Предсказание дельфинов

4

Вот и всё, подумала Хельга, входя в большой зал заседаний Академии наук рядом с Бертельом. Это была его цель; он посвятил ей все свои силы последние несколько недель.

Однажды он даже принёс ей цветы домой, как в старые добрые времена! Она всё ещё не могла поверить, что приглашение действительно было сделано, и помнила не только необычные розы Бертель, но и глуповатое лицо Хольцапфеля, которий во время прощания на факультете вдруг взял на себя роль старшего товарища и никак не могла понять, почему Хельга Хубер с радостью и добровольно захотела сопровождать мужа - к русским. С радостью и добровольно, конечно же! Для неё было величайшим сюрпризом, что её включили в московскую поездку, и Бертельу пришлось не раз уверять её, что во время разговора в Вене об этом не было ни слова.

Последние несколько дней в Инсбруке принесли немало трудностей, хотя они и с готовностью их приняли. Книг нужно было выбрать – не слишком мало, и, что ещё важнее, не слишком много. Нужно было сделать фотокопии, и нужно было не давать Бертелю выбросить всё, что было аккуратно разложено по порядку, – она едва успела поднять глаза. Бертель был другим. Он насвистывал и пел целыми днями; он преобразился. И всё это, подумала Хельга, потому что к нему отнеслись серьёзно, потому что эта комиссия хотела исследовать его идеи. Может быть, она совершила что-то нехорошее все эти годы, просто терпя его хобби, его конёк – гномов, и не пытаясь вмешаться и помочь ему?

И вот они стоят здесь, в дверях святая святых, как шутливо сказал переводчик.

Длинная, светлая комната с высокими арочными окнами и огромным столом, накрытым зелёной скатертью, казалась строгой, академически строгой. За исключением большой тёмной картины Ломоносова на одной стороне и бюста Ленина на заднем плане, зал был ничем не украшен. Современные кожаные вращающиеся кресла составляли странный контраст со столом, на котором на маленьких хрустальных подносах блестели несколько графинов с водой и перевёрнутых стаканов. Перед каждым сиденьем лежали блокнот и аккуратно заточенный карандаш.

Члены комиссии стояли у окон, разговаривали, и когда Хуберы вошли в комнату, все лица повернулись к ним. От волнения Бертель едва различал их, не говоря уже о том, чтобы запомнить все незнакомые имена. Но спокойное поведение переводчика успокаивало его нервозность до терпимого уровня. Руководить ими был назначен доктор Шварц, который встретил их в аэропорту тремя днями ранее; он свободно говорил по-немецки. Под его руководством они осмотрели Москву, посетили Кремль и другие достопримечательности, а также познакомились с атмосферой советского мегаполиса. Их разместили в современной гостинице, из ресторана на девятом этаже которой открывался вечерний вид на гирлянды огней вдоль Москвы-реки и на Кремль с его рубиново-красными звёздами, сияющими в свете прожекторов, словно изнутри.

Профессор Амбрасян, огромный армянин с выразительным носом, чёрными усами и странно прикрытыми глазами, выглядывавшими из-под тяжёлых век, словно из-под козырька, пригласил их сесть.

Когда стулья с трудом отодвинулись, он встал, приложил руку к сердцу, поклонился Хельге и начал: - Я рад приветствовать здесь, в Москве, учёного из Австрии, доцента доктора Хубера, и его жену. Я лично рад, потому что в далёкие годы моей юности мне удалось помочь освободить вашу страну от фашизма, а затем некоторое время прожил в Вене. Добро пожаловать к нам ещё раз

Он произнес эти фразы на резком, но безупречном немецком языке и улыбнулся им обоим. Затем он продолжил свою речь по-русски.

После официального представления остальных членов комиссии, он перешёл к более подробной информации:

- Главная задача комиссии — определить, имеются ли научно обоснованные свидетельства того, что Землю когда-либо посещала инопланетная цивилизация. И если да, то когда и где.

Мы, собравшиеся здесь, предполагаем, что Землю посещали не один, а несколько раз. Однако наши предположения пока гипотетичны, но мы все здесь поддерживаем эту гипотезу.

Кивки одобрения подтвердили его слова. Амбрасян продолжил: - Хотя многое указывает на наличие доказательств, нам пока не удалось найти ничего – ни застрявшего космического корабля, ни скелета инопланетного астронавта, ни даже послания, адресованного нам, – что могло бы подтвердить нашу точку зрения.

Возьмём, к примеру, загадочную террасу Баальбека в Ливанских горах. Даже сегодня невозможно, даже с помощью самых больших из известных грузовых вертолётов, построить совершенно ровную террасу из таких огромных блоков в горной местности, которая представляется нам как статически рассчитанная трасса для запуска ракеты. К этому добавляется легенда о разрушении Содома и Гоморры. Эти города, как мы теперь знаем, находились в непосредственной близости от Баальбека. Мы осмеливаемся предположить, что разрушение городов ядерными реакциями было неизбежным во время запуска. Но предостережения богов, то есть астронавтов, оказались напрасными: согласно Библии, только Лот и его семья последовали за - ангелом который поспешил с ними в горы. Все остальные жители погибли в огне. Позже это событие было истолковано как Божий суд над грешными городами, но сегодня мы знаем, что это не так. Однако всё это выдумки; у нас нет никаких вещественных доказательств.

Или возьмём загадочный Тунгусский метеорит 1908 года. Долгое время предполагалось, что это взорвавшееся ядро небольшой кометы. Но затем всё больше людей стали сомневаться в этом. Свидетельства очевидцев и измерения направления траектории кометы ясно показывают, что бочкообразное или балочное тело, сияющее так же ярко, как Солнце, изменило свою траекторию под очень острым углом примерно за шестьдесят километров до столкновения с поверхностью Земли, другими словами, оно практически совершило поворот. Для тела, прилетающего из космоса и подчиняющегося законам гравитации, такое изменение курса было бы немыслимо. Следовательно, необходимо предположить наличие управляемого процесса. Мы проверили результаты экспедиций 1952 и 1956 годов на месте и пришли к выводу, что там, скорее всего, произошёл ядерный взрыв – возможно, в результате аварии космического корабля с ядерным двигателем во время манёвра посадки.

