, в чью обязанность входила защита племени на время отсутствия более старших товарищей. Но, после поражения эльфов в битве при Сонной Лощине, старшими стали они, и на их плечи легла ответственность за сохранность остатков Священного леса, очищение его от поселившейся там скверны.

До вчерашнего дня отряд успешно справлялся со своей миссией, раз за разом выявляя, и безжалостно уничтожая шайки орков и их приспешников. Сравнительно небольшие, чтобы с ними можно было справиться без чьей-либо помощи. Тем более, что в глубине пустоши, вдали от любимых лесов, позвать кого-либо на помощь было невозможно. Пустошь была напрочь лишена растительности, уничтоженной огнем прошедшей Орды, и передать свое послание с просьбой о помощи они не могли.

Отряд Миранды пересек огромную пустошь, заставляющую болезненно сжиматься сердце, практически полностью, и уже видел маячащие далеко впереди контуры леса, указывающие на то, что тех мест не коснулась принесенная ордой скверна. Позади было много дней пути, и несколько коротких, яростных стычек с небольшими отрядами орков решивших обосноваться в пустоши, чтобы оттуда совершать дерзкие, стремительные набеги на близлежащие окрестности, избрав разбойничью жизнь своим ремеслом.

Дело близилось к вечеру, и ведущий эльфийский отряд Дарион Блистательный Меч отдал приказ об остановке. Эльфы решили заночевать здесь, чтобы с первыми солнечными лучами поспешить навстречу лесу, чьей чарующей зелени они не видели уже много дней. Ничто не предвещало опасности. Мертвая, давящая тишина, к которой невозможно было привыкнуть царила в этом невероятном, в одночасье ставшим для них чужим, пепельно-сером мире. К мертвой тишине лишенной даже намеков на звук невозможно привыкнуть. В давящей на мозг тишине трудно уснуть, даже измотав себя многочасовым переходом, наполненным постоянным ожиданием опасности. Но, в конце концов, усталость дает о себе знать, и, далеко за полночь, эльфы засыпают, установив по периметру незаметные в покрывающей землю пепельной пыли ловушки, должные оповестить их о приближении неприятеля. И хотя за все время странствий по пепельной пустоши эти ловушки им ни разу не пригодились, но они были далеко не лишними.

Особенно после последней стычки, случившейся пару часов назад, когда они неожиданно налетели на бредущий с добычей вглубь пустоши отряд орков. В той схватке они потеряли троих, убив всех встреченных орков. Но, как оказалось потом, они рано праздновали победу. Немного позже, когда схлынула эйфория победы, они обнаружили в сотне метров от места сражения следы двух пар голых ног принадлежащих оркам. Что это за орки, было уже не важно. Орки узнали об их существовании, и, не ввязываясь в драку поспешили исчезнуть в пепельной пустоши. И когда эльфы обнаружили их следы, преследовать беглецов было уже слишком поздно. И только одним небесам было известно, куда они ушли, ища укрытия, или спеша за помощью.

Ответ на этот вопрос дала ночь. Ближе к утру сработали установленные эльфами по периметру лагеря ловушки, истошным свистом предупредив спящих об опасности. Пара мгновений потребовалось эльфам, чтобы проснуться, вскочить на ноги, и изготовиться к бою. К тому времени как на них нахлынула выкатившаяся из темноты толпа орков, каждый из эльфов успел послать в наступающего неприятеля по несколько стрел, каждая из которых находила свою цель. Воздух над пустошью наполнился яростными воплями орков, криками раненных, и предсмертными стонами умирающих. Всего нападавших было около полусотни, это эльфы узнали утром, после сражения. Но тогда, в самом начале схватки, казалось, что их гораздо больше, и что на смену каждому сраженному стрелой орку приходит пара новых воинов.

Эльфы сражались молча, стиснув зубы, с молниеносной быстротой посылая в цель все новые и новые стрелы. А когда орки приблизились на расстояние вытянутой руки, на смену лукам пришли мечи, положив начало яростной рукопашной схватке, где орки уже не имели подавляющего преимущества в численности. Не менее трети их было убито или ранено достаточно тяжело, чтобы выбыть из строя еще до того, как оркам удалось сблизиться с эльфами, непревзойденными, не знающими себе равных лучниками.

Миранда сражалась двумя руками, в каждой из которых блистал при свете луны легкий, но невероятно прочный и острый эльфийский меч. Яростное сражение в котором никто не хотел уступать, длилось недолго, к исходу его некогда пепельно-серая пустошь превратилась в багряную, залитую кровью поляну, устланную телами павших.

Остаток дня Миранда и две уцелевшие эльфийки сражавшиеся с ней бок о бок, посвятили рытью двух просторных могил. Одна побольше, для орков, которым надлежало навеки остаться здесь, в земле, которую они осквернили своим присутствием, смертью своей давая силы новой жизни, которая, по прошествии времени появится здесь вновь. Удары меча Миранды были точны и гуманны, ей ни к чему были лишние мучения умирающих орков. Она просто добила врага, даже не помышляя о том, чтобы продлить его мучения. Хотя, и Миранда была в том абсолютно уверена, окажись она в подобной ситуации, эти твари сделали бы все для того, чтобы ее смерть была как можно более болезненной, долгой и мучительной. И закончилось бы все сдиранием кожи и пожиранием заживо измученного, изнемогающего от ран и издевательств пленника.

Вторая яма, поменьше, предназначалась для павших в схватке эльфов, которым не в силах была помочь даже древняя магия эльфов. Даже в смерти своей они оказались рядом с орками, всего в десятке метров от них, словно решив приглядывать за ними и в загробном мире. Те из эльфов, чьи раны не были столь тяжелы, кто мог рассчитывать на выздоровление, поддерживаемые магией ушли в родные края, чтобы уже там продолжить борьбу за свою жизнь.

Их осталось трое. Миранда Шепот Ночи, и две ее подруги, пришедшие вместе с ней из Изумрудного леса, Тесла Свежесть Утра, и Тиранда Дуновение Ветра. Раны их оказались настолько легки, что для заживления их хватило и заживляющей мази, которую носил с собой каждый эльф, если ему приходилось по какой-либо надобности покидать родное селение. Где запасы всевозможных целебных снадобий были в каждом доме, и могли исцелить любые существующие в этом мире недуги, особенно если подкрепить их должным количеством магии, владению которой с рождения учился каждый эльф.

К вечеру Миранда с подругами достигла границ пустоши, которая оказалась значительно больше, чем им казалось вначале, находясь среди пепельно-серого кошмара, некогда бывшего священным лесом эльфов. И только окунувшись в манящую зелень деревьев, Миранда впервые за несколько дней смогла перевести дух и расслабиться. Здесь подруги и решили остановиться на ночлег, чтобы отдохнуть после всего случившегося с ними за последнее время.

