Право имею

Глава 20

Они так и встали около своей машины. Ник и вовсе, кажется, в автомобильный коврик впитался — настолько спрятался. Тимур и Ева стояли около открытых дверей, наблюдали за работой полиции. Машины по трассе проезжали мимо, некоторые притормаживали, но тут же набирали скорость и ехали дальше. Нужно было уезжать — они уже вызвали подозрения.

— Просто подойди. Они на нас уже пялятся, — шепнул Тимур. — Если они сами подойдут — будут проблемы.

— Мы ему никто, — напомнила Ева. — Если там его труп, то это свяжут с нами.

У обочины, ближе к лесу, стояло полицейское оцепление. Тимур без конца сглатывал сухим горлом, словно очень хотел съесть всю эту картину и забыть о ней. Ева увидела, как что-то тяжёлое положили на носилки, в то же время один из оцепления развернулся и сделал пару шагов к ним. Ева снова действовала прежде, чем думала. Чуть ли не бегом подскочила к тому самому полицейскому, что направлялся к ним. Он остановился, упёр руки в бока и ждал, что она скажет.

— Простите, — начала Ева, прибавляя в голос дрожи. — Пожалуйста, простите… Брат утром уехал по этой дороге. Телефон молчит. Я вот… я ехала уже искать его. А тут вы, понимаете? Я могу посмотреть? Вдруг он?

— Брат? — спросил полицейский. — А выглядит как?

— Лет восемнадцать. Спортивный. Очки иногда носит… Нос с горбинкой, волосы русые, короткие. Ёжиком на затылке…

Ева почти плакала. Больше от страха за то, что их сейчас раскроют, чем за то, что Глеб правда мог умереть. Полицейский чуть успокоился, отрицательно помотал головой:

— Нет, это другой.

Ева быстро, пока их не успели запомнить, вернулась к машине, даже не поблагодарив. Тимур ещё на подходе понял, что всё в порядке, быстро сел на пассажирское.

— А кто это тогда? — уже веселее спросил он. С заднего сидения приподнялся Ник-туман.

— Кто ж ещё? Охранник… парней переводит только, второй за месяц уже, — проворчала Ева.

— Передатчик заглох тут, — задумчиво произнёс Тимур. — Либо включили тут же глушилку и увезли, либо вырезали. Но как ты думаешь, если бы его стали похищать ради денег, знали бы они про передатчик?

— Почему нет? — удивилась Ева. Но Тимур отрицательно помотал головой.

— А раз позаботились перебить сигнал о его местонахождении, значит знали, что его будут искать. Я, конечно, ни на что не намекаю, но очень вероятно, что его из-за Чертей похитили.

— О, это же так удивительно. Ведь в прошлые разы его пытались похитить из-за чего-то другого, — не удержалась от сарказма Ева. После паузы зло бросила за спину: — Да почему чуть что сразу пытать или убивать этого пацана?! Он за Глеба чуть не сдох, он сейчас сам всё расскажет!

— У него лицо по швам пошло.

Бесов, который до этого разговаривал с Захаром около двери в дом, удивлённо обернулся. Один из наёмников, всё ещё в маске, стоял спокойно вытирая руки от крови, словно недавно просто есть готовил.

— Что значит «по швам пошло»? — не понял Бесов, нахмурившись. Захар не стал дослушивать — забрал стоящий у двери автомат и вышел за порог. Было похоже, что он спешил, при этом делая вид, что это не так. — Стоп… Это что? Не он?

— Я не знаю кто это именно, но его, скорее всего, подменили. Мне продолжать?

Бесов задумчиво грыз губы, глядя в пол, потом неопределённо махнул и прошёл мимо наёмника. Тот пожал плечами и отправился на кухню смывать кровь.

В одной из комнат был тренировочный зал, но только сейчас из него были вывезены все снаряды. Оставался застеленный специальным покрытием пол и один из инструментов напротив двери, в самом центре. С тренажёра убрали гири. Руки Глебу приковали по обе стороны от тела, посадили и здоровую ногу скотчем примотали к железной перекладине. Рану на второй обработали наспех, перетянули, чем смогли — так, только остановить кровь. Глеб выглядел фантастически спокойным для восемнадцатилетнего парня в такой ситуации. Лицо правда было разбито, но на скуле треснуло, как кожица апельсина. Не маска, но всё же теперь было заметно, что лицо перешивали.

— Теперь ещё одна проблема, — заговорил Бесов. — Ты, бля, кто такой?

Глеб медленно моргнул, слизнул кровь с разбитых губ. Сейчас он напоминал ящерицу — минимум движений, но полная готовность к опасности. Бесов не рисковал приближаться.

— Мне правда интересно, являешься ли ты Глебом или он знал о ловушке и подбросил кого-то вместо себя. Или ты изначально не был тем, за кого тебя постарались выдать… Я всё проверил. Я был в том доме, где ты жил раньше. Но вот незадача — как удобно у Глеба не так давно скончалась единственная мать. И теперь никто не смог бы подтвердить, что это он. Ни друзей, ни родных больше… Работа из дома. Я задался вопросом — а существовал ли «Глеб»?

Снова на губах выступила кровь и Глеб так же безразлично слизнул её.

— А ещё, знаешь, совпадение. Не так давно был ещё один «Глеб». На прямую связанный с Чертями. Более того — я подозреваю, что он был одним из них. Он был на год младше тебя, когда якобы умер. Было это, правда, так давно… Не удивляйся, что я знаю эту историю. Кир работал на меня. Ты думаешь, я не знаю, куда он пропал? Думаешь, я не понял, что ты его убил? Сначала его девку, а потом его. А главное за что? Всё равно же все узнали. Давай, говори, мы же поймали не сопляка, которому отдали Чертей. Кому-то чужому Леонид бы их не доверил, будь этот кто-то даже его кровный сын. Воспитывай он его хоть с пелёнок. Нет. Он из тех, кто выбрал бы себе наследника. Как давно убили «Глеба»? И всё это время он готовил тебя? Почему именно тебя?.. Нет, не готовил. Ты же ведь и был Чёртом. Тебе не восемнадцать, так? Как тебя на самом деле зовут?

У Бесова горели лихорадочным блеском в глазах, словно он был фанатиком, нашедшим наконец то, чему так давно поклонялся. Единственное, что могло напугать Глеба — способность этого человека. Но он понял, что он тут для информации сразу, как его начали избивать. И успокоился. Избиение, пытки, боль — всё это было привычным и понятным. Способность Бесова казалась страшнее и опаснее. И не разговаривал он не потому, что был весь такой решительный и гордый — просто на всякий случай. Вдруг эта способность через голос работает. Будь он решительным и гордым, он бы Бесову в глаза смотрел, но он старался и зрительного контакта не поддерживать.

— Но я же не ошибся. Ты тот самый «хобот», за который мы вытащим слона… Если они не дураки, конечно. Но они рванули из дома буквально через пару часов после смерти Леонида. Но он мог успеть их предупредить… А я закладывал установку, чтобы тебе не дали ни шанса с ними связаться. Значит, они сейчас могут спокойно отдыхать. И завтра ты так же спокойно зайдёшь к ним и перестреляешь всех.

Глеб так усмехнулся, что ещё сильнее треснули губы. Не удержался, издал громкий смешок, а потом и вовсе расхохотался. Просто очень живо представил себе, как он бегает за Никитой и пытается его «пристрелить», а Ник, тварь, мало того, что бессмертный, заинтересуется и будет убегать от Глеба как заигравшийся кот. Вот он я на потолке, вот в углу, а вот вылез в окно, влез обратно через канализацию. Бесов скривился от гнева, сжал челюсть, но приблизиться не попытался — рисковать собой у него были специальные люди.

Обычно Киру требовалось много времени, чтобы дойти до двери. Но стоило в этот раз Тимуру открыть её — Кир уже был напротив. На достаточном расстоянии, чтобы не напугать и не мешать войти. Словно всё это время их ждал.

— Привет, коматозник, — Тимур направился к нему, попутно снимая куртку. Сейчас нужно было переодеваться в бронежилеты. — Ещё что-нибудь расскажешь?

— Где Глеб? — пересчитал их взглядом Кир.

— А то ты не знаешь. — Тимур сбросил куртку прямо на пол, стал снимать футболку. Ева стояла, засунув руки в карманы, Ник прокрался за спину Кира. — Мы вот у тебя спросить хотели.

— Какие гарантии, что ты не врёшь? — сурово спросил Кир. — Что вы не разыграли это всё с Глебом вместе. Зная, что я не смогу его бросить.

— Мы и не знали, — созналась Ева. — И до сих пор не знаем.

Она наблюдала за Ником. Кир был усилителем, и Ник за его спиной бурлил, чёрная шкура перекатывалась. Выглядело так жутко, словно он вот-вот взорвётся. Еве хотелось бы развести их в разные концы длинного коридора, чтобы они не влияли друг на друга, но на это совсем не было времени.

— У нас на самом деле времени впритык, потому что вряд ли с ним будут осторожнее. Главное, чтобы не умер. У Бесова же есть люди, которые умеют так? — попытался надавить Тимур. Он говорил так, словно ему самому на Глеба было плевать. Словно волновался тут только Кир, но тот лишь глянул исподлобья раздражённо. Ева безмолвно приняла роль доброй стороны и со вздохом заговорила:

— Мы проверили, пока ехали. У Бесова десять квартир и домов. У него и его семьи. И это только записанные. Но вряд ли он отвёз бы Глеба в известный дом. Ну начнём мы их проверять. Стоит в первый заглянуть и если он не там — мы его больше не найдём. С удачей у нас сейчас не очень. Так что давай, помоги ему. Нам нужно знать про способности оставшихся наёмников Бесова и куда он возит пытать.

— А по-вашему Бесов не знает, что я его сдам, если что?

Тимур и Ева переглянулись, Ник издал что-то среднее между смешком, кашлем и звуком сблевавшей кошки.

— По-твоему для Бесова ты взят в плен? — спросил Тимур. Теперь он выглядел так, словно жалел Кира и это было хуже прежнего высокомерия. Тот как-то неловко повернул шею, выдавил из себя:

— Да, что же ещё?

— Ну. Не знаю. Например ну. Что ты умер! — Тимур нервно засмеялся. — Ну правда. Я бы так подумал. Ну тогда тем более ты никого не подставишь.

