Предсказание дельфинов

2

Хельга запрокинула голову и рассмеялась. - Это божественно! Он отвёз тебя в министерство на своём - мерседесе - и передал письмо Хольцапфелю? Он будет в ярости! -

Бертель вытащил из кармана большой конверт. - Видишь орла с красно-бело-красным гербом и надписью - Министерство культуры Австрийской Республики -? Я доставлю его в университет с конным гонцом. Министр не мог полностью отменить свой приказ; нельзя терять лицо. Но снижение зарплаты не вступит в силу, так что это уже кое-что. Мне остаётся только справляться с бухгалтерией.

Час назад доктор Хубер вернулся домой и тут же обрушил на жену поток слов. Сначала она поняла только одно: Бертель был крайне возбуждён. Только за завтраком он рассказал им всё по порядку.

- А знаешь, что было самым смешным? Что МакГалли понятия не имел, какую услугу он мне оказал! -

Хельга порылась на столе. - Куда я подевала газету? О, смотри, тут уже длинная статья об этой лекции

- Ладно — сказал он, жуя булочку, — - прочитай! -

Хельга начала говорить, но без предыдущего объяснения Бертель большая часть осталась бы непонятной. Даже сейчас многое было ей неясно. Поэтому она перебила себя: - Я слишком глупая. Что Уилер имеет в виду? Искусственное изменение дельфинов? Ты можешь себе это представить? -

Хубер отодвинул чашку. - Я знаю не больше того, что он сказал на лекции. Что доктор филологических наук может знать о генетике и химии белка? Я знаю об этом столько же, сколько любой здравомыслящий человек знает об этом сегодня из газет. Учитывая мою область деятельности, я не могу претендовать на звание фотографа; вы знаете, как мне трудно отследить в моих легендах и сказках реальную подоплеку, историческую инфраструктуру, так сказать. Но послушай, можно, например, взять рыбу, тюленя или что-то подобное и повозиться с его генами, предположив, что мы на несколько тысяч лет мудрее вас. Или, возможно, синтез белка уже настолько продвинут, что можно сконструировать яйцеклетку и сперматозоид в лабораторных условиях, а затем вывести мужское и женское существо – псевдосущество! Существо будет жить, но согласно заранее сформированной биогенетической программе. Или, возможно, кто-то разработал методологию встраивания будущих наследственных признаков в белковые структуры генов, называемые дезоксирибонуклеиновыми кислотами. конструировать, синтезировать, так же, как мы сегодня… - сделайте таблетку от головной боли из любого простого вещества.

Хельга подперла голову рукой и внимательно смотрела на него.

По потемнению её глаз он видел, насколько глубоко она была поглощена его словами. У неё всегда было такое выражение лица, - взгляд изнутри когда она сосредотачивалась на чём-то, полностью погружаясь в это; он замечал это и в театре, и на концертах.

Нетерпеливым движением она откинула прядь волос со лба. - Наверняка для этого нужны большие лаборатории, и на Земле от них не должно было остаться и следа? -

- Возможно, эта культура, превосходящая нашу, погибла вместе со своей технологией? На конгрессе высказывались похожие мнения. Но мне пришла в голову идея. Почему бы вам не заглянуть к Петеру попозже и не спросить, не захочет ли он присоединиться к нам сегодня вечером? Я мог бы рассказать ему о конгрессе и лекции Уилера, которая, уверен, его заинтересует. Что ты думаеш? К сожалению, у меня нет времени. Мне нужно в университет, на семинар, а потом, ура, в Хольцапфель С этими словами он ещё раз взмахнул министерским письмом, сунул его в папку и поспешил прочь.

Вот он и бежит, подумала Хельга, к Хольцапфель, Боже мой, там он будет скромным, если не сказать застенчивым. Я знаю Бертеля. Он добрый, но слишком увлечён своим воображением, иногда сам им увлечён, и, по сути, совершенно непрактичен в повседневных делах.