Амбрасян также упомянул знаменитые Врата Солнца из руин города Тиауанако на озере Титикака. - Резьба по обеим сторонам ворот, высеченных из монолита, изображает справа льва, в лапах которого лежит предмет, который может изображать пропеллер. Левая сторона примечательна: здесь высечен календарь инкской письменностью, демонстрирующий совершенно абсурдный годовой ритм — год здесь состоит из 280 дней! Лично я подозреваю, что этот 280-дневный календарь следует понимать как напоминание о внеземных визитах и переданных ими знаниях. Зачем инопланетным астронавтам оставлять на Земле свой календарь, особенно в виде сложного пиктографического письма инков? Мне кажется более вероятным, что строители ворот уже не знали, откуда взялись символы, и поэтому, согласно традиции, изображали календарь как дар богов Ни одна планета в нашей Солнечной системе не обращается вокруг центральной звезды каждые 280 дней; Поэтому вполне справедливо искать духовных основоположников, - богов - этого календаря, в другой солнечной системе.

После перерыва настала очередь Бертеля. Амбрасян попросил его сначала представить только основную идею, а на следующий день представить примеры. Именно столько времени ему и дали... Бертель забеспокоился. Внезапно он засомневался, смогут ли его гномы выступить перед этой комиссией. Амбрасян представил обоснованные гипотезы, но как насчет обоснования его собственной?

Однако, глядя на обращенные к нему лица, он успокоился. Ему показалось, что он видит в них нечто общее, что все они преследуют определенную цель и ожидают его вклада, который приблизит их всех к ее достижению. Он говорил быстро и свободно, все более без колебаний; благодаря беглому переводу доктора Шварца ему даже не приходило в голову, что его предложения, каждое его слово, нуждаются в переводе переписал.

Вскоре он даже перестал видеть лица. Хельга была поражена тем, как уверенно и убедительно он объяснял свои идеи, как он пропагандировал свои гипотезы. Лучше, чем когда-либо в Инсбруке перед друзьями... Она оглядела группу, повсюду были внимательные лица, карандаши, летающие по белым листам бумаги, которые клали и снова поднимали... Бертель заговорил. Она гордилась им.

Обсуждение заняло совсем немного времени. По сути, речь шла о целесообразности и правомерности включения такой области, как фольклор, в работу комиссии.

Бертель навострил уши. Как же прямо здесь высказывались мнения! С другой стороны, он вспомнил о совете факультета в Инсбруке... Здесь не было никакой вежливой суеты, где, в конце концов, не было понятно, имел ли в виду говорящий красный или зелёный... Затем седовласый профессор объяснил, что высказал свои сомнения с самого начала и записал их, спросив, не было ли приглашение доктору Губеру отправлено в спешке. После услышанного он вынужден был признать, что его сомнения не уменьшились. Фантазия и реальность, ладно, ладно. Не слишком ли Губер преувеличивал реальные события своими домыслами? Великаны тоже появляются в народных сказках. Были ли они тоже астронавтами, и если нет, то кем они были? Бертель, ожидавший подобного вопроса, ответил, что, по его мнению, великаны – выражение тоски по могуществу и величию, тоски, которая возникает повсюду и во все времена, тоски, особенно у слабых...

- Конечно, – воскликнул старик, – порождения человеческих тоскливых желаний, превосходные. Порождения воображения. Но почему бы и не быть гномам? Теории Амбрасяна иные: Тунгусский метеорит существовал; можно купить билет в Баальбек или к Львиным воротам. Но – и это вопрос для меня – можно ли устно переданное слово, сказку, легенду толковать в том же смысле, что и доказательство, как отражение некогда существовавшей реальности? В какой степени воображение не следует считать причиной того, что в книгах нам переданы неслыханные вещи? Конечно, человеческое воображение движимо необходимостью; ничто не происходит без необходимости. Но человеческое воображение, великаны и гномы, демоны и духи… Ни Бог, ни дьявол не должны сбить нас с пути.

Бертель сбился с пути с самого начала? Амбрасян поднял руки, словно пытаясь поставить сварливого старика на место. - О каких коварных тропах вы говорите? - Его бас зазвучал слегка грохочущим тоном, и он наклонился к противнику. Вы помните, когда мы создавали нашу комиссию, мы чётко подчеркнули: расследование любых, даже внешне не связанных, свидетельств посещения Земли внеземными цивилизациями не имеет ничего общего с домыслами некоторых западных авторов, утверждающих, что человечество – результат выведения богоподобных астронавтов! Если инопланетяне когда-либо посещали нашу планету, они должны были находиться на гораздо более высоком техническом, социальном и этическом уровне, чем мы сегодня. Уверен, это включает в себя принцип невмешательства в планетарное развитие ни при каких обстоятельствах.

Так что никаких космических завоевателей! Но именно это и беспокоит этих писак; они даже выдумывают богоподобную природу белой расы, потому что якобы были отобраны инопланетянами для более высокого уровня развития. Смешно! Я не отрицаю, что они могли помогать, что они пытались передать свои знания в рамках нашего этапа развития. Я считаю такую помощь проявлением фундаментального гуманистического подхода и убеждён, что законы нашего общественного развития применимы и к другим обществам разумных существ в Космос.

Одну из возможностей прояснить вопрос о внеземных визитах я вижу в изучении остатков человеческой памяти. Просвечивание реликвий памяти, будь то в виде искажённых представлений о пережитом в легендах и мифах, а также в искусстве и архитектуре, или в традициях и обычаях, значение которых было искажено или даже забыто, – это может быть полезно для науки… -

- Но, простите, – попытался перебить меня старик Амбрасян. – Вы на что-то намекаете. Думаю, нам следует сосредоточить все усилия на том, чтобы наконец найти осязаемые, материальные следы инопланетных визитов, а не заниматься сказками и подобными фантазиями. Что касается меня, я человек трезвый. Меня не интересуют домыслы. Воображение – удел наших поэтов; нам нужна трезвая объективность.

- Без воображения никто из нас не сидел бы здесь. В конце концов, я должен повторить слова товарища Ленина о воображении: - Эта способность чрезвычайно ценна. Неверно полагать, что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Она необходима даже в математике; даже открытие дифференциального и интегрального исчисления было бы невозможно без воображения.