— И не спасу, — насупился Кир. Ева не сразу поняла, что он имел ввиду не Глеба, а свою прошлую команду. — Можно подумать, ты меня всё это время не жрал а тут сожрёшь. — Видимо, что-то сказал ему Ник.

Павел чувствовал себя попавшим в ловушку и теперь пытался найти, где именно он оступился, что сделал не так. В последнее время ему не давали выбора. С того момента, как он впервые убил — все завертелось и этот поток унес его. Он думал, что это хорошее течение, которое принесет его в новый лучший мир. Но оказалось, что поток селевый, и Паша зря расслабился — кучи грязи и песка постепенно хоронили его, ветки в стылой воде грозили перемолоть даже кости в порошок. Он словно только теперь проснулся. Его сознание и раньше пыталось убедить его, что он свернул не туда, но теперь орало дурниной. «Тут ничего хорошего нет. Тебя обманули, это путь в могилу». И Паша холодел при мысли об этом.

Он не знал, где мог не ошибиться. Если бы его вернули обратно во времени и без нынешний знаний — он снова поступил бы так же. В нем накопилась ненависть, злость, она искала выхода. Он сжег бы себя, если бы тогда не спалил несколько полицейских, охранявших митинг. На тот момент для него вся полиция была одинаковой. Но потом он смотрел эти видеозаписи и что-то внутри него говорило: «Такие же мальчишки, как ты. Думали, что найдут себя здесь, но еще не разобрались в том, что к чему». Он видел избиения на митингах безоружных и слабых людей, ему хотелось отомстить за это. А теперь он думал: тех ли он сжег, что били людей, или это были растерянные срочники, впервые оказавшиеся на площади в форме. Сейчас он особенно остро чувствовал родство с теми, кого тогда сжег живьем. Потому что и он был сейчас таким же мальчишкой. Да, у него не было выбора — Черти пришли убить его. Черти, которые до этого подсказали ему путь, подсказали как жить и что делать, куда деть эту ненависть. Направили и тут же отреклись. Но потом появился Бесов, и сейчас Павел думал, что и тут его развели. Он был на тот момент сильно разочарован в Чертях, потому что считал себя правым в своей мести государству, не мог признать, что ошибся, потому что слишком уж ужасной была ошибка. И идею заменить Чертей собой он воспринял отлично — ведь, похоже, он лучше Чертей знал, какими они должны быть. Он был более достоин, чем они. Но он все еще подчинялся Бесову, а Бесов вел себя в понимании Павла неверно, он не смог бы стать их координатором. Начиная с того, что Бесов приказал добить одного из команды, заканчивая тем, что добить приказал снова своему. Захару, который в понимании Павла тоже должен был стать новым Чертом. А теперь Калинин… Калинином восхищались наравне с Чертями. Если бы Черти только намекнули, что следователь им мешает, его бы вскоре убил кто-то из их фанатов. Но на Калинина копали, его заочно считали садистом, убийцей. Ничего этого не было: это был помешанный на работе человек. Он мог бы поймать уже пачку маньяков за то время, пока его мариновали заниматься Чертями. Его не трогали Черти, его руководство ждало, когда он сдастся и уйдет с поста. Фанаты Чертей следили за ним, как за заклятым врагом кумиров, ловило все крупицы его расследования, что просачивались в прессу. И Калинин, в отличие от Чертей, к моменту своей смерти себя не предал. К тому же Павел винил и себя — чего он в самом деле ждал? Что следователя отпустят, чтобы он на завтра вспомнил и с нарядом приехал в дом Бесова? Чтобы потом догадался, зачем это сделал, и быстро вышел на новых Чертей? Нельзя было позволять вообще Калинина в это смешиваться.

А теперь Павел не мог сбежать — Бесов найдет его и убьет, это он сейчас отлично понимал. Когда-то Бесов спас Павла от Чертей, теперь тот надеялся, что Черти спасут его от Бесова. Им достаточно было войти через парадный вход, и пусть бы они всех тут убили…

Но парадный охранял Захар. Паша как раз раздумывал над тем, жалко ли будет Захара, если его смерть — залог спасения для самого Павла. Он не успел определиться с ответом, когда до этого наглухо запертая дверь в подвал приоткрылась. Без каких-либо предшествующих звуков. Приоткрылась словно от сквозняка, если бы дверь была из ДСП, а не металлическая. У Паши тут же загорелись руки, но он еще не был уверен, что ему не показалось. Может, дверь забыли запереть? Может, крыса попыталась выскочить из пустого подвала? И в эту паузу, пока Павел решал, насколько он будет психом, если подпалит приоткрывшуюся дверь, из-за нее раздалось:

— Привет, Паш. Не жги тут, и так дышать нечем.

И принадлежал этот голос Киру. Киру, которого скорее считали мертвым, чем похищенным Чертями. И потому сначала Павел подумал, что за ним пришел призрак, а потом уже выпалил все накопившееся лаконичным:

— Какого х*я?

Конечно, в команде был человек, который мог поднимать мертвецов, но человек этот во-первых, уже был мертв (и тогда команда Бесова решила, что убили человека его же мертвецы), а во-вторых, такие мертвецы были просто рабочей силой. Однако, Павел не мог сжечь пришельца. Это же Кир. Бесов, считая его мертвым, не тратил время, силы и авторитет, чтобы объяснить младшему, что не собирался оставлять Кира в живых. И теперь для Павла это был просто вернувшийся домой человек, которого они считали мертвым. И боялся он не того, что Кир вернулся, а того, что тот мог быть мертвым. Когда сам можешь огонь из воздуха создавать и знаешь тех, кто мертвых оживляет, воздух и предметы режет, перемещается на близкие расстояния — начинаешь в голосе вернувшегося товарища видеть нереальный ужас. Поэтому Паша и не спешил впускать этого призрака. В конце концов дверь была закрыта! Была ведь?

— Мы думали, ты умер, — перевел предыдущее восклицания Павел. Он прислушивался — дыхание у Кира было, но сиплое. Словно он ранен.

— Ну, в меня стреляли, — как всегда нехотя признался Кир. — Попали.

— Но ты живой? — на всякий случай уточнил Павел. Старался говорить спокойно и как бы между прочим, но голос подвел, получилось почти панически. От подвала послышался смешок.

— Я войду? — спросил Кир. Павла снова с головой окунуло в ужас — хоть разворачивайся и беги, раз сжечь не позволяет совесть. Он вспомнил детские страшилки про монстров, которые не могут войти, если их не пригласить в дом. Вспомнил и другого пропавшего товарища со страшной способностью к оживлению мертвых. И рассуждения о том, что его погубила собственная способность — все же догадывались, кого он хотел вернуть с того света… Кира, впрочем, вряд ли кто-то хотел возвращать. Павел должен был спокойно ответить: «Да, конечно, заходи», но ко всему прочему он стоял напротив приоткрытой двери в подвал, за которой была только темнота. К тому же в доме происходили вещи, с которыми он не был согласен и которых, честно говоря, боялся. Если даже легенду нынешней полиции убили, то что уж говорить о казавшемся себе сейчас таким маленьким и незначительным Павле.

— Зачем?

— Чтобы доказать, что я не то, чего стоит бояться. И не говорить через дверь.

— Почему сам не войдешь? — все же попытался Павел. Кончики пальцев загорелись, и он убрал руки за спину, держа на расстоянии от одежды, чтобы самому не вспыхнуть.

И Кир вошел. Осторожно, словно все еще боялся. Вошел не тем здоровым парнем, каким его запомнил Павел. Сразу стало видно, что он не врет. Выздоровление явно далось ему сложно. Но и монстром Кир не являлся, его сейчас даже без огня можно было бы убить. Он выглядел таким слабым, что даже непонятно, как сюда добрался. Воспаленное сознание Павла успело придумать, словно Кира поддержала тень из-за двери, но сейчас он этой тени не наблюдал и решил, что привиделось. Свет тут был довольно тусклый, за спиной Павла стоял билиардный стол, заросший пылью, а за ним — выход наверх, в сам дом. Метра три до него было.

— Вы похитили человека, — констатировал Кир, не без труда переведя дух. — Где он?

— А тебе зачем? — Павел сел на край билиардного стола. — Да и вообще… ты откуда узнал?..

Он отвернулся, пока говорил, на последних словах снова вцепился в Кира взглядом. Тот, казалось, для себя что-то решал и в этой полутьме рассматривал Павла так же пристально. Хотя, казалось бы, уже было заметно — Паша зла ему не желает и стрелять или сжигать уже не будет. Чего ж ему еще надо было?

— Помнишь, что нам говорили? Что Черти сами разжигают ненависть, что Черти это не то… А теперь что же? — заговорил снова Кир. И у Павла вдруг сдали нервы. Он думал, что дословно знает, что хотел бы сказать бывший товарищ. Они же бросили его, даже не проверили, можно ли ему помочь. Бросили в доме, полном мертвецов. Даже эти мертвецы не проверили, что с ним, жив ли он, ранен ли. А теперь Кир знал, что они с Бесовым похитили человека, молодого парня. Похитили потому, что его отец владел Чертями. «Но, — думал Павел, — этому-то откуда про это было знать? Если отец и правда бросил его еще до рождения…» А ведь его там пытали. Этот парень по бумагам даже младше Павла, к тому же… он ведь знал про Калинина. Он ведь тоже считал его честным… Калинина, которого даже Черти не трогали. Всех следователей до него — трогали, а Калинина нет. А Бесов… сам же втянул, сам же убил.

Павлу захотелось одновременно выпить, закурить и расплакаться. Кир не выглядел как тот, кто сможет спасти его из этой ситуации, но Кир был на его стороне. Захар убил секретаршу Бесова, он явно был на одной волне с начальником, а вот Кир… они же с Бесовым и спорили иногда.

Кир видел эти метания и молчал, ждал. Не торопил.

— Они убили Лидию, — наконец сознался Павел. Кир переспросил:

— Черти?..

