В Паркер-центре Хаска поместили в специальную камеру, отдельно от других арестованных. Но это было единственной уступкой его уникальному статусу. Камера была грязная, с изрисованными граффити стенами. Здесь была раковина и унитаз, и то и другое на виду. Также был стул, но тосок не мог на нём сидеть, и потому был вынужден всё время стоять, ухватившись для равновесия задней рукой за прут решётки.
Фрэнк Нобилио и Дэйл Райс приблизились к камере, и охранник впустил их внутрь.
— Фрэнк! — воскликнул Хаск; пучок щупалец на его макушке возбуждённо задвигался. — Спасибо, что вернулись.
— Хаск, я прошу прощения за всё это, — сказал Фрэнк. — Эти люди — полиция — они, очевидно, совершили ужасную ошибку. Но мы всё исправим. — Секундная пауза. — Познакомьтесь со своим адвокатом. Это Дэйл Райс. Дэйл, это Хаск.
— Повторите ещё раз имя, — попросил Хаск.
— Райс. Дэйл Райс, — повторил Фрэнк и продиктовал по буквам. — У тосоков иногда проблемы с восприятием людских имён, — объяснил он Дэйлу.
— Приветствую, мистер Райс, — сказал Хаск. — Вы тот, кто вытащит меня отсюда?
— Можете звать меня Дэйл. Я сделаю всё возможное.
— Буду очень благодарен. Позвольте мне…
— Подождите. Фрэнк, теперь вы должны уйти.
Фрэнк помрачнел.
— Хорошо. Хаск, у меня в любом случае есть сейчас другие дела, но я вернусь, когда вы с Дэйлом закончите, и мы ещё поговорим.
— Я хочу, чтобы вы были здесь, — сказал Хаск.
— Это невозможно, — сказал Дэйл. — Хаск, согласно закону разговоры между адвокатом и клиентом конфиденциальны. Это значит, что их содержание не может быть представлено в суде — но только в том случае, если мы разговариваем наедине. Позже вы познакомитесь с моей помощницей, миз Катаямой; сегодня она в суде, но завтра я её приведу. Однако лишь то, что будет сказано наедине со мной или с ней, защищено законом.
— Всё будет хорошо, — сказал Фрэнк Хаску. — Дэйл — один из самых знаменитых адвокатов на этой планете.
Фрэнк ушёл, и Дэйл опустился на стул, который протестующе заскрипел, принимая на себя вес его массивного тела.
— Я должен сказать вам, Дэйл, я…
— Замолчите.
Хаск отступил на полшага назад.
— Простите?
— Замолчите. Замолчите. Вы собирались сказать мне, виновны вы или нет, правильно? Не говорите мне ничего, пока я не спрошу. Верховный Суд постановил, что я не могу выставлять вас свидетельствовать о своей невиновности, если вы уже сказали мне, что виновны; это равносильно подстрекательству.
— Подстрекательству?
— Склонению свидетеля к даче ложных показаний.
— Но…
— Ни слова, пока я не спрошу. Понятно?
Хохолок Хаска колыхался в явной растерянности. Однако в конце концов он сказал:
— Да.
— Как с вами обращались?
— У меня нет стула, на котором я мог бы сидеть.
— Я пошлю кого-нибудь из своих привезти вам стул из общежития, где вы жили.
— Я бы хотел покинуть это место, — сказал Хаск.
— Я вас понимаю — и мы работаем над этим прямо сейчас. Сегодня состоится слушание о залоге. Если оно закончится успешно, то вы сможете уйти.
— И всё будет кончено?
Дэйл покачал головой.
— Нет. Нет, не кончится. Но вы получите возможность присоединиться к другим тосокам и пользоваться свободой до начала суда.
— И когда это будет?
— Это первая проблема, которой мы будем заниматься. Вы имеете право на безотлагательное разбирательство, но, видите ли, я собираюсь просить вас отказаться от этого права. Нам понадобится время, чтобы подготовить вашу защиту.
— Если, как мне сказали, предполагается, что я невиновен, то почему я вообще должен защищаться?
Дэйл кивнул.
— Технически вы не должны. Однако обвинение представит дело так убедительно, как только сможет. Если вы не будете пытаться опровергнуть их аргументы, они, вероятно, победят.
— Я уже публично заявил о своей невиновности. Какая ещё защита возможна?
