Вступительное слово сторон заняло целый день. В десять утра на следующий день начался опрос свидетелей обвинения.
— Для протокола: открывается заседание по делу «Калифорния против Хаска», — сказала судья Прингл, занимая своё место за кафедрой. — Обвиняемый присутствует, равно как его адвокаты мистер Райс и миз Катаяма. Обвинение представлено миз Зиглер и миз Даймонд. Присяжные на месте. Обвинение, вы готовы продолжать?
— Готовы, ваша честь, — ответила Зиглер.
— Очень хорошо. Можете вызвать первого свидетеля.
— Спасибо, ваша честь, — сказала Зиглер, занимая место ведущего опрос. Телекамера «Суд-ТВ» повернулась следом за ней. — Обвинение вызывает доктора Энн Флемингдон.
Флемингдон оказалась крепкого вида женщиной за сорок, широкоплечей, круглоголовой, с коротко остриженными волосами, в которых пробивалась оставленная незакрашенной седина. Она была одета в тёмно-синий жакет поверх бледно-зелёной блузки и такие же тёмно-синие брюки.
Доктор Флемингдон вышла через маленькую деревянную калитку, отделяющую зрителей от участников суда, и заняла место рядом с секретарём суда.
Она повернулась лицом к клерку — невысокому латиноамериканцу — и подняла руку прежде, чем её попросили это сделать.
— Клянётесь ли вы, — сказал клерк с едва заметным акцентом, — что показания, которые вы дадите по делу, рассматриваемому сейчас судом, будут правдой, всей правдой и ничем, кроме правды, и да поможет вам Бог?
— Клянусь, — сказала Флемингдон. У неё был довольно низкий голос.
— Займите, пожалуйста, место на свидетельской скамье и огласите своё имя и фамилию для протокола, — сказал клерк.
Флемингдон села.
— Меня зовут Энн Флемингдон, — и она продиктовала своё имя по буквам.
— Спасибо, — сказал клерк.
— Доктор Флемингдон, — заговорила Зиглер, поднимая взгляд от стопки бумаг, которые она положила на кафедру перед собой, — правда ли, что вы — врач, имеющий лицензию на оказание медицинских услуг в штате Калифорния.
— Да.
— Кто ваш текущий работодатель?
— Округ Лос-Анджелес.
— Какова ваша должность?
— Я являюсь главный судмедэкспертом и коронером округа.
— В этом качестве вы были вызваны для осмотра тела Клетуса Роберта Колхауна?
— Да.
— Где производился осмотр?
— Первичный осмотр производился на месте преступления в Пол-Валкур-Холле, общежитии в кампусе Университета Южной Калифорнии в Юнивёрсити-Парк. Я продолжила работу с останками, когда они были собраны и перевезены в мою лабораторию.
— Ваша честь, мы просим приобщить к делу вещественные доказательства обвинения с номерами от одного до двадцати пяти: фотографии, сделанные на месте преступления.
— Мистер Райс?
Дэйл выдохнул.
— Ваша честь, мы бы хотели сохранить наше возражение для апелляции.
— Понятно, — сказала Прингл. — Отклоняется.
Были внесены три стенда с несколькими цветными фотографиями на каждом. Флемингтон покинула свидетельское место и подошла к стендам. Камера «Суд-ТВ» отфокусировалась так, чтобы показать её, но не фотографии.
Хаск упёрся взглядом в загромождённую поверхность стола защиты. Дэйл оглянулся: остальные тосоки также не смотрели на фотографии, хотя один из них — Гед — украдкой подглядывал.
— Доктор Флемингдон, — сказала Зиглер, — опишите, пожалуйста, причину смерти.
Флемингдон отцепила тонкую чёрную лазерную указку от внутреннего кармана жакета.