— Нет, — Павел быстро отрицательно помотал головой. — Не они!.. Бесов. Захар. Свои же… Свои же, понимаешь? Черти за Вторым вернулись, хотя ему было не выжить в той мясорубке. А мы своих же, просто потому, что сложно… А еще… Помнишь, ну, мента того… Полицейского. Он делом Чертей занимался. Такой, на инженера советского больше похожий, чем на мента… — Павел сглотнул, — в багажнике фургона на улице, а машину его в реку спустили… просто «бах» — и все… и нету. Ты прав, я не этого хотел. И хер знает, как из этого теперь выбираться… Ты-то чего вернулся? Он тебя мертвым же считал. Залег бы на дно и оставался там. Потому что… ну… я б на твоем месте валил отсюда. Я не скажу, что тебя видел. Давай, уходи. Тебя столько времени не было… кто его знает, что у него в голове. И ты…

— А знаешь, где я был? — мягким голосом спросил Кир. Павел по интонации чувствовал — этот человек его понимает, этот человек его простит. — У Чертей.

Павел уставился на собеседника. А потом и вовсе глаза его расширились от удивления и ужаса. Он вскочил со стола — дверь за спиной Кира открывалась настежь.

— У Чертей, Паш. Не пали и не поднимай тревогу. Давай тихо уйдем вместе и остальное оставим им. Они тебя не тронут, если ты просто уйдешь.

— Ты что, Чертей сюда припер?! — Павел попытался это прокричать, но получилось громким шепотом. Нервы натянулись так, что не порезаться бы. Сначала обожгло ужасом: если Черти тут, то почему его не убили сразу? Потому что он сильный? Да он упустил первый момент и его могли пристрелить просто находясь за спиной у Кира. Боялись, что он успеет поднять тревогу?

Постепенно он успокаивался. К этому времени в дверном проеме появилось сначала две светящиеся маски Чертей, а потом неуверенно, словно стесняясь, загорелась третья, правда силуэт ее находился в более темном месте подвала, и оттого казался размытым. Постепенно до Павла доходило, что убивать его никто не собирается, но поверить в это все еще было сложно. Он видел в них только настороженность — вдруг он поднимет тревогу. Но еще Павел понимал, что не хотел шума. Не хотел видеть, что случится дальше. Он столкнулся с Чертями, когда те пытались его убить. Сейчас Черти хотели только чтобы он тихо ушел. И они разберутся с Бесовым, а значит, охотиться за Павлом никто больше не будет. Пойти ему некуда, но это уже другая проблема. Куда проще страха скорой смерти. И Павел, все еще немного опасаясь выстрела, поднял руки и кивнул, проговорив:

— Его отвели в спортивный зал на первом этаже. Отсюда… отсюда налево, по коридору и еще раз налево. Деревянная дверь, бежевая.

— Молодец, — произнес один из Чертей искаженным маской голосом. И Павел ощутил, как похолодели ноги.

По комплекции Бесов хоть и выглядел спортивным, но скорее подтянутым. Словно занимался только для того, чтобы жиром не заплыть, напоказ. Вряд ли в его руках было много физической силы. Конечно, за три месяца взаперти и Глеб форму растерял, но он по-прежнему был уверен — стоит освободиться, и даже раненный он бы этого ублюдка забил. Именно этим Глеб и успокаивался: представлял, чем мог бы его забить. Пока лидировал тот турник, к которому Глеб и был привязан — оторвать от него балку и пробить ей голову политику. Бесов, похоже, остерегался его даже связанного. Было ощущение, что он собирался караулить тут до следующего дня. Понемногу Глеб начал понимать: по какой-то причине Бесов до завтра не сможет использовать свою способность. Скорее всего, он был сильно ограничен. Как Ева, которая могла общаться только с теми мертвыми, что приходили сами. А Бесов мог завербовать на безграничное подчинение только одного человека и раз в сутки. Сегодня это уже был Калинин. Со временем Глеб успокоился и по поводу голоса — Бесов не пытался его разговорить. Задал несколько вопросов, но, не получив ответ ни на один из них, сел к самой двери, подперев ее спиной. В руках он держал пистолет, напряженно следил за всеми движениями Глеба и, кажется, даже моргал реже, чем обычные люди. Глебу даже стало смешно, хотя лицо неприятно саднило, да и металлический привкус во рту не поднимал настроения.

Когда в полутьме тренировочного зала дверь за спиной Бесова стала без звука исчезать, утопая в темноте — Глеб сначала подумал, что у него окончательно съехала крыша. Таких видений не было даже когда он был заперт в бункере Леонида. А потом — невероятно, но темнота, которая поглощала дверь, показалась Глебу знакомой. Такой знакомой, как мог бы быть знаком человек. Видимо, на лице Глеба что-то отразилось, потому что Бесов тоже обернулся. Тут же резко повернулся обратно к Глебу — словно ничего не происходило, и он считал, что это лишь маневр для отвлечения. Но Глеб оставался на месте, тогда Бесов рискнул еще раз повернуться. Он не замечал разницы, только со второго раза понял: что-то не так. Бесов поднялся: ему казалось, что это обман зрения. Он не мог понять, открыта дверь или закрыта. Но даже если дверь была открыта — за ней никого не было и никто не нападал. Похоже, что в его голове не сходилось то, что он видел с тем, что должен был. Потому что за дверью был коридор, и уж там никак не могло быть непроглядной тьмы, там стояли такие лампы, что каждую пылинку видно было. Оценив ситуацию, Бесов развернулся и собирался бежать в сторону Глеба — прикрыться им или угрожать его жизнью, но глупо и нелепо споткнулся, хотя стул был в другом углу, хотя пол был ровный и спотыкаться было не обо что… Разве что о тьму. Эта же тьма разлилась с двери по полу, из нее начал вылезать человек без головы. Бесов задышал шумно, глубоко, полез искать левой рукой телефон, пока правой направил пистолет на безголовое тело и дважды выстрелил. Глеб не мог не добить его, спокойно произнеся:

— Меня бы тут уже сто раз убили, если хотели. Дольше не могли?

Бесов менялся на глазах. Пули вообще никак не повлияли на существо. Глеб никогда Ника не боялся, даже если бы тот мог его сожрать. Бесов же мало того, что умирать был не готов, еще и не знал точно, на что это существо способно и убьет ли оно его так просто. К тому же и чернота, что до этого прикрывала дверь, потянулась к Бесову, и выстрелы стали истерическими, словно политик так орал от ужаса, не в силах голосом издать ни звука. Дверь и правда была открыта, коридор по-прежнему ярко освещен.

Глеб безразлично наблюдал, как волна черноты без спешки скрутила Бесова. Выстрелы внутри были глухими, или у Глеба уже в ушах звенело от предыдущих. Тело без головы устроилось у стены, теперь изображало мертвеца. Голос у Бесова прорезался после того, как в дверь вошел Тимур. Обычный Тимур, пусть и в маске Черта, у него даже пистолет был не в руках, а в кобуре на бедре. Он же прикрыл за собой дверь, словно в гостях тут был. Где-то дальше, может даже за пределами дома, послышались выстрелы, правда всего два. Тут сложно было сохранить самообладание, да и Тимур явно занервничал, услышав их, но дверь все равно закрыл. Черти умели доверять друг другу. Даже когда оставляли Еву против человека с явной военной подготовкой.

— Теперь освободите меня, я его голыми руками забью, — холодно приказал Глеб, дернувшись, и тут же зашипел от боли. Он не блефовал — даже раненным он был в такой ярости, что мог и потерпеть боль, лишь бы сторицей вернуть свой страх и унижение. Но Ник сделал вид, что он просто неразумный монстр, не понимающий человеческой речи. Тимура это заставило передумать и не спешить развязывать Глеба. Зато брошенное со злости в куче со всем происходящим оказало ох какой эффект на Бесова. Он издал звук, похожий на икоту, потом заговорил быстро, таращась безумными глазами то на Глеба, то на Тимура, игнорируя Ника всеми силами:

— Меня нельзя убивать. Вся информация, что была собрана на Чертей, раскидана по моим информаторам. Если что-то случится со мной — они сольют это в сеть.

Маска Тимура сейчас глушила голос, но что именно он сказал было понятно по закатанным глазам и отмашке. Глеб как ни пытался казаться спокойным, вынужден был с ним согласиться.

— Если эта штука тебя сожрет, то никто и не узнает, что с тобой случилось, — произнес Глеб. У него начинала болеть голова, еще и эти сволочи на помощь к нему пришли, а освобождать не спешили. Что на них нашло?

Бесов быстро помотал головой:

— Если я пропаду, они поймут. Они сольют, чтобы себя обезопасить…

Глеб мысленно оценил серьезность его слов. Конечно, он мог блефовать, оказавшись в ловушке. Но он ведь знал, против кого пошел? Что правда мешало ему подстраховаться?

— Хорошо, — выдохнул Глеб. — Теперь поговорим. Вы двое, при первом признаке зеленого тумана в глазах вырубить попавшегося и сутки про…

Лицо Глеба тут же оказалось в стальных тисках рук Тимура. Некоторое время тот вглядывался в его глаза, и Глеб терпел, потому что понимал правильность этого действия. Да и ему было бы спокойнее, подтверди Тимур, что он чист. Судя по вздоху — Глеб и был чист.

— Я ничего не делал, — подтвердил Бесов. — Я не мог… я раз в сутки и на одном могу. Я ничего не сделаю. Отпустите. Пусть оно прекратит!

Чернота уже обволакивала его горло, но, когда Тимур отошел, освободив обзор Глебу, Ник остановился. Глеб мог бы половину своего нового благосостояния поставить на то, что Ник веселится. Конечно, он не мог больше ни улыбаться, ни подкалывать, но что-то издевательское в его действиях осталось. И от этого было даже как-то тепло — значит, внутри этого чудовища по-прежнему жив их старый друг. Когда Бесов и Глеб пересеклись взглядами, Глеб, несмотря на связанные руки, разбитое лицо и пульсирующую боль в ноге, ощутил удовлетворение. Жестокое, почти садистское. Он все еще был уверен, что забил бы Бесова до смерти, если б освободился. Даже не на эмоциях, а долго и вдумчиво, примеряясь каждым ударом. Но спросил он спокойно, словно у нашкодившего ребенка:

— Итак. Зачем все это?

— А вы меня просто отпустите? — уже чуть увереннее спросил Бесов. Он осторожно пытался высвободиться, но тьма не была веревками, скорее что-то вязкое. Глеб попытался не выдать злорадной улыбки. Как этот человек после всего, и после той опасности, что представлял, мог надеяться уйти живым? И Глеб знал, что врал, когда кивнул:

— Если я тебя рядом с Чертями больше не увижу. Даже б**ть комментирующим само их существование. Выкладывай. Какого хера тебе от нас нужно?

