Придворный Медик. Том 2

Глава 10

Вот и подкралась беда, откуда не ждали. Вернее, я был готов к тому, что Ломоносов будет доставлять мне проблемы. Но лишь в рамках соревнования между двумя дневными стационарами!

Он с самого начала показался мне неприятным типом. Он явно не такой, как Дубков — связей у него нет.

Максим Владимирович не сильно старше меня, а значит, и должность среди лекарей у него не высокая. Другими словами, его единственной мотивацией мог быть карьерный рост.

Понимая это, я даже ожидал, что могу встретить его поздно вечером в собственном отделении. Но все мои предсказания перечеркнуло его заявление.

Он знает, зачем я устроился в клинику. Это плохо. Кроме того, я не могу представить, что он вообще может знать об этом? Я никому и никогда не рассказывал о том, что собираюсь похитить Чащу очищения из императорской сокровищницы. Не может ведь он читать мои мысли!

Или всё-таки может? На территории двора стоит быть готовым к любым неожиданным поворотам. Здесь живёт много опасных людей. Одни владеют почти безграничной властью, другие — магией, противостоять которой ещё сложнее, чем связям и деньгам.

О Ломоносове я знаю очень мало. Он может оказаться одним из таких людей.

Хоть ситуация и накалилась, я всё же отнёсся к его заявлению спокойно. Что ж, ну знает он о моих планах. Что дальше? Расскажет императору? Пусть попробует для начала из этого кабинета выйти. Без особо тяжких и амнезии.

— Ну и чего же, по-вашему, я добиваюсь? — я закрыл за собой дверь и прошёлся по кабинету к Максиму Владимировичу. — Зачем я сюда устроился?

Пульс у него подлетел так, что аж мой «анализ» забеспокоился. Похоже, я перестарался и слишком сильно его напугал.

— Вы… Не смейте мне угрожать, господин Булгаков! — задрожал Ломоносов.

— Да успокойтесь вы. Я ещё даже не начинал, — сухо ответил я. — А вы до сих пор не ответили на мой вопрос.

— Давайте мы оба не будем притворяться, — он взял себя в руки, выпрямился и даже смог замедлить свой пульс. — Я уже давно понял, что вы пришли сюда, чтобы восстановить своё поместье. Вам нужны деньги. А на это потребуется много денег. Я наводил справки и знаю, что вы лишились семьи. Так что никто вам с финансами помочь не сможет. Никто, кроме меня, пожалуй.

А… Тьфу ты! Вот ведь придурок. Обвести меня вокруг пальца ему не удалось, но я ведь всерьёз начал думать, что он мог каким-то образом узнать о том, что мне нужна Чаша очищения. А он решил, что я здесь из-за денег?

Неужели я действительно создаю впечатление человека, который так страстно жаждет заполнить свой кошелёк?

— Вы чертовски правы, Максим Владимирович, — кивнул я. — В эту клинику я устроился только ради денег. Это — всё, что мне нужно.

Подтвержу его догадки. А чего мне терять? Ну да, допустим. Я хочу денег, и что дальше? А кто не хочет? Как раз в этом меня обвинить нельзя.

Семьи лишился, поместья лишился. Всего лишился, если уж говорить начистоту. Своё появление в императорском дворе я всегда смогу объяснить деньгами. Тем более Ломоносов — не первый, кто предположил, что я здесь только из-за них. Командир охраны — Владимир Коршунов — говорил то же самое.

Ну и пусть! Среди пациентов я создаю образ хорошего лекаря, который готов помочь с любым недугом. А среди остальных обитателей двора я не против оказаться меркантильным специалистом, желающим получить как можно больше средств.

Это противозаконно? Нет. Кто-то меня за это может осудить? Да, но мне наплевать. Можно подумать, другим деньги не нужны!

Зато такая легенда может прикрыть мои настоящие цели.

— Павел Андреевич, ну ведь я к тому и клоню! — окончательно успокоился Ломоносов. На его лице появилась улыбка. — Я ведь могу вам помочь с этим делом. Раз вы честны со мной, то и я не стану скрывать. Мне очень сильно мешает ваш дневной стационар. Конкуренция — это лишняя трата времени и сил. Ну зачем нам с вами это? Мы больше потеряем, чем приобретём. Давайте лучше сотрудничать.