— Ну, самый простой способ защиты как раз в этом и состоит — в заявлении о том, что вы этого не делали. Но это означает, что это сделал кто-то другой. Охрана вашей резиденции в кампусе была такова, что никто не мог попасть туда незамеченным. Это означает, что мистера Колхауна убил кто-то из тех, кто был внутри. То есть либо один из семерых тосоков, или один из восемнадцати людей, включая сопровождающих и полицейских. Если окажется возможным доказать, что никто из них убийства не совершал, то вашего заявления будет недостаточно, чтобы признать вас невиновным.
— Тогда мы должны найти убийцу.
Дэйл нахмурился.
— Доказывать, кто на самом деле это сделал — не наша обязанность, и обычно я даже не пытаюсь — но с таким малым количеством возможных подозреваемых будет, безусловно, в наших интересах поразмыслить над вопросом. Не отвечая никоим образом на вопрос о том, вы ли это сделали, знаете ли вы кого-то ещё, кто мог бы иметь причины убить Колхауна?
— Нет.
— Многие аргументы обвинения будут состоять в доказательстве того, что преступление совершил тосок, а не человек. Как по-вашему, возможно ли, чтобы это сделал кто-то другой из тосоков?
— Мы не убийцы.
— Если говорить в общем, то люди тоже. Но человек мёртв.
— Да.
— В своё время один из моих людей задаст этот вопрос каждому, кто был в общежитии, но вы когда-нибудь видели кого-нибудь ссорящимся или спорящим с Колхауном?
— Нет.
Дэйл испустил вздох, напоминающий ураган.
— Ну, хорошо. Мы, безусловно, убавили себе работы. Теперь нам лучше начать готовиться к предъявлению обвинения.
Фрэнк Нобилио прошёл два квартала до здания Уголовного суда округа Лос-Анджелес на углу Темпл и Бродвей. Это был огромный бетонный куб с ребристыми гранями. Сразу за дверями главного входа Фрэнк прошёл через металлодетектор, которым управляли два охранника в форме.
Со стен свисали рождественские украшения.
В обширном полутёмном вестибюле стоял стенд для чистки обуви на четыре места. Перед ним была установлена белая доска с надписью коричневым маркером:
Чистка обуви от Эй-Джей
Регулярная чистка (вкл. наведение блеска)
Атташе-кейсы/форменные ремни + аксессуары
Возьмите карточку — по ней каждая 6-я чистка
бесплатна!!!
Фрэнк оглядел свои коричневые башмаки. Он успел вспотеть: дорога была нетрудной, хотя и немного в гору, однако на Лос-Анджелес обрушилась волна зимней жары.
Он прошёл мимо стола справочной — которая, казалось, специализировалась на выдаче карт автобусных маршрутов присяжным — и нашёл указатель кабинетов. Ему был нужен офис 18-709. Он нажал кнопку вызова лифта, который шёл на этот этаж.
Войдя в лифт, он услышал за спиной постукивание каблуков. Он протянул руку и придержал дверь, не давая ей закрыться. В лифт вошла строгого вида худощавая белая женщина с коротко остриженными каштановыми волосами. Фрэнк ощутил, как удивлённо раскрываются у него глаза, когда он её узнал: Марсия Кларк, главный обвинитель по делу Симпсона. Кларк, должно быть, пришла к кому-то с визитом, потому что теперь она была телезвездой, а не прокурором — интересно, обвиняли ли её коллеги в том, что она продалась, так же, как Клетуса Колхауна. Она ткнула в кнопку четвёртого этажа; Фрэнк нажал восемнадцатый и постарался не пялиться на неё. Табличка на стене гласила: «Все прибывающие на 9-1 этаже будут подвергнуты обыску».
Предупреждение было продублировано по-испански.
Лифт остановился. Марсия Кларк вышла. Кабина снова пришла в движение, и вскоре Фрэнк тоже её покинул. Он отыскал дверь с надписью «Монтгомери Эйджакс, окружной прокурор», задержался на секунду, чтобы поправить галстук и пригладить волосы, и вошёл в приёмную.
— Я Фрэнк Нобилио, — сказал он. — У меня назначена встреча с мистером Эйджаксом.
