Принц волков

Глава 11

Люк стоически перенес еще одно объятие бабушки, которая, кажется, была неспособна прекратить посмеиваться и заговорщицки подмигивать ему.

— Ты убедишься и вскоре вернешься, Льюк — и приведешь ее с собой, hein[22]? — Щербатая, торжествующая усмешка, которую она адресовала Джой, почти заставила его потерять самообладание, но однажды он уже вышел из себя, а толку — чуть. С ней этот номер не проходит. Как он и должен был предвидеть. Только одна вещь заставила бы ее понять, как она ошибается на его счет — и относительно Джой. Он должен будет вернуться, как только Джой уйдет, и показать ей. Эти ее догадки были ошибочны, упования — своего рода пыткой. Представив себе, как ее лукавое лицо вытягивается от разочарования, он почувствовал некоторое удовлетворение.

Что думала Джой обо всем этом, что она должна была думать о поведении его бабушки, он мог только догадываться. Казалось, она по—дружески приветствовала сельских жителей, которые пришли пожелать ей удачного похода, не показывая своих истинных мыслей. Он был глубоко благодарен — теперь, что она не поняла всех слов, которые были сказаны о них и вокруг них — слов, которые, возможно, помогли бы ей уловить значение понимающих взглядов, которыми провожали ее сельские жители.

Улыбаясь, она подошла к нему, ее волосы пахли мылом, глаза горели от волнения. Он быстро отвел взгляд, пока кружащиеся золотые искорки не заманили его в ловушку.

— Сегодня — тот самый день, Люк, не так ли? День, когда мы достигнем горы?

Ее голос был заполнен настолько невинным энтузиазмом, что он едва сдержал улыбку. Или порыв чувства, которое не мог себе позволить.

— Возможно. Зависит от того, насколько быстрый темп мы возьмем. Но очень спешить мы не будем, Джой. Помни, я хочу доставить тебя туда в целости.

Его предостережение не смогло испортить ее приподнятого настроения.

— Прекрасно. Как скажешь, Льюк!

Его имя, произнесенное ею так, как делала это его мать, почти заставило его коснуться ее, погладить мягкий бледный изгиб щеки, провести пальцами вниз к подбородку. Но он заставил себя ограничиться только воображением.

— Я рад, что ты научилась сотрудничать, — сухо произнес он.

Она выпрямилась, выгнула брови и скрестила на груди руки.

— Прошу прощения, но я всегда иду навстречу. Я знаю некоторых людей, которым очень далеко до моей уступчивости.

Внезапно она прикусила губу, как будто сказала что—что, чего говорить вовсе не собиралась. Люк почувствовал, как его лицо слегка покраснело, пока он искал в ее словах скрытый смысл, но от необходимости ответить на этот выпад он был спасен внезапным появлением Клэр, которая бросилась на его ноги с характерным для нее порывом и начала тараторить на французском языке.

— Льюк, ты уже уходишь? Почему ты не можешь побыть еще? — и, бросив молниеносный взгляд на Джой, добавила. — И ты собираешься привести с собой эту страннуюмадемуазель в следующий раз? Она станет твоей?..

Люк утихомирил ее, опустив руку ей на плечо. Она тут же все поняла, затихла и пристально посмотрела на него широко открытыми, неожиданно серьезными глазами. Он опустился на колени и крепко обнял ее.

— Клэр, есть некоторые вещи, о которых невежливо спрашивать. Ты же не хочешь заставить Джоэль смутиться, не так ли?

Клэр обдумала это с запрокинутой кверху головой.

— Но она даже не говорит по—французски! — запротестовала она, наконец. Люк подавил смешок, ограничившись тем, что отвел один из спутанных завитков с ее лица.

— Ты знаешь, что слова — это не все, Клэр. Есть некоторые вещи, которые ты поймешь, когда станешь старше, но обещаю, что я объясню их тебе однажды. Когда смогу.

Несколько воинственно выпятив нижнюю губку, Клэр медленно кивнула.

— Хорошо. Но ты лучше возвращайся поскорее!

Люк принял энергичные объятия маленькой девочки, платя за ее внимание собственными крепкими объятиями.

— Будь послушной, Клэр.

— Я всегда слушаюсь! — заявила маленькая девочка. И мгновенно умчалась, молча коснувшись Джой.

