Пришелец и закон

*9*

Фрэнк немедленно вернулся в свою комнату и принялся звонить по сотовому телефону в Вашингтон; он переговорил с десятком людей. Два часа спустя первый из тех, с кем он разговаривал, перезвонил. Фрэнк поднёс телефон к заросшей щетиной щеке.

— Нобилио, — сказал он.

— Доктор Нобилио, с вами будет говорить Олимпус.

Фрэнк прождал около минуты, слушая потрескивание статики, потом из телефона донёсся знакомый голос:

— Фрэнк?

— Здравствуйте, господин президент.

— Фрэнк, у нас там большая проблема, не так ли?

— Да, сэр. Боюсь, что так.

— Телефоны не умолкают с того самого момента, как об аресте сообщили по «Си-эн-эн». На земле нет ни одной страны, которая не высказала бы неудовольствия по поводу намерения Калифорнии судить одного из пришельцев.

— Представляю себе, сэр, — сказал Фрэнк. — Я не юрист, конечно, но разве это дело попадает под юрисдикцию штата?

— Убийство попадает под федеральную юрисдикцию только когда оно совершено на федеральной земле, или бежавший преступник пересекает границу штата, — сказал президент, сам юрист по профессии. — Ни одно из этих условий здесь не выполнено. — Он вздохнул. — Некоторые послы спрашивали, почему мы просто не замели всё это дело с Колхауном под ковёр и…

— Нет, сэр.

— Простите, Фрэнк?

— Нет… видите ли, сэр, Клит был моим другом. Он… — Фрэнк замолк, услышав, как его голос предательски дрогнул. — Он был хорошим человеком, сэр, и хорошим другом. Я… я понимаю, за границей думают, что, отдавая пришельца под суд, мы заходим слишком далеко, но мы не должны забывать про Колхауна. Никогда, сэр.

— Я знаю, — мягко ответил президент. — И, как мои помощники попытались объяснить послам, исполнительная и судебная власти у нас жёстко разделены. Я не могу напрямую вмешиваться в судебный процесс, но…

— Да, сэр?

— До супервторника[29] осталось не так много времени. Вице-президент уже дал согласие появиться в «Primetime Live»[30] ещё до того, как всё это случилось; Сэм Дональдсон насадит его на вертел. Похоже, все будут спрашивать, почему Вашингтон дал этому скандалу разразиться.

— Я понимаю, — сказал Фрэнк. — Кого вы пришлёте сюда для контроля ситуации?

— Никого, Фрэнк. Этим займётесь вы. Вы — мой человек.

— Я, сэр?

— Я бы с радостью оправил к вам половину генеральной прокураторы, но прямое вмешательство станет для меня самоубийством. Вы уже там, вы с самого начала находитесь рядом с тосоками и поэтому имеете законное право там находиться, формально вообще не будучи связанным с делом об убийстве. Вы сможете координировать усилия по защите Хаска, не привлекая ничьего внимания.

— Как насчёт денег, сэр? Мне придётся нанять адвоката.

— Это проблема. Мы не можем показывать, что стоим на стороне защиты.

Фрэнк вздохнул, обдумывая масштабы стоящей перед ним задачи.

— Сделаю всё, что смогу, сэр.

— Я знаю, что могу на вас рассчитывать, Фрэнк.

Телефон щёлкнул, и Олимпус отключился.

Фрэнк вошёл в комнату Келкада в Ванкур-Холее.

— Капитан, — сказал он, — нам нужны деньги, чтобы нанять адвоката для защиты Хаска.

— Деньги? — переспросил Келкад. — Эти зелёные бумажки? Я уверен, что наш инженер Рэндо сможет наделать их на базовом корабле столько, сколько нужно.

Фрэнк позволил себе слегка улыбнуться — впервые с тех пор, как узнал о смерти Клита.

— Нет, так нельзя. Изготовление денег — это преступление.

— О. Но своих-то у нас нет.

— Я знаю, — сказал Фрэнк. — Но я думаю, есть способ…

За шестьдесят семь лет своей жизни Дэйл Райс был свидетелем того, как официальное название того, чем он являлся, менялось с «цветной» на «негр», потом на «чернокожий» и, наконец, на «афроамериканец». Когда он родился, ещё были живы люди, которых когда-то называли рабами.

У Дэйла были белые волосы, но чёрные брови, и большущие мешки под слезящимися глазами. Нос у него был широкий и бесформенный. Его трёхсотфунтовое тело напоминало ацтекскую ступенчатую пирамиду, одетую в угольно-чёрный костюм от Армани с брюками на подтяжках.