Не обижайтесь на меня за то, что я процитировал Ленина, который, очевидно, с вами не согласился. Но сейчас не об этом речь; речь идёт об общей задаче, которую мы поставили перед собой. Именно это мы должны отфильтровать и различить. Уважаемый сэр, что такое воображение, а что – забытая память? Вполне естественно, что мы вторгаемся в ещё неизведанные области, такие, как сейчас фольклор с его сказками и легендами. В естественных науках, например, в химии, физике или электронике, мы непременно проникнем в совершенно иные сферы неизведанной территории. Если наше начинание увенчается успехом, мы должны… Мы пересмотрим все предыдущие открытия… неизмеримого масштаба и изучить их для наших целей. Для этого нам предоставили самый современный компьютер, но, как вы знаете, только настройка программы для него займёт месяцы, хотя мы уже больше года усиленно работаем над ним. Да, предстоит ещё многое, и работа будет очень разносторонней, и в этом духе наше правительство согласилось расширить деятельность комиссии на международный уровень. Доктор Хубер не последний в этой группе, кто присоединится к нам издалека или из-за рубежа, чтобы поделиться своими специальными знаниями.

Какое счастье, что Парк культуры имени Горького расположен рядом с их гостиницей на берегу Москвы-реки! После первого рабочего дня их туда потянуло. Несмотря на начало октября, тысячи москвичей наслаждались там вечером. Многие сидели за маленькими столиками под раскидистыми старыми деревьями, играя в шашки или шахматы, в окружении любопытных зрителей, при свете больших дуговых ламп. Оркестр профсоюза железнодорожников давал концерт на эстраде. На кристально чистом вечернем небе уже виднелись первые звёзды. Хельга и Бертель сели на скамейку на берегу пруда. Было приятно сидеть так, перебирая пальцами ног шелестящие листья, глядя сквозь почти голые ветви на темнеющее небо, и слушать далёкую музыку в ушах. Как часто Хельга мечтала отправиться в долгое путешествие с Бертель, возможно, если в их жизни появятся деньги, если одна из его книг будет хорошо продаваться или если она выиграет Гран-при Австрии по фотографии! Она строила воздушные замки, одна и с ним. Она думала о Франции, Париже, Лазурном Берегу, Средиземноморье, Италии, Риме, Аппиевой дороге. Или тайно, когда воздух Инсбрука становился слишком душным, они отправлялись в страну пирамид, к Сфинксу на Ниле. К пальмам, одиноко отражающимся в речной воде, к феллахам, возвращающимся вечером с полей. Теперь великое путешествие стало реальностью и привело их сюда. Великое путешествие? И это ещё не всё.

Они играли - Подмосковные вечера -; Хельга часто слышала эту мелодию по радио и подпевала. Бертель уже думал о следующем дне. Завтра он будет читать сказки, интерпретировать их, комбинировать, доказывать и объяснять, что видит в текстах. Он должен был убедить всех, включая сварливого старика. После первого дня дискуссии он чувствовал себя неловко, но высокий армянин с чёрными усами и меланхоличным взглядом, этот Амбрасян, очаровал его. Доктор Шварц метко охарактеризовал его: рыцарь науки. Именно таким он и был, и у Бертеля было ощущение, что этот рыцарь высоко ценит его, его идеи и мысли, что он полагается на него, рассчитывает на него как на союзника и соратника. В конце концов, какой смысл в приглашении, если они не хотят серьёзно обдумать то, что он хочет сказать?

***

Он думал об этом на следующий день, доставая толстые папки. В них, аккуратно переплетенные и рассортированные по регионам и диалектным группам, лежали сказки гномов, которые он считал наиболее важными, хотя выбрать их из обширного материала было непросто. Он включил только те легенды и сказки, чьи утверждения, по его мнению, ясно и недвусмысленно подтверждали его гипотезу.

Его голос был спокойным и уверенным, когда он начал: - В древние времена могущественный король по имени Лаурин правил народом гномов... - Он тщательно делал короткие паузы между каждой сказкой и изначально избегал пояснительных комментариев. Тексты должны были производить немедленное впечатление. Как только его основной тезис станет известен, каждый должен был судить сам. Например, когда он читал отрывок из сказки Бехштейна о том, что гномы владеют всеми тайнами природы, даже ещё не открытыми законами, и способны за очень короткое время превратить самого глупого пастуха в мудрейшего профессора, он чувствовал, как растёт интерес слушателей.

- Очень интересно, — сказал один лысый старик в разговоре, — очень точно подмечено: в русских сказках нет гномов, есть великаны, Бабы-Яги или Емельа, но нет ничего об умных человечках с большими бородами и в камуфляжных шапках!

- А нельзя ли также сделать выводы о возможных этапах развития техники? - — спросил другой. - Меня поражают прогнозы погоды, которые делают гномы. Что говорилось в той сказке? Не могли бы вы повторить её ещё раз? Но, пожалуйста, помедленнее, учитывая перевод

- Вы имеете в виду сказку про синоптика? -

- Да, именно это. Не могли бы вы прочитать её ещё раз? -

Бертель начал: - В Аферсе на горе стояли три уединённые фермы. Там часто появлялся симпатичный человечек, разговаривал с кем-то из фермеров и везде был радушно принят. Жёны фермеров оставляли ему сладкое молоко, а мужчины приносили хлеб. Взамен человечек точно сообщал им, когда им нужно обрабатывать поля, когда пора жать, короче говоря, всё, что касалось погоды и работы. И его слова всегда оказывались правдой: повсюду не было ни лугов, ни полей, которые давали бы более богатый урожай, чем у трёх горных фермеров. Однако однажды весной человечек появился слишком поздно. Кругом уже был посеян урожай, и трёх бездельников все соседи дразнили и дразнили…

- Подождите — перебил переводчик доктор Шварц, — - дразнили… - - Это значит высмеяли издевались.

- Так мы говорим у нас, в Австрии.

- Вечно узнаёшь что-то новое.

- Их дразнили и раздражали, спрашивая, что с ними не так и почему они не справляются с работой. В конце концов им это надоело, они привыкли и пошли работать на ярком солнце.

Однако вечером, как только они закончили, маленький человечек предстал перед ними, хмурый и красный от гнева, и сказал им:

Тот, кто не может ждать, — плохой человек. Смотрите, что будет, вы, фермеры, видели меня!

После этих слов он исчез. Однако на следующий день ударил сильный мороз, и всё пошло прахом. Фермеры сетовали и обвиняли друг друга. Но всё было бесполезно. И маленький синоптик больше не появлялся.

- Очень познавательно, спасибо — сказал учёный, попросивший повторить текст.