Сон накрыл их так стремительно, что Миранда на мгновение даже испугалась. А не находится ли лес, в котором они решили укрыться, под влиянием демонической магии, уничтожившей и лишевшей рассудка союзников эльфов, людей и беорнов в битве при Сонной Лощине. Но внутреннее чутье, которому Миранда привыкла доверять, говорило ей об обратном.

Проснувшись Миранде показалось, что она проспала целую вечность, настолько легко и свежо она себя чувствовала, чего не было с ней уже давно. С тех самых пор, когда она с подружками присоединилась к отряду отправившемуся прочесывать Пепельную Пустошь. Исчезло и преследовавшее ее все последнее время ощущение опасности, отравлявшее жизнь.

Наслаждаясь покоем и тишиной летнего утра, впитывая в себя все многообразие звуков просыпающегося леса, Миранда повернула голову набок. Тесла Свежесть Утра и Тиранда Дуновение Ветра продолжали мирно спать, все еще качаясь на волшебных волнах сна. Глядя на их одухотворенные и такие беззащитные во сне лица, Миранда улыбнулась, и, широко зевнув, решительно закрыла глаза. Спать больше не хотелось, просто лежать наслаждаясь покоем, и ни о чем не думать. Не думать о том плохом, что с ними может случиться завтра, или даже сегодня, возможно уже в следующую минуту.

Тревожный звоночен прозвучвший в мозгу Миранды заставил ее вскочить на ноги, острой болью отозвавшись в сердце. Она почувствовала опасность раньше, чем осознала это. Озираясь по сторонам Миранда настороженно прислушалась. Но как она не старалась, очередного звоночка сигнализирующего об опасности, так и не прозвучало. Этому могло быть только два разумных объяснения. Либо чувства все-таки обманули ее, и ей показалось, либо опасность действительно существует, но находится очень далеко, на самом краю ее восприятия.

Так ли это, она могла узнать от деревьев, задав им вопрос, и получив ответ с первом же порывом ветра коснувшимся этих мест. Но сейчас, в прекрасное летнее утро, лес был неподвижен и тих, ни одним своим листочком не желая делиться с Мирандой подслушанными секретами. Миранда взглянула на спящих подруг, обнаружив, что они тоже не спят, и в их глазах прочла ту же тревогу, что заставила ее вскочить на ноги и настороженно оглядеться. Тесла и Тиранда тоже уловили коснувшийся их разума сигнал, и, так же, как и она, пытались вычислить его источник. И, судя по выражению их глаз, сделать это им также не удалось.

Пробудившая их ото сна опасность могла быть где угодно, и просто блуждать по лесу в поисках ее не имело смысла, можно было оказаться в стороне противоположной той, где этот самый источник обретался. Миранда даже за столь краткий миг почувствовала исходящую от него опасность, источать которую мог лишь смертельный враг. Выход был один, оставаться на месте и ждать тревожного сигнала, который, как в это искренне верила Миранда, обязательно повторится.

Сигнал опасности тревожным набатом прозвучал в мозгу Миранды ближе к полудню, и он был достаточно силен, чтобы с уверенностью судить о том, что его источник находится где-то рядом, и Миранде вместе со спутницами нужно быть начеку, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох неожиданной встречей, могущей оказаться для кого-то последней.

В настороженном ожидании прошло еще около часа, пока, в полдень, по лесу не пронесся первый, легкий порыв ветра. В шуме листьев Миранда прочла ответ на заданный ею утром вопрос. Беорн. Безумный беорн, один из тех, чей разум оказался поврежден демонической магией в битве при Сонной Лощине. Враг. Смертельно опасный враг, пусть и не специально, а по роковому стечению обстоятельств ставший предателем, из-за которого армия эльфов потерпела самое сокрушительное поражение за всю историю существования их древнего рода. Лес нашептал Миранде даже его имя. Дуболом Каменная Башка. Так беорн называл себя сам, разговаривая сам с собой, борясь с безумием захлестнувшим его разум, стремящимся забрать у беорна последнее, что у него осталось от прежней жизни, — его имя.

Несмотря на кажущуюся массивность и медлительность, беорн такой же исконный обитатель леса, как и эльфы. И передвигался он по лесу не менее искуссно, чем Миранда, ничем не выдавая своего присутствия. Но сейчас, находясь под воздействием разрушающей его мозг демонической магии, беорн особенно не таился, ломясь через лес напролом. Миранда смогла вычислить и его примерное местонахождение, и направление движения. Судя по сделанным ей выкладкам, Дуболом Каменная Башка направлялся в сторону Черной дороги, и, в последнее время все его помыслы и действия руководствовались некой целью, которой Миранда не знала, и которая могла представлять опасность для ее мира. Беорна следовало перехватить прежде, чем он ступит на Черную дорогу, место, в котором обитает смерть.

На сборы и раздумья времени не оставалось, и по прошествии пары минут три прекрасных и грозных воина покинули давшую им приют небольшую поляну, и углубились в лес, спеша на встречу с опасностью, которую, как они теперь знали, зовут Дуболом Каменная Башка. Враг, которого они должны перехватить прежде, чем он ступит на запретную для эльфов Черную дорогу.

И все-таки они опоздали. Из шелеста листвьев они узнали о том, что беорн приблизился к запретной дороге задолго до того, как они смогли уловить само его присутствие. Но затем беорн повел себя странно. Он не стал пересекать Черную дорогу, что позволило бы ему чувствовать себя в относительной безопасности, ибо вряд ли бы у Миранды с подругами хватило духу последовать за ним. Беорн остановился рядом с дорогой, не предпринимая более никаких активных действий. И это приводило в замешательство Миранду и ее спутниц, ставя вопросы, на которые у них не было ответов. Либо беорн почуял их присутствие и изготовился к схватке, либо он просто выбрал для привала неподходящее для большинства живых существ место, от которого все живое в округе старалась держаться на почтительном расстоянии.

Как обстоят дела в действительности, Миранда могла узнать лишь оказавшись на месте. Беорны, эти исконные обитатели леса, были такими же умелыми охотниками и следопытами, как и эльфы, и к тому же отличными воинами, своей силой далеко превосходящие рядового эльфа, что вкупе с выработанным с годами мастерством делало беорнов опасными противниками. Залогом успеха для эльфов могла послужить внезапность их нападения. И в этом отношении поведение беорна вызывало у Миранды беспокойство. Кто его знает, быть может под воздействием повредившей мозг беорнов демонической магии в них чрезвычайно обострились некие, столь присущие животному миру рефлексы. В том числе и умение вовремя почувствовать опасность.