Его широкое гладкое лицо видело многое. Дэйл родился в Монтгомери, штат Алабама. Он был молодым человеком, когда в 1955 году там арестовали Розу Паркс за отказ уступить белому место в автобусе[31].

В 1961 Дэйл стал Наездником Свободы[32], проверяющим исполнение решений Верховного Суда, признавших незаконной сегрегацию пассажиров в общественном автотранспорте. В городке Аннистон, штат Алабама, автобус, в котором он ехал, встретила толпа белых с дубинками, кирпичами, ножами и обрезками металлических труб. Автобус забросали бутылками с зажигательной смесью, а когда пассажиры выбрались из него, то были жестоко избиты, белые и чёрные без разбора; это в тот день Дэйлу сломали нос.

В 1965 он, как и ещё двести пятьдесят тысяч человек, пришёл в Вашингтон и слышал, как преподобный Мартин Лютер Кинг-младший произносит своё знаменитое «У меня есть мечта»[33].

Дэйл Райс был знаком с Кингом и с Малкольмом Иксом[34]. Он знал Джесса Джексона[35] и Луиса Фаррахана[36]. Многие называли его лучшим адвокатом по гражданским правам в Соединённых Штатах. Сам Дэйл считал, что это, вероятно, правда; он также считал весьма печальным, что Соединённым Штатам до сих пор нужны адвокаты по гражданским правам.

Интерком на его столе зажужжал. Он ткнул в кнопку похожим на сосиску пальцем.

— Да? — сказал он низким глубоким голосом.

— Дэйл, — сказал женский голос, — к вам пришёл человек. Он не записывался, но…

— Да, Карен?

— Он показал мне своё удостоверение. Он работает на президента.

Чёрные брови поднялись к белому облаку причёски.

— Пусть войдёт.

В кабинет вошёл худощавый белый мужчина. На нём были очки в золотой оправе и серый костюм — на вид значительно дешевле, чем костюм Дэйла.

— Мистер Райс, — сказал мужчина, говоря слегка в нос, — меня зовут Фрэнсис Нобилио. Я советник президента по научным вопросам.

Дэйл посмотрел на Фрэнка поверх узких очков для чтения. Дэйл был человеком минимума движений, и он не протянул руку для рукопожатия. Он указал на один из пустый стульев, стоящих перед его столом не жестом руки, а одним лишь взглядом своих древних усталых глаз.

— Я вас видел по телевизору, — сказал он. — Вы из группы сопровождения пришельцев.

— Именно так, сэр. И я здесь именно поэтому. Один из тосоков был арестован по обвинению в убийстве.

Дэйл кивнул.

— Я сегодня был в окружном суде. Все об этом говорят. Жертва — это тот джентльмен с «Пи-би-эс», правильно?

— Клетус Колхаун, да.

— И вы хотите, чтобы тосока защищал я?

— Да.

— Почему я?

Фрэнк пожал плечами, словно ответ был очевиден.

— Ваш послужной список.

— В этом городе много отличных адвокатов.

— Это так. Однако… — Он замолчал, по-видимому, не зная, что сказать дальше. — Видите ли, это дело не совсем по части гражданских прав, но…

— Но я чёрный.

Фрэнк смотрел в сторону.

— Это так.

— И во многих из лучших моих дел я защищал чёрных обвиняемых.

— Да.

— Включая немалое количество дел, в которых чёрные обвинялись в убийстве белых.

Фрэнк поёрзал на стуле.

— Ну… да.

— То есть вы решили, что я специалист по защите тех, кого суд может быть склонен рассматривать как граждан второго сорта.

— Я… э-э… я бы это сформулировал по-другому.

— Но дело именно в этом, не так ли? Вы боитесь, что присяжные будут считать, что тосок — это что-то меньшее, чем человек. — Дэйл обладал голосом Джеймса Эрла Джонса[37]; каждый слог его речи, словно глас свыше.

— Эта мысль посещала меня, сэр.

Взгляд Дэйла был твёрд.

— Вы бы пришли ко мне, если бы убитый был чёрным?

— Я… я не знаю. Не думал об этом.

— Инопланетянин, убивший негра — не совсем то же самое, как вы думаете? Присяжные с меньшей вероятностью придут в ярость по поводу смерти чернокожего.

— Я хотел бы думать, что цвет кожи жертвы ни на что бы не повлиял.

Несколько секунд Дэйл молча буравил Фрэнка взглядом.

— Но он влияет, — сказал он, наконец.

— Видите ли, я должен найти кого-то, кто представлял бы Хаска в суде. Я позвонил Джанет Рино, и Джанет сказала, что вы — лучший. Но если это дело вас не интересует…

— Этого я не сказал. Я лишь хочу убедиться, что это дело по мне, и что ваши ожидания реалистичны. Мне предлагают сотню дел каждый день; я отказываю почти всем.

