Придворный Медик. Том 2

Глава 17

Как обычно! Хоть пополам разорвись. В кабинет стоит очередь из пациентов, от меня ждёт помощи молодой парень, у которого уже начали проклёвываться серьёзные проблемы с сердцем. А тем временем в дневном стационаре опять что-то пошло не так. Удивлён только, что на этот раз проблема возникла из-за Марии Рудиной. До сегодняшнего дня она работала отлично.

— Давайте не будем обсуждать работу медсестры при пациенте, — настоял я. — Тогда временно меняемся. Я пойду разберусь с проблемой, а вы принимайте людей.

— Простите, пожалуйста, а как же я? — вмешался в наш разговор Никита Круглов. — Павел Андреевич, не в обиду вашему коллеге, но я бы хотел и дальше наблюдаться у вас. Всё-таки мы уже начали, и вы даже назвали диагноз…

Круглов прав. Но я и не думал его оставлять. Если Гаврилов узнает, что этот пациент пришёл от Анны Николаевны Шолоховой, это только лишний раз всё усложнит.

— Никита Алексеевич, а я вас бросать и не собираюсь. Пройдёмте за мной в дневной стационар, — предложил я. — Там я вас направлю на дополнительные обследования, а пока вы их проходите, я уже закончу со своими делами.

Может, в дневном стационаре его и оставлю. Но это маловероятно. Лечить атриовентрикулярную блокаду на нашем уровне — занятие практически бесполезное. Лекарственными средствами избавиться от этого недуга невозможно.

Суть заболевания в том, что импульс из одной части сердца в другую проводится урывками. Из-за этого предсердия и желудочки сокращаются неравномерно. А такой разлад приводит к нарушению кровообращения во всём организме. В том числе в головном мозге и в самом сердце.

Причём это отклонение в работе сердца может часто встречаться у людей любых возрастов. И у молодых, и у пожилых. Однако далеко не каждый чувствует себя так, как Никита Круглов. Атриовентрикулярная блокада делится на несколько степеней. А также бывает неполной и полной. На первых двух степенях пациенты вряд ли что-то почувствуют.

А вот на третьей нарушение работы сердца будет уже заметно выражено. И именно с такой проблемой обратился ко мне Круглов.

Повезло ещё, что блокада не полная. В противном случае он мог бы запросто потерять сознание ещё по пути в императорскую клинику.

В экстренной ситуации таким пациентам вводится атропин, чтобы увеличить количество сердечных сокращений и временно восстановить ритм, но в долгосрочной перспективе это бесполезно. Оптимальный вариант — ставить кардиостимулятор.

Можно было бы отправить Круглова к нашему кардиолекарю Миротворцеву, но… есть у меня ещё одна мысль. Всё-таки парень молодой. Возможно, эта блокада вылезла не просто так. Вполне может оказаться, что её появление спровоцировало другое заболевание.

Тогда и в кардиостимуляторе нет никакого смысла. Нужно сначала избавиться от первоисточника всех проблем. А дальше — наблюдать. Если я прав, то блокада исчезнет самостоятельно.

Я отправил пациента в дневной стационар, а сам задержался в кабинете, чтобы выяснить, что же натворила Мария Рудина.

— Не знаю, как с ней поступить, Павел Андреевич, — Евгений Кириллович принялся напряжённо шагать туда-сюда по моему кабинету. — Между прочим, ваш дворецкий, который от бронхиальной астмы лечится, сейчас чувствует себя ещё хуже. Это с ним она ошибку допустила. Вы пройдите к ней, сами всё поймёте! Мне кажется, нужно доложить об этом кому-то из руководства — чем, разумеется, займётесь вы. И потребовать новую медсестру! Эта слишком неопытная. Я не хочу садиться в тюрьму из-за неё. Она ведь так рано или поздно кого-нибудь прикончит!

Вот разошёлся! Но я его понимаю. Ситуация двойственная. С одной стороны, не хочется рисковать больными, как и собственной шкурой. Но с другой, Рудина может набраться опыта только в том случае, если останется работать. Ещё не факт, что это она виновата в произошедшем.

— Я разберусь и после этого свяжусь с вами, Евгений Кириллович, — пообещал я и направился в стационар.

