Приговоренные к приключениям

Глава 1. Побочный эффект

Фараон

Когда этот мужик, почти превратившийся в ледышку, ввалился в наш кабак, я понял, что самое интересное только начинается. Забросил полотенце на плечо, убрал хайбол, который до этого полировал (так уж положено, если ты бармен), вниз от греха подальше и с интересом принялся разглядывать нового посетителя.

Надо сказать, было на что посмотреть.

С одной стороны, лицо у мужчины было самое обычное, ничем не примечательное. Синеватое от холода, но и только. Ни тебе свернутого набок носа, как у нашего повара. Бывшего повара. Ни, к примеру, какого-нибудь зловещего шрама от уха до подбородка, как у Джема, еще одного нашего бывшего завсегдатая. Джем, кстати, заработал этот шрам вовсе не в геройском бою. Как-то раз, перебрав, он рассказал мне (в промежутках между тем, как я поднимал его с пола под барной стойкой), что наградила его этим украшением стеклянная дверь на даче у приятеля. Пошел ночью к холодильнику за пивом, не заметил дверь – с кем не бывает?

Так вот. У мужика, который рыбкой нырнул в нашу дверь, ничего такого на лице не было. Возраст где-то за тридцать. Два глаза. Два уха. Прямой нос без следов чужого физического вмешательства. Рот, в котором, насколько я успел разглядеть, все зубы были на месте. Волос на голове полный ноль, но нынче это даже модно — сиять выбритой макушкой. Все вместе складывалось в довольно симпатичную физиономию честного малого.

Зато с одеждой дела обстояли куда интереснее. Забыл упомянуть, что на этот раз за стенами нашего кабака стояла зима со всеми ей полагающимися штучками – ну там, метель, сугробы выше крыши и холод такой, что уши в трубочку сворачиваются сразу, как только сунешься покурить. Вот я и не совался — курил в форточку, то и дело бегая в подсобку.

На мужчине (изрядного роста, кстати, почти двухметровый дядя) была холщовая куртка, такие носят повара во всяких азиатских жральнях. Серенькая, с каким-то лейблом и с закатанными рукавами, из-под которых виднелись густо покрытые цветной татуировкой мускулистые руки человека, привычного к физической работе. Такие же штаны, на которых теперь таял снег, оставляя темные пятна. И черные тапочки-вьетнамки на ногах. Да уж, эту обувку точно не показывают в числе модных коллекций. Зато показывают в фильмах с Брюсом Ли.

И все. Ах да, на плече висел черный городской рюкзак. Тоже потертый.

— Добрый вечер, — стуча зубами, пробормотал вновь прибывший, торопливо захлопнув за собой тяжелую дверь (на этот раз дверь приобрела вид металлической, со смотровым окошком, снабженным внушительной на вид откидной дверцей. Изнутри дверь была обита медными листами).

— Погодка-то нынче как разыгралась, — вежливо отозвался я, поудобнее опираясь локтями на барную стойку перед собой.

— Что? А… да, разыгралась… — мужик помотал головой, точно лошадь, которую прямо из бурана завели в теплое стойло. До меня даже долетела пара холодных капель.

— Выпьете? — поинтересовался я, изучая, как на лице у моего гостя сменяется целая гамма чувств. Это он, стало быть, огляделся и теперь увидел наш бар во всей его красе. Мягко говоря.

— Э…

Красноречием наш посетитель, похоже, не отличался. Ну что ж. Надо брать дело в свои руки. Я вздохнул и снова извлек на свет божий тот самый хайбол, который несколько минут назад спрятал под стойку.

— Ничего не говорите, я сам угадаю. Впрочем, это тоже бессмысленно… Доверимся судьбе.

Мужик с непонятным видом уставился на меня. Не глядя в его сторону я, с мрачным упорством обреченного, достал из холодильника бутылку «Столичной». Поставил на стойку. Потом добавил к ней маленькую бутылочку «табаско», флакон с лимонным соком, ворчестерский соус и перечницу. Томатный сок нашелся в сейфе около дробовика. Ненавижу такие перемены. Так. Теперь смешать. Смешать, смешать… о, черт.