— Я знаю. Вас приглашали в Дрим-тим в деле О. Дж. Симпсона[38].

— Было дело. Я отказался.

— Почему?

Дэйл на мгновение задумался, хочет ли он отвечать на этот вопрос. Наконец, он сказал:

— Слишком много главных. Слишком много разных эго. Я так не работаю. Вы меня нанимаете, вы меня получаете — меня и одного из моих помощников на втором стуле. Процесс Симпсона длился так долго наполовину из-за того, что каждому из сидящих за столом защиты джентльменов нужно было получить свою порцию славы.

— Вы будете руководителем защиты. Подбирать команду будете сами.

Дэйл подумал.

— Вы упомянули Симпсона, доктор Нобилио. Позвольте задать вам один вопрос. Почему он был признан невиновным на том процессе?

Фрэнк в раздумье пожевал губу. Надо придумать какой-то благоразумный ответ.

— Мастерская работа защиты.

— Вы думаете, он это сделал? Думаете, он убил Николь Браун и Рональда Голдмана?

— Ну… да.

— Свершилась ли справедливость на этом процессе?

Фрэнк покачал головой.

— Вам нужен другой адвокат. Мой секретарь подскажет вам несколько имён. — Дэйл приподнял своё массивное тело над кожаным креслом и в этот раз протянул Фрэнку мясистую руку.

Фрэнк не двинулся с места.

— Не отмахивайтесь от меня, мистер Райс. Вы нужны мне. Если вы считаете моё мнение неправильным, скажите, почему.

Дэйл знал, что природным выражением его лица была недовольная гримаса; теперь он показал Фрэнку, как выглядит в его исполнении настоящее недовольство. Но потом он опустился обратно в кресло, и оно скрипнуло, принимая на себя его вес.

— Коллегия присяжных совещалась по делу Симпсона всего четыре часа, — сказал Дэйл. — Вы знаете, почему? Потому что решение было очевидным.

Фрэнк вскинул брови.

— Очевидным?

— Конечно. Присяжным задали единственный вопрос: имеются ли обоснованные сомнения в вине О. Дж. Симпсона. И ответ был очень прост: конечно, имеются. Вы и бо́льшая часть белой Америки хотели бы, чтобы вопрос звучал так: убийца ли Симпсон? Но присяжным такого вопроса не задавали. Вместо этого их спросили, есть ли обоснованные причины сомневаться. И они несомненно были, десятки таких причин. Очевидные доказательства того, что Марк Ферман лжесвидетельствовал под присягой, предположение о том, что он мог подбрасывать улики, консервант EDTA в образцах крови Симпсона, возможность контаминации образцов ДНК, перчатки не по размеру, и так далее, и тому подобное. Это обоснованные сомнения.

Фрэнк молчал.

— И поскольку были обоснованные сомнения, его отпустили. Мастерская работа защиты не имела к этому никакого отношения.

— Вот как. — В голосе Фрэнка звучало сомнение.

— Джонни, Ли и все остальные не сотворили для Симпсона никаких чудес. Всё, что они делали — указывали на обоснованные сомнения в его вине. Любой компетентный адвокат мог сделать то же самое — в данном конкретном случае. Но вы, доктор Нобилио, вы ищете чудотворца?

— Простите?

— Есть ли обоснованные сомнения в том, что преступление совершил ваш пришелец?

Дэйл разглядел на лице Фрэнка выражение удивления.

— Конечно есть. Хаск не мог совершить убийство.

— Откуда вы знаете?

— Ну… то есть, он ведь пришелец, и…

— Я видел вас в «Ночной линии»[39] пару недель назад, — сказал Дэйл. — Вы говорили что-то о том, что поскольку тосоки настолько очевидно превосходят нас в технологическом плане, то и в плане морали они также должны быть выше нас. Они уже выстояли перед всеми демонами технологического взросления и сумели пройти дальше.

— Я говорил такое, да. И ничто не изменило моего мнения.

— Монти Эйджакс не не стал бы выдвигать такое обвинение, если бы не считал это верным делом.

— Я… полагаю, что так, — сказал Фрэнк. По его лицу было понятно, что он никогда всёрьёз не обдумывал возможность того, что Хаск и правда виновен.

— Если ваш пришелец виновен, его, вероятно, признают таковым, — сказал Дэйл. — Это не Лос-Анджелес Перри Мейсона. Окружной прокурор в этом городе выигрывает девяносто процентов дел.