Если это действительно так, то беорн мог узнать об эльфах задолго до того, как они сами обнаружили его присутствие. И должным образом подготовиться ко встрече. И в этом случае благоприятный для них исход похода оказывался под большим сомнением. Если беорн нападет первым, то их численное превосходство моментально улетучится, и тогда им придется рассчитывать только на свою удачу и воинское умение. В том, что их ожидает подобное развитие событий, Миранда не была уверена, но саму эту возможность не стоило сбрасывать со счетов, и относиться к ней со всей возможной серьезностью.

Возможен был и второй вариант развития событий, не менее невероятный, нежели первый. Что если управляющая безумным беорном программа, все это время двигавшая его по направлению к Черной дороге дала сбой? И теперь Дуболом Каменная Башка оказавшись без присмотра не нашел иного занятия, как предаться отдыху, находясь всего в паре шагов от заветной цели. Если верной окажется вторая версия, и беорн не подозревает о грозящей ему опасности, то у Миранды и ее спутниц появятся неплохие шансы справиться со своей задачей, и даже выполнить ее без потерь.

Все эти мысли преследовали Мирнду и ее спутниц на всем протяжении их пути, усилившись после того, как они смогли почувствовать присутствие зверя. И хотя исходящие от леса флююды ничего не говорили о возросшей агрессивности зверя, эльфы держались настороже, дабы ничем не выдать своего присутствия. Ьлаго лес был на их стороне, и даже гуляющий по нему легкий ветер колышащий на деревьях листву, не препятствовал им, облегчая их задачу. Ветер дул в направлении эльфов, принеся им издалека тяжелый, удушливый аромат давно немытого звериного тела, становящийся с каждой минутой все сильнее. Источник невыносимых миазмов был настойко силен, что Миранде оставалось лишь удивляться, как беорн сумел дожить до встречи с ними, не став жертвой других эльфов, прочесывающих лес в поисках орков и примкнувшей к ним нечисти. Скорее всего беорну просто повезло, и звериные боги хранили его для этой встречи, которая должна состояться в ближайшее время.

Вскоре Миранда с подругами оказалась на границе леса, внимательно всматриваясь вдаль. Беорн был там, впереди, в небольшой зеленой роще, раскинувшейся всего в десятке метров от Черной дороги. И, судя по поведению зверя, он не подозревал об их присутствии. И это вселяло в Миранду определенную уверенность, хотя и не могло полностью изгнать заползшее в сердце черной змеей чувство тревоги. Что если беспечность беорна лишь кажущаяся? Что если он, непревзойденный мастер маскировки застыл сейчас где-нибудь между деревьев, и наблюдает за ними, строя в голове планы, которые не сулили эльфам ничего хорошего.

Вся сложность ситуации заключалась в том, что между лесом, в котором находилась Миранда со спутницами, и лесной чащей, в которой обосновался беорн, пролегало открытое пространство длиною в несколько десятков метров. Непреодолимая преграда для беорна, если он решится на них напасть. Но и для эльфов открытое пространство было далеко не лучшим вариантом. Они предпочли бы подобраться к противнику скрываясь среди деревьев, а не идя к нему почти в открытую. И даже магия эльфов могущая невилировать такой недостаток как отсутствие деревьев, здесь, в этом месте, не могла им помочь. В непосредственной близости от Черной дорги она просто не работала, угнетенная разлившейся в этих местах черной магией.

Оставалось стать ниже травы и тише воды, варианту редко используемому эльфами, гордыми, и по своей сути весьма высокомерными существами. Подобным методом передвижения эльфы пользовались только в исключительных случаях, и сейчас такой случай настал.

Ни одна травинка не шелохнулась, ни одна попавшая под ноги веточка не издала ни звука, за то время, что понадобилось Миранде и ее спутницам для того, чтобы пересечь отделяющее их от заветной рощи открытое пространство. Рощи, в которой притаился враг, ради уничтожения которого они оказались здесь, совсем рядом от запретной для них черты. С первым же дуновением ветра всколыхнувшим листву на деревьях, пришла новая весть. Беорн знал об их приходе, и спешил им навстречу, чтобы убить.

Здесь, среди деревьев, излюбленное оружие эльфов лук был бесполезен, и приходилось рассчитывать только на свое умение обращаться с мечом. Страх постоянного ожидания опасности исчез, и Миранда, зажав в каждой руке по мечу, решительно шагнула вперед, прикрытая как и прежде с боков своими подругами изготовившимися к схватке. Ее тело сжалось в стальную пружину, готовую распрямиться в любой момент, превратив ее в стремительную, уничтожающую все на своем пути, машину.

Дуболом Каменная Башка терпеливо ждал затаившись среди деревьев, замерев в неподвижности, став неотъемлимой частью древесного братства, ничем не выделяясь из общей массы. За время проведенное в небольшой лесой чаще, куда его привела засевшая в мозгу неведомая сила, он хорошо отдохнул и поел, пропахав вдоль и поперек усыпанную спелой, сочной клубникой поляну. Он прекрасно выспался, и бездумно валялся в траве, разглядывая плывущие по небу облака, пожевывая травинку. И он готов был провести в праздном безделье хоть целую вечность, не находя в том ничего зазорного. Ведь вокруг так тихо и спокойно, и ничто не угрожает ни его жизни, ни безопасности любимого леса. Уже в который раз Дуболом прикрыл глаза засыпая, погружаясь в океан неги, готовый раствориться в нем без остатка.

Но болезненной иглой впился в мозг сигнал тревоги, заставив вскочить на ноги, и настороженно оглядеться, жадно раздувая ноздри, пытаясь уловить исходящую из окружающего его пространства, опасность. Вокруг царила все та же беззаботная тишина, но теперь она не казалась ему такой безмятежной. Неведомый демон засевший в его мозгу, и от которого, как ему казалось он избавился, вновь дал о себе знать. И он продолжал настаивать на том, что опасность действительно существует, что время бездумного отдыха прошло, и настала пора действовать. И хотя Дуболом Каменная Башка не чувствовал опасности, засевший в мозгу демон уверял его в обратном. А затем он заставил Дуболома пойти вперед, туда, где непроглядной зеленой стеной возвышался лес, откуда по мнению демона и исходила грозящая Дуболому опасность.

Дуболом был лесным жителем, и в жизни своей видел намало рождений и умираний лун, от которых они вели свое летоисчисление. Он был опытным охотником и умелым воином, непревзойденным мастером маскировки, обладающим железными нервами и невероятным терпением, что являлось главным фактором удачной охоты. Затаившегося в лесу беорна непросто было разглядеть даже эльфам, правителям священного леса, в чем Дуболом лишний раз убедился воочию, наблюдая за мелькнувшей среди деревьев троицей.