Народу с утра почти не было. Всех, кто уже пришёл, Гаврилов успел распределить по палатам. Я быстро выбил направления на дополнительные анализы для Круглова и отправил его обследоваться, а затем прошёл в процедурный кабинет.

Мария, закрыв лицо руками, сидела в углу комнаты. Согнулась пополам и в целом создавала впечатление человека, у которого случилось непередаваемое горе.

— Мария, не вешать нос, — строго произнёс я. — Рассказывайте, что случилось?

— А Евгений Кириллович вам так ничего и не рассказал? — она убрала один палец, чтобы приоткрыть правый глаз. — Вы уже составляете на меня докладную, да?

— Пока что никто ничего не составляет. И господин Гаврилов умолчал о вашей ошибке. Хочу узнать от вас, во всех подробностях и предельно честно — что пошло не так?

— Я дала пациенту Кондратьеву не тот препарат, — призналась Мария Рудина. — Но я не знала, что ему нельзя его принимать. Он жаловался на повышенное давление. В итоге эти таблетки от давления вызвали у него новый приступ бронхиальной астмы. Сейчас ему уже гораздо лучше благодаря Евгению Кирилловичу. Но я понимаю, что могла убить пациента.

Так, а вот это уже интересно. Кажется, я догадываюсь, что она дала дворецкому. Правда, учитывая как Виктор Шолохов ведёт дела, всё ещё есть риск, что это очередная попытка убийства. Но я не думаю, что он стал бы снова лезть в клинику после того случая со стражником Григорьевым и Дубковым.

— И какой же препарат вы ему дали? — уточнил я.

— Вот этот, — она указала на открытый коробок с таблетками.

Как я и думал! Бета-адреноблокатор. Вещество, которое отключает рецепторы адреналина. Другими словами — не даёт сосудам сужаться под воздействием собственных гормонов. Вот только у этого препарата есть побочный эффект. Адреналин расширяет бронхи. А если перекрыть эти рецепторы, то бронхи, наоборот, сузятся.

Человек без заболеваний дыхательной системы не почувствует этих побочных эффектов. Но астматик или пациент с хронической обструктивной болезнью бронхов запросто может задохнуться от этих лекарств.

К этой группе относятся так хорошо известные гипертоникам «бисопролол», «метопролол», «пропранолол» и другие схожие препараты. От давления, ишемической болезни сердца и аритмий они помогают отлично!

Но астматикам такое давать нельзя.

— Скажите, Мария, а почему вы дали Кондратьеву именно этот препарат? — поинтересовался я, а затем указал на шкаф с лекарственными средствами. — Вот, посмотрите, здесь же куча других таблеток от давления. Сартаны, «-прилы», амлодипин, моксонидин. Вариантов — уйма! Почему именно бета-блокаторы?

— Так ведь я же не сама подбирала этот препарат, Павел Андреевич, — опомнилась Мария. — Господин Гаврилов велел мне дать ему лекарственные средства в соответствии с ранними назначениями. Он уже лечился от гипертонической болезни.

О-о, так вот где собака зарыта. Теперь всё встаёт на свои места. Оно и понятно, что медсестра не стала бы самостоятельно давать пациенту лекарства без ведома врача. Значит, Гаврилов просто поручил ей скопировать лечение из ранних выписок.

И я уже догадываюсь, кто заполнял эти выписки в прошлом. Усевшись за компьютер, я прогнал всю историю болезни Фёдора Кондратьева и наткнутся на то самое обращение по поводу гипертонической болезни.

— Вот! Вот отсюда я взяла препараты, — указала на экран Мария.

— Эдуард Дмитриевич Дубков, — обнаружив знакомую подпись, вздохнул я. — Ну кто бы сомневался?

Он ведь раньше лечил семью Шолоховых, а также занимался здоровьем их слуг. И за каким-то чёртом назначил бета-блокаторы астматику! Болван бестолковый… Странно, что Кондратьеву хуже не стало ещё в тот момент. Видимо, тогда симптомы бронхиальной астмы ещё не достигли своего пика.

А теперь этот препарат для него смертельно опасен.

— Подытожим, — заключил я. — Мария, я правильно понял, что сами вы препараты не назначали, а лишь следовали указаниям Евгения Кирилловича?