На лице Нобилио вновь отразилось удивление.

— Я… я думал, что это скорее ближе к пятидесяти.

— Мы выбираем наших окружных прокуроров, доктор Нобилио. Вы думаете, избиратели станут переизбирать прокурора, который не выигрывает большинства дел? Если ваш пришелец это сделал, и если убийство было умышленным, то его, вероятно, признают виновным в убийстве первой степени.

— Нет. Нам нужно, чтобы его освободили.

— Я не могу этого гарантировать. И если он виновен, и полиция не нарушила его прав — а это очень маловероятно, я вам говорю — то нет никаких причин отпускать его.

— На кону не только вопрос о том, кто убил Клетуса Колхауна. Господи, да это же наш первый контакт с инопланетянами. Последствия будут невообразимые. Послушайте, вы застали меня врасплох своим вопросом. Я пришёл к вам не потому, что вы чёрный. Я пришёл к вам из-за карьеры, которую вы сделали. Вы берёте дела, в которых рассматриваются большие вопросы — дела по гражданским правам, прецедентные дела против несправедливых законов. Вот почему я здесь. Вот почему мне нужны вы.

Дэйл задумался. Его лицо оставалось непроницаемым; единственным звуком в кабинете было его сиплое дыхание.

— Моя расовая принадлежность, разумеется, не могла быть фактором — я это признаю. Но людям любой расы приходится считаться с естественным течением времени. Вы всё ещё достаточно молодой человек, доктор Нобилио, но мне уже скоро стукнет семьдесят. У меня есть домик в Джорджии, где я планирую поселиться, удалившись от дел. А это дело может оказаться чрезвычайно сложным и изнурительным.

— На это мне нечего возразить, — сказал Фрэнк. — И я не могу сказать, что вам нужно это дело в качестве венца карьеры — вас и без него будут помнить за дюжину других дел.

— Всего за дюжину? — сухо уточнил Дэйл. Он немного помолчал, потом сказал: — Я хочу аванс в пятьдесят тысяч долларов. Моя ставка — пятьсот долларов в час за моё время, плюс двести долларов в час за время моих помощников, плюс расходы.

— С этим у нас э-э… есть проблема.

— Вы ожидали, что я буду работать pro bono?

— Нет-нет, вы заслуживаете вознаграждения, и я это понимаю. Но у тосоков нет денег, а офис моего босса, разумеется, не может в этом участвовать открыто.

— Что вы предлагаете?

— Тосокские технологии, разумеется, будут внедряться на Земле; капитан Келкад согласился запатентовать все технологии, имеющиеся на борту звездолёта, и заплатить вам четверть процента всех доходов, полученных от лицензирования этих технологий.

— В течение всего срока действия? — спросил Райс. — И независимо от исхода дела?

— В течение всего срока действия, — подтвердил Фрэнк. — И вы их получите независимо от того, выиграете ли дело. — Он улыбнулся. — Не успеете оглянуться, станете богаче Билла Гейтса.

— Я не алчен, доктор Нобилио, но…

— Но подумайте обо всём хорошем, что вы сможете сделать с такими деньгами.

Дэйл кивнул.

— Хорошо.

— Вы берёте дело?

— Беру.

— Спасибо. Спасибо. Когда вы сможете увидеться с Хаском?

— Где он? В Паркер-центре?

Фрэнк кивнул.

— Я скажу Карен освободить мне вечер. — Он поднялся, медленно и грузно. — Идёмте.

Фрэнк встал.

— Нам, наверное, нужно поработать над его алиби.

Дэйл вышел из своего широкого дубового стола. Он положил гигантскую ладонь на плечо Фрэнка.

— Нет никаких «нам», молодой человек.

Фрэнк моргнул.

— Прошу прощения?

— Вы не адвокат. Вы не можете присутствовать, когда я разговариваю с Хаском.

— Что? Почему?

— Потому что разговоры между ним и мной конфиденциальны — но только в том случае, если ведутся наедине. Иначе любой из участников — не только вы, но также он или я — может быть вызван в суд в качестве свидетеля.

— Но я хотел бы в этом участвовать. Чёрт побери, президент хочет, чтобы я в этом участвовал.

— Я понимаю — но вы не можете.

— А вы не можете… ну, я не знаю… назначить меня представителем? Что-то вроде того.

— Агентом, вы хотите сказать. Нет, я не могу этого сделать — в конце концов, существует вполне реальная возможность того, что вас вызовет в качестве свидетеля та или другая сторона. — Дэйл начал двигаться в направлении дверей красного дерева, ведущих из кабинета в приёмную. — Простите. Вы меня наняли, теперь вам придётся довериться мне.