Она была фактически главой семьи, не только когда дело касалось забивания гвоздей в стену, но и в других отношениях: ей приходилось распоряжаться деньгами, и если требовалось что-то важное купить, ей приходилось убеждать его в этом; он всегда полностью полагался на неё. Слишком много, слишком исключительно, по её мнению.

Возможно, всё было бы иначе, если бы у них были дети. Они бы громко и безжалостно заявили о своих требованиях и спустили бы папу с небес на землю. Хельга отбросила эту мысль; она слишком часто посещала его.

Бертель пользовался большим уважением в своей области, хотя и был склонен мечтать и строить догадки, особенно когда погружался в сказки и легенды. Он даже разработал теорию на основе сказок о гномах, сначала полушутя как - вклад фольклора в утопию а затем всё более серьёзно. Некоторые исследователи утверждали, что сказки о гномах – всего лишь старые воспоминания шахтёров, но он не соглашался: гномы были астронавтами с другой планеты, вероятно, из другой солнечной системы!

Он собрал огромное количество литературы о гномах; по его мнению, основные характеристики в сказках и легендах полностью соответствовали его теории. Он часто ловил себя на том, что говорит о них; друзья часто дразнили его, называя - гномом Бертелем - или, более величественно, - королём Лаурином в честь легендарного короля гномов Доломитовых Альп, который, как говорили, боролся с Дитрихом фон Берном. Он принимал эту насмешку, хотя втайне немного возмущался. Он был убеждён в своей правоте.

Разве его идея была настолько невозможной и фантастической в мире космических полётов, лунных обсерваторий и космического цветного телевидения? Но, с другой стороны, разве это не была всего лишь прихоть, каприз? Разве не было риска с такой теорией выставить себя дураком, как серьёзного исследователя?

Разве он не чувствовал то же самое? Ведь в своей книге он вообще не упоминал теорию карликов. Означало ли это, что он сам не был в ней уверен? Но откуда же взялось рвение, с которым он продолжал искать и упорствовать в этом направлении?

Хельга вздохнула и поставила поднос с бабушкиными синими чашками с узором из луковиц на кухонный стол. После мытья посуды, которое всегда казалось ей каторжной работой, ей ещё предстояло увеличить надгробие Максимилиана до 30 на 40 см для витрины на Марии-Терезиен-штрассе, но после этого она хотела попытаться добраться до Петера.

Надеюсь, он не поймёт меня неправильно, подумала она, запирая дверь квартиры. Петер втайне всё ещё злился на неё за то, что из двух неразлучных людей она выбрала Бертель, мечтателя, а не его, логика и рационалиста. Это, очевидно, сильно сказалось на нём в первые годы, поскольку он редко появлялся у Хуберов. Даже сегодня он всё ещё делал намёки, полушутя-полусерьёзные.

Она быстро пошла по улице к своему туристическому бюро, разнесла заказы на фотосъёмку и быстро уладила кое-какие дела. Итак, был уже почти полдень, когда она поднялась по лестнице ко входу в Зоологический институт – старое, тёмное здание в неоклассическом стиле. Штукатурка с мраморных колонн местами отвалилась, обнажив голые кирпичи. Было ясно, что зоология не была любимым детищем альма-матер.

Швейцар смотрел ей вслед. Он знал госпожу Хубер и её мужа, доктора. Редко кто-то приходил в институт, кроме сотрудников, и поэтому их особенно вспоминали. Но сегодня, покачал он головой, день был совершенно глупым. Казалось, жители Инсбрука все вместе сговорились прийти в Зоологический институт. Поскольку директор был в отъезде, доктор Петер Грайндль принимал всех посетителей.

- Здравствуй, Хельга – поприветствовал он её, немного удивлённо, но явно обрадованно. - Присаживайся, пожалуйста!