— Да, но… Господин Булгаков, пожалуйста, не сваливайте всю вину на Евгения Кирилловича! — запаниковала Мария. — Лучше уж пишите докладную на меня. У господина Гаврилова было много пациентов. Поэтому он и попросил меня взять лечение из старых выписок.

— Не волнуйтесь, никто не пострадает. Ни вы, ни Гаврилов. С Кондратьевым я сейчас сам поговорю. И на будущее — выписки Дубкова за пример не берите. Если Гаврилов занят, лучше звоните сразу мне. В любое время суток дам совет.

— Спасибо вам огромное, Павел Андреевич, — с облегчением выдохнула Мария. — Будто камень с души сняли. Когда вы зашли в процедурный кабинет, я уже думала — всё. Срок моей работы подходит к концу.

— Так просто вы от нас не отделаетесь, — улыбнулся я. — Но держите в уме. Если что-то не ясно — спрашивайте. Нет ничего постыдного в незнании. На то и был создан процесс учёбы.

Оставив Марию наедине с собой, я прошёл в палату, в которой лежал дворецкий Шолоховых. Фёдор Захарович выглядел куда лучше, чем я думал. Видимо, Гаврилов хорошо постарался над восстановлением проходимости его бронхов.

— Ну как вы, Фёдор Захарович? — я присел рядом с пациентом. — Выглядите бодро. Одышки больше нет?

— Да всё в порядке, Павел Андреевич, зря всю эту шумиху подняли, — улыбнулся старик. — Никаких претензий к медсестре у меня нет. А её, бедную, ваш коллега так отчитал, что мне самому было смотреть больно. Ошиблась, с кем не бывает? Главное, что случилось это со мной, а не с дворянином.

— Тут я с вами не соглашусь, — покачал головой я. — Касаемо медсестры — всё ясно, мы её и не планируем наказывать. Ошибка произошла по вине другого человека. Но уж больно бьёт по ушам ваша фраза о слугах и дворянах! Для нас разницы нет. Все вы для меня — пациенты. И помощь всем оказывается одинаковая.

— Да это вы просто такой принципиальный, Павел Андреевич, — тихо посмеялся дворецкий. — Не все лекари мыслят так же, как и вы.

Что ж, минус одна проблема. Претензий нет, причина проблемы найдена, пациент восстановлен — я даже ещё раз осмотрел его «анализом». Состояние бронхов уже пришло в норму.

Я набрал номер Гаврилова, кратко пересказал ему всё, что мне удалось выяснить, а также предупредил, что нам пора меняться местами. Круглов уже закончил обследование, а это значит, что дальнейшую консультацию я могу продолжить в своём кабинете.

— Так… Чёрт возьми! — выругался Евгений Кириллович. — Это что же получа… — послышался грохот упавшего телефона. Похоже, на нервах Гаврилов выронил мобильник. — Что же получается⁈ Вы теперь на меня докладную писать будете? На имя главного лекаря?

— Я вообще ни на кого писать докладные не собираюсь. По моему мнению, виноват только один человек. И он уже здесь не работает. Думаю, мы с вами не будем бить пяткой в грудь и требовать, чтобы Дубкову продлили срок заключения, верно? Зачем нам такой геморрой?

— Ну… Я с вами полностью согласен. Тогда что будем делать?

— Выводы — вот что мы будем делать. Рудиной я уже всё объяснил. Вы, думаю, тоже поняли, где допустили промах. Порадуемся, что пациент отделался лёгким испугом, и продолжим работу, — заключил я.

Привык же Гаврилов вечно искать виноватых. Я даже догадываюсь, как он мыслит. Если он не обвинит кого-то, то обязательно обвинят его. И тогда встречи с руководством не избежать!

Я вернулся в свой кабинет, а Гаврилов направился в дневной стационар. Никита Круглов передал мне все результаты анализов. Я пролистал несколько обследований, которые не дали никакого чёткого понимания о том, что на самом деле творится с больным.

Но вскоре остановился на одном из важнейших анализов крови. И мне сразу всё стало ясно.

Вот ведь зараза! Так и думал, что само сердце полностью здорово. А вот с другим органом придётся повозиться…

Александр Громов взял больничный на неделю. Отец на эту тему с ним даже разговаривать не стал, но и противиться решению Александра не посчитал необходимым.