Эльфийские воины, женщины, что ничуть не умаляло их достоинств. В племени эльфов женщины обращались с оружием ничуть не хуже мужчин, а в терпении и выдержке даже превосходили их, что делало их еще более опасными противниками. Приближающаяся троица не издавала ни звука, так искуссно прячась среди деревьев, что порой на несколько бесконечно долгих мгновений исчезала из глаз беорна. Любой другой в подобной ситуации стал бы нервничать, чем неминуемо бы выдал свое присутствие. Любой, кто угодно, но только не беорн. Он терпеливо ждал, когда крадущиеся силуэты появятся вновь, всякий раз с удовлетворением отмечая, что эльфы не догадываются об ожидающей их засаде, и продолжают идти прямо к нему, даже не думая изменить направление своего движения.

И когда до них осталось не более двух метров, беорн атаковал. По замешательству промелькнувшему на их лицах, беорн понял, что нападения никто не ждал, и случившееся стало для них полной неожиданностью. Первая из эльфиек разрубленная мечтом до пояса, умерла раньше, чем успела понять, что произошло. Всего пара мгновений ушла у Дуболома на то, чтобы разделаться со второй эльфийкой, успев прочесть животный ужас в ее глазах. А затем, замахнувшись для одного-единственного сокрушительного удара, он обрушился на последнюю эльфийку из пришедшей за его жизнью троицы.

Эльфийка проворно отскочила в сторону, и готовый обрушиться на ее голову тяжелый меч просвистел где-то в стороне. А затем жгучая боль пронзила его тело, в то время, когда рука начинала делать очередной смертоносный замах. Пальцы беорна разжались, роняя на землю тяжелый, в одно мгновение ставший неподъемным меч. Краем глаз он увидел торчащий наполовину из его правого бока короткий эльфийский меч. Последняя секунда его жизни превратилась в вечность. Когда он все видел, понимал, чувствовал, но уже ничего не мог сделать. Он слышал приближающийся к его голове хищный посвист стали, видел отливающее пронзительной синевой лезвие. А затем его разум угас, и ставшее вдруг невероятно тяжелым тело рухнуло на землю, обильно орошая ее кровью. И лишь в глазах беорна еще некоторое время продолжающих взирать на окружающее, было нечто такое, что заставило Миранду вздрогнуть как от удара, и отшвырнуть ногой страшную голову подальше в кусты. Где ей и надлежало остаться до скончания времен, пищей птицам и мелким хищникам обитающим в лесу.

А затем Миранда Шепот Ночи упала на колени, а затем и ничком на землю, сжимая голову от пронзительной боли раскаленной иглой пронзившей мозг. А затем пришло умиротворение. Полное и всепоглощающее. Миранда больше не думала ни о чем, да и не хотела думать. Подобрав оброненный при падении на землю клинок, Миранда тщательно обтерла его пучком травы, и вложила в ножны. Думать ей не хотелось, да и не нужно было. Она знала, что нужно делать. Миранда поднялась на ноги, и решительно зашагала туда, где чернела наводящая ужас на всю округу Черная дорога. Туда, куда ее влекла появившаяся в ее жизни цель, важнее которой не было ничего на свете.

Хэнк Живоглот (огр)

Хэнк Живоглот проснулся в дурном расположении духа, что было не удивительно, если учесть особенности характера, которым наделен каждый огр с рождения. Как и всякий другой огр обитающий в болотистых землях раскинувшихся на границе с лесом эльфов, злейших врагов огров. У огров все живые существа встретившиеся на пути были врагами. И если огр чувствует в себе достаточно силы, чтобы справиться с противником то он без колебаний пустит в ход увесистую дубину, поднять которую над головой не в силах ни одно живое существо на свете, и обрушит ее на голову несчастного, не утруждая себе разными глупостями вроде разговоров. К чему вести разговоры с тем, кому суждено стать завтраком, обедом или ужином, в зависимости от времени желанной для огра, и столь печальной для его оппонента встречи. Не способны были огры к разговорам по причине дикости и отсталости, а также крайне скудного ума. Ни к чему им все это, ведь в качестве компенсации за крайне низкое умственное развитие небеса наградили огров невероятной физической силой, равной которой не имело ни одно живое существо на свете.

От эльфийских лесов огров отделяла Черная дорога, запретное для всех живых существ место, для самих огров не представляющее из себя ничего необычного. Любой огр обитающий поблизости от Черной дороги не видел ничего опасного в том, чтобы пересечь запретную для всех прочих черту. Тем более, что иногда иного выхода у огров просто не было. В эльфийских лесах всегда в изобилии разной дичи. От совсем крохотной, вроде зайцев и куропаток, до огромной, вроде лося, кабана или медведя. И чем больше оказывалась встреченная огром добыча, тем лучше. Против его огромной дубины бесполезны любые когти, рога или клыки. Единственное, что могло остановить огра в его стремлении набить свое ненасытное, вечно урчащее от голода брюхо, это эльфийская стрела. Если эльфийский лучник окажется достаточно метким, и поразит огра в сердце, или глаз, с одного выстрела убив этого трехметрового, обладающего невероятной мощью монстра. Ведь второго раза могло и не быть. Несмотря на гротескную внешность, кажущуюся медлительность и неповоротливость, в случае опасности огры становятся чрезвычайно проворны. Они мгновенно бросаются на выстрел, и времени необходимого для того, чтобы повторно натянуть тетиву и прицелиться, порой уже не было. И незадачливый лучник превращался из охотника в добычу, в сочащееся кровью месиво из переломанных костей, к неописумой радости огра заполучившего очередной ужин.

Огры не брезговали никакой едой, употребляя в пищу все, что могли разжевать их крепкие, широкие и плоские зубы, способные с легкостью перемалывать даже кости. Поэтому добыча огров, что бы она из себя не представляла, употреблялась в пищу целиком, вместе со шкурой, костями и потрохами. Ни малейшего кусочка не пропадало впустую. Руки огра ловко подхватывали готовящиеся свалиться на землю куски, а мелкие крошки запутывались в его бороде, и аккуратно собранные, отправлялись прямиком в рот сытно отрыгивающего после обильной трапезы монстра. Для огра не существовало никакой разницы, что за добыча перед ним. Не важно, кто это, безмозглое животное обитающее в лесу, или носитель разума, по своей глупости, наглости, или неосторожности, осмелившийся заступить ему дорогу. Всех их ожидал одинаковый финал. Испытать на своей шкуре мощь огриной дубины, от которой не спасал ни щит, ни самый прочный и искуссный железный доспех. Щиты разлетались вдребезги вместе с удерживающими их руками, а принявшие на себя удар тяжеленной дубины доспехи прогибались внутрь, ломая кости своему обладателю. И облаченный в доспехи эльф, или человек, становился для огра своеобразной консервой, откуда ему приходилось выковыривать свою добычу.