Он встал, чтобы отодвинуть для неё небольшой стул. Он вздохнул: - Какая досада! Кажется, дельфины теперь единственная тема для разговоров. Все вдруг узнали, что в университете есть зоологический институт; это как эпидемия!

Хельга добродушно улыбнулась ему. - А чтоб тебе лопнуть, я тоже пришла из-за дельфинов. Бертель была вчера в Вене и слышала выступление Уилера на конференции, а теперь мы хотели…

- Бертель была в Вене и слышал Уилера? На конференции, ради всего святого, как он туда попал?

Хельга быстро доложила: - А теперь нам очень хотелось бы узнать немного больше. Не хочешь ли ты прийти ещё раз? Было бы здорово, и уже давно пора, и Бертель наверняка сможет рассказать тебе о лекции Уилера гораздо больше, чем пишут в газетах.

Петер Грейндль всё ещё был крайне удивлён. - Я ничего не понимаю: Бертель с экспертами по бионике? Дельфины не карлики! Дельфины — высокоинтеллектуальные морские млекопитающие. Дельфинов можно трогать, тренировать, вживлять электроды в мозг, разводить, они существуют! Это не фольклор, не вымысел и не плод воображения! -

- И всё же, — возразила Хельга, — профессор Уилер, один из ваших мировых светил, вчера публично заявил, что то, что вы, зоологи, можете потрогать у дельфинов, было искусственно изменено! -

- Конечно, это не так уж точно – подчёркнуто деловым тоном ответил Петер. - Жаль, что сейчас у нас выдают всю литературу о дельфинах до последнего тома, иначе я бы сразу же доказал тебе, что Уилер явно перегибает палку. Хорошо, я приду вечером, и мы поговорим дальше. Но только если ты позаботишся обо мне, старом холостяке, и будеш обращаться со мной так же хорошо, как со своим Бертельем. Ты даже не представляеш, сколько грешиш против меня каждый день. Не смейся, не понимаю, чему тут смеяться, когда речь идёт о такой теме... -

***

Они открыли окна, и в комнату впустили ночной воздух. Уличный шум давно стих, лишь неоновая вывеска универмага напротив изредка освещала комнату своим разноцветным светом, озаряя стены, мебель и фигуры зеленоватым сиянием, сразу же за ним – фиолетовым, оранжевым, и наконец, заливая всё приглушённо-красным. Несколько секунд паузы, и танец огней возобновился, не кричащий и даже не неприятный; но в этом постоянном повторении было что-то провокационное.

- Как давно у вас эта гирлянда? - — спросил Петер.

- Это показывает, как давно он к нам не приезжал — ответила Бертель.

- Когда это там повесили? Четверть года назад? -

- Возможно — сказала Хельга. - Хочешь, я…? -

- Оставь нам этот чудесный воздух, — умолял Петер, — и красивую игру красок на твоём лице.

Хельга, купаясь в оранжевом сиянии, крутила в руке бокал тирольского красного вина. - Серьёзно, — сказала она, — возвращаясь к теме. Эти дельфины становятся всё более и более жуткими! Они такие загадочные. Подплывают, позволяют себя гладить, катать детей... -

- Есть мнение, что только самки дельфинов дружат с детьми. Я уже упоминала, что Геродот и Плиний описывали дружбу дельфинов с детьми, в первую очередь мальчиками, как нечто чудесное

- Уилер также говорил о монете Тирс, которая это подтверждает — вставил Бертель.

Поразмыслив немного, он сказал: - Значит, с незапамятных времён дельфины были более доверчивы к маленьким людям, чем к большим? -

- Нет, более доверчивы к детям, чем к взрослым — возразил Петер.

- Я имею в виду другое. Почему Уилер не может быть прав? В любом случае, насколько я понимаю, никто не может доказать обратное. Почему дельфины не могли быть изменены манипуляциями, и почему гномы не могли сделать то же самое?