— Конечно, — сказала она. — Смерть наступила в результате сильного геморрагического шока. Доктор Колхаун испытал почти полное кровоизвлечение — то есть из него вытекла практически вся кровь. Как вы можете видеть на фото номер четыре, — среди тёмно-красной крови на снимке заплясала ярко-красная точка, — правая нога доктора Колхауна была отделена от тела диагональным разрезом, начавшимся под бедром. Разрез был невероятно чист, в результате чего все кровеносные сосуды в его ноге, включая бедренную артерию, оказались вскрыты. Бедренная артерия — это основная артерия, отвечающая за снабжение ноги кровью, а из-за того, что разрез прошёл наискось, отверстие получилось очень широким. Сквозь него и вытекла бо́льшая часть крови доктора Колхауна.
— Вытекла? — переспросила Зиглер. — Наверняка это было гораздо драматичнее?
— По сути, да. Пока кровопотеря его не убила, его сердце продолжало биться, вследствие чего кровь, фактически, выбрасывалась из его тела фонтаном.
Дэйл посмотрел на Катаяму и покачал головой. С другой стороны — может быть, все эти подробности в духе Сэма Пекинпа[60] введут присяжных в ступор… а присяжному в ступоре будет не до призывов к отмщению.
— Как был произведён разрез? — спросила Зиглер.
Лазерная указка снова сдвинулась.
— Он начался на внешней стороне правого бедра чуть ниже линии паха и проследовал по диагонали под углом около сорока градусов к внутренней стороне бедра.
— На самом деле мой вопрос касался инструмента, с помощью которого был сделан разрез.
Дэйл закатил глаза. Флемингдон прекрасно знала, что Зиглер имела в виду; они наверняка репетировали её показания. Но это маленькое шоу было призвано создать у присяжных впечатление, что всё это не было запланировано заранее.
— О, — сказала Флемингдон. — Это сложный вопрос. Плоть я могу чисто разрезать скальпелем, но на докторе Колхауне были брюки — точнее, джинсы «Левис». — Несколько присяжных улыбнулись — кто бы мог представить Колхауна в чём-то ещё? — Режущий инструмент рассёк хлопчатобумажную ткань, кожу, мускулы, бедренную артерию и бедренную кость. Мне бы потребовалась костная пила, чтобы распилить бедренную кость, и я бы никогда не стала резать ткань скальпелем — он бы сразу затупился. Но этот разрез был сделан абсолютно чисто, не споткнувшись даже на кости.
— Вы уверены, что это был один разрез?
— О, да. Совпадение краёв абсолютное. И брюки доктора Колхауна, и его нога были разрезаны одновременно.
— Каков максимальный диаметр бедра доктора Колхауна?
— Чуть больше восьми дюймов.
— То есть, если бы использовался нож, то длина его лезвия была бы не меньше восьми дюймов?
— Да.
— Самые острые ножи — это хирургические скальпели, не так ли?
— Да.
— Бывают ли у скальпелей восьмидюймовые лезвия?
— У стандартных — нет. Конечно, компания, производящая медицинское оборудование, может сделать такой на заказ.
— Но вы на протяжении вашей карьеры никогда не видели скальпеля с восьмидюймовым лезвием?
— Возражение, — сказал Дэйл. — Наводящий вопрос.
— Принято, — сказала Прингл. — Переформулируйте.
Зиглер кивнула судье.
— Каков размер самого большого скальпеля из виденных вами?
— Я как-то видела один с пятидюймовым лезвием.
— Но большего — никогда?
— Никогда.
— Я уверена, что присяжные обратили внимание на вашу модную лазерную указку, доктор Флемингдон. Мог такой разрез быть произведён лучом лазера?
— Нет. Лазер — нагревательный инструмент, он режет с помощью высокой температуры. Он бы опалил ткань брюк и кожу доктора Колхауна, а также волоски у него на бедре. И лазер не оставляет артерии и вены открытыми. Он каутеризирует, прижигает их. Вот почему мы используем лазерные скальпели для тонкой хирургии — они одновременно и разрезают кровеносные сосуды, и закупоривают их. Нет, этот разрез не был сделан с помощью высокотемпературного инструмента.
— Спасибо. Давайте на время оставим разрез на ноге. Что вы можете сказать об остальных повреждениях?
Флемингдон обернулась к фотографиям, указывая на них по очереди лазером.