Единственное, что могло спасти при встрече с огром, это численность отряда заступившего ему дорогу, и решительный настрой. Не убежать устрашившись яростного рева огра, его безумных, налитых кровью от ярости глаз. Видя, что противник силен, и настроен решительно, огр меняет тактику. И хотя его разум ничожно мал, инстинкт самосохранения развит в нем достаточно сильно. И тогда с огром можно договориться. Хотя, кроме бешеной злобы смешанной с ненавистью ко всему живому, и невероятной физической силы, брать с огра было нечего.

Все его имущество состояло из грязных, засаленных и рваных штанов, чуть выше колен, в незапамятные времена снятых им с несчастного, которого угораздило встретиться с огром в лесу, и стать его ужином. Да еще здоровенной, весом в добрую сотню килограммов набрюшной пластины прикрывающей главное богатство огра, его брюхо. Огриное брюхо могло сказать все, или почти все об его обладателе. В том числе указать и на статус занимаемый огром в их весьма своеобразном обществе. Чем толще брюхо, тем выше общественный статус огра, тем больший почет и уважение вызывает он у соплеменников во время нечастых встреч с себе подобными. И хотя огры предпочитают жить в одиночестве, или семьями, ненавидя все живое в округе, в том числе и своих сородичей, но иногда, по какой-либо надобности, им приходится общаться с себе подобными.

Разговаривать огры не умеют. Все их общение заключается в разного рода выкриках и сопровождающей их мимике, а также отчаянной жестикуляции. Этого ограм вполне достаточно и для общения с себе подобными, и с чужаками, если огры снизойдут до общения, и не сожрут их.

Довершают снаряжение огра огромные, кажущиеся простому человеку безразмерными и совершенно неподъемными ботинки, сделанные из толстой грубой кожи на массивной подошве, обитые спереди железом. Дополнительное оружие для огра, как нельзя лучше подходящее для того, чтобы забить ногами до смерти упавшего на землю противника.

Из оружия огры отдают предпочтение дубинам. Огромным, увесистым, неподъемным ни для кого, кроме самих огров. Единственное, во что они в полной мере могли вложить всю свою недюжинную силу. Топоры и мечи, даже двуручные, к которым питали слабость люди и эльфы, для огров были детскими игрушками. Нечто вроде перочинного ножика необходимого для того, чтобы вскрыть консерву, а в случае с огром извлечь из сплющенного дубиной металлического панциря его содержимое. Хотя, имелась и иная, подспудная причина нелюбви к иному оружию, крое дубины, таящаяся в потаенных глубинах подсознания огров. Нанесенные ими раны хлещут кровью, проливая на землю столь ценный для огров продукт. Одним из наиглавнейших жизненных принципов огров было не растрачивать впустую ни грамма из того, что можно запихать в свою ненасытную, вечно недовольно урчащую утробу.

Огры были безмозглыми и жадными до чужого добра существами, особенно если это добро облачено в плоть и кровь. И поэтому было не много желающих договариваться с ограми. Их старались либо убить, если предоставлялся подходящий случай, либо обойти стороной, чтобы самому не стать добычей. Тем более, что сделать это из-за тупости огра было несложно. Это огромное, тупое создание трудно было одолеть в открытом бою, но его легко было обмануть, чтобы обойти стороной это кошмарное, обитающее в болотистых землях чудовище. А еще огра можно было купить рассказами о славе и богатой добыче, что ждет его впереди. Если огра кто-то и искал без намерения убить то только для того, чтобы сделать огру предложение, от которого тот в силу своей тупости и невероятной жадности не сможет отказаться.

Очередной человеческий король возомнивший себя правителем мира и затеявший кровавую свару с соседями, нередко искал себе союзников на болотах, в стране огров. Обещание славы и богатой добычи исчисляемой в коровах, баранах и лошадях, заставляло огров вступать в дружины к таким правителям, зачастую ничем не отличающихся от обычных грабителей, разбойников и убийц, которых хватало всегда и во все времена. Как правило примкнувший к такой полуразбойничьей дружине огр погибал в одном из многочисленных сражений. Иногда он возвращался на родное болото живым, нагруженный добычей из многочисленных воспоминаний о схватках и пирушках в которых ему довелось принимать участие. Всякий раз преувеличивая и выпячивая свое собственное участие во всех приключившихся баталиях, из чего неискушенный слушатель мог сделать вывод, что один-единственный огр зачастую решал судьбу целого королевства, приводил к славе, или свергал очередного человеческого правителя. Похвальба была у огров в крови, также как и неуемная тяга к убийствам, ненависть ко всему живому на свете.

И хотя огры с трудом терпели присутствие поблизости даже себе подобных, иногда они сбивались в стаи, и совершали набеги на человеческие селения расположенные за Черной дорогой, и тогда людям оказывалось не просто сберечь нажитое, и при этом остаться в живых. В бою огр в одиночку мог противостоять полудюжине хорошо обученных и вооруженных человеческих воинов, чего нельзя было сказать о поселенцах, чью одинокую деревню растворившуюся в необъятных эльфийских лесах, огры избрали своей добычей. И никакие возведенные вокруг деревни укрепления вроде рва и остроконечного деревянного частокола не могли сдержать обезумевших в предвкушении богатой добычи огров. Если деревня оказывалась недостаточно большой, чтобы оказать ограм достойное сопротивление, они добивались желаемого. Огры врывались в деревню в припадке безумной ярости убивая все живое оказавшееся на их пути, будь то зверь, или человек. И только вдоволь намахавшись дубиной и выбившись из сил, останавливались, чтобы отдохнуть и перекусить. А затем кровавая бойня вспыхивала с новой силой. И горе тому, кто не успел покинуть деревню с первым огриным ревом, когда эти ужасные монстры только-только пошли на приступ.

Огры никогда не преследовали беглецов, довольствуясь доставшейся им добычей. Стоило потенциальной жертве исчезнуть с глаз огра, как он тотчас же терял к ней интерес, особенно если перед его глазами было нечто, что позволяло ему под завязку набить свою ненасытную утробу. В разоренной деревне огры оставались так долго, как им это позволяла захваченная добыча, люди и эльфы. В скудоумии своем огры не ведали страха, искренне веря в то, что никто и никогда не посмеет бросить им вызов. И зачастую эта уверенность стоила им жизни. По прошествии некоторого времени мужчины из разоренной ограми деревни возвращались обратно с подкреплением, и, дождавшись подходящего момента, набрасывались на обидчиков, и разделывались с ними, не смотря на яростное сопротивление огров. Затем человеческая деревня отстраивалась вновь, становясь еще лучше и краше, а на ее воротах, на высоких кольях скалились вперившись в пустоту безжизненными провалами глазниц оскалившиеся в предсмертной агонии черепа огров.