— Мне жаль, что у меня нет столько энергии, — нежно сказала Джой. Последние из сельских жителей уже расходились, прощаясь и давая напоследок советы, а кое—кто ухмылялся, чего Джой, к счастью, казалось, не замечала.

На мгновение Люк пробовал вообразить, какой должна была быть Джой в этом возрасте. Даже теперь она казалась почти беззаботной, в ней было что—то от невинности ребенка. Он знал, что она не была невинной и была далеко — совсем — не ребенок. Стоило ему только вспомнить об этом, и кровь закипала в нем, стоило только позволить своей полной осведомленности принять ее, и он не устоит перед ее соблазнительной властью.

Он старательно отогнал эти думы в сторону, зная, что ему станет легче только тогда, когда она уйдет с его территории и из его жизни. Боль от этой мысли была отправлена в самый дальний угол.

Бабушка внезапно прервала его беспорядочные размышления — на этот раз в подходящий момент. Она заговорила по—французски, на мгновение игнорируя Джой.

— Я забыла сказать тебе, Льюк — сегодня попозже приедет доктор. Ты уверен, что не хочешь послоняться в округе и дождаться его?

Люк бросил быстрый взгляд на Джой, отметив с облегчением, что она, казалось, не расслышала это одно слово — docteur[23] — среди других.

— Мы должны идти, бабушка, фактически, прямо сейчас. — Он наклонился, чтобы отдать ожидаемую дань уважения, легко поцеловав в обе щеки, что она приняла как должное и повернулась к Джой. Выражение на лице Джой было почти комическим, когда Бертранда одарила ее звучным, смачным поцелуем в похожей, но намного более мелодраматичной манере. Джой беспомощно глядела на Люка, пока старая женщина не выпустила ее.

Бертранда беспристрастно смотрела на них обоих в течение долгого мгновения, а затем подняла голову и вдохнула воздух.

— Сезон меняется, — объявила она на английском языке. — Я чувствую в ветре запах чего—то странного. — Внезапно ее подвижное, обветренное лицо стало серьезным. — Может, тебе лучше остаться, в конце концов, здесь, Льюк.

Какое—то мгновение Люк осмысливал ее слова и отклонил их прежде, чем сомнение могло поколебать его решение. Остаться здесь на еще одну ночь — и слушать многозначительные комментарии, видеть догадливые кивки и вкрадчивые улыбки сельских жителей, знать, чего они ожидают и чего никогда не будет — остаться здесь на еще одну ночь и понять, что дошел до края, зашел так далеко, что нет никакой надежды восстановить равновесие, — нет. Это невозможно.

Он поднял свой рюкзак и забросил его на плечо. Джой надела рюкзак раньше, чем он успел предложить свою помощь, она усмехнулась ему, абсолютно не понимая его внутренней борьбы, и Люк вынудил свои мускулы расслабиться.

С последним поклоном бабушке, — которая буравила его последним, прищуренным взглядом, лишенным обычного юмора, — он коснулся руки Джой и сказал:

— Ну что, идем?

— Allons—y [24]!

Джой вышагивала рядом с ним настолько бодро, что ее энтузиазм и явная радость достигли темного сосредоточения его самых глубоких опасений и на мгновение осветили его так, что он смог забыть все, кроме ее счастья. Когда они спустились в низину, уверенным широким шагом пересекая дно долины, холодное утро, казалось, блестело обещанием. Он чувствовал ее надежду, и в настоящий момент этого казалось достаточно.

Джой остановилась только однажды, чтобы оглянуться на Валь—Каше, когда защитный лес сомкнулся вокруг нее, скрывая от Внешнего мира. Ее слова были очень тихими, он знал, что они предназначались не для того, чтобы он их слышал.

— До свидания. Я желаю… — и затем она отвернулась и заполнила новый день праздной болтовней, которая конкурировала с птицами и ослабила пустоту в его душе.

Они пересекли дно долины за утро и после полуденного перерыва начали подъем на первый из склонов, которые отмечали подножие горной цепи, где находился пик Миллера. Когда они достигли луга, с которого отчетливо просматривалась их цель, Люк указал на нее Джой, наблюдая, как меняется выражение ее лица, пока она пристально рассматривала пик. На лице Джой застыло упрямство, что послужило ему напоминанием о том, что она ценила больше всего, что действительно имело для нее значение — что она должна была сделать прежде, чем они оба обретут покой.