Секретарша кивнула, взяла телефонную трубку и что-то коротко произнесла в неё. Потом она нажала на столе кнопку, по-видимому, разблокирующую дверь.
— Вы можете войти, — сказала она.
Фрэнк вошёл в просторный отделанный деревянными панелями кабинет, протягивая руку для рукопожатия.
— Мистер Эйджакс, — сказал он, — спасибо за то, что согласились со мной встретиться.
На лисьем лице Эйджакса не было улыбки.
— Честно говоря, — сказал он, — я не уверен, что поступаю правильно. В каком качестве вы здесь, доктор Нобилио?
— В качестве частного лица, не более того.
— Потому что если Вашингтон намерен вмешаться…
— Никто не собирается вмешиваться, мистер Эйджакс, уверяю вас. Но Клетус Колхаун был моим другом — мы знакомы больше двадцати лет. Поверьте, никто не хочет увидеть торжество справедливости в этом деле больше, чем я.
— Ну, хорошо, — сказал Эйджакс, снова усаживаясь. От вида на Лос-Анджелес из окна его кабинета захватывало дух.
Фрэнк тоже сел.
— Но Хаск тоже мой друг, — сказал он. — И мне трудно поверить, что он убил Клита. Помните, что я провёл с тосоками больше времени, чем кто бы то ни было — по крайней мере, из живых людей. И я не видел в них ни следа злобы.
— И что?
— Ну и я подумал — просто подумал, ничего больше, мистер Эйджакс — а не слишком ли вы поторопились, начав преследование одного из тосоков?
Эйджакс заметно напрягся.
— Вы полагаете, что мой офис должен снять обвинения?
— Это было бы благоразумно, — мягко сказал Фрэнк. — В конце концов, это первый контакт между людьми и инопланетянами. Тосоки гораздо более развиты, чем мы. Они могут революционизировать нашу науку и технику. Мы не хотим восстанавливать их против себя.
— «Мы»? — переспросил Эйджакс. — Кто эти «мы»?
— Мы все. Всё человечество.
— Можно сказать, что это тосоки восстановили нас против себя, а не наоборот.
— Но это дело будет иметь последствия мирового масштаба.
— Это возможно. Но факты состоят в том, что один из ваших пришельцев совершил убийство. Преступление не может остаться безнаказанным.
— Нет, сэр. — Фрэнк изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно. — Факты состоят в том, что кто-то из тосоков мог совершить убийство. Но, опять же, может выясниться, что он невиновен. И если это произойдёт…
Эйджакс развёл руками; Фрэнк заметил «ролекс» у него на запястье.
— Если это произойдёт, его оправдают, и никто не пострадает. Но если он виновен…
— Если он виновен, то вы будете выглядеть белым рыцарем, сражающимся со злом, прокурором-паладином, который не сдался.
Бледно-голубые глаза Эйджакса гневно сверкнули, но он ничего не сказал.
— Простите, — сказал Фрэнк. — Я не должен был этого говорить.
— Если у вас больше ничего, доктор… — Окружной прокурор сделал жест в сторону двери.
Фрэнк на секунду задумался, стоит ли продолжать.
— Ходят слухи, что вы собираетесь баллотироваться в губернаторы Калифорнии.
— Я не делал никаких официальных заявлений.
— Вам, несомненно, будет в этом деле полезна любая поддержка.
— Вы пытаетесь предложить мне взятку за закрытие дела, доктор Нобилио?
— Конечно, нет. Я лишь пытаюсь сказать, что последствия могут быть далекоидущими.
— Доктор Нобилио, если я стану баллотироваться на пост губернатора, то это будет потому, что я верю в закон и порядок. Я верю, что мы не должны отпускать преступников. И я считаю, что Америка должна гордиться тем, что один из её институтов является тем, чем должен — великим уравнителем и бастионом истины.
Фрэнк кивнул.
— И потому вы не можете позволить себе демонстрировать мягкотелость; я это понимаю. Но вы наверняка видите, что вы позволяете себе за политическим амбициям не видеть более глобальных перспектив…
Эйджакс протянул руку.
— На этом закончим, доктор Нобилио. Прощайте.
Фрэнк вздохнул.
— Я лишь хочу сказать: думайте, что делаете, мистер Эйджакс.
— Я уже всё обдумал. И я намерен продолжать процесс против инопланетного убийцы со всей возможной скоростью.