С этого дня Громов-младший должен был каждое утро являться в дневной стационар Максима Ломоносова, чтобы разворачивать продуманный им план.

А точнее, их общий с лекарем сценарий борьбы с Павлом Булгаковым. Прошлым вечером Громов и Ломоносов быстро пришли к общему знаменателю. Поняли, что их цели упираются в Булгакова, а потому стали действовать сообща.

— Итак, Александр Ярославович, — Ломоносов вошёл в палату Громова и запер за собой дверь. — Если я вас правильно понял, сегодня мы нанесём по соседнему отделению двойной удар. Вы уже свою часть выполнили?

— Разумеется, — улыбнулся Александр и задумчиво щёлкнул пальцем по капельнице. Лечиться ему было не от чего, поэтому Максим Владимирович принял решение провести курс капельницы с обычными витаминами. Витамины-то лишними точно не будут! — Сегодня во второй половине дня, господин Ломоносов, вас ждёт очень приятный сюрприз. Я уже связался со всеми знакомыми. Единственное, в чём я сомневаюсь — удастся ли вам справиться с таким потоком? Не уверен, что вы когда-либо работали в таком режиме.

— Вот уж давайте обойдёмся без оскорблений, — хмыкнул Максим Владимирович. — Вы меня недооцениваете. Я, может, и молод, но опыт у меня богатый. Ради победы в соревновании отделений я и не такое готов выдержать.

— Ни в коем случае даже не думал вас оскорблять, — тут же отступил Громов. — Я просто беспокоюсь, что моему новому союзнику будет непросто. А мы ведь хотим быстро решить наши проблемы без особых усилий, верно?

Александр с трудом сдерживал свои истинные эмоции. Ломоносов ему не нравился. Максим Владимирович казался нудным, заносчивым и очень дотошным лекарем. В своём деле он разбирается хорошо, но терпеть его характер — сущее мучение.

Но придётся терпеть. На что только не пойдёшь ради того, чтобы восстановить свою репутацию в глазах отца? А заодно и отомстить Булгакову.

— Текст я уже подготовил, — заключил Ломоносов, неспешно поправил очки, а затем протянул Александру Громову распечатку, где не хватало только его подписи. — Моё имя здесь уже стоит, как видите. Как только укажете своё, этот документ сразу же попадёт на стол главного лекаря.

— Но помните мои условия? — спросил Громов. — У меня должна быть возможность вернуть всё на свои места. Иначе сделка с Булгаковым не выйдет.

— Подпишите документ — и делайте с ним всё что хотите, — кивнул Ломоносов. — Думаю, рычаг влияния на Павла Андреевича вы получите очень сильный.

От этой мысли Громов чувствовал дрожь в конечностях. Да, именно этого он и добивался. Уже сегодня он сможет надавить на Булгакова. И тогда ему придётся выбирать. Либо сотрудничать, либо рисковать своим рабочим местом.

— Павел Андреевич, мне очень не нравится ваш взгляд, — напрягся Никита Круглов. — Что вы там нашли?

— Нашёл причину вашей блокады, — прямо сказал я. — Не накручивайте себя. Всё не так плохо, как вы думаете. Но лечиться всё же придётся. Но не у кардиолекаря. А у…

Проклятье! А как же в этом мире называют эндокринолога? Эндокринолекарь? Звучит отвратительно. Будто наждаком по барабанной перепонке прошлись!

— В общем, дальше вы наблюдаться будете у специалиста по эндокринной системе, — объяснил я. — У вас проблемы с щитовидной железой. Именно она и вызывала блокаду. Распространённая ситуация. Скорее всего, вам назначат заместительную терапию — и всё встанет на свои места.

Вот и минусы моего текущего «анализа». Я ведь осматривал его щитовидную железу, но никаких отклонений не увидел. И сейчас не вижу. Чтобы найти воспалительный процесс в ней, нужен «гистологический анализ». Если бы уже добрался до этого уровня, то смог бы в несколько раз быстрее выставить правильный диагноз.

— Заместительная терапия? — переспросил Круглов. — А что это значит?