- Не думаю — ответил вчерашний седовласый старик. - Или вы, уважаемый товарищ, верите, что у гномов был метеоспутник для долгосрочного прогнозирования погоды? -

- Почему бы и нет — ответил собеседник. - Если принять тезис доктора Хубера о том, что во всех этих сказках есть что-то, до сих пор ускользающее от нашего внимания, а я склонен к этому, то мы должны также рассматривать такие странные мотивы, как трансформация материи, мантия-невидимка, прогнозирование погоды, невидимая музыка, свет без огня, великие целительные искусства и так далее, с точки зрения наших современных представлений, возможно, даже с прогностической точки зрения. Вы бы усомнились в предсказании циклона метеостанцией, если бы циклон действительно случился, или же вы бы естественным образом не предположили, что в этом замешан метеоспутник? -

- Но, но… - — хотел начать его оппонент, но не смог вставить ни слова.

- Позвольте мне закончить, пожалуйста. Как известно, орбита такого спутника, обеспечивающая оптимальное наблюдение за облачными полями, рассчитана таким образом, что он проникает в плотные слои земной атмосферы лишь через несколько сотен лет, где сгорает. Поэтому вполне возможно, что перед посадкой, которую доктор Хубер связывает с появлением короля .Лаурина, такой спутник был выведен на орбиту, и связь с ним могла поддерживаться ещё сто лет. Мне это совсем не кажется абсурдным

- Предположим, что гномы — астронавты - Да, именно

- Для такого предположения требуется немало…

- Желания, доброжелательности, гибкости, творческого воображения

- Но, дорогие коллеги, — вмешался Амбрасян, — дальше этого мы не продвинемся. Давайте сначала обобщим имеющиеся факты. Так называемые гномы имеют рост около 1,25 метра, носят бороды, обладают передовыми технологиями, вероятно, знакомы с радио и телевидением, могут становиться невидимыми с помощью неизвестного нам устройства, являются мастерами преобразования материи и пытаются передать свои знания людям в рамках заданных обьемов. Они действуют дифференцированно: для представителей феодальной аристократии они предстают как король гномов, для простых горных фермеров — как услужливые, безобидные и забавные человечки.

- И на чём вы основываете свои рассуждения? Кроме легенд и сказок, нет никаких доказательств, ничего осязаемого — возразил старый профессор. - Простите меня, товарищ Амбрасян, что я всё ещё не готов похоронить свои сомнения.

В его настойчивости было что-то трогательное и опасно заразительное; даже Бертель не был от неё застрахован. В глубине души он с ним согласился. Он подождал, пока в комнате снова станет тихо, затем открыл портфель. - Мне нелегко, дорогие коллеги... Я принёс кое-что с собой, но, пожалуйста, я совершенно не уверен, что это действительно то „осязаемое“, о чём мы говорили

С этими словами он вытащил небольшую картонную коробку, из которой достал продолговатый предмет, завёрнутый в вату. Сняв вату, он поднял моток прочной серой проволоки, не толще указательного пальца и примерно такой же длины. Это была спираль, которую он нашёл много лет назад, занимаясь скалолазанием в Розовом саду Лаурина, и теперь он объяснял, почему, по его мнению, это не часть лыжного крепления, как утверждала тогда его жена.

Глаза Хельги расширились от изумления. Она думала, что проволока давно в мусоре, а теперь он вытащил её здесь, перед комиссией!

Бертель заметил её взгляд и, немного смутившись, начал снова: - Я не выбросил её тогда. Бывают ситуации в жизни, предчувствия... Не знаю. Ты себя знаешь меньше всех. Я показал эту деталь знакомому металлургу, соблюдая строжайшую секретность, потому что не хотел выставлять себя дураком. Даже моя жена ничего о ней не знала. друг вернул мне её через несколько дней: сплав был неизвестен; он подозревал, что это, должно быть, совсем новый импортный продукт - Бертель откашлялся и взглянул на несчастную Хельгу. - Это побудило меня, после серьёзных раздумий, принести находку. Возможно, с ней что-то можно сделать

Он передал катушку Амбрасяну. Амбрасян повертел её во всех направлениях, взвесил в руке, попытался потянуть, даже понюхал и передал дальше, не сказав ни слова. В комнате повисла тишина. Передача неприметного предмета из рук в руки была чем-то торжественным; доктор Шварц не сразу вернул катушку Бертельу.

- Нет — сказал он, возвращая её Амбрасяну. - Я предоставляю свою, безусловно, весьма сомнительную находку в распоряжение комиссии, чтобы, если вы сочтёте нужным, её можно было включить в исследование.

Амбрасян встал и поклонился. - Доктор Хубер, — сказал он, — спасибо, мы тщательно изучим вашу катушку, это само собой разумеется.

- Зачем столько усилий с куском проволоки? - — проворчал старый скептик.

На этот раз Амбрасян отреагировал чутко. - Сергей Михайлович, теперь я вас больше не понимаю! Если вы всё подвергаете сомнению с самого начала, зачем вы вообще сотрудничаете? - Он понизил голос и постарался сохранить деловитый тон. - Мы согласились расследовать всё, что может дать нам хоть какую-то зацепку, пусть даже самую смутную

- Зачем я сотрудничаю? Иногда я даже не знаю. Возможно, это моя функция, признаюсь, неудобная, – быть приправой к вашему супу. Товарищ Амбрасян. Факты всегда меня убеждали, так что придумывайте! -

Шварц тихо повернулся к Хуберу: - Он не хочет никого обидеть, но слишком любит разыгрывать из себя жалкого ребёнка. В целом, мне кажется, вы убедили большинство членов, что нам нужно продолжать работать в заданном вами направлении. А насчёт спирали – странно, ну, посмотрим.

Хельгу раздражала бесконечная доверчивость Амбрасяна; старик, безусловно, был прав. Эта дурацкая спираль могла испортить хорошее впечатление, которое Бертель производила до сих пор. Она бы с радостью избавила его от этого, да и себя тоже. Какая идея! Но было слишком поздно. Он прекрасно понимал, что это помешало бы ему протащить старую проволоку в Москву – в Москву! Если бы она хоть немного догадалась! Теперь они обе были в полном смущении.

***

Архив состоял из огромных помещений со стеллажами, доходившими до потолка. Неоновые лампы светили сверху и со всех сторон, а лестницы на резиновых колёсах легко двигались взад и вперёд. По сравнению с этим университетская библиотека в Инсбруке показалась Хельге деревенской, по крайней мере, так она выразилась в свой первый день.

Фотолаборатория с новейшим оборудованием дополняла её радость; среди прочего, там была и новая разработка для электронного контрастного усиления. Она никогда раньше не видела ничего подобного, лишь однажды о нём читала; теперь она могла сама с этим справиться, экспериментировать сколько угодно, и не только могла, но и должна была! Профессор Амбрасян предложил ей поработать ассистенткой мужа, занимаясь в первую очередь необходимыми копиями, воспроизведением документов, книжных страниц, фотографий, видеоклипов и так далее – всем, что Бертель хотел запечатлеть.