Глеб уже примерно представлял, что в голове у этих людей. Представлял, потому что успел поговорить с Киром, который работал на Бесова. И, честно говоря, не знал, как бороться с этой идеологией, ведь если Бесов собирал их под этим предлогом, то прав был Бесов. Черти порождали агрессию и насилие в самом обществе. Черти были кумирами, которыми не должны были стать. И все же Глеб решил послушать.

— Власть, — ответил Бесов после недолгого обдумывания. Тимур и Глеб удивленно переглянулись.

— У нас нет власти, — произнес Тимур. Глеб кое-что мог со своими деньгами, но опять же дело было в деньгах. Бесов теперь выглядел раздосадованным, словно он уже все разжевал, а его не поняли.

— Если вы, простите, ею пользоваться не умеете, то это не значит, что у вас ее нет.

— Рассказывай, — подбодрил Глеб, когда понял, что Бесов снова заткнулся и пояснять не собирается. Тот вздохнул и продолжил уже с долей гордости. Он словно был уверен, что еще не все потеряно и, возможно, узнав про его план, Черти предложат и войти в долю.

— У Чертей есть власть, просто вы к ней не пришли. Я бы убрал по-тихому вас. Поставил бы других — мы и маски подобные разработали. А потом… потом и их бы убили.

Глеб и Тимур переглянулись снова. Хотя Бесов не говорил этого вслух, оба понимали — скорее всего не без его участия.

— Я пустил бы слух, что их курировал я. Несколько косвенных доказательств, — уже без энтузиазма продолжил он. — Таких, по которым посадить невозможно, а вот общественность… Аха, знаете, как эти конспирологи. У меня все разработано. Что сказать, где сказать. Мне бы поверили, а сажать-то не за что. Да и Черти бы пропали так, что со мной не связать. Ну и намекнул бы — а вот видите, порядок навел. А могу еще лучше навести… Во всей стране. У меня бы даже программа была такая… намекающая. Ужесточим наказания, вернем смертную казнь, причем казнь…

Чем больше он говорил, тем больше огорчался, не находя понимания в глазах Чертей. Тимур снова попытался переглянуться с Глебом, но тот в этот раз не ответил, он скептически рассматривал Бесова. Уловил буравящий его сбоку взгляд и ответил раздраженным и коротким:

— Бред.

— Что?! Бред?! Это вы бредом занимались. В героев играли, а ради чего? Одного убили — там еще гроздь живая. Думаете, они остерегаются кого? Вас? Ага, конечно. Только сопляков и могли вдохновлять, любому более-менее разумному и взрослому было ясно, что это все херня! Я сам все ждал, когда Черти в политику полезут. А потом до меня дошло — а они и не собираются! Они это серьезно! Правда всю жизнь хотят с автоматами бегать!

— Да мы не то чтобы хотели… — начал Тимур, но Глеб даже не сказал — шикнул на него, только головой качнув в его сторону. Потом вернул внимание Бесову и, всмотревшись в бледное лицо, спросил:

— Так это что, серьезно, что ли?

У Бесова лицо зашевелилось так, словно тьма ему и под кожу проникла. Несколько секунд он пытался справиться с эмоциями, потом угрожающе прошипел:

— Не смей…

— Посадить? — перебил Глеб. — Тебя бы убили. Объявить хотя бы и слухами, что Черти — твой проект — это все равно, что красную точку себе на лоб поставить и круги вокруг нее начертить.

— У меня охрана была бы. Я бы делил — одних в Чертей, других к себе поближе.

— Ты не представляешь, сколько людей против Чертей. Даже намекнув, что имеешь к ним отношение, ты бы вместо пола под ногами зыбучий песок обнаружил. И как вокруг тебя стены сжимаются… Сука, и ради этого бреда чуть нас не перебил.

— Я бы справился со всеми, кто за мной пришел!

— С нами уже не справился, — напомнил Глеб устало. — Меня сегодня развяжут или нет? И дайте обезбола кто-нибудь, я скоро выть начну.

Казалось, Тимур что-то знал, потому что снова как-то грустно взглянул на Глеба. Тот стал понимать, что его не освобождают не потому, что боятся за сохранность Бесова. Глеб уже несколько минут как излучал само спокойствие и был уверен, что лицо не выдавало его намерений. Но Тимур медлил, Ник тоже его не спешил развязывать. Более того, Тимур шепнул: «Еще немного потерпи» и не дал даже обезболивающего, хотя оно у Чертей всегда было вшито в амуницию. Казалось бы — даже отлучаться не надо. Глебу сейчас очень не хватало этой удобной амуниции.

— И это все? — уже у Бесова спросил Тимур. Пистолет он с самого начала разговора держал в кобуре, что Глебу очень не нравилось, но сказывался малый опыт. Бесов, похоже, говорить передумал. Несмотря на то, что от его разговорчивости все еще зависела его жизнь. Просто по-детски обиделся, что его не поняли. А ведь своим людям он говорил совершенно другое. Скорее всего впервые решил с кем-то поделиться планами. Может, потому и раскололся так быстро. Может, надеялся Чертей в долю взять… А своим врал, чтобы их слить потом.

— Он убил Леонида, — напомнил Глеб. Бесов снова заволновался, Тимур поморщился. Вряд ли он стал бы кому-то мстить за Леонида. Тимура в подвал к Чертям притащили еще несовершеннолетним, тоже быстро и доходчиво объяснили ситуацию и грозили смертью. Если бы Бесов знал, как тот ублюдок вербовал в Чертей, то использовал бы его убийство как смягчающее обстоятельство. Впрочем, похоже, что Тимур и так знал, что Бесова отпускать нельзя. Как и верить в то, что к Чертям он больше не сунется. Он отодвинулся от Глеба, обошел уже заметно нервничающего Бесова и остановился у него за спиной на расстоянии вытянутой руки. Бесов пытался обернуться, но Ник не пускал.

— Сможешь посидеть тут еще какое-то время? — спросил Тимур, и Глеб интуитивно понял, что у него. Нахмурился:

— Вы чего задумали?

— Выдать тебя за жертву, — ответил Тимур, сверля взглядом затылок Бесова. — Потом вернешься. Поэтому прости, сейчас даже обезбол не дам. С ним были еще люди?

Глеб кивнул, тогда Тимур продолжил:

— Если он помрет, а тебя вытащат Черти — будет много вопросов. Поэтому сделаем вид, что нас тут не было. А ты придумай что-нибудь.

— Меня нельзя убивать! — перебивая последнюю фразу, взревел Бесов. Тимур пожал плечами с чем-то похожим на сочувствие во взгляде. Бесова ему, кажется, не очень хотелось убивать. Или вообще кого-то убивать. Пистолет он не доставал, зато с руки снял перчатку.

— Так тебя и не убьют, — произнес Глеб, поняв, наконец, весь план. — Сердечный приступ.

Тимур выглядел так, словно должен был по локоть руку в человека засунуть, хотя по факту просто перехватил Бесова за шею сзади. Тот был эти несколько секунд в ступоре, пытаясь понять, возможно ожидая увидеть шприц, и того, что сможет возразить — укол найдут, их все равно раскроют. А потом его отрезвили холодные пальцы, впившиеся в кожу. Одновременно Глеб видел, как Ник, а точнее его темное тело, перестало быть эластичным и удержало политика неподвижно, как памятник. Тот мог только голову вжимать в плечи, но и это не очень помогало. Пальцы Тимура утопали в складках кожи, но не отпускали. Глеб решил, что ему будет достаточно и этого. Он внимательно смотрел, как начал задыхаться Бесов, хотя того никто не душил. Как он напрягал мускулы, чтобы хотя бы схватиться за больное место. Глеб никогда не думал, что это так долго. Тимуру понадобилось секунд пятнадцать, чтобы запустить процесс, затем он так отдернул руку, словно боялся, что она примерзнет и останется у Бесова на коже. Политик задышал часто, закашлял, начал клониться вперед. Тимур отвернулся к стене и уже не смотрел на него. Если бы не страх казаться нелепым — он бы и уши заткнул. Глеб же наблюдал, не отрываясь. Бесов силился еще что-то сказать, но он становился все слабее. Даже Ник уже потихоньку начал выпускать его на пол.

У Глеба оставалось ощущение, что он заставил Тимура сделать что-то ужасное и неправильное. Он даже подумал, что на Тимура его способность как-то влияет физически, но, когда Бесов перестал хрипеть, тот обернулся снова к Глебу, хотя смотрел все равно мимо него. Было видно, что спросил он не его, а Еву, которая оставалась на связи.

— Что там?

Послушал немного и нехотя сообщил:

— Скажи ему, что Бесов уже мертв. Если хочет, пусть дойдет посмотрит. Глеб живой.

— Вы что, охрану не убивали? — Глеб даже удивился. Но из охраны он видел только троих, возможно Бесов и правда опасался подключать к делу кого-то еще.

Тимур только глянул на него так, словно это была претензия, и он этого тона не одобрил, и открыл дверь в коридор.

— Эй, — окликнул Глеб, насупившись. Ник собрался в кучку у двери, вернул себе голову, поднялся и так же вышел. Глеба оставили с трупом наедине дожидаться полицию. Ноги он от боли уже не чувствовал, и это приносило хоть немного облегчения.

Арина, молодая девушка восточного типа, всегда замечала, как начинал волноваться Тимур, когда слышал, что около дома останавливается машина. Всегда сначала проверял по камерам, кого там принесло. Конечно, к ним ездил серьезный человек из города, на серьезной машине и в сопровождении то суровой девушки, то такого же мрачного парня, но этот человек не проявлял к Тимуру агрессии. К тому же вся организация, как поняла Арина, существовала благодаря этому человеку и была на зарплате у него, в том числе и Тимур. Но тот вел себя всегда отчужденно, находил кучу дел (а их в приюте для животных всегда хватало) лишь бы тот не задерживался.

Вот и сейчас все по старому — Тимур проверил по камерам, отобрал у Арины щенка и соску и пошел в прихожую кормить. Это был небольшой дом на окраине дачного поселка — тот самый, в котором прятали Кристину. В целом было немного похоже на прежнее место, где жили Черти, только меньше и, зимой приходилось топить печкой. Сейчас же был разгар лета, которое, однако, в этом году жарой их не баловало.