— Тело было серьёзно… вероятно, здесь подойдёт слово «изувечено». Грудная клетка была вскрыта, рёбра разведены в стороны. Органы были извлечены и разложены вокруг, и голова была отделена от тела.
— Секунду назад вы сказали, что, здесь, вероятно, подойдёт слово «изувечено». В чём причина ваших колебаний?
— Ну, это в самом деле было увечье, как его определяет словарь: лишение конечностей или других важных частей тела, и/или необратимое обезображивание или повреждение. Но было ли это сделано с целью обезображивания, мне неизвестно.
— Что вы имеете в виду под «целью», доктор Флемнгтон?
— Намерение. Это с равной вероятностью могло быть и медицинским вскрытием, и надругательством над телом.
— Возражение, — сказал Дэйл. — Домыслы. Требуем вычеркнуть из протокола.
— Доктор Флемингдон, несомненно, обладает достаточной квалификацией для того, чтобы высказывать своё экспертное мнение в этой области, — сказала Зиглер, глядя на судью.
— Отклоняется, — сказала Прингл.
— Что заставляет вас считать, что это было вскрытие, доктор Флемингдон?
— Во-первых, тщательность. Обезображивание обычно касается какой-то одной части тела: например, могут порезать лицо, или гениталии, или груди. Здесь же процесс не локализуется на какой-то одной части анатомии — точнее, он, похоже, затрагивает все части анатомии.
— Будет ли справедливым утверждать, что тот, кто выполнял эти действия над телом жертвы, обладал хорошими медицинскими навыками?
— Да и нет.
— «Да и нет», — повторила Зиглер. — Что это означает?
— Да, он определённо знал, как пользоваться медицинскими инструментами. К примеру, миз Зиглер, если я дам вам — или кому-либо, кто никогда не делал этого раньше — в руки скальпель и попрошу разрезать тело, вы, скорее всего, сначала сделаете небольшой пробный надрез — так называемую насечку нерешительности, неглубокую рану, которую судмедэксперты считают признаком неуверенности режущего. Тот, кто вскрывал доктора Колхауна, не демонстрировал подобной неопытности. Я бы сказала, что тот, кто это делал, был хорошо знаком с техникой вскрытия.
— То есть ваш ответ «да» — преступник имел хорошие медицинские навыки.
— Хорошие навыки владения медицинским инструментом, миз Зиглер. — Однако само вскрытие производилось в беспорядочной манере. Тот, кто знает, что делает, никогда на раздвигал бы рёбра так, как это было сделано в данном случае; это можно сделать гораздо проще. Это было, как будто производивший вскрытие отлично владел медицинским инструментом, но плохо представлял себе человеческую анатомию.
За столом защиты Дэйл тяжело вздохнул. Зиглер явно проинструктировала Флеминтон высказать эту идею первой, изящно уклонившись от возражения Дэйла против вопроса, требующего от свидетеля строить догадки.
— Плохо представлял человеческую анатомию? — повторила Зиглер.
— Да.
— Вы можете привести ещё какие-нибудь примеры в подкрепление этого мнения?
— Ну, скажем, желудок вскрыли, не вынимая его из брюшной полости, в результате чего в неё пролилась желудочная кислота. Если вы заранее знаете, что в желудке содержится кислота, то вынете его из брюшной полости целиком и вскроете отдельно.
— Спасибо. Вы составили опись частей тела?
— Да.
— Зачем вы это сделали?
— В делах об убийствах, включающих расчленение и обезображивание, для убийцы взять что-нибудь в качестве сувенира — обычное дело.
— Сувенира?
— Да; палец, или, если убийство было на сексуальной почве, часть гениталий.
— То есть вы переписали части тела доктора Колхауна. Что же вы обнаружили?
— Некоторые части тела пропали.
— Какие именно, доктор Флемингдон?
— Не хватало правого глаза.
Сдавленный вздох от присяжных номер четыре и шесть; Дэйл отметил их как впечатлительных на voir dire, но не смог исключить.
— Глаз был удалён? — переспросила Зиглер, словно это стало для неё новостью.
— Да.
— Тем же самым режущим инструментом?