Очевидно, я не стану соглашаться на его условия. Но лучше выслушать, что он собирается предложить. Так я хотя бы пойму, в чём заключается его план.

— И как вы видите наше сотрудничество? Что я должен сделать? — ожидая ответа Максима Владимировича, я присел на свободный стул.

Но поставил его около двери, чтобы Ломоносов не попытался сбежать из кабинета. Вопросов к этому засранцу у меня ещё очень много.

— Павел Андреевич, по-моему, всё очевидно, — тут же присел напротив меня Ломоносов. — Плюньте на своё отделение. Не развивайте его. Оставьте Евгения Кирилловича одного. Пусть пытается справиться самостоятельно. Разумеется, в одиночку у него ничего не выйдет. Зато я прямо сейчас переведу вам в награду крупную сумму. А после того, как соревнование подойдёт к концу, я договорюсь, чтобы вас приняли в моё отделение. Будем работать вдвоём.

— То есть вы предлагаете мне предать Евгения Кирилловича? — я скрестил руки и с интересом уставился на Ломоносова. Интересно, какую ещё муть он выдаст?

— Ну… Я бы не назвал это предательством. При всём уважении, на мой взгляд, господин Гаврилов совершенно не создан для руководства. Вы лишь освободите его от лишних страданий. Зачем ему вкладывать столько сил в это отделение, если у него всё равно ничего не удастся?

— Другими словами, вы хотите заплатить мне, чтобы я слил соревнование. Вы желаете, чтобы я вам поддался. Верно? — уточнил я.

— Ох, ну нравится же вам всё переиначивать, Павел Андреевич! — нервно усмехнулся Ломоносов. — Никакого слива не будет. Никаких поражений! Это — ничья для нас обоих. Нет… Я бы даже сказал, что это — победа Булгакова и Ломоносова. Два молодых лекаря возьмут под свой контроль целое отделение императорской клиники. О чём ещё можно мечтать?

— Лично я мечтаю, чтобы вы перестали копаться в моём компьютере и наших препаратах, за которые мне ещё предстоит отчитываться перед заведующим складом, — холодно произнёс я.

— Эм… Я ничего не понимаю, — растерялся Максим Владимирович. — Вам не нужны деньги?

— Нужны. Но я не собираюсь предавать своего коллегу. А вы за свой саботаж ещё поплатитесь. И поверьте мне, падать будет очень больно, — заявил я.

— Я могу расценивать это как отказ? — хмыкнул Ломоносов.

— Да, всё верно.

— И почему же вы так решили? Вы ведь сами только что подтвердили, что вам нужны деньги!

— Нужны, — кивнул я. — И деньги я получу — не сомневайтесь. Но продавать свои принципы не стану. И Евгения Кирилловича тоже.

— Что ж, в таком случае наш разговор окончен, — Максим Владимирович с трудом сдерживал гнев. Очевидно, он не ожидал, что я так резко откажусь от нашего сотрудничества.

— А куда это вы так торопитесь? — я повернулся на стуле и вытянул ноги так, чтобы у Ломоносова не оказалось ни единого шанса покинуть кабинет.

— Что вы себе позволяете? — разволновался он. — Выпустите меня! Я же сказал — разговор окончен!

— Разговор не окончен, — помотал головой я. — Вы не объяснили мне, что вы делали за нашим компьютером. Ах да, и карманы не забудьте вывернуть. Та коробка с препаратами была закрыта. Я хочу убедиться, что вы ничего не украли.

— Как вы можете выставлять меня вором? — оторопел Ломоносов.

— Как вы можете вламываться в наше отделение, а потом предлагать мне сотрудничество? — я чуть повысил голос, чтобы показать Ломоносову, что игры кончились. Это — не шутки. Ещё один лекарь пытается насолить мне и моему наставнику напрямую. — Выворачивайте карманы.

Максим Владимирович застыл как вкопанный. Но спорить со мной не решился. Понял, что иного выбора у него нет.

— Ладно, — сдался он и рывком руки выбросил из своих карманов несколько упаковок сахароснижающих препаратов. Причём далеко не самых дешёвых.

Не какой-нибудь метформин или гликлазид, который принимает абсолютное большинство диабетиков. Препараты оказались куда более дорогие — от хорошей фармацевтической компании.