Жидкость в стакане вспенилась, зашипела и приобрела ярко-синий цвет, окутавшись клубами бирюзового пара. На «Кровавую Мэри» это не походило ни малейшим образом, даже если зажмуриться и изо всех сил попробовать вообразить эту самую Мэри в неглиже. К тому же, стакан ощутимо нагрелся. Так что я бросил гадать и просто отправил стеклянную емкость скользить по стойке — к самому носу нашего гостя.

— Ч-что это? — запнулся тот, невольно отшатнувшись.

— Пейте, — успокоил я его. — Точно не отрава, я гарантирую. Возможно даже, это лучшее, что вам доведется выпить в своей жизни. Или нет. Но мне вообще почему-то кажется, что сейчас вам особо не из чего выбирать, верно?

— Верно, — мужчина помрачнел еще больше, потом решительно схватил хайбол и выхлебал дымящийся коктейль двумя большими глотками. Почти выхлебал. Не всем так везет.

— Ух! — крякнул он, выронил из ослабевших пальцев стакан, со звоном покатившийся по стойке, и замолчал. Молчание затянулось так надолго, что я уже начал беспокоиться и прикидывать, где в последний раз видел аптечку… ну, или то, что на аптечку было хоть как-то похоже. Но тут клиент отошел и зашевелился.

— Вот черт… Это… Это лучшее, что мне довелось выпить в своей жизни! — восторженно заявил он. Божечки-кошечки, предсказуемо-то как. Ну и дальше будет так же предсказуемо, я не сомневаюсь.

Конечно. Мужика скрючило, как складной нож. Над стойкой осталась торчать только лысая макушка с несколькими непросохшими каплями воды на ней. Между каплями проскакивали маленькие молнии.

— Что происходит? — глухо простонали снизу.

— Побочный эффект, — любезно пояснил я. — Скажите, вы чувствуете в себе какие-нибудь перемены?

— Дыа… — пробулькало под стойкой.

— А кроме недомогания?

— Ну… — гостя наконец-то раскрючило обратно, и он, цепляясь сведенными судорогой пальцами, как ленивец когтями за ветку дерева, вскарабкался обратно за стойку, снова оказавшись вровень со мной. На лице медленно проступало удивление. — Я вспомнил все рецепты, которые знал или по которым когда-нибудь готовил. Представляете? Вообще все!

— И много таких? — без особого интереса спросил я. Гость задумался.

— Да тысячи четыре, — протянул он задумчиво. Потом быстро поправился. — Четыре тысячи сто тридцать два, если точнее.

Настала моя очередь поднять бровь и пристально посмотреть на необычного гостя. Истолковав мой удивленный взгляд как-то по-своему, мужик насупился, снял с плеча лямку и поставил рюкзак рядом с собой на стойку.

— Что вы так смотрите? Да, я умею готовить! Более того, я лучший повар ресторана «Кадзуми»!

Тут он запнулся и упавшим голосом добавил:

— То есть, был лучшим.

Расстегнув клапан рюкзака, лысый залез внутрь, пошарил там и извлек здоровенный нож, в котором я без труда опознал сантоку, только необычно большого размера. За ним появился второй. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять — это вам не штамповка какая-нибудь. Это, братцы, качество, подобное легенде. Настоящий японский нож. Тот, кто его ковал, достоин был войти в историю не меньше, чем кузнецы древности, сотворившие знаменитые на весь мир катаны. Знал я одного такого на прошлой неделе… Мурамаса, кажется, или Масамунэ. Он попросил много подогретого сакэ, и что удивительно, получил именно то, чего хотел. Настоящий «Саваноцуру-дайгиндзе», без всякого обмана. Жаль, познакомиться поближе толком не удалось, потому что… Потому что потому, короче говоря. Потому что наш несчастный кабак в очередной раз поменял местоположение.

— Повар, значит? — спросил я и устроился поудобнее. — И что же лучший повар «Кадзуми» (кстати, что это, черт побери, а?) делает в нашем заведении?

Парень замялся было, но я посмотрел на часы.

— Вы не стесняйтесь. По моим подсчетам, у нас еще есть немного времени.

— Немного времени до чего? — спросил он.

— До того, как наступит другое время, — пояснил я. Гость пожал плечами, почесал макушку и протянул мне крепкую ладонь.