Хельга содрогнулась. Боже мой, подумала она, это снова случилось, через минуту снова будет спор с Петером. Когда дело касается гномов, Бертель может быть упрямый и дерзкий, как маленький мальчик. Надеюсь, все обойдется…

Но Петер молчал, и Бертель спокойно продолжила: - Гномы, как принято считать, не выше двенадцатилетнего мальчика. Разве не в этом возрасте писали древние греки и римляне?

Петер рассмеялся. - Как твоим гномам добраться с тирольских гор до моря, чтобы проводить эксперименты над дельфинами? Как, и, главное, зачем?

- Если они действительно были астронавтами, возможно, они сначала жили у моря и лишь потом высадились в наших горах.

Петер посерьезнел. - Знаю, Бертель, надо признать, что у дельфинов есть ряд вопросов без ответа. Ты же сам слышал, что Уилер говорил об их мозге. Почему? Разве жизнь в море так сложна? Почему им пришлось вернуться с суши в воду, несмотря на такой огромный мозг? Вот почему дельфинов иногда называют - русалами

- Эта история с мозгом дельфина действительно очень странная, и также "выбрасывание" дельфинов на берег, это, как бы это сказать, - массовое самоубийство – вот что мы имеем в виду, и это нечто весьма необычное, чего больше нигде не наблюдается.

- Видиш ли, Уилер, должно быть, думал о том же. Но, возможно, ему не стоило делать столь расплывчатое заявление в конце.

- Не думаешь ли ты, что он знает больше, чем говорит? - — спросила Хельга.

- Возможно — подтвердил Петер, допивая вино.

На мгновение воцарилась тишина.

- Но, Бертель, что с тобой? Ты совсем другой. Ты сегодня не лезешь ко мне на рожон, как обычно? Помнишь, как мы ссорились, обычно из-за… ну, ты ревновал, и до сих пор ревнуешь. Но я чувствую себя обделённым, когда ты не лезешь ко мне на рожон. И ты был более чем сдержан по поводу лекции Уиллера. Тебе что, плохо?

Хубер посмотрел на своего старого друга, словно умоляя о прощении. - Да, я не очень внимательно слушаю. Извини, но с сегодняшнего дня у меня на уме совсем другое. Вот почему мне пришла в голову эта идея с гномами. Знаю, поэтому ты и считаешь меня немного сумасшедшим… -

Петер поднял руку, защищаясь.

- Да, да, — продолжала Бертель, — возможно, эти два дельфина были гигантами — или, бог знает, какими внеземными существами.

- Но почему? За завтраком ты всё ещё был совершенно вменяем, — вмешалась Хельга, — когда я читала тебе газету, и ты был в полном восторге от Уилера, от его манеры держаться, от его манеры говорить, от его скромности; ты чуть ли не в восторге от него

- Он всегда от него в восторге — заметил Петер.

- Сегодня утром, это правда, — сказал Бертель. — Но когда я вернулся из Хольцапфеля, на моём столе в институте лежало нечто, что с тех пор не даёт мне покоя, просто не выходит из головы. Вот, прочти.

Он достал из портфеля свежий номер журнала "Scientific Review" указал на выделенную красным статью и прочитал вслух:

- Согласно сообщениям ТАСС из Москвы, вчера в Академии наук СССР была сформирована комиссия по расследованию всех явлений, указывающих на присутствие внеземных цивилизаций на нашей планете.

ТАСС стало известно, что комиссия, возглавляемая известным астрофизиком профессором Амбрасяном, наделена особыми полномочиями.

Петер удивлённо присвистнул и тоже прочитал краткий комментарий, в котором высказывались предположения о том, что у русских должны быть какие-то доказательства, возможно, благодаря их спутникам, возможно, благодаря работе в лунной обсерватории или на орбитальных станциях, а может быть, даже на Земле. Потому что комиссия с особыми полномочиями, конечно же, не была бы создана просто так.

Он вернул журнал Бертелю.