— Э-э… вроде того. Глазное яблоко было вытянуто из орбиты, возможно, пальцами, но мышцы и оптический нерв были действительно обрезаны очень чисто, весьма вероятно, тем же самым инструментом.
— Пропало что-то ещё?
— Червеобразный отросток.
— «Червеобразный отросток», — повторила Зиглер и взглянула на присяжных. — У этого органа есть более привычное нам название, доктор Флемингдон?
— Его ещё называют аппендиксом.
— Это тот самый аппендикс, что расположен здесь? — она коснулась правой стороны живота. — Тот, что вызывает аппендицит?
— Да.
— Как он был удалён?
— Не так, как это обычно делаем мы — извне при помощи аппендектомии. Его просто отрезали в ходе вскрытия брюшной полости.
— Вы в этом уверены? — спросила Зиглер. — Не мог ли аппендикс быть удалён давным-давно? У многих людей нет аппендикса. У меня самой нет.
— На теле Колхауна отсутствовал аппендектомический шрам, и внутри также никаких следов старой операции. Но я всё же связалась врачом, у которого он лечился, и с его страховой компанией. У доктора нет записей о том, что у Колхауна когда-либо был аппендицит, а страховщик не регистрировал проведённую ему операцию аппендектомии.
— Не хватало чего-нибудь ещё?
— Да. Исчезла нижняя челюсть и шея доктора Колхауна.
Снова фальшивое удивление.
— Его шея?
— Да, шея. Я упоминала, что голова была отделена от тела. Фактически же самый верхний позвонок, оставшийся неповреждённым — это первый грудной. На голове не осталось ни одного прикреплённого к ней позвонка. Все семь шейных позвонков исчезли вместе с гортанью и кадыком. Также отсутствовала нижняя челюсть.
— У вас есть предположения о том, почему преступник мог забрать именно эти части тела?
— Нет.
— Вы уверены, что смерть доктора Колхауна наступила не в результате удаления этих частей тела?
— Абсолютно. Когда они изымались, он был уже мёртв.
— Как вы это установили?
— Расположение пятен крови свидетельствует о том, что вскрытие грудной клетки произошло после того, как сердце перестало биться. Точно то же и с головой: в сущности, когда голову отделили от тела, в нём уже почти не осталось крови. Удаление глазного яблока: нужно приложить немалые усилия, чтобы вытянуть его из орбиты. Если бы это случилось, когда доктор Колхаун был ещё жив, то остались бы синяки у него на правой щеке и на правой стороне носа. Как вы можете видеть на фото номер восемнадцать, таковых не наблюдается.
— Спасибо, — сказала Зиглер. Она повернулась к присяжным. — Мои извинения за жутковатую природу показаний данного свидетеля — дальше мы будем обсуждать менее кровавые материи. Я надеюсь, вы понимаете, что это было необходимо. — Она взглянула на Дэйла. — Свидетель ваш, мистер Райс.
Дэйл поднялся. Чёрт, а ведь Зиглер отработала на отлично. Она извинилась за натурализм и пообещала присяжным, что с этим покончено — и теперь Дэйл, снова возвращаясь к кровавым подробностям, будет выглядеть бездушным и бесчувственным.
— Доктор Флемингдон, — сказал он, — вы упомянули «насечки неуверенности».
— Да?
— Осторожные пробные надрезы, которые делают те, у кого нет привычки орудовать ножом.
— Да. Они больше всего характерны для самоубийств с перерезанием вен, однако и студенты-медики всё время их делают, пока не приобретут навык.
— Студенты-медики, — повторил Дэйл.
— Да.
— Студенты-люди.
— Э-э… ну да. Да, но…
— Не нужно «но», доктор Флемингдон. Теперь давайте поговорим о пропавших частях тела. Доктор Флеминглон, вы могли бы утверждать, что доктор Колхаун был знаменитостью?
— Ну, мы в Лос-Анджелесе, мистер Райс. Я уверена, что мистер Колхаун был крупной рыбой там, откуда он родом…
— Пиджин-Фордж, Теннесси.