— Варфоломей. Можно на «ты». Можно короче — Вар.

— Однако… — ошеломленно отозвался я. — Редкое имя. Я Фараон. Будем знакомы. Кстати, там снаружи на вывеске что сейчас написано, не подскажешь?

Варфоломей

Надежды не было совсем, и с каждой секундой даже ее призрачная тень неумолимо таяла. К тому же, мороз начал пробирать до костей, и промокшая от пота куртка на спине уже встала ледяным коробом. Стуча зубами, Варфоломей притаился за каким-то мусорным баком, а потом, дождавшись, когда фары внедорожника скользнули по ржавому металлическому боку и канули в темноту, рванулся вперед и перебежал дорогу, целясь в узкий кривой переулок, заметенный снегом.

Куда он бежал и зачем, Варфоломей особо не задумывался. Главное было — оказаться подальше от «Кодзики», где творился форменный переполох. Еще бы: шеф-повар надел на голову почетному гостю заведения полную тарелку мисо! Скандал невообразимый! А учитывая то, что мисо был отменно горячим, мало гостю не показалось.

Беда в том, что гостем этим был известный на весь город бандит Костыль, он же в миру — Сергей Петрович Девятков, уважаемый глава крупнейшего банка, благотворитель, меценат, страстный коллекционер и прочая, и прочая. Но перед горячим супом все равны. Ошпаренный Костыль завыл, как пароходная сирена, его охранники ринулись на повара, выхватывая многочисленные стволы, но Варфоломей был таков.

— А в-вот не надо б-было матом на м-меня ругатьс-ся. Приправ-ва ему н-не понравилась, поним-м-маешь, — процокал очередную зубовную чечетку шеф-повар. — Интересно, а когда это я рюкзак успел прихватить? Не помн-ню…

В рюкзаке обнаружились два ножа-сантоку и полотенце, аккуратно свернутое и запечатанное в полиэтиленовый пакет.

— Джентльменский набор, — горько усмехнулся беглый кулинар. — Хоть сейчас на большую дорогу.

Оба сантоку имели свою историю и личные имена. Не совсем обычное дело для поварских ножей, но Варфоломей, которому эти инструменты профессии достались во время стажировки в Японии, дорожил ими как зеницей ока. Еще бы! Ножи он получил от старого владельца антикварной лавочки, внучку которого спас из пруда, вовремя успев прыгнуть в холоднющую весеннюю воду. Тут самое время рассказать длинную романтическую историю о том, как спасенная девица воспылала страстной любовью к своему герою, да только с историей получилось не очень — девице от роду оказалось ровно девять лет. Так что пришлось удовольствоваться горячей благодарностью дедушки. А потом, узнав о том, что делает на благословенной земле Ямато долговязый, как посох бо, лысый, да еще и татуированный гайдзин — старый Оката-сан, кряхтя, залез в неприметный сундучок и вынул оттуда что-то, завернутое в кусок промасленной ткани.

— Варфоромэ-сама, — кланяясь, проскрипел старик, — позвольте преподнести вам эти ножи, чтобы высказать глубочайшую благодарность за спасение негодницы Томико…

Варфоломей, глаза которого чуть не выпали при взгляде на то, что показалось из свертка на белый свет, захрипел сдавленным голосом и начал отказываться, чуть не плача, мысленно изо всех сил шлепая себя по рукам, так и норовившим вцепиться в ножи. Но Оката-сан был непреклонен.

— И думать не смейте о том, чтобы отказаться, Варфоромэ-сама, — укоризненно сказал он. — Не позорьте мои седины отказом! Знаете ли вы, что эти ножи ковал сам Муромаса? Говорят, он сделал это ради забавы, чтобы отдохнуть от создания своих смертоносных клинков. Но, как подобает истинному мастеру, даже забава обернулась чудом.

Вот тут повар был полностью согласен. Мягкий, матовый блеск лезвий, не потускневших от времени, ничем иным, кроме чуда, не мог оказаться. Самое настоящее чудо!

— Вот этот сантоку, — старый антиквар бережно дотронулся до костяной рукоятки ножа, украшенного иероглифом, залитым алой краской, — зовется Сигурэ. А этот, — на сей раз сухая старческая ладонь коснулась рукояти ножа с черным иероглифом, вырубленным в стали, — носит имя Зангецу. Владейте ими с гордостью, Варфоромэ-сама!