Глеб вошел, радостно поздоровался с работницей и решительно прошел в прихожую, словно точно знал, где Тимура искать. За ним вышел и охранник, но он никуда не спешил — остался, прикрыв дверь во двор. Глеб приехал с Павлом, и тот теперь неловко дожидался его, не заходя в дом. Попытался заговорить с Ариной, но по-русски та понимала плохо. Тимур для нее выучил ее язык, в том числе и для того, чтобы работнице незачем было вникать в русский. И все же — Глеб плотно закрыл дверь. Павел не очень понимал, почему, но в этот раз начальник выглядел разозленным.

— Как двигается дело? — спросил Глеб, осмотревшись. В доме был бардак — везде пеленки, мешки с едой и пакеты с пшеном, гречкой. Под окном — коробка с заголосившими щенками.

— Нормально, — нехотя отозвался Тимур. — Троих пристроили.

Тимуру тут нравилось. Когда Глеб после всего впервые спросил его, чем тот хочет заниматься — Тимур сказал, что в Чертях его устраивало все, кроме необходимости убивать людей и умирать. Ну разве что от кроликов он устал, а приют для животных — это интересно. Собаки вернулись, кроликов собой заменили лисы и соболи, которых тут содержали для реабилитации, с котами решалось. Внезапно найти в доме место для них было еще сложнее, чем для собак, но Тимур занимался этим вопросом. Он же находил работников, закупал корма. В целом выглядело так, что его мечта сбылась. Просто он не был рад конкретно Глебу.

— Звучит здорово. Значит, стало побольше места, — Глеб как ни в чем ни бывало отвлекся на коробку. Щенки были без мамы, при виде него заголосили еще громче, так что Тимур поморщился и приказал:

— Отойди.

Они снова изменились за последний год. Глеб вернулся в форму, Тимур без сожалений эту самую форму потерял и теперь выглядел как обычный тощий молодой парень.

Глеб не стал спорить и от щенков отошел, сел на диван рядом с Тимуром, чем вызвал у того тяжелый вдох. «Ему уже девятнадцать, а все еще ведет себя как мальчишка», — подумал Глеб. Тимур продолжал стараться не смотреть ему в лицо.

— Ты что творишь? — спросил Глеб. Тимур тут же вернул, будто ждал этого вопроса:

— А ты?

— А я не говорил, что завяжу. Я сказал, что Черти все, и вы, если хотите, можете идти, — едва слышным шепотом продолжал Глеб. — А это значит все-все-все, Тимур. Никакого оружия в этом доме. Никаких масок и пострелять даже из пневматики. Это значит, что даже если ты вдруг передумываешь — я не пускаю обратно.

— Я не передумаю! — взвился Тимур. Щенок в его руках пискнул, но снова вцепился в соску. Глеб шикнул на него, продолжил говорить:

— А мне кажется, ты уже об этом забыл… — он немного помолчал, потом перевел взгляд с Тимура на коробку, снова зашептал:

— Это их мама была?

Тимур кивнул, прикусив губу.

— Очень жаль. Сочувствую, — серьезно произнес Глеб. И Тимур заговорил, словно только с ним выговориться мог:

— Ее еще живую привезли. Дети с дач. Помочь просили. Думали можно ее вечно поддерживать… чтобы ей постоянно больно было. Я ее только мог отдать на усыпление.

— Дети. Девочки? — догадался Глеб и Тимур снова сорвался на крик, впервые за все время разговора посмотрел ему в лицо:

— Да дело не в этом!

— Я знаю, — согласился Глеб.

— И я не убил их!

— И это знаю, — снова кивнул Глеб. — Только вот что… я вам никогда не рассказывал, да и незачем было. Ты знаешь, почему Леонид нам этих животных навязал?

— Чтобы не оскотинились, — уверенно ответил Тимур и Глеб даже кивнул:

— Есть такое. А еще потому, что он сам с этого начинал. Живодеров калечил. А ты вроде как вырвался и обратно не хочешь.

— Слушай… Я не знаю, что на меня нашло. Просто помутнение было. Я не хотел, слышишь? — Тимур, возможно, не собирался оправдываться до этого, но перспектива быть как Леонид его и правда напугала. Да и вообще перспектива снова загреметь к Чертям. Хотя он знал — Глеб не примет, а без поддержки стать Чертом было почти невозможно.

— Ну как же не знаешь… — Глеб снова посмотрел на щенков, задержал взгляд на том, что был в руках Тимура и словно бы тему сменил: — У матери был?

— Нет, — буркнул Тимур и поднялся с дивана, положил в коробку одного щенка и взял другого, обратно на диван не сел, кормил стоя, на весу.

— И не собираешься? Может, полегчает?

— Слыш, твоя так-то тоже живая, но ты у нее не бываешь.

Глеб не стал возражать, что для своей матери он давно мертв и его возвращение единожды чуть не стоило жизни и ей. А Тимур как бы и не стирался из жизни, он всегда мог просто вернуться домой. Но не хотел, и в этом они были с Евой похожи — не так давно мать Евы умерла от цироза печени. Ева несколько дней была мрачной и замкнутой (больше, чем обычно), остерегалась спать, но на похороны к ней даже не пришла. Кажется, женщину похоронило государство — Ева все равно по бумагам была мертва.

— Ты просто напомнить приехал? — устало спросил Тимур. Он был неприятным и ершистым, когда защищался, хотя Глеб теперь мог его голыми руками задушить. Но с другой стороны, когда они говорили о нуждах приюта, о его будущем — Тимур становился более приятным человеком. В такие минуты Глеб думал, что все пошло правильно. Если бы Тимур остался одним из Чертей — он был бы совершенно невыносим, потому что стресс съедал бы его изнутри, как и необходимость убивать. Спасать, никого не убивая — вот идеал жизни для Тимура. Просто Глеб решил ему об этом напомнить, потому что даже теперь, если бы у парня не хватило ума замести следы — Глебу пришлось бы за него впрягаться, выкупать заявление в полиции. А это он как раз и ненавидел, именно против этого он в последнее время и собирался бороться — того, что правосудие заменяли власть и деньги.

— Еще я время от времени тебя остальным показываю, — честно признался Глеб. — Они до сих пор не верят, что я тебя живым отпустил.

— Могли тоже уйти, — спокойно пожал плечами Тимур и вернулся на диван. Чертям никогда не доверяли щенков — с ними было много мороки. То, чем занимался Тимур было знакомым, но при этом далеким. — Или сейчас убедятся, что меня не убили и присоединятся? Если что, тут всегда дело найдется.

— Да, давай всех мне на шею, — выдохнул Глеб, но уже без раздражения. Остальные не просто не сбежали. Еще и Павел побомжевал пару месяцев и пришел к Глебу. Это было неплохо — убивать его не хотелось, а рычагов давления на него не было. Павел же сказал, что либо присоединится, либо его можно сразу убивать. Он был серьезен. Глеб взял его к себе в охрану, потому что к нему не особо хотели идти работать после двух смертей предыдущих наемников. Павел знал, что Черти уже не вернутся к прошлому (хотя было заметно, что он присоединился в надежде на это). Он был одновременно и умным, и ведомым. Глебу с ним было легче, чем с кем бы то ни было. Даже Кир, который по-прежнему во всем ему доверял, нервировал Глеба и вызывал угрызения совести. Что уж говорить о Кристине, с которой он прекратил общение, как только отпала такая необходимость; о Нике, которого продолжал меняться, стоило привыкнуть к его новому состоянию. Ева после всего словно разочаровалась в нем и продолжала подчиняться только потому, что не было другого выхода.

Когда Глеб вышел из дома, он снова прихрамывал. Обычно сдерживался, но сказывалась усталость этого дня. Обычно нога не беспокоила, если ее не перетруждать. У него раньше было столько ранений, в том числе и пулевых. Еще после того, как его вытащили из дома Бесова, Глеб надеялся, что ногу вылечат и будет все как раньше. Но, видимо, именно это и оказалось тем хрупким, что в нем наконец сломалось. Нога болела потом так, что он уже не верил, что однажды это пройдет. И вот, год спустя, ранение все еще давало о себе знать, если Глеб слишком много ходил или бегал. С такой раной в Чертях он бы долго не протянул и другим оставалось бы только смотреть на то, как он себя гробит, и ждать, что каждая новая вылазка окажется последней.

Арина и Павел делали вид, что их обоих друг для друга не существовало. Одна несла к вольерам сено, другой листал что-то в телефоне. Судя по мрачному лицу — новости. Заметил возвращение Глеб и сразу хотел пересказать, Глеб остановил его движением руки:

— Позже, — прохромал мимо. Сел на пассажирское сидение и выдохнул облегченно. Солнце начинало клониться к горизонту, с делами на сегодня было закончено. Редко получалось управиться так рано, и Глеб собирался лечь спать, как только вернется домой.

Павел задержался у машины — из дома вышел Тимур. Они не проигнорировали друг друга, но и не заговорили, просто взглядами зацепились. Павел не знал, зачем они сюда едут и какой такой срочный разговор у Глеба к младшему из Чертей. Словно каждый такой срочный выезд людьми Глеба воспринимался как смертный приговор для Тимура. Скорее всего, Павел был разочарован в новой жизни Чертей, но уже никуда не мог деться. Возможно, он надеялся, что Тимур занимается чем-то кроме выхаживания больных собак и пристраивания их в хорошие руки. Мысль об этом снова разозлила Глеба, и он посигналил. Павел тут же опомнился и поспешил к водительскому месту.

— Про тебя пишут… — начал Павел возмущенно, но Глеб, прикрыв глаза и откинув голову назад, попросил:

— Давай не сегодня.

— Посадить за убийство тебя не смогли, теперь бред сочиняют. Как же ты его до сердечного приступа довел, будучи привязанным? — все же высказал Павел. Глеб устало вздохнул:

— А если правда мы его убили, ты бы с нами не работал?

— Да не, куда б я делся… Но он же с сердечным приступом слег. Было бы за что — притянули бы. Менты, конечно, такие себе сыщики, но тут, уверен, они каждый прыщик на нем проверили и содержание желудка на молекулы разобрали.

На пустой дороге в лесу (по центру, а не у обочины) стояла машина с открытым капотом. Из-под капота парило, из-за бампера были видны мужские ноги в белых брюках. Павел замолчал и заметно напрягся, Глеб мысленно застонал, но собрался, сел ровно и осмотрелся. Человек один и ни камер, ни засады вокруг не было видно.

— Пожалуйста, в этот раз чтобы не зацепило машину, — попросил Глеб. Павел закатил глаза, отчитался:

— Как получится.