Затем он сказал ей, что сельские жители подтвердили, что самолет упал там несколько лет назад, потерялся в метели поздней весной. Они даже послали туда людей, но те не нашли ничего, поскольку рыхлый снег похоронил то, что могло быть найдено. Он видел надежду в глазах Джой.

После этого она замолчала, вся сконцентрировавшись на том, чтобы достичь цели, стоившей года надежд и мечтаний. Люк не приветствовал тишину. Он не мог заполнить ее, как она, праздной беседой, легкими комментариями, чтобы скоротать время, это было не для него. Но тишина стала ужасным бременем, каким никогда не была прежде. Из—за нее он полностью концентрировался на Джой: на ее женственном аромате, звуке дыхания и равномерном биении сердца, бликах солнечного света в ее волосах, прекрасных изгибах тела, подходящим его собственным.

Все, что он мог сделать, это устанавливать барьеры один за другим, держа осведомленность о ее присутствии так глубоко похороненной, что ощущал себя лишенным чувств, слепым и глухим, неспособным чувствовать вообще. Километры пути проходили, как в тумане, только инстинкт держал его на правильном курсе, и все равно он спотыкался и сбивался с ритма снова и снова, был неуклюжим из—за необходимости так сильно сдерживать себя.

Один раз Джой дотронулась до него. Это было всего лишь легкое касание руки, немой вопрос или выражение беспокойства — он не понял, что это было. В тот же момент он обернулся к ней с рычанием, почти отбросив ее назад своим внезапным движением. Тогда он увидел ее лицо, застывшее от удивления, и вспышку страха в ее глазах прежде, чем она замаскировала это гневом. Она отступила от него, всматриваясь в его глаза, и то, что она прочитала в них, обратило ее лицо в маску чрезвычайной неприветливости. После этого она держалась на безопасном расстоянии.

Так они и двигались, и отчуждение снова стеной вставало между ними. Люк чувствовал это, как прутья клетки, из которой у него не было надежды вырваться.

Взбираясь медленно и монотонно вверх по склону, они вошли в царство деревьев твердых пород, которые занимали более высокие склоны, оставляя защиту долины позади. На вершине горного хребта, который лежал между Валь—Каше и пиком Миллера, Люк остановился, чтобы рассмотреть последнюю часть их путешествия.

Другая долина простиралась под ними, глубокий зеленый цвет леса уступал блестящему синему цвету озера, которое лежало у подножия пика Миллера. Сама гора круто поднималась вверх — каменный гигант, стоящий по колено в воде, нижняя часть которого одета в наряд из елей и сосен.

Джой поднялась вровень с ним, и он услышал ее глубокий вдох.

— Это оно, не так ли? — прошептала она. Она сняла свой рюкзак и поставила его на голом участке скалы, поднимая руку, чтобы прикрыть глаза от солнца.

— Да, — Люк отвел глаза от лица Джой и молча стал прикидывать расстояние вдоль ближнего берега озера до подножия горы. — Там, — сказал он, указывая на отстоящий зубец на передней части горы, остроконечный и бороздчатый, с отблесками солнца на ледниках. — Ты сказала, что самолет прибыл с востока. В сильную бурю эта часть горы могла стать смертельным препятствием. Самолет упал где—то с этой стороны…

Он умолк, проклиная потребность в отчуждении, которая сделала его слова такими холодными. Но Джой только пристально смотрела на гору, дыша тяжело и быстро.

— Да. Все соответствует. — Ее голос был странно спокоен. — Они передавали, что пролетели над большим озером. Они мельком увидели его сквозь бурю прямо перед тем, как оборвалась связь… — Люк услышал, как она сглотнула. — Это оно. Я знаю это.

Она наклонилась, чтобы поднять свой рюкзак, и уже обогнала Люка, пока он снова натягивал свою поклажу. Ее рывок вниз по склону навстречу линии деревьев был почти опрометчивым, плохо закрепленные камни выскальзывали у нее из—под ног и, подпрыгивая, катились вниз по горному хребту с глухим стуком.

Люк погнался за ней и опередил, встав на ее пути. Она притормозила и посмотрела на него, глаза ее сверкали, а кожа порозовела от наплыва эмоций.

— Это настолько близко, Люк, — выдохнула она. — Так близко.

— Не так уж и близко, — Люк удерживал ее взгляд, борясь с откликом своего сердца. — Здесь расстояния вводят в заблуждение. Мы спустимся немного дальше вниз, в долину озера, и пройдем вдоль берега столько, сколько успеем до сумерек. Тогда устроим лагерь и утром выступим со свежими силами.