— Да, по стандартам Пиджин-Фордж, я уверена, он был знаменит, но здесь? Он же с «Пи-би-эс», не смешите меня.
Кто-то из зрителей хихикнул. Судья Прингл стукнула молотком, чтобы призвать их к порядку.
— Вообще-то, — сказал Дэйл, — Долли Партон[61] тоже из Пиджин-Фордж.
— Я об этом и говорю. Он не был так уж известен даже в Теннесси.
— Не уверен, что все с этим согласятся, — сказал Дэйл, поворачиваясь к присяжным. — Уверен, что многие члены жюри считают доктора Колхауна знаменитостью.
— Возражение, — сказала Зиглер, разводя руками. — Не понимаю, как это связано с делом.
— Честно говоря, я тоже озадачена, — сказала Прингл. — Мистер Райс?
— Ещё несколько секунд, если будете так добры, ваша честь.
— Хорошо — но вернитесь к существу дела.
— Спасибо. Доктор Флемингдон, не ваша ли лаборатория работала в прошлом году по делу о смерти рок-певца Билли Уиллиджера?
Флемингдон напряглась.
— Моя.
— И не пропали ли части тела мистера Уиллинджера из вашей лаборатории?
— Пропали.
— И вы получили за это взыскание?
Зубы стиснулись.
— Да.
— То есть раньше части тел, за сохранность которых вы несли ответственность, уже пропадали?
— Я уже сказала «да».
— И о том факте, что перечисленные вами органы преступник унёс с собой, мы знаем лишь с ваших слов.
— Фотографии с места преступления показывают отсутствующую челюсть и отсутствующий глаз.
— Не совсем — ни одна из сделанных на месте преступления фотографий их не показывает, однако фотографии вряд ли покрывают всю комнату.
— Я даю вам слово, что этих частей тела там не было.
— Да — ваше слово. В конце концов, вам ни к чему ещё одно разбирательство с чрезмерно пылкими фанатами, крадущими части тел из вашего морга, не так ли?
— Билли Уиллинджер был суперзвездой, мистер Райс. Я не слышала, чтобы астрономов преследовали толпы навязчивых поклонниц.
Смех в зале; Прингл сама с трудом удержалась от смеха.
— Защита будет рада приобщить к делу письма поклонников доктора Колхауна, — сказал Дэйл. — Однако пока что мы имеем на руках загадку убийства, наиболее загадочный элемент которого базируется на показаниях того, кто уже в прошлом терял части тела жертвы.
— Возражение, — сказала Зиглер. — Мистер Райс аргументирует версию защиты[62].
— Принимается, — сказала Прингл. — Мы поняли, что вы хотели доказать, мистер Райс. Двигайтесь дальше.
— Вы упомянули, что части тела иногда уносят с места убийства убийцы-люди, — сказал Дэйл.
— Да.
— С какой целью?
— Э-э… как я сказала, в качестве сувенира.
— Правда ли, что иногда это делается с целью каннибализма?
— Да.
— Или в качестве сексуального трофея?
— Да.
— Дайте нам определение каннибализма, доктор Флемингдон.
— Это… ну, это поедание человеческой плоти.
— Это не совсем так. На самом деле это поедание плоти особи того же вида. Когда рыба ест другую рыбу одного с ней биологического вида, мы говорим, что она занимается каннибализмом, не так ли?
— Гмм… да.
— То есть унести часть тела с целью каннибализма может только представитель одного с жертвой биологического вида, не так ли?
— Вы придираетесь к словам, мистер Райс.
— А убийство на сексуальной почве — разве секс имеет место не между представителями одного и того же вида?
— Обычно да.
— То есть нет никаких оснований считать, что тосоки могут иметь каннибальский или сексуальный интерес к частям человеческого тела, не так ли?
— Нет.
— Однако имеется множество случаев убийств людей людьми, в которых части тела жертвы изымались с этими целями?
С явной неохотой:
— Есть много таких случаев, да.
— Спасибо, доктор Флемингдон, — сказал Дэйл.
— Повторный опрос? — спросила судья Прингл.
Зиглер покачала головой.