- Теперь я понимаю — сказал он. - Это было для тебя что-то особенное. В конце концов, они действительно что-то нашли, как и предполагалось в журнале.

Бертель заметно облегчённо вздохнул, потому что статья Умшау тоже произвела впечатление на Петера.

- Ты правда думаешь, что они поймут мои идеи? Петер, это очень важно для меня, пожалуйста, не шути. Это действительно было для меня?

Хельга была поражена настойчивостью, с которой Бертель задал вопрос, и Петер на мгновение смутился.

- Думаю, да — нерешительно ответил он. - Но как мне связаться с рабочей группой? Пожалуй, лучше всего письменно

- Не знаю, весь вечер думал об этом, пока мы говорили о дельфинах. Этот вопрос всё время лез в голову. Писать, Петер, дело непростое. И потом придётся переводить. Перевод может исказить смысл. Придётся ехать туда! -

- Ты хочешь в Москву? - — в ужасе воскликнула Хельга. - Где же ты, чёрт возьми, возьмёшь деньги, даже если зарплату не урезали? И всё из-за пятистрочной записки? Это же просто Бертель! -

- Нет, не в Москву — заверил он её. - А в Вену. У них там в посольстве, должно быть, есть атташе по культуре. Я могу себе это позволить.

Хельга заметно успокоилась.

- Вена, это другое дело. Но обязательно туда сначала позвони, чтобы не тратить деньги зря.

Пётр встал.

- Ну, прощай, мне любопытно, что из этого выйдет на этот раз. Только не позволяй своему воображению завлечь тебя слишком далеко в дебри домыслов, король Лаурин! Пусть мой критический дух всегда порхает вокруг тебя, предостерегая тебя, как верный Экхарт! - С этими словами он пожал руку другу. Хельга проводила его до двери квартиры.

На следующий вечер она помогла Бертельу составить заметки для поездки в Вену. Это заставило её снова задуматься. У каждого есть свой конёк, подумала она, и его, на самом деле, безобидный. Он не курит, не пьёт, не ходит на скачки и не сорит деньгами. Он почти не замечает, что есть другие женщины, более красивые, так чего же мне нужно? Она хотела, чтобы её мужа узнали, а не высмеивали, пусть даже это было всего лишь его хобби. Ладно, они не хотели ничего плохого, называя его - карликом Бертелем но ей и слышать это было неприятно. Однако на этот раз она была по-настоящему шокирована. Она бы никогда не поверила, что его идея стала для него настолько реальной, настолько неотъемлемой частью его личности! Теперь, в ответ на это сообщение ТАСС, он едет в Вену. Она не могла его остановить, да и не хотела. Он бы неправильно понял даже попытку отговорить его от поездки.

Откуда у него хватило смелости так убедительно отстаивать свою идею? Сегодня утром он позвонил в советское посольство в Вене, а послезавтра его там ждали.

Она боялась, что он вернётся подавленным. С другой стороны, если там его примут всерьёз, что-то начнёт происходить, что-то приблизится к нему, особенно к ней, что-то зловещее, что-то странное. Каковы будут последствия, если эльфы вдруг станут чем-то большим, чем просто милым и безобидным плодом его воображения? Хельга отбросила эту мысль: - Сначала не теряй голову. Посмотрим, что откроется в путешествии. И, главное, не отнимай у него мужества и радости.

Когда Бертель вошел в комнату, громко насвистывая, держа под мышкой пачку книг, и крикнул: - Смотри, я тоже их забираю! она смогла улыбнуться и ответить своим обычным тоном: - Но, Бертель, не всю же твою библиотеку! Сколько слуг ты хочешь привести в движение в Вене?

Приглушённое покачивание и тряска спального вагона успокаивали, умиротворяли; в конце концов, это должно было усыпить; но он был ещё далеко не готов. Сейчас он придвинул к себе маленькую лампу для чтения и потянулся за книгой, приготовленной на раскладном столике. Прежде чем ночной экспресс убаюкает его, ему, как обычно, хотелось немного почитать. Бертель всё ещё не оправился от удивления, и он был почти настороже, потому что всё прошло так гладко с этим советским сообщением. Они были очень дружелюбны по телефону, очень вежливы.