— Да ну как всегда, — в полголоса отозвался Глеб. Они уже тормозили около машины. Явно кого-то прислали на пробу, но Глебу было даже не жаль этого человека. Всех жалеть, кого отправляют тебя убить — так никаких нервов не хватит. Вот себя жалко, да.

Павел, когда осваивался в новой для себя среде, сначала совсем не умел притворятся. В таких ситуациях выглядел напряженным и противнику сразу было ясно, что Павел все понял и вышел драться. Тогда и враг был готов. Глеб очень долго учил его притворяться, объяснял. Рассказывал, как это помогало Чертям даже там, где у них не было численного преимущества. И что эта тактика нужна даже там, где противник один. Павел сейчас все равно выглядел немного нервно, но это уже скорее можно было отнести на опасение. Все же лес, темнеет, пустая дорога — конечно, он не мог бы выглядеть полностью расслабленным.

Глеб достал из бардачка темные очки, поспешил надеть. Уши заткнуть — слишком заметно, да и к выстрелам он уже привык, просто не ожидал, что Павел даст противнику время выстрелить.

Полыхнуло так, словно бомба взорвалась. Глеб не понимал, почему не слышно крика, но потом, когда вернулась возможность видеть, рассмотрел: Павел прижимал к земле противника, впихнув ему в рот рукав своей толстовки, чтобы тот не орал. Вернулся и звук — глухой скулеж все же раздавался, достаточно тревожный, чтобы привлечь внимание посторонних.

Пока что противники просчитывались на Павле. У него были пустые руки, он их никогда не прятал (еще бы, руки нужны были ему, чтобы направлять огонь). И враги думали, что парень безоружен.

Глеб быстро выскочил из машины и, когда поравнялся с Павлом, тот спросил, не отрывая взгляда от пойманного:

— Добить?

— С собой возьмем, — скомандовал Глеб, сковывая руки пойманному. У того половина одежды почернела, а с близкого расстояния стало видно — нет там никакой одежды, это почернела кожа. Глеб подумал только, что кляп нужен более надежный, потому что, когда пойманный придет в себя, он будет голосить, даже если его пристрелить грозиться.

— Садист, — проворчал Павел, понимая, для чего Глебу живой враг.

Глеб не помнил (а может просто не запоминал), чтобы он явился к своим людям и не застал бы какого-то сюра. То, что осталось от Чертей, по-прежнему обитало в будущем бизнес-центре. Там шел ремонт (хотя сегодня Глеб работников уже отпустил), но одно крыло все еще не трогали, оно принадлежало остаткам команды. Только сместились они на первый этаж — к подвалу поближе. Глеб все тянул с тем, чтобы найти им более безопасное место. Потому что не хотелось становиться таким же, как Леонид: выделить им дом, приезжать туда с заданиями, втолковывать им свою идеологию.

В этот раз вокруг кухонного стола, словно за обрядом экзорцизма, собрались Кристина, Кир и Ева. Ева — в расстегнутом халате поверх пижамы и домашних тапочках, Кристина в мятой рубашке и шортах, Кир в джинсах и футболке, словно уходить куда-то собирался. Хотя, если он и покидал это место, то только в сопровождении и по веским причинам.

При виде Кристины Павел чертыхнулся, зажал нос и спрятался за стеной, словно это могло его спасти. Глеб тоже поморщился, глянул на Кристину, потом на Кира. Глеб держал пойманного, заломив руку за спину так, что тот почти падал лицом в пол.

— Я же просил не держать усилитель рядом с бесконтрольными, — напомнил Глеб раздраженно. Кристина ойкнула, поспешила сбежать к себе, но с интересом по пути осмотрела принесенного.

— Пришел порядки наводить, — проворчала Ева, сделав вид, что не заметила ношу Глеба. — У нее безопасная фаза. К тому же это не так действует.

Павел помнил, как это действует, ему было все еще очень стыдно за тот раз, хотя ничего страшного и не успело случиться. Но теперь он предпочитал избегать Кристину даже в ее безопасные фазы. Никто, к слову, не говорил, что способность Кристины работает через воздух, но все почему-то считали, что в безопасности, если просто задержат дыхание.

Единственным, кто заволновался, был Кир — вскочил со стула и, глядя то на обожженного, то на Глеба, спросил:

— Тебя опять пытались убить? Я же предупреждал…

— Определись уже, чего ты хочешь! — тут же разозлился Глеб. — Убиваем людей — плохо. Пытаюсь по хорошему что-то менять — тоже плохо.

— Так ты продолжаешь убивать! Только бравировать этим перестал! — повысил голос Кир. Павел старался на него не смотреть. Не потому что они не ладили, просто новый глаз Кира вызывал в нем какое-то иррациональное чувство страха. Кир без глаза его так не пугал, потому что там было все понятно — нет глаза и все. Когда благодаря Глебу ему поставили какой-то экспериментальный протез — стало хуже. Если не знать, то оно может и не заметно, но когда знаешь… было видно, что с вторым глазом Кира что-то не то и это распространялось на всего Кира, делая его каким-то жутким. Киборгом. При том, что из всех обитателей этого крыла Кир был самым безобидным.

— Ты бы прекращал использовать Ника как утилизатор, — прервала их спор Ева. — У тебя других способов нет? Стройки, кислота…

— Смотрите, как ты заговорила, — переключился на нее Глеб, но тон сбавил. Когда его не охранял Павел, того сменяла Ева. — А первое время как его боялась, словно он монстр какой.

— Да ты не боялся только потому, что смерти уже не боишься, — попыталась задеть Ева, но не особо получилось. Человек в руках Глеба начал приходить в себя, застонал. Из-за кляпа глухо и пока непонятно. Глеб опомнился и обоим бросил:

— Ладно, я по делу, потом поговорим, — и вытащил свою ношу из «кухни», повел дальше, вглубь крыла. Крик нарастал, кляп уже почти не глушил его.

— В конце концов, есть же ты, — бросила Ева Павлу. Тот пожал плечами:

— Думаю, ему интересно, кто этого человека прислал. А тут Ник лучше спрашивает.

Хотя Павел пытался казаться спокойным, все же проскользнуло, насколько ему не по себе от этого.

— Такие обычно не знают, кто их послал, — возразила Ева, но улыбнулась и тему перевела: — Вовремя ты к нам присоединился?

Павел понял — еще чуть-чуть и он сам мог оказаться в подвале с Ником. Ником, которому разрешили его сожрать. Так себе перспектива.

Кир вскочил из-за стола, протиснулся в дверь мимо Павла и отправился догонять Глеба. Павел даже позавидовал его железным нервам — сам он предпочитал держаться подальше от того, что будет происходить в подвале.

С Евой ему было неловко — обычно они сменяли друг друга на посту и, хотя и жили оба тут, в домашних условиях почти не общались. Да и Ева была единственной, кто по-прежнему застрял в Чертях и не очень понимала, почему убивать теперь не может. Но выбора особо не было — Павел сел за стол напротив, решил заговорить о нейтральном, бытовом и выбрал самое актуальное:

— С плитой разобрались? Или так и забили, все равно не пользуемся?

Ева уживалась со всеми и, хотя не выглядела радостной, что с ней решили пообщаться, вызов приняла.

Рабочий день у Павла заканчивался, да и он, по сути, уже был дома, поэтому нужно было идти к Глебу и уточнять, доберется ли тот домой самостоятельно. Для начала он выглянул в коридор и прислушался к звукам. Тишина. Это немного успокаивало. К тому же спину взглядом прожигала оставшаяся на кухне Ева. Павел решительно вышел в коридор и направился к подвалу.

Ближе к месту он услышал голоса, немного замедлился. Там явно спорили, но спокойно, без угроз или крика.

— …я думал, ты все это затевал, чтобы совсем от дел отойти, — послышался голос Кира. — В итоге, почти ничего не изменилось.

— Эй. Я отпустил всех, кто больше не хотел рисковать собой, — напомнил Глеб. — Наш прошлый начальник ни за что бы так не сделал. Он мог только с грустной мордой говорить, как ему жаль очередного убитого. А то, что это закономерно, когда…

— Так и сейчас закономерно, — с нажимом произнес Кир.

— Нет. Если убьют меня, то все закончится, им незачем будет трогать людей, которым я помогал. Или мою охрану.

— Но того охранника, что будет в этот момент с тобой — убьют тоже.

Помолчали, послышался влажный хруст, от которого у Павла мурашки по спине пробежали. Он убеждал себя, что не подслушивает — он же не крался, так что они должны были знать, что кто-то пришел.

— Слушай… я постараюсь спасти. Сделаю все, что от меня зависит. Но, если убьют… Не думаю, что Паша или Ева будут против. Оставшийся в живых еще и обидится, что его не было на месте погибшего, когда все закончилось.

— Почему ты все время выбираешь смерть? — негромко и устало спросил Кир.

— Это не выбор смерти! — судя по голосу, Глеба это даже задело. — Это выбор борьбы. Я шесть лет с этим боролся, я был не прав. Я думал, что могу что-то у них в головах изменить. Что они, прежде чем поступать как мудаки, сто раз подумают. Потому что, если их не посадят, то за ними придут Черти. Но это не работает. Я изначально апеллировал к людям, у которых не было страха. И не понимал этого! Тут другое, Кир. Я хочу ЗАСТАВИТЬ их быть людьми. Это… это как война. Война диктует тебе, что надо поступать так. Мешает хороших и плохих в один ряд. Я хочу дать им мир, чтобы они могли жить спокойно.

— Думаешь, это уберет подражателей?

— Всегда есть кретины. Я же не мир пытаюсь спасти. С подражателями полиция отлично разбирается.

Снова помолчали. За это время Павел подошел ближе, раскрыл осторожно приоткрытую дверь подвала.

От Ника сейчас была только темнота, она шевелилась, словно переваривала что-то. Кир и Глеб сидели на лестнице у выхода. Глеб обернулся и отпустил:

— Да, ты свободен.

Павел кивнул, но остался послушать уже легально. Разговор был интересен. Но Кир перевел тему:

— Не боишься, что ваш монстр сожрет кого-то из рабочих?

— Он сейчас более адекватен и спокоен, чем когда был человеком, — ответил Глеб. — Мы на пробу с прорабом сюда заглядывали, он даже не вылез.