Если же доствшаяся ограм добыча оказывалась не слишком большой, чтобы задержаться там подольше, огры успевали уйти. Но только из человеческой деревни, и, как правило, недалеко. Эльфам и их союзникам беорнам, присутствие в священном лесу кровожадных огров особой радости не доставляло. Огры крушили все оказавшееся на их пути, ломая и вытаптывая все, с чем они соприкоснулись. Неподалеку от деревни огры попадали в устроенную эльфами засаду, и погибали даже не успев воспользоваться любимой дубиной, в одно мгновение оказываясь нашпигованными стрелами, как еж колючками. Для охоты на огров объединялись сразу несколько эльфийских патрулей состоящих из трех-четырех особей, так как в одиночку справиться с ограми им было не под силу. И даже магия эльфов не могла помочь им в этом деле, слишком мал и примитивен был мозг огра, чтобы на него могла подействовать магия. Эльфы никогда не имели привычки недооценивать противника, и никогда не отказываться от помощи если она необходима. И совсем не важно, что это будет за помощь. Дюжина вооруженных человеческих воинов, или пара медведеподобных беорнов, также как и они полных решимости разделаться с нежелательными гостями.

Хрупкое равновесие сил царило в прилегающих к болотному королевству огров землях. С вылазками немногочисленных отрядов огров люди и эльфы научились справляться, с ужасом думая о тех временах, что настанут, если в безмозглые головы огров придет мысль объединиться. И в их рядах отыщется вождь способный собрать огров в единую, непобедимую и все сокрушающую силу. И тогда перед ними не устоит ни одно королевство, и жизнь их жителей превратится в один непрерывный кошмар, если огры выберут их в качестве своей мишени. Даже многотысячная орда орков и их темных приспешников покажется пустяком по сравнению с армией огров, даже многократно меньшей их числом. Но пока, в силу недалекости огров, их патологической ненависти ко всему живому, подобной возможности не наблюдалось.

И даже невероятная плодовитость огров не могла им в том помочь. Причиной тому все та же ненависть огров ко всему живому, даже если это производное от их собственной плоти. Нередко самцы огры убивали и пожирали собственное потомство, когда мамаши не было рядом, а охота как-то не задалась. И огр вернулся домой с пустыми руками, дьявольски голодный, наевшись мухоморов и поганок, которые действовали на огров, как самое крепкое вино на людей. После этого огры становились неуправляемыми, способными на самую жестокую гнусность и низость. И только удар по голове дубиной оказавшейся поблизости самки, мог привести в чувство лишившегося рассудка буяна. Спустя несколько часов, когда он очнется после полученного удара, а из его головы хотя бы частично выветрится ядовитый поганочный хмель.

Да и гости огров изредка появляющиеся на болотах зачастую недружелюбно настроены по отношению к хозяевам. И не встретив достойного отпора, могут убить и сожрать и самого огра, и весь его выводок, если тот не сумеет вовремя спрятаться. Гости на болотах весьма редкое и не приветствуемое явление. И если хозяин дома не сочтет своего гостя достойным противником, то может напасть сам и убить, чтобы порадовать супругу и многочисленных отпрысков внезапно свалившимся на их голову угощением. Каннибализм среди огров был обыденным явлением воспринимаемым всеми как должное..

Молодые огры являясь точными копиями своих зверских родителей без тени сомнений убивающих все, что можно употребить в пищу, в силу особенностей огриного общества рано покидали отчий дом. Если им удавалось дожить до этого времени не став жертвой чужаков, или собственных, слишком оголодавших, или перебравших мухоморного зелья родителей. Молодые огры сбивались в стаи, поскольку это являлось единственной возможностью выжить. В одиночку молодой огр был не в силах противостоять взрослому огру-быку, объединвшись в стаю, они могли дать отпор любому. В стае огры держались до тех пор, пока не начинали чувствовать в себе силы выжить в одиночку. И кажущиеся доселе незыблемыми союзы распадались на множество составляющих. И чувство привязанности друг к другу сразу же исчезало. И при повторной встрече ничто не напоминало им о былой привязанности, и каждый мог убить каждого если подворачивался подходящий случай.

Огр Хэнк Живоглот проснулся в дурном расположении духа, что было не удивительно, учитывая особенности характера, которыми с рождения наделен каждый огр. Нудный, моросящий третьи сутки кряду надоедливый дождь, вряд ли мог добавить оптимизма даже более позитивно настроенному существу, нежели огр. Хэнк Живоглот по собачьи встряхнулся, сгоняя со своего тела скопившиеся на нем небольшие водяные озерца, и огляделся по сторонам. Ничто вокруг не изменилось со вчерашнего дня. Все тот же легкий туман окутывающий деревья в нескольких метров от него, следствие многодневного, нудного моросящего дождя.

Прошло уже больше трех суток с тех пор, как он отправился в незапланированное путешествие. Предпринятый им поход был вынужденной необходимостью. Не отправиться в путь Хэнк не мог, иначе бы он навсегда лишился уважения соседей, которые вскоре узнают об инцинденте случившемся дома у Живоглота.

Но сперва немного о самом Хэнке. Вообще-то у огров не принято носить длинные имена, которые трудно воспроизвести, особенно существам лишенным привычного языка общения. Хэнк Живоглот получил второе имя вдовесок к первому, полученному при рождении, не так давно. С десяток лет тому назад. Тогда он звался просто Живоглот, обыденное и понятное для огров имя, которое легко можно воспроизвести общаясь на языке мимики и жестов. Но однажды все изменилось, и причиной тому стал человек по имени Хэнк объявившейся на его родном болоте. А точнее странствующий рыцарь по имени сэр Хэнк, облаченный в добротные и искусно сделанные металлические доспехи, увенчанный остроконечным металлическим шлемом, богато инкрустированным золотом и серебром. Весьма занятная и привлекательная вещица, так понравившаяся Живоглоту, что он не смог с ней расстаться. Оставив шлем себе, он сделал его постоянным предметом своего повседневного облачения, что гармонично довершало его наряд, состоящий из драных штанов многолетней давности, большой и тяжелой металлической набрюшной пластины, а также обитых железом тяжелых и грубых башмаков.

Среди огров было не принято ношение шлемов. Подобный предмет экипировки оказавшись в руках огров продолжал использоваться, но его назначение кардинальным образом менялось. В лучшем случае он превращался в некое подобие кухонной утвари. Нечто среднее между миской и кубком, а зачастую и тем и другим одновременно. Еще он мог использоваться как емкость для хранения кореньев и снадобий, которые добавляли в варимую дома похлебку заботливые супруги. Если день для огра оказывался неудачным в плане охоты, то ему приходилось довольствоваться приготовленной в большом чане бурдой, отвратной на вкус, но вполне пригодной для того, чтобы набить под завязку недовольно бурчащее брюхо.