Сначала она колебалась, но теперь была счастлива. Не только потому, что Бертель с энтузиазмом взялся за архив, организованный по последнему слову техники, где компьютер неожиданно сократил время между заказом и доставкой. Нет, она была глубоко удовлетворена тем, что могла участвовать в его исследованиях, помогать ему и давать советы, быть не просто госпожой Хубер, но и, как её здесь всё чаще называли, - коллегой Хельгой

С тех пор, как Бертель стал своим в архиве, он больше не произносил ни слова против электроники. Однажды, поразившись тому, как быстро с помощью компьютера был найден и представлен ему интересующий его отрывок в толстом томе, она процитировала: - Они сваливают это на математиков: „Нет, теперь компьютер делает фольклор левой рукой, нет, они делают это с помощью самого-самого плохого транзистора“ Это было забавно для обоих, и Шварц заинтересовался.

- А о чём вы думаете сегодня? - — спросил он.

- Всегда хочется знать всё в подробностях! Сегодня я думаю, что не могу представить, чтобы в институте в Инсбруке такое было. По разным причинам. Главная причина: моё дикое яблоко — не амбразиец.

Бертель был занят, просматривая архивы, чтобы подтвердить свою теорию. Это была огромная работа, но с помощью доктора Шварца он создал программу для компьютера, - сказочный алгоритм как он в шутку назвал её, и таким образом зерна от плевел быстро отделились.

Он нашёл множество публикаций из США, в основном с 1944 года по 1960-е годы. Это была эпоха так называемых НЛО, или неопознанных летающих объектов. Там были фотографии - летающих тарелок - и фантастических фигур в скафандрах. Но эти якобы достоверные сообщения не выдерживали никакой критики.

С другой стороны, существовали - свидетельства очевидцев - о венерианцах, все без исключения свободно говорившие по-английски. Один поляк, живущий в США, написал несколько книг о своих путешествиях на венерианских космических кораблях; он даже был принят на личной аудиенции королевой Нидерландов. Бизнес этой научно раздутой сенсации, должно быть, был прибыльным.

Между тем, наступила зима, снег и сухой мороз. Однажды днём, незадолго до окончания работы, неожиданно появился Амбрасян. Молча он пожал руки Хуберу и его жене. Доктор Шварц сопровождал его; что с ним? Шварц выглядел так, словно что-то знал, но не мог заставить себя об этом рассказать.

Вздохнув, Амбрасян сел, провёл правой рукой по лицу, словно стирая усталость от бессонных ночей, и сказал: - Ваша спираль, доктор Хубер, — крепкий орешек! Мы собрали целую команду, чтобы взяться за неё. Металлурги, физики-теоретики, специалисты по сверхчистым веществам, кристаллологи — все работают над вашей спиралью. Не хотите ли, моя дорогая, раскрыть нам немного вашей тайны? Пока нам достаточно крошечного кусочка, чтобы ухватить её. Но она хрупкая, заигрывает с нами и пока ничего не открыла

Он замолчал и посмотрел на свои руки. - Да, конечно, что-то — продолжил он. - Вообще-то, самое главное. Уже два часа точно установлено: ваша спираль сделана из материала, неизвестного нам на Земле. Он должен быть внеземного происхождения, что делает его первым доказательством существования других мыслящих, технологически развитых существ и их пребывания здесь. Ваш король Лаурин обретает форму — удивительная для меня фигура! Я бы никогда не поверил, что инопланетяне были карликами! Но теперь мне приходится в это верить; косвенные улики, как это называют следователи в таких случаях... -

В его глазах появился странный блеск. Усталость словно испарилась, когда он наклонился вперёд и положил свою большую руку на плечо онемевшего Бертеля: - Да, всё верно, можешь поверить. Твоя спираль, которая отныне будет называться „Спиралью Губера“, несомненно, технологический продукт, причём внеземной! -

- Это... это нет, нет... - — сказал Бертель, не в силах больше ничего сказать. Он посмотрел на Хельгу; её глаза были огромными и тёмными от изумления.

- Лыжные крепления... Бертель... - С этими словами она выбежала за дверь.

- Что с ней? - — спросил Амбрасян.

- Радость, не знаю, удивление — ответил Бертель, медленно приходя в себя.

- Понятно — добавил Шварц.

- То, что нам известно на данный момент, поразительно и является поводом для радости для всех – продолжил Амбрасян. - Но мы не можем быть самоуспокоены. Работа только начинается! Вы знаете это так же хорошо, как и я. Чего вы пока не знаете: неизвестный металл невозможно проанализировать никакими традиционными методами. Ни спектральный анализ, ни химическая реакция не проявляются; даже самый твёрдый алмаз или плазменная горелка не могут снять даже самый крошечный скол, который можно было бы проанализировать дальше. Наши физики считают, что у инопланетного металла иная структура металлической решётки, чем у земных металлов, – она более плотная, более компактная. Единственное противоречие в том, что при такой компактной кристаллической структуре вес спирали должен быть примерно в двадцать раз больше. Значит, дело в наполнителе, неизвестном нам наполнителе – вопросы за вопросами... Вот она снова

- Да, – сказала Хельга, – прости, Бертель, это было слишком…

- Ты что, плакала? - – обеспокоенно спросил он.

Она энергично покачала головой. - Лыжные крепления... Не могу с этим смириться. Если бы всё зависело от меня, они бы уже валялись в мусорке, да! И это была бы моя вина, что мы до сих пор шарили бы в темноте, были они там или нет... Это была бы моя вина!

- Вместо этого, вы заслуживаете поздравлений, фрау Хельга — ответил Амбрасян. Он поклонился с улыбкой. Повернувшись к Бертельу, он сказал: - Завтра утром мы хотим приблизиться к „спирали Хубера“ с помощью лазера. Возможно, нам удастся расплавить что-нибудь, что можно будет переработать дальше. Я вас заберу с сабой.

***

Чёрная машина выехала с окраины Москвы. Тучи висели тёмно и низко, мокрый снег кружился всё сильнее и сильнее,

дворники едва справлялись. Тающие снежинки стекали по боковым стеклам, словно суетливые жучки, быстро поднимаемые ветром.