— Но…

— Это не предложение, Джой. Мы можем потратить дни на поиски, как только достигнем подножия горы. Но и даже тогда…

Она подняла подбородок.

— Ты думаешь, я не знаю? — вдруг она посмотрела как бы сквозь него, губы приоткрылись. — Но, пока я уверена…

Люку потребовалось все его самообладание, чтобы не дать себе дотронуться до нее, укрыть в своих объятиях от печали, которая собиралась в ее глазах.

— Ты должна выспаться, чтобы думать ясно, Джой. Если мы двинемся сейчас, то сможем покрыть хорошее расстояние до того, как стемнеет.

Ее пристальный взгляд встретился с его, и она медленно кивнула.

— Хорошо, — ответила она. — Я могу подождать еще один день.

Люк отвернулся и опять направился вниз по склону прежде, чем успел бы выдать свои мысли. Он услышал, как она отправилась следом, двигаясь с большей осторожностью, когда они достигли линии деревьев и вошли в лес. Она молчала и шла вперед, не щадя себя, даже когда Люк установил более медленный темп. Они коротко отдохнули у чистой озерной воды и шли дальше вдоль берега, пока день клонился к закату.

В сумерках они достигли точки, близкой к подножию горы, где деревья покрывали крутой склон, затеняя скалистую массу выше. Они устроили лагерь, не говоря друг другу ни слова; Джой была погружена в мир собственных воспоминаний, и Люк принял эту передышку с горькой благодарностью. Он ждал, пока она сидела, уставившись в огонь, будто собираясь держать бессменную вахту всю ночь. И только когда она сдалась усталости, отступив, наконец, к палатке, Люк был свободен убежать.

Он вошел в ночь, следуя за своими чувствами и инстинктом, который люди называли интуицией. Он пробежал через лес к месту, где каменистая осыпь непрерывной волной нисходила с отвесной стены вздымающейся ввысь горы и прорезала свой путь через деревья к кромке воды.

Он нашел то, что искал, когда луна начала опускаться к горизонту, как раз перед первыми неясными лучами утренней зари. Он обернул фрагмент металла своей рубашкой и понес в лагерь, надежно обхватив руками.

Джой проснулась с рассветом, и Люк был там, когда она вышла из палатки, ее светлые волосы спадали на глаза.

— Я нашел это место, — тихо сказал он.

Джой стояла около Люка, еще не полностью проснувшаяся, снова и снова поворачивая в руках ржавый металл.

— Там могут быть еще обломки, — пробормотал он. — Я не делал тщательного осмотра.

Она подняла взгляд, с трудом сфокусировавшись на его лице. Он держался отчужденно, как и было с тех пор, как они оставили Валь—Каше, но выражение глаз смягчилось. Как если бы он знал, что она чувствует в этот момент.

«Когда он вел ее сюда, она ожидала — чего? Знака, который укажет, что она, наконец, достигла цели своего поиска? Шепота потерянных голосов, которые успокоят ее и направят, изгнав печаль, дальше по ее пути? Если бы я только могла быть уверена в этом».

Она дрожала в тени горы и сжимала металл до тех пор, пока чуть не порезала пальцы. Маленькие камни, из которых состоял созданный временем, ветром и погодой покатый откос, постепенно уменьшающийся от горной отвесной скалы, перекатывались под ее ногами. Люк отошел, неправдоподобно бесшумный на каменистой осыпи, и остановился рядом с нагромождением больших валунов, застрявших между стволами близко растущих сосен.

— Сюда, — позвал он. Она последовала за ним и нагнулась над тем местом, на которое он указал. — Фрагмент был зажат между этими валунами. — Он поднял глаза на гору. — Самолет, должно быть, разбился там, в самой крутой точке склона. Выше линии деревьев не было ничего, что могло бы воспрепятствовать обломкам крушения разлетаться, падать и скатываться в озеро. Кроме этого места.

«Здесь». Джой осторожно положила фрагмент и начала искать среди валунов, просеивая слои сосновых игл и перегноя. Она слышала, как Люк работает рядом, благодарная за его присутствие и за отстраненность, которая напоминала ей о ее цели. Время для эмоций придет позже.