Он потянулся. Чтобы хорошо подготовиться к завтрашнему дню, лучше всего было ещё раз перечитать сказку Лаурина; он хотел встретить своего собеседника как можно более знающим и сведущим. Король Лаурин подсказал ему идею...

Он поправил лампу. В древние времена народом гномов правил всемогущий король по имени Лаурин. Над его хрустальным замком цвело огромное поле прекраснейших роз; вся печаль исчезла у тех, кто видел сад Лаурина. Но никто не осмеливался сорвать там розу, ибо армия Лаурина вскоре настигла его. Однажды король карликов похитил сестру Дитлейба, лорда Штирии, и привел ее в свои великолепные каменные чертоги. Дитлейб, желая отомстить и освободить свою сестру, привлек на свою сторону благородного короля Дитриха Бернского и его героев.

Они вместе отправились в земли на реке Адидже, где жил Лаурин. Когда иноземные герои бесстрашно взобрались на скалы и проникли в розарий, король Лаурин разразился яростью. Облаченный в сияющие доспехи, он потребовал покаяния и жестоко преследовал чужеземцев, утверждая, что они нарушили границы его королевства и растоптали его розы.

Между Дитрихом фон Бернским и Лаурином разгорелась жестокая битва; Карлик с избытком восполнял недостаток физической силы колдовством. Дитрих оказался в смертельной опасности – тогда, по совету своего старого оружейника Хильдебранда, он разорвал волшебный пояс карлика, даровавший ему силу двенадцати человек. Теперь Лаурин был вынужден сдаться; чтобы спасти свою жизнь, он поклялся в верности и преданности бернскому герою. Отважные воины ушли с победой, но Лаурин вернулся в своё подземное царство; вместе с ним погрузился в глубины Розенгартен, и ни один человеческий глаз его больше не видел.

Говорят, что Кюнхильда, штирийская принцесса, после того, как он попросил её руки и принял крещение, осталась с ним.

Бертель откинул ленту и скрестил руки за головой. Несколько лет назад он вместе с Хельгой поднимался в Розенгартен. Он хотел сам увидеть легендарную скалу, узнать, где цвели розы .Лаурина и где его хрустальный замок провалился под землю.

Он столкнулся с чем-то, и ему казалось, что он переживает это заново. Пока они карабкались по скале – порой им приходилось использовать верёвку и крючья – он чуть не поскользнулся на осыпи. Что-то выкатилось из-под его ноги, и, наклонившись, он увидел небольшой моток толстой серой проволоки, толщиной едва с его указательный палец, но длиной больше. Он поднял его и стал катать в руке.

- Смотри, Хельга, что я нашел…

- Ты лучше будь осторожен, смотри куда ставишь ногу – сердито ответила она. - Ты мог легко сломать ногу из-за этой старой пружины от лыжного крепления!

Он огляделся.

- Нет, Хельга, сюда лыжники не ходят. Слушай, сначала хорошенько осмотри окрестности. Сюда лазают только летом, как мы, с верёвкой и крючьями. Может, эта спираль – что-то гномье, эта штука?

Это развеселило Хельгу. - Конечно, что-то гномье. Где твой подземный хрустальный замок, мой учёный муж? Я вижу только альпийские розы, чудесные, целые кусты, но старый Лаурин точно их здесь не сажал! -

- Не так громко! - – изобразил он испуганного. - Если он нас услышит…

Внезапно они оказались перед расщелиной в скале, такой узкой, что туда легко протиснулся бы даже худой человек. Он взял Хельгу за руку и потянул за собой, но она напряглась и не хотела идти дальше.

- У нас нет фонарика, я не пойду с тобой, делай что хочешь

- Только посмотрим, там совсем не темно.