- Это ужасно — заметила Хельга. - Надеюсь, нам не придётся расти, хлюпая там; надо было надеть сапоги

- Это не так уж опасно — ответил Бертель. - Знаешь, мне правда любопытно. Я никогда раньше не был в таком институте. Физический институт в Инсбруке современный, но я видел его только снаружи. Я никогда не был внутри, потому что меня раздражало, сколько денег на него тратят

- Это прямо как ты - Сделай что-нибудь

- Они, наверное, сейчас очень заинтересуются твоей спиралью, если бы только знали… -

Машина подъехала к большим воротам, красно-белому шлагбауму, караульному будке, охраннику в меховой шапке, заправленной в пальто почти до земли. Шлагбаум поднялся, водитель показал удостоверение – всё было лишь смутно видно сквозь снежную метель. Последний скрипучий поворот, стоп, стоп.

Они остановились перед невысоким зданием, приютившимся среди сосен. Доктор Шварц стоял в дверях; оставалось пройти всего несколько метров; беспокойство Хельги оказалось напрасным.

- Пойдем, я покажу тебе кратчайший путь Шварц, казалось, торопился. Он шагал вперёд на своих длинных ногах, почти не обернувшись, и просто повторял: - Пойдем, пойдем

Они поспешили по длинному, низкому, тускло освещённому подвальному коридору. Над их головами тянулась сеть труб, выкрашенных в ярко-красный, жёлтый или зелёный цвет, затем распределительные щитки с черепами и молниями, большие маховики на приборах с дрожащими стрелками. Их шаги звучали приглушённо; Хельга взяла Бертеля под руку и изо всех сил старалась не отставать и не споткнуться. Наконец они остановились перед дверью со сложным сувальдным замком.

Бертель заметил на ней символ: точку с тремя оранжевыми веерами, расходящимися от неё. Разве это не символ радиоактивности, как на - мусоровозе - Инсбрукского изотопного института? Его волнение возросло, когда, пройдя через эту дверь, они оказались на крутой винтовой лестнице.

Шварц поспешил вперёд, перепрыгивая через две ступеньки; наверху он постучал во вторую дверь. Она открылась, и Бертель узнал изумлённое лицо Амбрасяна. - Мы прошли через подвал — объяснил Шварц.

- Давно пора — ответил Амбрасян. Ослепительный свет хлынул на них; болезненная яркость неоновых трубок заставила их зажмуриться.

Амбрасян повернулся к группе, возившейся в дальнем углу, в дальнем углу этой… комнаты, лаборатории, мастерской, заводского цеха? Одного этого было достаточно, чтобы глаза вылезли из орбит. Для Бертеля лаборатория означала кафельные столы, сверкающие приборы, чистоту, стекло, гостиничную кухню для учёных. Всё это было трудно определить: ширина и высота помещения, гвалт, толпа сотрудников, большинство из которых были в комбинезонах; почти никто не носил белый халат, стальные цилиндры с подсоединёнными шлангами, толстые резиновые кабели на полу, похожие на клубок красно-чёрных змей, этот пульт управления с его возбуждённо мигающими сигнальными лампами, внезапные всплески шума, иногда оглушительный визг, а потом эти таинственные шкафы с их треском и хлопками…

Современный мир физики, подумал он, о боже! Такой хаос, такая дикость, это не может кончиться добром, он никогда не освоится, и всё такое незаконченное, сырое, импровизированное, как болтаются провода, шагу не ступишь, боясь электричества. Доктор Шварц ходит здесь, словно между диваном и обеденным столом, словно это всё... - И вам совершенно ясно, что здесь устроено? -

Шварц улыбнулся и пожал плечами. - Конечно, когда кто-то впервые приходит сюда неподготовленным... Нет-нет, везде царит разумный порядок, иначе и быть не может; даже электрический ток в такой лаборатории, как эта, как и всё остальное, должен быть под контролем. Вот, смотрите, наше сердце – лазер

Они исследовали принцип работы лазеров; они знали о них не больше, а точнее, меньше, чем кто-либо другой. Они никогда их не видели.

Тот тип лазера, который здесь использовался, – рубиновый лазер с чрезвычайно высокой плотностью энергии – был установлен посреди комнаты. Рядом инженеры установили - спираль Хубера - в специально разработанном держателе. - Я представляла его себе иначе – прошептала Хельга мужу. – - Такой лазер выглядит как обычная стеклянная трубка, только с множеством проводов и катушек вокруг неё.

Шварц слышал её последние слова. - Все чувствуют то же самое, – утешил он пару, – когда впервые заходят в нашу мастерскую. Мы сейчас начнём. Пожалуйста, присядьте.

Два ассистента проверили расстояние между концом спирали и лазером.

На заднем плане раздалось жужжание.

Заведующий лабораторией подошёл к Амбрасяну: - Товарищ академик, можно начинать? -

Амбрасян кивнул, отдал краткий приказ, и все заняли свои места.

Экспериментатор сидел за своим оптическим прицелом, словно охотник на страже. Он нажал кнопку. Вспышка света вспыхнула в стеклянной катушке, окружающей лазер. Рубиновый лазер засветился тёмно-красным, электрическая стимуляция от вспышки резко усилилась, жужжание становилось всё громче и громче, звуча угрожающе, зловеще, словно приближающийся рой шершней, и вот: из - дула - вырвался красный луч света толщиной со спицу.

- Лазерный свет, выпрямленный свет — объяснил Шварц. Хельга кивнула, но была слишком растеряна, чтобы полностью понять происходящее.

Теперь экспериментатор повернул ручку: луч стал тонким, как волос, и стал ярче. Лазерный луч автоматически приблизился к концу катушки Губера. Бертель хотел, чтобы создавалось впечатление, будто красная светящаяся нить вот-вот коснётся его катушки.

Внезапно все вздрогнули.

Вспыхнул ярко-синий, ослепительный свет. Катушка словно испарилась, растворилась в паре, в ярко-синем тумане, и вот… вот она внезапно исчезла.

Амбрасян глубоко вздохнул. - Расплавилась! Лазер был слишком мощным Он подавил проклятие. - Выключите! - — скомандовал он.

Экспериментатор нажал ещё одну кнопку. Внезапно раздался резкий, режущий уши вой, и ослепительно-синий свет вспыхнул снова.

Все невольно пригнулись, когда рубиновый лазер с грохотом разлетелся на куски, а экспериментатор застонал, схватившись за лоб, с которого капала кровь.

Но катушка по-прежнему лежала в держателе, безмолвная, неподвижная, сияющая.