— С компьютером я ничего не сделал. Сами можете проверить. Вам показалось, — заявил он.

Не врёт. И вправду не сделал, по голосу слышу. Только правильнее сказать — не успел сделать. Но пытался. Возможно, хотел отключить нас от общей базы пациентов, чтобы мы не смогли проводить больных в своё отделение.

— На выход, Максим Владимирович, — я поднялся со стула и приоткрыл ему дверь. — Проходите, не бойтесь. Я не кусаюсь. По крайней мере, в этот раз силу своих челюстей показывать вам не буду.

Ломоносов проскользнул в открывшуюся дверь и, оказавшись в коридоре, заявил:

— Обещаю вам, господин Булгаков. Вы очень сильно пожалеете. Такие упёртые бараны, как вы, никогда не добиваются своего. Останетесь и без отделения, и без денег. И никакие принципы вас…

— Да идите уже! — не выдержал я. — Надоели — сил нет. И прикрывайте спину, пока упёртый баран не нагнал.

Оскорблениями он ещё разбрасываться будет. Совсем сдурел! Изъясняется он так смешно, что мне уже надоело терпеть его компанию.

После моих угроз Ломоносов тут же скрылся из нашего с Гавриловым дневного стационара. Я ещё раз осмотрел кабинет, разложил препараты по местам и проверил компьютер.

Повезло. Не успел нагадить. Что ж, завтра отделение откроется. Но борьба с Ломоносовым будет жёсткой.

Ничего! Уже завтра он поймёт, кто из нас допустил главную ошибку!

— Как⁈ Как можно было допустить такую ошибку⁈ — кричал Ярослав Андреевич Громов.

Глава рода вернулся из командировки полчаса назад. Очевидно, он ожидал услышать от сына добрые вести о расколовшемся Булгакове. Но вместе этого получил ужасные новости, к которым не был морально готов.

Александр впервые видел своего отца в таком гневе. Громов практически не мог себя сдерживать. Молнии хлестали из его глаз. Одна из них даже подожгла лежащую на кофейном столике книгу, но Ярослав Андреевич, не задумываясь, схватил вазу с цветами и вылил из неё воду прямо на стол.

Александр Ярославович был в шоке. Он не знал, как реагировать на такую реакцию. Его уже начало потряхивать от страха. После того, как Булгаков раскрыл его обман и вытянул из Александра всю информацию, младший Громов понял, что он уже потерпел поражение.

Нет. Даже не поражение, а полнейший крах. Ведь он, находясь под воздействием зелья, разболтал Павлу Булгакову всё, что знал. Подставил под удар своего отца, хотя клялся, что сможет без проблем справиться с этой миссией.

Последние двое суток были для Александра тяжелейшим испытанием. Его отец был в отъезде. Выполнял поручение главы рода Золотарёвых. Заключал какую-то сделку в Москве. Во время своих отъездов Ярослав Андреевич редко связывался с сыном. А если бы и связывался, Александр не рискнул бы рассказать ему по телефону, как он облажался.

Лучше сделать это вживую. Лучше принять этот удар один раз. Сильный, унизительный, нокаутирующий. Но один раз.

— Чего ты молчишь, болван⁈ — прорычал Ярослав Андреевич. — Как? Я тебя спрашиваю, как ты умудрился так облажаться⁈

— Я не знаю, отец, — прошептал Александр. — Булгаков как-то обманул нас. Видимо, догадался, что эта встреча затеивалась неспроста. Я не знаю, когда и как он подменил бокалы с зельями. У него не было ни единого шанса это сделать. Я всегда сидел рядом с ним. Наверное, это Комаров ошибся.

— Нет, Саша, — нервно замотал головой Ярослав Громов, а затем рухнул в своё кресло. От удара оно начало скрипеть. — Это не Комаров ошибся. Это ты ошибся, раз умудрился довериться такому человеку, как он. Ненадёжному легкомысленному варщику запретных зелий, который ворует ингредиенты у собственного отца.

— В таком случае… — Александр выдержал паузу, мысленно прожевал слова, которые хотел произнести. Затем набрался смелости и добавил: — В таком случае и ты ошибся, что доверил эту задачу мне.