С Живоглотом рыцарский шлем обрел вторую жизнь в своем истинном качестве, а не в качестве домашней утвари. С одним небольшим отличием. Раньше он украшал голову благородного рыцаря, рыскавшего по болотам в поисках славы и приключений, а теперь голову огра, свирепого и безмозглого, но, как оказалось, не лишенного чувства прекрасного. В металл шлема были впаяны золотые буквы Хэнк, имя его былого владельца. Хотя, на шлеме темнели места и от других букв, названия которых Живоглот не знал по причине безграмотности, присущей всем ограм без исключения. Хотя Живоглот мог поклясться самым дорогим, что у него есть, собственным брюхом, в том, что изначально, когда на болото пожаловал странствующий рыцарь сэр Хэнк, все буквы были на месте. И отвалились они после отменного удара дубиной, которой огр наградил незадачливого рыцаря. Одним ударом отправив на небеса очередного искателя приключений из числа людей, заодно сломав хребет и его скакуну, хрипящему, и испуганно переступающему с ноги на ногу при виде огра.

В тот день Живоглот был дома. Пару дней назад он удачно поохотился, добыв огромного оленя весом в несколько сот килограммов. Такого огромного, что даже огру, наделенному от природы недюжиной физической силой, пришлось изрядно попотеть, чтобы дотащить тушу до родного болота. Желая облегчить свою ношу, огр прямо на месте удачной охоты оторвал оленью ногу, весом около полусотни килограммов, и сожрал, наивно думая, что теперь справиться с остатками туши будет гораздо легче. Вот только ничего из этого не вышло. Ведь те 50 килограммов, что были в оленьей ноге, по большому счету никуда не делись, и их по прежнему нужно было нести. ведь они исчезли ни куда-то в пустоту, а переместились в безразмерное брюхо огра, отложившись там тяжелой, давящей ношей.

Дорога домой отняла у Живоглота остаток дня. Он только и делал, что шел, пошатываясь под тяжестью добычи, либо сидел в кустах, отдыхая со спущенными штанами, зорко поглядывая на валяющуюся рядом тушу, могущую привлечь какого-нибудь хищника, или другого огра, который не преминет предъявить свои права на добычу. Отложенные им в кустах кучи отпугивали диких зверей, слишком хорошо знавших этот запах, и научившихся его бояться не меньше, чем самого огра. Еще несколько дней, пока не выветрится вонь, сюда не посмеет сунуться ни один зверь, какого бы размера он не был, и что бы из себя не представлял. Другой огр наткнувшийся на экскременты своего сородича сто раз подумает о том, а нужно ли с ним вообще связываться, или лучше убраться подобру-поздорову прочь во избежание возможного эксцесса.

В тот день все его семейство наелось до отвала. Остатки мяса и кости его супруга Сема Большая, прозванная так из-за своих невероятных размеров, одинаково больших вдоль и поперек, бросила в котел с готовящейся там похлебкой. Котел Живоглота был достаточно большим, чтобы кормить все его семейство в течении нескольких дней. Болотного ила, грязи и камыша, а также прочей мерзости, что бросала в котел заботливая супруга, на болоте всегда было в избытке. Так что можно было позволить себе провести несколько дней в праздном безделье. Валяясь в болотной грязи, подставив солнцу зеленое брюхо, лениво его почесывая, отрывая от задницы и ляжек присосавшихся пиявок, и отправляя их в рот. Пиявки это, конечно не еда, а лакомство, десерт, который можно позволить себе, когда уже наелся до отвала, и хочется побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. А еще в болотной грязи можно прекрасно выспаться, наслаждаясь прелестью и очарованием летнего дня, когда не нужно куда-то идти, и что-то делать.

В праздном безделье Живоглот мог пребывать хоть целую вечность. По крайней мере до тех пор, пока недовольные вопли Семы Большой не нарушат его безмятежный покой, и не заставят его шевелиться. Большой Семе лучше не перечить. Она дама весьма строгая и требовательная. И в случае ослушания может так приласкать его дубиной, что потом неделю спина будет болеть и почесываться. Лучше не доводить дело до конфликта, и с первым же недовольным ворчанием супруги, отправляться в лес на охоту, которая не всегда оказывалась удачной.

Но в тот, памятный для Живоглота день, его супруга Сема Большая была в добром расположении духа, и даже благосклонно восприняла его грубые ухаживания, и похлопывания по ее мясистой заднице. Что в дни, когда она не была в столь прекрасном расположении духа, могли окончиться для Живоглота получением отменной оплеухи, от которой он отлетал в сторону на несколько метров. А потом весь день прикладывал к опухшему уху различные холодные предметы, чтобы унять угнездившуюся там боль.

Живоглот отдыхал в болотной грязи, наслаждаясь благодатными деньками дарованными ему судьбой, что случались не часто в его непростой жизни на болоте. Он закрыл глаза, готовясь уплыть по укачивающим его волнам сна, как услышал тревожный крик Семы, предупреждающий его об опасности. А затем он услышал цокот подкованных лошадиных копыт, который невозможно было спутать с чем-то другим. Появление на болоте лошади не частое явление. Сами по себе лошади никогда не приходили на болота, в которых обитали огры. Их сюда приводили люди имевшие привычку странствовать верхом на этих чудных животных, что не водились ни в землях огров, ни в эльфийских лесах, чей вкус огры давно оценили на отлично.

Была у людей, считающих себя благородными по происхождению, одна раздражающая огра черта. Их мания шляться по болотам в поисках приключений. Вся их слава сводилась к тому, что порой некоторым из них, самым прославленным, удавалось прикончить пару-тройку огров. Самых старых, ленивых, или слишком толстых и нерасторопных. Или же самок огров, которые, не смотря на отменную силу, которой не мог похвастать ни один человеческий воин, были не столь искусны в умении обращаться с дубиной в бою, более привычные охаживать ею бока разленившегося супруга, чем сражаться с настоящим врагом. Благородные рыцари имевшие дурную привычку тревожить покой жителей болот, были искусными воинами, совладать с которыми одной физической силы было недостаточно.

Иногда им удавалось вернуться живыми с огриных болот, везя в притороченных к седлу мешках головы злобных монстров. Обеспечивая себе почет и уважение в мире людей, а чаще всего получая взамен за храбрость благосклонность прекрасной дамы, ради которой рыцари и отправляются в это, зачастую самоубийственное путешествие.

Огры не любили, не жаловали, и старались не привечать гостей на своих болотах, особенно если гость только и думает о том, как бы насадить тебя на копье, а затем еще и обезглавить для вящей своей славы.