Доктор Шварц протянул ей руку, и Амбрасян отчаянно закричал: - Назад! - Слишком поздно, он уже коснулся её.

Ничего не произошло, совсем ничего. Катушка была прохладной, словно только что не прошла через адское пламя. Ничего не было видно, никаких внешних изменений. Счётчик Гейгера тоже молчал.

- Что это было? - — пробормотал Бертель.

- Не спрашивайте! Если бы мы знали, у нас была бы в кармане выдающаяся Ленинская премия — ответил обычно невозмутимый доктор Шварц.

***

- Ещё четырнадцать дней, и мы вернёмся в Инсбрук

- Что скажешь? - Бертель поднял голову от ридера, в который вставил микрофильм, и посмотрел на жену.

- Мы вернёмся домой ровно через четырнадцать дней

Она протянула ему календарь. Бертель покачал головой. - Что-то в этом роде, в это трудно поверить. Что я должен снова увидеть Хольцапфель через две недели… -

- А я буду фотографировать Золотую Крышу, гору Изель и весь прошлогодний снег, не могу себе этого представить, не могу себе этого представить после всего этого

- И больше никаких Шварцев, никаких Амбрасянов… -

- Но будет Петер, — сказала она, словно утешая его. — Он будет поражен тем, что мы ему расскажем! -

Лицо Бертеля просветлело. - Петер! Держу пари, он снова называет меня гномом Бертелем! Он всегда ленился писать, но не стоило так мало писать после того, как он так твердо пообещал снабжать нас местными новостями.

- Но и мы почтой его не баловали, если честно — вставила Хельга. - Четырнадцать дней, — повторила она, — а потом? -

Бертель молчал. Он тоже не имел чёткого представления о том, что произойдёт дальше. Он понимал лишь, насколько его захватывала работа, сотрудничество и то, как он себя чувствовал, участвуя в работе над заказом. Пора было подумать о том, что последует за ним в Инсбруке, что он возьмёт с собой для работы, с чего начнёт. Возможно, в Венской государственной библиотеке, может быть, в старинной библиотеке Мелькского аббатства? Крайне важно было прояснить это как можно скорее. Нужно было разработать концепцию, обсудить её с Амбрасяном, проконсультироваться со Шварцем и представить её комиссии до возвращения. Одно было ясно: он продолжит работать с Москвой в качестве члена-корреспондента комиссии, возможно, позже, во время визита – возможно! Это потребует тщательного обдумывания, размышлений и обменов мнениями...

Она вырвала его из раздумий. - Ты поедешь? Приготовься, машина будет через пять минут

Их приглашали всякий раз, когда проводились эксперименты со спиралью, и физики старались подробно объяснить им все процессы.

Благодаря созданию специальной защитной оболочки и выбору более низкого напряжения рубиновый лазер был успешно защищен от разрушения. Время контакта со спиралью сократилось до тысячных долей секунды. Но результат всегда был один и тот же: ярко-голубой, туманный свет, исчезновение спирали, отток энергии с резким воющим звуком и её новое появление.

Было сделано множество кинозаписей, снятых в замедленном режиме, с разными интервалами, а спираль помещали в другие среды, в воду, в различные газы. Результат оставался прежним: лазерные лучи вызывали в спирали энергетические преобразования ранее неизвестной природы, сопровождавшиеся этим жутким явлением голубого свечения.

С помощью датчиков несложно было доказать, что спираль физически не исчезала, не распадалась и не материализовалась откуда-то вновь, как предполагали некоторые физики. Во время светового выцветания их можно было без проблем почувствовать и потрогать, но увидеть их было невозможно.

В тот день профессор Амбрасян созвал совещание, на котором должны были присутствовать почти все члены комиссии. В лаборатории они пришли к общему мнению об этом явлении.

Когда Хельга и Бертель прибыли, их встретили оживлённо. Скептик, его старый друг, тоже подошёл и доверительно похлопал Губера по плечу: - Факты, факты, я доволен вашей спиралью

- Обычный кусок проволоки, не правда ли, Сергей Михайлович? - — вмешался Амбрасян, присоединившись к ним.

Старик поднял указательный палец: - Необычная проволока, очень необычная! - Он сказал это по-немецки и подмигнул Бертельу.

На этом совещании Губеры заметили новое лицо: профессор Кириленко вернулся в Москву вчера после долгого отпуска. Когда он предстал перед ними, а Шварц их представил, Хельга почувствовала странную тревогу. Она тысячи раз встречала лицо Кириленко – с его густой бородой, узким, с горбинкой носом, изящно очерченным ртом и выразительными, густыми бровями – в газетах, журналах, по телевидению и в кинохронике. Не один раз, а на несколько недель это лицо, так сказать, попало в заголовки газет: КИРИЛЕНКО, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ СОЗДАТЕЛЬ ТЕРРЫ, создатель сорока семи этажей в лунном грунте, БЕССТРАШНЫЙ ПИОНЕР КОСМОСА и международного сотрудничества, друг и коллега ДАЖЕ БЕССТРАШНОГО ЗВОНОЧНИКА из США. Оба проложили путь к всеобщему договору о разоружении своими научными достижениями, заложив два года назад первый камень обсерватории на спутнике Земли; Оба стали надеждой миллионов: если правительства поддерживали совместную работу Каллендера и Кириленко на Луне под флагом ООН, что мешало Белому дому, также на Земле, в ООН, наконец согласиться с предложением Кремля о всеобщем разоружении? Это было надеждой, лозунгом, действием, прежде всего, рабочих, интеллигенции, молодёжи и студентов всех национальностей и цветов кожи. И вот Кириленко улыбнулся Хельге и взял её руку в свою.

- Я никогда не пожимала руку нобелевскому лауреату — сказала она, тут же разгневавшись на свою глупость. Должно быть, она тоже покраснела. Но смиренное поведение знаменитого учёного тут же развеяло всякое ощущение, что он считает себя особенным. Может быть, именно это и делало его особенным?

Амбрасян хлопнул в ладоши. - Пожалуйста, товарищи, начнём — сказал он. Кириленко, сидевший рядом с ним, время от времени поглаживал свою каштановую бороду и внимательно слушал доктора Шварца.