— Это значит, что вам придётся регулярно принимать гормоны щитовидной железы, которых у вас не хватает. Смотрите, в норме эти вещества регулируют обмен веществ и, как вы уже могли понять, оказывают влияние на сердце. Много тиреоидных гормонов вызывает быстрое сердцебиение, тахикардию или даже фибрилляцию предсердий. А их недостаток, наоборот, замедляет сердечный ритм и ухудшает проводимость миокарда. Именно из-за этого у вас и возникла блокада.

— Но мне казалось, что такие заболевания должны проявляться в виде других симптомов. А я вроде неплохо себя чувствую, если исключить слабость и потери сознания, — пожал плечами Круглов.

— А вес у вас, случайно, не увеличивался за последнее время? — уточнил я.

— Ну, пару килограммов я точно набрал. Возможно, просто питаться лучше стал?

— Вряд ли. Чувство холода бывает? Запоры? Как работает желудочно-кишечный тракт? — продолжил опрос я.

— Хм… — протянул пациента и задумчиво потёр затылок. — А ведь и вправду бывают такие эпизоды, Павел Андреевич. Но я думал, что чувство холода как-то связано с потерей сознание. То есть… Как бы приближение к смерти. Я не прав?

— Не правы, — я приступил к заполнению направления. — Всё это — игра гормонов. А точнее — следствие их недостатка. Сейчас же пройдёте к специалисту. Там вам помогут. А касаемо вашей тайны, которую вы так хотите сохранить — больше никому можете не рассказывать, как конкретно вы обнаружили нарушения в организме. Всё будет описано в моём направлении. Узкий специалист не станет расспрашивать вас о ваших взаимоотношениях с госпожой Шолоховой.

Круглов смущённо покраснел, принял моё направление и покинул кабинет, чтобы приступить к основному этапу своего лечения.

М-да… Анна Николаевна прямо-таки молодец! За счёт её знакомых мы план уже перевыполнять начали. Хорошо ещё, что она герпесом их всех не перезаражала. Тогда бы у Виктора Петровича появились бы подозрения. И то не факт!

Судя по её поведению, женой своей Шолохов совсем не интересуется. Он тому же Дубкову уделял куда больше внимания. Ему лишь бы интриги плести да палки мне в колёса вставлять. Странный старикашка. Никак не успокоится! Видимо, месть у местных дворян — это дело принципа.

После окончания приёма я вновь встретился с Гавриловым, чтобы обсудить результаты нашей работы, но замер в коридоре между стационарами. В отделении Максима Ломоносова собралась такая толпа, какой я ещё ни разу не наблюдал в нашем дневном стационаре.

Это что же там происходит? Такое ощущение, что Ломоносов не приём ведёт, а концерт устраивает.

— Вы видели, что творится? — стукнул ладонями по столу Гаврилов, когда я прошёл в нашу ординаторскую. — А теперь, Павел Андреевич, взгляните на отчёты. Обратите внимание на эффективность работы наших отделений.

Сравнялись… Совсем недавно Ломоносов отставал от нас почти на десяток пациентов, а теперь у нас идентичные результаты. И судя по тому, какая толпа собралась в коридоре, в ближайшие сутки он нас обгонит.

Очевидно, Ломоносов что-то предпринял. Внёс корректировки в свой изначальный план. Кто-то помог ему набрать такое количество пациентов. Сам бы он с этим не справился. Скорее всего, у нашего коллеги появился союзник.

В этот же момент мне пришло сообщение от секретаря главного лекаря.

«Павел Андреевич, вас срочно вызывает господин Преображенский. На ваше имя пришла жалоба».

Ещё лучше. И почему у меня такое ощущение, что все эти события взаимосвязаны?

— Вы куда это? — удивился Гаврилов, когда я молча пошагал к выходу из кабинета. Но мне не хотелось лишний раз упоминать ему имена начальников. Чем меньше знает, тем ниже будет у него давление.

— Скоро вернусь. Срочное дело, — ответил я и вышел в коридор.

Где меня уже ждал старый знакомый. Александр Ярославович Громов.

— Добрый вечер, господин Булгаков, — улыбнулся он. — К главному лекарю идёте?

— Ну кто бы сомневался, что без вас тут не обошлось, — покачал головой я.

— Не спешите ругаться. Я хочу помочь вам, — он поднял лист бумаги с текстом жалобы, подписанной им и Ломоносовым. — Примите мои условия, и я откажусь от своих слов. В противном случае, господин Преображенский даст ход этому делу.