Прибывший в тот памятный для Живоглота день на болото сэр Хэнк был далеко не первым посетителем такого рода. Желающие заполучить в свою коллекцию голову Живоглота находились и прежде. Они словно проторили к нему дорожку, заявляясь на болото для разборок с огром, хозяином здешних мест, с завидным постоянством. Живоглот не был противником подобных визитов. Ведь в результате он становился обладателем отменного ужина, в лице благородного рыцаря, и его скакуна, а также кучи различных побрякушек, что таскает с собой странствующий рыцарь.

Некоторые из вещей, что становятся собственностью огра после того, как их прежний хозяин съеден без остатка, в человеческом мире имеют приличную цену. В мире огров они не стоят вообще ничего, как ничего не стоит все то, что нельзя запихать себе в глотку, разжевать и сожрать. А раз вещь не съедобная, значит грош ей цена, и единственное подходящее ей место, это свалка за домом огра. Свалка состоящая из обломков костей различных животных оказавшихся не по зубам ограм, остаткам черепов благородных рыцарей, или не слишком дружелюбных соседей огров, с которыми Живоглот не смог поладить во время нечаянной встречи. А также обломков доспехов, покореженных и сплющенных после того, как они ощутили на себе всю тяжесть огриной дубины. Возможно, в другом месте, вся эта скопившаяся за домом огра груда железа и нашла бы достойное применение, но только не здесь. Здесь же это был просто хлам, пополнить которую должен был и сэр Хэнк. Главным образом некоторыми костями, обломками черепа, одеждой и снаряжением.

Сема Большая заметив странствующего рыцаря, и оповестив об его приближении тревожным криком беззаботно нежащегося в болотной грязи супруга, поспешила убраться прочь, предоставив право разборки с незваным гостем Живоглоту. Ей были знакомы подобные типы, шастающие по болотам в поисках славы и приключений. В свое время один из таких рыцарей, когда Сема еще не была такой большой, будучи ребенком, заявился и на ее родное болото. Отца в это время дома не было. Поддавшись на уговоры и посулы очередного человеческого правителя несколько лет назад объявившегося на болоте, он ушел в наемники, обещая вернуться с богатой добычей, после чего все они заживут припеваюче. Но ни обещанной добычи, ни самого папаши, она больше никогда не увидела. Она даже не знала, жив ли он до сих пор, живет ли где-нибудь с другой семьей позабыв про них, или же сложил голову в одном из множества сражений, что устраивали в борьбе за власть человеческие правители.

Детство Семы Большой было не легким, и не сытным. Мать редко ходила на охоту, боясь оставлять детей одних, ведь они могли стать добычей любого врага, будь то хищный зверь, или старик Желтобрюх обитавший по соседству, и время от времени пытавшийся оказывать матери неуклюжие знаки внимания. Большей частью им приходилось довольствоваться баландой приготовленной из болотной грязи, ила и камышей, с добавлением множества разных трав собранных здесь же, на болоте. Блюдо пусть и не отличающееся изысканным вкусом, но позволяющее выжить. Иногда им удавалось поймать кролика, или птицу. И тогда для них наступал праздник. А еще они ловили на болоте лягушек, ящериц и змей, а также улиток, пиявок, и прочую летающую, ползающую, или прыгающую мелочь, которую можно запихнуть в глотку.

И так проходили дни за днями, складываясь в годы. Мать так и не поддалась на ухаживания старика Желтобрюха, а когда он стал слишком назойлив, так огрела его дубиной по хребту, что навсегда отбила у старика тягу к шалостям. Возможно, тогда она переборщила, вложив столько сил в удар, либо Желтобрюх был уже не в том возрасте, чтобы спокойно выдерживать подобные оплеухи. Но с тех пор он никогда больше не появлялся на их болоте. Иногда Сема думала, что он умер, и лежит сейчас распухая все больше в болотной грязи, подставив солнцу свое знаменитое брюхо, и его медленно пожирают черви, пиявки, и прочая питающаяся падалью мелочь, сползшаяся к месту пиршества со всей округи. Когда особенно сильно хотелось есть, ее так и подмывало нарушить материнский запрет, и отправиться на болото где жил Желтобрюх, расположенное всего в паре часов ходьбы от их болота. Но всякий раз ее останавливала мысль о том, что, возможно, старик Желтобрюх все еще жив, и его молчание не больше, чем хитрость, призванная заманить любопытного на болото, чтобы убить его, и съесть.

А потом появился странствующий рыцарь о существовании которого Сема знала из рассказов матери с отцом, имевших опыт общения с людьми, и знавшими, что за сокровища ищут люди на болотах, в местах, которые все разумные существа стараются обойти стороной. Сема играла с сестрой в догонялки, и поэтому не услышала тревожный крик матери предупреждающий их об опасности. Она занималась приготовлением похлебки из даров болота, пусть и не особенно вкусной, но сытной и питательной. Сема визжа от восторга гналась за сестрой, с которой они играли в догонялки в редком лесу раскинувшемся на окраине болота. И хотя лес был довольно редок на прилегающих к болоту скудных землях, но кустов там, менее прихотливых к качеству земли, было предостаточно. И для Семы с сестрой в силу их юного возраста недостаточно рослых, кусты ничем не отличались от самой глухой чащобы, что начиналась всего в сотне метров от болота. Из этого подлеска они с сестрой и выскочили увлеченные игрой на некое подобие дороги ведущей в неизвестность, ходить по которой могли только взрослые. И по которой к ним иногда приходили гости. От некоторых из них, вроде старика Желтобрюха, им приходилось прятаться. Некоторых гостей мама приветливо встречала увесистой дубиной, после чего в их жилище начинался праздник живота длиною в несколько дней.

Но сегодняшний гость был особенным. Незваным и нежданным, как и все прочие гости, и к тому же смертельно опасным. И тревожный крик матери был не напрасным. Вот только пропал он впустую. Сема с сестрой увлеченные игрой его не услышали, что в итоге имело весьма печальные последствия для их семьи. Они выскочили на дорогу практически под ноги лошади, испугав ее не меньше, чем испугались сами. Лошадь взвилась на дыбы и готова была помчаться вскачь, прочь отсюда, но твердая рука человека удержала ее на месте. А затем в воздухе блеснула сталь, и человеческий меч стремительно опустился вниз, на головы застывших в изумлении сестер. В каком-то оцепенении Сема наблюдала за тем, как на нее медленно опускается отточенная сталь. И хотя в ее мозгу звучал отчаянный вопль, призывая бежать без оглядки, ноги вдруг стали невероятно тяжелыми, словно налились свинцом. А затем ей в лицо брызнула кровь. Еще какое-то мгновение Сема продолжала оставаться в неподвижности, оцепенело наблюдая за покатившейся по дороге головой сестры. А затем обезглавленное тело с громким шлепком упало на землю, выведя Сему из охватившего ее ступора. И в тот же миг она резво метнулась в сторону, в спасительное редколесье, ломясь через кусты, которые должны стать преградой для человека и зверя на котором он восседал.