И действительно, узкая полость была освещена бледным полумраком. Светом настолько нереальным, что они никогда ничего подобного не видели.

- Откуда, чёрт возьми, этот свет… - — прошептала Хельга, держась за руку Бертель.

- Король Лаурин не причинит нам вреда — ободряюще ответил он, и они двинулись дальше. Вскоре щель становилась всё шире и шире, а свет становился всё ярче и волшебнее. Послышалось слабое гудение, и вдали им показалось, что кто-то суетится туда-сюда.

Хельга резко остановилась. - Ты ничего не слышишь? - — прошептала она. - Это гномы работают здесь, в горе… Сейчас… Разве ты не слышишь? -

И действительно, сначала тихо, потом всё отчётливее: тук-тук-тук… Звук был похож на стук небольшого металлического молотка по твёрдой скале. Чем глубже они спускались, тем громче становились стук и удары.

Тук-тук-тук!

Бертель вздрогнул. Раздался стук. И голос позвал: - Просыпайтесь, через двадцать минут будем в Вене! -

***

Бертель приехал рано и шёл в советское посольство, чтобы прочистить голову после тревожного сна. Резкий ветер, шевеливший опавшие осенние листья, пошёл ему на пользу. Но, стоя перед большим зданием, построенным с чёткими, строгими линиями, и представляя, как он вот-вот войдет через тяжёлую бронзовую дверь, на которой был выгравирован герб Советского Союза, кириллица и латиница, он почувствовал себя маленьким Бертелем, который с опаской и любопытством высматривал Ивана или Сергея с его автоматом.

Как давно он не встречал ни одного русского! Они, конечно же, тоже приезжали в Инсбрук – туристы из Москвы, Киева, Риги или откуда-то ещё; он ни с кем из них не встречался. Ну же, не будь лягушкой, сказал он себе, и тяжелая дверь почти бесшумно закачалась на петлях, и сам удивился тому, как громко назвал себя на стойке регистрации.

Его провели в комнату для свиданий, которая, несмотря на свою будничность, а может быть, именно благодаря ей, казалась торжественной. Оставшись один в ожидании атташе по культуре, он снова ощутил сомнения. - Куда ты ввязался, – подумал он, – будешь сидеть здесь и ничего не сможешь объяснить, тебя не поймут, ты опозоришься… -

Тёмный голос вырвал его из раздумий: - Герр доктор Хубер? -

Перед ним стоял мужчина примерно его возраста, в светло-сером костюме, блондин с полным лицом. Толстый ковёр заглушал его шаги. - Сидеренко. Мы говорили по телефону. Пожалуйста, оставайтесь на месте. Хорошо доехали? -

Он сказал всё это по-немецки без акцента и крепко пожал руку Бертельу.

С появлением Сидеренко в комнате внезапно воцарилась тёплая, человечная атмосфера, и это впечатление усилилось, когда вошла пожилая женщина в белом фартуке, по-матерински заботливая, и шепнула несколько слов атташе. Он повернулся к гостю.

- Может быть, предложить лёгкий перекус? Кофе, может быть, или коньяк, а может, и то, и другое? Лично я, признаюсь, предпочитаю последнее, когда возвращаюсь из поездки.

Бертель улыбнулась. - Я бы не отказался от последнего — ответил он. Тем временем доктор Сидеренко расспросил его об Инсбруке и знакомых профессорах. Затем он протянул бокал: - С уважением, доктор Хубер! Добро пожаловать снова

Бертель почувствовал, что пришла его очередь, но сначала не знал, с чего начать. Но обаяние доктора Сидеренко, которая оказалась внимательным слушателем, помогло ему преодолеть страх сцены, и вскоре он вошёл в полную силу. - Это действительно странно — сказал он. Сказки о гномах существуют только в Центральной и Западной Европе, да и то только в горах. Знаете ли вы хоть одну русскую сказку, где есть гном? О волшебниках, Бабах-Ягах, живущих в избушках на курьих ножках, Емельянах, волшебных рыбах, жар-птицах, крылатых конях и о ком угодно ещё, кроме гномов?