- Пока что мы можем лишь утверждать, вернее, предполагать, что лазер запускает совершенно загадочные, необъяснимые процессы в материале спирали Хубера, которые нам неизвестны. На основании измерений и проверки всех экспериментов, в том числе в высоком вакууме, мы пришли к выводу, и это, похоже, подтверждается и результатом расчёта на нашем компьютере, что это могут быть элементарные процессы, никогда ранее не наблюдавшиеся на Земле: образование антифотонов

При этих словах в зале произошёл переполох. Кириленко вопросительно посмотрел на Амбрасяна, который лишь кивнул в знак согласия; другие участники, менее сведущие в физике, хотели задать вопросы. Но Шварц сказал: - Спрашивайте в конце; я, возможно, продолжу. Можно представить, что спираль Хубера фактически поглощает лазерный луч, создавая вокруг себя поле, которое мы пока не можем измерить.

В любом случае, это поле обладает энергией и вызывает изменение состояния неизвестной материи спирали. Это изменение состояния можно представить как полное погашение фотонов из нашего лазера, их нейтрализацию, так сказать, образованием противоквантов, которые мы временно назвали антифотонами. В результате спираль становится невидимой для нас на время этой противореакции, но остаётся обнаружимой. Это наша рабочая гипотеза на данный момент. Возможно, спираль была своего рода магазином для генерации антифотонов, патроном для устройств скрытности — заключил доктор Шварц.

Амбрасян добавил: - Мы сейчас разработали новый экспериментальный план, чтобы выяснить, могла ли спираль служить другим целям. Однако эта серия начнётся только через несколько дней; подготовка ещё необходима. Мы также хотим попробовать стимулировать спираль другим излучением.

В ходе обсуждения члены комиссии высказали свои мнения, и основное внимание уделялось тому, чтобы физики более чётко объяснили такие термины, как антифотоны, кванты и тому подобное. Новые эксперименты были одобрены. Кириленко также попросили высказать своё мнение; он был, так сказать, - беспристрастным наблюдателем поскольку не был свидетелем предыдущих экспериментов; его мнение было высоко оценено.

Амбрасян поднял кустистые брови, когда его старый друг уклончиво ответил, что ему сначала нужно разобраться кое в чём, прежде чем он сможет вынести суждение; возможно, он сможет сказать больше после обеда.

***

Профессор Амбрасян в изумлении уставился на свой стол. Там лежала катушка Губера. Кириленко стоял у стола, явно довольный. - Кто вам разрешил выносить катушку из лаборатории? Никто, даже вы, не имеет права… - Голос Амбрасяна, который мог звучать тихо и мрачно, как виолончель, звучал угрожающе; Если кто-то не подчинялся его приказам, он это воспринимал недоброжелательно и мог стать очень неприятным.

Кириленко подошёл к нему: - Спокойно, Серго, это не катушка Губера, это моя! -

- Твоя? О чём ты говоришь? -

- Давай сначала сядем — сказал Кириленко. - Когда я сегодня утром впервые увидел катушку Губера в лаборатории, я издал такой же глупый звук, как ты сейчас. Но я говорю правду. Эту катушку, — он постучал по ней пальцем, — я привёз тебе с Луны. Сначала я подумал, что этот кусок провода, который я нашёл недалеко от стройки нашей обсерватории, — часть одного из потерпевших жёсткую посадку - Лунников Но это оказалось не так. Потом я подумал, что это от американского лунного зонда. Я показал свою находку профессору Каллендеру, который не возражал, не сказал ни - да ни - нет -; для него это было неважно. И для меня, кстати. Так эта штука и пролежала у меня на столе в Москве до сегодняшнего утра как сувенир с Луны.

- Невероятно! Кажется, это тот же самый материал! - — Амбрасян крутил и крутил спираль под светом лампы. - Да, тот же самый материал, и даже примерно такого же размера

- Не просто примерно, а в точности. Даже вес тот же самый; я проверял в лаборатории — ответил Кириленко.

Амбрасян вздохнул. - Хубер и его гномы — вечно новые загадки и сюрпризы! Что это значит? Что они тоже были на Луне; возможно, она послужила базой для их полёта на Землю? Конечно, мы бы точно не сделали иначе, используя Луну как базу, как думаешь? -

Кириленко покачал головой. - ты знаеш, что до сих пор мы не нашли ни малейшего подтверждения такому подозрению на Луне. Это чистое совпадение. Спираль лежала на дне небольшого кратера глубиной не более двух метров, покрытая метеоритной пылью — знаеш такую, черноватую, порошкообразную, такую скользкую на ощупь. Жаль, что я не замерил толщины этого слоя. Теперь мы могли бы примерно представить, как долго эта штука там находилась. Упущенная возможность

- Но, несмотря на Терру и предыдущие высадки, вы исследовали лишь сотую часть лунной поверхности и сделали подробные фотографии, находясь на орбите с близкого расстояния, так что можно сказать, что там ничего нет. Учитывая огромный остаток, мне кажется вполне возможным, что там ещё могут быть сюрпризы, особенно теперь, после вашего открытия!

Мы обязательно должны провести поиски, вы должны всё организовать, Терра должна тщательно осмотреть ваше местонахождение

- Если бы я только знал, где именно это! Я тогда ничего не измерял. Может, и найду, но, знаете ли, врачи строго-настрого запретили мне летать на Луну в течение следующих двух лет, и сможет ли кто-нибудь найти это место, просто описав его, я не знаю; - пейзаж - там, наверху, такой фатально однообразный

- Врачи, они вечно что-то запрещают в самый неподходящий момент — проворчал Амбрасян. - Как и я... -

- Вот, возьми, вставь в свою программу, я себе новое пресс-папье найду — сказал Кириленко, вкладывая спираль ему в руку. - Называй его - Иваном если хочешь, ведь надо же различать

***

Измерения Кириленко подтвердились: спираль - Ивана - совпадала со спиралью - Губера - по всем параметрам: весу, длине и диаметру – с точностью до тысячных долей миллиметра. И вела себя так же, как та, что из Розового сада. Она исчезала при лазерном возбуждении; лишь скорость реакции немного отличалась. Она реагировала даже на более слабые лазерные лучи и при более коротком времени возбуждения. Никто не мог объяснить разницу.

Амбрасян однажды, когда эта тема зашла в кафетерии, сказал: - Почему бы не сказать, что "Иван" моложе, свежее и нетронутее, чем "Губер"? Когда же, предположительно, жил этот король Лаурин? Разве не около 400 года нашей эры? -

- Что-то в этом роде. Как ты это понял? - – спросил Бертель.

- Ну, возможно, Луна позже использовалась инопланетянами в качестве базы – ответил Амбрасян. - Тот факт, что там до сих пор ничего не обнаружено, не должен считаться для нас контраргументом