«Ну все, — пронеслось в голове Варфоломея, обалдело сжимающего в руках сверток, — на кухне я непобедим!»

Так и случилось. Два сантоку словно бы пели над разделочной доской неслышную песню, превращая все, к чему прикасались, в изящнейшую, почти кружевную нарезку. Варфоломей заказал для Сигурэ и Зангецу кожаные ножны, которые во время работы носил на поясе. Коллеги немного поудивлялись такой прихоти, но быстро привыкли. Все были довольны.

Ну, почти. Кроме Костыля, с которым вышла нестыковка. Да ладно, прямо скажем — полный облом вышел с Костылем, но в этом-то ножи были не виноваты. Просто погорячился, вспылил. Вот еще, терпеть хамство от какого-то... Варфоломей вспомнил, как вдогонку ему звучали выстрелы и невольно поморщился. Ощущение было новое, но совсем неприятное, и повторять этот свежий экспириенс почему-то не хотелось.

— Лад-дно, — прошипел он. — Двигаться над-до, а то дуба врез-зать н-недолго.

Двигаться, конечно, было надо, и двигаться очень быстро, но… куда? Все дело в том, что родных у Варфоломея не было, а жил он прямо на втором этаже «Кодзики», в небольшой квартирке, которую своему шеф-повару предоставил владелец ресторана. Теперь, похоже, дорога туда была заказана прочно и надолго.

Он шел по узкому и темному переулку, чувствуя, как одеревенели ноги и онемело от холода лицо. Кругом были только бетонные заборы — «Кодзики» располагался в довольно специфическом месте, где еще недавно была обычная столичная промзона. Интересно, что при этом отбоя от посетителей не было. Правда, соваться сюда без машины нечего было и думать, но на метро здешние завсегдатаи не ездили.

Вывеска, сверкнувшая неоном, царапнула по затуманенному холодом сознанию. Еще шаг… второй… Что? «Моби Дик и все-все-все»? Стоп. Это что, бар? Здесь? Что за дурацкое название?

Варфоломей помотал головой, поморгал, но таинственный кабак исчезать и не подумал. Втиснувшись между двух бетонных заборов, он подмаргивал неоном и манил тяжелой дверной ручкой, похожей на медную.

— А, да к черту! — выдохнул бывший повар, махнул рукой и дернул ручку на себя. Дверь открылась легко и удивительно бесшумно. А потом закрылась за спиной беглеца, разом отрезав его от холода и пурги, и погружая в тепло, пахнущее хорошим трубочным табаком с нотками старого карибского рома.

— Добрый вечер, — выдавил сквозь сведенные губы Варфоломей. Впрочем, губы свело, похоже, совсем не от холода.

Во-первых, напротив двери под высоченным потолком висел скелет огромного кашалота, к которому какой-то веревкой был прикручен еще один скелет — человека с деревянной ногой. В зубастой пасти кашалот держал ржавый гарпун.

Во-вторых, помещение бара представляло собой дикую мешанину стилей, эпох и странных вещей. В середине зала гордо возвышался обломок стены из закопченного красного кирпича, с каким-то чудом сохранившейся на ней табличкой: «Садовая, 7». Рядом, небрежно привалившись к стене, стоял деревянный резной буфет викторианской эпохи, на дверце которого кто-то чем-то острым накорябал короткое матерное слово.

Часть столиков в зале была стоячими, точно в классических советских пивных — даже с крючками, приваренными снизу, чтобы вешать на них авоськи и сумки. Зато пара длинных столов была сделана из какого-то темного от времени дерева, отполированного локтями бесчисленных поколений выпивавших. Выглядели эти столы совершенно неподъемными, будто они вросли грубыми ножками глубоко в пол.

Все это диким калейдоскопом пронеслось перед глазами Варфоломея. Но тут его взгляд упал на бармена, и бывший шеф-повар почувствовал, что ум потихоньку заходит за разум.