— Да ты, должно быть, издеваешься надо мной, — прошептал Ярослав Громов. — Вот так ты мне отплатил. Упрёком! По-твоему, это я ошибся, да? Что ж, может быть. Да, наверное, ты прав, Александр. Мне не стоило тебе доверять. Твой младший брат и то умнее, чем ты, бестолковый болван. Может, мне всё наследство завещать ему? Из тебя вряд ли выйдет хороший глава рода, когда меня не станет. А я не хочу, чтобы Громовы загнулись из-за твоих ошибок.

Александр уже сто раз пожалел, что осмелился перечить отцу. Но для него эта ситуация была в новинку. Он не знал, как может отреагировать Ярослав Андреевич, поскольку никогда не видел его в таком приступе ярости. Старший Громов всегда был спокойным расчётливым человеком. Но провал Александра довёл его до крайности. Он уже был готов лишить сына наследства.

И Александр не мог этого допустить.

— Давай я всё исправлю.

— Исправишь? — усмехнулся Ярослав Андреевич и прикрыл ладонью глаза. — Да что же ты теперь можешь сделать? Булгаков тебя больше к себе не подпустит. Он даже меня не станет слушать! Ты ведь всё ему разболтал!

— Я найду другой способ. Более надёжный. Дай мне второй шанс, отец, — Александр не хотел идти на столь отчаянные меры, но всё же преклонил колено перед главой рода. Покорно опустил голову. Ожидал прощения. — Прошу тебя. Ещё один шанс — и Булгаков признается. Если ничего не выйдет — я добровольно покину род.

Повисло тяжёлое молчание. Но решимость Александра всё же подкупила Ярослава Громова.

— Тебя никто за язык не тянул, Саш, — вздохнул он. — Поступим именно так, как ты сказал. Действуй. У тебя один месяц. Поставишь семью под удар ещё раз — и сразу же покинешь императорский двор.

Наконец, наступило утро вторника. Тот самый день, когда наш дневной стационар должен начать работу. Первым на дежурство заступил Евгений Кириллович, а я взялся принимать сразу два потока пациентов. И своих, и больных своего бывшего наставника. Через несколько часов мы сменимся, и тогда бразды правления дневным стационаром возьму я.

Так будет лучше. Гаврилов оформит поступление больных, а я уже займусь их лечением. Недовольными от нас пациенты точно не уйдут.

Однако в середине приёма случился форс-мажор. Да такой, что сходу и решение не придумать. А придумывать придётся.

К нам с Ковалёвой вошёл стражник и молча положил лист бумаги на рабочий стол.

— И вам добрый день, — сухо сказал я молчаливому мужчине. — И что это вы мне принесли?

— Приглашение. Вас ждёт руководитель подразделения охраны императорского дворца, — выдал стражник. — Игорь Станиславович Бондарев.

Бондарев… Я уже слышал эту фамилию. Кажется, это начальник уже известного мне командира Коршунова. Человек, который отвечает за безопасность на всей территории императорского двора.

— И зачем же я ему понадобился? — разглядывая документ, спросил я. — А, не отвечайте. Я уже и сам понял, зачем.

Документ оказался приглашением. Игорь Станиславович собирался вручить медали. Мне и Леониду Беленкову. За то, что мы спасли пациента от покушения, организованного Эдуардом Дмитриевичем Дубковым.

— Что ж, благодарю, что сообщили, — ответил я. — В какое время можно заглянуть к господину Бондареву?

— Прямо сейчас, — заявил стражник.

— Прямо сейчас я никак не смогу, — помотал головой я. — Уж медаль мне могут передать в любое время. У нас очень напряжённый график.

— Это не обсуждается. Ваш заведующий уже дал разрешение. Вы обязаны явиться к Игорю Станиславовичу в течение получаса, — настоял стражник.

Проклятье! Так и думал, что дело не в медалях. Никто бы не стал срочно вырывать нас с Леонидом с приёма и тащить чуть ли не силком в главный штаб службы безопасности из-за каких-то медалей.

Но я не могу покинуть рабочее место. Гаврилов сейчас трудится в дневном стационаре, и скоро мне придётся его сменить. А в коридоре сидят десятки человек, ожидающих своей очереди.

Если я последую приказу, нарушится работа сразу двух отделений. Мы не просто отстанем от Ломоносова, мы ещё и жалоб нахватаемся!

Что ж, придётся идти на крайние меры.