— Ты сюда людей водил?! — возмутился Кир, Паша просто не успел выкрикнуть. Ну, так он про себя решил, а то бы он тоже высказал ему.

— Ну а как бы я еще проверил? К тому же я был с ним… Ник не монстр.

— Тогда прекрати скармливать ему людей.

— Так кто его послал? — опомнился Павел. Глеб и Кир обернулись, и Глеб ответил безразличным:

— А сам как думаешь?

Прежде, чем Павел успел хотя бы предположить — темнота в подвале треснула. Трещина была небольшой и вскоре в ней можно было рассмотреть улыбку, застывшую в воздухе.

— Привет Никита, — очень мягко поздоровался Павел. Улыбка, больше похожая на оскал, шевельнулась, произнеся:

— Привет, огненный.

— Босс снова тебе всякую мерзость скармливает? — продолжил дружески Павел. Каждый раз, когда он говорил с Ником, он ощущал небольшую дрожь в руках. Такой приятельский тон успокаивал прежде всего его.

— Он мне не босс, — ответил Ник, качнувшись в сторону Глеба. Говорили, что Глеб его не боялся еще когда не было известно, на чьей стороне Ник и в адеквате ли он вообще. Вот и сейчас Глеб не отреагировал никак. — А ты снова так плохо прожарил, что ужин еще грозился вызвать ментов.

Павел невесело посмеялся, наблюдая, как Ник крутится вокруг Кира, всматриваясь в его лицо. Словно оценивал, будет ли Кир вкуснее. Тот делал вид, что вообще Ника не видел.

Теперь и Глеб слышал, что Ник говорил. А заговорил Ник после первого же скормленного ему трупа — тогда речь была невнятной, жуткой. Голос его не был похож на прежний или обычный человеческий, он плохо регулировал его громкость и звучал так, словно кто-то в процессе речи играл с настройками громкости. И все же сейчас Ник мог даже шутить, стал более похож на человека. И как-то интуитивно Павел чувствовал — если оставаться другом этого существа, то не так страшно. Если вообще можно говорить в этом случае о дружбе, скорее о приятельском тоне и добром контакте. К тому же, не так давно, когда у Павла сдавали нервы от такого соседства, Ева рассказала ему, кто именно его спас в тот день, когда за Пашей пришли Черти. После этого Паша надеялся, что монстр сохранил хорошие воспоминания о нем и хотя бы по старой памяти не сожрет однажды.

— Павел, ты вообще жалеешь, что оказался тут? — спросил Глеб. В окружении чеширской улыбки Ника и Кира с его чертовым глазом Глеб выглядел нормальным, что ли. Словно только у Паши ехала крыша и он видел остальных, а на самом деле их тут было только двое. И все же — это приносило тревожность и дискомфорт Паше, но не более, чем всегда. Да, он мог сидеть дома, зарабатывать чуть меньше, чем у Глеба, но не рисковать собой… А еще смотреть бесконечный поток новостей и сгорать от своего бессилия.

Судя по раздраженному взгляду Кира — это был какой-то их давний спор. Возможно даже касавшийся именно Павла, а не людей (и монстров) в этом крыле в целом.

— А какой у меня был выбор? — спросил Павел. — Бесов был мертв, да и… я бы сам от него сбежал. Там была куча вариантов умереть и один примкнуть к вам.

— Но твой напарник просто ушел, — напомнил Глеб, но проигравшим он вовсе не выглядел, да и Кир глаза закатил. Он тоже знал, что случилось с Захаром.

— Ага, а потом его нашли. У него была самая топовая способность. И самая такая, для побега… не то, что у меня. И где теперь Захар?.. — Павел немного помолчал, наблюдая, как к нему подплывает улыбка. Отступил на шаг назад только потому, что думал мешает Нику пройти куда-то. Но Ник остановился около него — он слушал. Если бы не такой вид, то он вполне походил на человека. Мыслил в принципе логично и говорил связно. — Где-нибудь в лаборатории заперт… его там, наверное, уже на части разобрали, чтобы понять, как он работает и как таких же сделать. Прикинь — армия таких же… Только для этого ад надо пройти.

— Ну, не так уж и ад, — фыркнул Глеб, который сам не понимал, почему люди, столкнувшиеся с ужасом на несколько дней, часов в своей жизни получали взамен какой-то дар, а он, проживший в аду всю сознательную жизнь — нет. Иногда Паше казалось, что начальник им завидует.

Глеб поднялся, повернулся к Нику и спросил:

— Пожелания, может?

— Недельку тебя не видеть.

— Я имел ввиду по еде, но хорошо, я тебя услышал, — Глеб развернулся к выходу. Он снова хромал.

Нога болела так, словно его ранило только что, а не год назад. Глеб пожалел, что отпустил Павла, а просить Еву отвезти себя не хотел. Хотя, возможно, и стоило бы. Ей бы понравилось, прояви он слабость, но нет, пусть уж лучше презирает.

Пришлось сначала доехать до дома, там уже, войдя и плюхнувшись на кресло в прихожей, Глеб отдышался и достал телефон.

Трубку на том конце долго не хотели брать. Именно поэтому обычно Глеб ехал разбираться сам — выгонять его не решались, а вот так вот игнорировать — пожалуйста. Но все Черти, тем более бывшие, были людьми смелыми, и абонент вскоре перестал шифроваться и принял вызов.

— Слушаю, — буркнул Виктор на том конце провода. Блогер, который когда-то помог Глебу в поиске Ника.

— Удалил?

— Пошел ты, — огрызнулся Виктор.

— Удалил, — констатировал Глеб. — Я же обещал, я разберусь.

— Как ты разберешься?! В прошлый раз тоже обещал, что разберешься, а на деле просто посадил его! Посадил того, кого Черти обычно убивали! Будет теперь…

— Я не понял, тебе жить надоело? Или свобода?

— Да насрать! Меня убить должны были еще тогда! А сидеть… да я сам!..

— Вас всегда как расходный материал использовали. Нам повезло выжить, в том числе тебе. У тебя есть зрители. Ты можешь освещать события. Можешь доставать информацию. Честно, мне ты нужнее живым, чем мертвым. Даже если ты этого не хочешь. Так что, пожалуйста, чтобы я больше не слышал: «Вы должны убить эту тварь».

Виктор помолчал, но Глеб слышал его тяжелое дыхание в трубке. Настолько тяжелое, что Глеб задумался, все ли в порядке с сердцем у этого человека.

— Раньше хоть выход был. Что придут Черти и отомстят… Теперь что?

— Теперь их сажают твоими руками, — напомнил Глеб. — Ты поднимаешь волну, заставляешь их волноваться. Остальное делаю я, напоминая тем, кто должен выполнять свою работу о том, что они должны делать.

— И не убиваешь? — подозрительно спросил Виктор. Глеб честно соврал:

— Нет. Ты же знаешь, я никогда этим не занимался.

В конце концов, мало ли кто мог слушать телефон. Мало ли, что мог понять Виктор. Тот снова помолчал, но дышать стал уже тише. Возможно, понял.

— Я не заставляю тебя вести себя именно так, как надо мне. Но я не хочу поддерживать человека, насаждающего ненависть. Чем ты лучше телевизора тогда? Тем, что это другое? Что твоя ненависть имеет «достойные» цели?

— Достал, — огрызнулся Виктор, но этот комментарий Глеб пропустил мимо ушей, продолжил:

— Просто говорю, что если ты пойдешь по этому пути — я не с тобой.

— Думаешь, у меня денег не хватит на себя?

— Думаю, что дело не в деньгах, — вздохнул Глеб. Стало тихо — он давал Виктору время подумать. Конечно дело было не в деньгах. Виктор сорвался, но и он должен был понимать, что у них один путь, но разные методы. Глеб все еще был его шансом что-то исправить. В конце концов, Виктор вздохнул и нехотя, явно с сарказмом, ответил:

— Больше не повторится.

И скинул звонок, даже не слушая ответ.

Тимур позвонил в восемь утра, а в половине одиннадцатого уже был у Глеба. Тот встречал его во дворе дома, потому что Тимур обещал какой-то подарок, и Глеб с ужасом представлял, что и бывший Черт притащит ему труп или полутруп. Но Тимур вошел в ворота, удерживая за ошейник огромного алабая.

— Смотри, какой красавец! — радостно возвестил Тимур. — Вчера вечером привезли! И я сразу про тебя вспомнил. Ну, если он Тошика не сожрет, то… А где Тошик? Дома?

Алабай был и правда хорош, но упоминание другой собаки, которую Тимур привез ему в прошлый раз в качестве непрошеного подарка, немного подпортило Глебу настроение. Еще и нога со вчерашнего дня не проходила. Алабаи вообще были Глебу привычны — когда он только попал к Чертям, их дом охранял такой же пес. Который к тому же потом умер за Глеба. Так что пса в этот раз Глеб принял бы охотнее, чем прошлого бульдога. Но что-то подсказывало Глебу, что грядет скандал.

— Слушай, он же ласковый был, совсем ручной. Ну какой из него охранник? Я подарил его одному из детских домов, — соврал Глеб. Тимур смотрел на него с удивлением, не забывая удерживать собаку. Хорошее настроение тут же как ветром сдуло — он нахмурился и легко отпустил пса, словно специально, и эта махина тут же ломанулась знакомиться с Глебом.

Глеб не испугался Ника, не испугался и собаки. Хотя оба могли его без головы оставить в один укус.

— Я похож на дурака? — спросил Тимур спокойно. — Или ребенка, которому можно сказать, что старого кота увезли на деревню к бабушке?

Ворота за его спиной открылись — это на работу пришла Ева.

В темных брюках и рубашке она больше была похожа на работницу метро, чем охранника. Даже не поздоровавшись ни с Тимуром, ни с начальником, она произнесла:

— К нему в дом в прошлом месяце вломились. Думали, что у него как раз алабай и не рассчитали дозу снотворного на собачку, закинули шмат мяса с конской дозой. Извини, Тошик не выжил. Но алабая можешь оставлять, если он натаскан не подбирать жрачку с земли.

Глеб внезапно услышал в этом укор Тимуру. Он же приводил собак как охранников, но он должен был знать, что эти собаки скорее как домашние животные. Алабай в этот момент вылизывал руки Глебу, которого видел впервые в жизни. Тимуру не хватило бы жесткости вырастить настоящую охранную собаку.

— Я понял, — без злобы, но печально отозвался Тимур. — Ему опасно доверять собак.