Наполовину скрытый барной стойкой из полированного алюминия, с приваренным спереди жестяным дорожным знаком «Route 66», на неожиданного гостя с интересом глядел крепкий старик. Худое лицо, изрезанное глубокими морщинами, было украшено роскошным орлиным носом и растрепанной седой бородкой а-ля «испанский конкистадор после недели похода с Кортесом сквозь джунгли». На голове у старика красовалась кожаная, ветхая, как Ветхий Завет треуголка с пучком перьев. «Совиные», - почему-то пришло в голову Варфоломею, который в птичьих перьях разбирался примерно так же, как в сортах съедобных лишайников.

Глядел старик оценивающе, вытирая руки о полотенце, висевшее на плече.

— Погодка-то нынче как разыгралась, — гулким дребезжащим басом сказал он.

— Что? А… да… разыгралась… — в голове у беглеца тем временем разыгралась самая настоящая свистопляска, в которой самым разумным сочетанием была одна и та же повторяющаяся мысль: «Куда я попал-то?!?»

— Выпьете? — донеслось от стойки. Стук хайбола прозвучал, как удар молотка судьи, объявлявшего смертный приговор. Делать было нечего.

Фараон

С вывеской нам нынче, конечно, повезло не очень. С другой стороны, теперь мне хотя бы не нужно было гадать, откуда взялся скелет кашалота. Моби Дик, значит, да еще в компании с капитаном Ахавом, судя по деревяшке вместо ноги. Ну-ну. Помню, как-то раз наш кабак стал называться «Девять принцев в янтаре». Название — черт бы с ним, хуже было то, что все эти девять неведомых мне принцев (и принцесс, кстати) действительно оказались замурованы в глыбы янтаря и расставлены по всему залу. Дело было где-то в Англии эпохи Кромвеля, и нас чуть не сожгли за колдовство. И за невыразимо мерзкий эль, в который превратилась вся выпивка без исключения.

— Повар, значит, — сказал я Варфоломею, который уже пришел в себя, порозовел и теперь оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть детали, которые ускользнули от его взгляда из-за плохого освещения. Ничего не поделаешь, половина ламп в зале не горела, а вторая мерцала, как в фильме ужасов. — Нечасто к нам повара попадают.

— Как и посетители, я думаю, — вздохнул лысый и погладил свои ножи, улыбаясь чуть рассеянной улыбкой кулинарного маньяка. — Бежать мне надо. Подальше и побыстрее.

— Не надо, - я покачал головой и поглядел на электронные часы над дверью, которые показывали четырнадцать минут первого. Потом я посмотрел на свои «Сейко» — как и ожидалось, там мигали цифры «23:44». И, наконец, я полез в карман кожаных штанов и вытащил золотой «лонжин». Щелкнул крышкой и глянул на стрелки. Без минуты полночь.

— Ты бы придержал стакан, — улыбнулся я Варфоломею. Тот удивленно поднял брови.

— Зачем? Что…

И тут оно случилось.

Свет окончательно погас, кабак затрясся, как при семибалльном землетрясении, а хайбол с недопитым «Синим Дымом» (я уже решил, что буду называть этот коктейль именно так — если, конечно, мне удастся еще когда-нибудь его смешать) взмыл в воздух и вылился гостю на рубашку. Что и требовалось доказать, а ведь я предупреждал. Стойка под моими руками превратилась в полированный камень. С треском разгорелись свечи.

Варфоломей смотрел на меня, открыв рот, его глаза были похожи на плошки, будто у собаки из сказки «Огниво».

— Что… тут… — начал он. Его голос сорвался на писк. Мужик оказался молодцом — шумно выдохнул, потом закрыл глаза, потер бритую голову, посидел так с минуту и попробовал снова.

— А с коктейлем что случилось? Я так понял, сначала вы… ты… «Кровавую Мэри» хотел смешать?

Вопрос мне понравился. Правильный был вопрос. Терпеть не могу паникеров, от них одно расстройство и битая посуда.

— Хотел, — с достоинством ответил я. — И смешаю, дай срок. Но пока что мне с ним не тягаться, мать его за ногу и об угол.

— С кем? — поинтересовался наш (теперь уже точно наш) повар. — Он — это вообще кто?

— Мануанус Инферналис, — мрачно сказал я. Дождался, пока на лице Варфоломея проявится очевидный вопрос, и уточнил:

— Адский Рукожоп.