Они нашли еще обломки металла, скрученные и погнутые, когда спустились ближе к берегу озера. Джой собрала их в аккуратную кучу, наподобие надгробия, и опять занялась поисками. Люк объявил перерыв в полдень, и они сидели на берегу озера, близко, но не касаясь друг друга, их отражения казались миниатюрными на фоне высившейся над ними горы.

— Этого недостаточно, — спокойно сказала Джой.

Люк бросил камень в кристально чистую воду, и Джой наблюдала, как круги расходятся по воде, пока не исчезнут.

— Ты должна быть точно уверена, — ответил он.

Она посмотрела на него через узкий промежуток земли и камней, который их разделял. Он понял. Она могла бы потянуться и дотронуться до него, прося, чтобы он поддержал ее в этом одиноком месте, и он бы понял. Но она с силой обхватила себя руками и поднялась на ноги, столкнув в озеро еще несколько камешков.

— Это — твой мир, Люк, — сказала она. — Ты был прав относительно многих вещей. Но я никогда не понимала, насколько трудно будет заставить твой мир раскрыть свои тайны.

— Джой…

Она покачала головой и пошла вдоль берега, а Люк следовал за нею, как тень. Тянущая боль в груди становилась все сильнее и сильнее по мере того, как день клонился к закату. Она чувствовала дикую местность, словно живое существо, отталкивающее ее, дразнящее, отказывающееся привести к тому, что она должна получить. Это место забрало ее родителей, но ничего не дало взамен.

Что—то дикое вдруг поднялось в Джой. Она отбросила голову назад и пристально посмотрела на заходящее солнце. Она открыла свое сердце и чувства и отбросила рациональность, которой жила всю свою жизнь.

«Выслушайте меня, — сказала она лесам, пикам и чистой воде. — Позвольте мне найти их, позвольте мне освободиться, и я дам вам все, что захотите».

— Джой, — низкий голос Люка прервал мольбу, которую она мысленно произносила, и Джой резко обернулась к нему. Выражение его глаз невозможно было прочесть, а лицо было застывшим, как горы вокруг. — Время возвращаться в лагерь. Завтра…

— Нет, Люк. Еще нет, — Джой смотрела куда—то мимо него, ее ноги двинулись раньше, чем она осознала странную уверенность, которая вела ее. Она шаг за шагом пошла назад по своим следам, позволяя взгляду блуждать, не сосредотачиваясь, пока не поймала вспышку умирающего солнечного света на металле.

Металлическая пластина была наполовину засыпана галькой и илом и кое—где блестела, несмотря на ржавчину. Джой опустилась на колени и откопала ее, затем осторожно сполоснула в озерной воде.

Дрожащим пальцем она провела по выгравированным словам, которые все еще можно было прочесть. «Джеймсу Рэндаллу, любимому мужу и отцу».

«Свободный, каким изначально природа сотворила человека…»

Джой почувствовала теплоту дыхания Люка, когда он опустился на колени рядом с ней. Он выразительно прочел цитату, нежно проведя своими пальцами по ее.

— Это был подарок, — прошептала она, в горле внезапно встал комок. — Самолет был подарком от моей мамы после того, как старый папин пришел в негодность. Она откладывала на него деньги в течение многих лет. Я помню, как мы дарили его ему, и мама установила эту пластину в кабине.

Замолчав, она подняла пластину и сильно прижала ее к груди. «Я нашла вас, — сказала она тихо. — Я нашла вас». Она скользила взглядом по поверхности озера и думала о своих родителях, спящих под его неподвижной и прекрасной гладью.

Теплота объяла ее, настоящая и безусловная. Люк прижался грудью к ее спине и обхватил своими руками, и годы растаяли, и она снова стала ребенком. Она услышала голоса родителей, их последние слова, обращенные к ней, которые прозвучали так давно.

— Я люблю вас, мама и папа, — прошептала она. — Я люблю вас, — и затем заплакала, выпустив, наконец, слезы из того места, где прятала их. Она повернулась в объятиях Люка и цеплялась за него, пока он держал ее рыдающую.

Солнце уже превратило озеро в жидкий огонь, когда, наконец, пришел покой. Люк молча выпустил ее, когда она мягко отстранилась, коснувшись рукой его лица, и с затруднением поднялась на ноги. Он последовал за Джой, когда она поднялась от берега озера до горки обломков, которую начала складывать, и помогал ей собирать камни, чтобы покрыть обломки, пока не осталась только пластина с надписью.