Или взять скандинавских троллей – это нечто совершенно иное, чем наши гномы, да и ирландские эльфы тоже. Но здесь преобладают сказки о гномах.

Что их характерно? Гномы умеют становиться невидимыми. У них есть для этого приспособление – шапка-невидимка, также называемая туманной шапкой. Они умнее людей. Они могут предсказывать погоду и давать пастухам дельные советы по уходу за скотом. Они ищут руду в горах. Из неё они могут ковать самые чудесные предметы. Они превращают камни или сосновые шишки в золото – то есть… атомная трансмутация!

И в В горных жилищах гномов светло, как днём, и откуда-то доносится нежная, никогда прежде не слышанная музыка. Думаете, современный телевизор показался бы людям пятого века менее волшебным, чем культура гномов простым пастухам и пастухам того времени?

Вообще-то, в сказаниях гномов живёт память об астронавтах, застрявших на Земле столетия назад. Они прилетели с планеты с более разреженной атмосферой, поэтому большую часть времени проводили в высокогорном воздухе. Там они добывали уран, чтобы получить энергию для своего нового запуска. Но нашли только золото и серебро и вымерли, не сумев приспособиться к условиям жизни на нашей планете без ядерной энергии.

- Вы упомянули V век. Конечно, не без оснований. Есть ли у вас доказательства того, что этот исторический период особенно важен для вашей гипотезы? - — спросил Сидеренко.

- По моему мнению, они высадились около 400 года н. э. Согласно легенде, знаменитый король гномов Лаурин был современником Теодориха Великого. Гора в Доломитовых Альпах, над Альто-Адидже, до сих пор называется Розенгартен. Говорят, что замок Лаурина стоял там, среди очаровательных садов, полных роз.

Хубер молчал. Сидеренко погрузился в раздумья. Наконец он поднял взгляд.

- Всё это мне чрезвычайно интересно. Как вы думаете, ваша гипотеза о том, что гномы могли быть астронавтами внеземного происхождения, достаточно подтверждена фольклорными исследованиями, если только выбрать смелую и современную интерпретацию фактов, зашифрованных в легендах и сказках? -

Хубер с восторгом кивнул. - Уверен, что и в сказках других народов можно найти подсказки. Суть в том, чтобы вычленить рациональное ядро и отбросить временные и культурно-специфические аспекты.

- Есть ещё много нерешённых проблем — ответил Сидеренко. - Но именно для этого мы и создали рабочую группу в нашей академии. У меня есть кое-какие сведения об этом благодаря одному знакомому… -

- Как вы думаете, — перебил Хубер, — можно ли, чтобы я связался с этим знакомым или с комиссией, например, по переписке, или чтобы я мог получить какие-нибудь письменные документы, отчёт или… -

Он замолчал. Неуклюжее обращение, Бертель! Сидеренко сочтет вас назойливым, отмахнётся от вас, скажет что-нибудь вежливое, уклончивое...

- Я убеждён, — сказал атташе, — что в Москве ваши идеи будут интересны. Если позволите, я доложу о нашей беседе и, если вы согласитесь, предложу пригласить вас с ознакомительным визитом

Бертель подумал, что ослышался. Только когда Сидеренко повторил: - Вы согласитесь погостить, скажем, два месяца? он понял, что его фактически пригласили. Пригласили рассказать о своих исследованиях и идеях перед комиссией Академии наук.

Вернувшись на улицу, он снова ощутил тревогу. Русских считали чрезвычайно искусными дипломатами. В конце концов, всё это было несерьёзно, а скорее приукрашенным прощанием? Разрываясь между надеждой и страхом, полный неопределённости, он вернулся в Инсбрук.