— Да и людей, — выдохнула Ева, убирая темные очки в нагрудный карман. — Мы войдем?

Собаку оставили во дворе и, хотя выглядела она мирной, Глеб всерьез боялся за свою машину. Мало ли, как Тимур ее натаскать успел…

— Вы как? — спросил Тимур, который шел за Глебом наравне с Евой. Как Глеб не старался, он все равно хромал, но они не перегоняли его и не лезли с помощью.

— Потихоньку, — отозвалась Ева. — Все живы. Даже более здоровы, чем когда ты уезжал.

— Да, мне рассказывали про Ника, — печально отозвался Тимур. — Может, у него есть шанс снова стать нормальным?

— А как ты думаешь, человек может отрастить себе ногу, если ее отрубили? — вмешался в разговор Глеб, открывая дверь в свой кабинет. Напротив стола находились как раз два кожаных кресла. Глеб не мог себе представить, чтобы сейчас на разговор вел команду на кухню и наливал чаю. А ведь раньше так и было бы.

У Евы было свое мнение:

— Ник к этому долго шел и многое для этого сделал. Мне кажется… что ему в кайф, что ли. Мы постоянно ставим себя на его место. А он никогда таким как мы не был.

— Думаешь, он счастлив? — спросил Глеб, ощущая даже что-то вроде зависти. Он бы с такой жизнью не согласился, но Ник…

— Я слышала, как он напевал утром, когда я занесла ему завтрак, — пожала плечами Ева. Возможно, присутствие Тимура сделало ее мягче, хотя они и не были никогда такими уж друзьями. — Только не подумай, что это из-за того, кем ты вчера его накормил.

Глеб сидел за столом напротив, и видел, как побледнело лицо Тимура.

— Вы кормите его людьми? — спросил он глухо. Глеб и Ева хором ответили: «Нет», после чего Ева прибавила:

— Глеб иногда.

— Он первым напал, — по-детски защитился Глеб, пытаясь казаться невозмутимым. Чтоб ему в Чертях хоть раз предъявили, что он убил кого-то.

— А сказать, почему? — невпопад произнес Тимур. — Потому что ты делаешь ровно то, что собирался Бесов.

— Нет, — не слишком уверено бросил Глеб.

— Да! Ты же чем занимаешься? Собираешь бумаги, чтобы в думу попасть. Думаешь, кому передоверить бизнес, потому что с ним не пускают.

Для человека, который жил отдельно и только деньги от Глеба получал, Тимур слишком много знал. Видимо, по сети они с Павлом или Евой все же общались. Та молчала, но весь ее вид показывал: «А я тебе что говорила?»

— Ты Бесову сказал, что его убьют. А ты что же? Сильнее или бессмертный?

— Я не собираюсь оправдываться. Тебя это не касается уже.

— Так на тебя же снова нападать стали. Неужели не видишь, к чему все идет? Ты ведь еще только начал это, а уже…

— Это никак не связано, — перебил Глеб. — Это были люди, которые хотели долю в бизнесе занять. А я отказался. У того, что пришел вчера, был приказ Павла убрать как свидетеля несостоявшейся сделки. А мне отрубить что-нибудь. Пальцы, руку, ногу, уши — как получится. Как видишь… занимаюсь я политикой или нет, делаю я то же, что и Черти или нет, каким образом делаю — тут опасно все. Ты можешь выйти вечером из своего приюта, достать свой не дешевый телефон посмотреть время — и все, ты уже на прицеле. Конечно, меня убьют. Всех нас убьют. Ну, кроме Ника, этот теперь бессмертный. Что же мне теперь, как и ты забить и собак выхаживать?

Тимур помолчал, но не потому, что ему нечего было сказать. Скорее он видел, что не переубедит. Как-то уже жалко спросил:

— А ты хотя бы Нику скормил тех, кто Тошика убил?

— Конечно, — соврал Глеб, одновременно с этим в кресле справа от Тимура Ева отрицательно покачала головой — тот должен был это видеть, но решил проигнорировать.

— Как ты вообще выбираешь, кого убивать а кого нет? — продолжал Тимур. — Ты же собирался вообще завязать…

— Есть свидетели или нет, — честно признался Глеб. — Я уже не один из Чертей, я уже не в маске, я действую открыто.

— Леонид бы не одобрил, — поддела Ева. Глеб отреагировал тут же, словно ожидал этой фразы:

— Леонид пятнадцать лет топтался на месте и только усугублял ситуацию вместо того, чтобы разруливать. Еще и столько людей положил.

— Мне кажется, — уже не так уверенно заговорил Тимур, — что он выбирал жертв еще и для того, чтобы у нас не было соблазна оставить без помощи таких же, какими когда-то были мы.

— Но ты же смог, — напомнила Ева.

— Да я вообще людей не особо, я бы лучше собак спасал.

Ева кивнула и что-то такое в ее лице промелькнуло, что Глеб поспешил остановить:

— Даже не думай.

— Да ладно, Павел удобнее, у него способность боевая. Я не так уж нужна, — с улыбкой произнесла Ева, положив ногу на ногу.

— Павел отучился подходить к засаде с видом: «Я вам сейчас жопу сожгу», но у него теперь стадия «Я вам жопу сожгу, пожалуйста». Ты все еще лучше всех вводишь в заблуждение. Если бы нужно было сунуться куда-то с вероятностью выжить процентов в десять, я бы выбрал тебя.

— И совсем не потому, что меня не жалко, — вместо «спасибо» заметила Ева. Тимур вздохнул, вроде и устало, а вроде и как человек, которому не хватало этих разговоров.

— А про таких как мы что-то известно? Паша, я, Ева? Друг этот твой?

— Ничего нового. — Глеб почувствовал облегчение. Эта тема для него была проще и от нее не веяло могильным холодом. — Считается, что психологическое потрясение запускает процесс. Это что-то психическое. Я честно не очень понимаю в этом, так что, даже если бы видел исследования… а исследования, как ты понимаешь, не достать. Разве что кто бессмертный, как Ник… Но я боюсь, что у них и на Ника управа найдется.

— А если за нами придут, ты за нас вступишься?.. Они же рано или поздно начнут искать таких же. Уже начали, — осторожно прощупывал почву Тимур. Глеб просто кивнул, потом и словами подтвердил:

— Да. Я за вас буду бороться, тут ничего не изменилось.

Ева и Тимур просто кивнули — тут они были согласны. Словно их в Чертях искусственно друг к другу пришивали.

— Алабая я все равно тебе оставлю. Он жрет, как весь приют, и клетки у меня ему нет, — нехотя признался Тимур.

— Спасибо, — отозвался Глеб равнодушно, хотя и ощутил радость. Он и бульдогу тогда радовался. А когда того отравили — закопал просто, без особой грусти. Не до того было.

Меньше всего Глебу хотелось тащиться на улицу, но отчего-то не мог остаться в кабинете и отправить провожать Тимура только Еву. Кажется, и ей тоже особо не хотелось идти — дом большой, не то что их прежний.

Не было похоже, чтобы хоть кто-то из Чертей ему завидовал. И Тимур так же шел не осматриваясь, погруженный в свои мысли. В драных джинсах и пыльной толстовке он выглядел тут как-то чужеродно, и казалось, что да, он нашел свое место на той даче. И Глеб был за него рад, но не завидовал и ему. Во всяком случае не в том, как Тимур решил прожить свою жизнь. Но Глебу казалось, что все кроме него на своих местах, все пришли к какому-то закономерному итогу, и он помог им в этом, но его путь был намного сложнее и дольше, чем их. И теперь ему казалось, что все это время он топтался на месте. Более того, Глеб не видел цели. Мир казался проще, когда он думал, что еще немного побарахтается и умрет, потому что в Чертях не держались долго. Сейчас нельзя было даже думать о смерти, хотя о ней говорили все вокруг даже больше, чем в активное время Чертей. Сейчас слишком многое было завязано на нем. Глеб знал, что и с его смертью Черти найдут, что делать и как жить дальше, но хотел надеяться, что все же чуть больше им нужен.

Алабай стоял прямо напротив ворот и смотрел на Тимура преданно — словно ждал, что тот его посадит в машину и увезет домой, а там еще покормит. Собака была худощавой, с большими печальными глазами и такими голодными, что Глеб задумался — не послать ли Еву за кормом, а на встречу съездить самому. У него были и другие люди, которые могли позаботиться о собаке, просто думал, что Еве будет приятно вспомнить прошлое.

Тимур тоже как-то не спешил уезжать, как бы нервно Глеб не посматривал на часы. Потрепал пса за ушами, что-то сказал ему.

У Евы начался рабочий день, судя по времени, и ей было комфортно здесь и сейчас, за забором, где никто не пытался ее убить. Глеб иногда думал, что в целом с идеями Леонида она осталась согласна, но не очень-то хотела жертвовать ради них своей жизнью. Поэтому нынешний порядок ее устраивал — вроде и людей убивать все еще можно (очень редко и очень тихо), а вроде и не так опасно.

От пса Тимур поднялся с улыбкой, которую у него сложно было представить, будь он еще в Чертях. Наткнулся на внимательный взгляд Глеба и попытался ее спрятать, но губы в исходную недовольную линию возвращались неохотно и получилось, что Тимур спросил в беспомощным выражением лицо, словно снова был мальчишкой, запертым в доме с тремя убийцами и несчитанным количеством трупов на заднем дворе.

— Ты ведь знаешь, что делаешь?

— Да, конечно, — уверенно соврал Глеб. Тимур кивнул, постепенно становясь серьезнее.

— Пса береги.

В этот раз Глеб просто кивнул. Он рассчитывал, что уж алабая точно вряд ли кто тронет, но для себя решил ночами на улице его не оставлять.

Было отличное летнее утро, с безоблачным небом и теплым, но не жарким солнцем. Запланированы три несложные встречи. Все, кого Глебу хотелось сберечь, были живы и напрямую им ничего не угрожало. Глядя, как отъезжает Тимур, он думал о том, насколько идеальным был этот момент, насколько спокойно на душе и как верилось в хорошее будущее. О том, как ему хотелось бы застыть в этом моменте и чтобы ничего больше не менялось.

Но приезд Тимура съел почти все свободное время, и они вот-вот начали бы опаздывать. Поэтому Глеб развернулся и приказал:

— В машину, — но потер переносицу и исправился: — Пожалуйста, веди сегодня ты. Нога болит ужасно.