В тишине сумрака Джой укрепила металлическую пластину наверху пирамиды. Только тогда Люк оставил ее одну. Она стояла перед пирамидой из камней, одна, но уже без чувства утраты. Казалось правильным, что она должна сказать последнее «прощайте» с наступлением темноты, что она должна чувствовать, как бремя печали становится все легче по мере того, как опускается ночь.

Она нашла Люка сидящим возле воды.

— Спасибо, Люк.

Он поднял взгляд, горстка земли высыпалась из его открытой ладони. В тусклом свете она не могла разглядеть выражение его лица.

— Этого достаточно, Джой?

Она поняла, о чем он спросил.

— Да, — пробормотала она, опускаясь на колени возле него. — Я чувствую, как будто знаю, что они теперь покоятся в мире.

В течение долгого мгновения она вслушивалась в ритм его дыхания, позволяя новому, незнакомому удовлетворению заполнить ее.

— Впервые за годы я чувствую себя свободной.

Люк отвел взгляд, его профиль выделялся силуэтом на фоне воды, подсвеченной последними лучами солнца.

— Тогда нет причин, по которым мы не можем начать завтра трогаться в обратный путь.

Джой хотела прикоснуться к нему, но застыла при этих словах. Меньше часа назад он обнимал ее, пока она плакала, как никогда прежде, качал ее, как ребенка, и разделял ее горе так, как мог разделить только человек, лишившийся родителей. Теперь его голос был отстраненным, почти холодным, и когда он повернулся к ней, то вздрогнул от ее протянутой руки.

Она позволила своей руке опуститься.

— Здесь так красиво, — сказала она. — Если бы мы могли остаться еще на несколько дней…

— Нет. — Он резко поднялся на ноги, обернувшись к ней спиной. — Погода может измениться в любое время. Пока нам везло, но я хочу, чтобы ты ушла отсюда и… — Он оборвал себя, но слова, которые собирался сказать, эхом прозвучали между ними.

«…и из моей жизни». Он хотел, чтобы она убиралась. Смотря невидящим взглядом ему в спину, Джой сложила руки на груди.

Она получила от него то, что хотела. Он сделал то, что обещал. Она попрощалась со своими родителями и теперь могла идти дальше — продолжать жить, смотря вперед, а не оглядываясь назад.

Но когда она смотрела вперед, то видела не свою прежнюю работу в Сан—Франциско и ту ограниченную жизнь, которую она оставила там. Она видела Люка, темную фигуру, стоящую на дороге в необозримое будущее. Ожидающего прямо за той пустотой, которая осталась в ее сердце после смерти родителей.

«Чего ты хочешь, Джой»? — спросила она себя. Вопрос эхом отразился в ее сердце и вернулся без ответа.

Медленно выдохнув, Джой поднялась и подошла к Люку. Его тело напряглось, мускулы затвердели от ее близости, как будто он возвел между ними невидимую стену.

Она могла бы снова отойти. Это было бы проще всего. Но в ней была новая странная радость, которую нельзя заставить замолчать, ощущение надежды, которая подпитывала ее природное упрямство.

Люк был загадкой с первого дня, как она его встретила, и эта загадка только усложнилась за время, проведенное вместе в Валь—Каше и пути. Люк хотел, чтобы она ушла из его жизни по причинам, которые она не понимала.

Пока не понимала.

«Ты увидишь, что от меня не так—то легко отделаться, — сказала она про себя. — Я никогда не сдаюсь, пока не найду ответы на все вопросы».

Как будто услышав ее мысли, Люк резко поднял голову. Его ноздри расширились.

— Ветер меняется, — пробормотал он так тихо, что она едва расслышала. Он обернулся и отошел на несколько шагов, преднамеренно смотря поверх головы Джой. — Мы выйдем рано утром.

Он ушел прежде, чем она поняла это. Она посмотрела ему вслед, стиснув зубы.

— Так рано, как только захочешь, Люк, — выдохнула она. — Так рано, как только захочешь.

Медленно она поднялась назад на склон, остановившись, чтобы легко провести рукой по изъеденной непогодой поверхности металлической пластины, которая была последним памятником ее родителям. «Свободный, каким изначально природа сотворила человека…»

— Вы не будете разочарованы, — тихо сказала она, обращаясь к родителям. — Вы прожили полную жизнь, и я проживу такую же. И не соглашусь на что—либо меньшее.

Она улыбнулась, вспоминая, и, когда закрыла глаза, смогла увидеть, как они улыбнулись в ответ.